Эта горькая сладкая месть Донцова Дарья

ГЛАВА 7

Утром с опаской поглядела на пейджер. Надо же, уже десять, а противная пищалка молчит, ну и слава богу. Растрепанная, в халате, я сползла в столовую, налила себе пол-литровую чашечку кофе и принялась звонить Сереже Михалеву. Сережка работает хирургом в больнице, и застать его в кабинете практически невозможно, но мне повезло.

– Серенький, – заныла я в трубку, – что такое дигоксин?

– Кто прописал? – грозно спросил приятель.

– Кардиолог.

– Почки проверяла?

– Зачем?

– Вот что, – поинтересовался Сережка, – ты сама у него была?

– Это не мне, ну скажи, можно отравиться до смерти дигоксином?

– Дигоксин – препарат из группы сердечных гликозидов. Требует особой аккуратности при применении. Вводить его следует очень медленно. Если зашарашить за секунду, пациент может умереть. К тому же вдруг у тебя больные почки или выпила, предположим, рюмашку-другую, тоже возможен летальный исход.

– А от какого количества этого лекарства можно умереть?

– Суточная норма не должна превышать 1,5 мг.

– Он в таблетках или ампулах?

– Всякий есть, а что?

– Горький?

– Ну, немного, но можно же проглотить, не жуя. Да зачем тебе все это?

– Потом объясню, – отмахнулась я. – Дигоксин трудно достать?

– Нет, бери рецепт и покупай.

– А без рецепта?

– По идее, не должны давать, а там, как попросишь. Во всяком случае, он не входит в список А.

Поблагодарив приятеля, я решила поехать на квартиру к Катюше за расчетной книжкой по квартплате. По дороге решила провести эксперимент и зарулила в аптеку.

Молоденькая провизорша, услышав просьбу, категорично сказала:

– Только по рецепту.

– Девушка, – заканючила я, – потеряла его, свекровь теперь убьет, если не привезу, ну пожалуйста, очень прошу.

Аптекарша вздохнула, открыла маленький ящичек и бросила на прилавок коробочку.

– Платите в кассу.

В машине я разглядела добычу. Вот как просто! Раз, и отрава в руках, наверное, ампулы тоже легко получить.

Дверь Катюшиной квартиры открывала как свою. Книжка нашлась в первом ящике письменного стола. Так, оплачено по май. В ближайшей сберкассе внесла плату за три месяца вперед, оплатила телефон и призадумалась. Все равно до РЭУ дойдет, что в квартире никто не живет. Соседи будут судачить, куда Катя девалась. Наведут справки в милиции, узнают, что она умерла, и подселят в квартиру кого-нибудь. Незаконно, конечно, но бедному Ромке придется попотеть, чтобы вернуть «распашонку».

Я приехала домой и позвонила Сонечке Марковой. У нее не так давно женился сын, и Сонька отчаянно не ладила с невесткой.

– Сонюшка, как дела?

Подруга вздохнула:

– Ужасно. Теперь готовим порознь. У них свой обед, у меня свой. Просто коммуналка. И вот ведь беда: ни разменять, ни продать нашу халупу нельзя.

– Знаешь, есть небольшая квартирка. Хозяева уехали на несколько лет. Сдавать не хотят, но боятся, что в их отсутствие пожар может случиться. В общем, попросили найти приличную пару, которая поживет абсолютно бесплатно до их возвращения. Если кто из РЭУ станет интересоваться, надо представляться родственниками. Ну да я подробно объясню, если твои заинтересуются. Правда, предупреждаю сразу, комнат всего две и кухня размером с табакерку.

– Какое счастье! – закричала Соня. – Дашенька, спасительница, сегодня же пришлю к тебе моих оккупантов на инструктаж. Главное, никому больше не предлагай, мы совершенно точно подходим.

Посчитав проблему решенной, я хотела спокойненько почитать, но тут запикал пейджер. Требовалось срочно связаться с Павловскими.

На этот раз трубку взял сам Альберт Владимирович.

– Вы перевели статью?

О черт, совершенно забыла.

– Да, конечно, только отпечатать не знаю где, а почерк у меня очень неразборчивый.

Профессор помолчал немного, потом заявил:

– Приезжайте ко мне в лабораторию, продиктуете девочкам прямо на компьютер.

Он подробно объяснил дорогу, сообщив, что лучше ехать до метро «Спортивная». Я так и поступила. Запарковала «Вольво» недалеко от станции и пешком преодолела пару переулков. Погода стояла прекрасная – двадцать градусов тепла, легкий, приятный ветерок, ласкающий лицо. Прохожие одеты совсем по-летнему. Мужчины в светлых пиджаках, женщины в ярких платьях и костюмах. Молодые пары шли в обнимку, смеялись. Казалось, все счастливы и довольны. Только бедный Ромка мотал срок да непохороненная Катюша мерзла в милицейском морге. Почувствовав, что «пепел Клааса стучит в моем сердце», я ускорила шаг.

Альберт Владимирович вызвал в кабинет прехорошенькую женщину, просто куколку.

– Идите с Зоей и продиктуйте перевод.

Куколка радостно заулыбалась.

– Сейчас все быстренько сделаем, Альберт Владимирович, не волнуйтесь. А вы вот не пообедали, меня Виолетта Сергеевна ругать будет, что плохо за вами слежу.

– Ладно, ладно, – замахал руками академик, – ступай, заботница.

– Там двадцать четыре страницы, – предупредила я Зою, когда она выдвинула клавиатуру.

– Это нам ерунда, – усмехнулась та и принялась барабанить по клавишам. Никогда не видела, чтобы человек с такой скоростью печатал на компьютере. Тоненькие пальчики Зои мелькали, словно крылья бабочки. Не успевала я продиктовать фразу, как сказанное тут же возникало на экране. Через полтора часа мы решили сделать перерыв и довольные друг другом принялись пить кофе.

– Здорово французским владеете, – сделала мне комплимент Зоя, – первый раз вижу, чтобы человек без словаря, прямо с листа переводил.

– Никогда не встречала такой скорости при наборе, – не осталась я в долгу.

Зоя улыбнулась.

– Диссертацию пишете?

– Да, вот Альберту Владимировичу принесла работу, а вы в лаборатории трудитесь?

– Старшим научным, – уточнила женщина, наверное, для того, чтобы я не сочла ее простой машинисткой.

– Вчера у Альберта Владимировича дома встретила Жанну Сокову, вашу коллегу.

– Жанночка у них часто бывает, – завистливо вздохнула Зоя. – Виолетта Сергеевна ее любит. Ну да и Жанка, надо заметить, платит тем же, готова в благодарность полы языком мыть.

– За что она так благодарна?

Зоя налила себе еще одну чашку кофе и принялась сплетничать:

– Альберт Владимирович замечательный человек, страшно добрый, всем помогает. Жанка вместе с его дочерью училась, в одной группе, вот он ее и пригрел. Между нами говоря, ума у Соковой не слишком много, диссертация серенькая получилась. Но кто об этом помнит, а звание кандидата наук на всю жизнь при ней.

Потом неожиданно муж Соковой погиб в автокатастрофе. Бедняжка осталась одна с сыном. Академик тотчас взял вдову на работу к себе в лабораторию, выбил в министерстве специальную ставку. Поговаривали, что они с Виолеттой несколько лет кормили Жанну и мальчишку. Это невозможно проверить, но то, что Коля Соков почти каждое лето проводил у них на даче, – знали все. Уже хватило бы, чтобы проникнуться к Павловским вечной благодарностью. Но тут Коленька провалил вступительные экзамены, и перед мальчишкой замаячил призрак армейской службы. Виолетта Сергеевна ловко устроила судьбу неудавшегося студента. Его призвали, но службу Николаша проходил в Центральном театре Советской Армии, в так называемой команде. Пятнадцать солдат таскали декорации, мыли здание и участвовали в спектаклях. Когда Коле поручили сказать на сцене: «Ваш сундук прибыл», в зале сидели все знакомые Жанны и Виолетта Сергеевна с букетом. Службой подобное времяпрепровождение можно назвать с натяжкой, тем более что ночевали солдатики дома, а в театр являлись, как на работу: к девяти. Да еще у Коли обнаружился самый настоящий талант, его ввели во многие спектакли. Отслужив положенные два года, юноша без проблем поступил в ГИТИС и сейчас активно снимается в разных фильмах. А все благодаря Виолетте Сергеевне.

Я вздохнула:

– Понятно теперь, почему Жанна готовит обед у Павловских.

Зоя насторожилась:

– Вам тут начнут наговаривать, что Виолетта сделала из Жанны домработницу! Не верьте, просто многие завидуют женщине, которая так тесно связана с семьей Павловских. Кое-кто и хотел бы поработать у них, да не зовут! Люди знаете какие злобные! Вот Вика Панова, например, уж сколько ей Альберт Владимирович доброго сделал! Страшно перечислить! Диссертацию, само собой, за москвича замуж выдал, на работу устроил… И что? Облила его грязью с головы до ног, негодяйка! Конечно, пришлось уволиться, только ничего хорошего из этого не вышло. Преподает теперь в какой-то школе дикий предмет ОБЖ, говорят, пьет сильно. А Жанночка и Клара девочки благодарные.

– А Клара кто?

– Мордвинова, тоже наша сотрудница. Тут своя история. У Жанны-то родители самые простые: отец шофер, мать – парикмахер. Вика, негодяйка, вообще не москвичка, сомневаюсь, чтобы ее предки даже читать умели. А Клара из профессорской семьи. И папа и мама у нее доктора наук, филологи, но вот беда, Клара родилась с дефектом лица – заячья губа. Конечно, сделали несколько операций, но, увы, – на лице остались жуткие шрамы, и речь у женщины не слишком внятная.

Родители пристроили девочку на экономический факультет. Та отлично училась, а что еще оставалось делать студентке, на лицо которой без слез не взглянешь? Потом аспирантура у Павловского, теплое местечко у него в лаборатории, но никакой семейной жизни. Бедная Клара и не рассчитывала никогда выйти замуж, но тут опять вмешалась Виолетта Сергеевна. В то время у Альберта Владимировича случился мальчик-аспирант из Тамбова. Очень талантливый и перспективный, но без московской прописки. Вот Виолетта и сочла, что из Клары и Сени выйдет чудесная пара. Надо заметить, Семен был хорош собой и по нему сохла добрая половина аспиранток. Помани он пальцем, любая побежит в загс, роняя тапки. Но все обожательницы, как одна, провинциалки, то есть бесперспективные невесты. Сказано – сделано. Сначала пригласили Клару и Семена на дачу провести майские праздники, потом поручили им совместное исследование… А жарким июльским вечером Виолетта попросила аспирантов съездить за город, проверить замки. Якобы позвонили соседи и сказали, что дача открыта. Извиняясь, Виолетта вручила молодым людям ключи и сумочку с продуктами.

«Покушаете, когда приедете», – ласково сказала она. Внутри обнаружилась не только закуска, но и бутылочка хорошего коньяка. Короче говоря, в декабре играли шумную свадьбу, а у невесты из-под просторного платья выпирал тугой животик.

Следует отдать должное Виолетте Сергеевне, сваха она оказалась прекрасная. Клара и Сеня нажили в браке троих детей и живут до сих пор душа в душу. Конечно, Кларочка не ходит убирать у Павловских квартиру, но безотказно помогает Альберту Владимировичу в работе, безропотно собирая материал для статей.

– А Вика? – поинтересовалась я.

– Даже не хочется о ней говорить, – отрезала Зоя, и мы снова приклеились к компьютеру.

Перед уходом домой я спустилась на первый этаж и пошла искать отдел кадров. За железной дверью в самом конце коридора сидел мужчина, по виду полковник-отставник.

– Разрешите войти?

Бывшему военному понравилось обращение по уставу, и он милостиво кивнул головой. Я двинулась в крохотную комнатку и с удовлетворением отметила, что на столе стоит компьютер. Полковник оглядел меня блеклым взглядом.

– Что за проблема требует решения?

Я принялась самозабвенно врать:

– Два года тому назад дала сотруднице лаборатории Павловского Вике Пановой большую сумму денег. Целых 500 долларов.

Кадровик причмокнул.

– Да уж, прямо состояние по нашим временам!

– Вот-вот, а я человек небогатый, бюджетница. Вика обещала вернуть деньги, но все что-то не получалось. А тут звоню ей на работу, говорят, уволилась, домашний телефон не отвечает, а адреса у меня нет. Помогите, пожалуйста, не хочется такую прорву денег терять!

– Ох, молодежь зеленая, – наставительно заметил мужчина, – разве можно без расписки в долг давать?

– Вроде неудобно у знакомой брать…

– Неудобно спать на потолке, – ворчал полковник, весьма неумело ворочая мышку. – Хорошо, если данные не уничтожил!

Но, на мое счастье, Виктория Михайловна Панова в списке обнаружилась. Выдал компьютер и адрес – Кислый переулок. Совсем рядом, можно пешком дойти. И я пошла. Погода начинала портиться, с запада натянуло облаков, солнце скрылось, явственно похолодало. Когда я входила в темный, загаженный подъезд, по пыльному асфальту забарабанили первые крупные капли дождя.

Дом, где проживала Панова, возводили в начале века. Всего три этажа, а высота с современную пятиэтажку. Лифта нет и в помине, на каждой площадке всего по две квартиры. Шестая, конечно же, на самом верху. Преодолев бесконечные лестницы, я нажала на звонок. Где-то далеко глухо затренькало. Из разбитого окна сильно дуло холодным воздухом, я надавила на кнопку еще раз. За дверью загромыхали замки, и высунулась тетка. Опухшее лицо в бордовых пятнах, мешки под глазами и сильный запах перегара.

– Чего трезвонить? – раздраженно спросила она. – Кругом дрыхнут.

Я взглянула на часы – шесть вечера! Самое время крепко спать!

– Вы давали объявление по поводу продажи квартиры? – решила я завести разговор и неожиданно угодила в десятку.

– Входи, – распорядилась баба и впустила меня внутрь. – Обувь не сымай, сегодня не убиралась.

Судя по ровному слою пыли, покрывавшему все вокруг, здесь не мыли уже полгода. Длинный коридор, казалось, не имел конца. Откуда-то вылезла тощая, ободранная кошка и принялась истошно мяукать. Вика пнула киску и распахнула дверь первой комнаты. Мебели почти никакой, занавески похожи на грязные половые тряпки. Впрочем, с тряпками я погорячилась – у нашей Ирки тряпки намного чище. Следующие три комнаты походили на первую, как близнецы. В последней обнаружилась незастеленная кровать без постельного белья. Чуть приятней выглядела просторная кухня. Хозяйка усадила меня за покрытый липкой клеенкой стол и осведомилась:

– Выпить хочешь?

– Спасибо, за рулем.

– Ну и ладно, – сказала Вика, плеснула себе в стакан дешевой водки и молниеносно опрокинула емкость. – Квартира хорошая, только ремонт нужен. Место удобное: центр и тихо, метро рядом, школа, детский сад, магазины, не то что в новостройках, и хочу недорого. Только все оформление и переезд за ваш счет.

– Хорошо, хорошо, – пробормотала я, – меня устраивает, что близко от работы.

– Где пашешь? – оживилась пьянчужка.

– Раньше в институте преподавала, а теперь сменила место, перешла в лабораторию к академику Павловскому, тут недалеко.

Вика с треском опустила стакан на стол.

– Ну надо же!

– А что такое?

– Я у Алика восемь лет оттрубила, пока он меня не выпер. Сволочь жуткая, коллектив – гадюки. Лучше беги оттуда, пока жива.

– Вы уж скажете! Очень хорошее место, туда знаете сколько народа рвется, спасибо, за меня Виолетта Сергеевна словечко замолвила.

– Старая вшивая крыса, – емко заметила Вика, – тебя сам бог сюда привел, слушай внимательно.

Она налила еще водочки, выпила жидкость, как воду, и принялась рассказывать:

– Я из Иванова, знаешь такой город невест? Мама на фабрике ткачихой, а отец, говорят, из военнослужащих был, да только никогда его не видела. Городок наш – жуть. Девчонке одна дорога – на ткацкую фабрику. Хоть на космонавта выучись, все равно другой работы не найдешь. Вот я и подалась в Москву.

Поступила Вика в педагогический, училась хорошо и на четвертом курсе познакомилась с Димой, сыном Альберта и Виолетты. Юноша последовательно вылетел за неуспеваемость из трех вузов и в конце концов осел в педе. Вике страшно хотелось зацепиться в Москве, и она быстренько охмурила простоватого парня. Большого ума тут не требовалось, несмотря на его высокородность, девушки не очень жаловали обжору. Дима привел Вику домой пред светлые очи Виолетты Сергеевны. Умная мать сразу раскусила планы хитрой студентки и дала понять, что Дима ей не пара. В те давние времена Виолетта еще надеялась удачно женить чадушко. Правда, против романа не возражала, очевидно, считая, что лучше Вика, чем какая-нибудь лимитчица с кирпичного завода. Альберт Владимирович помог с аспирантурой, Виолетта присоветовала жениха – застенчивого Пашу Кузнецова, сына приятелей Павловских. Вика не раздумывая выскочила замуж, стала обладательницей вожделенной московской прописки и только тогда повнимательней присмотрелась к супругу.

Были у Паши какие-то странности в характере. Мужчина мог по неделям не разговаривать, потом впадал в возбужденное, даже истерическое состояние, становился говорлив и весел, приглашал друзей, пил несколько дней напролет, затем опять злобно молчал. После смерти родителей он стал агрессивным и начал поколачивать Вику. Не сразу бедняга сообразила, что мужа следует отвести к психиатру. Но в конце концов они оказались у врача, и Вика с ужасом узнала диагноз – вялотекущая шизофрения. Обнаружилась и старая история болезни. Оказалось, Паша болел с тринадцати лет, состоял на учете. Врач посоветовал обязательно женить парня, но в своем кругу невесты не нашли. Слухи о болезни Кузнецова достигли многих ушей, и замуж за психа никто не хотел. Тогда Виолетта присоветовала Вику. Ни свекор со свекровью, ни сваха ни словом не обмолвились о болезни жениха. Вика получила желанную площадь в столице, но в придачу к ней – супруга-психопата.

Жизнь ее превратилась в ад. Сезонные весенние и осенние обострения недуга укладывали Пашу в клинику, но зимой и летом он сидел дома. Чтобы муж не распускал руки, Вика принялась поить его водкой, куда от души подмешивала галоперидол. Сначала Пашу просто сводили судороги, но потом с ним случился инсульт. И здесь на помощь вновь пришла Виолетта. Очевидно, профессорша все же испытывала неудобство перед девчонкой, потому что стоило Вике пожаловаться Альберту Владимировичу на тяжелую ситуацию, как проблемы моментально решились. Для Паши нашлось место в специализированной клинике, где он тихо скончался от надлежащего ухода. Вика осталась единоличной обладательницей гигантской квартиры.

– Ну и что? – прервала я ее плавный рассказ. – Подумаешь, годок-другой с ненормальным помучилась, зато сколько всего получила. Небось и диссертацию защитила. Другие знаешь как за такое вкалывают? Некоторые между прочим, с алкоголиками всю жизнь живут!

Женщина возмущенно фыркнула:

– Не перебивай, это только присказка, сказка будет впереди. У Павловского знаешь как в лаборатории заведено? Он тебе кусочек – ты ему всю жизнь взамен. Там так – либо верно служишь, либо с землей сровняют. Видишь, что со мной сделали? Из лаборатории выгнали, стала на другое место работы устраиваться – везде отлуп. Алик предупредил, чтобы меня не брали. А он в экономике бог и царь, никто ругаться не станет. Еле-еле в школу пристроилась, так и оттуда попросили. Теперь квартиру продаю.

И она вновь плеснула в стаканчик водку. «Сама ты хороша, пьянчуга», – подумала я, глядя, как Вика меланхолично жует кусок засохшей горбушки, и спросила:

– Что же такое ты сделала Павловским?

Женщина вздохнула.

– Непокорность проявила. Сначала, как все, на посылках была: принести, постирать, приготовить. А потом Виолетта звонит и плачется: «Дорогушенька, такое несчастье случилось».

Оказывается, Светка стала истицей в судебном процессе. Продала квартиру, а деньги ей не отдали, «кинули». Мошенника поймали, и он пошел под суд. Теперь нужен человек, характеризующий подследственного с плохой стороны.

Вика согласилась стать лжесвидетельницей, и Виолетта дала выучить текст показаний. Женщине предлагалось притвориться соседкой Виноградовых. Якобы однажды вечером зашла к Катюше и увидела у них на столе пачки долларов, которые пересчитывал Роман. Еще следовало сообщить, что Рома пьет запоями, бьет мать, ежедневно посещает дорогие рестораны и водит на дом проституток.

– Постой, – удивилась я, – неужели судья не заметила, что ты прописана по другому адресу?

Вика захихикала.

– Эта змея Виолетта – хитрая стерва. Велели говорить, что фактически живу рядом с Виноградовыми – снимаю жилплощадь в соседней квартире.

– И подсудимый не опроверг твоих показаний?

– Господи, – всплеснула руками собеседница, – кто же ему поверит, будущему уголовнику? Конечно, сопротивлялся, чтобы в тюрьму не сесть: на то и расчет был!

Вика покорно вызубрила роль и явилась на процесс. Вместе с ней выступали еще две «свидетельницы». И Жанна, и Клара оттарабанили свои выступления без запинки, Вика же заспотыкалась. Ее поразило, что мошенник оказался тощим робким мальчишкой. Он даже не удивился, услышав откровения «соседки», не говорила ничего и Катюша. Вике стало неприятно, показалось, что делает какую-то жуткую гадость. Женщина пошла на первый этаж покурить. В подвале, где стояла урна, никого не было. Вдруг что-то загромыхало, конвойный провел Рому. Следом бежала Катюша.

– Пожалуйста, – просила она солдата, – возьмите для него сверточек, тут только покушать, ведь целый день без еды держат.

– Не положено, – мягко сказал конвойный, – и не проси, мать, права не имею.

Заклацали замки, раздалось тихое всхлипывание. Все действие происходило в узеньком темном коридорчике. Вика не видела, только слышала Катюшу, а та не подозревала, что рядом кто-то был. Внезапно железная дверь вновь заскрипела и раздался голос конвойного:

– Мамаша, кончай убиваться. Ладно уж, давай, что у тебя там.

– Булочка, жареная куриная ножка и пакет кефира.

– А сигареты?

– Он не курит.

– Ох, маманя, – вздохнул конвойный, – тут все курят, беги до ларька, купи две пачки, да поскорей, а то после конца процесса сразу в «зак» посадят.

Катюша молнией метнулась наверх, буквально через пять минут она вернулась. Конвойный вновь открыл дверь и сказал:

– Вот что, мать, не положено все это, здорово могут мне по рогам настучать, но все равно скажу: нанимай адвоката да подавай апелляцию. Я знаешь сколько процессов видел? Да и бандюг перевозил пачками. Сдается мне, твоего подставили по-черному. Доказательств-то никаких, а дело шьют. Кому-то он дорожку перебежал. Небось уж все до процесса решено. И не похож парень на мошенника. У меня интуиция, вот гляжу на подследственного и знаю: виноват или нет. А ты борись!

– Денег где взять, – тихо вздохнула Катюша, – у Павловских карман тугой.

Конвойный еще понизил голос и почти прошептал:

– Тогда не рыдай, жди спокойно приговора, сколько ни дадут, хоть двадцатку, не расстраивайся. Езжай в ГУИН и проси, чтобы отослали в УУ2167.

– Почему? – тоже шепотом спросила Катюша.

– Там начальники сладкие, выкупишь сынка. Сначала на поселок отправят, потом условно-досрочное оформят, они не гордые. Знаешь, сколько стоит парня на поселок вывести?

– Что такое «поселок»?

– Ну, без конвоя по городу ходит, работает на предприятии, а по субботам и воскресеньям домой отпускают, только в милиции отмечаться надо. Это тебе не зона, почти свобода.

– И сколько такое стоит? – прошелестела Катя.

– Говорю же, проси в ГУИНе УУ2167, там за два электрочайника «Тефаль» отправляют, неизбалованные, бедные. У них никто из серьезных не сидит. Так, за два «Сникерса». Вот любой подачке и рады.

Катюша сипло забормотала:

– Спасибо тебе, сынок, пойду сегодня к бабке. Соседка у меня – цыганка – ворожить умеет. Попрошу тебе счастья да здоровья, а свидетельницам, тем, что Ромку моего сегодня утопили, пусть горе будет, хуже чем мне.

Вика больше не могла просто слушать сдавленный шепот и хриплые голоса. У нее нестерпимо заболела голова, затошнило, перед глазами запрыгали разноцветные круги. Кое-как женщина выбралась на улицу. Утром не сумела встать на работу – подцепила грипп. Болела долго, около месяца, и от навестившей ее Жанны узнала, что Роман получил семь лет.

Прошло два месяца. Вика вышла на работу, но из болячек не вылезала: то поднималось прежде всегда нормальное давление, то откуда ни возьмись выскакивали фурункулы, то на глазу вырастал ячмень. Парадоксальным образом точно так же плохо чувствовали себя и Жанна с Кларой. У одной обнаружилась бронхиальная астма, другая угодила в больницу с приступом холецистита. Светлана Павловская, кричавшая на всех углах о невероятной бедности, купила трехкомнатную квартиру.

Викину душу стали терзать сомнения. «Наверное, мать Виноградова навела порчу», – думала женщина. Поколебавшись, она отправилась к экстрасенсу. Тот сообщил, что у Вики абсолютно черная аура, и принялся ее «чистить». В результате сильно «обчистился» кошелек, а болячки остались, к ним теперь прибавился непрекращающийся кашель. Терапевт из районной поликлиники только разводил руками, платный специалист лепетал о неврозе. Отчаявшись выздороветь, Панова обратилась в церковь, где выложила на исповеди все, начиная от лжесвидетельства и заканчивая визитом к колдуну. Пожилой священник вздохнул и сказал:

– Надо покаяться в совершенном поступке. Ступай к матери осужденного и попроси прощения.

Несколько дней женщина колебалась, но, когда однажды утром обнаружила, что у нее надулся гигантский флюс, поехала к Катюше. Та открыла дверь и спросила:

– А, соседушка! Зачем пожаловала, сахарку одолжить?

Измученная Вика рухнула прямо в коридорчике на колени и стала биться головой об пол, вымаливая прощение.

Катя перепугалась и кинулась поднимать «свидетельницу». Вика порыдала у нее на кухне и неожиданно почувствовала сильное облегчение. Флюс к утру исчез, и ночь женщина первый раз проспала спокойно. Тогда она решила искупить грех до конца и отправилась к судье Панкратовой, которая вела процесс Виноградова. Отсидев длинную очередь, Вика оказалась лицом к лицу с женщиной без возраста. Судье можно было дать и сорок, и шестьдесят лет. Подняв спокойные, какие-то бездушные глаза, Панкратова выслушала сбивчивую речь Вики, потом сообщила:

– Вот что, пока не стану давать заявлению ход. Улик, подтверждающих виновность Виноградова, в деле предостаточно, ваше свидетельство не явилось решающим. Кстати, знаете, что за дачу ложных показаний положен срок? Подумайте как следует, нужен ли вам такой казус, и приходите еще раз.

Вика вышла из кабинета в полной растерянности. То, что лжесвидетельство наказуемо, просто не приходило ей в голову.

Но ее неприятности не закончились. Через два дня после визита к судье женщину вызвал кадровик и сообщил, что она попала под сокращение штатов. Увольнение было проведено с соблюдением всех формальностей, даже выдали конверт с зарплатой. Ничего не понимая, Вика кинулась к Альберту Владимировичу, но того, как на грех, было невозможно застать ни дома, ни на работе. Виолетта Сергеевна тоже не брала трубку, и незнакомый женский голос каждый раз сообщал Пановой, что профессорша больна и к аппарату не подходит. Сотрудники лаборатории шарахались от бывшей коллеги, как от прокаженной. Смилостивилась только Жанна Сокова.

– Не звони больше Павловским, – посоветовала она опальной подруге, – очень Алик обозлился на тебя за визит к судье. Думаешь, Панкратова ему не позвонила? Так что уходи потихоньку.

Пришлось Вике собирать манатки. Следующие полгода она носилась по Москве, тщетно пытаясь устроиться на работу. В разных учреждениях ее просили заполнить анкеты, но потом выяснялось, что мест нет. Однажды в одном занюханном институтике кадровичка шепотком сообщила Вике:

– Всем подходите: и москвичка, и кандидат наук, но только чем вы так обозлили господина Павловского? Он звонил ректору, и наш начальник велел вас на пушечный выстрел не подпускать.

Вика почувствовала, что ее обложили, словно волка – кругом красные флажки, и нет входа. Поняв, что работы не найти, Панова от отчаяния позвонила Павловским. Трубку сняла Виолетта.

– За что, – закричала бывшая аспирантка, – почему травите меня?

Виолетта Сергеевна ласково произнесла:

– Вика, детка, что происходит? Неприятно, конечно, попасть под сокращение, но велели уволить двух сотрудников. А по традиции это должны быть те, кто недавно устроился в лабораторию. Если ищешь до сих пор работу, попрошу Альберта Владимировича помочь.

Через неделю местечко нашлось: в одной из школ на окраине требовался преподаватель ОБЖ. Поскольку ничего другого не светило, Панова стала вбивать в детские головы ей самой непонятный предмет. Сорок два часа в неделю за триста рублей зарплаты. Гаже всего было то, что Павловские опять выглядели благодетелями: помогли предательнице.

Прежние знакомые, боясь гнева Альберта Владимировича, перестали звонить, из новых появился только преподаватель физкультуры, большой любитель выпить. Через полгода Вика уже регулярно прикладывалась к бутылке, стала пропускать занятия, и ее выгнали. Жизнь окончательно пошла под откос, теперь предстояло продать квартиру.

Я слушала женщину, не перебивая. Инстинктивно подозревала, что свидетельницы врали.

– Вот что, Вика, дам вам тысячу долларов, если завтра, проспавшись, пойдете со мной к нотариусу и официально оформите признание.

– Хитрая какая, – усмехнулась пьянчуга, – за кусок баксов в тюрягу садиться.