Тысяча замков Васильев Владимир
– Ты прав. Зови наших.
Перед гномами стала расти горка самых разных предметов. Пояс Вишены, пара перчаток, полосы скорого шага, коробочки-леталки, браслет-сила, снятый с Яра, странной формы шлем, короткий блестящий кинжал, жезл, что носил Тарус, изогнутая штуковина с трубкой впереди, плюющаяся смертью, кепка-невидимка мертвого теперь Дементия…
– Берите! – сказал Тарус. – Все это мы вынесли из руин. У вас хватит кондотьеров, чтобы ударить всей мощью магии. Аргундор не устоит. Надеюсь, у вас достанет рассудительности поделиться этими вещами с кондотьерами Семи Народов.
Гномы переглянулись, подобрали трофеи Ушедших в поиск, кое-как навешав все на себя, и так же бегом отправились назад, к перевалу, где кипел бой.
Ледяное Жало и Зимний Вихрь остались у Таруса и у Хокана. Вишена это отметил. Чародей некоторое время глядел гномам в спины, потом глубоко вздохнул.
– Что же внизу тихо, прямо не пойму… не нравится мне это…
Он пошел в сторону, где лежал ослабевший Боромир. Голова ватажка покоилась на коленях сидящей тут же Купавы. Непоседа часто терял сознание, но сейчас был при памяти.
– Чародей! – он закашлялся. – Хорошо, что ты пришел. Мой меч… Недавно изумруд вспыхнул, словно решил сжечь всю округу, и погас. Совсем. Наверное, ты должен знать.
Тарус не успел как следует обдумать услышанное, как с той же вестью прибежал Йэльм. Вишена не мог взять в толк, почему сам не заметил того же, но, верно, это произошло еще до того, как он пришел в себя после стычки с арбалетчиками и волками.
– Все, – объявил Тарус. – Теперь, или никогда. Вишена! Славута! Йэльм! Хокан! Идем впятером. Обнажайте мечи!
– У меня секира, – улыбнулся дрегович, но улыбка вышла безрадостной.
Тарус поворотился к лежащему Непоседе.
– Извини, ватаг, что идем без тебя. Но ждать больше нет резона.
– Хей-я-а-а! – воскликнул Йэльм. – Давно пора, южанин! Чего ты мешкал до сих пор? Бой все рассудит, так было всегда и будет всегда.
Тарус с лязгом выдернул из ножен меч.
– Ошибаешься, дат. Не всегда так будет. И то, что мы добудем в руине по праву меча, может когда-нибудь отменить право меча, заменив его правом разума.
Йэльм поморщился, не понимая, зачем отменять право меча. Но возражать не стал. Потому что не поверил Тарусу, хотя тот умел убеждать.
У входа в Башню мялся с ноги на ногу Анча – остальные песиголовцы, гонимые вековым страхом перед Тенью, отошли от руины шагов на триста. Анче было не по себе – шерсть на мощном загривке стояла дыбом, а уши прижаты, ровно у щенка перед матерым кобелем, но он храбрился.
– Ар-р! Я пойду с вами, люди. Хоть мой род и бежал всю жизнь от Тени… может быть, я буду первым, кто не сбежит.
– Как знаешь, – сказал Тарус. – Держи меч под рукой. Хотя, от Тени он вряд ли защитит.
И направился под арку. Вишена твердо ступал следом, окровавленный плащ плыл, невесомо шевелясь, за ним. Дальше стремительно шагал Йэльм, воинственно задравший бороду, Славута с секирой наперевес, рядом с ним – Хокан с черным клинком. Решительный Анча. И – чуть позади – Омут, сжимая тяжелую свою булаву, Ларс, Похил, Озарич, Роксалан, Пристень… Настороженные Урхон с Гархом, пересилившие страх, рыжеволосый скальд Коек, силач Магнус, Богуслав, Гонта, дат-колдун Бролин…
Наверху остались только Купава с раненым Боромиром да две дюжины собакоголовых вокруг спящего Яра.
