Екатерина Медичи. Дела амурные Павлищева Наталья
Предисловие
Для Екатерины жизнь делилась надвое: до Генриха и вместе с ним. Все, что было «до», казалось лишь подготовкой, ненужным существованием. Рядом с мужем – прекрасной мечтой, которая вот-вот осуществится.
И вдруг оказалось, что есть еще жизнь «после»! Без Генриха!
Теперь все поделилось на «с ним» и «без него». И поделил мир ее собственный крик: «Не-ет!» Когда король падал с коня, Екатерина уже понимала, что это конец.
Но жизнь без Генриха для нее была невозможна, и королева направилась в свой кабинет. Было поздно, из-за траура никаких увеселений во дворце не проводилось, и он затих. Екатерина шла быстрым шагом, словно боясь растерять свою решимость или что-то не успеть. Несколько придворных шарахнулись в стороны, две пары в разных углах коридоров, занимающиеся любовью, притихли, но королева не обращала внимания ни на кого.
Сняв с пояса большой ключ, она открыла дверь и плотно прикрыла ее за собой, ключ повернулся два раза, отсекая внешнюю жизнь. Шедшая за Екатериной камеристка осталась беспомощно топтаться за дверью, в кабинет королевы не допускался никто, лишь изредка служанки стирали там пыль под присмотром хозяйки.
Екатерина достала еще один ключик, открыла им ящичек, вытащила ключ поменьше, открыла другой, и только третий ключ позволил отпереть маленькую дверцу, за которой на полочке стояли несколько красивых флаконов. Осторожно вытащив флаконы, королева поставила их в ряд на стол и уселась в кресло, задумчиво глядя на емкости с ядами. Во флаконе синего муарского стекла находилась маслянистая жидкость, казавшаяся из-за темных стенок почти черной. Во втором жидкость была янтарной, почти прозрачной, а в третьем совсем бесцветной. Одной капли любого из флаконов хватило бы, чтобы прекратить жизнь человека. Когда-то, измученная борьбой с соперницей – фавориткой короля Дианой де Пуатье, Екатерина через доверенных лиц заполучила эти средства, но так и не смогла ими воспользоваться: рука не поднялась.
А вот теперь пришло время выпить самой…
Умер Генрих, вернее, погиб, не послушав ее совета, не вняв ее молениям. Екатерина кляла себя за то, что не бросилась под ноги королевского коня, не повисла на шее мужа, чтобы не допустить этого поединка! Пусть бы смеялись вокруг, пусть показывали пальцем, пусть! Зато Генрих бы выжил! Сейчас такими неважными казались все насмешки, все издевательства, они ничего не значили по сравнению с тем невыносимым горем, которое навалилось с гибелью любимого мужа. Без Генриха Екатерина жизни не мыслила, а потому самое время воспользоваться ядом, приготовленным когда-то для другой…
За окном стемнело, одна свеча с трудом освещала кабинет, по углам прятались тени… Очнувшись от задумчивости, королева протянула руку и взяла из первого ящичка стопку карандашных портретов. Она так любила эти рисунки Клуэ! Художник особенно хорош именно в портретах и именно в карандаше. Ему удавалось схватить характер человека, особенно детей. Улыбка тронула губы Екатерины, когда она увидела хитрющую физиономию своей младшей дочери Маргариты, которую брат Карл звал Марго. У девочки на рисунке столь лукавый взгляд, что кажется, она вот-вот ввяжется во что-нибудь. Вот маленький Франциск… он тогда был пухленьким и вовсе не казался болезненным… это серьезная Елизавета, она даже маленькой была строгой… а вот ее любимец Генрих…
Когда родился этот сын, Екатерина почему-то с первого мгновения почувствовала, что это ее ребенок, ее сын! Как жаль, что он третий сын после слабого Франциска и Карла. Генриха баловали камеристки и придворные дамы, наряжая в девчоночьи наряды, всячески укладывая детские волосики в замысловатые прически. Он и был больше похож на девочку.
Среди рисунков нет изображений самого младшего – Франсуа и двух девочек-двойняшек, родившихся мертвыми.
Вдруг взгляд королевы наткнулся еще на один рисунок – это лицо она и на том свете будет помнить! Диану де Пуатье, фаворитку короля, считавшуюся первой красавицей двора, Клуэ увидел именно такой, какой ее видела сама Екатерина, – злой старой бабой, с короткой шеей, настороженными маленькими глазками и узкими, презрительно сжатыми губами. Екатерина иногда недоумевала, почему ее видят иначе, даже Клуэ на парадном портрете превратил стареющую красотку, единственной прелестью которой давным-давно оставалось отсутствие морщин и белизна кожи, в истинную красавицу с длинной шеей и большими глазами. Но глаза у Дианы никогда не были большими, а шея длинной. И морщин у нее нет только потому, что черты лица всегда неподвижны: ни радости не выражают, ни горести… И кожа белая оттого, что гадость какую-то пьет (Екатерине даже удалось разузнать рецепт этого зелья с добавлением золота).
И вдруг ее пронзила мысль, что если принять средство, стоящее на столе, то хозяйкой всего останется Диана! И ее любимый Генрих останется на попечении этой гадины!
Екатерина даже вскочила, потрясенная таким соображением. Рукав черного вдовьего одеяния задел один из флаконов, тот опрокинулся, и янтарная жидкость растеклась по столу. Королева стояла, в ужасе глядя на лужицу яда на столе, в висках билась одна мысль: она едва не оставила детей сиротами! Самый старший, Франциск, теперь король, он, конечно, уже совершеннолетний, скоро пятнадцать, и даже женат, но мальчик столь слаб, что его легко превратят в пешку де Гизы. Елизавета уедет к супругу в Испанию, но есть еще Карл, Клод, Маргарита, Франсуа и, главное, Генрих!
Нет, она не отдаст своих детей проклятой Диане, ни за что! Она выживет и справится сама, станет хорошей помощницей сыну-королю, выдаст замуж дочерей и удачно женит остальных сыновей! Диана могла одерживать над ней верх, только пока между ними был Генрих, фаворитка и теперь не бессильна: у нее связи при дворе, многие обязаны своими чинами именно Диане, ее поддерживали де Гизы. Эта дрянь виной тому, что был заключен позорный для Франции договор, что в стране началась настоящая религиозная война, фаворитка испортила жизнь самой Екатерине, разве можно допустить, чтобы она испортила ее еще и детям?!
Нет! Теперь Екатерина станет королевой сама!
Невеста
– Нет, это невозможно! Мадам, вы только посмотрите! Посмотрите!
Голос Джорджо Вазари готов был сорваться от возмущения. Художник обедал совсем недолго, но за это время эскиз для портрета герцогини Урбинской, а попросту говоря, Екатерины Медичи, был безнадежно испорчен! Кто-то превратил изображение юной флорентийки в портрет мавританской толстухи. Вазари абсолютно не сомневался, чья это шалость! Постаралась сама тринадцатилетняя герцогиня, чье изображение для ее будущего супруга и создавал Джорджо. Вернее, портрета должно быть два – в полный рост и в профиль.
Природная живость не позволяла девочке стоять спокойно и минуты, она словно наверстывала упущенное за годы монашеской степенности и смирения. Тринадцатилетняя Екатерина просто искрилась лукавством. А Вазари требовал и требовал, заставляя ее стоять не шевелясь. Юная особа отводила душу тем, что корчила уморительные гримасы. Джорджо подозревал, что именно это помешало Себастьяно дель Пьомбо закончить подобную работу в Риме. Двадцатилетний художник и сам был бы не прочь поскакать, но к работе относился ответственно, а потому допустить подобный срыв никак не мог.
Так и есть, из-за двери, ведущей на черную лестницу, доносилось хихиканье Екатерины и ее кузена Козимо, это они раскрасили лицо на портрете! И эта стрекоза должна вот-вот стать супругой сына короля Франции! Правда, сам Генрих Валуа герцог Орлеанский такого же возраста, но, по рассказам, весьма флегматичный юноша. Каково им будет рядом…
На крики художника прибежала гувернантка маленькой герцогини Мария Сальвиати:
– О боже! Что же теперь делать?!
Но злость Джорджо Вазари уже прошла, художник вынужден признать, что сделано талантливо, не знай он, кто именно на портрете и как должна выглядеть девушка, вполне мог поверить, что эта особа чернява и весьма страшна на вид! Громко, чтобы слышали шалуны на лестнице, художник объявил:
– А я ничего менять не буду, пусть герцог Орлеанский увидит портрет именно таким! Он будет в большом восторге от облика своей невесты…
– Нет! – Екатерина выскочила из-за двери.
– Что «нет»? – чуть приподнял бровь Джорджо.
Девушка поняла, что выдала себя с головой, и потупилась:
– Простите меня…
– Екатерина, вы выходите замуж, а ведете себя словно маленькая шалунья! – Марии Сальвиати с трудом удавалось сдержать улыбку: уж больно комичной получилась особа на эскизе.
Девушка стояла, привычно потупив взор, но никого не могла обмануть ее показная покорность, в глазах юной герцогини плясали чертики. И это невеста! – невольно вздохнула Мария Сальвиати.
Временами казалось, что меньше всего Екатерина думает о собственной предстоящей свадьбе. Хотя все еще неопределенно, шли долгие переговоры, в которых каждый старался максимально соблюсти свои интересы. И пока будущая невеста развлекалась, ее двоюродный дед папа Климент VII вел бесконечную переписку с французским королем Франциском I.
Екатерина Медичи – сирота с рождения, ее мать Мадлен умерла почти сразу после родов, отец Лоренцо покинул этот мир следом за супругой. Через год Екатерина Мария Ромола потеряла последнюю близкую родственницу – бабушку Альфонсину – и осталась на попечении дальних родственников. Эта последняя законная наследница богатейшего клана Медичи даже в столь маленьком возрасте была игрушкой в политических играх взрослых.
У Екатерины Марии были целых три козыря: во-первых, она все же была родственницей французских королей, потому что ее отец Лоренцо по предложению короля Франциска женился на принцессе королевской крови Мадлен де Ля Тур д’Овернь. И их свадьбой занимался сам французский король, превратив ее в грандиозный праздник в замке Амбруаз. А перед этим Лоренцо от имени папы Льва X держал при крещении над купелью дофина французской короны Франциска-младшего.
Во-вторых, она родственница нынешнего папы Климента VII, который звал ее племянницей. Екатерина воспитывалась вместе с двумя незаконнорожденными Медичи – Ипполитом и Алессандро. Ни для кого не секрет, что Алессандро – сын самого папы, и все делалось в его интересах. Именно папа Климент больше всех заинтересован в выгодном замужестве юной девушки. Выгодном с его точки зрения, а это означало, что она должна бы примирить его либо с императором Карлом, либо с королем Франциском, исходя из политической целесообразности. Потому сватать кроху начали еще с пеленок, и торговался папа Климент отчаянно. Он старался соблюсти еще одну выгоду: выплатить как можно меньшее приданое в обмен на отказ Екатерины от прав наследства Медичи в пользу все того же Алессандро!
Ну, и, в-третьих, конечно, деньги. Как бы ни хитрил Климент, приданое должно быть огромным, клан Медичи славился своими богатствами.
И вот теперь, когда Екатерине исполнилось тринадцать, договоренность по поводу ее замужества стала вполне определенной. После многих метаний папа решил выдать ее замуж за второго сына французского короля Франциска Генриха. Жених так же молод, как невеста, и, конечно, такой брак был откровенным мезальянсом: как бы ни была родовита ее мать Мадлен, фамилия Медичи говорила о принадлежности девушки к роду банкиров и аптекарей… Спасали только те самые два козыря: родство с папой Климентом и большое приданое.
Самой Екатерине было откровенно все равно, с кем составлять семейную пару. Она оживилась только тогда, когда папа Климент вдруг объявил, что выдаст ее замуж за кузена Ипполита. Это было жестоко, потому что ничего подобного он делать не собирался, зато подростки поверили, а Екатерина даже страстно влюбилась в своего возможного супруга. Ипполит отвечал ей взаимностью, хотя злые языки утверждали, что это больше из-за наследства, а не из-за самой герцогини. Когда появилась возможность устроить более выгодный брак, папа Климент, не задумываясь, все переиначил, а чтобы Ипполит не задавал ненужных вопросов, дал ему кардинальский сан в обмен на клятву никогда больше не пытаться сделать Екатерину своей супругой. Получилось, Ипполит оказался вполне понятливым кардиналом, хотя всегда утверждал, что если бы ему позволили жениться на кузине, то он оставил бы кардинальский сан.
Услышав такие речи, папа Климент усмехнулся: так ему и позволили! Екатерину выдавали замуж подальше, чтобы она передала свои права на Флоренцию сводному брату Алессандро, и Ипполит ему был вовсе ни к чему!
Немало волнений принесло сообщение из Франции о тяжелой болезни короля Франциска, хорошо, что он довольно быстро поправился. Потом умерла королева-мать Луиза Савойская… Потом герцог Савойский отказался предоставить свой город для встречи Франциска и папы Климента… Если честно, то Екатерину это волновало не слишком, она с удовольствием отдалась вихрю развлечений. Целый год юная девушка, едва покинувшая место своего невольного заточения в монастыре, привыкала жить в блестящем обществе. И это удавалось ей вполне. Тринадцатилетняя герцогиня возглавляла свиту дам, встречавших такую же юную невесту незаконнорожденного сына самого папы Климента, герцога Алессандро – Маргариту, незаконнорожденную дочь императора Карла V. Пиры сменялись скачками, вечером обязательно танцевали, вокруг девушки весь день слышались смех и веселые голоса… Это было так непривычно, что иногда, ложась спать вечером, Екатерина молила Господа, чтобы утром все не оказалось сном.
Конечно, рядом не было ее возлюбленного Ипполита, и его решение добровольно уступить Екатерину далекому французу больно ранило ее сердце, однако Ипполит не скрывал, что ради женитьбы на любимой готов отказаться от кардинальского сана, в который уже был посвящен. Правда, злые языки твердили, что куда больше самой девушки юного кардинала прельщают ее богатство и знатность, но Екатерина не желала верить этому, сердце ее разрывалось при одном воспоминании об Ипполите, казалось, она уже никого и никогда больше не полюбит.
Иногда всплывал вопрос: а как же тогда с будущим мужем? Девушка вздыхала: супруга она будет любить как брата… А дети… ради детей, конечно, придется ложиться с ним в постель, но не больше! Девушка гордо вскидывала головку: она в первую же ночь скажет супругу, что ее сердце раз и навсегда отдано другому и будет принадлежать только ему. Телом же может распоряжаться муж.
Если бы она тогда знала, что произойдет все точно наоборот!
Но молодому художнику Джорджо Вазари позировала совсем юная девушка, в которой детство еще боролось с юностью и часто одерживало верх. Зная о трудной судьбе девочки, которой пришлось быть и пленницей, и заложницей в монастыре и многое перенести, ее новая гувернантка Мария Сальвиати не слишком торопила Екатерину с взрослением: успеет, куда денется… Вот и носились каждую свободную минуту Екатерина и сын самой Марии Сальвиати Козимо по лестницам, пугая взрослых, а степенные дамы сокрушенно качали головами: ну и невеста…
Все изменилось в одночасье. Король Франции выздоровел, несмотря на все сложности, основные договоренности были достигнуты, город заменен, и во Флоренцию приехал французский дядя Екатерины герцог Олбани с семьюдесятью дворянами – почетной свитой невесты. Граф де Тонер привез от короля Франциска будущей снохе великолепные драгоценности в качестве первого подарка. Тогда же впервые для обозрения были выставлены драгоценности самой Екатерины…
Потрясенная девушка не могла сомкнуть глаз всю ночь: перед ее глазами плыли, сверкая и переливаясь, фиолетовые рубины, роскошные изумруды, невиданного размера и красоты жемчуга, бриллианты… Действительно, бриллианты, которые Екатерина Медичи принесла французской короне, стоили целое состояние и были настоящими произведениями искусства! Три самых значительных драгоценности короны прибыли во Францию с Екатериной, это Неаполитанское яйцо – огромный фиолетовый рубин с большой жемчужиной необычной грушевидной формы, Миланский шип – бриллиант с шестью верхушками и Генуэзская таблица – продолговатый, странной, словно рогатой, формы бриллиант.
Такой коллекции драгоценностей ни она, ни кто другой до сих пор не видел. Климент от души одарил свою подопечную бриллиантами. Кроме того, в приданое входили значительные денежные суммы и многое другое. Юная девушка не очень задумывалась над тем, что в обмен на солидные денежные добавки подписывает отказ от прав на наследство Медичи, которое стоило гораздо больше. Правда, большие суммы наследства должны были выплачиваться частями, и первая оказывалась не самой значимой. Именно это позже сыграло с Екатериной злую шутку.
Но тогда девушку такие вопросы не интересовали вовсе. Она оказалась в центре внимания огромного числа блестящих людей, у нее собственная свита, масса драгоценностей, нарядов, дорогих вещей, все вертелось вокруг нее… Было от чего пойти кругом голове. От переживаний девушка едва не слегла, она даже замкнулась в себе. Екатерина вдруг осознала, что детство закончилось, наступила юность.
Понимая состояние своей подопечной, Мария Сальвиати пришла к Екатерине поговорить.
– Что с вами, моя дорогая? Вас впечатлило приданое? Заболеть от вида собственных драгоценностей – это так по-женски!
– Я боюсь… – прошептала девушка.
– Чего? Вы едете к самому блестящему двору Европы, куда мечтают быть представленными и не могут этого добиться столькие достойные люди. А вам будет дано право ежедневно общаться с королем Франциском, которого справедливо считают самым галантным европейским королем. Нигде нет таких замков, как во Франции, таких балов, такой изысканности…
– Но во Флоренции все это тоже есть! Недаром король Франциск пригласил нашего мастера Леонардо к себе.
– Мне нравится, что вы так гордитесь Флоренцией, это хорошо, постарайтесь запомнить все хорошее, что в ней есть, и привнести это в новую жизнь. Однако теперь вашей родиной будет Франция…
– Моя родина – всегда Флоренция! А Франция будет родиной моих детей. Я надеюсь…
– Вы очень разумны, это прекрасно. Так чего же вы боитесь?
Екатерина чуть помолчала, потом вздохнула:
– Вдруг я не понравлюсь королю Франциску? Или самому герцогу Орлеанскому? Или вообще придворным?
– Почему вы должны им не понравиться?
– Я из рода Медичи, он древний, но не дворянский….
– Принадлежностью к этому роду можно гордиться, а вам достаточно родства с Его Святейшеством, сейчас для вас это лучшая часть родословной. Позже вы просто станете матерью принцев и принцесс Франции, и все забудут о вашей родословной… А бояться короля не стоит, Франциск – самый приветливый и доброжелательный король.
– Я постараюсь ему понравиться!
Разговор с наставницей немного успокоил Екатерину, правда, она решила в следующий раз подробно расспросить Марию о том, как ей вести себя с мужем, особенно в постели в первые ночи. К сожалению, расспросить не успела, да и отношения с супругом сложились такие, что не до альковных радостей…
Сама Мария Сальвиати очень надеялась, что природные живость и ум ее подопечной сделают свое дело и особых проблем не будет ни в чем. Екатерина действительно хотя и герцогиня, но по отцу дворянскими корнями похвастать не могла, зато была богата, как никто другой. Она прекрасно образованна, умна, начитанна, ловка, отлично танцевала, играла на нескольких инструментах, пела и вообще могла похвастать многими талантами и умениями. Если прибавить к этому природную приветливость и улыбчивость, а также веселый, незлобивый нрав, то получалась весьма привлекательная невеста.
И внешне Екатерина вполне хороша. Она невысокого роста, красавицей не назовешь, но, глядя в большие умные глаза, перестаешь замечать их некоторую выпуклость, а красивая форма губ скрашивает тяжеловатый подбородок. Зато как стройна и какие ножки!.. Ножки для супруга, конечно, но ведь и ему нужно чем-то любоваться. Ножки и грудь – вот главные «завлекаловочки» для Генриха.
Наконец основные вопросы при помощи бесконечно снующих из Рима во Францию и обратно гонцов были решены, оставалось кое-что уточнить при личной встрече папы Климента с королем Франции, но все говорило о том, что и тайные договоренности тоже будут достигнуты. В них юную невесту не посвящали вовсе.
Пришло время отправляться. В последний день Екатерина долго ездила по окрестностям, прощаясь с родиной. Теперь ее всюду сопровождала целая свита, окинув блестящую кавалькаду всадников, девушка усмехнулась:
– Я стала столь важной персоной…
Оказавшийся рядом кузен Алессандро, которому переходили все права на наследство Медичи, хмыкнул:
– Скорее дорогой. Ты теперь стоишь таких денег, что ни потерять, ни позволить тебе удрать нельзя.
– Удрать?
Ей и в голову такое не приходило, в монастыре научили, что жизнь нужно принимать такой, какая она есть, и стараться во всем найти свои положительные стороны. Екатерина спокойно приняла свое замужество: значит, так угодно Господу, не спорить же с Его волей.
Эти смирение и спокойствие остались с ней на всю жизнь, из-за чего Екатерину Медичи считали коварной и жестокой или, напротив, размазней, не способной к сопротивлению.
Как ни тянула, пришло время отправляться. В Порто-Венере ее уже ждала огромная эскадра из восемнадцати галер, трех кораблей и шести бригантин. Глядя на это скопище судов, Екатерина мысленно ахнула: и это все для того, чтобы отвезти ее во Францию?! Мария Сальвиати рассмеялась:
– Это скорее для вашего двоюродного дядюшки папы Климента, дорогая.
Чувства после этих слов были двоякими: с одной стороны, она испытала даже облегчение, а с другой – была немного задета. Но папа есть папа, ему всегда и везде почет, как и другим священникам. Может, Ипполит прав, что предпочел ей кардинальский сан? И чувство к Ипполиту тоже теперь было двояким, она клялась, что не забудет его никогда и в мыслях останется верна своему возлюбленному, но где-то в глубине души понимала: события могут закрутить так, что она и не вспомнит об Ипполите.
Во всяком случае, в последнее время вспоминала не так часто… Некогда.
Герцог Олбани показывал ей суда, склоняясь, чтобы в шуме порта было лучше слышно:
– Это «Капитанесса», корабль, на котором поплывет сам Его Святейшество. А вон там «Герцогиня», на ней повезут Святое причастие.
Суда были затянуты алым, фиолетовым, желтым, пурпурным, малиновым шелком, разукрашены так, что сверкали на солнце.
– А Его Святейшество уже здесь?
Наивная девочка, она считала, что папа Климент поторопится, чтобы встретить ее?
– Конечно, нет. Он только выехал из Рима. Придется подождать, но не здесь, здесь не слишком удобно стоять такому большому количеству судов. Мы отправимся в Виллафранко и подождем Его Святейшество там.
– Долго?
Ответом был только взгляд. Екатерина тут же обругала сама себя: сколько ее учила мадам Кларисса, что нужно держать эмоции и вопросы при себе!
Ждать пришлось целый месяц, папа Климент прибыл в Виллафранко только в октябре…
Весь этот месяц Екатерина разговаривала только по-французски и без конца муштровала правила поведения при дворе Франциска I. Мария Сальвиати была вполне довольна своей подопечной: девушка грациозна и мила, она несомненно понравится своему суженому и его отцу. Мария не стала рассказывать юной герцогине то, что сумела узнать о ее женихе. Судя по отзывам, Генрих совсем не похож на своего отца короля Франциска. Франциск I сам себя называл королем-рыцарем, так и было, воинственный и галантный одновременно, он одинаково удачлив и неудачлив на поле брани и в делах альковных. Блестящие победы чередовались у короля с не менее потрясающими поражениями, в результате одного из таких Франциск был тяжело ранен и попал в плен к Карлу V. Выкуп своего монарха дорого обошелся Франции, мало того, взамен короля в плен вынуждены были отправиться его сыновья – дофин Франсуа и Генрих.
На мальчиков пребывание в плену подействовало по-разному: Франсуа стал более собранным и мечтал отомстить Карлу, ставшему императором, а вот Генрих, напротив, замкнулся в себе и ушел в мечты. Короля мало интересовало настроение младшего сына, с него достаточно, что дофин вполне подходил на роль короля в будущем. Все надежды возлагались на Франсуа.
В результате Генрих вырос крепким физически и равнодушным ко всему, что не касалось его… дамы сердца! Как истинный рыцарь, он выбрал себе Даму, которой вознамерился поклоняться всю жизнь, несмотря на то, что она годилась бедолаге-принцу скорее в матери. Мария Сальвиати, услышав о такой дури юноши, сначала переживала: каково будет Екатерине? Но потом махнула рукой: после первой ночи принц забудет о престарелой красотке, небось стоит подержать в руках крепкое молодое тело жены, как вылетят из головы все Прекрасные Дамы, каких только видел! Юная герцогиня прекрасно сложена, мила и ласкова, она сумеет быстро расположить к себе супруга.
Нужно только понравиться самому королю, а потому мало быть хорошенькой, нужен еще и ум в головке. Но уж этого у Екатерины хватало, Мария Сальвиати могла не беспокоиться.
Джулиано Медичи никогда бы не признался даже сам себе, что ему страшно не везет в жизни. Как можно назвать невезением папский престол?! Но именно при этом наместнике Петра, известном под именем Климента VII, произошло очень много тяжелых и для папского престола, и для Рима, и для него самого событий. Рим разорили дотла, пока папа отсиживался в замке Святого Ангела, а ему немного погодя пришлось короновать организатора погрома – ненавистного испанского короля Карла V – императорской короной. Климент с трудом справился тогда с желанием не возложить корону, а надеть ее так, чтобы вошла в плечи вместе с головой!
Теперь Климент плыл в Марсель договариваться с королем Франции о браке своей внучатой племянницы Екатерины Медичи со вторым сыном французского короля Франциска Генрихом. Прелесть ситуации состояла в том, чтобы заставить французов согласиться на как можно меньшее приданое для невесты, притом что она баснословно богата. Остальное состояние наследницы рода Медичи герцогини Флорентийской Екатерины Медичи Климент собирался употребить на обогащение собственного незаконнорожденного сына Алессандро.
Девчонка еще совсем молода, ей только исполнилось четырнадцать, воспитана в строгости, и пока не повзрослела и не потребовала свои земли и деньги, ее нужно поскорее выдать замуж с выгодой для престола и самого папы. Второй сын Франциска казался идеальной парой, был, правда, еще император Карл с его намерениями, положа руку на сердце, Климент торопился отчасти и потому, что не желал родниться с ненавистным ему императором, отдавая ему Екатерину. На этот случай у хитрого Климента имелся другой брак – любимого Алессандро с незаконнорожденной дочерью самого императора Карла Маргаритой. Чтобы не сорвалось это сватовство, он и морочил голову то заявлением, что невеста слишком юна, то – что намерен выдать ее замуж за Ипполита по чьей-то там последней воле. И лишь когда Алессандро оказался женат, пришла очередь Екатерины.
Папа вообще недолюбливал королей, которые вовсе не желали быть покорными и норовили все сделать по-своему! Один английский Генрих VIII чего стоил. О… эта заноза не скоро будет удалена из памяти бедного Климента… Изначально все шло как обычно: пожелав сменить жену и узаконить отношения с любовницей, Генрих смиренно попросил разрешения на развод со своей первой супругой Екатериной Арагонской. Климент и сам не мог бы объяснить, с чего вдруг заартачился, ведь сначала же согласился… Генрих Тюдор, король отнюдь не смиренный, решил, что может обойтись и без согласия Римской церкви, а заодно и без самой этой Церкви, учредив свою собственную! Так ненужная строптивость папы Климента в вопросах развода привела к отделению английской Церкви!
Конечно, Франциск не Генрих, и от него ожидать подобных выходок не стоило, но надлежало быть весьма и весьма осторожным. Даже с этой девчонкой Екатериной, вбившей себе в голову, что влюблена в кузена Ипполита! Хвала Марии Сальвиати, которая заметила эту дурь, иначе не миновать бы беды. Пришлось Ипполита срочно заманивать кардинальским местом, а саму Екатерину выдавать замуж. Хорошо, что парень оказался сговорчивым, а мог и обрюхатить свою пассию, пришлось бы отдавать земли Флоренции и богатства Медичи этому Ипполиту.
Вспомнив о такой угрозе, Климент даже перекрестился, благодаря Господа за своевременное вразумление.
В ожидании своего венценосного деда-дяди невеста носилась по округе, плясала до упаду, щебетала по-французски и учила родословную французских королей. Марию поражало ее пристрастие к… высоким каблукам.
– Дитя мое, к чему так мучить свои прелестные ножки? Они устают от этого дурацкого сооружения.
– Мадам, вы же сами рассказывали, что король и его сын высокого роста, представляете, как буду выглядеть рядом с рослым женихом я? Каблуки хоть чуть скрасят эту разницу…
– Но в такой обуви невозможно ходить!
– Ходить? Да я даже танцую! – и Екатерина показывала разные танцевальные па. Вообще-то, она не только танцевала, а умудрялась даже бегать в непривычной обуви, изготовленной именно для нее.
Вокруг Екатерины было странноватое окружение, с одной стороны, это люди папы, которые следили за каждым словом, каждым жестом герцогини и спешили доложить своему хозяину о том, насколько вольно ведет себя эта вчерашняя воспитанница монастыря! С другой – рядом был аптекарь Космо Руджери, приехавший из Парижа нарочно, чтобы помочь своей соотечественнице нужным советом и создать для нее нечто особенное. Никто не сомневался, что главным для братьев Руджери было завоевать внимание будущей супруги принца, а за ней и всего двора.
В таком соседстве кардиналов и Руджери было нечто странное, потому что братья занимались не только аптекарским делом, но и магией. И именно пристальное внимание Космо Руджери к Екатерине подсказало многим, что у этой девочки особенное будущее. Альфонсина Строцци, тоже уезжавшая с маленькой невестой, первой сообразила поинтересоваться у мага о будущем предстоящего брака. Космо Руджери чуть усмехнулся:
– Это будет несчастный брак, но он будет!
– Почему несчастный?! Нельзя ли что-то изменить?
– Мадам, вы хотите изменить судьбу? Изменить сможет только сама Екатерина, но она не захочет этого делать. И перестаньте меня расспрашивать, тем более о чужом будущем!
Руджери создали для Екатерины несколько новых духов, притираний, средств для волос и тела. Но невеста была еще юна, пользоваться всем этим рановато, по поводу ее покраснений на лице аптекарь просто пожал плечами:
– Вы не хуже меня знаете, мадам, что достаточно родить ребенка, чтобы большинство юношеских проблем исчезло.
Саму невесту это мало волновало, она дышала воздухом свободы. Настоящей свободы, конечно, не было, но это смотря с чем сравнивать. Девочке, которая несколько лет провела под угрозой быть отданной в дом терпимости, обесчещенной прилюдно или попросту растерзанной обозленной толпой, уже одно то, что ей улыбаются и радуются ее существованию, было счастьем. Из беспокойных детских лет у нее остался устойчивый ужас перед любым бунтом и уверенность, что бунтовщики заслуживают смерти и только смерти. Как бы ни была жалостлива и добра сама Екатерина, время, когда она находилась во власти беснующейся толпы и только собственная выдержка ребенка не позволила этой толпе одержать верх, ожесточило ее сердце к тем, кто собирается на улицах, чтобы выкрикивать что-то противное. Бунт – это худшее, что может быть! – навсегда поняла Екатерина.
Но память человека, к счастью, избирательна, она старается запрятать поглубже тяжелые воспоминания и сохранить поближе радостные, иначе жить было бы невозможно. Девочка Екатерина радовалась жизни, стараясь забыть о страшном прошлом и готовясь к прекрасному будущему.
Наконец в Виллафранко прибыл и папа Климент. Он позвал к себе на беседу юную невесту, чтобы в последний раз наставить на путь истинный перед отправлением во Францию.
Екатерина торопилась в кабинет, который занимал Его Святейшество, папа не любил, когда опаздывали, хотя сам опаздывал с легкостью. В передней комнате ее уже ждал… Ипполит! Кардинал кивнул девушке, протянул руку для благословения и жестом пригласил в кабинет:
– Его Святейшество ждет вас, герцогиня.
Хотелось крикнуть:
– Ты что, Ипполит, это же я! Как ты можешь вот так отстраненно разговаривать со мной?!
Она заметила возлюбленного, еще когда прибыла свита папы, собственная свита кардинала выделялась из всех, его пажи были разодеты в турецкие костюмы из зеленого бархата, щедро расшитые золотом, и оружие у них тоже было турецкое. Но не это поразило Екатерину, а то, что Ипполит откровенно избегал ее взгляда, особенно когда сам попадался на глаза папе Клименту. Девушка подумала, что он смущается проявлять чувства при таком сборище народа, но сейчас они были в комнате одни… Нет, она не ждала объятий или страстных слов, даже простого пожатия руки не ждала, но почему же он такой… чужой?..
Екатерину пронзило понимание: Ипполит сделал окончательный выбор, и теперь он действительно чужой! Сердце сжало, в висках застучала кровь, а дыхание перехватило от обиды, как тогда, когда ее перевозили из одного монастыря в другой по зачумленному городу под злыми взглядами неизвестно за что проклинавших ее людей и не было никого, кто мог бы заступиться за восьмилетнюю девочку. Тогда она смогла вынести все, не струсила, не расплакалась, возможно, это спасло ей жизнь…
Вот и теперь, почувствовав себя такой же всеми покинутой, она вдруг вскинула головку и с горечью подумала: «Ну и пусть! Пусть он променял меня на кардинальскую шапку, пусть забудет, зато я его не забуду никогда! Я всю жизнь буду любить Ипполита и, когда придет мой последний час, обязательно попрошу передать ему слова о моей любви!»
Девушка так увлеклась этими скорбными размышлениями, что забыла, зачем, собственно, вошла в кабинет. Едва не наткнувшись на сидевшего в кресле папу Климента, она заметно вздрогнула и поспешно преклонила колени перед Его Святейшеством. Тот протянул правую руку для поцелуя, Екатерину давно манил огромный перстень с изображением святого Петра, хотелось задержать эту руку подольше, чтобы разглядеть изображение внимательней, вот и сейчас, забыв свои горести, она вместо того, чтобы быстро приложиться губами к перстню, принялась его разглядывать. Это вызвало немалое удивление Климента.
– Что вы там смотрите?
Неожиданно для себя девушка вдруг призналась в своем желании увидеть изображение на перстне поближе. Брови Его Святейшества приподнялись, но он милостиво протянул руку, позволяя Екатерине выполнить свое желание. Перстень действительно был хорош, но теперь смотреть долго казалось неприличным, и Екатерина быстро поблагодарила.
– Вы задержались потому, что разговаривали с кардиналом Ипполитом Медичи?
Девушка изумленно вскинула глаза на папу:
– Нет, я не разговаривала с кардиналом. Я поспешила сразу, как только за мной пришли…
– Дочь моя, я хочу, чтобы вы поняли: замужество возлагает на вас большие обязанности, вы не должны стать позором Флоренции и Рима. Скажите мне откровенно: вы девственны?
Кровь бросилась в лицо Екатерины.
– Да, Ваше Святейшество.
– И не имели никаких близких отношений со своим кузеном?
– Конечно.
– Вы можете поклясться?
– Клянусь! – Екатерина перекрестилась на распятие, висевшее над большим столом.
– Вы клянетесь именем Господа! Надеюсь, вы не клятвопреступница.
– Нет! – На глазах бедняги уже выступили слезы. Ну почему же он ей не верит?!
– Хорошо, хорошо, – почувствовав, что перестарался, смягчил свой тон Климент. – Давайте поговорим о вашем возможном браке и возможном будущем супруге.
Девушка чуть растерялась:
– Возможном?
– Конечно, все еще не решено до конца… – Климент мгновенно уловил надежду, мелькнувшую в душе Екатерины. Если все еще может измениться, то у нее есть надежда все же выйти замуж за Ипполита! И папа быстро пресек эту надежду. – Однако не надейтесь, что сможете когда-нибудь соединить свою судьбу с вашим кузеном, об этом не может быть и речи.
Хотелось крикнуть: ну почему?! Но взгляд папы Климента был столь холоден и тверд, что крик застрял в горле Екатерины, она покорно опустила голову.
Климент и не сомневался, что она подчинится, девушка была воспитана Клариссой Строцци, а та не допускала даже мысли о каком-либо возражении, не то что само возражение!
Когда она уходила от Его Святейшества, кардинал Ипполит даже не посмел посмотреть девушке в глаза. Он был самой предупредительностью, но глаз не поднимал, а Екатерине вдруг стало горько и смешно одновременно:
– Ипполит, Его Святейшество интересовался, не совокупились ли мы с тобой. Может, еще не поздно сделать это, и тогда меня невольно выдадут за тебя замуж?
Краска бросилась в лицо бедного кардинала, тем более дверь в кабинет папы Климента оставалась приоткрытой, и тот наверняка слышал слова Екатерины.
– Что вы, герцогиня!
– Герцогиня… Вы правы, кардинал, не стоит предаваться ненужным мечтам! Я выйду замуж за французского принца и стану королевой Франции!
Улыбаясь, словно ничего не случилось, Екатерина вскинула головку и гордо прошествовала прочь. Вот это умение брать саму себя за горло и улыбаться, несмотря ни на что, очень пригодилось ей в жизни. Большую часть жизни бедолага только это и делала.
А в далеком Париже готовился к браку ее жених Генрих – второй сын короля Франциска I. Еще не был женат наследник престола дофин Франциск, но король уже обременял узами брака среднего сына. Конечно, четырнадцатилетнему Генриху еще не приспичило жениться, дело было в невесте, вернее, в договоренности между королем Франциском и папой Климентом.
В это время Европа была практически поделена на два лагеря – испанского короля Карла V, только что получившего титул императора Священной Римской империи, и французского короля Франциска. Была еще Англия на своем острове и чуть в стороне римский Святой престол. Английский король Генрих VIII предпочитал держать нейтралитет, а вот папу Климента король и император норовили перетянуть каждый на свою сторону. И хитрый Климент делал вид, что поддается.
Очень ценной ставкой в этой игре была Екатерина Медичи – наследница древнего рода банкиров. Медичи – это, помимо денег еще и огромные владения, которые могли перевесить чашу весов в пользу того короля, который получал невесту. И Климент сделал такой хитрый ход, какой не придумать и сотне дипломатов. Он принялся вести переговоры одновременно с обоими. Когда договоренность с Франциском была достигнута, все только диву давались, как это император Карл пропустил столь явное предпочтение своему противнику со стороны папы?
А он не пропустил, в этом и была основная хитрость Климента. Екатерина Медичи – это деньги и имя. Денег и драгоценностей в ее приданом больше чем достаточно, а имя давало едва ли не половину Италии, из которой для Франциска самыми важными были три города – Милан, Неаполь и Генуя. Получив права на Миланское герцогство, можно было воевать с императором Карлом на законных основаниях. Медичи – это ценно, это важно, а потому не жаль соединить узами брака нелюбимого сына Генриха с наследницей банкирского рода. Это был, безусловно, мезальянс – принц и банкирша, но деньги делают все!
А что касалось императора Карла, то он обиженным себя тоже не чувствовал. Дело в том, что Климент заключил два секретных договора, вернее, один уже был, а второй только предстоял. Тот, что с королем Франциском, обещал, помимо приданого, три города и содействие в завоевании герцогства Миланского. А тот, что с императором… закреплял это самое герцогство за незаконнорожденным сыном самого папы – его любимцем Алессандро, и передать эти права Екатерина должна была собственноручно в обмен на приданое. Прелесть заключалась в том, что непосредственно перед свадебными хлопотами Екатерины Алессандро женился на… племяннице императора!
Так хитрый папа Климент намеревался убить двух вальдшнепов одной стрелой…. Вообще-то, удалось, а уж что при этом было с самой Екатериной, его волновало меньше всего. С глаз долой – из сердца вон.
Диана и Генрих
Диана стала мадам де Брезе в пятнадцать лет, причем Жан де Пуатье отдал свою дочь пожилому вдовцу Великому сенешалю Франции Луи де Брезе, распоряжавшемуся, по сути, всем хозяйством короля, исключительно из соображений его богатства и положения при дворе.
Но случилось удивительное – супруг оказался потрясающим любовником и многому научил Диану. Помимо альковных утех, он привил жене любовь к верховой езде и правильному образу жизни, предоставил огромную библиотеку и позаботился о том, чтобы юная сенешальша не затворилась исключительно в заботах о рожденной дочери или домашних занятиях. Диана была благодарна жесткой школе своего супруга, превратившего ее в красавицу с утонченным вкусом и прекрасным образованием. Было чем блистать при дворе короля-рыцаря!
Супруг долго не прожил, но, оставшись вдовой, Диана, несмотря на весьма молодой возраст, сумела все взять в свои руки и даже оставить за собой должность мужа. Конечно, не она сама проверяла счета королевского хозяйства, но умела контролировать помощников, Франциск даже не заметил смены сенешаля!
Конечно, красавица и умница, умеющая очаровывать, не могла пройти мимо короля, большого любителя красивых и умных женщин. Но от первого и второго общения с королем Франциском наедине у Дианы остались весьма своеобразные воспоминания. Правда, умение короля обходиться с дамами здесь оказалось ни при чем. В первый раз, когда ее отец попал в неприятную историю и был приговорен к смерти, красавице было двадцать четыре, во второй, когда ее жизнь довольно заметно изменилась, тридцать три…
Когда король сказал, что желает поговорить с ней тет-а-тет, внутри у Дианы что-то дрогнуло. В свое время она ловко провела Франциска, делая вид, будто не понимает, что тот желает получить взамен за спасение ее отца. Но и король не остался в долгу: жизнь Жану де Пуатье была сохранена, только продолжалась она в тюрьме. Диана сохранила свою добродетель, отец остался жив, а король недоволен. И вот теперь новая атака?
Диана уже давно откровенно завидовала фаворитке короля Анне д’Этамп и в глубине души жалела, что слишком дорого оценила свою добродетель. Кто же мог знать, что король на том и остановится? Ей просто не хотелось, чтобы их связь выглядела только уступкой ради спасения своего отца, согласись тогда Диана на близость с Его Величеством, она бы быстро надоела королю. Опасаясь такого поворота событий, красавица и решила немного набить себе цену, однако Франциск повел себя странно: он сделал вид, что поверил в душевные переживания Дианы, и не стал уговаривать или продолжать настаивать, оплатив ее спектакль с мольбой за отца по минимуму – заменив тому казнь на пожизненную тюрьму. Диана оказалась в дурацком положении, изображать теперь уступку было нелепо, самой добиваться внимания Его Величества тоже глупо.
И вот тогда красотка принялась старательно изображать… траур по мужу. Чтобы выделиться в блестящей толпе придворных, она отказалась от цветов, переодевшись в черное и белое (если честно, то ей просто не шли никакие цвета, либо придавая ее бледному как полотно лицу мертвенный оттенок, либо вульгарно упрощая). Правда, ее наряды бывали столь откровенны, что на траур никак не походили, но играла Диана вполне талантливо. Выделиться удалось, только короля это никак не приблизило, он обожал двух женщин – свою дорогую сестру Маргариту и свою фаворитку Анну д’Этамп. Естественно, фаворитка быстро почувствовала угрозу со стороны красотки и размышляла, какие бы принять меры против присутствия рядом с королем красотки в черно-белом.
Теперь Диана ломала голову, что бы значило приглашение Его Величества побеседовать наедине…
Все утро перед этой беседой Диана не находила себе места, пытаясь решить, как ей вести себя с королем: сразу ли сдаться или попытаться сначала потребовать удаления фаворитки?
Для начала она приняла ванну. На сей раз не холодную, как обычно, а теплую, чтобы кожа стала мягче, приказала умастить тело маслами с нежным персиковым запахом (Франциск должен с первой минуты почувствовать, что потерял, не став тогда добиваться ее до конца!), особенно внимательно проследила, чтобы ненужные волосы были безжалостно выщипаны, а раздраженные участки обильно смазаны против красноты, долго выбирала наряд и даже заставила камеристку дважды переделать прическу, чтобы особенно выгодно подчеркнуть нежный овал лица…
Наконец все манипуляции с внешним видом и нарядом были закончены. Прекрасно зная привычки своей хозяйки, камеристка Аннет махнула служанкам, чтобы принесли побольше свечей, и встала чуть в стороне с большим канделябром в руках, готовая подсветить еще где-то, если уже горевших свечей будет недостаточно. Диана критически оглядела себя сначала в большом зеркале, чтобы уловить общее впечатление, – оно понравилось, камеристка со множеством помощниц постарались на славу. Потом понадобилось еще одно зеркало – поменьше, чтобы отразить вид сбоку и даже сзади. Но изъянов не нашлось, красавица осталась довольна.
Теперь пришло время бросить критический взгляд на лицо поближе. Диана разглядывала себя то прямо, то в профиль и снова довольно кивнула.
Все было готово, но идти к королю рано, он назначил встречу на двенадцать, Его Величество не поднимался так рано, в отличие от красавицы. Распорядок дня Дианы де Пуатье и образ жизни, который она вела, были предметом пересудов при дворе и откровенного непонимания многих. Красотка, памятуя слова своего супруга, бывшего отменным любовником и очень опытным во многих делах человеком, вставала с рассветом, обязательно два часа в день ездила верхом, не надевая маски для защиты от ветра и солнца, ванну предпочитала холодную для сохранения тонуса кожи и очень много внимания уделяла разным притираниям, смазываниям, отдушкам и особенно состоянию своей груди, весьма гордясь, что ее грудь не хуже той, которую имела первая официальная фаворитка французского короля знаменитая Агнесс Сорель.
Диана ломала голову над тем, почему Его Величество решил атаковать ее утром, а не вечером, как можно было бы ожидать. Боится гнева своей фаворитки? Возможно. Она уже даже представила себе, как сумеет победить Анну д’Этамп и поставить красотку на место! О да, она отдастся королю и покажет, на что способна, а потом постарается, чтобы фаворитка вполне вкусила унижение, связанное с потерей своего места!
Похоже, и Его Величество поднялся раньше обычного, он был весел, чем-то весьма доволен и тянуть время не стал, поцеловав ручку у Дианы и пригласив садиться. Красавица предпочла небольшое кресло, в котором сидеть было не слишком удобно, зато оно не заслоняло саму женщину. Франциск, кивнув, присел напротив, чуть усмехнулся, отметив для себя ее напряженность. Диана могла обмануть кого угодно, даже дам, но только не короля. Едва коснувшись ее руки, чтобы поцеловать пальчики, Франциск уже понял, чего именно боится красотка. Это добавило королю настроения. Она явно подготовилась к встрече, была особенно тщательно причесана и изумительно пахла…
Франциск присмотрелся к Диане, он не уставал восхищаться женщиной, над которой возраст, казалось, не властен. Ей было уже тридцать три, но выглядела вдова сенешаля столь же юной, как и тогда, когда оставила короля с носом. Он знал, что она ведет весьма странный для двора образ жизни, что главным делом жизни считает сохранение своей красоты. Франциск заметил все попытки красотки подтолкнуть его к новой атаке на ее целомудрие, но сделал вид, что ничего не понял. И теперь он тоже прекрасно видел, как она ждет такую атаку и на нее рассчитывает. Несомненно, Диана была готова к почетной капитуляции! Оставалось лишь предпринять попытку, победа обещала быть не слишком трудной…
– Мадам, пересядьте, пожалуйста, ко мне поближе. – Король показал на место рядом с собой на большой кушетке. Ах, какое же это удовольствие знать тайные мысли и чаянья женщины, видеть все ее уловки!
Мадам де Брезе ровно две секунды изображала смущение, но потом сдалась, переместившись ближе к Его Величеству. Теперь их разделяло расстояние всего лишь в ширину ее разложенных юбок. Король улыбнулся:
– Мадам, мне нужна ваша помощь, ваш вкус, ваше умение общаться с людьми, ваше умение очаровывать…
Как ни старалась Диана держать лицо, на нем отразилось легкое беспокойство от непонимания того, что последует. Если она нужна в качестве любовницы или даже фаворитки, то к чему такие предисловия? Но оставалось лишь потупить глазки, играя смущение:
– Вы слишком снисходительны ко мне, Ваше Величество.
– Напротив, я не нахожу слов, чтобы в полной мере выразить восхищение вашими многочисленными талантами, и, кажется, нашел им достойное применение. Как вы находите моего младшего сына Генриха?
Все же ему удалось удивить красотку. При чем здесь Генрих?! Конечно, Диана не задала этот вопрос, но он был столь явно написан на ее лице, с которого благодаря напряженному ожиданию даже на время сползла всегдашняя маска царственного спокойствия. Король с трудом сдержал усмешку, откровенно любуясь легкой растерянностью несостоявшейся любовницы.
– Ваш сын? Принц очень мил…
– О, только не нужно говорить о том, что юный герцог Орлеанский – образец поведения в изысканном обществе!
Господи, о чем он?! При чем здесь его Генрих, этот неотесанный маленький дикарь, который, кажется, никогда не избавится от дурных привычек, набранных в испанской тюрьме?! Диана едва не подставила губки для поцелуя, а король развлекает ее вопросами о своем сыне! Красавица начала злиться на такое затягивание действий со стороны Его Величества: не придумал ничего умнее?!
– Вы должны исправить недочеты в его воспитании, которые невольно появились из-за пребывания в каземате.
– Что?!
– Да, да, мадам, именно вы станете его наставницей, воспитательницей, его нянькой! И будете с герцогом до тех пор, пока он не приобретет подобающий вид и умение общаться с придворными, не вызывая насмешек.
Сказать, что Диана изменилась в лице, значит не сказать ничего, король мог быть доволен, мало кому удавалось видеть истинное лицо красотки. Но сейчас его занимал вовсе не ее вид, а то, что следовало добавить, пока она не фыркнула, как кошка.
– Мадам, вы достаточно умны и тонки, чтобы учесть нежную душу ребенка, и достаточно образованны, чтобы проследить за тем, что следовало бы добавить к его знаниям или, напротив, убедить забыть в связи с ненужностью. Кроме того, я полагаю, при дворе вам легче будет справляться с обязанностями сенешальши, ведь вы не намерены отказываться от них?
Это был точный удар, отказаться от предложения значило саму себя удалить от двора, король не простил бы неподчинения, и обязанности мужа, которые он позволил Диане сохранить, чтобы не терять немалые доходы, с ним связанные, красотка никому отдавать не собиралась. Ей довольно быстро удалось взять себя в руки, Диана сделала последнюю попытку избежать поручения, хотя прекрасно понимала, что попытка бесполезна, Франциск не терпел отказов:
– Ваше Величество, я очень ценю ваше доверие и вашу оценку моей скромной личности, но думаю, что молодого человека должен наставлять мужчина. К тому же герцог Орлеанский может не принять такую опеку.
– Уверяю вас, вы не правы, именно в данном случае нужна нежная женская душа и рука, к тому же я выбрал такую женщину, которая, надеюсь, сумеет справиться с этой задачей. Я намерен женить Генриха. От вас не требуется учить герцога Орлеанского альковным тонкостям, но научить общаться с придворными, не выглядя букой, вести светские беседы и вообще радоваться жизни нужно!
Король встал и протянул руку Диане, давая понять, что разговор окончен.
– Я полагаю, вы справитесь.
Пришлось присесть в легком реверансе:
– Я постараюсь, Ваше Величество…
– Постарайтесь, мадам.
Она шла обратно столь быстрым шагом, что бедная Аннет с трудом поспевала за хозяйкой, пытаясь угадать, что же такое сказал король, если Диана несется, словно за ней гонится с десяток чертей. Конечно, красавица успевала по пути одаривать всех своей лучезарной улыбкой, но камеристка-то знала, что она взбешена до предела!
В своих покоях Диана сделала знак закрыть дверь и потребовала… ванну!
– Мадам, холодную или теплую?
– Теплую, мне нужно все с себя смыть!
– Да, мадам.
Что же такое успел сотворить Его Величество за те несколько минут, что мадам пробыла с ним в комнате, причем даже не повредив ее туалета и не нарушив прическу? Пока девушки снова наполняли ванну теплой водой, камеристка помогала Диане снимать с себя драгоценности, платье, потом рубашку, а вот прическу красотка распорядилась не трогать. Заметив, с каким остервенением хозяйка смывает с себя душистое масло, которое так старательно наносили пару часов назад, Аннет не удержалась:
– Мадам, неужели Его Величество был столь невежлив?!
Подумала она другое: трахнул в зад, что ли?