Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер Борминская Светлана

Душеприказчик кивнул, не глядя на меня.

У кладбища гулял теплый ветерок, припекало солнце и пахло мокрыми гиацинтами.

– Значит, на сегодня именно собачка Чекита наследница огромного состояния? Очень интересно. Скажите, а у кота есть имя? – я сделала попытку продолжить светскую беседу. – Иногда котов зовут просто – Кот.

– Не помню. Так мы идем? – Борщук вылез из машины, и я последовала за ним. – Впрочем, кота зовут Принц Фердинанд, и это никакой не секрет.

Борщук приостановил шаг и пожевал губами.

– Мне позарез нужно найти сестер Хвалынских, я должен обставить похороны Эмилии по высшему разряду – это моя святая обязанность. Думаю, кладбищенские работники не откажут нам в информации, если мы поспрашиваем их? Ведь других зацепок нет, как вы считаете? – обернулся ко мне душеприказчик.

– Конечно, не откажут, пойдемте, Витольд Иванович, – кивнула я, впрочем, ни в чем не уверенная.

– Я тоже так думаю. – Борщук подмигнул, и мы отправились к белому кирпичному дому неподалеку от церкви.

– Господи, как хорошо-то! – выдохнула я, когда через полчаса мы вышли из кладбищенской конторы и посмотрели на ксерокопию плана кладбища, который купили за смешные сто рублей.

Под вековыми деревьями чрезвычайно легко дышалось и даже хотелось поваляться на травке, если бы не кресты кругом.

– Идти далеко, – поморщилась я.

– Дойдем. – Борщук зевнул и мелко перекрестил рот, чем напомнил мне моего покойного дедушку. – Им сестру хоронить, наследство делить и Чекиту кормить с ложечки трюфелями, а они пропали, дуры старые, – проворчал он.

– И не говорите, – кивнула я, едва поспевая за резво шагающим душеприказчиком. – Что же случилось с ними, не знаете? Почему одна Эмилия осталась популярной? Неужели все дело в возрасте, но ведь Плисецкая танцевала и в семьдесят, да и сама Эмилия тоже...Так почему же не все три, а только одна осталась на сцене?

– Все дело в браке Эмилии с модельером Тавиани. – Борщук, беззвучно шевеля губами, читал иероглифы на одном из могильных памятников. – Сестрам же сначала перекрыли выезд за границу, и потом – век балерин недолог... Вообще-то я мало об этом знаю.

У могилы певца Талькова толпился нетрезвый народ.

– Шедевральная могила, – буркнул душеприказчик, глядя на памятник в форме нательного креста. – Ни к чему не придерешься.

Неожиданно от могилы Талькова к нам перебежала какая-то юркая, живая сущность, и лишь несколько секунд спустя я разглядела, что это длинный такс, судя по бросающимся в глаза первичным половым признакам. Нахально взглянув на нас, такс прошмыгнул за ближайший памятник в виде гроба, покрытый мхом, и задорно гавкнул оттуда на нас.

– Скажите, а Эвридика с Марианной когда-нибудь навещали сестру в Италии? – спросила я.

– Да, но Эмма нас так и не познакомила и даже не делала попытки почему-то... – Душеприказчик с видимым любопытством рассматривал кресты и надгробия. – Я по своей первой профессии зоолог, специализировался на мышах, – внезапно признался Борщук. – Так вот, мыши умеют сопереживать, они волнуются за соплеменника, если тот попал в мышеловку, но далеко не все, знаете ли... Что в нас заложено изначально – сильно отличается от мышиного. Есть люди слабые – они всегда зависят от обстоятельств. – Борщук, держась рукой за сердце, вдруг резко остановился. – Сначала они зависят от родителей, потом от супруга и, наконец... от собственных детей.

– И пусть их! – вставила я свои «пять копеек».

– Если родные добры к ним, то да, но, согласитесь, это бывает редко. – Тут Борщук закашлялся. – Могут спасти, а могут и подтолкнуть. Вспомните, к примеру, как родственники делят наследство... Кто смел, тот и съел!

Я, не имея подобного опыта, промолчала.

– Но Эмма всегда помнила о сестрах, она их любила. – Тут душеприказчик закашлялся и высморкался.

– Знаете, я всегда удивлялась, как люди скатываются вниз, – пробормотала я. – Ведь они знали другую, лучшую жизнь...

– Без сомнения, они ее знали, – кивнул Борщук. – Но, согласитесь, сила духа – это диагноз, она либо есть у человека, либо ее нет и в помине!

– Если б у них были хорошие мужья, они не стали бы собирать бутылки, после того как объездили весь мир, – предположила я. – А как живется в Италии?

– Ах, Италия... – душеприказчик хмыкнул. – В Риме, милочка, если вы вышли на улицу без шляпы, то вы не дама!

Так мы и шли, сбавив шаг, рассуждая и ворча. Пару раз спросили у идущих нам навстречу старух, где тут пятьдесят шестой участок, но ни одна старуха нам не сказала ничего вразумительного, поэтому приходилось сверяться с планом каждые сто метров.

Ни одному человеку никогда не понять другого – вот итог этого разговора.

Борщук лишь многозначительно улыбнулся, когда я его озвучила.

– Скажите, а после смерти Марианны и Эвридики замок уже точно отойдет государству? – уточнила я.

– Если у сестер Эмилии нет детей, то отойдет, без всяких сомнений, – кивнул Борщук.

– А у них нет детей?

Витольд Иванович пожал плечами.

– Вроде нет, насколько я знаю, – неуверенно произнес он. – Эмилия ничего не говорила о родных племянниках, она, я думаю, знала бы о них обязательно. Кстати, вы ведь... не дочь одной из сестер?

– Конечно, нет, – поспешно сказала я. – Похоже, мы заблудились.

Глаза душеприказчика благодарно мигнули.

– А вот мы сейчас спросим. – И Витольд Иванович обратился к богатырю с совковой лопатой на плече.

– Будьте любезны, – откашлявшись, начал Борщук, на что богатырь, даже не дослушав, черенком от лопаты указал, куда идти.

– Участок не нужен? – в свою очередь поинтересовался он. – Рядом с богатыми и знаменитыми...

– А почем? – немного оробев, спросила я.

– По деньгам, – могильщик вздохнул. – Могу устроить, а пятьдесят шестой направо, близко совсем, – повторил он, внимательно оглядывая нас.

А мы, воспользовавшись его советом, через минуту уткнулись в могилу с плачущим отроком на ней... Обойдя мраморного отрока, мы увидели большой черный валун со звездой Давида и фамилией на букву Х.

– Хейсон Фися, кажется, – прочел Борщук, добавив как бы между прочим: – Знавал я одного Фисю, правда, не Хейсона... а Рубинстайна.

Мы обошли и валун, читая полустертые фамилии на крестах, но захоронение Хвалынских нам так и не попалось на глаза.

Белая фигурка, сидящая у соседнего склепа, похожая на малютку-мальчика, прикрытого ради шутки простыней. Я потрогала его за плечо и отдернула руку. Это был камень...

– Может быть – там? А давайте обойдем с двух сторон, – услышала я голос душеприказчика позади себя.

То, что произошло потом, ввергло меня в самый натуралистичный кладбищенский страх, потому что внезапно я потеряла из виду Витольда Ивановича. Вот только что он стоял рядом со мной и вдруг пропал, лишь я зашла за черный небольшой склеп. К тому же с неба вдруг брызнул дождь, хотя всего лишь полминуты назад светило солнце. Я быстро, по памяти, возвратилась на дорожку, по которой мы шли вдвоем, но, кроме вислоухой черной собаки, отдаленно напоминающей Борщука, на ней никого не было! Мы некоторое время наблюдали друг за другом, первой устала я и отвернулась. На ближней могиле сидел кот, но я лишь через минуту поняла, что это всего лишь памятник коту, правда, в натуральную величину.

«Хвалынский Барсик – от Мусечки и сестер Хвалынских» – значилось на медной табличке, воткнутой у пушистого хвоста.

– На человеческом кладбище похоронен кот, ничего себе, а? – Я поискала глазами душеприказчика Борщука, однако тот словно сквозь землю провалился, а кричать и звать среди могил, как в дремучем лесу, было немыслимо.

У меня от страха зашевелились волосы. Дождь припустил сильней, и, взглянув на могилу кота еще разок, я решила где-нибудь схорониться. Но ближний склеп со стальной дверью и фигуркой танцующей женщины на ступеньках, словно бы она танцует на них, вызвал во мне желание бежать с кладбища, а не прятаться. За спиной раздался хриплый кашель, и я подскочила от страха прямо на могиле кота. Однако это был Витольд Иванович. Выглядывая из-за дерева, он прошамкал ворчливо:

– Они тут были, Света.

– С чего вы взяли? – раздраженно чихнула я, поискав глазами следы, которые могли оставить на могиле Барсика сестры Хвалынские.

Борщук кивнул на плошку из мрамора с размокшим от дождя кошачьим кормом.

– Как же я сама не догадалась, – обрадовалась я. – Интересно, их кто-нибудь здесь видел?

Борщук тем временем достал из «дипломата» зонт и раскрыл его надо мной. В туфлях у меня хлюпала вода, но я все равно поблагодарила его.

– Я так давно живу, – возмущенно глядя на кресты и склепы, неожиданно призналась я, – что мне даже не верится!

– Не желай прожить долгую жизнь, – громко сказал чей-то поставленный голос позади нас, – желай прожить прекрасную...

Из-за склепа выглядывала немолодая дама в длинном шелковом кимоно, немножко смахивающая своей худобой на смерть. Я сразу вспомнила ее, она трижды приходила ко мне гадать, дама по имени Айгюль...

– Это ваш папа, да? – поинтересовалась Айгюль, косясь на Борщука. – А вы теперь не гадаете?

Душеприказчик загадочно улыбался, видимо, соглашаясь с ролью моего отца.

– Бросила я это дело, – призналась я. – Нет, это мой знакомый.

– А мой муж оказался двоеженцем, вы угадали, Света, – и Айгюль громко шикнула на такса, бойко метившего хитоны кладбищенских ангелов.

– Я вам сочувствую.

– Хорошо бы меры принять, – весело улыбнулась мне Айгюль, – я как-то сразу вам поверила. Может быть, договоримся, а? Я мечтаю наслать на него бородавки...

Я потрогала поцарапанное Шульгой ухо и отрицательно покачала головой, дважды пробормотав «нет».

– У вас, наверное, тут похоронен кто-то? – перевела я разговор.

– Нет, я просто живу неподалеку и частенько тут гуляю. – Айгюль поискала глазами пса.

– Воздух здесь неплохой, – согласилась я. – Как в парке культуры и отдыха. Только страшно. А мы тоже на могилку пришли. – Я посмотрела на Борщука. – Да, Витольд Иванович?

Душеприказчик криво усмехнулся.

– Надо же, могила кота... Прикольно. – Айгюль внезапно рассмеялась своим особенным «оперным» смехом. – Седой котяра, наверное, очень старый был? Какая умная морда, – протянула она. – Хвалынский Барсик, с ума сойти, а что за Мусичка-то? – фыркнула Айгюль, а ее пес задорно гавкнул.

– Дата, видите? – Борщук подошел к могиле ближе. – Три дня назад была годовщина смерти Барсика...

Мы с Айгюль переглянулись.

– Да-а, – протянула Айгюль, прищурившись.

На кладбище внезапно поднялся ветер, и на нас посыпались капли с деревьев.

– Айгюль, скажите, а три дня назад вы не приходили сюда? – внезапно спросил Борщук.

Айгюль подозрительно взглянула на него и спешно ушла за своим псом, который умчался по аллее, визжа столь неистово, словно за ним гналась дюжина кладбищенских привидений.

А мы с Борщуком, постояв у кошачьей могилы еще с минуту, собрались уходить. Душеприказчик, похрустывая пальцами, депрессивно изрек:

– Надеюсь, вы не ожидали тут увидеть прикопанных сестер Хвалынских?

– Нет, конечно, но я надеялась на чудо, – призналась я. – Они заметные старухи. Странно, что никто их не видел, не находите?

– Чуда не произошло, – душеприказчик кашлянул в сторонку. – Значит, похороним Эмилию без них.

– А если обратиться к магии? – предложила я.

– То есть мы обратимся к духу Гоголя? – проворчал душеприказчик.

– Если дух Гоголя вас смущает, тогда в милицию.

– Давайте не будем позорить сестер. – Борщук сверкнул глазами. – Я просто не могу допустить этого.

– Да какой тут позор? – возмутилась я. – Они же пропали. Только давайте сначала заедем в Лигу независимых астрологов.

– Вы уверены, что это здравая идея? – Борщук сердито закрыл зонт и убрал его.

Обратно мы шли намного быстрее, остановившись лишь у могилы дочки художника Шилова. На крыле ангела задорно чирикал воробей, и я огляделась. У креста художника Саврасова стоял тот самый богатырь с совковой лопатой, я подошла к нему и на всякий случай живописала сестер Хвалынских, какими их видела последний раз.

– Да вы что?! – возмутился могильщик. – Да таких красоток, пусть и престарелых, я бы ни за что не пропустил, господи помилуй. – Его небритые щеки возмущенно затряслись.

Витольд Иванович закашлялся, по-моему, его начал душить смех. Но я не стала проверять эту догадку, а объяснила в подробностях, где именно могильщик мог видеть сестер Хвалынских три дня назад.

– Памятник коту-у-у? – Могильщик выронил лопату и перекрестился. – А где тут памятники котам, хотел бы я знать?

– Памятник Хвалынскому Барсику на участке под номером пятьдесят шесть, – прошамкал Борщук. – А вы давно здесь работаете?

– Я родился тут. – Могильщик, сердито махнув на нас рукой, поднял лопату и пошел по своим делам.

– Похоже, он нам не поверил насчет кота? – предположила я. – Странно, вообще-то, что их никто здесь не видел.

– Их и в конторе кладбища никто не запомнил, – проворчал Борщук.

– А зачем им было заходить в контору кладбища, если они целенаправленно шли к Барсику?

Ангел с постамента, осеняющий всех крестом, на прощание осенил и нас, и мы быстро покинули огороженную территорию. Между мной и душеприказчиком снова вспыхнула искра непонимания... К тому же посещение кладбища подействовало на меня удручающе, так что, когда мы подъехали к Лиге независимых астрологов в Бобров переулок, у меня болела голова.

– Мадам Ингрид на месте, – кивнула я на ее автомобиль. – Пойдемте, я вас познакомлю!

– Я лучше здесь подожду. – Душеприказчик вылез следом за мной из машины и чуть не бегом направился в сторону блинной на углу.

«А вдруг прогонит на этот раз?» – поднимаясь по ступенькам, размышляла я.

Магиня говорила по телефону и выглядела бодрой.

– Что-о-о? – переспросила она, морщась на мое невнятное бормотание от двери.

– Мадам Ингрид, может быть, вы знаете, где в Москве можно купить молинаро? – не решаясь сразу спросить о сестрах, поинтересовалась я. – Вообще-то, мои квартирные хозяйки пропали три дня назад. Вот, ищу их. Уже с ног сбилась, сегодня даже на кладбище ездила.