Вишена не оборачивался. Вниз вела спиральная лестница с выщербленными ступенями.
– Факелы! – сказал Тарус, узрев у спуска охапку обугленных с одного конца сучьев. – Зажигайте!
«Наверное, их оставил Яр когда спускался сюда. Пригодились ему, не помешают и нам», – подумал Вишена, подхватывая из чьих-то рук пылающую ветку. Крутые ступени убегали вниз.
Пожарскому стало вдруг все равно кто кроется внизу. Хоть печенег, хоть Тень, хоть тысяча чертей. Рядом шагали надежные друзья-побратимы, и те, в чьей верности и храбрости он не раз убеждался здесь, в Иллурии. Когда есть единство – их не остановить.
Изумруд на гарде медленно разгорался.
Лестница привела в темный сырой зал, ничем не нарушаемая тишина рвалась на части звуком шагов. Трещали факелы, изредка фыркая, когда в огонь с потолка падала случайная капля. Зал был пуст, единственный коридор уводил в сторону, кажется на юг.
Второй зал был посуше. В центре его высился большой камень с плоским верхом, похожий на гигантскую черепаху, а на камне стоял, поблескивая сине-фиолетовым, ларец.
– Это он! – сказал Йэльм. – Я уже держал его в руках! Хей-я! Мы пришли к цели!
Люди и песиголовцы, ощетинившись сталью, оглядывались в поисках врага. Но больше в зале никого не было. Изумруды на гардах и руны мечей Таруса и Хокана горели ровным чистым огнем, словно успокаивая: ничего злого рядом нет, есть только что-то чужое.
– Эй, поглядите!
Ларс подцепил мечом какое-то черное полотнище.
– Да это кондотьерский плащ! – узнал Хокан. – Черный!
– Плащ печенега? – спросил Озарич.
Тарус пожал плечами:
– А чей же еще?
– Значит, он мертв?
Тарус пожал плечами.
– Не обязательно. Но в этом мире его больше нет, это точно.
– А Тень?
– Наверное, – предположил Славута, – они извели друг друга. Начисто. Или вместе провалились в какие-нибудь темные места.
Тарус медленно приблизился к ларцу, от которого исходило неясное тепло. Ларец был настолько чужд злым чарам, что отторгал их, хотя не раз они обрушивались в его резную душу. Руны на мече Таруса и фиолетовый камень ларца заискрились, тихонько потрескивая.
– Гляди-ка! – удивился Похил. – Он признал тебя, чародей!
Тарус протянул руки и коснулся выпуклой крышки. Сноп фиолетовых искр взметнулся в воздух, пощекотав ладони чародея. Ларец и вправду был теплый. Медленно, словно пытаясь растянуть мгновения, Тарус поднял крышку и заглянул внутрь. Девять кожаных переплетов с золочеными надписями взглянули на него.
– Книги, – прошептал Тарус. – Я искал вас десять лет…
Все сгрудились у камня, в надежде заглянуть в ларец. Вишена, поглазев на причудливо завитые буквы, вздохнул и подумал:
«Нужно попросить Таруса, чтоб выучил читать на каком-нибудь из древних языков… Может, там и вправду дельное что найдется. Кто-то ведь это писал, не жалел времени и сил…»
Вдоволь налюбовавшись, Тарус опустил крышку, спрятал меч в ножны и взял ларец за ладные металлические ручки.
– Все! Уходим отсюда!
Без всяких помех они поднялись на поверхность и вышли из арки. Но едва отошли на десяток шагов, под землей что-то глухо заурчало, Драконья Башня, и так полуразрушенная, тяжко дрогнула, сложилась как глиняный домик, и рухнула, став настоящей руиной. Серая пыль взметнулась облаком, и повисла в воздухе, медленно опадая.
– Это знак, други, что пора возвращаться домой! – сказал Тарус негромко.
Вишена глянул на перевал – там никого уже не было, даже грифонов в воздухе не видать. Наверное, гномы обратили аргундорцев в бегство и бросились вдогонку, чтоб на их плечах ворваться в черные замки Аргронд и Торибал. Иллурия жила войной. Воинов Лунных Заводей, сошедших с флотов и спешивших с юга эльфов и солдат Сириана, Ушедшие в поиск так и не дождались.
Они собрались на месте ночевки – тринадцать датов, двадцать девять арранков, и пятнадцать людей из дружины Боромира. Шестнадцатый – Яр – спал, одурманенный зельем Таруса. Они добыли Книги. Все-таки добыли.
– Где наших похороним? Здесь, или на родной земле? – спросил Похил.
– По крайней мере, – сказал Тарус, – в родном Мире. Ты можешь стоять, Боромир-Непоседа?
– Смогу…
Ему помогли. Ослабевшей рукой Непоседа обнажил изумрудный меч и вытянул его перед собой. Вишена и Йэльм, не дожидаясь приглашения, стали рядом. С чистым звоном три клинка скрестились, а в изумрудах родился ободряющий свет. Ход открылся перед путниками, и вел он на этот раз не в чужие незнаемые земли, а домой.
Перед тем, как уйти, Вишена оглянулся. Красноватое солнце над болотами, неприступная аргундорская гряда и руины Драконьей Башни у подъема к перевалу – такой запомнилась ему Иллурия. Ему, кондотьеру Белого Воинства Сириана. Бывшему кондотьеру.
Корреспондент Тарус/Т завладел объектом и покинул зону локации, время – 14.26, 957-е локальные сутки. Как и прогнозировалось, корреспондент Тарус/Т переместился в сектор изделия ХА-27С, сохранив при себе оба импульсных волновода со встроенным лок-резонатором. Остальное оборудование, вынесенное из узловых точек сопряжения, продолжает находиться в зоне локации. Список оборудования прилагается, код в архиве FH32.
Согласно рабочего расписания приступаю к перекрестному тестирования с последующим переходом в режим ожидания.
Конец отчета.
18. Осень над Андогой
Погибших похоронили на слуде над тихой рекой. Сверху была видна вся округа; на дальнем берегу стеной стоял лес. Магнус с Омутом принесли несколько камней и поставили на могилы. Привычное солнце, оранжево-желтое, а не красное, светило с пронзительно-голубых небес, а там, где осень коснулась ладонью крон берез и осин, листья пожелтели и высохли. Верно, стоял конец сентября.
Они находились сильно к северо-востоку от Лойды, днях в десяти, если пехом. На пути лежало всего одно селение, да и то ближе к Лойде. Йэльм рассудил, что датам на юге делать нечего, и решил уводить своих на северо-запад, к морю. Так и не выяснили сколько прошло в родном Мире времени, пока они скитались по Иллурии. Ярл, Бролин-колдун и Коек долго толковали с Тарусом и Боромиром, договариваясь, что даты будущей весной пришлют книгочеев и колдунов чтоб познать мудрость Девяти Книг. Когда покинули Иллурию толмач-заклинание потеряло силу, поэтому объяснялись долго, при помощи Коека-скальда, бывшего у датов за толмача.
Перед самым уходом Хокан подошел к Вишене. Губы дата растягивала улыбка, но какая-то напряженная. Коек тоже приблизился, видно Хокан хотел что-то сказать Пожарскому.
Речь Хокана Вишена совсем не понял, с трудом даже разделял слова. «Как я в Иллурии разумел эту тарабарщину?» – подумал он отстраненно.
– Он говорит, что по древнему обычаю нашего народа хочет выразить тебе благодарность, за то, что ты оказался верным спутником там, в Иллурии. Вы много пережили вместе и не раз плечом к плечу встречали опасности. Он хочет поменяться с тобой именами, южанин, – перевел Коек.
– Именами? – опешил Вишена.
– Да, – кивнул рыжеволосый скальд, – именами. Преданья гласят, что обменявшиеся именами еще не раз увидятся на полях битв, но никогда не скрестят мечи в поединке, и обязательно встретятся после смерти, на пирах Валгаллы.
Что такое Валгалла Пожарский спрашивать не стал.
– Это большая честь, южанин. Такого не случалось в фиордах уже лет сто и с утра Торнсхавн просил разрешения на это у ярлов.
– Я согласен, – сказал Вишена, которому вот-вот предстояло стать Хоканом. Хоканом Пожарским.
«Что я дома скажу?» – подумал он. Мысли прыгали, словно вспугнутые зайцы.
– Тебя, конечно, будут по привычке звать старым именем, но это не страшно, – улыбнулся Коек. – Главное, чтобы ты, воин, помнил свое истинное имя.
Дат в зеленом плаще приблизился к Пожарскому и они крепко обнялись.
– Гьярн-ма, Хокан! – сказал он, хлопнув Пожарского по спине. Перевод не потребовался.
– До встречи, Вишена! – отозвался теперь уже Хокан Пожарский. Слышать привычное имя из собственных уст по отношению к другому было донельзя странно.
– Это будет дивное окончание для моей саги! – негромко усмехнулся скальд. – Фиорды замрут от восторга, услышав мой голос!
Даты уходили на северо-запад, подчиняясь зову моря, с которым их связывали тысячелетние узы и память предков. Среди них шагал один по имени Вишена Торнсхавн, сжимая в ладони маленький медный нож с вырезанными на рукоятке словами «Ты нужен» на чужом языке.
А тот, кому досталось его прежнее имя, теребил подвешенный на шее амулет – старика, в руке которого был посох, а на плече – ворон.
– Идем, Више… Гм! Хокан, – позвал застывшего побратима Тарус.
Их ждала Андога. Боромир кое-как мог идти сам, а проснувшегося Яра Тарус-чародей снова напоил отваром каких-то трав. Яр больше не спал, но шел покорно и безвольно, словно тряпичная кукла, а глаза его были пусты и безразличны.
Путь слабо отложился у Пожарского в памяти, наверное, сказалось то, что в Драконьей Башне он настроился на тяжелый поединок с Тенью или колдуном-печенегом, а то и с обоими сразу. Но биться не пришлось и натянутые нервы требовали разрядки.
Он запомнил, как в селении по пути замерли у распахнутых ворот Тарус и Боромир, то и дело поглядывая на разноцветные плащи друг у друга на плечах, но тут же рассмеялись и, обнявшись, вместе прошли за ворота. Иллурия еще долго будет напоминать о себе – подумал Пожарский с удивительным равнодушием. И еще он подумал, что сильно изменился за время этого необычного похода, и не зря обрел новое имя.
Запомнил, как перед Андогой их встречала целая толпа лойдян во главе с Заворичем и Позвиздом, дождавшимся таки побратимов по Северному Походу, хотя ждать пришлось больше трех лет. Как с удивлением глядели на кондотьерские плащи, утратившие свойство становиться на рассвете чистыми и с еще большим удивлением разглядывали арранков, сбившихся среди такого числа незнакомых людей в тесную группу. Забытое ощущение дома поглотило остальные чувства Пожарского. И только здесь он осознал, что поход, наконец, завершен.
В Андоге Пожарский расслабился, целыми днями попивая пиво в компании Славуты и Омута. Роксалан с уцелевшими земляками Пристенем и Проном после устроенного в честь возвращения пира, отправился домой, в Чикмас, четверка венедов, взяв у дружинников коней, умчались на восток с печальной вестью о смерти Бограда. Ушли восвояси и Похил с Озаричем, простившись со всеми до следующей весны. Тарус проводил Анчу с его длинноухими спутниками, взяв с того крепкое слово прекратить войну с дулебами и отпустить с миром всех людей-невольников, а весной приходить с посольством, чтоб тоже не остаться в стороне от секретов Девяти Книг. Весть о Книгах расползалась по всему краю, десятки людей стекались в Андогу отовсюду, и Тарус засадил писцов копировать записи, мечтая, что скоро свои Книги будут в каждом селении. Он подолгу толковал с пришлыми чародеями, и возился с так и не пришедшим в память Яром.
Омут в Рыдоги не пошел – там стало совсем безлюдно, нечисть хозяйничала в пустых хуторах и сунуться туда не решались даже самые отчаянные смельчаки. Но на весну Тарус наметил визит на болота, и ничуть не сомневался, что изгонит нечистых из Рыдог.
Боромир быстро поправился и вертелся, как белка в колесе – весь в делах. Поэтому Пожарский, Славута и Омут-Молчун часто оставались предоставленными самим себе. Первое время к ним приставали с просьбами рассказать о походе, особенно ребятишки, но друзья отшучивались и отправляли всех к Тарусу.
Как-то вечером они сидели на ступенях крыльца перед теремом Боромира, прихлебывали пиво и глядели на закат. Закат был багровый, точно в Иллурии, и мысли невольно возвращались к пережитому. Белую фигуру, неслышно выскользнувшую из-за угла, заметили не сразу.
– Что пригорюнились, храбры? – прозвучал негромкий голос.
Пожарский вскинул голову – перед крыльцом стоял Базун, такой же, как видели его у Танкарского Оракула.
– Устали, не иначе?
– Базун! – воскликнул Славута. – Ты где пропадал? Мы уже давным-давно вернулись. И не порожними: все девять Книг добыли! Тарус от них ни на шаг не отходит…
– Знаю, – усмехнулся старец и, опираясь на посох, присел на нижнюю ступеньку. – Все знаю. Молодцы, ничего не скажешь. Вы еще сами не подозреваете, как изменится жизнь нашего края всего-то через лет пять-семь. Но – всему свой час. Мне нечего больше желать, вы исполнили предначертанное. Я и пришел потому, что больше мы никогда не увидимся. По крайней мере, вы не увидите нынешнего меня.
– Как так? – не понял Славута. Говорил в основном он, из Омута, как обычно, слова не вытянешь, а Пожарский последнее время ходил смутный и тоже чаще отмалчивался.
– Вы не задумывались – зачем я вам помогаю? – спросил Базун, погладив длинную бороду. – А?
– Ну… – протянул дрегович и вдруг сообразил, что сказать ему нечего. – Не знаем, – наконец с облегчением выдохнул он.
– То-то и оно, – ответил Базун и величаво поднялся. – Это дело давно минувших лет. Мудрые предрекли, что с возвращением в мир Девяти Книг вернется и старый Базун, но в новом обличье. Так что и от меня вам большое спасибо. Прощайте. Ваши имена войдут в легенды.
Старик в белом беззвучно зашел за угол. Когда Славута глянул туда, никого, конечно же, он не увидел.
– Слыхали? – вздохнул Славута чуть погодя. – В легенды, говорит…
– М-да! – только и оставалось протяжно вздохнуть Пожарскому. – Надо будет Тарусу поведать…
И он отхлебнул пива.
А еще через две недели на осенней ярмарке Пожарский встретил трех селян из Тялшина, из селения Пожар, где он обычно зимовал, если бывал не в походе. Собственно, потому его так и звали – Пожарский.
– Эй! Вишена! Пожарский! – окликнули его, и он, конечно же подошел. У ладной телеги грелись крепеньким Выр, Рудошан и третий селянин, имени которого Пожарский не помнил. Продавали они шкурки, потому как все трое промышляли охотой.
– Здорово, земляки, – улыбнулся Пожарский. – Только я теперь не Вишена, а Хокан.
– Как так? – несказанно удивились все трое.
– А, – махнул рукой Пожарский. – Больно долго рассказывать…
– Хильнешь с нами? Под оленину? – спросил Выр, показывая полупустой булькающий мех.
– Отчего же? – снова улыбнулся Пожарский и с удовольствием хильнул из чаши-долбленки. Питье согревало и было удивительно хорошо стоять тут, среди радостных людей и глядеть как молодежь, показывая удаль, карабкается на ярмарочный столб за поставой, и даже кое-кто постарше, желая тряхнуть стариной, сбрасывает куртку и лезет вверх под дружный хохот и шуточки окружающих.
– Зимовать придешь сей год? – расспрашивал Выр, который Пожарского знал лучше остальных.
– Думаю, – кивнул тот. – Куда ж мне? После ярмарки, наверное, и двину.
– А давай с нами? – предложил Выр. – В Черном сейчас неспокойно, особенно на болоте.
– Можно, – согласился Пожарский, подумав, что в Черном всегда было неспокойно. – Только я не один буду, со Славутой-дреговичем и Омутом-Молчуном.
– Ну и ладно, – обрадовался Выр, предвкушая долгие зимние вечера в теплой горнице и увлекательные рассказы о далеких странствиях под доброе пиво. – Тогда я наших предупрежу!
– Да! – вмешался вдруг Рудошан. – Вот за что еще хильнуть надобно: ты ж дядькой стал, Пожарский!
– Правда? – обрадовался тот. – Что, сестра родила? Кого?
– Парня! Богатырь, прямо…
Выр наполнил долбленку. Пожарский выпил.
– Эх, крепка, зараза! Как назвали-то?
– Назвали? Базуном… – ответил Выр и поднес к губам чашу.
Пожарский замер, словно громом пораженный. Он почувствовал, что должен немедленно поделиться услышанным хоть с кем-нибудь из друзей, потому что знал: таких совпадений не бывает.
Мимо как раз проходили Боромир с Тарусом в окружении нескольких дружинников, и Пожарский громко окликнул их.
На Андогу опускалась осень, пора сна, но ведь пройдет совсем немного времени, и придет весна, пора перемен.
Базун сказал – больших перемен.
Эпилог
Тень вернулась за ларцом в разгар трескучих февральских морозов. Над Андогой вились дымки из печных труб. Ночь простерла звездные крылья, серебрился снег, как рыбья чешуя. Селение спало, лишь в большой гридне боромирова терема одиноко светила лучина. Тарус-чародей читал одну из девяти Книг. Точнее, копию, настоящие Книги лежали в ларце, а ларец – в тайнике, здесь же, в гридне.
Волна тревоги уколола в сердце, Тарус вскочил, чувствуя, как нечто чужое и страшное приближается. Откуда? Снизу! Из-под земли!
Тень вынырнула посреди гридны, у стола, но Тарус уже стоял у двери. Алый взор оглушил его, но заклятье Красного Камня провело непреодолимую черту между ним и Тенью.
– Что? – тихо сказал Тарус. – Не нравится? Я хорошо изучил Книги, не сомневайся.
«Живой… Пусть… Мое…»
Тень выдохнула ледяную пургу, царапнувшую все естество Таруса, покружила по гридне, замерев у тайника, и канула под землю, откуда явилась. Вскоре отступил и холод, сжимавший сердце чародея.
Сглотнув, Тарус попытался расслабиться. Пока не получалось, мышцы были тверды, как камень. Он выглянул в сени: на полу валялся хозяйский кот. Именно валялся, а не лежал. Чародей хотел дотронуться до него, но не успел: полосатое тельце осело горкой мелкой пыли.
Постояв с минуту, Тарус вернулся в гридну и проверил тайник. Так и есть, ларец с Книгами исчез. И у жителей Андоги остались лишь копии. Но разве есть разница, если ищешь знания?
Еле заметная улыбка тронула губы чародея. Тень вернулась за своим ларцом. А значит, в Книгах написана правда.
Тарус неторопливо сел за стол и перевернул желтоватую страницу.
Читать бесплатно другие книги:
