Хроники ускоренного сердцебиения (сборник) Шитуев Валерий

Полукругом, обнявшись руками,

Так, что ногти впивались в ладонь,

Наши женщины дико кричали

А в глазах тот же адский огонь…

Где-то звезды в тумане мерцали

В дальних водах Вселенской реки,

Их проблемы Земли не смущали —

Есть над ними свои Вожаки.

Не поэт

Я думал он поэт… Он не писал стихов,

Но как любил вино, каких имел врагов,

А сколько женских глаз грустили по утрам,

И сколько женских тел легло к его ногам.

Я думал он поэт… Ведь он любил рассвет,

Купался в свете звезд уже немало лет,

Встречал весною птиц и в стае на пари,

Не напрягая грудь, держал октавы три.

Я думал он поэт… Каких он знал друзей!

Из них с мадам Тюссо он мог создать музей,

Ведь так удобно вверх скакать по головам,

А грязный старый шлам сдавать в утиль к «мадам».

Я знаю почему он не писал стихов…

Ведь он любил себя. Любил – и был таков!

А в сердце пустота, и на душе замок,

И ангел бился зря – ключ подобрать не смог.

Нельзя родить ручей, не проливая слез,

Нельзя поэтом стать, когда в душе мороз,

Нельзя писать стихи без крови, не спеша,

Нельзя дарить любовь, когда молчит душа…

Тироль

Тихо дремлют Тирольские Альпы

Отдыхают от вечного бега,

Натянув на лесистые скальпы

Одеяло из белого снега.

Чуть расслабив бугристые спины

И гранитные острые плечи,

Ждут весну под лебяжьей периной

Каменистые, горные свечи.

Вновь изрезали спящие склоны

Сноуборды и лыжные трассы.

И ночами ретраков [4] колонны

Топчут плотные снежные массы.

Нарастает в толпе нетерпенье

У подъемных машин в тесной давке,

В беготне с первых дней от рожденья

Словно делаем первые ставки.

А с вершины, затерянной в тучах,

И вонзившей свой пик в бесконечность,

Примостился на каменных кручах

Одинокий старик, глядя в вечность.

Все внизу так смешно и ничтожно,

Все замедлено маревом зыбким.

Даже время течет осторожно,

Как столетний коньяк из бутылки.

Только сверху, окинув земное,

Бренной жизни хлебнув в полной мере,

Вдруг постигнешь на миг все живое

И заплачешь о правде и вере.

Здравствуй мама

Поздний вечер. Пустота. Звонок,

Надоевшей трелью – долгой, длинной,

Тихий голос: «Как дела, сынок?

Не звонишь, а я волнуюсь, милый.

Как здоровье, все ли хорошо?

Как семья, когда ко мне приедешь?»

«Здравствуй, мама! Жив пока еще.

Замотался. Скоро буду. Веришь?»

На столе скопился ворох книг,

Кипы непрочитанных журналов,

На работе – сверхурочный сдвиг

И напрасной беготни навалом.

Выжат, словно тертый огурец,

И готов для греческой дзадзики [5] .

Но когда-же к маме, наконец,

Загляну под радостные вскрики.

Ей не надо от тебя наград,

И обновки мало греют спину.

Твой приезд, подаренный наряд —

Лишь попытка прикоснуться к сыну.

Разлохматить кудри на висках,

Накормить борщом и пирогами,

Посидеть, обнявшись при свечах, —

И всего-то захотелось маме.

Мы стареем с каждым новым днем

И морщины лепят новый образ

Для нее же все равно – дитем

Остаемся, несмотря на возраст.

Поздний вечер. Сумрак. Пустота…

И печаль скрутила поневоле…

Вспомнив материнские глаза,

Я лечу смахнуть ей слезы боли.

Фрак

А черный ворот ветреного фрака,

Оставшийся со мною на века,

Мне говорил: «Какая ж ты собака,

Вернись ко мне скорее навсегда!»

И фалды сюртука так крепко грели,

Хотя с тобой не связаны совсем…

Ох! Как они крутили и вертели

На том балу, где верили нам всем.

Где нас с тобой улыбками встречали,

И где шампанское лилось рекой,

Заочно нас с тобою обвенчали

И чуть не завлекли в большой запой.

Где черный фрак? Где белая сорочка?

Где бабочка и трепетный манжет?

Мне душу прострочила эта строчка,

И где же мой потерянный корнет?

Который год сдаю сюртук в химчистку,

Который год я расправляю фрак,

Мне душу надо сдать бы на очистку —

Люблю его, а он меня никак!

Мудрость

Любимой дочери

Я думал жизнь устроена так криво,

Что выкрутасов этих не понять —

Их можно только вежливо принять:

Невозмутимо, сдержанно, брезгливо —

И уходить как можно дальше мимо…

Не думал я, что в мире старых сказок

Купить все можно оптом и вразброс,

Когда весь мир несется под откос,

И нет на свете никаких подсказок,

Ни слов, ни наставлений, ни указок!

Но кто же знал, что участь так печальна,

Никто не в силах время удержать;

Проходит жизнь и некому пенять,

Что суть вещей, как и потерь – фатальна,

А впрочем, эта истина банальна…

Я мог бы все купить или продать,

Похоже, мир все ближе к этой цели,

Но мудрость, что дается с колыбели,

Нам не дано во всей красе познать,

Не то что просто взять и передать!

О Господи, ты дал и мне понять,

Нам не дано купить любовь ребенка,

Я бросил жизнь к ногам твоим, девчонка,

А в назиданье я бы мог сказать,

Как дальше жить, тебе одной решать!

Вечность

Ты опять не звонишь,

Мое солнышко светлое, ясное.

Ты опять вся в делах,

Вся в бездумных проблемах своих…

Ты опять далеко,

И глаза чуть раскосо прекрасные

Сотрясают миры,

И должно быть, глядят на других.

Снова вечность прошла —

Как давно мы с тобой распрощались,

И минуты бегут,

И молчит мой проклятый «айфон».

Снова наши пути

Словно стрелки часов разбежались,

Где-то в дебрях Москвы

Ловит роуминг твой телефон.

Ты опять не звонишь,

Мой «ежонок» – мое вдохновение!

Ты исчезла, пропала,

И в сердце моем сквозняки;

По земному счислению

Одно пролетело мгновение,

По законам любви —

Уже вечность мотает круги…

Вдруг прерывисто трель,

И очнулась железка безмозглая,

Боже правый – Она,

Объявилась моя егоза:

«Где ты? Как ты? Куда?

Эта вечность такая промозглая!»

Посмотрел на часы,

А прошло лишь четыре часа.

Возлюби себя

Я долго полз к себе своей дорогой

И наконец, познал свой путь к себе.

Я был задирой, трусом, недотрогой —

Теперь я знаю, жизнь и путь к Судьбе.

Не видел я любви, а только мерзость,

Но научился из дерьма творить добро.

Я возлюбил себя, теперь имею дерзость —

Любить и отдавать добро за зло.

Смотрело небо черной пустотой.

Светил фонарь над грязным сквером.

Сидел старик на лавочке пустой —

Он возлюбил себя и умер с верой!

Роль

Я нужен для чего-то… Для чего?

Не зря рожден я в этом бренном мире.

Не собирать же раритетные картины

И не стрелять по пятницам в закрытом тире.

Стрелять в мишени скучно…И в кого?

Я должен жить для окружающих людишек?

Давать авто, подарки, инвентарь…

Я не скупец, но вовсе не мытбрь

И остается все как было встарь –

Дарить бриллианты и коллекционных мишек.

Но если рядом не пасется «стадо»

И «быдлом» люди вроде не зовут,

И бросить горсть земли на кладбище зовут.

И за советом ходят – и еще придут…

Наверно сверху там кому-то это надо.

Но помню я всегда глаза своих подружек,

Глаза девчонок тех что не стареют.

Глаза девчат, которые тебе так верят,

С такой надеждой смотрят на тебя и млеют.

Как жаль, что соль и влага с ними дружат.

Я понял для чего рожден в Тигровом знаке,

Чтобы стоять за Козерогов в драке

И чтоб пасти Овец на заливных полях…

Все в этом мире при своих ролях…

А я лишь царь зверей в каком-то Зодиаке.

Дорогим:

Ирине 30.03. Овен

Анастасии 31.12. Козерог

Завещанная любовь

Ты слышишь деревья в саду,

О чем с ними ты говоришь?

Над чем на лужайке молчишь?

Доверила клену любовь,

И тайны свои на беду,

И вновь взбудоражена кровь…

О ком ты шепталась в саду?

В твой дом постучался рассвет,

Ты с ним ворковала весь день,

И только вечерняя тень

Спугнула его, но опять

Ты долго хотела в ответ

О чем-то своем рассказать…

Кому ты послала привет?

Часами ты слушаешь дождь,

В твое барабанит окно,