Рубины хозяина Ко Васильев Владимир
Далеко прятал Мунир свой волшебный ларец, в землях южан-дулебов, не мог уже старый Расмус отправиться в путь с Йэльмом, как не раз отправлялся с его отцом Эриком, и потому отослал с воинами своего внука Бролина.
Когда солнце — щит Отца асов — стало согревать землю, а весна отогнала холода, Йэльм снарядил свой драккар, а его спутники — свои ладьи, и ушли даты в море. Расмус простился с ними, проводил до берега, оставив под защитой асов и Бролина, сказав на прощанье лишь одно — не ключом заперт ларец: смертью, и всякий, кто посмеет открыть его, падет от руки Мунира тотчас же. Лишь колдун Расмус сумеет сделать это без вреда себе и остальным. Даты поверили — ибо о том же говорили легенды, и поклялись принести Расмусу заветный ларец, чтобы смог он договориться с Муниром-вороном и Отцом асов Одином, чтобы сила их стала доступна датам.
Йэльм взял с собой сто пятьдесят воинов; еще полсотни ушло с ним, чтобы вернуть ладьи, когда скроется ярл в лесах. И скоро зеленый драккар впервые пристал к берегу без хозяина на вике, но пока это было добрым знаком. Расмус этому только вздохнул — ему оставалось лишь долгое ожидание. Поздней осенью ладьи посетят восточный берег, а если Йэльма не будет, еще раз пойдут туда весной. Весной ярл должен вернуться обязательно. Если не вернется весной, значит не вернется никогда, Расмус это прекрасно понимал.
А воины Йэльма тем временем шли к землям дулебов, упорно и настойчиво, и каждый шаг приближал их к ларцу Мунира.
Хокан давно перестал глазеть по сторонам — лес однообразно тянулся и справа, и слева сплошной непроглядной стеной; редко когда сквозь кроны пробивалось солнце. Первые дни было немного не по себе, а позже Хокан свыкся. Теперь он видел лишь ноги и спину идущего впереди Верворта, все остальное слилось и внимания не привлекало. Хокан был уверен, что шагающий позади Магнус тоже смотрит лишь на его ноги, мерно ступая след в след. Мысли вязли в ритме шагов — раз-два, раз-два, интересно, каков он, этот сказочный ларец? Раз-два, раз-два… и так изо дня в день, от привала до привала.
Впереди посветлело, сквозь бронзу могучих стволов пробилась свежая яркая зелень. «Или река, или поляна», — подумал Хокан, выглядывая из-за спины Верворта. Ларс в голове растянувшейся цепочки датов поднял руку, воины остановились. Хокан сразу же повалился на резные листья папоротника; Магнус, Верворт, Огрис и Коек-скальд уселись рядом с ним. Сзади подходили все новые и новые воины, прошли Свен и Стрид, присоединившись к Йэльму и Ларсу у самой опушки, ибо не поляна была впереди, и не река — лес заканчивался здесь, а дальше, почти до горизонта, тянулась ровная зеленая степь и виднелись невдалеке стены селения. Может, это уже первое дулебское селение, а может, еще полешуки. Берсеркеры совещались, даты ждали их решения и попутно отдыхали, расположившись на траве.
До сих пор они не трогали встречные селения, скрытно обходя их стороной. Йэльм справедливо считал, что раньше времени не стоит восстанавливать против себя многочисленный лесной народ. На побережье проще — налетели воины на селение, словно ветер на паруса, взяли свое и ушли в море на испытанных не раз ладьях. А здесь кругом леса, селений много, а датов всего полторы сотни, и не приютит, не укроет их чужая земля после удачного набега.
Йэльм, нахмурившись, рассматривал селение, братья молча ожидали рядом.
— Пройдем мимо, — неожиданно сказал ярл, не меняя позы, — не будем ни прятаться, ни нападать.
Он повернулся к Ларсу:
— Что скажешь, Ларс-Орм?
Тот пожал плечами, словно не видел разницы.
— Бролин! — позвал Йэльм колдуна. — Далеко ли пещеры?
Молодой черноглазый дат, внук старого Расмуса, мигом оказался рядом с ярлом. Он, как и все, был вооружен, но кроме всего прочего носил на боку сумку, украшенную рунами из бисера. Что он там держал — не знал никто, но все видели, что перед самым походом эту сумку дал Бролину сам Расмус.
— Расмус-Моргун сказал, что когда леса станут низкими и пропадут, до пещер останется идти два дня.
Йэльм огляделся на окружающие их стройные громады сосен и проворчал:
— Низкие леса, ничего не скажешь!
Бролин без тени смущения парировал:
— Но лес обрывается, Йэльм-Зеленый Драккар, а значит, пещеры близки. Не зря твои даты идут уже который день и даже птица, взмывшая ввысь, не увидит морских волн, что остались за спиной.
— Так, колдун, но увидит ли она пещеры? — спросил ярл. — Это важнее.
Бролин промолчал.
Йэльм снова повернулся к Ларсу.
— Когда ларец будет у нас, воины найдут где повеселить мечи и чем наполнить походные сумы. А пока побережем силы!
На шум справа он не обращал внимания, пока не послышались крики и треск сухих веток под людскими ногами. Стрид беспокойно оглянулся и украдкой тронул Ларса — там остановились его воины.
Обернулся и Йэльм, взявшись за рукоять меча:
— Что там?
Хокан, Верворт, Магнус и еще насколько воинов Ларса вели к Ярлу двоих упирающихся желтоволосых парней в одеждах, что носили местные жители. Руки у них были стянуты за спиной крепкими кожаными ремнями.
Хокан-младший, сын Хокана-свея, держал одного, совсем еще юнца, силач Магнус — второго, остальные им помогали.
Хокан, обращаясь одновременно и к Йэльму, и к своему ярлу Ларсу, сказал, еще как следует не отдышавшись:
— Местные! Прятались в зарослях…
Старший из пленников сердито покосился на Хокана. Левый глаз его быстро заплывал от молодецкого удара — очевидно это постарался именно Хокан.
— Толмача! — потребовал Йэльм. Позвали Коека-скальда, щуплого рыжеволосого юношу с озорным взглядом. Он встал между ярлом и пленниками и сейчас был непривычно серьезен.
— Спроси, что это за селение и кто они?
Коек произнес несколько фраз, парень с заплывшим глазом неохотно ответил.
— Это дулебы. Селение зовется Болона.
Йэльм нашел глазами Бролина.
— Спроси, где пещеры, — велел он Коеку.
— Те пещеры, что у озера, — уточнил Бролин.
Коек спросил, оба пленника вдруг уставились на него с неподдельным испугом и удивлением, а потом заговорили, одновременно, Коек едва успевал вертеть головой и вслушиваться.
— Чего они? — не вытерпел Бролин.
Коек развел руками.
— Пещеры они знают, до них два дня ходу. И еще говорят, что там живут… — толмач замялся, — люди с головами, как у собак.
— Сваны? — изумился Йэльм. — Что делают злые духи-оборотни рядом с ларцом Мунира?
Коек принял это за вопрос и обратился к дулебам. Отвечали они долго и с прежним испугом, снизив голос почти до шепота. Наконец скальд растолковал:
— Они живут как люди. Носят похожую одежду, пользуются оружием — ножами и мечами, — но обитают в пещерах. Последнее время часто нападают на окрестные селения, грабят, убивают, жгут. Многих, особенно молодежь, уводят с собой под землю, и никто из плененных еще не возвращался. Пришли они недавно, откуда-то с юго-запада, из-за гор, и ранее о них мало кто слыхал.
Йэльм нахмурился.
— Что скажешь, Бролин-колдун?
Тот выглядел сильно озадаченным.
— Скальд, спроси, можно ли их убить?
Коек поговорил с пленниками.
— Да, в битвах гибнут и они. Кровь у собакоголовых, как и у людей, красная. Но они сражаются яростно и убить их нелегко.
Бролин поразмыслил.
— Нет, не духи это, ярл. Не бывает духов смертных и истекающих кровью.
— Что же это за твари?
— На знаю. Может быть, песьи головы это только шлемы?
Коек замотал головой.
— Нет! Они говорят, что видели мертвых. Голова самая настоящая.
— Много ли их в пещерах? — спросил вдруг Ларс.
Пленники не знали. Нападали собакоголовые большими отрядами, по сто-двести воинов, иногда мелкие группы сталкивались в лесах с людьми и тогда ни те, ни другие не знали пощады. Война шла не жизнь, а на смерть.
— Если их можно убить, они будут убиты, — сказал твердо Йэльм, — песьи головы рубить не труднее, чем человечьи. Слышите, даты, застоялись ваши мечи в ножнах, уснули секиры у пояса. Будет им скоро дело, два дня ходу до логова хунткоппов. Так ли, братья мои?
— Хей-я! — в один голос отозвались Ларс, Свен и Стрид. — Веди, ярл!
Воины-даты одобрительно загудели.
Йэльм зловеще ухмыльнулся и спросил Бролина:
— Нужны ли провожатые, колдун?
Тот пожал плечами:
— Зачем? Я узнал, где пещеры, сам доведу.
Йэльм обнажил меч и солнце отразилось от клинка: был это Медвежий Клык, оружие дедов и прадедов, добытое предками братьев-берсеркеров в битвах с южными конунгами много лет назад. Два крупных изумруда блистали в лесном сумраке, как глаза огромной кошки.
Пленники побледнели при виде его, но вождь датов лишь освободил их от пут. Дулебы, беспокойно озираясь, переминались с ноги на ногу.
— Скажи им, скальд, чтоб убирались в свое селение. Даты разят врага в бою и не трогают желторотых.
Коек махнул рукой в сторону Болоны и произнес всего одно слово:
— Уходите.
Дулебы, еще не веря, медленно, озираясь на каждом шагу, двинулись к опушке, а потом кинулись бегом, едва не обгоняя ветер.
— Вперед, даты! — закричал Йэльм и воины дружно вышли из леса. Приминая буйную сочную траву, они сбились в плотный беспорядочный строй и зашагали вперед. Селение стало медленно приближаться.
Хокан видел, как освобожденные дулебы добежали и юркнули в ворота; почти сразу послышался резкий звенящий звук. Селение быстро изготовилось к защите — стали видны воины на стенах. Солнце играло на их клинках и остриях копий.
Йэльм захохотал:
— Пусть порезвятся, трусливые южане!
Болона застыла в ожидании нападения, но даты, приблизившись, отклонились в сторону и, не задерживаясь, прошли мимо стен. Дулебы-воины мрачно наблюдали с укреплений, ожидая возможного подвоха и скоро ими овладела растерянность — такого никто еще не видал.
Даты, не проронив ни звука и не задерживаясь, промелькнули совсем рядом и проворно скрылись на юге за близким туманным горизонтом.
Бролин вел их дальше, к пещерам, где шумел у озера водопад, где хозяйничали невиданные хунткоппы — собакоголовые люди, где Мунир-ворон хранил свой ларец, полный магической силы, и даты готовы были сокрушить все, чтобы завладеть им по праву меча и милостью Одина, отца Асов.
Впереди вставали горы.
5. Шаман
Кибитки стояли неровным кольцом. Временное печенежское стойбище отгородилось от степи лишь ими — надежными и удобными домами на колесах. Ветер, ничем не сдерживаемый на равнинных просторах, шевелил натянутые шкуры, служившие степнякам стенами. В свете костров падали на них причудливые живые тени, казалось, это демоны бесшумно пляшут вокруг стойбища.
Алликас-хан вышел из центрального шатра и, прищурив без того узкие глаза, огляделся. Кибитка шамана пристроилась внутри кольца, входом к центру. Алликас, мягко, по-кошачьи, ступая, направился к ней; следом, словно тени, скользнули два верных телохранителя — Сабир и Фаткулла. Им еще в детстве отрезали языки и воспитали на одном — звериной верности хану. Алликас тогда был тоже совсем еще мальчишкой и успел за годы привыкнуть к немым стражам, общаясь с ними только жестами, хотя телохранители прекрасно слышали и понимали речь. Что делать, привычка.
Саят сидел прямо на земле, привалившись спиной к колесу, и курил длинную раскрашенную трубку. Приторный сладковатый запах ударил в ноздри. Алликас поморщился — шаманит могучий. Отсутствующий взгляд Саята и мерное покачивание из стороны в сторону говорили о том же. Хан хмыкнул, из кибитки выглянул один из помощников Саята — шустрый чернявый юноша-хазар по имени Нурали. Увидев Алликаса, он выпрыгнул на землю и поклонился.
— Давно шаманит? — спросил хан, кивнув в сторону Саята.
Нурали пожал плечами и хихикнул:
— С детства…
Алликас одновременно и вскипел, и готов был расхохотаться — смешливый слуга колдуна имел довольно дерзости, чтобы шутить в присутствии хана, но и достаточно ума, чтобы не слишком зарываться. Схватив его за ухо Алликас грозно крикнул:
— Смотри, хазар, голова у тебя лишь одна!
Нурали взвыл от боли, ибо хан на слабость рук не жаловался, но, видя смеющиеся глаза его, не особенно расстроился.
— Вай! Прости, Великий и Светлый, слугу твоего за дерзость!
Алликас тут же сменил гнев на милость, усугубив все крепкой оплеухой хазару.
— То-то! Отвечай, когда смогу поговорить с Саятом-Могучим?
Нурали, потирая горящее ухо, собирался что-то сказать, но его перебил сам шаман:
— Говори Алликас-хан, Саят тебя слушает.
Взор у шамана был потухший и блуждающий, сейчас он задержался на Алликасе. Хан жестом отослал Нурали и сел рядом с Саятом. Треск костра заглушил тихий говор.
— Весна пришла, Могучий. Не пора ли отправиться на заход солнца за Волшебным Сундуком? Сколько времени прошло с того дня, когда услыхал ты голос Неба? Белокурые урусы могут о Сундуке пронюхать, им ли дано владеть его магической силой? Придем и возьмем первыми — конница моя быстра, а сабли воинов отточены. Что держит тебя, шаман?
Приторный дым висел в воздухе, Алликас чувствовал, что дурман начал опутывать и его, мутить взор, нагонять блаженную вялость.
Саят долго сидел недвижимо, потом медленно взял изо рта трубку.
— Великий и Светлый, силен ты в бою, но не спеши в бой. Урусы уже давно проведали о Волшебном Сундуке и идут за ним, — он криво усмехнулся.
— Не дойдут, я постараюсь.
Зрачки шамана напоминали черные зияющие провалы.
— А знаешь ли, Великий и Светлый, что не только урусы проведали о нем? Северный морской народ оставил своих плавучих коней и отправился за сундуком в земли урусов.
Алликас вспыхнул:
— За обладание Сундуком уже идет драка, а я сижу и тебя слушаю? Темнишь, шаман!
Саят выпустил сизый клуб дыма, принявший форму всадника с длинной саблей.
— Не спеши, Великий и Светлый! Плохо знаешь ты Саята, прозванного Могучим. Не обязательно ходить за сундуком. И не северян-мореходов следует опасаться, а урусов светловолосых, ибо стоит за ними грозная сила. Иди, Алликас-хан, и будь покоен, ибо не менее тебя мечтаю я, Саят Могучий, о волшебном сундуке древних!
Чувствовал Саят что-то неясное в силе урусов. Многие его беспокоили, кого видел и осязал, наполнив разум священным дымом Индры; и вожак светловолосых, обладатель молодого меча Грома, и колдун их непонятный и темный, и особенно воин, носивший старый меч, оружие древних, клинок, освещенный волшебными изумрудами подземной страны Ко, меч Грома, помнивший седую старину и вековые страшные битвы. Пытался Саят запугать воина, когда в одиночестве пробирался он сквозь чащу-бурелом, да не робок тот оказался, не испугался крылатого посланца, и тогда предупредил его Саят — смерть ждет тебя, а ранее — гнев и козни нечисти лесной, небесной, болотной да подземной. Далеко, не сумел шаман достать его душу и выжечь ее сразу, дотла. Далеко. Да и меч Грома защитил бы. Но ничего, силен Саят, не зря прозвали его степняки Могучим, горько посетуют на судьбу свою злую урусы-ослушники.
Он хрипло рассмеялся, запрокинув голову и обнажив крепкие желтоватые зубы.
Хан взглянул в глаза шаману и медленно потянулся за его трубкой. Сабир с Фаткуллой сидели невдалеке, не издавая ни звука.
Костер догорал.
МЕНТАЛЬНЫЙ РЕТРАНСЛЯТОР-УСИЛИТЕЛЬ ХА-27СОТЧЕТ ПО ИМПУЛЬСУ № 17Состав импульса: стандартный
Мощность: стандартная
Засечка: без помех
Эхо-сигнал: полный
Уровень искажений: (э/с) не искажен
Число корреспондентов: три
Корреспондент N 1.
Пеленг — 117»
Расстояние, км: — 5692
Имя/БП-код: — Расмус/Р
Возраст, а.л. — 81, 4
Коэфф. биолокации: — 0, 27
Характеристика: использует биочастоты нормального спектра, импульс принял, обработка 0,14 мксек, эхо-сигнал естественный.
Корреспондент N 2.
Пеленг — 142»
Расстояние, км: — 3415
Имя/БП-код: — Тарус/Т
Возраст, а.л.: — 26, 1
Коэфф. биолокации: — 0, 35
Характеристика: судя по всему, использует дробные биочастоты, механизм выработки и удержания коэффициента дробности неясен, равно как и процесс кодирования дробной частоты.
Импульс принял, обработка О, 13 мксек, эхо-сигнал естественный.
Корреспондент N 3.
Пеленг: — 181»
Расстояние, км: — 1979
Имя/БП-код: — Саят/С
Возраст, а.л. — 36, 8
Коэфф. биолокации: — 6, 94
Характеристика: впервые у человека зарегистрирован коэффициент биолокации, превышающий единицу и равный 6, 94. Имеет аномальную структуру ментальных цепей, использует биочастоты нормального спектра. Способен подпитывать по амплитуде свой и чужой ментосигнал на любой дальности.
Импульс принял*, обработка 45,29 мксек, эхо-сигнал искусственно скомпонованный, достоверность — 96 %.
*Примечание: информацию верхнего и нижнего модулятивных рядов считал впрямую, боковую составляющую сразу же закольцевал, блокировав одновременно подкорку, и считал по наводкам. Результат: осознание источника информации об объекте. Последствия: стал использовать сканирующие цепи ретранслятора и отдельные цепи усилителя в собственных целях. Блокировать управление ими корреспондентом Саят/С не удается.
Конец отчета.
6. Омут
Могучие длинногривые кони, привычные к лесам, бойко рысили по сухому зимнику. Еще недавно, в разгар половодья, здесь смело ходили на моноксилах, нигде не чиркнув по дну, а теперь вода спала, лучшей дороги нечего было и желать.
Тарус и Боромир ехали во главе войска. Непоседа собрал неплохую рать: вдоль зимника вытянулись две сотни его воинов; после скакали полста молодцов Позвизда и столько же Заворича; почти девяноста — Роксалана; замыкала поход сотня венедов Бограда.
Боромир вел дружину на юго-запад, вдоль Андоги. Апрель буянил вовсю — после тучных полей жита и овса воинов окружило высоченное разнотравье-дурнина, рай для скотины и зайцев. А потом пошел лес, огромный, звенящий на все лады и полный жизни.
Вишена, чуть поотстав от Боромира, дремал в седле, припустив поводья. Вчера они со Славутой и Боградом долго сидели в горнице, попивая крепкое лойдинское пиво и поминая былое. Славута покачивался на вороном коне справа и, похоже, тоже задремывал, убаюканный мерной поступью. Как рядом очутился Тарус, Вишена не заметил, очнулся он от легкого похлопывания по плечу. Славута, тоже разбуженный, тряс головой и протирал глаза.
— Спим, ратнички? — ухмыльнулся Тарус.
Вишена пожал плечами и чародей вдруг посерьезнел.
— В Рыдоги наведаться надобно. Поможете.
— В Рыдоги? — удивился Вишена. — Это ж не по пути. Да и зачем? Там ведь болота непролазные, завязнем, я тех мест не знаю.
— Я знаю, — сказал Тарус. — Поехали.
Серый конь, послушный воле чародея, скользнул вбок и стал головой к проезжающей дружине; Вишена и Славута замерли подле Таруса. Все заметили, как Боромир обернулся в седле и помахал им рукой. Тарус ему ответил — значит с Непоседой чародей уже успел сговориться.
Мимо тянулась и тянулась Боромирова дружина. Вот проехал Роксалан и его люди, Заворич со своими пажанами, Позвизд. Потом пошли венеды и около них задержался Боград с братом Богуславом.
— К Омуту? — спросил Боград, осаживая коня.
Тарус кивнул.
— Где сойдемся?
— Думаю, в устье Шогды. Там селение есть, Иштомар зовется. Боромира там знают.
Боград кивнул согласно — там он тоже бывал.
— Удачи вам!
И хлестнул коня, уносясь вслед дружине. Богуслав, вскинув на прощание кулак, умчался за ним и на зимнике остались лишь трое — Тарус-чародей, Вишена Пожарский и Славута-дрегович.
А вокруг стояли нескончаемые лойдинские леса.
— Поехали… — проворчал чародей, тронув коня, и углубился в чащу. Троп он не искал, вел напрямик, сквозь редкий подлесок. Вскоре зимник затерялся где-то позади. Здесь дремать уже не стоило — трое это не четыре сотни с лишком. Ухо востро, глаза бегают… Да и Тарус выглядит суровее, чем обычно. Видать, неспроста.
Ехали долго и почти все время молчали. Приближался вечер, Ярило-солнце готовился к отдыху и путникам тоже пора было позаботиться о ночлеге, а Тарус все гнал и гнал вперед. Под ногами у коней начала хлюпать темная болотная вода — Рыдоги есть Рыдоги…
Вишена догнал Таруса.
— Гей, Тарус-чародей, где ночевать-то будем? Не здесь ли, по колено в воде?
Тарус обернулся к нему:
— Не серчай, Пожарский, знаю, куда веду. Почти уж на месте.
Скоро и впрямь жижа из-под ног исчезла; открылся пологий холм-остров, поросший редкой ольхой и ежевикой. В центре виднелся старый бревенчатый овин. Тарус указал на него рукой:
— Какая ни есть, а все ж крыша над головой. Отсюда до хутора, где Омут живет, рукой подать. Завтра с утра там будем.
Около овина они спешились, вытерли коней, стреножили и оставили пастись. Славута с Вишеной принесли дров, развели костер, Тарус тем временем приготовил мясо и хлеб.
Смерклось; лишь огонь освещал закопченные старые стены. Чернел огромный зев входа, эхом отдавался внутри хохот ушастого филина. Путники, не спеша, поели и стали устраиваться у пламени. Вишена лениво отстегнул меч и вздрогнул от неожиданности — изумруды горели, перекрывая даже свет костра.
— Гляди, Тарус! Нечисть рядом!
Славута, уже было улегшийся, вскочил. Чародей тревожно оглядывался, но вокруг было тихо и покойно.
— Может, овинник? — предположил Славута.
Тарус развел руками:
— Кто знает…
Филин захохотал снова — Вишена вслушивался в ночь, пытаясь понять, что кроется за ее кажущимся спокойствием.
— На коней взгляну, — сказал он, поднимаясь.
Когда Вишена подошел к выходу, крупная черная тень, похожая на огромного кота, метнулась в угол и пара пылающих глаз впилась в него.
— Овинник! — вскрикнул Вишена, видевший этого нечистого впервые. Глаза в углу сверкнули и погасли, но дока-Тарус успел его разглядеть и наложить защитное заклятье.
Злого овинника, обычно хохочущего нагло и издевательски, на этот раз ловко обезвредили, еще до всех его возможных козней. Изумруды теперь лишь слабо лучились зеленью.
— Готов, — довольно сказал Тарус. — Нас он теперь не тронет — не сможет. А за коней не бойся, Вишена, Сирко мой от нечисти тоже заклят, а волков он гоняет пуще, чем ветер листья. Да и вот они, рядом.
У овина и впрямь виднелись, затертые темнотой, силуэты всех трех коней. Вишена успокоился и лег. Тишина и особенно уверенный голос Таруса разогнали страхи. Он поддался наваливающемуся сну, сладко расслабившись.
Снилось лето. Солнце жарило так, словно Ярило взбесился и собрался сжечь леса да вскипятить реки. И — странно! — среди чистого неба гремел гром и трещали частые вспыхивающие молнии. Жара становилась невыносимой.
— Вишена, вставай!
Голос у Таруса был злой, срывающийся.
Вишена проснулся и понял, откуда такой сон. Овин пылал, как факел на ветру. Треск и гудение пламени казались громом, отсветы огня — молниями, а нагретая земля и накалившийся воздух навеяли сон о лете.
Они едва успели выскочить, как с грохотом обвалилась крыша. Овин сгорел мгновенно, пламя сожрало сухие бревна, оставив лишь жирную горячую золу. В предрассветной мгле осталась круглая обгорелая проплешина, все трое потерянно таращились на нее. Огонь завяз во влажной росистой траве, захлебнулся и угас. А люди успели заметить, как в лес метнулся крупный черный кот, оставив звучать в ушах злорадный хохот.
— Эх! — сокрушенно вздохнул Тарус. — Навредил таки, нечисть поганая!
Славута недоуменно протянул:
— Как же так? Он не мог нас тронуть, ты ж его заклял.
— Нас он и не трогал, — ответил Тарус. — Он только поджег овин.
И подумал: «Хитер. Кто-то за ним стоит…»
Впрочем, потери были невелики. Сгорело ничейное ветхое строение, украдено пару часов сна, а все вещи успели вынести из огня — можно и порадоваться.
Тем временем светало. Вишена затянул походную суму и выпрямился, пристегивая меч. Возглас Славуты застал его врасплох.
— Вот те на! А кони-то наши где?
— Что? Кони? — Вишена озирался. Он ясно помнил: на влажной земле Рыдог копыта коней оставляли четкие глубокие отметины.
Следы нашлись недалеко от пожарища — когда овин вспыхнул, кони галопом рванули врассыпную.
«Вот те на! Они ж стреноженные были! Как освободились?» — растерялся Вишена.