Канцлер империи Величко Андрей

Так что ознакомившийся с моими бумагами Беклемишев был озадачен скорейшим созданием специального отдела в своем штабе, который и будет заниматься этими вопросами – понятно, что в тесном контакте с моими службами. Не скажу, что Михаил Николаевич впал в полный восторг от открывшейся ему перспективы, но и явного неприятия не наблюдалось.

– Сделаем, – сказал он прощаясь.

После его ухода я изучил еще и бумаги, оставленные мне Одуванчиком для передачи на Николаевский завод – в связи с улучшением своего финансового положения лорд-протектор захотел получить корабль специальной постройки. Суть проекта можно было выразить одним словом – трансформер. В базовом варианте это было нечто вроде эсминца, но с более мощным артиллерийским вооружением – насколько я знал, англичане называли такие корабли дестройерами. Однако путем несложных операций он мог быстро приобретать вид грязного каботажника или океанской ВИП-яхты, а затратив минут сорок, его можно было превратить в трехмачтовый парусник или даже в колесный пароход образца середины прошлого века. Некоторое время я пребывал в сомнениях: может, и мне пригодится такое суденышко? Правда, зачем оно именно мне, в голову как-то не приходило. Но зато я вспомнил слова Налетова о том, что новую модель, если это не супергигант типа «Ария», лучше строить сразу в двух экземплярах, ибо расходы на постройку одного окажутся совсем ненамного меньше. Так что я пометил: строить два – и отложил эскизы в соответствующую папку. Кстати, пора бы уже послушать очередной доклад о состоянии моих финансов, а то последнее время были и траты и поступления, так что теперь цифру я мог назвать с точностью только до полутора миллионов рублей.

После этого я потянулся было к телефону, но поймал себя на мысли, что если буду вставать со стула только в столовую и в заведение противоположного назначения, то лет через несколько от геморроя уже никакой портал не поможет, да и тут надо посмотреть не бумаги, а довольно объемистый тюк. Так что я прошелся по коридору и спустился двумя этажами ниже, на малый склад. Там к моему приходу все уже было готово – тюк открыт, шкурки разложены на столах.

Хотя я, во-первых, был в курсе своей зоологической малограмотности, а во-вторых, понимал, что такого просто не может быть, все же первым делом взял первую попавшуюся шкурку и, внимательно ее рассмотрев, убедился, что это никоим образом не кошка. После чего окинул взором картину в целом. Шкурок было много.

Полтора года назад было организовано акционерное общество «Котофей» – помните эту историю? Так вот, данная посылка пришла мне из города Котовска. Город этот не имел ни малейшего отношения к будущему герою Гражданской войны, который (герой, а не город) был еще во втором году завербован шестым отделом, а сейчас, после пятилетней карьеры полевого агента, учился в закрытой Академии спецслужб. Город был назван в честь зверька, у которого четыре ноги, а позади у него длинный хвост. То есть кошки.

Город этот находился в двадцати километрах на северо-восток от самой северной точки Байкала, между речкой Нижней Ангарой и озерцом, которое теперь вместо какого-то названия на нерусском языке именовалось Соболиным.

Собственно, кошки были нужны только на первом этапе – выкормить набранных в тайге соболенышей. Второе поколение пушных зверьков, выросшее уже на ферме, обошлось почти без кошачьей помощи, а третьему она точно будет не нужна. Так что в письме, приложенном к шкуркам, был и вопрос по поводу дальнейшей судьбы кошек.

Я вызвал дежурного секретаря из информбюро и озадачил его:

– К завтрашнему обеду должен быть готов документ с планом мероприятий по кошкам с соболиной фермы. Основная мысль: держать дома не просто кошку, а котовскую кошку модно. Особенно для знати, промышленников и чиновничества. Примерно как в отношении гончих у екатерининских помещиков, что ли. Кроме того, это один из способов выразить свое уважение к канцлеру. Наконец, надо распустить слухи, что, если кем-то заинтересуется один из моих отделов, наличие в доме фигуранта такого зверька послужит смягчающим обстоятельством.

Решив кошачий вопрос, я продолжил чтение бумаги про соболей. Итак, ферма функционировала и даже начала давать шкурки, причем не каких-нибудь вообще соболей, а самых среди них ценных, то есть баргузинских. Более того, сейчас там пытаются развести и вообще фантастически редких белых, но их пока всего пять штук, и говорить об успехе этого мероприятия рано.

Странно, подумал я, почему это белый вдруг стал таким ценным? С баргузинским понятно – это самая темная порода, то есть грязь на меху меньше всего заметна. А на белом же любое пятнышко не то что машинного масла, а даже керосина будет бросаться в глаза сразу! Как в такой шубе в гараж зайдешь? Кошмар. Странные, однако, вкусы у публики…

Дальше – три страницы бухгалтерских расчетов, из которых следовало, что ферма преодолела рубеж самоокупаемости, то есть в этом году мой взнос уже не нужен. Ну и в самом конце говорилось, что посланные мне шкурки – это подарок.

– Я им что, невеста, такие подарки мне делать? – возмутился я. – Значит, немедленно оценить эту кучу, потом узнать, в чем сейчас наибольшая нужда у города Котовска, и подарить того самого как раз на эту сумму – из моих средств, ясное дело.

Ладно, а с этими-то шкурами что делать? Шуба мне не нужна… Е-мое, но есть же еще дамы…

– Что из всего этого можно сшить? – поинтересовался я.

– Две полноценные шубы и одну укороченную, – сообщили мне.

– Тогда разделите это на три соответствующие части и упакуйте, – велел я.

Поначалу у меня была мысль подарить по комплекту всем величествам женского рода, но потом я подумал: чего это еще и я буду Алисе подарки дарить, когда для этого есть Боря Фишман? И, быстро написав пару слов, велел отнести комплект поменьше Танечке.

Глава 23

К середине октября обстановка на маньчжурском фронте стабилизировалась – таких безобразий, как в августе, когда китайцы чуть не прорвали немецкую линию обороны, больше не случалось.

Это было первое наступление противника по договоренности с Сунь Ятсеном, но, по его словам, командующий ударной группировкой элементарно заблудился, поскольку не умел читать карту. И вместо того, чтобы тихо и мирно пройти в квадрат, отведенный для сортировки и первичной обработки личного состава, сначала он до позднего вечера вообще не мог начать движение, а потом, уже ночью, погнал свои толпы не по дороге, а прямо, выйдя непосредственно на немецкий четвертый укрепрайон. Китайцев тут не ждали, так что им даже в паре мест удалось прорвать первую линию обороны. Но подтянулась артиллерия, потом авиация, противника проредили и отбросили, а утром он таки пошел по ранее согласованному маршруту. Однако у немцев были потери, и они разозлились. Запросив данные у моего резидента, они собрали в кулак всю свою бомбардировочную авиацию и раскатали в пыль только что отстроенную загородную резиденцию Суня, нанеся ему ущерб чуть ли не в миллион долларов. А я после этого вдвое уценил текущую партию пленных, объяснив, что она некондиционная. Президент отлично понял такие аргументы, и октябрьское наступление было срежиссировано безукоризненно.

Убедившись, что война кончилась, засобирался домой Шлиффен, вместо него группировкой остался командовать наш генерал-лейтенант Ренненкампф. Вместе со Шлиффеном в Германию возвращались и несколько офицеров, в том числе и Гудериан, получивший к тому времени звание капитана маньчжурской армии и обер-лейтенанта немецкой. Проезжая через Питер, он презентовал мне экземпляр своего доклада «Применение танков в маньчжурской кампании».

Доклад был интересный. Начал его Гейнц, как говорится, за здравие – то есть раскритиковал компоновку «Фишмана», заявив, что боковые орудия ему только мешают. Но дальнейшие выводы были несколько странными. Гудериан предлагал увеличить скорость танка до двадцати пяти километров в час, а вот необходимости ни в усилении брони, ни в снижении высоты он не увидел. Кроме того, предлагалось разработать еще и легкий танк как замену броневичку Pz-I, который за время кампании показал свою полную непригодность для действий вне дорог, но зато приобрел в войсках прозвище «пизя». Так вот, Гудериан предлагал увеличить его длину, поставить на гусеницы и снабдить авиационной пушкой вместо пулемета винтовочного калибра. В общем, получалось, что мне надо просто передать немцам эскизы их же изделия Pz-II.

После немцев в Гатчину прилетел Токигава, с которым мы обсудили результаты действий авиации и сравнительные данные машин – как наших, так и противника. Так как «Стрижи» были еще опытными машинами и участия в войне не принимали, то лучшим истребителем единодушно было признано творение де Хэвиленда, наконец-то получившее имя «Элен» (а бедные японцы ломали язык, пытаясь правильно произнести это слово).

Это была вариация на тему поликарповского И-15, но не ухудшенная, как «спитфайр», а улучшенная. Двигатель – двойная звезда взлетной мощностью в семьсот сил и диаметром всего восемьдесят пять сантиметров, так что самолетик имел узкий и зализанный фюзеляж. Крыло было с «чайкой», фонарь пилота – закрытый, шасси убиралось. Машина обладала хорошей маневренностью в вертикальной плоскости и совершенно феноменальной – в горизонтальной, будучи при этом не очень сложной в управлении.

Модифицированный «Ишак-М», отличающийся от исходного убирающимся шасси, более мощными пушками и форсированным (у нас до шестисот пятидесяти, а у японцев до семисот сил) мотором, нравился Токигаве чуть меньше – все-таки из-за всех этих добавок машина стала немного перетяжеленной. То, что ее скорость была на двадцать километров в час больше, чем у «Элен», особой роли не играло, потому как на разгон до максимума у «Ишака» уходило почти вдвое больше времени. Но зато он был доступен летчику самой низкой квалификации и достаточно эффективно штурмовал наземные цели.

«Машина для массового пилота», – определил ее место японец.

Кстати, неделей раньше я имел беседу с Полозовым, освоившим и «Стрижа» и «Элен», и тот про нового «Ишака» высказался несколько резче: «Самолет для тех, кто ни летать, ни стрелять ни хрена не умеет!» Впрочем, потом он самокритично признал, что даже в его полку таких почти половина.

Авиация противника состояла из небольшого числа английских и американских машин. По нашим сведениям, англы уже сделали нормальный V-образный мотор мощностью почти в тысячу сил и сейчас испытывали сразу три самолета на его основе, но в Китае были только «фантомы-2». Наиболее выдающиеся недостатки старой машины были смягчены, но все равно это был плохой истребитель и вовсе никакой штурмовик. Кроме того, мы получили сведения, что в Китай отправлены два четырехмоторных бомбардировщика «либерейтор» – нечто вроде «Кондора», но с рядными движками от «фантомов». Однако авиаразведка, даром что весьма усиленная, смогла обнаружить только один!

Пока он не залетал за границу, его не трогали. Но однажды он ее перелетел и был тут же сбит… В общем, английская авиация себя не показала. Зато американцы поддержали честь англосаксов! Их истребитель-штурмовик «мустанг» доставлял нам немало хлопот, несмотря на невеликое мастерство штатовских пилотов. Самое интересное, что эта машина имела двухтактный мотор! Райт его ухитрился сделать аж шестнадцатицилиндровым водяного охлаждения. Компоновка была Х-образной. Это чудо работало на спирту, причем жрало его в совершенно диких количествах, и имело ресурс всего около сорока часов, но зато весило чуть за полтонны при мощности в тысячу двести сил. Правда, с планером самолета они поступили так, как будто уже сочинили изречение «аэродинамику придумали те, кто не умеет делать хорошие моторы». «Мустанг» был подкосным высокопланом с неубирающимся шасси: что-то вроде польских истребителей времен Второй мировой. Но благодаря огромной тяговооруженности и мощным пушкам этот самолет неплохо себя показал. Хорошо хоть летать далеко не мог, одной заправки спирта ему хватало на полчаса полета.

В декабре, как и было договорено, широкомасштабные наступления китайцев прекратились до весны. Главными причинами были экономические – если бы мы продолжали принимать рабсилу, то расходы на ее обогрев при сортировке и транспортировке заметно подняли бы себестоимость, да и с одеждой было не очень, несмотря на то что основную ее часть поставляли японцы. Так что в Маньчжурии воцарилась тишина, лишь иногда прерываемая небольшими перестрелками, когда какая-нибудь китайская часть, замерзнув и оголодав, шла пробиваться в плен по собственной инициативе, без распоряжения командования. «Дикими» пленными занимались немцы.

Для систематизации итогов первого года войны в России было создано сразу две комиссии – в Генштабе и в Главном штабе. Правда, та, которая в Главном, скромно именовалась рабочей группой, но зато занималась делом. А уж генштабовская под руководством Янушкевича развернулась вовсю! Первое, что она сделала, – это обратилась в мой Секретный отдел за допуском с целью ознакомления с документами любого уровня. Им его предоставили, так как данный отдел и создан-то был для того, чтобы фабриковать секретные документы, но, пока там еще не достигли должного мастерства в изготовлении бумаг государственного масштаба, допуск для генштабистов был временно ограничен. Однако, чтобы родить концепцию применения танков в современной войне, подчиненным Янушкевича хватило и того, что им дали. Прочитав черновики комиссии, я даже в какой-то мере проникся глубиной ее новаторских замыслов.

Итак, основным тактическим приемом будущих войн предполагалось сделать наступление пехоты при поддержке танков. Выглядеть это должно было следующим образом: впереди борт к борту едут три танка, а за ними, сужающейся к хвосту колонной, трусцой бежит полк. Рубеж атаки был принят в два километра, и, чтобы танкистам было чем заняться в пути до противника, на них возлагалась обязанность за это время провести артподготовку. В связи с чем танки типа «Фишман» предлагалось модернизировать: увеличить ширину и высоту для лучшей защиты бегущей за ними пехоты, а в задних башенках вместо пулеметов установить минометы. Якобы во исполнение этих пожеланий в Гатчину и прибыла бригада инженеров из Екатеринбурга. На самом же деле ей предстояло окончательно утвердить новый единый танк и сделанные на его основе самоходку и бронетранспортер.

В настоящий момент с конвейера сходили сделанные на одном и том же шасси танк «Тигр» и самоходка «Диарея». Шасси имело компоновку с движком и коробкой спереди, поперек корпуса, мощность составляла сто двадцать сил. «Тигр» был вооружен сорокасемимиллиметровкой Гочкиса и пулеметом, «Диарея» – двумя трехдюймовками. То есть в первых экземплярах пушка была одна и самоходка называлась «Медея». Но конструкторы сумели основательно ужать орудия, что дало возможность в ту же самую рубку засунуть два. Вообще-то поначалу это устройство называлось «Диодорея», но в процессе согласования документации лишние буквы потерялись, и на вооружение самоходная двустволка была принята под своим теперешним названием. Сейчас этими машинами была вооружена учебная танковая дивизия, а конструкторы уже приступили к изделию, ради которого и создавалось данное шасси, то есть к БМП.

Одновременно с екатеринбуржцами в Гатчину приехали и немцы – они привезли чертежи своих новых орудий, которыми предстояло вооружать бронетехнику стран Большой Четверки. Это были действительно пушки немецкой разработки, но более позднего времени, то есть их знаменитая «ахт-ахт» в танковом и зенитном вариантах и пятисантиметровая KwK-38, эта – только в танковом.

То есть немцы теперь представляли себе качественный состав своей бронетехники следующим образом. Для действий против заведомо слабейшего противника нужны гиганты вроде «Фишмана», но немного. В качестве основного танка рассматривается средний, с 50-миллиметровой пушкой, созданный на базе предложенных мной чертежей Pz-III. Кроме этого, они собирались использовать небольшое количество тяжелых самоходок с 88-миллиметровой пушкой – эти для прорыва укрепрайонов. И немного легких танков Pz-II. Ну а для пехоты – создать открытый сверху полугусеничный бронетранспортер.

Мы же собирались обходиться всего одним типом танка – с немецкой «ахт-ахт» в качестве орудия. Да, поначалу оно будет избыточным, но настильность его траектории позволит вести точный огонь с больших дистанций, что не лишнее в любой обстановке. А там, глядишь, скоро и у противника танки появятся, вон французы уже зашевелились. С такой пушкой, как «ахт-ахт», наши танки будут поражать вражеские с запредельной для них дистанции.

Пехоту мы (то есть мы с Гошей плюс рабочая группа Главного штаба) думали снабдить сравнительно дешевой БМП в приличных количествах и тяжелым бронетранспортером, вооруженным серьезной пушкой, – в количествах как получится – для действий в условиях прорыва насыщенной противотанковыми средствами обороны. Кроме того, на нашем вооружении предполагались и самоходки. Одна из них – «Диарея» – уже производилась. Вторая была в проекте, и в данный момент проходили конкурсные испытания 105– и 122-миллиметровых пушек для установки на нее.

Единый танк, компоновку которого привезли на утверждение екатеринбуржцы, тоже имел движок и коробку спереди. Специально для танков Тринклер разработал V-образную восьмерку мощностью в триста пятьдесят лошадей, а Луцкой – шестиступенчатую (четыре скорости вперед и две назад) коробку передач для нее. Кстати, управление фрикционами в этом танке производилось не рычагами, а штурвалом. Потому как с рычагами переключение скоростей одновременно с поворотом направо представляло весьма непростую задачу, с которой мог справиться далеко не каждый мехвод. Сам же танк был сильно похож на первую «Меркаву», но не с литой, а со сварной башней более простой формы. Как и у израильского танка, у нашего имелось дополнительное кормовое отделение с дверью, которое могло использоваться как аварийный выход. А вообще-то там можно было разместить или четырех десантников, или двух раненых на носилках, или дополнительный боезапас, или специальный контейнер на полтонны солярки сверх того, что в баках.

После технических делегаций уже перед самым Рождеством мне пришлось принять и дипломатическую – то есть провести последнюю рабочую встречу перед представлением оной делегации их величествам. По поводу этого делегаты волновались, им, видимо, не хотелось ударить лицом в грязь с первой же встречи на высшем уровне.

Встреча же была первой не только для новоиспеченных дипломатов, но и для их страны, всего позавчера появившейся на карте – пока только на одной, той, что висела в моем кабинете. Да и то она там была пририсована вручную.

Главу делегации звали Арон Самуилович Немнихер, и он был министром иностранных дел Социалистической республики Израиль. Помимо него, в состав делегации вошли два замминистра – финансов и национальной обороны.

К приходу гостей я как раз получил кое-какие сведения с Дальнего Востока, поэтому сразу перешел к делу:

– Чай, кофе, пиво – сами выбирайте. И можно мне сразу вам, уважаемый Арон Самуилович, задать нескромный вопрос: на кой черт Израилю понадобился «либерейтор» – кого вы собираетесь бомбить? Как его удалось украсть – не спрашиваю, потому что в общих чертах мне уже доложили. Довольно грязно, кстати, получилось, но зато недорого.

– Так ведь в первый же раз, Георгий Андреевич, – развел лапками министр иностранных дел. – До сих пор как-то не доводилось связываться с самолетами.

С нашей первой встречи шестой отдел успел подробнейшим образом вникнуть в биографию Арона Самуиловича, и я, в знак хорошего расположения, решил намекнуть ему об этом:

– Неужели процесс уворования самолета так уж сильно отличается от, скажем, неправедного заимствования вами пяти локомобилей, предназначенных к отправке на фронт в одна тысяча девятьсот четвертом году? Да не волнуйтесь, если бы они были там хоть зачем-нибудь нужны, с вами бы уже успели побеседовать в соответствующем ключе. Но толку от них не было никакого, зато мы вместо них авиабомбы смогли отправить… И вы ведь примерно шестую часть вырученной суммы пожертвовали на победу – мне правильно доложили?

По скромному кивку собеседника я сделал вывод – похоже, доложили неправильно, денег он получил заметно больше.

– Скажу по секрету, – сообщил я, – его величество решил наградить вас только что учрежденным орденом Святого Антония! Даже у меня такого нет… – «И никогда не будет», – продолжил я про себя. – Но все же – зачем вам тяжелый бомбардировщик?

– Но ведь должен же в нашем государстве быть самолет для высшего руководства! – пояснил один из замов, кажется, по финансам.

– Вы собираетесь возить своего премьера в бомбоотсеке?

– Мы хотели сделать вам подарок, – застенчиво сказал глава израильского МИДа, – и надеялись, что вы, в свою очередь, подарите нам семь широкофюзеляжных «Кошек»…

– Четыре! – мгновенно отреагировал я. – И не спорьте со мной, а то я еще и уценю ваш аэроплан за отсутствие документов. И, кстати, дату президентских выборов вы уже назначили? Если не трудно, поделитесь со мной предположениями об их результате – мне просто интересно, кто из их величеств одержит победу. Я, между нами говоря, за Машу болею…

Глава 24

На второй день нового, тысяча девятьсот десятого года, Петербург хоронил генерал-адмирала. Дядя Алексей, без потерь проведя эскадру Северным морским путем, по прибытии во Владивосток захворал. Сначала медики списывали это на реакцию организма после тяжелого перехода, потом нашли воспаление легких и начали колоть пенициллин, то есть георгиум, потом что-то говорили о нервном истощении… В общем, три недели назад Алексей Александрович почил в Бозе, и вот сейчас траурный поезд прибыл в Питер.

Жаль, конечно, неплохой был мужик, но все же в этом мире ему повезло куда больше, чем в том. Тут он прожил на год с лишним дольше и умер не в Париже, уволенным со службы и оплеванным за все беды российского флота, в том числе и те, к которым вообще не имел никакого отношения, а в России, полным адмиралом и героем легендарного Алексеевского перехода из Найденовска во Владивосток. И последние свои годы он провел не во Франции с дурой Балеттой, а в делах и походах, почти всегда со своей красавицей-женой Ольгой, с которой он был счастлив – я сам это видел.

После похорон я поехал с величествами в Зимний, помянуть генерал-адмирала в узком кругу. И там я услышал от Гоши, что если я и дальше буду только работать, а не отдыхать, то (тьфу-тьфу) и у меня может начаться нервное истощение, а то и что-нибудь похуже. А таковое развитие событий было бы ему, Гоше, весьма неприятно.

– Ты же с четвертого года не то что без отпуска – без выходных пашешь! – открыл мне глаза император. – Только собрался в свою деревню съездить, так и то смог пробыть там всего один день. Что я? Я все-таки каждый год на неделю к семье в Крым езжу, да и по воскресеньям далеко не всегда торчу на службе… Вроде сейчас обстановка спокойная, может, возьмешь отпуск на недельку-другую? На лыжах покататься или на снегоходах.

– В Куршавеле, – невинным тоном предположил я.

– Мм, – вынужден был согласиться Гоша, – ты прав, не выйдет. Без охраны тебя туда не отправишь, а с охраной получится натуральная оккупация Швейцарии, что кое-где могут неправильно понять. А если на Канары? Ты же вроде дачу там собирался строить, так съезди, подбери участок, на место посмотри и на соседей… Ты там вообще-то хоть раз был?

– Нет, не довелось. В том мире как-то не особо позволяли финансы, а здесь все времени постоянно не хватает.

– Вот и замечательно! Так как ты у нас ветеран и японской, и черногорской, то дорога к месту отдыха у тебя за государственный счет. Так что собирай курортный чемодан, выход в море на днях. В том мире тебе ничего не нужно – водный мотоцикл там или трусы какие-нибудь особенные?

– Да полно у меня и трусов и мотоциклов. Постой, а что отплывает-то?

– Первая АУГ[4]. Состав ты знаешь или дать тебе шпаргалку с перечнем?

Вот таким образом я и оказался в отпуске. Обошлось без бюрократии – заявления я не писал, отпускных не получал… Жена, которую я пригласил с собой, отказалась. Мол, без Насти я не поеду, а ей среди тамошних дикарей делать совершенно нечего. «Ты там, главное, не бери пример со своих подводных адмиралов, и все будет хорошо. Сувенир привези, бумеранг или череп чей-нибудь, я даже и не знаю… В общем, езжай, и побыстрее, а то у меня что-то глаза слегка заслезились», – напутствовала меня супруга. И я, написав список, что надо срочно запихнуть в контейнер и доставить на АУГ, сам по-быстрому собрал чемоданчик, погрузился в «Кошку» и полетел в Либаву. Там сел на катер и вскоре был на крейсере «Коршун», выбранном мной в качестве места обитания на время отпуска. Ближе к вечеру мы отчалили.

Весь вечер АУГ собиралась в кучу, то есть в походный ордер, а с утра поплыла (или, по-морскому, пошла) к выходу из Балтийского моря. Погода испортилась, начался ветер с мокрым снегом, и я, посмотрев в иллюминатор, решил, что просыпаться было не лучшей идеей. Но снова завалиться в спячку мне не дали – пришел командир корабля и пригласил меня на завтрак. Мои возражения – мол, я ничего не делал и поэтому никак не мог нагулять аппетит – он отмел. И сослался на ее величество Марию Федоровну, которая, оказывается, звонила ему и просила лично проследить, чтобы я питался три раза в день.

– А больше вас ни за чем проследить не просили? – с подозрением спросил я. – Например, чтобы к самолетам не лез или еще чего?

Оказалось, что нет. То есть я вполне мог по своему усмотрению летать, встревать во что душе угодно и так далее, но не забывая при этом про завтрак, обед, ужин и как минимум семь часов сна ежесуточно.

За завтраком я поинтересовался у капитана первого ранга:

– Григорий Павлович, а мы с вами раньше не встречались?

– Один раз, мельком, – кивнул капитан, – в Артуре в четвертом году – я тогда командовал канонерской лодкой «Кореец».

– Да, – вспомнил я, – неплохо вы тогда поддерживали огнем оборону перешейка. Ну а «Коршун» – как он вам?

– Отличный корабль! – просиял каперанг. – И, несмотря на то что совсем новый, – практически никаких недоделок.

Этот «Коршун» был одним из трех тринклер-электрических крейсеров-пятитысячников, входящих в состав Первой АУГ. Кроме них, там были два эскортных авианосца на той же основе, линейный крейсер «Измаил» и флагман – ударный авианосец «Сириус». Также эскадру сопровождали плавмастерская и госпитальное судно. Это был первый выход только что сформированного подразделения в открытый океан, планировавшийся совершенно независимо от моего отпуска. Ну а тут просто пришлось взять еще одного пассажира с десятком охранников на «Коршун», а десантную роту на «Сириус» и самую малость изменить маршрут.

– …Вот только я пока не видел своими глазами, насколько эффективны эти ваши ракеты, – продолжил тем временем каперанг, – а артиллерийское вооружение у крейсера слабовато.

Действительно, «Коршун» имел четыре шестидюймовые пушки и восемь трехдюймовые, но основным его оружием были крылатые ракеты. Пока у нас имелись только телеуправляемые – то есть ракета была снабжена телекамерой, и оператор наводил ее, пялясь в экран двухцветного монитора.

– Так в чем дело, скоро посмотрите, – пожал плечами я. В отличие от своего собеседника я уже не раз видел эти ракеты в деле – правда, пока мы их запускали исключительно с берега.

На следующий день мы проходили через Ла-Манш. Погода была столь же мерзкой: снег утих, но появился редкий туман. Поначалу я пытался рассмотреть хоть какой-нибудь берег, но это мне быстро надоело, и я уже совсем было собрался что-нибудь почитать, как объявили воздушную тревогу.

«И кому это дома не сидится по такой погоде», – подумал я и, перекинув через плечо сумку с аккумуляторами и кое-чем еще, пошел на мостик. Командир был уже там.

– Два самолета вроде наших «Тузиков», но с английскими опознавательными знаками, произвели облет «Измаила», – сообщил мне каперанг, – и улетели.

– Ничего, скоро обратно прилетят, – буркнул я, прислушиваясь, и сунул руку в сумку.

Вскоре из тумана действительно вынырнули два самолетика и направились прямо на нас, причем очень низко, метрах на пятидесяти.

– Нехорошо людей пугать, – прокомментировал я, доставая из сумки свою тюнингованную лазерную указку, – а вдруг они действительно испугаются и чего-нибудь сотворят? – И нажал кнопку.

Вспыхнул красный луч, отлично видимый благодаря клочьям редкого тумана. Я покачал этим лучом по курсу переднего самолета, и то ли пилот был от природы впечатлительным, то ли уже читал про инженера Гарина, но шарахнулся он от луча так, что чуть не чиркнул колесами об воду. Второй ушел вверх крутой горкой и скрылся из виду.

– Это гиперболоид? – пораженно спросил меня каперанг.

– Он самый, – безмятежно ответил я, пряча свое изделие обратно в сумку, – только маломощный, корабль таким не разрежешь. Даже и с самолетами я не уверен, что хорошо получилось бы.

– Выиграл! – возрадовался Григорий Павлович. – Мы с моим старшим офицером, прочитав книжку господина Толстого, поспорили: правда это или вымысел? Игорь Иванович мне все объяснял, что это невозможно. Мол, тут нужен какой-то очень экзотический источник света, которого просто не может быть.

– Так он у меня такой и есть.

– Вот-вот, и я ему то же самое говорил. Теперь с него обед в приличном ресторане, а за обедом я еще раз с удовольствием его аргументацию послушаю.

Выйдя из Ла-Манша, наша эскадра разогналась до двадцати узлов, и к вечеру следующего дня мы уже подходили к Гибралтару. Тут, а точнее в Танжере, предполагалось задержаться почти на сутки, ибо как раз сейчас этот город посещал кайзер, и было бы просто невежливо проплыть мимо, не поздоровавшись.

Наконец-то достроенный «Арий» совершал свой первый поход, и Вилли не удержался от того, чтобы проплыть на нем от Киля до Танжера.

На рейде Танжера уже толпилось достаточно много разноплановых посудин, но спутать с чем-нибудь «Арий» было совершенно невозможно. На его фоне даже «Сириус» казался мелковатым!

Примерно около часа сближающиеся эскадры совершали сложные телодвижения во имя морского этикета – поднимали и опускали какие-то флажки на веревках, немного постреляли холостыми, потом еще что-то… Наконец мне сказали, что можно грузиться в катер и плыть к «Арию». Неужели это нельзя было сделать двумя фразами по радио?

Как я и предполагал, Вилли тут же потащил меня по своему кораблю – хвастаться. Так что мне пришлось еще почти час бродить по этому гиганту, да еще внимательно слушая своего экскурсовода и восторженно поддакивая в нужных местах. Но наконец мы вернулись в кайзерскую каюту, и я с облегчением присосался к пиву.

– Значит, и вы, Георг, не утерпели и решили поучаствовать в первом походе своего детища? – поинтересовался кайзер. Судя по всему, он имел в виду «Сириус».

– Да вообще-то я просто собрался немного отдохнуть – тут недалеко, на Канарах.

– Странно, – усмехнулся Вилли, – там же нет ни одной приличной закрытой гавани, да и рельеф такой, что построить хоть один нормальный аэродром будет затруднительно. И как к этой вашей инициативе отнесется Испания?

– Я ведь перед поездкой это узнал: оказывается, там не нужно визы, достаточно при приезде отметиться у портовых властей. Вот я зайду и отмечусь…

Вилли захохотал:

– Представляю себе картину! В эту забытую Богом дыру вдруг является могучая эскадра, способная разнести ее в пыль одним залпом, на берег сходит господин в известном всему миру черном мундире и говорит… Что вы им скажете, Георг?

– Как всегда и всем – чистую правду! То есть я приехал сюда отдохнуть недельку от трудов и забот.

– А эскадра?

– А она просто оказала мне любезность проводить меня к месту отдыха.

Кайзер на минутку задумался, а потом спросил:

– Намеченные совместные учения «Ария» и «Сириуса» ведь произойдут после того, как вас доставят на Канары?

– Ну да, а после учений меня оттуда заберут.

– Тогда не будете ли вы так любезны согласиться на некоторое увеличение количества… э-э-э… провожающих? Возможно, Первая АУГ Российского Императорского флота покажется местным властям недостаточно внушительной. Но в сопровождении первой и третьей дивизий Хохзеефлотте – уже вряд ли!

В связи с этой инициативой кайзера мы смогли выйти в море только вечером, но зато плыли теперь удвоенным составом – девятнадцать кораблей вместо десяти. К обеду следующего дня на горизонте появились искомые Канары. Мы держали курс к острову Гран Канария – он понравился мне своей круглой формой и расположением практически в центре архипелага. Как эта картина представлялась с берега, я узнал чуть позже.

Сначала на горизонте появились дымы – третья дивизия кайзерского флота использовала уголь. Местные знатоки начали было спорить, три там корабля или четыре, но через непродолжительное время спор прекратился, так как из-за горизонта стали появляться сами корабли. Было их, понятно, не три, не четыре и не пять… Вскоре стало возможно определить, что это отнюдь не мирные рыбаки или зерновозы. Вдруг в небе возникло неисчислимое множество самолетов (эскадрилья «Выхухолей» и два звена палубных «Ишаков»). Они кругами летали над городом, иногда снижаясь настолько, что от рева моторов дрожали стекла, а домашняя живность впадала в панику. Некоторые горожане тоже, в общем, были близки к этому состоянию… Когда незваные гости встали примерно в миле от порта, губернатор Лас-Пальмаса дон Мигель де Кордоба вздохнул, сел на паровой катер и взял курс к самому крупному из гостей, гигантскому линкору под немецким флагом. «Арий» – прочитал он название линкора, подойдя поближе, и вскоре уже поднимался по спущенному трапу. Интересно, кто его примет: командир этого линкора, командующий эскадрой или даже сам кайзер, присутствие на борту которого следовало из штандарта на мачте? Одернув и без того безукоризненно сидящий мундир, испанец последовал за провожатыми.

В адмиральском салоне дона Мигеля действительно ждал сам Вильгельм Второй, а рядом с ним сидел чем-то смутно знакомый офицер в черном мундире. Вот он повернулся к гостю, блеснули зеркальные очки… Дева Мария, да это же знаменитый русский сатрап Найденов! Точно такой, как на газетных фотографиях. Святые угодники, и что теперь будет с островом Гран Канария?

К чести испанца надо сказать: он вышел из ступора довольно быстро, секунд за двадцать, и по всей форме представился сначала кайзеру (по-немецки), а потом и мне (по-английски, русского языка он явно не знал). После чего осведомился, чему город Лас-Пальмас обязан чести принимать столь высокопоставленных гостей. Вилли с интересом ждал, что я отвечу дону.

– Понимаете, – начал я, – у меня чуть ли не с самого детства была мечта – отдохнуть на Канарах. Чтобы, значит, и пляж, и пальмы, и красотки в бикини… Море опять же, крокодилы там всякие в джунглях. Но как-то все было не до того, а тут вдруг подвернулась оказия. Не откажете в любезности разрешить пожить тут у вас с недельку?

После чего я показал дону Мигелю свой паспорт, но, кажется, он не понял, что это такое, потому как все надписи там были по-русски. Однако несколько растерянно сказал, что его, дона Мигеля де Кордобы, скромный дворец в распоряжении моего высочества.

– Дорогой губернатор, – удивился я, – а зачем мне ваш дворец? У меня и свой есть, наверняка не хуже, а если бы вдруг мне зачем-нибудь понадобился чужой, так за ним не нужно было бы плыть в такую даль, и поближе без проблем нашелся бы. А у вас я хотел бы отдохнуть душой, то есть пожить на лоне дикой, не опохабленной рукой человека природы, я уже присмотрел местечко в двадцати примерно километрах от Лас-Пальмаса. Так что вы не против, если я туда прямо сегодня и отправлюсь?

Дон был не против, и кайзер нажал кнопку на своем столе. В салон вошел дежурный адъютант, которому Вилли кивком указал на меня.

– Передайте, пожалуйста, на «Сириус» и «Коршун», что можно начинать высадку, – попросил я.

Глава 25

Вечером я наконец оказался на выбранном месте и смог приступить к отдыху. Правда, от того, что я представлял себе при слове «Канары», ситуация несколько отличалась… Пальмы на острове действительно были. Кажется, даже больше десяти штук, но все они находились в городе Лас-Пальмасе: откуда-то завезены, посажены и регулярно поливаемы. А на месте отдыха росли мелкие папоротникообразные кустики, несколько кактусов и две совсем небольшие сосны, правда, с очень длинными и мягкими иголками.

Песок был, но в мизерных количествах и не желтый, а серый. И, разумеется, тут не было ни блондинок в бикини, ни даже негритянок без оного… Впрочем, на эту тему я как раз и собирался побеседовать с доном Мигелем. Еще на «Арии» он, спросив, где именно я буду отдыхать, набился нанести визит и теперь с некоторым изумлением глядел на придавленную к земле четырьмя камнями клеенку, на которой уже стояли две алюминиевые миски – с вареными яйцами и солеными огурцами. На газете возлежали круг краковской колбасы и полбуханки ржаного хлеба, а центр клеенки занимала литровая бутыль фишмановки. Паровой катер у дона оказался довольно тихоходным, так что, пока он доплыл до бухточки, я уже успел переодеться, поставить палатку и накрыть стол. И теперь испанец в недоумении переводил взгляд с так называемого стола на меня и обратно. Я был в форме отдыхающего, то есть в драных джинсах, линялой футболке и с банданой на голове.

– Присаживайтесь, – указал я дону на камень около клеенки, – вот вам стакан, давайте я за вами поухаживаю. Первый рекомендую закусить огурцом, ну а дальше – по потребности. Прозит! Эк вы неудачно – это же вам не коньяк, цедить по капле… Стакан выпивается залпом. Ладно, тут еще много, научитесь. И давайте продолжим начатый в салоне его величества кайзера разговор про бикини.

Разумеется, этого слова не слышали ни Вилли, ни дон, и кайзер сразу спросил, что оно означает.

– Женский костюм для купания, – пояснил я и вытащил несколько специально захваченных Машиных рисунков.

– Это что, новая русская мода? – удивился кайзер. – А ничего так… Очень, очень даже весьма, – продолжил он и убрал выданный ему рисунок в стол. – Вы не возражаете, если я это кое-кому покажу?

Дон офигевал молча. И вот теперь, уже наедине с ним, я вновь поднял эту тему.

– Понимаете, дорогой Мигель, – сообщил я ему, дожевав кусок колбасы, – у вас тут просто райское место для отдыха. При минимальных усилиях можно сделать так, что сюда косяком попрут жаждущие экзотики вроде меня, принося огромный доход вашим островам… Ведь что такое, скажем, тот же Лазурный Берег? Банальность! Вот мне сейчас надо куда-то пристроить партию маньчжурских ветеранов-орденоносцев отдохнуть после ранений. Ну не в Ниццу же к собравшимся там ворам со всей Европы! Еще и прибьют кого по простоте душевной. А для вас, если вы соберетесь разворачивать здесь курортное дело, это просто идеальные клиенты. Оплачивает их отдых казна (у дона загорелись глазки), сами они люди неприхотливые и к разным неизбежным поначалу мелким недостаткам отнесутся с пониманием… Но это именно к мелким, а отсутствие здесь дам в русских национальных купальных костюмах к мелким недостаткам, пожалуй, и не отнесешь.

В общем, когда мы с испанцем уговорили бутылку и в процессе этого действия достигли полного консенсуса по развитию курортного дела на Канарах, вечер кончился, на небе воссияли звезды, и мой гость сделал попытку вернуться на свой катер, еще раз напомнив, что перед отъездом он ждет меня в гости в своем дворце – во всяком случае, я именно так понял его не совсем связную речь. Однако с первого раза его попытка не удалась в силу дефицита чувства равновесия, так что мне пришлось звать на помощь отдыхающую смену ближнего периметра охраны, которая и оттранспортировала дона на его посудину. Посудина отплыла, а я еще некоторое время пялился на усыпанное яркими двоящимися звездами небо, пытаясь найти Южный Крест. Но потом вспомнил, что вроде пока нахожусь в Северном полушарии, залез в палатку и с мыслью: «С чего, спрашивается, было так нажираться?» – заснул.

Проснувшись, я в очередной раз помянул добрым словом друга Борю за практически полное отсутствие похмельных явлений от его продукта и пошел купаться. Минут через пять из воды пришлось вылезти, так как она была довольно теплая, но только для конца января. Когда я пару лет назад купался в проруби на Крещение, было явно холоднее. Но с летним Крымом не сравнить, однако…

Место отдыха представляло собой небольшую бухточку в месте впадения в океан маленького ручья, единственного, который удалось найти в этом районе. Вообще с водой на Канарах не очень, надо будет подумать насчет опреснительных установок.

С одной стороны бухта упиралась в отвесную каменную стену, на вершине которой имелось плато, где сейчас находился один из постов охраны. По словам солдат, залезть туда можно было только в одном месте и с немалым трудом. С другой стороны бухточка ограничивалась просто каменной осыпью, там тоже, понятное дело, имелся пост. В общем, попасть сюда можно было либо с моря, либо по руслу ручья, представляющему собой гибрид ущелья и оврага. Ну и по воздуху, ясное дело, подумал я и велел будить механика автожира.

Через полчаса я уже был на плато. Оно имело километра полтора в длину и метров пятьсот в самом широком месте при высоте около двухсот метров над уровнем моря.

А неплохое место для резиденции, подумалось мне. Ручей, что течет внизу, надо перенаправить сюда, не фиг ему океан пресной водой разбавлять. И где-то вот тут выдолбить озеро, пусть подсчитают, сколько китайцев для этого потребуется и на какое время. Особняк – у самого края, тут замечательный вид. Потом выдолбить еще одну яму, навезти туда земли… Нет, не одну, а две. В одной будет пальмовая роща с беседкой для возвышенных размышлений, в другой – огород с морковкой, картошкой и редиской. Да, тут же можно будет помидоры без всяких теплиц разводить! Значит, огород планируем чуть покрупнее, в расчете и на помидоры тоже. Опа, чуть не забыл: нужно еще небольшое пшеничное поле, а то чем мыши питаться будут? Без мышей же кошки могут от безделья впасть в депрессию или разврат. Так, смотрим дальше… Аэродром для «Тузиков» – вот он, почти готов, только срубить пару каменных плит и отшлифовать получившуюся взлетно-посадочную полосу. Место на юге, где на плато можно взобраться с земли, сделать непроходимым, пусть саперы оценят потребность во взрывчатке. То есть попасть сюда можно будет только по воздуху или на лифте из бухты. Ну а пока здесь ничего нет, кроме поста охраны среди камней, пора, пожалуй, на автожир – и вниз.

До обеда я еще успел сходить вверх по ручью до самого того места, где он низвергался с пятиметровой высоты этаким мини-водопадом. После чего вернулся к берегу океана, нашел примотанную к камню веревку и вытащил из бухты заброшенную прошлым вечером корзину с недоеденной колбасой. Как и ожидалось, теперь там имелось четыре краба, причем очень даже ничего себе по размерам. Не как дальневосточные, конечно, там они были с автомобильное колесо размахом конечностей и с тарелку в диаметре туловища, но для обеда одному человеку – в самый раз. Так что крабы были сварены и съедены под пиво, после чего я взял удочку и пошел ловить себе ужин – клевало тут всегда, а не только утром и вечером.

Вот таким макаром я и проотдыхал еще три дня. Только тут я понял, насколько, оказывается, хорошо ничего не читать, не писать и ни с кем не разговаривать! Потому что уже десять лет подряд я только этим с утра до вечера и занимался: читал документы, писал их сам, отдавал свои распоряжения, слушал чужие… Однако на четвертый день, поймав себя на попытке побеседовать о международном положении с только что выловленной рыбой неизвестной породы, я понял, что отдых пора закруглять. Разговоры с рыбами – это еще ладно, но в результате сенсорного голода меня потянуло и что-нибудь написать, а при отсутствии бумаги недолго дойти и до наскальной живописи, благо зубило у меня имелось. Так что, подавив желание вырубить на здоровенном валуне краткую, но выразительную надпись, означающую, что здесь побывал русский человек, я достал ракетницу и запустил в голубое канарское небо две красные ракеты. Что было сигналом – отдых окончен, пора и честь знать, сматываемся.

Катер, стоящий у входа в бухту, зачихал прогреваемым двигателем, а я начал собирать палатку.

Как и обещал, перед отъездом я зашел в гости к губернатору. Жил он в полутораэтажном домике, чуть поменьше и попроще Орловского, что был у меня в Нескучном саду, пока его там не взорвали. То есть именно это сооружение испанец и обозвал «дворцом» при первой встрече. Это свидетельствовало о невысокой зажиточности губернатора – раз и его недовольстве таким положением дел – два. Кроме того, по дороге я обратил внимание на местную церковь – надо будет, кстати, потом не забыть уточнить, кирхой она тут называется, костелом или еще как. Так вот, при взгляде на этот храм Господень ничего, кроме «бедность – не порок», в голову не приходило. Типа апостолы еще и не в таких условиях проповедовали… Да и вообще весь город совершенно не наводил на мысли о зажиточности.

В Европе же о происходящем на Канарах узнали только сегодня – ни радио, ни телеграфа тут отродясь не было, но два дня назад из Лас-Пальмаса вышел небольшой испанский пароходик, который, понятно, никто и не думал задерживать. И вот теперь, значит, он добрался до Кадиса и оттуда телеграфировал сногсшибательную новость.

Кстати, это вопиющее безобразие со связью доживало свои последние дни, ибо несколько Таниных сотрудников и сотрудниц остались тут организовывать первую ласточку будущего мирового курорта, развлекательный комплекс «Русский». У них имелись рации (официально – устаревшие и списанные с модернизируемых черноморских броненосцев, ну а неофициально – и более современные), а также все необходимое для длительной и плодотворной работы на чужбине. И первое, что я предложил губернатору в качестве благодарности за теплый прием и аванса за такие же отношения в будущем – это пять часов связи в сутки. А уж как он ими распорядится – это его дело. Этот подарок дон оценил сразу. После чего я попросил его проследить, чтобы моих оставляемых тут девочек никто не обижал, а для подкрепления этой просьбы тут же инвестировал в канарскую экономику пятнадцать тысяч рублей, передав их местной власти в лице губернатора. После этого переговоры о создании Русско-Канарского банка прошли на ура, и дон Мигель заверил меня, что приезжающих в ближайшее время сотрудников Машиного департамента ждет самый теплый прием. Потом разговор свернул на тему о не самом лучшем внешнем виде местного храма, и я пожертвовал еще пять тысяч, сказав, что это просто совсем небольшой аванс, а потом пойдут радикально другие суммы. Правда, хотелось бы, чтобы здешнее духовенство с пониманием относилось к моим инициативам. Так как суммы на церковь тоже должны были пойти через дона Мигеля, то он заверил меня, что понимание будет полнейшим. После чего он достал один из Машиных рисунков на тему купальника и перешел к вопросу, видимо, давно уже его мучавшему:

– Видите ли, такой костюм имеет смысл только в том случае, если носящая его дама… э-э-э… обладает выдающимися внешними данными.

– Совершенно верно, – кивнул я, – у нас в России они почти все такие.

– А у нас, – горестно заметил мой собеседник, – картина, увы, несколько иная… Вы, наверное, уже обратили внимание.

Да уж, не обратить его было трудно. Встреченные мной в городе дамы более всего напоминали сушеных ведьм, плоских и морщинистых. Если такую обрядить в бикини, получится кошмар, от которого, пожалуй, сбежит и закаленный калединский ветеран. Но ничего, Испания большая, вербовка сотрудниц в Танечкиной службе давно отработана до блеска, так что проблема с дамами вполне решаема, успокоил я губернатора. И вообще, ему пора готовиться к резкому увеличению численности населения на подмандатной территории. Прикинуть, например, как это отразится на ценах на недвижимость, и заранее предпринять соответствующие действия… Если уважаемый дон Мигель не против, мне хотелось бы принять участие в этом процессе, потому как чем больше средств будет вложено на начальном этапе, тем эффективней потом будет отдача. А положение губернатора – оно очень способствует именно правильному вложению средств.

В конце беседы для закрепления хороших отношений я подарил губернатору мотоцикл, ибо он не стоил того, чтобы тащить его еще и обратно в Россию.

Вообще-то дон Мигель, увидев пять дней назад российско-германскую эскадру, решил, что нам зачем-то понадобились Канары и сейчас они будут просто и незатейливо захвачены, каковая перспектива повергла его в меланхолию. Когда он понял, что Канары-то действительно нужны, но я их собираюсь не захватывать, а покупать, меланхолия сменилась облегчением и надеждой. А теперь я, по сути, объяснил ему, что собираюсь покупать вовсе не все Канары целиком, а в основном только его, дона Мигеля! И при этом совершенно не намерен скупиться. Такой поворот событий был встречен покупаемым с энтузиазмом, к концу встречи перешедшим в неприкрытый восторг.

Правда, имелась вероятность, что в Эскуриале, обнаружив, что должность гран-канарского губернатора вдруг резко стала прибыльной, пошлют туда кого-нибудь из близких к кормушке царедворцев. Типа навести порядок и доложить… Надо будет заранее намекнуть, что в этом случае тут произойдет нечто вроде Бостонского чаепития: то есть народ не станет смотреть, как его деньги уплывают в чужой карман, а восстанет против гнета метрополии. Ну а что отдыхающие его от души поддержат, это и так ясно… В общем, надо будет предложить испанцам какую-нибудь компенсацию за невмешательство в мои дела. Например, пообещать им вернуть Гибралтар, а если будут хорошо себя вести – принять Испанию кандидатом в Большую Четверку. Потом намекнуть, что с не внявшими голосу рассудка могут произойти неизбежные на море случайности – океан-то он вон какой глубокий! И напомнить, чем обычно заканчивались попытки залезть в мой карман без согласия его владельца.

А после обеда я отправился на «Коршун», который тут же снялся с якоря и, быстро набрав скорость, помчался домой. Основной же состав АУГ остался отрабатывать взаимодействие с немецким флотом, что и было задумано еще до экспромта с моим отпуском.

Могут, конечно, спросить: а на кой хрен мне вообще сдались эти Канары, которые сейчас просто дыра на краю света и ничего больше? Ну не так оно все и пессимистично. Дыра-то она, конечно, дырой, зато в ней просто замечательный климат – вечная весна. Так что вложенные средства вполне могут принести неплохую отдачу. Это, так сказать, первый слой операции. Естественно, имелся и второй – ибо без него ситуация была бы просто неприличной. Найденов – и делает что-то без тайного смысла, так не бывает… Танечкиной службе пора было резко увеличивать вербовку заграничного контингента, и развитие туристического бизнеса на Канарах являлось очень неплохим прикрытием этого процесса. Ну а на самом дне притаился и третий слой, самый важный, на фоне которого все расходы, даже если они не принесут вообще ни копейки прибыли, все равно будут оправданны. Дело было в том, что мы собирались приступать к созданию базы океанских подводных лодок в Исландии. И поэтому лично мне очень хотелось, чтобы противник, когда-нибудь прознав о существовании такой базы, начал искать ее на Канарах.

Глава 26

Еще по дороге домой я посмотрел, много ли образовалась новостей за время моего отпуска. Оказалось – всего одна, да и то про мою высадку на Канарах, так что никакого аврала по приезде не случилось, и я спокойно занялся текущими делами. Одно из них было связано с атлантами, которые должны были держать трубу ТЭЦ во дворе Адмиралтейства. Выделенный Машей для решения этой задачи скульптор Изенберг, слепил явно не то. Ранее он снискал себе известность памятником погибшим над Артуром летчикам. Тогда же он малость поцапался со мной, поскольку и мою фигуру включил в композицию (я таки добился, чтобы меня оттуда убрали). На сей раз его атланты вышли какими-то худосочными, длинноволосыми и стояли в позах стесняющихся купальщиков. Так что я обратился за помощью к Алафузову, среди сотрудников которого было немало увлекающихся на досуге высоким искусством, и попросил изваять модели как надо. В качестве примера, какими я представляю себе атлантов, соискателям были представлены распечатки с изображением Шварценеггера из второго «Терминатора», и вот теперь я смотрел на результат. Да, тут уже почти не к чему было придраться: атланты мощные, стоят, расставив и чуть согнув в коленях ноги, мышцы напряжены, чувствуется, что люди заняты тяжелым делом – держат трубу. Не то что паршивые интеллигенты, предложенные мне поначалу! И теперь шла инженерная проработка этой скульптурной группы.

Но Маша все никак не могла успокоиться и предложила украсить стены котельной, над которой, собственно, и стояла труба, барельефами на античные темы.

– Греки-то тут при чем? – удивился я и сам сел рисовать эскизы барельефов. Стен, подлежащих художественному оформлению, было три, четвертая упиралась в машинный зал. Так что я быстро набросал три листа эскизов. На одной стене будут изложены основные постулаты физики, на другой – электротехники, на третьей – термодинамики. Пусть адмиралы, выходя в свой дворик, постоянно имеют это перед глазами, глядишь, и запомнят хоть что-нибудь.

Кроме этого, имелся и еще один в какой-то мере связанный с архитектурой вопрос. Если кто помнит, известная своими постельными похождениями балерина Кшесинская уже давно работала на Татьяну, чем и заслужила право достроить-таки свой особняк, несмотря на прекращение финансовой подпитки от безвременно почившего галанта. А тот, который остался, был в состоянии проспонсировать разве что собачью будку. Но Малечка оказалась способной ученицей и сейчас, разумеется под нашим контролем, получала деньги и задания непосредственно от французского Второго бюро, прекрасно обходясь и без великокняжеской помощи. Более того, последнее время в особняке стало даже несколько тесновато, и директриса ДОМа обратила свое внимание на хозяина только что построенного рядом еще одного солидного здания, так что мне была представлена бумага о его прегрешениях. Внимательно изучив документ, я с некоторым сожалением вынужден был согласиться с Танечкой – на конфискацию грехи этого Бранта никак не тянут. Так что я наложил на документ резолюцию: «Вызвать, показать материал, предложить продать особняк недорого и без волокиты» – и пошел к Татьяне, отнести документ, побеседовать и заодно попить кофе. А поговорить мне с ней хотелось о будущем.

В нашем мире как раз в этих двух особняках располагался Музей революции. Здесь революционерам в ближайшее время точно будет не до музеев, но мы-то чем хуже? Пусть когда-нибудь в далеком светлом завтра тут будет музей ДОМа, и я собирался предложить Татьяне в свободные минуты начинать подумывать об экспозиции.

В процессе беседы я решил прояснить и еще одно обстоятельство, на которое обратил внимание. Танечка вообще-то иногда баловалась сигаретами. Но при этом дома и вообще при своем муже она не курила никогда, а в последние два года перестала дымить и в своем кабинете, даже пепельницу убрала. Может, это связано с тем, что часто заходящий сюда я бросил курить, и она таким образом печется о моем душевном равновесии? Я так и спросил.

– Нет, шеф, – рассмеялась она, – так далеко моя забота о вас не заходит, я вам все-таки не мать, не жена и даже, увы, не любовница. Просто нашим научным отделом было проведено исследование о влиянии некоторых вещей, в том числе и сигарет, на привлекательность женщины. И выяснилось, что мужчины четко делятся на две группы. Для первой привлекательность в этом случае повышается. В качестве объяснения есть теория о том, что тут имеет место быть ассоциация определенного плана: мол, с огоньком сосет! Это я немножко утрирую, там целая страница текста. Но есть и другие, для которых дело обстоит строго наоборот, и вы относитесь как раз к ним. Есть тесты, они позволяют достаточно быстро определить принадлежность объекта к какой-то из этих групп.

– Очень интересно, – хмыкнул я, – дайте-ка мне почитать на досуге эту теорию. Она, кстати, с каким грифом секретности?

– ДСП, так что вы ее можете и не только в кабинете читать.

Татьяна достала из сейфа тонкую папку, сделала пометку в журнале и вручила мне документ.

– Кстати, – сообщила она, – обе их величества читали данный труд сразу по его появлении, то есть полтора года назад.

Через несколько дней в Питер по приглашению Гоши прибыл спецпредставитель испанского короля Альфонса Тринадцатого для уточнения, так сказать, текущей ситуации с Канарами. А то мало ли чего могут подумать в Эскуриале после моего отпуска на природе… С одной стороны, не сказать, чтобы мнение испанцев так уж волновало его величество, но зря обижать молодого короля, который к тому же не сделал нам ничего плохого, ни императору, ни мне не хотелось. Кстати, это был своеобразный король. Обычно они рождаются какими-нибудь принцами и только потом садятся на трон, где и помирают через некоторое время. Альфонс же был королем с рождения, но отнюдь не до самой смерти! За десять лет до нее его просто выгнали из королей и заодно из страны – в вашем мире, понятно. Ну а что будет в этом – еще посмотрим.

Одновременно с появлением испанского посланника в Питере возбудился португальский консул – до этого я даже и не подозревал о наличии в столице такой фигуры. Оказалось, что его почему-то взволновала судьба острова Мадейра. Я велел передать, что данный клочок земли мне и на фиг не нужен, чтобы португалец успокоился и не лез куда не надо без серьезной необходимости. Вот уж соблюдать особый пиетет по отношению к этой стране мне было как-то в лом, потому что портвейн я не любил никогда, даже «три семерки». Ну а уж про «Агдам» и вовсе лучше не вспоминать во избежание… Потом я посмотрел, что у меня в компе было на эту Португалию. Оказалось, у них вообще через полгода случится революция! «В общем, идите-ка вы лесом, а с Мадейрой, если понадобится, мы и без вас разберемся», – подумал я и выкинул из головы эту историю. А ближе к вечеру отправился в Зимний, где на наш с величествами текущий ужин сегодня был приглашен испанец.

Прежде чем заходить в малую гостиную, где обычно происходили такого рода мероприятия, я достал из кармана бумажку и еще раз освежил в памяти имя нашего гостя – дон Фернандо Гонсалес Молина-Торрес, однако. Последнюю-то фамилию я помнил, потому как еще в детстве читал «Сердца трех», но первые две как-то не удержались в памяти. Впрочем, оказалось, что у испанца были аналогичные проблемы, но он обошелся без шпаргалки и, почти не запинаясь, поименовал меня «ваше высочество светлейший князь-кесарь Георгий Андреевич Найденов Порт-Артурский». Правда, испанец оказался человеком не спесивым, да к тому же знающим русский язык, так что к середине ужина и спустя всего треть бутылки фишмановки мы уже были на «ты» и называли друг друга «Федя» и «Жора».

Молодой король, судя по всему, решил воспользоваться ситуацией как поводом к зондажу обстановки в смысле развития отношений с Россией. И теперь Гоша, произнеся тост за дружбу и что-то еще, начал потихоньку живо описывать перспективы.

– Да, – говорил император, – царствование нынешнего короля ознаменовалось заметным улучшением отношений с Англией, что дало некоторые благотворные результаты. Однако уже сейчас вы потихоньку столкнулись с тем, что Россия на своей шкуре поняла уже довольно давно: бескорыстной дружбы между странами не бывает. И прочные партнерские отношения возникают лишь тогда, когда у государств имеются взаимные интересы. И сейчас Испания имеет возможность воочию убедиться, в чем видит свой интерес Великобритания… Да в том, чтобы вы воевали на континенте за ее интересы! Марокко – это только первый звонок.

Три месяца назад там было нечто вроде кризиса – в городе Фес местными были убиты два немецких миссионера и трое попытавшихся защитить их солдат. Естественно, кайзер немедленно ввел туда войска и повелел как можно быстрее навести конституционный порядок. Какое-то местное племя попыталось было возмутиться, но им при помощи пулеметов, минометов и авиации быстро объяснили всю пагубность таких заблуждений. И теперь англы недвусмысленно намекали испанцам, что происходящее в Фесе напрямую угрожает испанской Мелилье и надо, значит, выразить протест. И оказать помощь освободительной борьбе какого-то там еще одного племени…

– Федь, ну ты сам глянь, – перехватил дипломатическую эстафету я, – где этот Фес и где ваша Мелилья! И каким дикарям вы будете оказывать поддержку – уж не тем ли, что в прошлом году чуть не вышибли вас оттуда? Причем у них, ладно, не получилось. Но вот кайзера злить – это, знаешь ли… Я бы не рискнул, больно уж он человек горячий.

– Увы, – вздохнул испанец, – мы связаны определенными обязательствами…

– Вот и я про что – вас хотят заставить воевать за английские интересы! А Россия всегда стремилась только к миру. И на такое благое дело, как поддержание мира и стабильности, пусть и даже в очень далеком от нас регионе, мы не пожалеем ни сил, ни денег. Ты обратил внимание, что я употребил слово «стабильность»? Это значит, что все останется как есть. Мелилья испанская – она таковой и впредь будет, кто бы там не думал чего другого. Может, примем еще грамм по сто за стабильность? Под пельмени, я думаю, это будет в самый раз.

После пельменей слово снова взяло величество:

– А теперь давайте, пока чисто умозрительно, представим себе, каковы могут быть взаимные интересы Испании и России. Про вашу страну вы знаете лучше меня, так что я скажу о своей. Нам совсем не надо, чтобы за нас кто-то воевал! С агрессором мы можем справиться и сами. Но вот гарантированный нейтралитет мы всячески приветствуем, в том числе и материально. А если он будет еще и сопровождаться дипломатической поддержкой наших начинаний, то тем более. Разумеется, и ответная поддержка не заставит себя ждать. Более того, первый ход мы можем сделать и авансом. Ведь в английских планах наверняка учитывается вариант, при котором вы не будете делать в Марокко ничего. Однако сам факт раздумий на тему вмешательства в тамошние германские дела может сподвигнуть действительно довольно горячего кайзера к неким превентивным шагам… Так вот, в ближайшее же время я лично побеседую с ним на эту тему.

После ужина мы с Федей поехали ко мне в Гатчину. Про политику в тот день разговоров больше не было, эту тему решили продолжить утром, а пока мы до часа ночи беседовали о приближающихся гонках «Большой Георгиевский Приз», первый этап которых должен был состояться в Берлине через три месяца, а второй – у нас в Стрельне в сентябре. Дело в том, что Альфонс вдруг почувствовал сильный интерес к мотоспорту, купил наш «АРН-Чемпион» и сейчас усиленно тренировался с целью, если получится, принять участие в берлинском этапе.

– Ничего у него за такой короткий срок не выйдет, тем более что он самоучка, – пояснил я Феде. – Да и негде у вас там особо гонять-то. Вот я и предлагаю нам с Альфонсом взаимно помочь друг другу в организации своего отдыха. Он издает какой-нибудь эдикт, что Найденов имеет полное право в любой удобный для него момент наслаждаться прекрасной погодой на Канарах, а я берусь лично поднатаскать его на стрельнинской трассе так, что насчет первого места не знаю, но уж третье-то он точно возьмет. Да и мотоцикл малость модернизируем и подрегулируем на зависть конкурентам.

Судя по довольному виду Феди Торреса, король явно давал ему какие-то инструкции и на эту тему, а тут вон как оно удачно получилось: я сам взял да и все предложил.

За завтраком мы продолжили обсуждение текущей дипломатии. Испанец пожаловался на трудное положение своего короля: мало того что в обществе неспокойно, так еще и армия имеет такую силу, что попробуй король скажи что-нибудь поперек.

– У вас не так, – с видимой завистью признал он.

– Конечно. Но ведь оно же вовсе не само все образовалось! При Николае у нас бардак был почище вашего, на императорское слово не клал болт только ленивый. Пришлось, понятное дело, поработать, в том числе и лично мне… Очень хорошо, что ты затронул эту тему. Вот как испанский дворянин скажи мне: ты хочешь, чтобы к слову вашего короля со временем образовалось такое же отношение, как к слову нашего императора? Ну так работу над этим можно начинать и с малого. То есть получить принципиальное согласие его величества Альфонса, а дальше уж потихоньку, рабочим порядком… Я помогу.

– Принципиальное согласие есть, – внимательно посмотрел на меня дон Федя, – вот только… Обязательно ли загружать его величество участием в деталях этого процесса?

– Вовсе нет. Наш император тоже не вникает в частности – есть конечный результат, и ладно. А эти самые частности, значит, должны потихоньку готовить компетентные люди… Может, прямо сейчас и начнем? Замечательно, я рад, что не ошибся в своих предположениях. Единственно что… как-то лично мне уже малость поднадоело сидеть в чисто мужской компании. Ты не против, если в нашей беседе примет участие и одна прекрасная дама?

К вечеру нам удалось достигнуть соглашения по основным пунктам. Дон Федя взялся лично помочь Таниным эмиссарам начать вербовку испанских юношей и девушек для работы на Канарах, в ответ на это Татьяна пообещала, что после обучения часть из них вернется в Испанию. И поможет там разобраться с несколькими особо одиозными военными, по которым уже давно заливаются горючими слезами инфаркт, кондрашка и тропическая лихорадка одновременно. А к его величеству Альфонсу Тринадцатому мы временно прикомандируем пару отделений мотомехаников, которые обеспечат не только нормальное функционирование королевского мотоцикла, но и повысят личную безопасность его величества, а то мало ли что. Сам же Альфонс пусть во всем соглашается с англичанами, истово кивает на все их предложения, говорит всякие слова и… не делает ничего. А мы в ответ беремся обеспечить, чтобы Вилли не обращал на эти слова никакого внимания.

К апрелю я взял на себя подготовку спецмотоцикла для участия в гонках – тот, который уже есть у короля, пусть будет запасным. Оставалось еще выбрать время для тренировок с Альфонсом – он приедет к нам на три недели. В благодарность за это, как неофициально сообщил мне Федя, уже принято решение пожаловать мне титул графа Канарского.

– Э-э-э… – задумался я. – Как бы всякие остряки не заменили это на «канальского графа» – а то разбирайся потом с ними. Может, добавите к названию еще пару букв? Пусть будет граф Арканарский.

Потом мы договорились, в какой мере финансирование моих островных проектов будет сочетаться с улучшением финансового положения короля и лично дона Феди. А если кто-то из особо жадных и неуправляемых царедворцев захочет снять свои сливки с финансовых потоков, направляемых нами на Канары, то пусть об этом болит голова не у короля, а у нас. Единственное, что потребуется от его величества, – это не ждать их возвращения с далеких островов во избежание глубокого разочарования.

Глава 27

В конце марта отправилась в отпуск моя благоверная. Правда, в отличие от моего этот вояж не был импровизацией, он готовился давно и по плану. Потому как имеет же право датская принцесса Дагмар навестить свою родину! Сколько можно, она там с четвертого года не появлялась. Ну а попутно не помешает произвести там некие действия по линии охраны материнства… И по неофициальной тоже, кстати.

В настоящее время Департамент охраны материнства и детства находился под официальным патронажем ее императорского величества императрицы-матери Марии Федоровны, а штаб-квартира его располагалась в Аничковом дворце. То есть там сидели сотрудницы, действительно занимающиеся детскими домами, женскими гимназиями и прочим, а от настоящей Танечкиной службы там имелся только филиал. Кстати, дочь Мари и сестра императора Ольга наконец-то вышла замуж за Тринклера, выждав положенный траур по своему безвременно скончавшемуся первому супругу. Впрочем, последние четыре года он вообще никому и никак не напоминал о своем существовании, так что Ольга про изменение своего семейного положения и узнала-то не сразу. И теперь она жила в Георгиевске, где руководила тамошним отделением ДОМа, опять же официальным. Но в отличие от матери ее к настоящим делам никто и близко не собирался подпускать – не тот типаж. А вот Мари давно принимала посильное участие в наших с Танечкой делах, одним из которых и был ее вояж на родину.

В преддверии большой войны нам позарез нужна была база для подводных лодок неподалеку от главных океанских путей вероятного противника. С первого взгляда могло показаться, что это морской путь в Индию вокруг Африки – потому как Суэц-то мы быстро закроем. Но это только казалось, ведь основную поддержку Англия будет получать из Штатов. А значит, подводные лодки должны базироваться не на Канарах, а в Исландии, которая подмандатна (блин, ну и слово!) датской короне.

Там давно занимались китобойством, и вот теперь в связи с общим развитием химической и фармацевтической промышленности в мире спрос на китовый жир, печень и прочее начал расти. А значит, не будет ничего удивительного, если наиболее дальновидные датчане вложатся в это дело, организуют еще одну флотилию, построят несколько баз для нее и пару заводиков по первичной переработке сырья… Упаси господь, никаких русских или даже немцев!

Вот Мари и собиралась в Данию, причем без особой помпы, на своей «Полярной звезде» в сопровождении всего одного легкого крейсера – совсем без эскорта было бы неприлично. Она привезет немножко денег на подачки своим хронически нищим родственникам и чеки на существенно бльшие суммы – для негласной поддержки определенных устремлений в датских деловых кругах.

На пирсе при прощании я вел себя как Мари перед моим отплытием на Канары, то есть громко шмыгал носом, утирал слезы платочком, потом сморкался в него и в перерывах уговаривал супругу отвечать взаимностью домогательствам не каждого тамошнего принца, а хотя бы через одного. Мари рассмеялась, поцеловала меня и отправилась отдыхать.

А в начале апреля в Питер приплыл испанский король. Первый день он посвятил встрече с Гошей и прочим протокольным мероприятиям, но потом прочно обосновался в Стрельне, где начал обкатывать подаренный ему мной «АРН-Мастер». От «Чемпиона» эта модель отличалась только тем, что имела движок о трех цилиндрах и соответственно возросшей мощности. Естественно, что освоение новой машины шло под моим непосредственным руководством.

Вообще говоря, король мне понравился. Правда, поначалу он показался излишне чопорным, но спустя несколько тренировок это прошло без следа.

Перед приездом испанского величества я навел о нем справки – как в своем ноутбуке, где нашелся реферат про Испанию начала века, так и у наших дипломатов, видевших его лично. Картина оказалась стандартной. То есть написанное в реферате очень слабо соотносилось с мнением очевидцев, а все это вместе противоречило тому, что увидел я. Правда, реферат писался на основе беллетристических поползновений некоего Бласко Ибаньеса, в которых тот лил грязь на своего монарха, а заодно и на Вилли. Так что я озадачил Танечку поискать компромат на этого типа с матерной фамилией, а если найдется мало – то и создать, чтобы в нужный момент можно было капитально смешать с дерьмом уже его.

Альфонс оказался вполне вменяемым молодым человеком, вовсе не склонным к экзальтации, как про него писал будущий Танечкин клиент, и не снобом, как про него говорил один наш сотрудник МИДа. А кроме этого, у него обнаружился несомненный талант гонщика. Начни он тренировки пораньше, с детства, и вполне мог бы получиться уникум типа Шумахера или, если брать мотоциклистов, то Росси. Но и сейчас он после недельных тренировок под моим руководством представлял собой очень серьезного пилота. А первое, что он спросил при встрече со мной, это умею ли я лечить гемофилию. Дело было в том, что его старший сын страдал именно ею.

– Не знаю, – ответил я, – потому что ни разу не пробовал. Думаю, что не получится – это все-таки генетическое заболевание.

Альфонс запросил подробности, и я рассказал ему об этой болезни королей, а также о главных разносчицах – ныне покойной английской королеве Виктории и ее внучках, одна из которых, тоже Виктория, и была его женой.

– Так, значит, нормальных детей мужского пола у меня не будет? – помрачнел Альфонс.

– А вы-то тут при чем? Их скорее всего не будет у вашей нынешней супруг Виктории. Да и то, если долго стараться, в конце концов может родиться и здоровый мальчик… Но необязательно.

– Мне никто не говорил ничего подобного, – заметил король.

– Интересно, кто же должен был вам что-то сказать? Англичане, сама Виктория или еще кто-нибудь?

– Но ведь вы же только что заявили, что про генетические болезни знаете только вы!

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Рассмотрены основные положения Правил устройства электроустановок (ПУЭ) в виде вопросов и ответов. П...
Эта книга содержит увлекательный, подробный и практически полный рассказ о Маргарите Ангулемской, ко...
В книге в популярной форме изложены философские идеи мыслителей Древнего мира, Средних веков, эпохи ...
В книге изложены философские идеи мыслителей Древнего мира, Средних веков, эпохи Возрождения, Нового...
Эта книга вышла в свет, когда в мире поставлены под сомнение доминировавшие в конце XX в. иллюзии об...
Холодным зимним вечером влиятельный бизнесмен и его подруга зашли в лифт. На лестничной площадке их ...