Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер Борминская Светлана
– Их же похоронили, – пробормотала я. – Теперь им придется доказывать, что они живы, так, да?
– Безусловно, они еще побегают по инстанциям. К тому же им выдал визу в Италию их знакомый консул. Он уже подтвердил это. – Баблосов мрачно усмехнулся.
– Значит, если б они не скатились с трапа и не попали в больницу, то не разминулись бы с душеприказчиком? – возмутилась я. – Ну, бабки! Даже в самолете нажрались... Кто же эти две похороненные вместо них утопленницы?
– Света, а давай лучше потанцуем? – Баблосов протянул мне руку. – Не беспокойся о них, у Хвалынских все будет нарядно, я уверен почему-то...
За красным роялем сидел пьяный пианист со скорбным лицом и извлекал из инструмента жалобные звуки, похожие на собачий вальс. Внезапно он взмахнул руками и начал играть регтайм! И у нас получилось. Я и не предполагала, что Бениамин Маркович так хорошо танцует. Мы вернулись за столик минут через десять, взмокшие и довольные.
– Это твой мужчина? – кивнул в сторону бара Баблосов.
После новостей о воскресших бабках Хвалынских я совсем забыла про Сулейменова. Хозяин двух чебуречных пристально смотрел на нас и, похоже, был уже порядочно пьян.
– Ни разу не мой, Бень, – буркнула я.
– Почему ты оправдываешься, Света? К женщинам в дешевых магазинчиках всегда клеятся такие типы, – внезапно разозлился Баблосов.
Я промолчала, а когда Сулейменов ушел, облегченно вздохнула, проглотив ежа в горле, и мы просидели с Беней, разговаривая, еще около двух часов.
В сумерках у ресторана было пусто... Лил дождь, и совсем не пахло опасностью, запах которой очень похож на плесень. Мне все-таки померещилось, что за нами кто-то следит, но из-за угла по лужам резво подъехала пустая маршрутка, в которую мы и сели.
– Я тебя провожу, – мрачно сообщил мне Бениамин Маркович.
– Да ради бога! Только не говори потом, что я тебя не предупреждала, – нехотя отмахнулась я.
В эту минуту в маршрутку заглянула чья-то физиономия и послышался хлесткий мат, и не успела я разглядеть, кто это был, как они уже дрались – Бениамин Маркович и некто, с размаху ударивший Баблосова кулаком в лицо!
Водитель маршрутки чертыхнулся и, выскочив из кабины под дождь, побежал, оглядываясь, к вокзалу. А я, высунувшись из кузова, закричала:
– Караул! Милиция! Убивают!
Мой крик получился жалким, потому что дерущиеся уже с яростью мутузили друг друга в луже... Нет, я не буду скрывать, что всегда считала: мужчины должны драться за женщину, если им приспичило, на то они и мужчины. И немало я повидала в своей жизни стихийных кровавых драк. Поэтому крик Бениамина Марковича:
– Я тебе покажу кузькину мать! – показался мне весьма своевременным.
Хотя из-за кого дерутся эти двое, стопроцентной уверенности у меня не было до той секунды, пока я наконец не узнала Сулейменова.
«Неужели из-за меня?!» – бегая по лужам, ахала я, видя, что действо набирает размах с каждой секундой, – кровь уже текла с обоих.
– Сволочь!
– Дерьмо!!!
Последовало по одному сокрушительному удару, и оба упали в две лужи, похожие на мини-озерца, в которых при желании можно утонуть. Сначала на четвереньки встал Баблосов и, обратив ко мне разбитое лицо, шепеляво выговорил:
– Позвони моему адвокату, Света... Вот мой мобильный... Не урони только... – И телефон вместе с ошметками мокрой грязи полетел мне в руки.
От вокзала вместе с водителем маршрутки уже бежала пара милиционеров, и, оценив ситуацию на глазок, один из них защелкнул на руке Бениамина Марковича наручник.