Телефонная трубка из руки магини выпала и покатилась по полу, как живая.

– Света, а ты ничего не перепутала насчет молинаро? – наконец после долгого молчания спросила мадам Ингрид.

– Нет, точно пила, угощали меня, – кивнула я. – На прощание, так сказать, налили выпить и пожелали доброго пути. Один бухгалтер на моей прежней работе. – Я подумала и добавила, словно это имело какое-то значение в связи с молинаро: – Хромой!

– Молинаро стоит десять тысяч евро бутылка, и делали его перед Второй мировой войной в ограниченных количествах. – Магиня наклонилась и подняла телефонную трубку.

– Наверное, я и правда что-то перепутала, и это был портвейн, – шепотом предположила я.

Никакая мысль в ту минуту не закралась мне в голову. Мое непрошибаемое простодушие снова сыграло со мной весьма недобрую шутку.

– А насчет сестер Хвалынских я ничего не могу сказать, потому что не знаю. – Мадам Ингрид пожала плечами. – Но в Москве их нет.

– А где же они могут быть?!

Магиня пожала плечами:

– Не знаю. Для этого я недостаточно ясновидяща.

– А как бы узнать? У них умерла сестра в Италии, и они стали наследницами большого состояния.

– Зачем ты сегодня ходила на кладбище? – перебила меня магиня.

Выслушав рассказ о душеприказчике и предстоящей церемонии похорон, мадам Ингрид поморщилась:

– Бывают ситуации, Света, когда можно только ждать, а делать ничего нельзя.

– То есть как? – возмутилась я. – Наверное, стоит хотя бы заявить в милицию, раз они пропали.

Магиня улыбнулась.

– Тебе лучше уехать в Дракино, раз ты больше не работаешь гадалкой на Плющихе, и если ты не сделаешь этого сегодня, то очень скоро пожалеешь.

– Но как же?

– Я все сказала, – пожала плечами магиня.

В еще большем неведении я покинула кабинет мадам Ингрид.

– Их нет в Москве, – предвосхитила я вопрос Борщука. Тот задумчиво сидел на скамейке у блинной и вытирал масленые щеки бумажной салфеткой. – Если хотите, Витольд Иванович, можете остановиться в квартире Хвалынских.

Борщук кивнул, и мы пошли к машине.

– Если сестрички не объявятся, мне и в самом деле придется проводить церемонию похорон без них, – заходя в подъезд, тоскливо бубнил душеприказчик.

Я что-то бормотала в ответ, но думала о том, что мне пора сегодня же выметаться из квартиры сестер по совету мадам Ингрид.

Из сумрака на нас смотрела высокая дама с распущенными волосами, она опиралась острым локтем на ручку двери и, похоже, стояла в таком неудобном положении уже давно. Я сразу узнала ее по черному платью и туфлям на платформе.

– А мама дома? – высоким голосом прокаркала она, показав глазами на обитую дерматином дверь Хвалынских.

Я улыбнулась и покачала головой:

– Вы ошиблись дверью.

Борщук тем временем кашлянул и спросил у меня из-за спины:

– А вас как зовут, милочка?

Дама, подумав, холодно ответила:

– Мою маму зовут Эвридика Хвалынская, а меня зовут Жюстин.

Так мы и стояли минуты две, осторожно разглядывая друг друга, – новоявленная дочь Эвридики Хвалынской и мы с Борщуком. Потом я вытащила ключи и после возни с замком открыла дверь.

– Заходите, – пригласила я.

По тому, как уверенно «дочь» вошла в комнату Эвридики, я поняла, что в квартире она не в первый раз... Я тревожно вгляделась в лицо душеприказчика – оно на глазах покрывалось пятнами, а глаза бегали, как сумасшедшие мыши по соломе в грозу.

– А можно посмотреть на ваши документы? – Витольд Иванович резво выкатился у меня из-за спины...

– А с какой стати я буду их показывать?! – высокомерно спросила новоявленная дочь Эвридики и захлопнула дверь перед самым носом душеприказчика.

Мы обескураженно взглянули друг на друга, и Борщук громко чертыхнулся:

– Дьявольское отродье! Вы ее раньше видели хотя бы раз? Что еще за дочь?

Я промолчала, вспоминая, при каких обстоятельствах видела эту даму... Она быстро шла мимо в той же одежде и вычурных туфлях через перекресток.

– Пойду-ка я в отель. – Попив воды из-под крана, Борщук оглядывал кухню с пустыми бутылками в углах и морщился.

– Ну уж нет, – возмутилась я. – Это я сейчас соберусь и уйду, а вы оставайтесь, Витольд Иванович... Как бы я бросила квартиру неизвестно на кого? Вы очень вовремя приехали, скажу я вам!

Борщук возмущенно засопел и преградил мне путь.

– Вы, как племянница, должны хотя бы что-нибудь знать об этой якобы дочери, – шепотом осведомился он.

– Что-о-о? – Я решительно отодвинула душеприказчика в сторону. – Поймите же, я очень дальняя родственница и ничего не знаю вообще... Если бы не сгорела моя квартира, я не переехала бы сюда ни за какие коврижки!

– Тем не менее я прошу вас никуда из квартиры не уезжать до похорон, – довольно зло сказал Борщук и, сев на табурет, пригорюнился. – Так и быть, я останусь здесь, но эта дочь... Ни о какой дочери Эмма мне не говорила, это же мошенница, как пить дать!

– А давайте вызовем милицию, – предложила я...

Борщук кивнул, и в это время в дверь кто-то поскребся. Я почему-то обрадовалась, и действительно было чему, – на пороге стоял и улыбался Петр Мартынович Чернов в новом костюме и с чемоданом.

– Соперник? Вот я его, – кивнув на Борщука, потешно нахмурился Чернов.

Я рассмеялась и посмотрела на тяжело дышащего душеприказчика.

– У нас легкий флирт.

Борщук приглушенно ворчал, когда я начала представлять его, мне даже послышалось словечко «неспроста»... Но Петр Мартынович, крепко пожав ему руку, уже бодро входил в мою комнату. И, улыбнувшись своим мыслям, я направилась следом за ним.

– Света, я давно хотел тебе сказать, – взволнованно начал Чернов, когда я вошла следом.

– Давно? – обрадовалась я, закрывая дверь. – Мы ж знакомы всего месяц, Петь, ну, говори...

– Да, – согласился Чернов, доставая бумажник из кармана пиджака.

– Выйти за тебя, да? – бросилась я на шею Петра Мартыновича. – С чемоданом приехал. Можешь не говорить, я – согласная, хоть завтра...

Петр Мартынович как-то неожиданно вздрогнул.

«Любит меня...» – поняла я, и мне захотелось от счастья прыгнуть в окно.

– Я женат, Света, – вложив мне в руку что-то невесомое, сухо произнес он и отошел подальше.

– На ком?! – поперхнулась я, разворачивая ветхую бумажонку.

Это была копия свидетельства о браке... заверенная у нотариуса, о заключении брака между Черновым Петром Мартыновичем и Хвалынской Марианной Юрьевной... восемнадцать лет назад.

Я пискнула мышью и затихла, но потом все же подала голос.

– Я ухожу, – сказала я и вытащила из-под кровати свой пыльный и пустой чемодан. – Везет же тебе, Петя... Что же ты раньше не сказал. А еще в окно ко мне лазил, как дурак, ей-богу!

– А ты хотела, чтоб она меня узнала? – фыркнул Петр Мартынович насмешливо. – Вовсе не дурак...

– Но зачем ты начал отношения со мной?! – все-таки спросила я. – Ага, ты, видимо, никогда не терял надежды поиметь что-то от своей старухи-жены? И когда я сняла у них комнату, на всякий пожарный случай решил узнать, что я за штучка? Близко узнал, скажу я тебе!

«Боже мой, я снова занавесила мысли любовью и перестала видеть очевидное...» – думала я, собирая вещи трясущимися руками, у меня не было сил ни взглянуть на этого человека, ни дать ему пощечину или пинка. Не было сил – руки висели плетьми, и глаза на него не поднимались.

Через десять минут я стояла с чемоданом в прихожей и, глядя на дверь своей комнаты, тихо жаловалась Витольду Ивановичу Борщуку:

– А это муж Марианны...

– Что?! – возмутился душеприказчик, схватившись за сердце. – Какой муж?

– Я брачное свидетельство видела, так что вам помогут с похоронами близкие люди – дочь и муж сестер Хвалынских. – Я криво улыбнулась и вышла, налетев в подъезде на незнакомую старушенцию в платье из плюшевой скатерти, так мне показалось в темноте.

– Извините, а вы не матушка Хвалынских, случайно? – саркастически осведомилась я, обходя бабку.

– Гражданка Треклятая Перпетуя, – смущенно представилась старуха, и ее соломенные волосы слегка приподнялись. – И никакая я не матушка...

У меня из рук выпал чемодан и покатился прямо на бабку.

– Что-о-о? – вытаращила я глаза.

– Треклятая, – неуверенно пожала плечами престарелая гражданка. – А Манька дома?

Я прокрутила в голове вероятный перевод «Маньки» и тихо поинтересовалась:

– А зачем вам Марианна Юрьевна?

– Так вместе бутылки сдаем, – старуха кивнула на сумку с бутылками. – Уж скока лет... Я очередь занимаю, а они подходют!

Я посмотрела на приоткрытую дверь Хвалынских...

– Вы зайдите, там как раз собрались все их родственники.

– Родственники, говоришь? А на кой они мне? – старуха чинно поморгала. – Я уже приходила, но не застала их... А чего они собрались-то? – вытерла рот бабка, и глаза ее озарил вдруг свет догадки. – Уж не поминки ли? Нет? – печально улыбаясь, спросила она. – Я бы помянула...

– Поминки скоро будут, – утешила я старуху. – На днях.

– Тогда я потом зайду, – резво попятилась старушенция и похромала к выходу, сноровисто волоча за собой сумку.

– Очаровательно, – пробормотала я, поднимая раскрывшийся на ступеньках чемодан и заталкивая в него вещи.

У подъезда на лавочке сидела незнакомая девица лет пятнадцати и курила.

– Че вылупилась-то, тетка? Ирокез пригладь, – посоветовала она мне.

И какой-то черт потянул меня за язык:

– Деточка, а ты не сестер Хвалынских дожидаешься?

Девица кинула сигарету в кусты боярышника и смерила меня ледяным взглядом.

– Допустим, а в чем дело? – улыбнулась она, показав проколотый в двух местах язык, и встала, намереваясь идти.

– А кто ты им, ребенок? – вежливо спросила я.

– Внучка, – сплюнула юная профурсетка и гордо прошла в подъезд.

Дверь хлопнула, а я вдруг подумала, что, видимо, одна такая растяпа в этом городе, если покидаю квартиру новоявленных миллионерш. Все умные, наоборот, уже там!

Купив на углу пирожок с картошкой, я обернулась и посмотрела на три окна квартиры Хвалынских.

«Интересно, как там Борщук?» – смятенно подумала я, пока не заметила, что на асфальте рядом с моей тенью появилась еще одна. Чуть в стороне от меня стоял и дружелюбно скалился участковый Оскар Березовый.

– Ну что, – внезапно перестал он улыбаться, – бабки вернулись?

Продолжая быстро жевать пирожок, я отрицательно покачала головой.