Пинка удаче О`Санчес
- И я о том же: всюду полно, работы много будет. А вон то окно, почти напротив того перспективного места… нет, чуть ниже, на третьем этаже… Там Лерка Бакуляева в коммуналке живет, она всегда зависает здесь, отдельно от предков, когда при деньгах, а я ее трахаю иногда…
- Лерку Бакса? Да она же страшная!…
- У тебя и такой пока нет. Лорнет давай!
- Че ты сказал??? Ты че, совсем дурак, что ли, мля? Как раз у меня с этим ни малейших проблем, так что давай без смешуйков и подъеров, понял? Но, блин, лучше я к дуньке кулаковой схожу, чем на Лерку западать… как некоторые лоховики…
- Тогда отдашь мне часть своей будущей доли, в благодарность за мой настоящий героизм: она, между прочим, сегодня уезжает в Псков на неделю и дает мне ключи от комнаты, чтобы я, типа, цветочки поливал, за газом смотрел и соседа от беспредела удерживал, в местах общего пользования. Алкаш, сука, я ему уже на днях разок приложил. И мы там сядем в засаду, в тепле и уюте!!! Этой же ночью. Если ты захочешь, конечно, меня поддержать. Вот почему я привел тебя именно сегодня именно сюда. Вопросы есть?
- О-у!… Понял! Другое дело, тогда извини, Игореха, тогда… Можно! Сегодня ночью, говоришь?
- Ну, а чего мудями трясти? Берем за хобот, утаскиваем на хату, если повезет, или на месте разбираемся, если в плен не получится! Короче говоря, нам просто нужно вычислить одного-двоих, чтобы с адресами. И там уже, зная где кого найти, не спеша, день за днем, будем осуществлять дожим… Но не дуром выбивать, а технично поддавливать, как Виталик учит. Самое главное, что при аккуратном наезде никто из них жаловаться не посмеет, ни в ментовку, ни куда еще! А потом и сами поймут, что лучше и выгоднее платить. Ведь мы им, взамен оброка, поможем конкурентов гасить, в полном соответствии с законами дикого монополистического империалистического запада и разрисуем перспективы крутой карьеры на немеряном бабле.
- Игореха, мля! Ты всегда прямо под профессора языком молотишь! Не хуже, слушай, зуб даю, китаец буду! Импере… Мне так даже не выговорить.
Игорек видел искренность в восхищении друга, и она радовала его ничуть не меньше девушек и бабла.
- Ну а чего… Надо идти в ногу со временем. Ты комп учишь, как обещал?
- Некогда было.
- Раф, екарный бабай! А чем же ты таким этаким занят всю дорогу??? Позволь спросить? Почему мне - есть когда, а тебе - нет? Сейчас без Интернета уже никакой бизнес не пойдет, и наш в том числе, я тебе отвечаю за это!
- Да, в натуре, сеструха жмется к своему пускать, я ей, типа, какую-то "адин эс бухалтэрию" собью, а дома родаки тоже без компьютера отлично живут. Им телека хватает.
- Ну, все, мля! Сегодня же беру ноут, и там, на точке, будем перемежать занятия с наблюдениями. Будешь учиться работе с мышкой, для начала, пусть пока без интернета. Разве что на месте сеть "вайфаем" подловим.
- Чем? Как ты сказал?…
- Не важно. Главное - начать. Открыть папку - закрыть папку. Открыть файл - закрыть файл… И так далее. Еще вопросы?
- Да нету у меня, убедил. Слушай, Игореха… А это… А, типа, жильцов защищать? Ихние тэсэже? Типа, вы нам отстегиваете, а мы бомбил прогоняем? К тем же дворникам если подкатить?
Игорек аж закашлялся от неожиданности, но быстренько сориентировался и продолжил кашель, перевел его в отхаркивания, сделав Рафу знак, что услышал вопрос и сейчас ответит. Как же он сам до этого не допетрил?…
- Бомберов. Не бомбил, а бомберов. Именно! Прямо с языка снял, брателло! Ты хоть с техникой не дружишь ни хрена, а мозги у тебя на месте. Я как раз хотел тебе разжевать дальнейшее развитие идеи: типа, насылаем срач на территорию, а потом приходим в правление… сами, или сначала к дворникам: типа, очищаем от крыс, тараканов и прочих стритрайтеров… Стоит это столько-то, можно сказать - совсем дешево, почти даром. Сначала разово им поможем, а потом… если клюнут… видно будет. Из десяти один кто-то согласится - уже прибыль. Так дела и делаются: сами наезжаем, сами защищаем. Как говорит наш босс Вито Мамонто: "Наезд и разводка - это серп и молот каждого честного бандита". И еще я подумал. С первых же реальных прибытков - тачку возьмем, это в самую первую очередь, вперед компьютера для тебя, пусть пока одну на двоих, ну, как в "Жмурках". А права - каждому и настоящие, тут экономить никак нельзя. Я рад, это очень козырно, Раф, что ты меня понимаешь с полуслова. Я еще сказать не успел - а ты уже подхватил. И наоборот.
Раф простодушно обрадовался похвалам друга, расцвел в улыбке:
- Ну, а че. Тоже голова на что-то дана. Но ты реально крут, Игоряныч! Во все стороны продумал!
- Как ты говоришь: "ну а че!?" И еще. Кто захочет на власти пахать, по госзаказам стены разрисовывать, как на Малой Пушкарской, у стадиончика, тех объявим продажными - и они сдохнут не родившись. Так, теперь о грустном. Бабки есть?
- Не-а, стоха всего осталась, и то неполная.
- И у меня после вчерашнего две с копейками, но на пышечную, на кофе с молоком нам хватит. А там Виталик отсыплет баблеца, он мне вчера обрисовал вкратце, намекнул по трубке, сегодня конкретно расскажет, уже без телефона. Пошатаемся в Приморском парке Победы, напротив Диво-Острова. Я так понимаю, по франклину обретем. Ерунда, конечно, да все лучше, чем ничего. Пошли. Выходим вон там, через арку дома 34, в порядке рекогносцировки местности. Хотя нет, двинули лучше на Большую Пушкарскую, а оттуда на Шамшева, так ближе.
- Это стоха баксов, то есть? Каждому?
- Вроде бы. Или приблизительный рублевый эквивалент. По кофейку, Раф?
- И по паре пышек…
- По четыре. Относительно дешевле получится.
Ад - это любое неизбывное. Включая старость, которая сама по себе - ад и прихожая в ад. Вадим Тиберьевич Тушин сидел за пультом, методично и без суеты нажимая привычный набор кнопок: синяя - цементный раствор пошел, красная - поддон пошел, белая - пауза. Строительство аттракциона "Пирамида Хеопса" началось давно, еще в прошлом году, шло медленно, ибо само по себе также являлось аттракционом под названием "Всенародная Стройка Пирамиды Хеопса (Хуфу) В Натуральную Величину", и Вадим Тиберьевич не надеялся дожить до окончания проекта, главное здесь - что он при деле и на людях: так оно веселее, да и надежнее… особенно теперь, когда только и жди подлостей от "СОВЕТА", или от слонов-бандитов, или еще от кого… Вадим Тиберьевич вне очереди "сидел на кнопках", а его напарник, отставник Николай Анциферов, так же вне своей очереди водил купивших билеты экскурсантов: "да, да, да, вон тот блочок - именно ваш, половинного объема, как вы и заказали. Пошел-пошел-пошел… встал. Сейчас пометим его номерком, согласно вашему билетику, билетик обязательно сохраните на память, и блочок пойдет туда, вниз, в основание будущей пирамиды… Можете даже расписаться, здесь на выбор: мелки, тушь и фломастеры, за счет фирмы. Это ваш индивидуальный вклад в ее строительство. Что?… Безусловно! Она будет очень высока, хотя, как вы понимаете, гораздо меньше и скромнее кукурузной газпромовской башни… Да, совершенно верно: котлован вырыт не только для фундамента, но и чтобы частично "утопить" доминанту, поставить основание пирамиды вниз, под уровень моря. В полном соответствии с требованиями градостроительного совета".
Вадиму Тиберьевичу недужилось сегодня целый день, с самого утра, но жаловаться на сердце при современном уровне безработицы было бы просто неразумно, поэтому Вадим Тиберьевич предпочел чихать и поминутно сморкаться в носовой платок, сетуя на сырость и аллергию, наперед угадывая дальнейшее… Так и вышло: сердобольный напарник Коля сам вызвался перестроить очередность работы, а Вадим Тиберьевич растроганно согласился. Сердцу нужен покой, хотя бы физический. Нынче вечером и завтра утром придется обойтись без чая и, соответственно, без кофе. Ничего, листы черной смородины заварит, оно и полезнее. Четыре инфаркта - дело нешуточное, тем более, что первый и самый сокрушительный из них он перенес на ногах и при полном стрессе… Это было… это было… дай бог памяти… тридцать лет назад… с маленьким хвостиком… да, почти тридцать один год назад, еще в двадцатом веке, в разгар лета одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года, в городе Нью-Йорке…
Некий Кармине Галанте, Сигара, был вдруг неожиданно прихвачен американскими властями и посажен в тюрьму, как не выдержавший обязательств условно-досрочного освобождения. Это был психопат и отпетый негодяй, который, в свои неполные семьдесят, почти треть жизни провел в тюрьмах, ни перед кем никогда не гнулся и ныне стал костью в горле почти всем знающими его людям: полиции, конкурентам-наркоторговцам, коллегам из Пяти Семей и даже старому другу, бывшему боссу Джо Боннано. Держался он как верховный дон, почти без усилий оттягав главенство над семьей Боннано, был смел, беспощаден и сумел-таки запугать почти всех лидеров нью-йоркских бандформирований… Вдобавок ко всему, он, выйдя на волю и осмотревшись, решил, что гангстеры отечественного разлива слишком расхлябаны и мягкотелы и что пора влить в "Коза Ностру" свежую сицилийскую кровь, взамен старой, дурной и бесполезной, которой бы нужно спустить побольше. Сказано - сделано: Кармине Галанте окружил себя сворой молодых и нахрапистых сицилийцев, которые по его слову запросто вторгались во владения семейства Гамбино, не боялись проводить карательные разборки над чернокожими бандитами прямо в Гарлеме, не понимали никаких вопросов в полицейских участках… и обходились недорого. А Галанте, надобно сказать, был не только жесток, но и скареден. И вот он сел в тюрьму - и градус напряжения в этой тюрьме подскочил до критического! Все охраняли заключенного Галанте: тюремные власти и нанятая за огромные деньги охрана, ибо слушок прошел: приговорили Сигару, вот-вот должны пришить. Для одного из подразделений Первого главного управления КГБ СССР, так называемого Управления Эс, это была серьезная неприятность, ибо под угрозой оказался только-только налаженный "зеленый шлях", нелегальный транспортный мост из Южной Европы в Северную Америку: люди Вадима Тиберьевича Тушина сумели ввинтиться в структуру, созданную американо-сицилийскими подельниками Кармине Галанте, но, естественно, не для торговли наркотиками и не для пополнения гангстерского войска этого подонка Сигары, а для собственных нужд внешней разведки Советского Союза, в частности для проникновения нелегалов на территорию США с целью их дальнейшей ассимиляции.
Через какое-то, довольно небольшое время, Кармине Галанте вернулся на волю, освободившись под залог, но угроза, нависшая над тушинским "зеленым шляхом", осталась и даже усилилась: все так называемые "мафиозные" семьи Нью-Йорка достигли консенсуса и определились в желании убить возмутителя спокойствия Кармине Галанте…
- Что скажете, Вадим Тиберьевич? Не пора ли отпочковывать наши пути от подконтрольных маргиналу Галанте?
- Вадим Алексеевич! Я понимаю, что вызван в Москву, да еще в таком пожарном порядке, отнюдь не для дискуссий но… Не созрели. Моя вина, моя ответственность, но мы не готовы. С тех пор как эти скоты-корлеонцы разрушили нам все предыдущие мосты, данный "зеленый шлях" - единственная наша сравнительно прочная зацепка на штатовский континент.
- А вот… предположим, Юрий Иванович так не считает… что единственная. А он повыше тебя видит и в Штатах давно сидит.
- У него другой этаж, другой обзор, я могу судить лишь со своей жердочки.
- Ну, не сердись, Вадим Тиберьевич, побольше выдержки. Сколько тебе, пятьдесят три?
- Вот-вот пятьдесят четыре стукнет.
- Солидно. Тем не менее, товарищи из "Заслона" жаждали бы видеть тебя в своих рядах… И всегда нервничают, когда им приходится работать возле тебя инкогнито. Вот так-то, тезка!
Тушину никогда не нравились шутки товарища Кирпиченко, его манера смеяться, но сейчас он физически ощущал, как оттаивают душа и сердце, и даже готов был хохотать вместе с начальником: хрен с ними со всеми, главное - склонились на его сторону.
- Пусть под руку не подворачиваются, а я человек смирный.
- Вадим Тиберьевич!… Это было непросто - решения принимать по данному пункту… да и кураторы цэковские руку на пульсе держат… то и дело корректируют нам… согласно изменениям международной обстановки… Короче говоря, выбили мы тебе командировку в Нью-Йорк, чтобы ты там а: на себе испытал надежность транспортного канала, б: еще и еще раз проверил и взвесил баланс и расстановку сил в местном уголовном подполье… и в: предпринял все действия оперативного характера, необходимые для сохранения и соблюдения наших государственных интересов. В данном случае - канал должен быть сохранен. Понятно?
- Понятно. Только для этого придется… усилить оперативное влияние: превентивно ухлопать как минимум боссов и их заместителей двух-трех Семей, чтобы они отвлеклись на собственную грызню и отстали от Галанте.
- Устранить, а не ухлопать. И даже не устранить, а нейтрализовать… Сейчас там, "наверху", взяли моду говорить о нейтрализации. Суть, впрочем, та же. То есть, ты уже все предметно продумал? Или пока еще так говоришь, с кондачка?
- Продумал, Вадим Алексеевич, вот докладная, и к ней приложение, "бизнес-план", говоря по-западному.
- Хорошо, оставь. Ты же знаешь, что такие решения не принимаются в единоличном порядке. Где-то через пару-тройку неделек - поедешь. Там, на месте, уже в Нью-Йоке, товарищ Владимиров введет тебя в курс последних событий, окажет информационную и иную помощь, но… Он прежде всего журналист-международник, и тебе не стоит его засвечивать лишний раз. Понятно? Еще раз узнаю, услышу про "Коля, поехали, выпьем за флот!…" - будут приняты меры, вплоть до строгого партийного взыскания.
- Да, я все понял, Вадим Алексеевич.
- Иди, отдыхай. Понадобишься - выдернем прямо из Сочи. Где, под Лугой? Хорошо, я слышал, там отличные места… А я на малой родине целую вечность не был, соловьев не слышал…
Кирпиченко попробовал было вздремнуть в пустом кабинете… Нет. Нервы, сердце, желудок… Москва - это тебе не Тунис, тут не расслабишься. Наступающее лето может стать решающим для карьеры, тут уж никак нельзя ни промахнуться, ни оступиться. Андропов постоянно дергает из кадров его личное дело… Колеблется Юрик, осторожничает, интеллигент, робеет перед Сусловым и Кириленко, ловит веяния… И другой Юра, Дроздов, сидит, изнемогает в своем ООН, тоже чего-то хочет… Ясно чего: в этот кабинет запрыгнуть. Но и его можно понять, не мальчик, все-таки… в его возрасте генеральские погоны уже не роскошь, а… сколько ему? А тоже пятьдесят четвертый, как и тезке…
И этого Тушина жалко, добротный ведь мужик, старательный. Оперативная карьера на исходе. А в Москву его не перевести ни под каким видом - это тебе не Витька Луи - неуживчив, непрогибчив… Сунешь его в кабинеты, с демагогами да краснобаями воевать, - и сам утонет, и других подставит.
План был довольно заковырист на первый взгляд, но по сути прост: обычное двойное предательство. Согласно этому плану, сицилийские парни из окружения Кармине Галанте должны были внять посулам и угрозам эмиссаров клана Гамбино и согласиться предать своего падрино, дона Кармино. Здесь все гладко, никаких подозрений даже и быть не может, потому что сицилийцу предать - что чихнуть, если, конечно, речь не идет о кровных узах. Да и то… При этом, сицилийцы были бы не прочь надрать заносчивых и тупых америкак, не могущих даже двух слов связать на родном языке. И если основную работу согласен взять на себя этот тип из Палермо, Карло Бруно, почему бы и не проучить всю местную шваль? Донести дону Кармино они всегда успеют, а если это сделать сейчас - он может их заподозрить в нелояльности и сговоре и наверняка заподозрит. Со всеми вытекающими последствиями. Надо сидеть ровно и тихо, пусть пока обжигаются другие…
Тушин, еще из Палермо зная о вердикте-приговоре Пяти Семей, легко вышел через некоего весьма высокопоставленного гангстера Нино Гаджи на человека той же семьи Гамбино, тупицу и тяжелого псхопата Роя Ди Мео, а тот, в свою очередь, свел его с будущим исполнителем убийства Галанте, киллером по прозвищу Отморозок. Но здесь случился первый затор. Очень неприятный, хотя и не фатальный. Киллер этот оказался поляком, по фамилии… по фамилии Кухинский, Куклинский… звали его Дикки, Ричард, это точно. Почему именно поляка они тогда выбрали - черт их теперь разберет. Куклинский этот сразу не понравился Тушину: что-то в нем было… ненормальное… холодное… странное… в своей обыденности… Этот сорокапятилетний толстяк говорил об убийстве, как об очистке артишоков, или о покупке газеты, то есть, без азарта, без угрызений, без злорадства… Поручили ему работу " с самого верха" - он и рад, что его заметили, что ему доверили… свинцовые цветы - маму его за ногу - на могилу возлагать… Но Тушин благоразумно удержался от каких бы то ни было замечаний, предпочитая сосредоточиться на деле. Куклинский и Ди Мео готовят свой проект, проект принимается, Они двое, вместе с подключившимся Тушиным, все подготавливают, а когда придет час - их обоих устраняют, нейтрализуют, это сделают телохранители-сицилийцы Галанте, и в тот же день демонстративно расстреливают Полли Кастеллано, Косого Бена, еще кое-кого, это сделает он, Тушин, один или с напарником из Сицилии… Неплохой парнишка, тоже из Палермо, Тушин его с позапозппрошлого года воспитывал, втемную правда, как один человек чести - другого человека чести…
Но возбух Куклински, необычайно яростно восстал против совместных действий с этим… с типом из Палермо. Ди Мео потом объяснил посреднику, что Ричард не будет вести дела с Карло Бруно, что "он не хочет никого обидеть, но этот парень из Сицилии, во-первых, по возрасту уже староват, во вторых, говорит с явным сицилийским акцентом, это сразу обращает на себя внимание, а в третьих - и это главное - повадки у него и нрав как у Дракулы, такому убить, как жвачку выплюнуть, он в совершенно простом деле может столько кровищи налить, что… Здесь Америка, здесь лишняя жестокость - прямой путь на электрический стул, на который никто не хочет. Он, Куклинский, сам со всем преотлично справится, при всем уважении к этому наверняка достойному парню."
Дело покатилось в обратную сторону, добравшись до Нино, а через него даже до босса гамбиновцев, до "большого Пола" Кастеллано, и тот, после долгого размышления, постановил, словно отрезал: "будет как Ричард сказал. Этот… Карло… нам вроде бы и брат, но он приехал и уехал, а Куклинский, хоть и поляк, исполнительный, хороший парень, ничего лишнего из себя не строит и проблем никогда не доставляет. Он с нами, а Карло, все-таки, со стороны - и этим все сказано. Как, как он про него сказал?… Нет, наоборот, Ричард про Карло? Смехота, у Отморозка - и вдруг от кого-то сердце леденеет!… Раз усомнился - не надо пригибать, человек должен чувствовать себя спокойно и делать свое дело без нервов. Своди этого Бруно куда получше, и угости его от моего имени, чтобы понимал, что мы уважаем брата и ценим его. Телку ему подсунь, хвали почаще. Пусть Ричард и Рой проявят себя и справятся без посторонних, двоих парней я им от себя добавлю.
Бруклинский район Бенсонхерст - не самое райское место на земле. Жители его довольно прочно ощущают себя горожанами совсем иного города, совсем-совсем не Нью-Йорка, и даже не совсем Бруклина. Здесь итальянская вотчина, и посторонних в этих местах веками не жаловали, так что ирландцы, негры, евреи очень долгое время предпочитали обходить итальянские кварталы стороной. Сейчас, в новом тысячелетии, ситуация бесповоротно изменилась, но в далекие семидесятые, на пороге восьмидесятых, Бруклин был Бруклин, А Бушвик - сицилийским гнездовьем итальянского Бенсонхерста.
И Брайтон-бич лежал где-то неподалеку, но туда Карло Бруно, он же Вадим Тиберьевич Тушин, ни ногой: там, среди выходцев из СССР, бывших соотечественников, ему делать совершенно нечего.
Пахнет Бруклин черт те чем, от пиццы до плесени, запахи эти сильны и противны Тушину: если пицца - то она пародия на сицилийскую, если сырость, дующая из сабвея, или плесень, - то они очень даже настоящие, но он этого добра в юности немало вынюхал, проживая в ленинградских трущобах, духи и дезодоранты - никогда не любил, смердят морепродукты - они везде морепродукты, но здесь они как синтетика на вкус… Бруклин невысок, подобно Ленинграду, в основном трехэтажен, очень удушлив в теплое время года, ничем не напиться, нигде не продышаться… А Тушину командировка выпала точнехонько под середину лета…
Двое полупьяных ублюдков попытались напасть на него в первый вечер первого невыносимо долгого дня, как он только обосновался в тесной квартирке на Зеленой улице, и вышел купить себе чего-нибудь к ужину. Вадим Тиберьевич Тушин, усталый, донельзя раздраженный инструктажной невнятицей из резидентуры, взбесился настолько, что даже слегка утратил над собой контроль: отнял у одного из обидчиков бейсбольную биту и, грязно ругаясь по-сицилийски (здесь Вадим Тиберьевич, все-таки, сообразил и подстраховался "на автомате"), едва не забил того до смерти. Полиция так и не появилась, но зато на следующее утро люди из семьи Гамбино, как раз Нино Гаджи и Рой Ди Мео, обнимали Тушина, приветствуя дорогого гостя на дурном итальянском, перед тем как повести его в ближайшую кофейню, демонстративно орали чуть ли не посреди проезжей части, хлопали по плечам… Больше к нему претензий со стороны уличных хулиганов не было.
- Карло, ты сам немножко виноват в этой фигне… Вернее, твои уважаемые родители, ты ведь больше на немца или на поляка смахиваешь, а не на сицилийца. А здесь чужаков не любят. Не обижайся на шутку. И, кстати, о поляках. На днях мы тебя кое с кем познакомим… Рой познакомит… насчет наших дел… Его зовут Дик Куклинский.
- Не понял. Поляк - наш друг!?
- Нет, ну что ты, Карло! Он друг Роя. Но очень хороший парень. Так, Рой?
- Хороший, и дело знает… Проверенный.
И вот, в конечном итоге, гамбиновцы предпочли опереться на свои кадры, выбрав Куклинского, который не был и даже в принципе не мог быть членом сицилийской "семьи", а он, Карло Бруно, оставался как бы на подхвате. Что ж, это вполне устраивало Карло, для которого гораздо важнее было получить результат и гонорар, не зависящий от того, чей палец жал на спусковой крючок, а еще больше устраивало Вадима Тиберьевича Тушина, ибо у него теперь существенно расширялся плацдарм для маневра. Цезарь на месте присмотрит, чтобы Сигару и его второго телохранителя (видимо, это будет Коппола) прибрали надежно, и, в свою очередь, ответным телохранительским огнем позаботится о Куклинском, а потом о шофере (скорее всего, это будет сам Ди Мео), а там уже все пойдет по плану: сначала Тушин и его помощник Джузи замесят Пола-мясника (пусть "неаполитанцы" порадуются), почти одновременно с ним Джерри Ланга из семьи Профачи, и чуть позже - Косого Бена из семьи Дженовезе. Все! Дальше они сами будут разбираться в междуусобной борьбе, а Кармине Галанте обязательно им всем в этом поможет, тот еще вурдалак! Тушину понадобится год, от силы два, чтобы окончательно выстроить и хорошо прочистить от посторонней уголовной накипи надежный "мост" из Европы в Штаты, а там уже и в Москву можно, орденские дырки в пиджаке вертеть, согласно полученным результатам. Ну не век же ему в подполковниках суетиться, башку под пули подставлять… не мальчик ведь… уже…
Тушин сидел в своем бруклинском логове, прислонив прямую спину к стене, ноги калачиком, а перед ним, на расстеленных газетах, расположился целый огнестрельный арсенал. Три одинаковых револьвера, три снаряженных "смита" модели 547, с трехдюймовыми стволами, и автомат Калашникова с двумя спаренными рожками по сорок пять патронов в каждом рожке. Итого сто восемьдесят зарядов для автоматической стрельбы, да восемнадцать револьверных - должно хватить. Джузи подхватит его на тачке уже на южном Манхеттене и при нем также будет "калашников", это для пущей трескотни, если она понадобится. Ланга и Пола, как дружественных боссов, придется положить из автомата… лучше из двух… А револьверы - для Косого, тот живет беспечно и даже ушами не прядает, к нему вплотную подойти без проблем: захреначит ему двенадцать "конфет" с обеих рук и на том дело кончится… Один револьверный ствол - это энзэ, на всякую непредвиденность.
Тушин сидит молча, глаза его то прищурены, а то и вовсе закрыты, но даже и с распахнутыми веками они видят что-то свое, далекое, потаенное, все что угодно - только не электронный циферблат на прикроватной тумбочке напротив.
У Тушина есть еще два часа времени, чтобы привести в порядок мысли, нервы, пульс… Ему предстоит грязное дело, черное и кровавое, которому нет оправдания ни в одной религии мира… И это хорошо для совести, что он не верит ни в каких богов, иначе было бы очень смурно жить, весьма неуютно… Хотя, с другой стороны - Ди Мео и Куклински увешаны католическими ладанками… Ничему не мешает. А он служит своей стране, своему народу, трудится, честно делает свое дело. Назвать работу любимой он, конечно же не может… А нелюбимой?… Тоже ведь не станет! Что же он без нее - будет жизнь на совещаниях просиживать, шишки в жопе выращивать!? Жены у него нет, детей… правильнее бы считать… милосерднее для всех сторон считать, что нет у него детей… Квартиру он себе давно выслужил, но в Москве жить не намерен, вернется в Ленинград. Преподавание - тоже работа… Друзей - нет. Колька Владимиров, местный друг… но это такой друг… Встретились - обнялись, прослезились… Расстались - и забыли. Закончится проект "Сигара" - обязательно они с ним сбегут попьянствовать, подальше от "материнской" опеки, чтобы Родину не огорчать непартийным поведением, и нарежутся как поросята где-нибудь в Квинсе…
- Йе!… Уот?… Ы!… Бат… э-э-э… бат… уэлл… Йес.
Тушин аккуратно положил дрожащую телефонную трубку на место и тогда только застонал, запричитал, пальцы рук сами раздергивали ворот рубахи… пуговицы скок!… скок!…
О… кей… Граци… сукины вы сеньоры. Ийес… мать вашу мать вашу мать вашу перемать… За что же вы меня так, товарищи начальники… ЗА ЧТО???
В работе нелегалов - равно шпионов и разведчиков - главное - это обратная связь с теми, кто тебя прикрывает, от тебя зависит, тобою командует… Лишишься этой связи - и ослеп, засветишь ее - погиб, поэтому люди разведки и вражеских шпионских центров не жалеют времени, чтобы загодя, на стадии подготовки, отработать как можно более штатных и нештатных ситуаций, расставить как можно чаще и незаметнее всякого рода "маячки", условные обозначения, которые заменят нелегалу, стоящему на острие задания, подсказку, обоняние, инструкцию…
Телефонная трубка дребезжащим алкашиным голосом стала спрашивать какого-то мистера Гринберга из Бронкса и браниться на него, и цитировать накладные… И вся эта клоунада обозначала не более и не менее, как приказ, категорический приказ: операцию свернуть, все бросить: вещи, оружие, напарника и подельников, ожидающего команды Тушина о начале операции, а самому проверенным каналом возвращаться в Европу. Немедленно, даже не ставя в известность нью-йоркского резидента. Любое отступление от приказа, попытка его обойти или подправить якобы нечетким пониманием, - будет приравнена к государственной измене. Точка. Насчет государственной измены - это уже не алкаш мистеру Гринбергу объяснял, а на предварительной стадии, там, в Москве, были разработаны и затвержены наизусть все варианты "маячков". Круче этого сообщения был бы только приказ застрелиться, но подобных инструкций не существовало ни в одной разведке мира, разве что были предусмотрены советы, а не приказы, на некоторые, совсем уж нехорошие, случаи жизни.
А для Тушина полученный сигнал - это крах всей его жизни… Ну, не всей, конечно же… и не жизни, а всего лишь профессиональной деятельности последнего десятилетия… полутора десятилетий… Джузи погибнет, не далее как сегодня, этого подонка Галанте застрелят без помех, весь трансатлантический транспортный канал, "Зеленый шлях", придуманный и пробитый с такими трудами, рухнет, развалится. Он сам, Вадим Тушин, будет безнадежно засвечен и отправлен догнивать на свалку истории, в Ясенево… Если, конечно, итальянцы или штатники не прихватят его и не посадят на всю оставшуюся жизнь. Соответственно и Мадлена больше никогда его не увидит, не улыбнется, не мурлыкнет, не заварит кофе в его любимой чашечке… Мадлена-то быстро утешится, а вот как ему теперь? Зачем и для чего отныне жить… существовать?…
Вадим Тиберьевич Тушин лежал навзничь, на нелепом линолиумном полу крохотной съемной квартирки, быстро-быстро гладил синеющими ладонями обеих рук в области сердца и кричал, очень тихо кричал, одними только губами и небом, чтобы его не слышно было за тонкими стенами чужого дома чужой страны… У него было максимум четверть часа, чтобы справиться с эмоциями, с болью, раздирающей грудь и мозг, собрать манатки и убираться прочь, выполняя понятый, но непонятный приказ.
Кое- что из грядущих событий Вадим Тиберьевич угадал, а кое-что нет: его помощника, хорошего, надежного парня Дзузеппе Димаджо, которого он опекал и воспитывал три года, который был ему почти как сын, убили в тот же день, задушили гарротой, убили и гангстерского босса семьи Боннано, великого и ужасного Кармине Галанте, ибо сицилийские ребята, не получив необходимых отмашек, перестроились на ходу, предали своего падрино в угоду местному отребью. Лидеры преступных кланов Гамбино, Дженовезе и Коломбо (бывший Профачи) остались в тот год живы… Надежнейший транспортный канал, любимое детище Тушина, рассыпался безвозвратно, а вот сам он уцелел. И как человеческое существо уцелел, целых две недели добираясь до Европы аварийными тропами, полутрупом пережив "на ногах" жесточайший инфаркт, и легенда его уцелела, ибо вместе с "Зеленым шляхом" утонули в кровавых озерах те, кто мог вывести на его след врагов из уголовного подполья или типов из чужих контрразведок. Мадлена все равно от него ушла к какому-то прорабу из Римини… Позднее Тушину объяснили по-дружески… не прямо, намеками, мол, в эти дни кому-то в международном отделе ЦК стукнула мысль в голову, что не худо бы оградить сандинистское социалистическое движение в Никарагуа от возможных провокаций, псевдоразоблачений со стороны ЦРУ и ФБР, что это было бы совсем некстати в преддверии второй социалистической революции на американском континенте, а она вот-вот-вот уже грянет… Осторожный совет из международного отдела ЦК, настоявшись почти стоградусной крепостью в кабинете Суслова, превратился в Андроповский Приказ, который, по мере продвижения вниз, утрачивал на каждой иерархической ступеньке частицу здравого смысла и набирал категоричности…
Не знал Тушин и о крохотном грустном утешении, что подготовит ему судьба: через три с половиной года он окажется в Нью-Йорке, в своей последней заокеанской командировке, а там, на свой страх и риск, наплевав на приказы и запреты, отыщет Роя Ди Мео, когда-то удушившего Джузи, и запихнет его труп, пинками вобьет, в багажник собственного автомобиля…
Но сейчас, корчась на грязноватом, в пузырях, линолиумном полу, Тушин ничего этого не знал и не понимал, равно как и не ощущал того, что невыносимое негодование и страшная боль не просто сотрясли его сердце, его мозг, но оставили на его сознании паутинку мелких черных трещин, никому до поры не видимых, никем не осознаваемых…
- Когда природа зовет посрать - никто не в силах ее послать!… Ну, что парни, выметайтесь. Значит, все как я сказал: изучить, посмотреть, оценить. Я не знаю, Игорек, чем ты будешь промерять все это дело, интернетом или шагами, мне по фигу. Мне главное, чтобы у тебя все было четко, чтобы на любой вопрос по обстановке был четкий ответ, у тебя и у Рафа. Как вы будете давить ему на психику, я тоже не знаю, хоть помидорами швыряйтесь, но никакого прямого приказа я вам по этой теме не давал. Что сами придумаете, то и будет, главное, чтобы этот старый крысюк разволновался как можно больше. В его возрасте это очень полезно… для наследников… Толян, харе ржать, всю педагогику мне испортишь. Вот, Игоряныч, это вам заранее кусман, поскольку я верю, что справитесь, а вот - штучка… ишь ты, две вылезли… а вот - две штучки на пропитание, типа, командировочные. Сегодня позвонишь, типа, да, нет, ок, проблемы, нет проблем… А завтра на словах расскажешь основательно. Парни, Раф… я на вас надеюсь. Толян, поехали.
Раф заглянул через плечо друга в открытый конверт:
- Евры?
- По стохе. Но еще рублями выдал по тысяче. Живем немножко.
- Куул! Слушай, Игорек, у меня к тебе два вопроса.
- Хоть три с половиной.
- На хрена сам Виталик Слон! - и на такой гробятине ездит? Что у него, нет бабла на что-то посерьезнее?
- Ну, во-первых, эта гробятина стоит кучу бабла, она дороже современных, поверь. Суть в том, что для Виталика эта машина, типа, счастливый талисман. Когда-то на Мурманской трассе этот джип ему жизнь спас, целый рожок пуль отвел, а стреляли почти в упор, вот Виталик и держит его как талисман удачи.
- А, ладно тогда. И второй вопрос: как ты думаешь, на хрена этот дедок залупаться на Виталика начал? Он что думает, что управдом или совет ветеранов за него заступятся?
Игорек сложил вместе тысячерублевую бумажку и стоевровую, протянул их другу, свои же сто евро сунул обратно в конверт, а конверт в карман курточки. Под молнию.
- На хрена, говоришь? Да чувак просто не знает, что такое мафия.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Современный рынок деривативов - это педикулез товарно-денежных отношений. Поэтому, когда Великая Американская Финансовая Модель Перепроизводства Мыльных Пузырей окончательно погрязла в увлекательной игре, под неофициальным названием: "Надуй других - надувая себя", то вместе с этой замарашкой вся мировая фондовая система завшивела, доверху, до краев. И в результате неизбежный кризис, как обычно - карманоочистительный. С точки зрения беспристрастного жителя Марса ничего фатального на планете Земля не произошло: никаких эпидемий и техногенных катастроф, никаких войн, ни малейшей озоновой дыры… даже смехотворного глобального потепления не получилось, несмотря на все усилия колдунов и ученых из стран, импортирующих энергоносители. Все те же люди, в тех же городах и селах, с прежним рвением продолжали что-то производить и потреблять, согласно своим склонностям, возможностям и потребностям, все так же бесперебойно… или относительно бесперебойно действовали общемировые социально-коммуникативные институты, от электронной почты и железных дорог до рекламы поп-корна "Твой желудь", все так же высасывалась нефть из недр земных и все так же колосились хлеба… Просто вдруг вылезли на свет божий, стали явными некие социумные диспропорции, то есть, нарушился баланс между объемами потребления и производства: один абстрактный землянин объясняет Марсу, что совместно произведенные блага, свои и часть чужих, он потребит сейчас, а отработает полученное когда-нибудь завтра, непременно отработает, вот расписка, Другой же землянин предпочитает потрудиться за себя и за первого землянина, сэкономить на собственных потребностях сегодня, дабы вволю оттянуться завтра, согласно полученным распискам. Китай, например, любит копить расписки и плодить мусор, а США любит копить потребности и плодить расписки. Но вдруг однажды выясняется, что расписок выпущено столько, что получить по ним реально будет только в начале пятого тысячелетия от Рождества Христова… И хорошо бы поскорее обменять их на что-то другое… лучше на машины и энергоносители… пока другие владельцы расписок не очнулись…
Но расписок гораздо больше, чем золотых слитков, нефти, дров, услуг и автомобилей. И заметались земляне, забегали как крысы, в отчаянных попытках сохранить миллионные состояния, грошовые социальные пособия, солидные трудовые пенсии, приемлемые проценты выплат по кошмарным потребительским кредитам…
Ну… рынок - он и есть рынок, стихия паники в крысиных гонках сделала свое дело: мыльные пузыри частично сдулись, за счет обобранных обывателей-землян во всех концах планеты, но чтобы процесс дошел до своего логического конца, следовало бы и на межгосударственном уровне выправить образовавшийся дисбаланс: например, страны-должники чистосердечно объявляют себя банкротами, а страны-кредиторы сдают расписки в пункты приема утиля и макулатуры. И уже после этого можно все начать с чистого листа: США, признанный локомотив мировой экономики, продолжает в прежних объемах потребление производимых товаров (услуг) и выпуск новых расписок, а мировая экономика, подхлестываемая постоянно растущим потребительским спросом американских обывателей, опять оживает и набирает ход. До следующего кризиса. Это был бы самый лучший выход для всех участников, но, увы, несознательные страны-кредиторы, из числа владеющих боеспособными ядерными арсеналами, могут поскаредничать и уже не захотят добровольно снабжать страны-должники ресурсами вместо расписок, поэтому приходится ограничиваться полумерами, то есть, банкротить смирных, старых, безгласных и ослабевших. Всем же остальным участникам общемирового политического рынка надобно продолжать делать вид, что они друг другу верят и стоят на страже интересов своих граждан, бдительно проверяя качество заключенных договоров, принятых закладов, полученных обещаний…
А странам-кредиторам, накопившим гигантские авуары из самых прочных, самых надежных, самых красивых долговых расписок, срочно искать и еще раз искать точки опоры для развития собственных устойчивых экономик… До поры сгодятся стабилизационные и иные фонды, наполненные чужими эмиссиями, но надо что-то кардинально решать, менять… модернизировать… а не только сырьем торговать… Поторапливаться надо, одним словом.
Утро. Министру финансов Кудрину Алексею Леонидовичу скоро вставать. Но до побудки еще шесть… пять минут… целых пять минут… и вновь снится Алексею Леонидовичу Кудрину, один из навязчивых почти ностальгических снов… да это даже и не сон, а так, юношеские полугрезы-воспоминания бывшего будущего министра финансов России…
Струги Красные, осень, солнце, пилотки, гимнастерки, угар эпохи развитого социализма… Но это не армия, хвала всем богам! Армия уже не грозит без двух минут выпускникам ЛГУ им. Жданова, в финале своего студенчества отбывающим почетную армейскую обязанность на трехмесячных военных сборах.
В едином строю печатают шаг юристы, экономисты, психологи.
- Запе-вай! - командует подполковник Гераймович, но безмозглый университетский быдляк даже здесь реагирует не сразу. Наконец, Андрей Илларионов, будущий бывший советник президента Путина, заводит привычную строевую "тетю Надю":
- А на трибуну вылез Сталин! Он великий наш отец! А тете Наде в жопу вставлен огроменный огурец!
И вот уже сам Алеша Кудрин, Лук, Маканин, Коровкин, остальные ребята - подхватывают в сотню глоток:
- А по Манежной конница идет! Пехота с ревом! Катит бронепоезд! А тетя Надя, тетя Надя не дает! А комиссар уже расстегивает пояс!…
- Кудрин, ногу тянешь! - Гераймович вздыхает безнадежно: это сброд, а не батальон, и это горох, а не строевой шаг. Чему, спрашивается, учились столько лет?…
Все. Пора вставать.
Чему учились? Экономике, небось, не подшитию подворотничков… Сегодня двадцатое. На заседании правительства докладывает не он, а замы и коллеги, уже проще. Но предстоит все лично проверить, ибо Вова совсем жестким стал в последнее время… Вот, если бы он, Кудрин, умел держать руку на горле у своего аппарата, как Владимир Владимирович умеет… у него это называется "делать акценты" на недоработках… ой, надо чуть ослабить галстук… так… да. Тогда бы они все шевелились вчетверо быстрее… Алексей Леонидович поморщился в зеркало: раньше он никогда не шумел на подчиненных, и десять лет худо-бедно справлялся… да, уже ровно десять лет, как он прикован к этой vip-галере… управляемой главным vip-рабом… а после кризиса - заметил за собой - покрикивать начал… нервы… Позор.
Любой диалог с Думой, в рамках регулярных отчетов исполнительной власти перед законодательной, напоминает доклад майянского жреца на родном языке, перед глухими австралопитеками, и последующую дискуссию с ними же. Какие, к черту м-м-мультипликаторные коэффициенты!?… Подавляющее большинство господ и товарищей депутатов, якобы радеющих об интересах народных, из всего многообразия феноменов науки экономики знают лишь два: косить бабло и пилить бабло. Причем, уровень этих знаний распределен во всех фракциях равнопропорционально. Есть и понимающие, да только их меньшинство, и отнюдь не они задают тон в обсуждениях. Но кому это объяснишь? Журналистам? Они понимают в современной экономике еще меньше депутатов, если это, конечно, возможно…
До тринадцати ноль ноль есть время поработать, потом большое совещание у Самого… и, ближе к вечеру, скорее всего, удастся еще кое-что сделать на перспективу… Время покажет, но где его взять?…
Вице- премьер и почти всесильный в глазах простого офисного люда министр финансов еще успел застать реалии бытия, когда в Белом доме чиновники даже самого высшего разряда общались меж собою чуть ли не масонскими знаками и записочками, опасаясь всяческих подглядок и прослушек: от олигарха N, от олигарха Z, от эфэсбэ, от журналистов, от цээру, от… Не Белый дом, а клоповник был… С тех пор навели четкий порядок, почистили от посторонних; тем не менее, некоторые и до сих пор ведут себя так, словно у них чужой микрофон висит на губе. Хотя… кому надо -все все слышат и кому надо исправно доносят, безо всяких шпионских штучек. За это десятилетие… и еще до этого - Кудрину случалось оступаться в неосторожных речах и эмоциях, нечасто - но доводилось, и, несмотря на это, в ответ на срывы ни разу не воспоследовало ничего серьезного: гэбэшная выучка Владимира Владимировича пошла ему, что называется, в тук: у Вовы железные принципы: сначала галера, эшафот подождет. Чубайс ли, Жириновский ли, Дерипаска, Лужков, Якеменко - все на веслах, всех терпит до поры, всех защищает… друг от друга… Недаром путинское окружение породило очередную поговорку, одну из многих, посвященную лично Самому, его манере трудиться и управлять: "за ним надежно, под ним напряжно"…
Москва шумит, ворочается за бронированным окном правительственного авто, даже стекол не опустить, смога не вдохнуть. Питер он все еще помнит, как пешеход, а Москву в этом качестве и не знал никогда. И не узнает, увы. Интересно было бы спросить у тех, кому синее ведерко и эмоции заменяет голову: как бы он добирался на службу по утрам - без мигалки?
- А вот это вот - как сюда попало, вот сюда вот? Лариса Александровна? Какая связь между реконструкцией Летнего Сада и Нижним Тагилом? Нет, это неправильно. Так, тишина, коллеги, быстренько разбираемся по Летнему Саду. Владимир Владимирович четко, еще на совместной коллегии с региональщиками, совершенно определенно ведь высказался на сей счет. Долой пункт номер восемнадцать… А Нижний Тагил… Сокол… да, это все остается, передвинувшись на одну позицию выше, они теперь будут восемнадцатым пунктом, и это не наше. А вот где Сергей Дмитриевич докладывает, десятый пункт, это наше, туда и воткнем. А пункт четыре… уже не наше, поскольку там Собянин по бюджетным дотациям докладывает, по бюджетным! А в ситуации с проектом "Летний Сад" мы имеем… внебюджетные доходы… от благотворительной лотереи. Согласно указаниям. Детский же вопрос, господа мои! Почему вам самим было не утрясти его должным образом? И хватит тянуть, пусть немедленно выплачивают призовой фонд… или как его там… а остальное… остается там что-то? - раскидайте фифти-фифти музейщикам и муниципалам. А, уже назначили дату? И когда? Ну, хоть это сумели… Блин, у нас ведь и так проблем выше головы, серьезных проблем, а мы тут еще будем… Да, ничего уже специально расписывать не надо, все в недрах десятого пункта. Пойдемте дальше, иначе мы не то, что до тринадцати, до двадцати трех не успеем…
Оппонента лучше всего избивать с позиции силы: у окна под батареей валяется убитый комар-людоед с оторванным хоботом - этой ночью ему повезло меньше других его собратьев.
Рассвет привел утро, и отступили твари, откатились на заранее приготовленные позиции. Литра полтора человеческой крови, рассредоточенные по складкам местности, угрюмо взирают из-за укрытий на Лука, своего бывшего владельца, в то время как Лук…
- Не странно ли, - думает Лук полушепотом, сквозь зевоту, - свирепость захлестывает меня, лютость переполняет - а глаза баиньки просят. Тапочки… где тапочки… здесь тапочки.
- Ну??? - кричит он вдруг, выйдя на середину комнаты. - Что же вы? Который тут, а? Чтобы все по-честному, типа?
Бесполезно, комары молчат.
- Вы кем поужинали, с-сволочи? Вы мною ужинали! Не прощу.
Молчат комары, не суетятся, и напрасно Лук прядает ушами на каждый шорох - никто ни гу-гу…
- Струсили, да? Как же так, а? Вы же теперь все русские по крови, вам ли бояться простейшей поножовщины и обычного членовредительства?
Но комары не клюют на подман и подначку, они терпеливо продолжают переваривать русско-писательскую плоть, надеясь подготовить новое место в животах еще до наступления очередной белой ночи.
Их клонит в сытую дрему, Лук тоже не выспался, но некогда ему сегодня спать и некогда мстить: не за горами день, а в нем заботы… Пора вставать.
Днем у него запланирована встреча на Петроградской, с Валерой Меньшиковым, но сейчас, в самом начале дня, пора "к станку": творить, облекать в символы и пробелы всякие разные мысли, образы, идеи, сюжетные повороты… Когда это делаешь регулярно, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год - может слегка приесться! И приедается. Но в этой ситуации нет иного выхода, кроме как упорно, а бывает, что и упрямо, продолжать. Отсутствие размеренности, сбой однажды взятого темпа, лень с последующей авральщиной - непременно сказываются на уровне написанного: такое с разбегу можешь наварачкать, что потом никак не довести до ума, ничем не выправить, но проще вычеркнуть и написать необходимое заново. С другой стороны - вот тянешь так лямку изо дня в день пишешь, пишешь, конца-края не видно роману… и вдруг… Закончен! Ура!!! Писатель Лук предпочитает творить по утрам, дополуденное время для него - самое "удойное" на идеи, на объем написанного, однако, заключительную точку в романе он ставит, как правило, когда за окном уже сгустился вечер, ближе к ночи. А в последние лет пять-шесть - обязательно заполночь. Это происходит так…
Однажды утром, вымеряя оставшееся пространство романа и замыслы под него, Лук обнаруживает, что - все, в сюжетном загашнике почти ничего не осталось, кроме финальных фраз и пары килобайтов пустоты. Ура! Сердце рвется закончить все тотчас же, немедленно, вот чтобы с размаху бабахнуть пальцем по клавише, под которой мирно уживаются точка, запятая и знак слеша со знаком вопроса… Нельзя. Не по традиции. Вместо этого Лук, урча от жадного нетерпения, принимается за всяческую второстепенную дребедень: вычищает ошибки и опечатки, пропущенные слова и неблагозвучия, вновь и вновь, подобно Гарпагону, высчитывает количество знаков и символов в последней главе. Потом вдруг спохватывается и начинает вертеть и перетряхивать финальные фразы… Словно бы сам к себе придирается… Но придирки эти, как правило, ничего не дают: Лук всегда знает, чем закончится будущий роман и начинает изнывать мыслями над концовкой задолго до того, как придет ее час облачаться в напечатанные слова и буквы…
Сегодня можно многое: отвлекаться на музыку, на телефонную болтовню, на дневной сон… даже на внеурочное поглощение калорий!… Нельзя только одного: нельзя подойти к полуночи измотанным до равнодушия и сонным!
Приходит и полночь… и еще несколько минут… ну… просто для выдержки. В такую ночь Лук очень легко преодолевает привычное писательское отвращение "к письменному столу" и открывает файл, где его дожидается неоконченная фраза, чтобы с нее легче стартовать.
Тк- тк-тк-тк… тк-тк-тк… Й-й-йесть!!!
Несколько минут после заключительной точки Лук не в силах поверить сам себе: он самодовольно ухмыляется и трижды, четырежды, пяти… пента… многажды перечитывает итоговый абзац… М-музыка!
Дальнейшая дребедень - продолжение неминуемого ритуала: компьютер звучит очень громко, хотя и не на всю доступную мощь, композиция выбрана заранее, почти всегда это эквадорская народная плясовая "La nuca llacta", и Лук, нисколько не заботясь в эту ночь о спокойствии соседей, беспорядочно скачет под музыку по небольшому пространству однокомнатной квартиры, в полной уверенности, что пляшет, а может быть даже танцует… А когда отпляшется - поужинает в ночи.
Имеет право: точка поставлена!
Заключительное слово на финальной странице вовсе не будет означать, что роман именно в таком виде окажется выложен в сеть и пойдет в издательство, ни в коем случае: там еще работать и работать, править и править, украшать, сокращать, делать вставки, сноски шлифовать слог, вносить уточнения… но в целом - история рассказана, от начала и до финала, все!
Однако, до этого светлого мига надо еще дожить, последняя глава далеко, и предпоследняя далеко… хорошо бы к концу года успеть…
Лук пальцем стучит по клавише пробел: "Полифем, подъем!" Полифем - так зовут компьютер-десктоп, принадлежащий Луку, открывает единственный глаз и через несколько секунд пароходным гудком оповещает Вселенную, что вполне проснулся.
- Молодец. А вот куковать не надо! Тэк-с. Некогда нам сейчас форумиться, чатиться, гуглиться, аськать и скейповать, закрываем все посторонние окошечки… Ы-ыххх, бедный я, несчастный!… А ведь еще умываться!…
Лук, как был голышом, в одних тапочках, прошаркал в туалет, в ванную, оттуда, в халате без подпояски, на кухню и даже не заметил, что беседует уже не с компьютером Полифемом, а сам с собой!… - но некому обратить его внимание на эти странности…
Кофе и чай не действуют на Лука тонизирующе, ему достается от них только вкус и частичное утоление жажды, тем не менее, ритуал приготовления утреннего напитка, с одной стороны - отдаляет миг начала работы, а с другой - подготавливает Лука к повседневной неизбежности. Кофе заваривать дольше, нежели чай - и Лук этим утром выбирает кофе. С тех пор, как у Лука появилась кофеварка, он стал обладателем страшной тайны: если заправленную порцией молотого кофе сосудину не опорожнить после первой заварки, а уже использованную кофейную гущу прогнать через всю процедуру еще раз, то полученный напиток приобретет весьма характерный вкус, Лук его сразу узнал, с первого же эксперимента: сию субстанцию нередко подают случайным посетителям в простецких кофейнях-забегаловках, под видом кофе-американо… О, это было яркое открытие. А ведь Лук еще имел глупость колебаться, долго мучился сомнениями: что купить - кофеварку или холодильник?… Так или иначе, здравый смысл возобладал, и теперь он каждое утро имеет возможность спокойно, в домашних условиях, никуда не спеша, не вылезая из халата…
- Але?… Приветус, дорогая! Где, где он сказал?… Угу. Спасибо, Марина, всей вашей поросли привет! Воинам отдельно, а Машенции отдельно. Без наглости надеюсь, что они еще не забыли о существовании дяди Лука… И не за три, а за четыре. А это уже почти неделя разлуки, тут немудрено и… Верю, польщен. Все у вас нормально? И у меня соу-соу. А как же не творить, это ведь моя работа! Вот уже - правую руку над клавиатурой занес… Что?… А, что в левой у меня? - телефонная трубка, ясен пень… А что чашечка с кофе? Как всегда: захвачена пальцами правой ноги, я же писатель. Слышишь - подношу… и отхлебываю… Ну, хорошо, ты меня разоблачила: трубка в левой руке, чашка в правой, а клавиатура за стеной. Но сейчас я перейду из кухни в комнату… и, увы, буквально через мгновение все начнется. И тебе чао, рад был услышать.
Лук врет, все начнется не через мгновение, а минут через пятнадцать-двадцать: до того как напечатать первые слова и буквы утренней порции романа, он обязательно пробежится по новостным сайтам, проверит электронную почту, промониторит кое-какие имена и события… Но с последним глотком остывающего кофе завершится процесс утренней раскачки, иссякнут все предлоги, помогающие тянуть бездельную резину, и Лук продолжит свои труды… "Никому не нужные!" - любит он повторять про себя и вслух, а сам надеется и верит: нет, ни фига подобного! Кто-нибудь, когда-нибудь - да оценит в полный рост! Нужные!
Сегодня следует дополнительно поднапрячься против обычного, чтобы все намеченное успеть означить, потому что у него встреча с Валеркой Меншиковым… И повод для встречи есть, Валера обещал про "истинное зеркало" дополнительно рассказать, да и чтобы так просто… кофейку попить, потрепаться ни о чем… Через жену тот передал сообщение Луку, что встреча переносится на полчаса раньше и состоится не возле Чкаловской, а на Большом, в непритязательной на вид кафешке "Корвин", вроде бы и простенькой такой, однако никогда не позволяющей себе подать "вторячок" вместо нормальной кофейной порции. По вечерам живая музыка… такая, полулюбительский джаз… Лук и Меншиков любят туда заходить, кофе там не самый ах, но - вполне хорош в отношении качество-цена. А главное - атмосфера не суетная и днем единственный зальчик почти всегда пуст. По вечерам правда, "лабают", и тогда народу набивается под завязку, но сейчас рабочий день в разгаре и кафе - всего лишь кофейня, до шести вечера в ней даже горячего не подают.
Меншиков первый подошел к месту встречи, к перекрестку в одном квартале от кофейни, но это понятно: Луку ехать на двух видах транспорта, плюс пешочком, а Меншикову - легкая шестиминутная прогулка от "Галоши", места, где трудится главный специалист по чему-то там… доктор каких-то там наук… Валерий Петрович Меншиков. Раньше, с момента рождения и до середины шестидесятых, "Галошу" называли "Шараш-монтаж", потому что основывалась она как "шарашка". Впрочем, докторская у Меншикова по физике твердого тела, и кандидатская тоже, обе темы открытые… Стало быть он физик. Лук частенько пытается утешить друга заявлениями, типа, что физика - это королева всех на свете наук, и что по Валерке давно РАН плачет, и что не всем ведь быть писателями, кому-то нужно и там, внизу, поближе к земному сору, к пашне… Меншиков снисходительно ухмыляется в ответ и только изредка позволяет себе подкалывать друга за выбранное им писательское поприще, хлопотное и не наваристое, но вышучивает не в отместку, а так… чтобы тот не забывался и не расслаблялся.
А вот и сам господин писатель: чешет торопливым шагом, почти вприскок, сам про себя уверенный, что шествует размеренной самурайской походкой, времени на часах - без одной минуты два. Щеточка седых волос на голове Лука успела отрасти за эти недели на сантиметр, он смотрится по-прежнему стриженым наголо и Меншикову приходится делать над собой небольшое усилие, чтобы переключиться на восприятие нового Лукова облика. И этак он, черт побери, каждые года три-четыре экстримунячит, и как ему не надоест?
В полувоенном институте, где работает Меншиков, всемерно приветствуют раскованность научного мышления, новые идеи, незашоренность концепций, но этот либерализм никак не распространяется на требования к внешнему виду: попробуй хотя бы небритым явиться в лабораторию или цех, не говоря уже о легкомысленных маечках, "хайрах", не по возрасту, не дай бог - в косичках… да Меншиков первый свернет в бараний рог вольнодумца, буде таковой объявится. А писателям и прочей богеме - позволительно, что с них возьмешь?
- Ты чего там пыхтишь, Валера, я ведь не опоздал! Здорово!
- Привет. А я и не пыхчу. Прибыл ты ровно, да если бы и задержался на несколько минут, беда невелика… - Третью фразу Меншиков бросает сугубо для развлечения, для проверки своих предвидений, и угадывает, как обычно: Лук не упускает случая, чтобы не изречь что-нибудь… с пафосом… из недавно сотворенного.
- У меня на эту тему есть афоризм, на днях придумал: "Собственные опоздания приводят меня в смущение, а чужие в ярость". Как тебе? А?
Меншикову, пожалуй, нравится, но очень уж неинтересное и неблагодарное дело - хвалить за пустяки всяких там зазнаек! Поэтому он приподнимет брови и говорит с усмешкой:
- На троечку… с жирнющим… с двумя жирнющими, дружище Лук, минусами. Парадокса в нем нет, смысл банален, афоризм твой обслуживает только тебя, твой характер, а мне он, к примеру, никаким боком не подойдет… Думаю, даже тройки с минусами будет тебе за него многовато.
- Знаешь что? Тебе и такого не сочинить, никогда в жизни! Технарь! Мичуринец! Саруман! Нет, ну надо же - какого кабана успела вырастить советская власть!
Меншиков вновь ухмыляется словам рассерженного Лука, но покорно кивает. Да, здесь ему до Лука очень далеко, уж сколько раз он пытался… подойти к этому делу, как к решению научной проблемы… С физикой у него более или менее получается, а со всеми этими словесными выкрутасами - не очень. Самый достигнутый максимум - где-то на твердую двойку с минусом, если вымерять по той же шкале, что он для Лука выдумал…
- Не сочинить, твоя правда.
- Еще бы! - разгорается темпераментом Лук. - Это тебе не физика, здесь нужен хладный ум, неспешный и ясный, а вдобавок к этому - не затуманенное предрассудками сознание и потребность постоянно генерировать новое! И, уж извини за высказанную в лицо правду, солидный запас ранее накопленных знаний! И умение ими пользоваться!
- Ты - собираешься дверь открывать? Не тормози, Лук, тяни на себя.
За привычным трепом друзья не заметили, как миновали квартал и добрались до намеченной точки. Лук, по своему обыкновению, держался на полшага впереди, он первым поднялся на ступеньки, ведущие в кофейню, и теперь стоял, повернувшись боком к стеклянному одностворочному входу, не замечая, как две дамы средних лет замерли по другую сторону двери и, видимо, робеют выйти, напуганные резкой, громкой речью и зверскими гримасами какого-то мужика, перегородившего им выход.
- Оу!… Прошу прощения, сударыни, за невольное… проходите, пожалуйста. - Лук распахнул дверь и посторонился, подчеркнуто расторопно. - Это не я, это все вон тот тип… Но он тоже не очень виноват, потому что у него техническое образование.
Женщины молча проходят мимо Лука - неприятный незнакомец оказался безопасен и теперь для обеих в полном игноре - но одна из них, та, что помоложе, успевает обнять смягчившимся взглядом широченные плечи и мужественную полуулыбку того, второго, который "с техническим образованием"… и, увы и ах… с кольцом на правой руке. Нет, нет, этот тоже… лицо у него толстовато.
Девушка- официантка -судя по баджику на кармашке, ее зовут Лена - уже тут как тут перед новыми посетителями, она улыбается им обоим и каждому поочередно, улыбается не только малиновым ротиком, но и глазами цвета негустого чая, и голосом, и словами, то есть, неформально, чуть ли не игриво, на правах долгого знакомства.
- Добрый, добрый день, господа! Редко захаживаете, мы по вам соскучились!
Лук, после ответной улыбки, широко распахивает глаза куда-то в неконкретное далеко и словно впадает в короткую прострацию, предоставив Меншикову привилегию разговора и первенство заказа. Луку в данный миг важнее поразмыслить над грамматической правомочностью только что услышанного выражения "по вам".
- Разве редко? А мне кажется - только что были. Леночка, мне эспрессо, двойной, ну, вы знаете…
- Сделаем, знаем! А вам - тоже как обычно? Капуччино простой?
Лук с важностью кивает, а сам с подозрением глядит на друга, на его не сходящую с физиономии широкую ухмылку.
- Что-то ты очень весел с утра, как я погляжу! Очередную технарскую премию дали?
- Вроде того, вдобавок, смешинка в рот попала, сейчас пройдет. Но почему ты меня технарем величаешь, в то время как я физик, адепт естественных наук? А технари, кстати, ничем не хуже физиков.
Премию Меншикову действительно выписали, но получать ее аж в конце июня, и веселит его отнюдь не премия, но сам Лук, его повадки.
Долгое одиночество - а Лук устойчиво одинок - неминуемо оделяет своих кавалеров странностями в быту, в мировоззрении, так называемыми чудачествами - и чудачеств у Лука хватает. Одно из них - наводить тень на плетень. В прошлую "недомашнюю" встречу, например, они были в заведении "Лапута", и там их тоже встретили как завсегдатаев, но если Меншикову девушка, принимавшая заказ, принесла "как всегда" двойной эспрессо, то Луку - простой черный чай… "да, да, да я помню, вам как всегда: черный, без присадок, с двумя кусочками сахару! Бегу, несу!"
А есть места, где Лук пьет кофе только с молоком, или только квас, или кока-колу. И, насколько Меншиков помнит за долгие годы дружбы, Лук никогда не сбивается, четко распределяет свои предпочтения по присутственным местам, согласно однажды утвержденным. Зачем? Лук неоднократно пытался объяснить это другу, но всякий раз туманно, с незначительными вариациями: де, мол, если твои знакомые уверены, что хорошо тебя знают, то не стоит им в этом чинить помехи, даже наоборот, и вообще им так легче и проще.
- Им, нам, быть может и легче. А тебе?
- А я привык.
- Угу. Ты, Лук, темнила, причем сугубо кустарного производства. Зачем закрываться от людей, нет ведь в этом позитива, это не конструктивно, Лук!
- На себя лучше посмотри, конструктор. У меня две трубки, два канала для оперативной связи с внешним миром. А у тебя вообще ни одной! Людям он открыт! Я вообще твоего голоса по телефону не слышал… еще и учит!…
- Слышал ты мой телефонный голос, не преувеличивай.
- Ну… разве что в прошлом веке, а в этом десятилетии - ни разу не довелось.
Девушка приносит Меншикову эспрессо и воду в гладком прозрачном кувшинчике, а Луку объемистую бочонкообразную чашечку с капучино. Лук засматривается на придвинувшийся бюст в полупрозрачной сиреневой блузке, и вышколенная девушка вежливо с ним заигрывает:
- Вау! У вас новый имидж!?
- Вроде того. Что, плохо?
- Нет, короткая стрижка - хорошо, это современно! Вы так гораздо моложе.
Лук легким наклоном головы показал, что повелся, что польщен, рад комплименту, и несколько секунд смотрит вслед удаляющейся девушке, но Меншиков знает цену Луковой доверчивости, на его памяти Лук раз сто выслушивал все эти: "О-о! Вы решили отращивать шевелюру?… У вас они так красиво вьются сзади! Нет, нет, не стригитесь, в этой благородной седине вы, именно по контрасту, смотритесь заметно моложе!" "Вы, все-таки, решили подровнять? Очень удачно, очень вам идет, сразу несколько лет сбрасываете!"
Лук ложечкой собирает пенку, и, наконец, делает первый глоток. Меншиков за это время успевает опорожнить свою чашку на три четверти, но этот дисбаланс кажущийся: все у них идет правильно, по ритуалу.
Друзья угнездились за столиком согласно обыкновению каждого: Меншикову больше нравится рассматривать входную дверь и мельтешение улицы за стеклянной стеной, а Луку внутренности кофейни и обслуживающий персонал, обе представительницы которого улыбчивы и весьма симпатичны.
- Эх, Валерка!… Против природы не попрешь, но знал бы ты, как мне грустно слушать все эти чертовы щебетания про омолаживающие прически! Это же геронтологический диагноз на уровне приговора. Мне.
- А я и так знаю. Ты уже лет пятнадцать над этим неустанно хнычешь да причитаешь. Но, если верить светской хронике, тебе все еще дают - и зрелые дамы, и юные девицы…
- Врут, Валера, все врут, безбожно врут.
- И ты в этом первый среди равных. Я имею в виду - во вранье, - безжалостно возражает Меншиков, высоким взмахом руки показывая девушке Лене, что созрел для второй чашки двойного эспрессо. - Впрочем, что можно ждать от… извините за выражение… от гуманитария!
- Ох, ни хрена себе! Дожили, называется, до светлого дня: технарь! посмел! возвысить голос в моем присутствии! С каких это пор писатель, получивший высшее психологическое образование в Большом Университете им. Товарища Жданова, является гуманитарием?
- Ну, а кем?
- Естественником, вот кем. Естественником, мой бедный научно-производственный друг.
- Тогда уж противоестественником. И хватит ложкой нашкрябывать, возьми еще один, я ведь сегодня плачу, у меня же премия, забыл?
Лук легко соглашается и потирает руки. Меншиков хорошо знает этот жест: сейчас Лук якобы спохватится с якобы забытым вопросом, и начнет выпытывать у него насчет принципов работы истинного зеркала… Можно ответить в общих чертах, почему бы и нет? Тема в данном конкретном аспекте открытая, а сам Лук - человек надежный, тысячу раз проверенный, с ним можно и чуть пооткровеннее.
Но Лук, хоть и прет из него любопытство, хоть и смотрится шалтай-болтай богемой, осмотрителен, весьма себе на уме: приступит к атаке не раньше, нежели девушка Лена принесет ему второй капуччино и ретируется обратно в недра служебных помещений.
- Кстати, Валера… хочу тебя спросить… НО НЕ О ЗЕРКАЛЕ, КАК ТЫ СЕБЕ ТОЛЬКО ЧТО ВООБРАЗИЛ! - Лук хохочет на весь пустой зальчик, громко, хохот его резок, и даже медные музыкальные тарелки от ударной установки в соседнем углу начинают ему подзванивать.
Две девичьи головки нырк, нырк с разных сторон в пространство общего зала - все нормально, это правильный шум, посетителям в меру весело, а значит им хорошо… - и опять спрятались…
- Нет, не о зеркале, а совсем об иных вещах. Но и о нем тоже спрошу, с твоего позволения, только чуть позже. Ок?
Меншиков вновь поднимает брови, уже в знак согласия, однако под добродушием его улыбки скрывается легкая досада: все-таки Лук пронырливый разумом тип, такой мог бы стать неплохим аналитиком… быть может даже физиком-теоретиком… Обхитрил. А вот он, Меншиков, в данном пустяковом эпизоде проявил себя незадачливым лаборантом, горе-ученым, допустив непростительную методическую оплошность: позволил парадигме превратиться в прокрустово ложе, вместо того, чтобы непредвзято, не забегая вперед, оценивать факты…
- Спрашивай, хотя, если честно, совершенно не понимаю причины твоего внезапного веселья и твоих невразумительных выкриков.
- А я разве кричал? Тогда ой, тогда извини, Валера… но, все равно - ключевое слово "зеркало" я лишь обозначил таинственным шепотом…
- Спрашивай.
Лук, не особо вдаваясь в подробности, поведал о своих подозрениях, связанных с возможной прослушкой его телефонных разговоров, не исключая и вероятности оперативной слежки. Рассказывал он с постоянными самоироническими оговорками, как бы доказывая Меншикову, что "он еще не совсем ку-ку", и параноидальность своего мышления неукоснительно использует для иных, более насущных целей и задач, но… факты… черт подери… дескать, они противоречат здравому смыслу, но существуют… Лук рассказывал энергично, даже с матюгами, формулировал аргументы довольно толково, тем не менее, Меншикову все равно пришлось задать Луку множество уточняющих вопросов, на добрую половину которых Лук не в силах был дать внятного ответа… Но ему простительно, сам признался, что не технарь…
Нет, ничем таким особенно значительным и важным - государственного, что называется, уровня - здесь не пахло, это можно было сказать с максимальной уверенностью, однозначно. Если бы спецслужба развитого государства, да еще "на своей территории", захотела бы организовать мониторинг электронной информации, исходящей (а равно входящей) от интересующего их объекта, она бы сделала сие незаметно для него, благо для этого существует достаточно таких точек съема, которым не поставить заградительный щит по типу индивидуальной брони.
- Предположим… здесь надо выбрать какой-нибудь пример попроще… чтобы даже тебе, твоему писательскому разуму, был он доступен и понятен… скажем, обменялся ты со своего дескотпа…
- Полифем его зовут.
- Лук, ей богу!… обменялся, значит, зашифрованным сообщением по аське, хистори затер, аську деинсталлировал, жесткие диски отформатировал, а десктоп утопил, вместе с мышью и клавиатурой. Но твой визави по асечному диалогу ничего этого не сделал, даже программу не закрыл после вашего контакта, и это сверхсекретное асечное, или там, гуглевое, скайповое, иное сообщение так и осталось открытым в его окошечке на служебном компьютере общего доступа… То же касается и телефонов, стационарных и трубочных, в данном аспекте - без малейшей принципиальной разницы между ними.
- Понятно. Кстати, откуда ты знаешь про аську и скайп, коли ты никогда обывательским компом не пользуешься? Если верить твоим словам, что не пользуешься?
- Из книг. Слушай дальше…
У Меншикова не возникло даже и тени сомнения в словах друга, которые безусловно не розыгрыш и не свидетельство помраченного разума. Если уж Лук обратился за помощью - значит, допекло, значит, проверил и перепроверил всеми ему доступными нехитрыми способами. Телефонные симптомы чужого вторжения, замеченные Луком, свидетельствовали о невысокой квалификации "нападавших", как говорится - на уровне художественной самодеятельности, либо близко к этому. Может, это хакеры доморощенные, может какие-нибудь таблоидные репортерские черти, в поисках сенсаций…
Меншиков попросил у Лука оба телефона, повертел в руках, нажимая на кнопки… Потом отлучился с ними якобы в туалет, и Лук охотно разрешил. В кабинке Меншиков поочередно поднес оба телефона к серебристой миниатюрной планшетке, вынутой из бумажника, указательным пальцем правой руки проворно стуча по кнопкам своего прибора… Нет, ни жучков не было в обеих трубках, ни вирусов.
Читать бесплатно другие книги:
