Камасутра для Микки-Мауса Донцова Дарья
– Строиться? – поморщилась Юлечка. – Зачем?
– Чтобы войти в зал как положено, по старшинству, – заявила тетка. – Значит, так! Впереди жених с невестой, потом свидетели, следом мы с отцом, затем Наточкины подружки…
– Это кто такая? – недоуменно спросил Андрей. – Администратор из загса? Или массовик-затейник?
Я пожала плечами и хотела ответить: «Понятия не имею», но вдруг Ната обернулась и сообщила:
– Это моя мама.
Андрей растерянно замолчал, а я перепугалась, только сейчас до меня дошло, что вместе с молодой женой у несчастного Вовки появятся теща, тесть и куча других родственников, вот они стоят плотной группой и недоверчиво посматривают на нас. Откуда ни возьмись вынырнула бестелесная девчонка примерно одного возраста с Лизаветой и стала сновать между присутствующими, раздавая какие-то значки. Добралась она и до меня.
– Вы кем жениху будете? – деловито спросила она.
– Приятельницей, – ответила я.
Девчонка сунула мне круглый значок пронзительно голубого цвета с розовой надписью «Подруга».
– Приколите на кофточку.
– Зачем?
– У нас сценарий, – загадочно ответила девчонка и пошла дальше. Скоро все участники торжественной церемонии были «украшены» железными кругляшками с надписями «Теща», «Тесть», «Друг», «Брат». На мой взгляд, весьма полезное начинание. По крайней мере, мне хоть стало ясно, кто есть кто. А то ломай голову, кем Вовке приходится мужик с бегающими глазами алкоголика, одетый в жуткий костюм, купленный, очевидно, в начале 60-х. А костюм-то не коньяк, лучше от возраста не делается. Зато теперь и мучиться не надо, смотри на лацкан и читай: «тесть». И носки у него страхолюдские: красные, с люрексом. Где только отрыл этакую «красотищу»? Тут вдруг до меня дошло. Тесть! Вот кошмар! Этот пьянчужка отец Наты, а долговязая, всем недовольная тетка с пронзительным, командирским голосом, проникающим до печенок, – его жена, то бишь Вовкина теща. О господи, спаси Костина! Неужели он настолько влюбился в эту невзрачную девицу, что не пригляделся к родственникам? Ведь не зря народная мудрость гласит: хочешь узнать, какой будет твоя жена в старости, посмотри на ее мать! Хотя Ната, очевидно, пошла в отца, во всяком случае, «жерди» она едва достает до груди, и что совсем отрадно, в отличие от не закрывающей ни на минуту рот мамашки Ната молчит.
– Идемте-идемте, – продолжала безостановочно командовать мамаша, суетливо выстраивая всех парами, – давай, отец, становись за Наткой, мы должны вторые идти, мы тут главные, потом сестра, эй, Магдалена…
Девочка, только что раздававшая значки, встала в шеренгу. В результате всех пертурбаций мы оказались замыкающими.
Маменька окинула хищным взглядом процессию и заорала:
– Это что?
Я обернулась и увидела страшно довольных Кирюшку и Лизавету, которые держали на руках улыбающихся мопсих. На банте, украшавшем Аду, был прикреплен значок «Подруга», Муля стала обладательницей надписи «Шурин».
– Это что?! – продолжала вопить теща Костина.
Я проглотила смешок и ответила:
– Мопсы.
– Мопсы? – переспросила милая родственница, делая ударение на букву «ы». – Мопсы? Немедленно уберите, нам мопсов не надо, без мопсов обойдемся. Это свадьба, а не хаханьки!
– А мне кажется, что на свадьбе положено смеяться, – вздохнул Сережка.
– Унесите собак в машину, – попросила я.
– Они тоже хотят посмотреть, – хором ответили Кирюша и Лизавета.
Внезапно младшая сестра невесты, девочка со странным для российского уха именем Магдалена, подошла к нам и восхищенно воскликнула:
– Ой, какие классные! Жирненькие, складчатые, можно, я их поглажу, у меня руки чистые!
– Валяй, – в голос воскликнули Кирюшка и Лизавета.
Те, кто начинает нахваливать Мулю и Аду, вмиг становятся друзьями наших детей.
– Не трогай собак, у них глисты, – взвизгнула маменька.
Кирюша явно хотел ответить: «У тебя у самой солитер!», но Лизавета наступила ему на ногу и приветливо сказала Магдалене:
– У нас дома еще две собаки есть: Рейчел и Рамик.
– Клево! – завистливо вздохнула девочка. – А у нас даже хомячка нет.
– Попрошу брачующихся пройти в зал, – торжественно возвестила грудастая тетка, перепоясанная широкой красной лентой с надписью «Администратор».
Похоже, в Бонакове бейджики были не в ходу, тут любили значки и перевязи.
Все цепочкой потянулись вперед. Первыми, естественно, шли Вовка и Ната. Я обратила внимание, что невеста за все время не вымолвила ни слова. И вообще, она не выглядела особо счастливой, скорей испуганной и подавленной. Услыхав вопрос:
– Добровольно ли вы приняли решение вступить в брак, – Ната дернулась, покраснела и ответила еле слышно: «Да».
– Теперь возьми жену на руки, – засуетилась маменька, когда все стали выходить из загса.
Но Вовка проигнорировал приказ тещи и просто обнял молодую супругу за плечи.
– Эх, торопись, – потер ладони тесть, – стол накрыт, суп кипит, залезай, ребя, в автобус!
– Замолчи, – мигом пнула его жена, – не позорь меня! Тебе бы, Юрка, только напиться. Проходите, гости дорогие, в автобус, садитесь, сейчас поедем по городу кататься!
– Зачем? – спросила Лизавета.
Маменька нахмурилась, но все же ответила:
– Положено так, чтобы, как у людей было: сначала к памятнику павшим, потом в Музей города.
Мы покорно подошли к автобусу.
– А сюда все не влезут, – отрезала теща.
– Ну и хорошо, – заявил Андрей, – я сам не сяду в катафалк с надписью «Ритуал», мне еще рановато на кладбище.
Мамаша глянула на ветровое стекло автобуса и на секунду замерла с открытым ртом, потом завопила, перекрывая гул людских голосов:
– Юрка! Гад! Ничего поручить нельзя! Ты какой автобус на своей базе взял?!
Новоиспеченный тесть вылез из машины и забубнил:
– Ладно тебе, Клавка, табличку снять забыли, с кем не бывает. Делов-то, картонку убрать, чего буянишь!
– Ну погоди, – прошипела жена, – я с тобой потом разберусь!
Очевидно, Клавдию душила злоба, потому что она мигом отвесила затрещину Магдалене, тихо стоящей рядом. Девочка, не ожидавшая ничего плохого, пошатнулась и стукнулась головой об автобус.
Мы с Катюшей переглянулись, но удержались от замечаний, а Юлечка воскликнула:
– За что вы ее?
– Сами в своей семье разберемся, – процедила сквозь зубы маменька и исчезла в салоне. Юра и Магдалена влезли следом.
– Да уж, – протянул Сережка, – мне совершенно расхотелось ехать в этот ресторан при бензоколонке.
– Харчевня на автобазе, – машинально поправила Катюша и добавила: – Нам все равно придется сидеть за праздничным столом, если сейчас уедем, это будет выглядеть демонстративно. И потом, мы обидим Володю.
– Уговорила, – буркнул Сережка. – Вот не повезло Вовке, ну и семья!
– Может, все еще не так и страшно. – Катюша тут же принялась заниматься психотерапией. – Как хирург, могу сказать, что в стрессовых ситуациях большинство людей ведет себя неадекватно.
– Так тут же свадьба, а не горе! – влез Кирюшка.
– Стресс случается и от радости, – пояснила Катя.
Автобус развернулся, водитель высунулся из окна и крикнул:
– Эй, кто на своих автомобилях, хвостом поедете.
Мы сели в машины. В заднем окне автобуса маячило личико Магдалены. Девочка улыбалась и махала нам рукой. Лизавета, сидевшая на переднем сиденье, подняла Аду и стала трясти ее правой лапой. Магдалена начала хохотать, но тут около нее появилась Клава и отвесила дочери новую оплеуху.
– Вот гадина, – прошипела Лизавета.
– Ничего, – мстительно заявил Кирюшка, – еще не вечер.
Глава 3
Я не буду вам описывать поездку по городу. Скажу лишь, что мотались мы почти четыре часа, останавливаясь у местных достопримечательностей. Открывали там очередную бутылку шампанского, пили из пластиковых стаканчиков и отправлялись дальше. На третьем бокале я, чувствуя, как тяжелеет голова, наплевала на все приличия и стала выливать шипучку на землю. Гости же со стороны невесты охотно поглощали хмельную газировку и в конце концов слегка опьянели. Не пили из них только трое: Юра, Клава и Магдалена. Скорей всего отец Наты с большим удовольствием приложился бы к бутылке, но около него злобным Аргусом стояла жена. Она настолько была поглощена слежкой за супругом, что упустила из виду Магдалену. Девочка влезла в машину к Катюше и безостановочно поглаживала мопсих, приговаривая:
– Ой, какая, ой!
Муля и Ада, обожавшие ласку, растеклись по сиденьям и постанывали от удовольствия. Потом, опасливо глянув в сторону матери, Магдалена поцеловала собачек в складчатые мордочки и прошептала:
– Они так суперски пахнут, жвачкой!
– Это шампунь, – пояснила Лиза, – собачий!
– Для них мыло делают? – изумилась Магдалена.
– А вот еще, смотри, – Кирюшка раскрыл сумку.
– Ого! – воскликнула новая знакомая.
Дети начали самозабвенно рыться в игрушках, которые мы скупаем в ветеринарном магазине «Марквет».
К пяти часам вечера кавалькада прикатила во двор, весь заставленный грузовиками и автобусами, мы протиснулись между какими-то ржавыми остовами машин, вошли в длинное здание, поднялись на второй этаж и оказались в зале. Я чуть не скончалась на месте.
Огромные окна, от пола до потолка, делали помещение похожим на аквариум. Солнце било в стекла, занавесок или жалюзи тут не предусматривалось, кондиционера тоже не было. Под потолком бешено вертел лопастями вентилятор, но толку от него было чуть, жара в помещении стояла эфиопская, и мой тонкий брючный костюм из невесомого шелка мигом прилип к вспотевшему телу.
А еще в воздухе висел удушающий запах дешевой столовой. Те из вас, кто хоть один раз обедал в системе того, старого, советского общепита, поймет, что я имею в виду. «Люля кебаб с гарниром» и компот… Тарелочку с золотым ободочком и граненый стакан, где в мутной желтоватой водице плавает кружок яблока, ставили на столик, покрытый пластиком. Не успевали вы взять слегка липкую алюминиевую ложку с мятой ручкой, как откуда ни возьмись появлялась бабища самого неопрятного вида. Вместо фартука она была повязана грязным полотенцем. Ворча, уборщица начинала возить по столешнице куском серого от «чистоты» вафельного полотенца, распространявшего миазмы.
– Ну народ, едрить вас в корень, наплевали, нагваздали, а я убирай!
Так вот, в зале, где сейчас начинался праздничный ужин, воняло котлетами и тряпкой. Но хуже всего выглядела еда. Салаты «Оливье» и «Рыбный», утонувшие в майонезе, мясное ассорти, блестевшее от жира, розеточки со слегка обветренной красной икрой, пирожки… Создавалось ощущение, что на календаре год этак восьмидесятый, причем зима, потому что на столе полностью отсутствовали овощи и фрукты. Я приуныла, есть хотелось зверски, но подобные «деликатесы» я не употребляю в пищу, люблю легкие салаты, без мяса или колбасы, а таких тут нет. Вот чего было много, так это выпивки, причем не вина, а водки, теплой и, очевидно, противной.
Не успели мы сесть на отведенные места, как из двери, ведущей на кухню, выскочил вертлявый лысоватый мужичонка и заверещал:
– Гости дорогие, начинаем нашу свадьбу! Поприветствуем молодых! Сейчас выясним, кто из них будет в доме главным. А ну, кусайте эту булку одновременно с двух сторон!
Вовка и Ната повиновались с несчастными лицами, а я поняла, что место проведения ужина и меню еще ничего, самое ужасное – наемный тамада, массовик-затейник, неутомимый и бесцеремонно веселый.
Вечер потек по заготовленному сценарию. Мужики и бабы налетели на выпивку и угощенье, ведущий хохмил без устали. Причем все его шуточки были таковы, что процитировать здесь я не могу ни одну. Через час мне стало понятно, если сейчас не умоюсь, то просто сойду с ума!
Туалет был на первом этаже. Я открыла кран с холодной водой и сунула руки под вяло текущую струю. Хорошо-то как! Бедный Вовка, ну и родственнички же ему достались! Интересно, кем работает эта Клава? Юрий, похоже, водитель автобуса. А Ната? Я вообще ничего про нее не знаю.
Закрыв кран, я уставилась в окно. Мы с Катюшей проявили преступное безразличие. Следовало сразу, как только Костин заявил о женитьбе, поинтересоваться: кто у невесты родители? Может, узнав правду, мы сумели бы открыть майору глаза, но теперь уже поздно! Хотя мы живем не в католической Италии, разводы в России разрешены.
Внезапно мне стало грустно. Выбирал Вовка, выбирал и довыбирался, отрыл себе красивую, умную, из хорошей семьи. Да где были его глаза? Или правда так влюблен, что ослеп?
Я продолжала тупо смотреть в окно. Перед глазами расстилался пустырь, покрытый чахлой, серо-желтой травкой, окно выходило на задний двор. Сбоку стояла скамеечка, на ней курил парень лет двадцати пяти; выглядел он весьма эксцентрично. Волосы юноши были крашеными: верх светлый, низ черный. Длинные пряди, спереди свисавшие почти до плеч, сзади были собраны в хвост. А зеленые ботинки совершенно не сочетались с его жемчужно-серым костюмом. Наверное, кто-то со стороны жениха, как и я, устав от духоты и шума, решил освежиться на воздухе.
Я уже собралась возвратиться в зал, как к скамейке подлетела девушка в пышном белом платье. Паренек вскочил и схватил Нату за плечо. Невеста отдернула руку и что-то гневно сказала. Юноша тоже рассердился, и несколько минут парочка бурно выясняла отношения. Потом он вдруг обнял Нату, та обвила его шею руками, последовал долгий страстный поцелуй.
Я чуть не упала на выщербленную плитку. Ну и ну, только пять секунд замужем – и что вытворяет!
Парочка не собиралась разъединять объятий. Юноша начал целовать шею, потом плечи Наты, его руки принялись расстегивать крючки на ее платье. Внезапно он остановился и потянул ее куда-то в сторону. Она покорно пошла за ним. Я чуть не свернула шею, пытаясь увидеть, куда они направились.
Очевидно, парень хорошо знал автобазу, потому что втащил Нату в сооружение, больше всего напоминающее трансформаторную будку. Дверь украшал огромный замок, но парень пошарил рукой где-то слева и выудил ключ.
Я вновь пустила холодную воду и принялась умываться. Черт с ней, с косметикой.
Минут через десять парочка появилась во дворе. Паренек застегнул крючки на платье партнерши, Ната кинулась ему на шею. Было видно, что они знакомы давно и, наверное, не первый раз посещают эту будку.
Внезапно Ната заплакала, юноша вынул из кармана носовой платок, нежно промокнул ей глаза, потом поцеловал в нос и подтолкнул. Девушка пошла назад. На ее лице застыло выражение такого отчаянья, такого безмерного горя, что мне стало жаль ее до глубины души. Я снова открыла воду. Но умыться в очередной раз не успела, за дверью послышались быстрые шажки, и чья-то рука повернула ручку. В мгновение ока я заскочила в кабинку и заперлась.
Вошедшая тоже пустила воду, а потом стала плакать, да так горько, что у меня сжалось сердце. Устав стоять, я прислонилась было к стене, но тут же обвалила уродскую железную конструкцию, выполнявшую тут роль держателя для туалетной бумаги. Плач моментально стих. Пришлось дернуть ручку слива воды и выйти как ни в чем не бывало наружу.
Над умывальником склонилась Ната.
– Безумно душно, – сказала она, плеская на лицо воду, – придется заново краситься, вся тушь от жары стекла.
– Вы плакали? – в лоб спросила я.
– Кто?
– Вы.
– Плакала?
– Ну да, мне послышались рыдания.
Ната улыбнулась.
– Наверное, напевала. У меня привычка петь, когда умываюсь, а с голосом и слухом беда, вот вам и показалось!
– Но у вас красные глаза и нос, – не успокаивалась я.
– Да? – изумилась Ната и посмотрела в зеркало. – Действительно. Наверное, в салатах есть яйца, вот и началась аллергия. Ничего, сейчас выпью кларитин и подкрашусь. Прямо беда, яйца-то везде кладут, а мне их даже нюхать нельзя, видите, как не повезло!
Продолжая болтать, она открыла сумочку и принялась деловито намазывать на лоб и щеки тональный крем.
– У вас весь подол платья в пыли, – пробормотала я.
Ната подняла пышную юбку и улыбнулась.
– Да уж! Грязь на платье невесты! Звучит как название любовного романа! Ну, я не стану вам мешать, небось тоже подкраситься хотите.
С этими словами она выскользнула за дверь, я вытащила пудреницу и привела в порядок лицо. Однако эта маленькая Ната – отлично владеющая собой дрянь.
Когда я поднялась наверх, тамада затеял конкурсы. Сначала выстроил гостей шеренгами и заставил передавать друг другу носовые платки без помощи рук. Затем водрузил в конце зала бутылку с шампанским, выдернул из кучи гостей Сережку и незнакомого мне красномордого мужика и дал им по мешку. Я чуть не подавилась – бег в мешках, национальная забава советских людей, проводивших отпуск в профсоюзных здравницах.
– Давненько я в смокинге в мешке не скакал, – пробормотал Сережка, распутывая серо-зеленую ткань.
Я отошла в сторону и села в кресло, ко мне тут же подскочила вертлявая тетка и без особых церемоний спросила:
– Привет, ты кто?
– Лампа.
Женщина засмеялась.
– Какая? Электрическая?
Я улыбнулась в ответ, люди никак не могут придумать ничего оригинальнее. Этот вопрос я слышу постоянно.
– Меня зовут Евлампия, сокращенно Лампа.
– Аня, – бойко представилась бабенка. – Похоже, ты не из наших? Не из невестиных? Или я путаю? Тут еще Клавкины родичи из деревни есть, всех не знаю.
– Я подруга жениха.
– Кто? – подскочила Аня. – Ну ни фига себе! Он с бабами дружит!
Поняв, что все родственники со стороны Наты идиоты, я решила исправить положение:
– Мы с Володей родственники.
– Какие? – подозрительно спросила Аня, ощупывая цепким взглядом мою фигуру.
– Двоюродный брат он мне, – лихо соврала я.
Лицо Ани разгладилось.
– Ясненько, а то – подруга! Звучит-то плохо!
Я хотела было сердито сказать: «Ваша невеста, между прочим, тот еще фрукт», но промолчала. Какой смысл вступать в перебранку?
– Значитца, породнились теперь, – подвела итог Аня. – Я – племянница троюродной тетки Юрки. Поняла?
– Да, – пробормотала я, – чего не понять. Племянница троюродной тетки – очень просто.
– Не удалась свадьба! – покачала головой Аня, плюхаясь в кресло возле меня.
– А на мой взгляд, здорово получилось, – покривила я душой. – В загсе очень торжественно было, хорошо покатались по городу, еда вкусная, всем весело…
Аня махнула рукой.
– Ничего запоминающегося, так у всех. Вот Матвейкины полгода назад женились, так Бонаково до сих пор гудит.
Мне стало интересно.
– И что же у них было?
Аня наклонилась ко мне:
– Не знаешь?
– Откуда бы!
Глаза моей собеседницы зажглись радостным огнем.
– Сначала все как у всех: пили, пели, плясали. А потом тесть зятя молодого зарезал. Взял ножик прямо со стола и воткнул. Ровнехонько в сердце угодил! Прикинь, что началось!
– Ужас! – воскликнула я.
– А то! – с горящими от возбуждения глазами неслась дальше Аня. – Такое приключение вышло! Ментов понаехало! Прямо как в кино! До сих пор все обсуждают, вот это да, вот это здорово вышло, а у Натки скукотища. Сейчас папашка ее нажрется до усеру и поколотит Клавку, больше никаких развлечений не предвидится. Только он ее всегда с пьяных глаз лупцует, эка невидаль!
Я уставилась на Аню. Нужных слов для ответа ей я не нашла. Да и что сказать? Честно говоря, я пребывала в растерянности.
– У Власовых, – тарахтела сплетница, – тоже ничего получилось! Светка со свекровью подралась! Вывернула ей «Оливье» на морду! Цирк смотреть!
Странно, однако, устроен человек. Если ваш дедушка благополучно женился на бабушке и прожил с ней в мире и согласии сорок лет, этот факт никого не заинтересует. А вот если на свадьбе вашего дяди новая жена вдруг выскочит из-за стола и на глазах у всех гостей, выпрыгнув в окно, усядется в машину к незнакомому мужику и умчится с ним навсегда из города… Вот тут уж, будьте уверены, все окружающие отлично запомнят происшествие и потом много лет станут говорить: «Это было в тот год, когда от Шурки невеста сбежала».
– А еще у Савченко, – начала новую историю Аня, но я не услышала конца рассказа, потому что раздалось оглушительное «бум».
Над огромным динамиком, из которого только что неслась оглушительная музыка, взметнулось яркое пламя и повалил густо-черный дым. В воздухе резко запахло жженой пластмассой.
Толпа гостей, воя на все голоса, бросилась к двери. Присутствующие были изрядно пьяны, поэтому лишь один Сережка сообразил схватить огнетушитель. Но из красного баллона не появилась пена. Очевидно, он был либо неисправен, либо пуст.
– Воды давай! – заорал Юрий и вылил на пылающий агрегат бутылку… водки.
Вмиг огонь вырос и перекинулся на занавески. Юрий, потерявший спьяну остатки разума, вновь опрокинул на пламя емкость со спиртом. Откуда-то появилась Клава и потащила мужа на выход.
– Погодь! – ревел супружник. – Дай пламя водой залью.
Красные языки заметались по залу. Я никогда не предполагала, что огонь может в считаные секунды охватить все помещение.
– Уходим, – сказал Сережка и вытолкал меня во двор.
Там орали размахивающие руками пьяные люди. Ни огнетушителей, ни ящиков с песком, ни цистерны с водой на автобазе не нашлось. Со здания столовой огонь перекинулся на двухэтажный домик, стоящий поодаль, и тут с оглушительным ревом примчались пожарные машины.
Всех зевак оттеснили за забор. Я устало села на обочину дороги. Ну и денек! Не часто такой выдается. Свадьба, пожар.
– Ничего не видно, – плюхнулась около меня Аня, – где теперь Юрка с Клавкой жить-то станут? Погорела столовая.
– Ну не в ней же они обитали, – резонно ответила я.
– А наши многие в ней живут, – неожиданно пояснила Аня, – с той стороны подъездик имеется и шесть квартир. Вон, видишь, Фаина плачет? У ней тоже тама однушка была! Правда, Файку свекровь к себе возьмет, а Юрке-то с Клавой куда? Ну и свадьба! Здорово вышло! Таперича весь городок говорить станет!
Я уставилась на раскрасневшуюся от возбуждения Аню. Здорово? По-моему, ужасно. Но самый кошмар ожидал нас впереди, потому что Катюша, Сережа, Лизавета и Юлечка обступили бьющуюся в истерике Клаву и, если я правильно оценила ситуацию, сейчас приглашают погорельцев к нам.
Глава 4
Прошло два жутких дня. Магдалену поселили в комнате у Лизаветы. Юру и Клаву определили в десятиметровке, которая обычно стоит пустой. В свое время Катюша объединила две квартиры в одну[2], из «лишней» кухни она сделала нечто служащее теперь то ли гладильной, то ли чуланом, то ли гардеробной. Во всяком случае, тут у нас царит безумный беспорядок, но у стены стоит довольно широкий диван, и, когда на голову сваливаются очередные гости, я просто запихиваю валяющиеся шмотки в шкаф, убираю гладильную доску, и «номер» готов. Ната, естественно, жила у Вовки.
Не успев перебраться к нам, Юра запил. Мне, никогда не имевшей дело с алкоголиками, было просто страшно. Он потерял всякий человеческий облик, появлялся на пороге кухни небритый, в старых тренировочных штанах, которые дал тестю Вовка, сплевывал в раковину, брал очередную бутылку водки и удалялся.
Магдалена вела себя тише воды, ниже травы. От нее даже имелась ощутимая польза. Утром, в восемь, девочка выводила гулять собак. Рейчел и Рамика она слегка побаивалась. Стаффордширская терьериха, правда, отнеслась к Магдалене вполне лояльно и послушно разрешала надевать на себя поводок, а вот двортерьер Рамик демонстрировал просто безобразное поведение. Едва Магдалена приближалась к нему, «дворянин» принимался лаять и скакать, как сумасшедший. Гуляла девочка с псами по часу, затем тщательно мыла им лапы, вытирала. Было видно, что Магдалена без ума от Мули и Ады.
Клава чувствовала себя хозяйкой. Ее резкий голос доносился одновременно из всех углов квартиры и раздражал безумно. Больше всего меня удивлял тот факт, что она не делала никаких замечаний мужу-алкоголику и постоянно злилась на безответную Магдалену. Особо безобразная сцена разыгралась сегодня утром.
Не успела девочка выйти на кухню, как мать налетела на нее:
– Пойди умойся.
– Я только что из ванной, – ответила Магдалена.
– Причешись!
– Мне Лиза косу заплела.
Поняв, что придраться не к чему, Клава на секунду замолкла, но тут же ринулась в атаку:
– Ешь кашу.
– Спасибо, мне не хочется.
– Ешь, говорю!
Магдалена покорно положила в тарелку пару ложек овсянки и с трудом принялась запихивать в себя завтрак.
– Возьми еще, – велела мать.
– Больше не могу.
Клава побагровела.
– Вот оно как! Мать мучается у плиты, готовит с утра, а их высочество нос воротит! Невкусно тебе, да? Икры черной желаешь? А ты на нее заработала, спиногрызка?
Я удивилась. Геркулес с утра я готовила собственноручно, Клава даже не приближалась к плите.
– Очень вкусно, – прошептала Магдалена, – но я наелась уже до отвала.
– Ешь, говорю! – заорала Клава и быстро вылила в тарелку дочери чуть ли не все содержимое кастрюли, стоявшей на плите. – Быстро, с хлебом!
Это было уже слишком. Я хотела встать на защиту ребенка, но меня опередил Кирюшка:
– Нельзя впихивать в человека еду.
– Не лезь не в свое дело, – рявкнула Клава.
– Не орите на меня, – взвелся мальчик, – и вообще, вы у нас в гостях.
Клава уперла руки в боки.
– Да? Мы у своего зятя.
– Он живет в соседней квартире, – не утерпел Кирюха.
Клава отвесила Магдалене оплеуху.
– Вот! Из-за тебя, дрянь, нас, несчастных погорельцев, попрекают! Каши не желаешь! От хлеба нос воротишь!
По лицу девочки поползли слезы.
– Оставьте ее в покое, – возмутилась я, – ребенок должен есть столько, сколько хочет!
– Она обязана слушаться мать, – зашипела Клава. – Я ради блага дочери занимаюсь ее воспитанием, иначе из нее Чикатило вырастет.
– Из Магдалены никогда не вырастет Чикатило, – влезла Лизавета.
– Я точно знаю, – заорала Клава, – не станет слушаться – будет Чикатило.