Девчонки и любовь Уилсон Жаклин
В первую неделю она со мной едва разговаривала. А потом как-то раз я сидела в классе и рисовала на обложке черновика портрет суперстильной модницы Магды. Я изобразила ее в виде хитрой кошечки с длинными усами и пушистым хвостом. Себя изобразила в виде маленькой толстенькой перепуганной мышки с маленьким носиком и скрюченными лапками. Магда незаметно наклонилась ко мне через плечо и увидела рисунок. Она сразу же все поняла.
– Отлично у тебя выходит, Элли. Молодец! – сказала она.
Я сделала еще несколько рисунков, и они ей тоже понравились. Так мы и подружились. И она захотела быть моей лучшей подругой.
Но у меня ведь уже была Надин. И Надин Магду поначалу сильно недолюбливала. Но когда однажды после школы Магда пригласила меня к себе в гости, я уговорила Надин пойти вместе со мной. В качестве моральной поддержки. Я представляла себе Магду живущей в роскоши и уединении, но все вышло совершенно наоборот. У нее оказалась большая, шумная и ужасно милая семья, где Магду все любили и баловали как могли. Дома она вела себя совсем как маленькая. Мы с Надин поднялись в ее комнату, и там Магда сделала каждой из нас полный макияж. Мне нарисовала большие черные глаза и еще провела тонкую линию по обеим сторонам щек, чтобы казалось, будто у меня высокие скулы. До этого я никогда не пользовалась косметикой, и мне все дико понравилось. Надин к идее макияжа сперва отнеслась скептически, но Магда уговорила ее попробовать. Она накрасила Надин в готском стиле – с мертвенно-бледным выбеленным лицом, черными губами и изумительной подводкой глаз. Когда Надин увидела свое отражение в зеркале, она расплылась в улыбке от уха до уха и тоже захотела дружить с Магдой.
С тех пор мы дружили втроем, весь седьмой и восьмой классы. А теперь мы в девятом, и нам по тринадцать лет, хотя Магде уже почти четырнадцать, а Надин исполнится четырнадцать в декабре. Мне же еще ждать дня рождения аж до следующего июня.
Это несправедливо. Из нас троих я выгляжу младше всех – из-за невысокого роста и легкой полноты. А еще у меня ужасно толстые щеки, а на них – о, ужас! – ямочки. Я уже успела привыкнуть к тому, что Магда выглядит по-взрослому, особенно после того, как она стала делать мелирование. Но Надин, с личиком в форме сердечка и распущенными черными волосами, всегда смотрелась младше своих лет. Этакая Алиса наоборот. Но теперь и она выглядит как-то иначе…
– Ну, чего молчите, давайте рассказывайте, а то сто лет вас обеих не видела. Чем занимались все лето? – выпаливает Магда и, не останавливаясь, выкладывает нам все о своих каникулах в Испании. О том, как все официанты глаз с нее не сводили, а парень, дежуривший у бассейна, все время подхватывал ее и сбрасывал в воду, а другой парень, постарше, постоянно покупал ей в баре напитки. Словом, обычная ерунда в стиле Магды, так что я даже не вслушиваюсь, а наблюдаю за Надин. Похоже, она тоже слушает Магду вполуха. Она наклонилась вперед – так, что волосы закрыли лицо черной бархатной занавесью. Черным фломастером она старательно вырисовывает на запястье татуировку в виде сердечка. На Надин это совершенно не похоже. Раньше она ничего, кроме черепов или пауков, на себе не рисовала.
– А у тебя что новенького, Надин? – спрашиваю я, как только Магда перестает болтать.
– В каком смысле? – отзывается Надин. – Если ты про каникулы, то мы с тех пор уже виделись – помнишь, перед твоим отъездом в Уэльс. Все было просто чудовищно. Всеобщее безудержное веселье. В каждой очереди приходилось стоять по часу, а вокруг шныряли детишки в накладных ушах Микки-Мауса и ростовые куклы, которые махали ручкой всем и каждому. Все такое яркое, что у меня всю дорогу в глазах рябило.
– Полезай обратно в свой гроб, мисс вампирша, – шутит Магда. – Держу пари, что Наташе там понравилось.
Наташа – младшая сестра Надин. Мы с Надин ее терпеть не можем, а вот Магда, добрая душа, обожает детишек. Она даже Цыпу обожает. И вечно сетует на то, что у нее нет младших братьев и сестер.
– Наташа слопала четыре мороженых подряд, и потом ее стошнило прямо на новенькую розовую футболку с Минни-Маус, – сообщает Надин. Одновременно она выводит чернилами имя поперек своего сердечка. Я наклоняюсь, чтобы прочесть:
– Лиам?
Надин краснеет. Вообще-то Надин никогда не краснеет, потому что у нее в организме для этого недостаточно крови, но сейчас за прядями черных волос я явно различаю ярко-розовые пылающие щеки.
– Лиам? – повторяет за мной Магда. – Не знала, что ты фанатка «Оазиса»[8].
– Это не тот Лиам, – говорит Надин.
Магда переводит взгляд на меня, ожидая разъяснений. Я пожимаю плечами. Мы обе поворачиваемся к Надин.
– Так кто же тогда этот Лиам? – спрашивает Магда.
– Ну… – говорит Надин и делает короткую паузу. – Это мой парень.
– Твой парень?! – вопим мы в один голос.
Я чуть не скатываюсь со ступенек. Надин завела парня. Поверить не могу! Как это она завела парня раньше меня? И главное, раньше Магды? За Магдой вечно увиваются толпы парней – по крайней мере, так она сама утверждает, – но она ни с кем из них не встречается.
– Настоящий парень? – спрашивает Магда, шокированная, судя по всему, не меньше моего.
– Тебе же даже не нравятся мальчики, Надин, – говорю я.
– А Лиам нравится, – отвечает Надин. – К тому же он уже не мальчик. Ему семнадцать. Учится в колледже.
– Ну и где же вы познакомились? – подозрительно спрашивает Магда. – Раньше ты о нем даже не упоминала.
– Да уж, Надин, в твоих летних письмах не было ни слова о Лиаме, – говорю я.
Пока я тухла в уэльском доме, со скуки пачками строчила письма Магде и Надин. Магда редко удосуживается нормально отвечать. Обычно она отделывается открытками, подписанными «Люблю. Целую. Магда». Это, конечно, очень мило с ее стороны, но не очень-то информативно.
Надин в этом смысле куда более ответственна. Она шлет ответы на нескольких страницах, исписанных аккуратным почерком, и всегда кладет в конверт горстку звездочек с полумесяцами. Но, помнится, писала она только о том, что полюбила какую-то там новую рок-группу, и о том, что учится читать карты Таро. А еще без конца жаловалась на своих родичей. Отец вечно на нее наседает и заставляет лучше учиться, хотя она и ходит в отличниках. Он хочет, чтобы Надин была лучшей по всем предметам, но это невозможно, потому что лучшая у нас Эмна, у которой коэффициент интеллекта зашкаливает как у супергения, и тягаться с ней никому не под силу, как ни старайся. А матери не нравится ее стиль одежды, макияж и прическа, и она пристает к Надин с уговорами принарядиться и ходить, сверкая ослепительной улыбкой американской чирлидерши[9]. А уж Наташа – так это просто чудовище в гольфиках, которое притворяется ангелом в присутствии мамы с папой и мигом превращается в исчадие ада, как только за ней остается присматривать Надин.
Обо всей этой ерунде она писала мне все лето и даже ни словечком не обмолвилась о Лиаме. Я чувствую себя глубоко оскорбленной. Мы с Надин всегда рассказывали друг дружке обо всем.
– Почему ты мне ничего не сказала? – спрашиваю я дрожащим голосом чуть не плача.
– Потому что я познакомилась с ним только на днях, – говорит Надин, вытягивая руку и любуясь своей свежей романтической татуировкой.
– Так-так, – прищуривается Магда. – То есть это просто новый знакомый, а вовсе не настоящий парень?
– Тот, кого бы ты хотела видеть своим парнем, – уточняю я, воспрянув духом и собираясь поведать историю о сногсшибательном блондине, который попался мне на глаза утром по дороге в школу.
– Нет, почему же. В прошлую субботу вечером у нас с Лиамом было свидание, – говорит Надин. – Мы познакомились утром в музыкальном магазине. Я рылась в дисках отдела альтернативной музыки, и он тоже, а потом оказалось, что мы ищем одну и ту же группу, но у них в магазине был всего один такой диск, и он уступил его мне.
– И тут же пригласил на свидание? – спрашиваю я с подозрением.
– Ну… для начала мы немного поговорили. Правда, говорил в основном он. Мне вообще в голову ничего путного не лезло. Я стояла как истукан и судорожно соображала, что бы такое сказать. А потом он спросил, не хочу ли я пойти вечером на концерт одной рок-группы в пабе «Хитрая лисица», и я сказала, что хочу. Хотя раньше никогда не бывала в «Хитрой лисице». Раньше я вообще в пабах не бывала. Мама с папой ни за что бы меня туда не отпустили, поэтому я сказала им, что ты, Элли, пораньше вернулась из деревни, и Магда пригласила нас обеих к себе на вечеринку, и что на обратном пути твой отец подбросит меня домой. Пришлось так сказать, потому что концерт заканчивался поздно. Надеюсь, ты на меня не сердишься?
– Ты что, пошла туда одна?! – восклицаю я изумленно, не в силах поверить во всю эту историю. Надин всегда была такой тихоней. Обычно по вечерам она сидела запершись в комнате и слушала свою чудаковатую музыку. И никогда никуда не выбиралась.
– Ну и как, удачное вышло свидание? – спрашивает Магда.
– Честно говоря, я даже не ожидала, что все так сложится. Во-первых, мне было дико страшно идти туда одной. А во-вторых, я была уверена, что меня не пустят в паб, потому что я еще не доросла.
– Почему ты мне не позвонила? – возмущается Магда. – Я бы пошла с тобой.
– Да, но он мог бы на это не согласиться. Или запал бы на тебя, а про меня забыл, – говорит Надин.
Магда с пониманием кивает.
– Я думала, что загляну совсем ненадолго, посмотрю одним глазком и в случае чего быстренько смоюсь домой. Но когда я туда пришла, он меня уже ждал, заплатил за вход на концерт, а после проводил домой. До угла улицы. Дальше я ему не разрешила, а то мама с папой могли увидеть. А еще мы договорились встретиться снова в следующую субботу – так что можно я скажу родителям, что пойду к тебе, а, Элли?
– Конечно, без проблем, – машинально отвечаю я.
– А какой он? – интересуется Магда.
– Просто супер. Темные волосы, темные глаза, модный прикид.
– Ты сказала ему, сколько тебе лет? – спрашиваю я.
– Не сразу. Я соврала, что мне пятнадцать. И он сказал: «Что ж, почти взрослая», – хихикает Надин.
– О боже, – закатывает глаза Магда.
– Да, но потом, когда я говорила ему про вас, то сказала, что дружу с Элли чуть ли не с рождения, а с Магдой все два года средней школы, и только тогда поняла, что прокололась. Лиам меня, конечно, раскусил и отругал понарошку. Вообще-то он не против, что мне только тринадцать. Тем более что уже почти четырнадцать. Он говорит, что я выгляжу старше своих лет.
– Ясно, – говорит Магда. – Вы уже целовались?
– Сто раз.
– Что, прямо рот в рот?
– Естественно, – как ни в чем не бывало отвечает Надин. – Он потрясно целуется.
У меня отваливается челюсть. Раньше, когда мы с Надин обсуждали французские поцелуи, то всегда сходились на том, что облизывать у себя во рту чей-то язык – гадость несусветная.
– Но ведь ты говорила… – пытаюсь я возразить.
– Помню-помню, – смеется Надин, – но с Лиамом все по-другому.
– Классно было, правда? – приободряется Магда, которая уже не раз отчитывалась перед нами о своих любовных приключениях.
Надин смотрит на меня чуть ли не с жалостью.
– Вот увидишь, Элли, – говорит она мне, – когда у тебя появится собственный парень, ты все поймешь.
Ну все, приехали.
Мой рот открывается сам собой и начинает говорить помимо моей воли.
– Не беспокойся, у меня уже есть собственный парень, – выпаливаю я.
Надин смотрит на меня в изумлении.
Магда смотрит на меня в изумлении.
У меня такое впечатление, что я сама выпрыгнула из собственных очков и смотрю на себя в изумлении.
Что я сейчас сказала?
Что я наделала?
Зачем?
Но теперь уже ничего не изменишь…
Девять желаний
Глава 3
Три парня
И вот я слышу со стороны собственный голос, повествующий историю о парне, с которым познакомилась на каникулах в Уэльсе. Мой голос бодро треплется о том, как я встречала этого парня чуть ли не каждый день, но нам никак не представлялась возможность познакомиться до тех пор, пока хмурым дождливым днем мы случайно не встретились на романтических развалинах древнего замка.
– Мы буквально упали друг другу в объятия! – заключаю я.
А что, чистая правда.
Потом я говорю, что его зовут Дэн. Девчонки тут же спрашивают, сколько ему лет.
– Ну, вообще-то он не такой взрослый, как твой Лиам, Надин, – отвечаю я.
Что тоже правда.
– Так все-таки сколько ему лет? – допытывается Магда.
– Ему… пятнадцать, – говорю я.
Ну когда-то же ему исполнится пятнадцать… Годика через три.
– А как он выглядит? Красавчик? А одевается классно? – продолжает наседать Магда.
– О, он безумно симпатичный, – отвечаю я, оставляя все попытки придерживаться правды. – У него светлые волосы. И прикольная челка. А глаза темно-карие. И такой взгляд… В общем, мечта, а не парень. Одевается обычно, без наворотов. Джинсы, толстовки – по крайней мере, это он носил на каникулах. Жаль, конечно, что мы с ним встретились только под конец, но зато когда разговорились, было такое чувство, что мы всю жизнь знакомы.
– Вы с ним целовались? – спрашивает Надин.
– Увы, подходящего случая пока не представилось. С нами всегда поблизости были взрослые. Нам удалось уединиться ненадолго во время прощального пикника, но как только он потянулся ко мне, чтобы поцеловать, примчался Цыпа и все испортил. Честное слово!
– О чем это вы с таким пылом здесь распинаетесь, Элеонора?
О, черт, это миссис Хендерсон, которая успела переодеться в спортивный костюм и теперь несется в спортзал.
Я опускаю глаза, краснею как рак и изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не прыснуть со смеху.
– Это она о своем парне! – отвечает за меня Магда.
– Неужели? – закатывает глаза миссис Хендерсон. – Похоже, ни о чем другом вы разговаривать не умеете. У всех одно на уме. Тысячи умных, целеустремленных женщин двадцатого века десятилетиями боролись за то, чтобы дать вам возможность получать полноценное образование, расширять кругозор, а в результате вы сидите тут на лестнице и болтаете о мальчиках, вместо того чтобы думать об учебе.
– Вовсе нет, миссис Хендерсон, – возражает Магда. Но, как видно, зря.
– Немедленно закругляйте свои разговорчики. Завтра все трое останетесь после уроков, потому что звонок на урок, между прочим, прозвенел пять минут назад, а вы так увлеклись, что не заметили. А теперь марш в класс, немедленно!
Мы сломя голову несемся на урок. От учительницы по английскому получаем очередной нагоняй за опоздание. Так нечестно. Потому что лично я люблю английский. Это единственный предмет, в котором я что-то смыслю, кроме ИЗО конечно. Миссис Мэдли сверлит нас недовольным взглядом, потом долго отчитывает и рассаживает по разным концам класса. Я оказываюсь на первой парте.
В этом году мы будем проходить «Ромео и Джульетту». Все думают, что это скукотища. Но лично я люблю Шекспира. Мне нравится, как он подбирает слова, хотя половины из них я не понимаю. Начало и в самом деле довольно занудное, но чуть подальше, когда в первый раз появляется Джульетта, становится гораздо интереснее. Джульетте всего тринадцать лет, почти четырнадцать, так что она бы тоже могла учиться в девятом классе. Но, насколько я понимаю, мать и кормилица хотят поскорее выдать ее замуж.
Я пытаюсь представить себе, каково это – выйти замуж в тринадцать лет во времена Джульетты. Неплохо, должно быть, при наличии богатеньких родственников, готовых выплачивать за тебя ипотеку за итальянскую виллу, кучи слуг, которые стирают и гладят твои средневековые шмотки от Версаче и доставляют пиццу прямо в супружескую кровать с балдахином…
Вдруг я слышу, как миссис Мэдли выкрикивает мое имя, и едва не подпрыгиваю на месте.
– Элеонора Аллард! Помимо того что вы опоздали на мой урок на целых десять минут, вы еще и не слушаете! Да что с вами такое?
– Она влюбилась, миссис Мэдли, – снова отвечает за меня Магда. Интересно, она хоть когда-нибудь может помолчать?
Миссис Мэдли издает протяжный жалобный стон, в то время как весь класс покатывается со смеху.
Похоже, я снова влипла, и довольно серьезно. Я бешено шарю глазами по раскрытой передо мной странице и неожиданно вижу как нельзя лучше соответствующую моменту строчку.
– «Не поднимусь, паду под бременем любви», – цитирую я вслух.
Миссис Мэдли немного смягчается. Кажется, мне удалось ее немного рассмешить.
– Смотрите не расшибитесь насмерть, Элеонора, – говорит она. – Почитайте, что произошло с этими несчастными любовниками в конце книги. Так, девочки, а теперь все быстренько успокоились и сосредоточились на Шекспире.
Я тоже решаю сосредоточиться на Шекспире, поэтому у меня совершенно не остается времени подумать над тем, что сказать Магде с Надин, когда они будут допрашивать меня на обратном пути из школы.
На уроке математики я даже не пытаюсь сосредотачиваться, потому что я в ней все равно ничего не понимаю. Так что просто сижу и грызу ноготь большого пальца, обдумывая сложившуюся ситуацию с моим бойфрендом. В детстве я часто сосала большой палец. Так что теперь, когда я сильно нервничаю, мне просто необходимо что-нибудь погрызть или пососать, чтобы успокоиться. Я всегда думала, что курение имеет тот же эффект, но когда однажды Магда предложила мне подымить – не в школе, конечно, а на улице – и достала целую пачку «Бенсона», то меня так затошнило после первой сигареты, что вторую я даже не докурила, и с тех пор вообще к ним не прикасалась.
Нужно решить, что именно рассказать им о Дэне. Я думаю о его светлых волосах и карих глазах… Только это уже не он, а тот парень, которого я встретила утром по дороге в школу. Понятия не имею, кто он и откуда. Но я описала именно его, когда Магда с Надин набросились на меня с расспросами. Не могла же я рассказать им, как выглядит настоящий Дэн, иначе они померли бы со смеху.
И кто только меня за язык тянул! Я напоминаю сама себе чокнутую фею-крестную, впопыхах помахавшую волшебной палочкой над Тормозом Дэном в уэльской глуши и превратившую его в сказочного красавца, которого я повстречала утром.
А главное – Магда с Надин поверили в его существование. Да я и сама почти поверила. У меня определенно есть склонность к фантазированию. С самого детства. С тех пор, как умерла мама…
Я чувствовала себя так ужасно и одиноко, что все время воображала, будто мама умерла не по-настоящему и что если я выдержу какое-нибудь дурацкое испытание – типа протерплю весь день без туалета или не сомкну глаз всю ночь, – то наутро она как обычно войдет ко мне в комнату и окажется, что это вовсе не моя мама умерла, а чья-то чужая. Иногда, когда я вот так лежала в кровати и боролась со сном, я и вправду начинала верить в то, что мама здесь, рядом, что она стоит у кровати и вот-вот наклонится, чтобы поцеловать меня. Казалось, она была так близко, что я чувствовала легкий запах ее пудры.
Даже когда я подросла и перестала выдумывать для себя всякие глупые уловки, мечтать о маме я не перестала. Я всегда чувствовала ее рядом. Я мысленно с ней разговаривала, и она отвечала мне, говорила все те вещи, которые обычно говорят мамы своим детям, – просила быть внимательнее, когда перехожу дорогу, и всегда доедать обед, а перед сном она расспрашивала меня о том, как прошел день, и всегда говорила напоследок «споки-ноки». И я шептала ей в ответ «чмоки-чмоки». Я делала так еще долго после того, как отец женился на Анне. Анна, конечно, тоже приходила ко мне вечером в спальню, чтобы поболтать и пожелать спокойной ночи, но все равно это было не то. Поначалу я даже ненавидела Анну за то, что она не моя мама. Но теперь я выросла. И понимаю, что Анна ни в чем не виновата. Она довольно милая. Временами. И все же она не моя мама.
Интересно, что бы теперь сказала моя мама? Ума не приложу. Обычно она говорит мне всякие привычные вещи, из тех, что каждый день повторяют малышам. Но моя воображаемая мама никак не возьмет в толк, что я уже выросла. Выросла настолько, чтобы мечтать о парне. Только вот пока никакого парня на самом деле у меня нет, а подругам я наплела, что есть.
– Расскажи им всю правду, Элли, – говорит мне мама. Ее голос звучит так звонко и отчетливо, что я даже оборачиваюсь посмотреть, не услышал ли ее еще кто-нибудь из класса.
Да, мама, безусловно, права. Я даже начинаю продумывать, как все исправить. Скажу им, что пошутила, разыграла их, чтобы посмотреть, легко ли они купятся. Скажу, что действительно познакомилась на каникулах с парнем по имени Дэн, и даже опишу, как он выглядит на самом деле. Даже расскажу про того утреннего красавчика. Нарисую им карикатуру – себя и реального Дэна, которого я превращаю в принца при помощи волшебной палочки. Думаю, они оценят прикол. Посмеются. Ну, может, немного покрутят пальцем у виска. Они и так всегда считали меня немного сдвинутой. Теперь окончательно в этом убедятся, но меньше любить меня от этого не станут.
Признаюсь им во всем по дороге к автобусной остановке. Все наконец прояснится и станет как прежде. За исключением того, что у Надин теперь действительно есть парень. Этот Лиам… А что, если и она его выдумала? Раньше мы с Надин часто так играли. У нее отлично получалось придумывать на пустом месте, потому-то я всегда и хотела с ней дружить. Вот умора, если Надин и на этот раз все сочинила. От нее всего можно ожидать.
Но когда после уроков мы выходим из школы и Магда начинает выспрашивать у меня подробности о Дэне, а я, в свою очередь, прочищаю пересохшее горло, чтобы выложить им всю правду, Надин вдруг останавливается и замирает на месте с открытым ртом.
– Эй, Надин, ты чего? – спрашиваем мы с Магдой, наблюдая за тем, как щеки подруги заливаются румянцем. Никак не могу привыкнуть к тому, что мертвенно-бледная Надин теперь периодически становится цвета свежего лосося.
– Да что с тобой, Надин? – повторяю я.
Магда успевает разобраться в ситуации раньше меня. Она прослеживает взгляд Надин и понимает, куда та смотрит. Вернее, на кого.
– Ух ты! – говорит Магда. – Так это Лиам?
– Да! – хрипло отзывается Надин. – Черт, что мне делать? Я же в школьной форме!
– Ну, он ведь в курсе, что ты школьница.
– Да, только в форме я выгляжу по-дурацки. Ни за что не покажусь ему в таком виде. – Надин прыгает мне за спину и пригибается. – Давай повернем обратно к школе, Элли, – шипит она откуда-то сзади.
– Надин, не психуй, – говорит Магда. – Все равно он тебя уже заметил.
– Откуда ты знаешь? – бормочет Надин из-за моей спины.
– Потому что он машет руками как полоумный в нашу сторону. Причем явно не мне. А жаль. Он и впрямь красавчик.
Что правда, то правда. Высокий черноглазый брюнет в облегающей черной майке и черных джинсах. На вид он совершенно не в нашем вкусе. Не то что мой светловолосый красавчик. Но Лиам, по крайней мере, не выдумка. Он настоящий, и он по-прежнему машет Надин.
Надин наконец выходит из-за моей спины, раскрасневшаяся и похорошевшая. Такое впечатление, что передо мной совершенно новый, почти не знакомый мне человек. Она робко машет ему в ответ, едва подняв руку и чуть шевеля пальчиками, а потом бросается ему навстречу.
– Поверить не могу, – шепчет Магда. – Он такой милашка. И что он нашел в Надин?
– Магда! Не будь стервой! – одергиваю я ее, хотя понимаю, что она всего лишь озвучила мои собственные мысли.
Я чувствую себя так, будто все это время мы с Надин соревновались в негласной гонке и я была уверена, что выиграю, а Надин вдруг резко рванула вперед и обскакала меня по полной программе.
– Пойдем, Элли. Надо же хотя бы поздороваться, – говорит Магда.
– Зачем? Вдруг мы им помешаем?
– Ничего подобного, – уверяет меня Магда и подталкивает в сторону влюбленной парочки. Сама она поправляет волосы, расстегивает верхнюю пуговицу своей школьной блузки и с приветственным возгласом «Эй, Надин!» направляется к ним через детскую площадку, кокетливо вихляя бедрами.
Я в растерянности топчусь на месте, не понимая, стоит ли мне последовать ее примеру. В конце концов я плетусь за Магдой малюсенькими шажочками, словно играю в «тише едешь – дальше будешь». Надин сидит на выступе стены рядом с Лиамом. Магда стоит напротив, эффектно уперев руку в бедро. Она тараторит без умолку, но Лиам не особо обращает на нее внимание. Надин как-то немногословна. Она сидит, низко наклонив голову и закрыв волосами пол-лица.
– А вот и вторая моя подруга, Элли, – бормочет она, когда я подхожу ближе.
Что у нее с голосом? Какой-то он охрипший.
– Привет, – говорю я смущенно.
Лиам разок вежливо кивает в мою сторону и тут же снова поворачивается к Надин.
– А ты прикольно смотришься в школьной форме, – говорит он ей.
– Я смотрюсь ужасно, – возражает Надин. – Кстати, как ты здесь оказался?
– В колледже занятия закончились пораньше, и мне стало интересно проверить, смогу ли я узнать тебя в толпе подружек-малолеток. Давай, что ли, погулять сходим или еще что.
– Пошли, – соглашается Надин, постукивая ногами о стену.
Лиам вскидывает брови, и она глупо хихикает.
– Пока, Надин, пока, Лиам, – говорит Магда.
Надин машет нам на прощанье. А он даже не удостаивает нас ответом.
– Так-так, – ворчит Магда им в след. – Значит, мы для него подружки-малолетки, да, Элли?
– С ним она совсем другая, – грустно вздыхаю я.
– Ну, десять из десяти по шкале обаяния я бы ему точно не дала, – заявляет Магда. – Надеюсь, Надин понимает, во что ввязывается. Он для нее слишком взрослый.
– Что-то он мне не нравится, – говорю я.
– И мне тоже. Хотя, если бы я ему хоть чуточку понравилась, я бы изменила свое мнение в лучшую сторону, – смеется Магда.
Заявление вполне в духе Магды. Порой она ведет себя как настоящая стерва, но, по крайней мере, честно в этом признается.
– Пойдем, Элли. Хочешь, провожу тебя до автобусной остановки?
Она берет меня под руку. На остановке стоит целая толпа парней из школы Андерсона. Наша школа тоже называется школой Андерсона, но находится через дорогу, в отдельном здании. У нас школа для девочек, у них – для мальчиков. Две одинаковые разнополые школы. Только у них по большей части учатся полные придурки. Малыши – так те просто бешеные, орут и лупят друг друга портфелями. Верх остроумия в их понимании – это когда кто-нибудь громко пукнет. Девятиклассники в этом смысле от них недалеко ушли, все до единого – полный отстой. Десятый и одиннадцатый классы – та же история, хотя там и попадаются отдельные исключения.
Одно из этих исключений как раз стоит на остановке. Его зовут Грэг. Фамилия неизвестна. Он вполне себе симпатичный, только у него рыжие волосы, которые он, похоже, ненавидит, и поэтому размазывает по голове тонны геля, чтобы шевелюра выглядела потемнее. Думаю, если какая-нибудь девчонка будет целоваться с Грэгом и запустит руку ему в волосы, то ощущение будет такое, будто она сунула ее в чан с застывшим жиром. Фу, гадость какая.
Магда никогда раньше не удостаивала его взглядом, а теперь взяла и заговорила с ним ни с того ни с сего:
– Привет, Грэг. Как дела? Хорошо провел каникулы? Как же неохота опять таскаться в эту чертову школу, скажи? Да еще столько на дом задали, в первый-то день учебы. Посмотри, какой у меня рюкзак неподъемный.
С этими словами Магда сует свой рюкзак Грэгу. Тот часто-часто моргает и слегка пошатывается. Но не под тяжестью Магдиного рюкзака, а скорее под силой ее напора. Раньше он от нее и слова не слышал.
Щеки у него краснеют и становятся почти такого же цвета, как волосы, так что выглядит он теперь полным придурком. Магда пялится на этот ходячий пучок моркови так, будто перед ней Киану Ривз или Брэд Питт. Она вздыхает и разминает руки, делая вид, что они страшно затекли. От этих телодвижений блузка у нее на груди удивительным образом натягивается и чуть ли не трещит. В глазах Грэга вспыхивает огонек.
Позади нас на остановке топчется горстка юнцов-восьмиклашек. Магда косится в их сторону и язвительно замечает, что уж кто-кто, а они-то небось разминают свои ручонки куда как чаще и активнее. Потом она снова поворачивается к Грэгу. Ее голубые глаза сияют, словно два мощных прожектора.
– Кстати, Грэг, как у тебя с математикой? Лично я – полный ноль.
На самом деле она привирает. Полный ноль – это как раз я, потому что не могу посчитать правильно даже на калькуляторе. Надин не намного лучше. А вот Магда всегда решает за нас домашку по математике, а теперь делает вид, будто вместо мозгов у нее сахарная вата.
– С математикой у меня порядок, – отвечает Грэг. – А что?
– Кошмар, а вот я ничего в ней не смыслю, – жалуется Магда. – Смотри, кажется, автобус идет. Я не поеду, я провожаю подружку. Слушай, ты бываешь в «Макдоналдсе» рядом с торговым центром?
– Ну да.
– Давай встретимся там сегодня? Где-нибудь в половине седьмого? Я захвачу учебник по математике, и ты мне все там объяснишь, ладно?
– О’кей, – отвечает Грэг. – Значит, в половине седьмого. Договорились.
– Имей в виду, это свидание, – уточняет Магда, забирая у него свой рюкзак и одаряя ослепительной улыбкой. Потом она оборачивается ко мне и подмигивает.
Выходит, и Магда теперь обзавелась парнем. Всего за каких-нибудь пять минут.
Грэг машет ей рукой из автобуса. Я жду, что он сядет рядом со мной, ведь я как-никак подруга Магды, но он проходит мимо и садится вместе с другими парнями из школы Андерсона. Он начинает им что-то оживленно рассказывать – видимо, хвастается, что сумел закадрить Магду.
Я сижу одна-одинешенька. И на душе у меня скребут кошки. Я так и не успела рассказать Магде и Надин о том, что все выдумала. Просто мне не представился подходящий момент, так ведь? А теперь получается, что у Надин есть настоящий бойфренд. И Магда заполучила себе ухажера в считаные секунды. Ну почему, почему я не умею так же легко заигрывать с парнями, как она?
Я в тоске обвожу взглядом автобус. Напротив меня сидят два ботана из десятого класса школы Андерсона и увлеченно обсуждают какую-то глупую научно-фантастическую книжку про космические путешествия. Они и сами выглядят так, будто прилетели с другой планеты, но я в таком отчаянии, что готова согласиться на кого угодно.
Я строю им глазки и расплываюсь в широкой улыбке. Они в ужасе отшатываются, как будто я бешеная собака, которая собирается их покусать. Я перестаю улыбаться и съеживаюсь на сиденье. Все без толку. Я не Магда.
Господи, как же меня все достало! У меня никогда, никогда не будет настоящего парня. Никто во всем мире никогда не западет на меня.
Впрочем, здесь я оказываюсь не права. Придя домой, я обнаруживаю, что на столе меня ждет письмо.
Девять причин ненавидеть школу:
Глава 4
Четверо в семье
Дорогая Элли,
Привет! Это я, Дэн. Прости за корявый почерк. Я пишу в машине по дороге домой, а всякая мелюзга толкает меня локтями, и это при том, что мама гонит по трассе как маньяк со скоростью 90 миль в час, а когда кто-то из мелких просится пи-пи, она тормозит у обочины так резко, что мы все чуть не вылетаем сквозь лобовое стекло.
Согласен, не слишком романтичное начало для любовного письма. Думаю, мне надо исправиться. И написать романтическую повесть о светловолосой деве, которая томилась в башне и которую спас красавец-рыцарь. Настоящую валлийскую историю из жизни валлийского замка. Прямо как в «Мабиногионе»! Это сборник средневековых повестей, помнишь, я тебе рассказывал. Он состоит из Белой и Красной книг. Ладно, пускай я пишу не книгу, а всего лишь письмо, ты не светловолосая дева, а брюнетка, а я так и вовсе не красавец. Можешь напомнить мне об этом еще раз. Знаю, ты считаешь меня сумасшедшим ботаником. А кроме того, что я ботаник, я еще и болтун. Ну да, я слегка чокнутый. Просто я без ума от тебя. Жаль, что мы живем так далеко друг от друга. Приглашаю тебя в гости в любое время. Если, конечно, тебя не пугает оказаться в компании моих младших братьев и сестер. Или ты могла бы пригласить меня к себе! Толстый намек!
С любовью,
Дэн
P.S. Я и вправду ужасно рад, что с тобой познакомился.
Ну, что я говорила? Он просто псих. Вот если бы он был постарше. И покрасивее. И не такой чокнутый.
– От кого письмо? – спрашивает Анна.
Она помешивает на плите суп и осторожно пробует его на вкус.
– Подсыпь-ка еще перца, Цыпа. Только, смотри, аккуратно.
Цыпа обожает готовить. Он даже помогает делать яйца бенедикт[10], в честь которых его назвали. Да-да, на самом деле его зовут Бенедикт. Довольно снобское имя, но так захотела Анна. Впрочем, никто его сроду так не называл. Сначала он был для всех просто малышом Беном, а два года назад превратился в Цыпу. Или Цыпленка. Иногда жареного. Иногда пареного. И неизменно скверного.
– Да так, Дэн накарябал всякую чушь, – говорю я, засовывая письмо в карман.
– Я знала, что он на тебя запал! – хитро улыбается Анна.
– О господи, Анна, не говори ерунды, ему всего двенадцать.
– А что, лично мне этот Дэн понравился. Он что, твой парень?
В это время Цыпа энергично трясет перечницей над кастрюлей с супом, что-то тихо бормоча себе под нос.
Анна бросается к нему и хватает за запястье:
– Хватит, Цыпа! Я же сказала – одну щепотку!
– Щепотка, щепотка, щепотка, – хихикает Цыпа, делая вид, что щиплет ее за руку.
– Ах ты скверный мальчишка, – шутливо восклицает Анна, переворачивает Цыпу вверх тормашками и щекочет его оголившийся живот.
– Пойду делать уроки, – говорю я.
Я люблю сидеть на кухне, но мне не особо нравится наблюдать за тем, как дурачатся Цыпа с Анной. При виде их счастливых лиц я испытываю странное ощущение. Что-то вроде ревности. И дело вовсе не в том, что я сама хочу поиграть с Цыпой – боже упаси! И уж конечно я не мечтаю о том, чтобы Анна переворачивала меня вверх тормашками и щекотала. Если она хотя бы попытается меня приподнять, то сама же грохнется на пол. Я уже вешу больше ее, хоть она и намного выше.