– Надо вызвать «Скорую», – наклонившись к лежащему в грязи Сулейменову, буркнул другой. – А с тобой, голубчик, мы разберемся в участке, – и беззлобно отвесил Бениамину Марковичу удар под дых.
– Забавно-забавно, – охнул Баблосов, сгибаясь пополам.
– Чего вы бьете-то?! – набрав воздуху в легкие, завопила я. – Я с ним в отделение поеду! Этот вот, который в луже, на него напал, и водитель маршрутки видел, вы спросите-спросите. – Я оглянулась на водителя, который молча курил в сторонке.
– Я спиной не видел, – отговорился тот.
– А ты сама кто такая? А ну-ка, предъяви документы! Что за чмо в обносках колошматит наших почетных горожан, ась? – переглянулись милиционеры.
Часто самый лучший ответ – это молчание, и я промолчала, вытащив из сумки паспорт.
– Света, не езди со мной, а лучше позвони моему адвокату. – И Баблосов продиктовал мне короткий московский номер.
Через считаные минуты к остановке подъехали «Скорая», а за ней зарешеченный ржавый «бобик». В первую на носилках загрузили из лужи Сулейменова, а «бобик» принял в свое чрево упирающегося Баблосова и парочку разбитных вокзальных пьяниц... Я было ринулась за ними, но мой чемодан как раз выкидывали из маршрутного такси, и я, схватив его, успела втиснуться в маршрутку в самый последний момент.
– Только что задержан милицейским патрулем города Дракина Баблосов... Бениамин Маркович! Задержан неправомерно, – передала я информацию об аресте на автоответчик московского номера, и телефон отключился.
Похоже, у него банально села батарейка.
Не помню, как я тогда доехала до своей остановки, помню лишь, как в очень плохом кино, вылезла под проливной дождь и огляделась. Моя заброшенная лачуга на отшибе, до нее надо было еще дойти триста метров, и я быстро пошла по обочине, прыгая с асфальта в грязь. Я уже начала спускаться вниз к своему дому, когда меня осветила фарами притормозившая машина. Оттуда высунулся нестарый еще мужичок с заурядным лицом, рядом с ним на пассажирском сиденье уютно зевала женщина моего возраста.
– Не знаете случайно, в этом городе гостиница есть? – спросил водитель.
Его усы под дождем сразу намокли.
– На Нагорной улице есть мотель со стоянкой для машин, – и я пояснила, как проехать туда.
Пара в авто переглянулась, и машина, смешно подпрыгнув, резво помчалась в сторону Нагорной улицы.
«Чужое счастье, как машина с яркими фарами в кромешной темноте, медленно проехало мимо тебя... И машина-то обычная, да и пассажиры в ней: он – лысый, она – с морщинками у глаз, а фары сияют в ночи, как костер!»
И, сжав губы в нитку, я скатилась по мокрой траве к своему темному дому. Подняв проволочный круг, я вошла в калитку и прислушалась, потому что в темноте ничего не видела, кроме силуэтов дома и деревьев.
«Как воры не боятся заходить в чужие дома? Там так страшно...» – открывая замок, думала я, представляя одинокую ночевку в сыром доме.
В центре комнаты стояли два ведра, наполненные водой с крыши, и старый таз... Я вылила воду из них прямо с крыльца и поставила на прежнее место. Расстелила кровать, которую догадалась оттащить с утра в относительно сухой угол, и, кое-как устроившись на почти сухих простынях, легла. Я долго не могла согреться. Кто-то вздыхал в доме, но я заснула, закрыв уши подушкой, чтобы не слышать вздохов. А вскочила уже утром от густого солнца...
Солнце
Выгоревшая шторка на единственном окне сбилась, и солнце светило прямо в тот угол, в котором я спала... Вспомнив вчерашнюю драку и арест Баблосова, я с ужасом взглянула на свое вытянувшееся лицо в зеркале... С крыши в ведро снова натекло воды. Я умылась, нафуфырилась и поспешила в милицию.
Тихо бряцал к заутрене церковный колокол на соседней улице, я перекрестилась на золотой крест и огляделась. После дождя город стал похож на причесанного старика, склонного пожить еще немножко, раз уж лето пришло...
Обычно утром я испытываю сильное чувство голода, но сегодня у меня ком стоял в горле, пока я шла мимо открытой закусочной «Мистер Блин», а меня обгоняли и шли навстречу мои знакомые. Обычное дело в маленьком городке, где полгорода знает тебя, а остальных знаешь сам.
– Баблосов? Еще раз повторите фамилию, – переспросил меня дежурный милиционер. – Вы супруга? Паспорт при вас?
Я покачала головой, и дежурный, порыскав глазами в журнале, быстро захлопнул его.
– Извините, такого не задерживали.
«А у него противный голос», – отметила я.
– Дело в том, что я была свидетельницей этой драки и видела, как его задержали в половине первого ночи.
– Одну минуту, я проверю еще раз, – кивнул дежурный и снова углубился в журнал. – Значит, вы не жена, а кто же вы ему тогда? – поднял глаза дежурный, и оглядел меня с ног до головы. – Невеста?
– Ну, какая я невеста в сорок один год? – проворчала я.
– Тогда кто? – упрямо повторил дежурный, захлопнув журнал. – Мы посторонним справок не даем!
– Вчера ночью мы вышли из ресторана у вокзала, сели в маршрутку, и я своими глазами видела, как на него набросился гражданин Сулейменов. Они подрались, но мой спутник только защищался! Сулейменова увезла «Скорая помощь», а моего знакомого посадили в «бобик»...
– А что же вы не поехали с ним вчера? – ехидно перебил меня дежурный, и у меня мгновенно испортилось настроение.
Через три минуты я вышла из отделения милиции, так ничего и не узнав.
– Редкая свинья этот Сулейменов, – ворчала я, открывая магазин.
А к вечеру снова полил дождь. Разрядившийся мобильник Баблосова лежал у меня в сумке, но только к вечеру я догадалась позвонить со своего мобильного, вспомнив номер телефона его адвоката.
«Пожалуйста, оставьте свое сообщение после звукового сигнала. Благодарю вас, адвокат Эмир Варшавер свяжется с вами в течение дня...» – мелодичный женский голос показался мне очень знакомым...
«Беда с этой Италией!»
Дождь кончался раз десять, потом снова начинался и лил с какой-то первобытной силой...
Я сходила в милицию дважды, но так ничего и не выяснила. Телефон Варшавера отбояривался дежурной фразой автоответчика, а на привокзальной площади снова визжал тормозами джип Сулейменова, и за ним бегал ничейный котенок. Я все время переживала за него, но озорник всегда успевал вымахнуть из-под колес.
В мою сторону Сулейменов больше не смотрел, а на попытку заговорить, громко цыкнул:
– Не добавляй мне неприятностей, дура, – и был таков.
Я постепенно распродавала обноски из Бельгии и вспоминала о предложении, которое сделал мне Баблосов в ресторане «Красный рояль».
– Пошутил или нет? – рассуждала я, меряя пиджаки, когда не было покупателей.
И не было у меня исчерпывающего ответа на этот вопрос.
И тут мне позвонил Варшавер.
– Здравствуйте, уважаемая, – прозвучал знакомый шепелявый голос. – Это из-за вас мой друг, Бениамин Маркович, участвовал в дуэли и избил до полусмерти почетного гражданина города Дракина? Хороша, нечего сказать.
– Да уж, – ехидно согласилась я. – А вы не подскажете, где он в настоящее время? Понимаете, Бениамин Маркович предложил мне замуж за него выйти и исчез, – посетовала я.
– Не скажу, потому что не знаю. – Эмир Варшавер помолчал. – Как вы там вообще?
– Жива пока, – вздохнула я.
– Жива, значит? Очаровательно. Не унывайте только. До свидания, Светлана Михайловна, и соглашайтесь, если любите!
Я уныло повертела в руках погасший телефон и навострила уши, потому что на улице кто-то надрывно кашлял, словно издевался надо мной...
Присев за прилавок, я щедро глотнула из пол-литровой бутылки коньяку «Московского» и выпрямилась, но мир закачался, как елочная игрушка, потому что в дверях магазина стояли две сестры Хвалынские собственными персонами и по очереди показывали на меня пальцами. У Марианны Юрьевны асимметрично свисали обе щеки в обрамлении седых буклей, а Эвридика Юрьевна энергично опиралась на костыль и выглядела, как всегда по утрам, когда хотела опохмелиться. При этом сестры были умыты, причесаны и одеты от кутюр.
– Света, знаешь что, – деловито начала Марианна Юрьевна, у которой язык был пришит куда следует, – мы к тебе...
– Рада вас видеть, – вырвалось у меня.
Сестры переглянулись.
– Похоже, ты одна и рада, – желчно пробормотала Эвридика Юрьевна и, помогая себе костылем, по-спортивному попрыгала к поношенным кофточкам. – А какое сегодня число, – обернулась она, – а то нам никто не говорит!
«Вы для этого приехали, что ли?» – подумала я.
– Двадцать пятое августа, с ума сойти! – вытащив телефон, шепотом изумилась я.
– Света, а ты можешь подтвердить, что мы – это мы? А то родственники божатся, что похоронили нас в июле. – Каждая со своего места наперебой выкрикнули сестры Хвалынские. – Света, ты нам поможешь или нет?
Я пожала плечами, потому что поездка в Москву не входила в мои планы до следующей весны.
– То есть ваши мужья и дочь не признали вас, а соседи? – уточнила я.
Сестры переглянулись.
– Соседи не здороваются, а Борщук в больнице лежит... Как увидел нас – помирать собрался, сквалыга старый... Хорошо, если ты заявление напишешь, что мы – это мы! – Тут Марианна Юрьевна закашлялась, и из левого глаза у нее потекли слезы.
– Очень просим, – подала голос Эвридика Юрьевна. – Съезди с нами в прокуратуру сегодня, если тебе не в лом, конечно...
Я кивнула:
– Только у хозяина отпрошусь!
И почти два часа пути я выслушивала о злоключениях сестер в Риме...
– Беда с этой Италией, Света, а ведь нам придется там жить теперь! – возмущенно фыркали сестры.
Оказывается, они совсем немножко выпили в самолете, просто не рассчитали крутизну трапа, по которому спускались. К тому же «паленая» водка дала реакцию на наркоз, отсюда приступ белой горячки, который спровоцировал их нападение на лечащего врача, в которого они метнули по костылю каждая...
Приехав в Москву, мы первым делом приобрели бутылку рома и распили его в скверике у платного туалета и лишь потом двинулись в прокуратуру, где я подтвердила в письменном виде, что знаю погребенных сестер Хвалынских как воскресших чудеснейшим образом.
Я возвращалась последней электричкой, и, когда подъезжала к Дракино, началась гроза... Я очень боюсь грозы. Выскочив из пустого вагона, я помчалась к остановке вместе с каким-то безногим инвалидом, не чуя под собою ног... Инвалид опередил меня на повороте и, забросив костыли в маршрутку, с гиканьем влез в нее первым. Я нырнула следом, через минуту обнаружив, что в моей сумке зияет рваная дыра размером с кулак, и в ней нет ни кошелька, ни двух телефонов – моего и Баблосова. – Обворовали! – пожаловалась я инвалиду, на что он показал мне язык и подмигнул.
Хвост в опасности
«Твое будущее так светло, что весело приподнять занавеску!» – с горькой усмешкой вспоминала я слова магини, пока ехала до своей остановки.
Старый китайский зонт совсем не спасал от дождя, но я не решалась его закрыть, держа, как пику, над головой.
– Какая же я несчастная! – крикнула я, пробегая мост.
Маршрутка провезла меня дальше почти на километр, и в темноте я не сразу среагировала на такой казус судьбы.
Добежав до середины моста, я решительно огляделась, потому что захотела в туалет. У меня зуб на зуб не попадал, но, не увидав ни одной машины на дороге, я твердо опустилась на корточки.
Пока я сидела, машинально разглядывала воду, которая шевелилась внизу, и то, что я увидала, подняв глаза, показалось мне грезой. Внизу, метрах в двухстах от моста, покачивался на волнах белый парусник...
Так я и стояла, тупо глядя на него минуту или две.
– Выходит, Сулейменов не врал, – пробормотала я и быстро побежала в сторону своего дома, слыша медитативные звуки рынды сзади себя.
Ничего похожего на парусник на нашей реке я не видела уже лет двадцать, хотя раньше по ней плавали баржи.
Тьма зашелестела мокрыми крыльями и сомкнулась над головой, как потные руки душителя на шее жертвы. Я стала сходить к своему дому, рискуя упасть каждую секунду, и уже различала калитку издали, – она сверкала в темноте, отражаясь в огнях едущей к городу машины. Покачиваясь от усталости, мокрая насквозь, я почему-то не решалась идти дальше, хотя была почти дома... Что же останавливало меня? Наитие? Но оно не сработало, когда я влюбилась в Бобра. Или же я чувствовала, что земля под ногами предательски расползается и на нее просто опасно ступать? Но, постояв так с минуту, я усилием воли отбросила все свои страхи, перекрестилась и, не раздумывая, бросилась к калитке бегом, так мне хотелось домой!
То, что я увидела после, я уже видела однажды, я это точно помню, но увидеть наяву повтор сна не ожидала. Совсем нет...
Итак, я толкнула калитку, потом занесла ногу и внезапно увидела, что мой маленький дом, словно бойкая улитка на присосках, шевелясь и хрустя, уверенно передвигался в грязевом потоке к реке вместе со склоном, на котором я стояла. И тут я истошно заверещала... Прямо как в старом кино про монастырь верещала старая дева, увидев член пастора на исповеди, словно этот крик мог ее отрешить от беременности...
Склон , вместе с домом и забором, неуклонно перемещался вниз, прямо в реку. Я в ужасе оглянулась, но лучше б я этого не делала, потому что сзади на меня обрушился пласт холодной грязи и засосал в течение минуты с аппетитным чавканьем... За несколько секунд я перестала видеть даже темноту, скукожившись от боли, но пока еще пыталась дышать! «Параллельный мир моего внутреннего ужаса столкнулся с персональной черной дырой моей жизни, и они слопали меня с двух сторон, даже не поперхнувшись... Похоже, все до последнего шансы на жизнь я уже использовала?» – подумала я, прекратила сопротивляться и померла.
Рыбка моя
Болезненное недоумение от смерти врезалось в мою душу, как гильотина в шею приговоренного... И когда я увидала свет, то долго не решалась поверить в него , потому что узреть наконец геенну огненную не торопилась. Но любопытство – вечный мой враг, как всегда, одержало победу, и я одним глазом увидала старую черепаховую оправу очков на лице какого-то мужчины , и его пористый нос, которым он нюхал мое лицо!
«Бог – в очках и нюхает!» – подумала я, и от радости потеряла сознание, потому что бог ассоциировался в моем разуме с очками, а вот черт в очках – нет. Очкастого черта я представить не могла никак!
Жизнь рушит всякие планы, а про смерть я вообще молчу!
Я было уже смирилась со смертью, но судьба в лице моего знакомого бухгалтера Баблосова выловила меня из воды за зонтик, который даже в бессознательном состоянии я от жадности не выпустила из рук. Любимый зонтик, купленный на барахолке в Адлере за целых пятьдесят рублей. С него хмуро улыбался мне лет десять курящий Ник Кейв...
Зачем рыбке зонтик?
«Чтобы спасти ее из реки!» – вот мой ответ.
– Ты бог? – все-таки спросила я, открыв оба глаза...
– Капитан частной яхты, – дребезжащим голосом Бениамина Марковича Баблосова ответил мой очкастый бог. – Будешь жить или помрешь, рыбка золотая?!
– Неважно, – заплакала я...
Мы плывем в Кашкаиш
Мы уже полгода в пути...
Роза и обкусанный горький шоколад лежат в корзинке у моих ног.
– Женщина с грустными глазами, тебе хорошо? – иногда спрашивает меня Баблосов.
Седой бухгалтеришка из ресторана уже полгода мой муж.
Вчера мы обогнули самую западную часть Европы – мыс Рока, – там неприветливо и задувает так, что нас едва не снесло в сторону Америки, но мы удержались в две руки! А сегодня мы обедаем в ресторанчике у пирса, в котором можно не торопясь вкусить не только жареной трески, но и ананасов с Азорских островов. Всего через час мы поднимемся из-за стола, пьяные и веселые и захватим с собой корзинку с двумя бутылками портвейна... Наша яхта пришвартована неподалеку, и мы видим ее парус прямо из-за стола.
Чайки пикируют над открытой верандой ресторана и дерутся из-за горячего хлеба, который я кидаю в воздух, а завтра, на рассвете, мы плывем в Кашкаиш. «Какое-то кромешное счастье у меня теперь? – иногда думаю я. – Моя дорога со счастливым концом закончилась на той самой яхте, которую я случайно увидала в дождливую ночь с моста».
– Вроде все налаживается, Света? – иногда спрашивает меня Бениамин Маркович, когда вечерами мы сидим на палубе и скучаем.
Сигара в его руках похожа на большой ванильный рогалик, присыпанный шоколадной крошкой.
«Ты в его вкусе, мам, – впервые увидев Баблосова, сказала дочка, – не обращай внимания на его старые индийские джинсы... Помнишь, я тебе говорила – в Москве сорок тысяч легальных миллионеров, а на самом-то деле их в пять раз больше!»
Я не знала другой жизни, откуда, скажите, мне было ее знать?
Теперь я ее знаю.
Я выхожу на палубу маленькой парусно-моторной яхты и, приложив ко лбу ладонь, вглядываюсь в даль.
«Будет ли шторм?» – морщусь я.
Я уже потихоньку начала разбираться, какой ветер установится с утра и какой он будет после обеда.
Свежий бриз треплет наши волосы, и странствие по морю жизни продолжается. Я никогда не была меркантильной, скорей позволяла себе быть простодушной и скажу честно, мне до сих пор стыдно, что шарм и обаяние Бениамина Марковича я заметила лишь вместе с его яхтой в ту самую ночь, когда он выловил меня из реки, багром, полумертвую.
Я и не подозревала, что настолько социумный человек и женщина... Это грустно немножко, но моя дорога со счастливым концом не закончилась.
По-моему, жизнь дала мне даже больше, чем я заслуживаю, глядя на звезды, думаю я.
Иногда, по старой памяти, мне звонят сестры Хвалынские и наперебой рассказывают, как лечат от депрессии кота Фердинанда. Новейший метод лечения состоит в том, что они забрасывают его пробками от шампанского «Дом Периньон». Кот лениво отбивается лапой и, возможно, скоро заменит Марию Шарапову на всех теннисных кортах мира. Сестры счастливы, несмотря на то, что собачка Чекита простудилась и умерла этой зимой... Оставшееся после ее погребения наследство через шесть месяцев разделят между Марианной, Эвридикой и котом Фердинандом. Такова воля их возлюбленной сестры Эмилии.
А по ночам в таверне «Суп из лягушек» бывшая хозяйка замка Эмилия крутит фуэте, перескакивая со стола на стол... К ее привидению уже привыкли и даже оставляют ей немного супа с гренками в китайском термосе (диета и для фантомов актуальна).
Читать бесплатно другие книги:
