Сам себе Тарантина (сборник) Дихтяр Юрий

– Лу, мы, по-моему, заезжали в город с другой стороны. Лу! Нам не сюда! Разворачивайся.

– Всё нормально, я знаю дорогу, – ответил Лу, и продолжал гнать вперёд. Конопля сменилась кукурузой. Потерпи, Чак, немного потерпи, мы уже почти приехали. Где-то здесь ров.

– Предупреждаю, не играй со мной. Немедленно…

Он не успел договорить. Машина резко остановилась. Очень резко. Хлопнула подушка безопасности, расплющив Лу по сидению. Чака бросило вперёд, впечатав в переднюю спинку. Последнее, что он почувствовал – резкую боль в плече и в шее. В глазах поплыли радужные волны, звуки приглушились и исчезли вместе с болью и сознанием. Машина встала на дыбы, перевернулась на крышу, завалилась на бок и свалилась в кювет.

Лу вывалился из кабины. Если бы не бронированный корпус, от такого удара любой другой автомобиль либо сплющился в гармошку, либо рассыпался на части. Дышать было трудно – подушка ударила в грудь, словно молот. Затылком он стукнулся об подголовник, чудом не свернув себе шею от резкого толчка. Лу постоял на четвереньках, кашляя и пытаясь набрать в лёгкие хоть немного воздуха. Встал на ноги, опираясь на открытую дверцу. Заглянул в заднее окно. Чак лежал в неестественной позе и не подавал никаких признаков жизни. Изо рта и носа у него текла кровь.

Валевски что-то говорил о сумке с оружием. Дверь не открывалась, и Лу попытался забраться через багажник. Наконец, получилось. И сумка сразу попалась на глаза. Большая чёрная спортивная сумка, набитая железом. Расстегнув змейку, Лу взял себе два пистолета, сунул за пояс и пошёл обратно в город. Ощущение де жа вю не отпускало до самого озера. Опять кукуруза, опять палящее солнце, опять комки сухой земли и жажда. Но сейчас идти оказалось намного легче. Боль, усталость, пересохшее горло – всё было словно не с ним. Он мёртв, а мертвецу наплевать на неудобства. Мёртвые не потеют.

Дойдя до озера, Лу сполоснул лицо и пошёл дальше.

Де жа вю. Старик сидел в кресле-качалке и курил косяк. Лу наставил пистолет.

– Привет, – сказал старик. – Опять ты?

– Опять. Всего один вопрос – где свалка?

– Зачем тебе свалка? Ты что, перегрелся на солнце? Хочешь затянуться?

– У меня нет времени. Куда вывозят мусор?

– Туда, – неопределённо показал пальцем старик.

– Далеко?

– Нет, на окраине. Отсюда минут сорок пешком. Я слышал, стреляли утром. Ваша работа?

– Наша. – Лу выстрелил.

Самокрутка выпала изо рта старика прямо на брюки. Голова упала на грудь. Кресло продолжало качаться.

– Туда? – переспросил Лу. – Ну и ладно.

Лу пошёл по улице, держа наготове оружие. Но городок словно вымер. А может, и правда вымер? Во всяком случае, население заметно сократилось. Улица оказалась не очень длинной, и он увидел вывеску бара.

Бродяга что-то рассказывал облезлому псу, грозя кривым пальцем.

Женщина выщла из магазина, посмотрела на Лу посоловевшим безразличным взглядом. Выстрелить в неё? Ладно, пусть живёт. Пока пусть живёт. Если бутылка не найдётся, он будет убивать всех, пока его самого не прикончат, как бешеную собаку. Или пока не перебьёт всех. Как карта ляжет. Теперь всё равно. Босс объявит облаву. Подключит полицию и даже Интерпол. Скрыться невозможно.

Лу зашёл в бар. Трупов на полу уже не было, как и лужи крови. Словно никто и не умирал сегодня утром в этой забегаловке.

Кристи за стойкой протирала бокалы. В углу сидел спиной к залу мужчина. Лица не было видно. Лу рассмотрел только стакан молока перед ним.

– Здравствуйте, Кристи, это опять я.

– Что желаете, мистер?

– У вас повышение? Вы уже бармен.

– Да, теперь ищу официантку. Так что вам сделать?

– Кофе и пирог. Только кофе ваш, фирменный.

Кристи улыбнулась и принялась колдовать над туркой.

– Эй, мистер, – крикнул Лу единственному посетителю, – подскажите, где здесь городская свалка?

Мужчина оглянулся.

– Боже, какие люди! – обрадовался Лу. – Мистер адвокат! Чемпион справедливости! Как я вам рад.

Он подсел за столик. Отхлебнул из стакана.

– Скажите, адвокат, почему здесь все пьют молоко?

– В нём растворяют сок белены. Совсем немного, но достаточно, чтобы поймать кайф. Вы на свободе?

– Вашими молитвами. Давайте, убедите меня, почему я не должен вас пристрелить. Примените талант юриста и оратора.

– Я… я… даже… а зачем меня убивать?

– Хреновый вы адвокат, – Лу выстрелил.

Кристи обречённо вздохнула, увидев труп на полу и разливающееся кровавое пятно.

– Я только убрала.

– Простите.

Когда Чак пришёл в себя, сразу вернулась боль. Попытка пошевелить правой рукой вызывала такие приступы, что кружилась голова и глаза закрывала пелена. Но выбираться нужно было.

Он и не в такие переделки попадал. В Конго неделю бродил по джунглям с рваной раной на плече, в которой на второй день стали заводиться черви. Он счищал их ножом и посыпал рану пеплом от сигарет. В Мексике пять дней провёл в пустыне без еды и воды. Когда его нашли, он был похож на высохшую мумию. В Никарагуа с пулей в ноге прятался в горах от партизан.

Так что, эта ситуация – сущий пустяк. Убить Чака не удалось ни людям, ни пулям, ни червям.

Он вылез из машины, прощупал плечо и сразу поставил диагноз – вывих. Это совсем уже дело пустяковое. Собравшись с силами, со всей силы ударил плечом об закрытую дверь. И потерял сознание от боли. Придя через несколько минут в себя, попытался поднять руку. Боль была, но совсем другая и рука более-менее слушалась. Кажется, была сломана ключица, но это уже дело времени. Нужно сначала выбраться отсюда. Чак обошёл машину, нашёл на земле раскрытую сумку с оружием. Достал «УЗИ» и пошёл по дороге.

После аварии прошло не больше часа. Так что, догнать Лу было вполне реально. Чака охватила злость, а злой Чак практически бессмертен. Он уже решил, что никого не повезёт на расправу боссу. Голова уместится в небольшую сумку. И отрезать её Чак будет долго и без наркоза.

Ветер поднимал столбики жёлтой пыли и кружил, унося в кукурузу. Небо на горизонте потемнело, предвещая то ли ливень, то ли бурю. Он шёл и шёл, не замечая времени и расстояния с одной лишь надеждой, что правильно выбрал направление. Если Лу ушёл прочь от города, то это тоже не страшно. В городе он одолжит автомобиль у одного из мертвецов, оставшихся на ступеньках перед ратушей. Зачем им тачка? Чтобы попасть в ад, машина не нужна.

Лу никуда не скроется. Ещё никто не уходил от Чака, разве что, на тот свет.

Когда на горизонте появились силуэты домов, небо полностью затянули тучи. Порывы ветра пытались скинуть Чака на обочину, но тот был сильнее стихии.

Лу помог Кристи оттащить тело адвоката в холодильник, где уже лежали четыре трупа.

– На такой жаре мясо быстро портится, – сказала Кристи, и пошла мыть пол.

Лу сел у окна и смотрел, как по пустынной улице ветер поднимает в воздух всякий мусор. Воздух стал густым и жёлтым. Небо посерело, вдали послышались раскаты грома.

– Давно дождя не было, – сказала Кристи, полоща в тазу тряпку.

Бродяга на улице сказал что-то собаке и поднял голову, рассматривая тучи. Пёс вилял хвостом и пытался положить передние лапы на живот бродяге, но тот лениво отталкивал его.

В голове Лу вертелось одно лишь слово. Бутылка. Разными голосами с разными интонациями. Бутылка, бутылка, бутылка. Как найти её? Шансов практически не оставалось, она могла разбиться, могла попасть в бак с пищевыми отходами и тогда этикетка, и так потрёпанная и пожелтевшая от времени, точно превратится в полное дерьмо. Но попробовать нужно. Прошло два дня, мусор должен быть уже на свалке. Если сейчас пойдёт дождь, то можно уже ничего не искать. Будь проклят босс, будь проклят таинственный коллекционер, будь проклят алкоголь, Чак, этот уродский город с уродскими законами. Будь проклята эта жирная сука, размазывающая тряпкой по полу сгустки крови. Пристрелить и её, что ли?

Неспроста это всё, ой, неспроста. Везение, наверное, имеет свой предел, и Лу исчерпал весь лимит. Жизнь в бегах не сулила ничего хорошего. Он не сможет снять все свои деньги, продать дом, чтобы жить припеваючи где-нибудь в Лесото или в Перу.

Рассказывали, что босса лет пятнадцать назад развёл на деньги его счетовод. Переслал несколько миллионов грязных денег совсем не в те банки. Сделано было очень грамотно, отследить переводы оказалось невозможным. Но и бухгалтер успел потратить их только на пластическую операцию и билет до Стокгольма, где его и оприходовали ребята босса. Пытали пять дней, но он так ничего и не сказал и умер от болевого шока и потери крови. Правда, никто до конца не был уверен, что это тот самый бухгалтер. После операции его никто не видел, и вполне могли прихватить какого-нибудь ни с чём неповинного чувака и замучить насмерть, а он и не признался только потому, что понятия не имел, что от него хотят. В общем, мутная история.

И тут Лу увидел одинокий силуэт, бредущий по дороге. Из-за поднявшейся пыли рассмотреть было сложно, кто это, но Лу и так знал. Знал и ждал. Там, в кювете, он хотел сделать пару контрольных выстрелов, но почему-то не стал этого делать. Чак на его месте не колебался бы ни секунды. Он бы сделал это автоматически, инстинктивно, но Чак – киллер, а Лу – водитель.

И всё время после аварии Лу ждал появления этого призрака.

Чак вошёл в город, свернул в первую же калитку и увидел на веранде мёртвого старика в кресле.

Валевски зашёл в дом, заглянул в холодильник, достал бутылку газировки и кусок копченого бекона. Жадно откусывал мясо, запивая ледяной освежающей водой, пока не почувствовал боль в желудке. Есть было больно из-за разбитой губы, но он не обращал внимания на такие мелочи. Нужны силы, чтобы найти ублюдка.

Тут же, на кухне, Чак смыл с лица пыль и запёкшуюся кровь. Сразу стало легче. Он сел на табурет, достал из кармана смятую пачку сигарет, покурил, жадно вдыхая дым. Чёрт, жизнь налаживается. Он вышел из дома, качнул кресло, подмигнул трупу и двинулся дальше. Правое плечо опухло и посинело, рука не слушалась и висела плетью. Ничего, у него есть ещё одна. И зубы, чтобы перегрызть горло Лу.

По пути он не встретил ни одного человека. Дома казались картонной декорацией. Полицейский участок с разбитыми стёклами, церковь, магазин с опущенными жалюзи, кислотного цвета коттеджи – всё выглядело ненастоящим. Съёмочная группа отсняла фильм и уехала, оставив ненужную бутафорию на растерзание надвигающейся буре.

Но Лу здесь. Никаких сомнений. Чак чуял его, он читал его мысли, он видел след ауры, прошедшей по улице. Чака не так просто сбить с следа. Просчитывать шаги противника – этому учили его всю жизнь. Лу! Где ты, Лу?

Вдруг в пыльном воздухе возник человек, медленно идущий навстречу. Это была женщина, пожилая, судя по походке. Подойдя ближе, рассмотрел шляпку, которую старушка придерживала рукой, чтобы не унёс ветер, развевающийся шарфик и сумочку, расшитую рюшами.

– Миссис, вы не подскажете, не встречали ли случайно молодого человека, чужого, не здешнего? У него разбито лицо, и вообще, он должен выглядеть не очень хорошо.

Старуха посмотрела на незнакомца с автоматом в руке и заплакала. Навзрыд, её согбённое тело сотрясалось от рыданий, шляпка сорвалась и улетела.

– Что с вами?

Женщина посмотрела Чаку в глаза и закричала.

Чак не дошёл до бара несколько метров. Лу раздвинул жалюзи и смотрел, как Валевски подошёл к непонятно откуда появившейся бабульке. Что-то сказал ей, оглядываясь по сторонам. Со старушкой внезапно что-то случилось. Она тряслась, словно в припадке, потом стала размахивать руками, набросившись на Чака. Мимо окон бара пролетела шляпка. Чак отступил назад, потом наставил на женщину автомат. Лу уже ждал, что тот выстрелит, но он не стал стрелять. Просто обошёл угомонившуюся даму и направился к бару.

– Зачем? Это вы убили Джона?

– Какого Джона?

– Моего Джона! – старуха кричала, брызжа в лицо слюной. – Моего сыночка! Мерзавцы.

Она внезапно кинулась на Чака, вцепившись ногтями ему в лицо. Чак отпрянул. Несильно оттолкнул безумную и поднял автомат.

– Уйди с дороги, кляча. Не до тебя.

В окнах бара шевельнулись жалюзи. Лу, это ты, я знаю, что это ты.

Старуха внезапно умолкла, плечи опустились, и она замерла, лишь слёзы лились по щекам.

– Кристи, тебе лучше уйти, – крикнул Лу официантке.

Чак шёл к бару. Лу направил оба пистолета на дверь, не вставая из-за стола. Отсюда было видно противника очень хорошо. Он мог бы выстрелить через стекло, но не решился. Лучше уж наверняка.

Лу не был напуган, он чувствовал себя героем вестерна. Будет перестрелка, кто-то умрёт, неважно кто. Всё равно, режиссёр скажет «снято» и все пойдут пить пиво.

До двери оставалось всего пара шагов, как прямо над городком ударила молния, осветив на мгновенье улицу, вырвав из пыльного тумана дома и деревья, выхватив в окне бара лицо Лу. Чак вздрогнул от неожиданности. Вслед за молнией пушечным выстрелом раскатился гром. Чак остановился и упал лицом в пыль. «УЗИ» выпал из рук. Валевски попытался встать, но безуспешно. Тупая боль в спине разливалась и сжимала в кулак всё тело.

Давно, очень давно, когда Чак был подростком, к ним приехал цирк-шапито. Он даже не помнит, как оказался в палатке предсказательницы. Старая цыганка с цветной шалью на плечах сидела за столом, уставленным всякими магическими штучками.

Она посмотрела на Чака, даже не предложила сесть. Сунула сигарету в длинный мундштук, закурила. Чак стоял, как завороженный, ожидая, что будет дальше. Но ничего не было. Цыганка выпустила клуб дыма, махнула ему, чтобы он уходил.

– И это всё? – спросил Чак.

– Всё. Тебя убьёт старость.

Молния на миг ослепила Лу, в глазах на чёрном фоне повисла яркая кривая линия. От грома завибрировали стёкла. Лу инстинктивно выстрелил сразу из обоих стволов. Но дверь не открылась. Чак исчез из виду. Только что он стоял почти у входа, и вдруг пропал. Лу вскочил и стал пятиться вглубь бара, ещё раз глянул в окно и увидел Чака. Тот лежал ничком. Нет, меня на эти уловки не возьмёшь. Но Чак не шевелился. Прошла минута. Реальность зависла. Стоп-кадр затянулся. Чак вряд ли занял бы такую неудобную позицию, если бы решил схитрить. Неужели и впрямь его убило молнией?

Чак не верил в магию, экстрасенсов и провидцев. Такая чушь вызывала у него ироничную улыбку. Но слова цыганки застряли в голове навсегда. И с годами они подтверждались всё чаще. Сколько раз он смотрел смерти в глаза, и до сих пор оставался живым. Он не боялся смерти. Они были старыми знакомыми, но и умирать он не торопился. И вместо молитвы перед сном благодарил Господа за ещё один прожитый день. Чак мог только думать. Он не чувствовал ног, руки не подчинялись. Вроде до старости ещё далеко. Обманула-таки цыганка.

Но цыганка не обманула. Лу обратил внимание на старуху, с которой разговаривал Чак. Она медленно, семеня ногами, подходила к Чаку. Только когда она оказалась возле Валевского, Лу увидел у неё в руке револьвер. Длинноствольный «Кольт», из которых любили мочить плохих парней герои Клинта Иствуда. Она направила пистолет на спину Чаку и выстрелила. Тело дёрнулось. Она выстрелила снова. И снова. Сунула «Кольт» в нелепую сумочку, плюнула на землю и пошла прочь.

Лу мог ожидать чего угодно. Даже, если бы Чака убила молния, это было бы намного закономернее. Чак всегда был начеку, подобраться к нему не смогли даже профи высшего класса. Только случай мог погубить его. Только то, что было непредсказуемо, нелогично и хаотично. Например, кирпич.

Хотя, подумал Лу, что может быть нелогичнее и непредсказуемее бабульки, стреляющей в спину из допотопного «Кольта»?

Теперь всё стало на места. Выстрел совпал с раскатом грома. Старуха выстрелила в спину. Старость. Старость убила Чака.

Лу вышел из бара, подобрал автомат, вытащил у Чака из заднего кармана брюк портмоне. Чак не любил кредитки, расплачиваясь наличкой легче оставаться в тени. За тобой намного сложнее следить. Лу насчитал две с половиной тысячи. Неплохо. Этого хватит на первое время. Он переступил через труп, вышел на площадку перед входом. Дождь никак не начинался.

Бродяга сидел на бордюре, трепля по шее пса. Как ни в чём не бывало, наверное, он живёт в своём мире, где нет этой грязи, где нет убийств, горя, вообще ничего нет, кроме облезлой дворняги.

Лу подошёл к нему, протянул сотню.

– Отведи меня на свалку.

Бродяга посмотрел на него, взял деньги, сунул их в холщёвый рюкзак и сказал:

– Нет ничего проще. Пойдёмте.

Они пошли какими-то задворками, вышли в яблоневый сад, заброшенный и заросший сорняком. Упали первые и последние тяжёлые капли дождя, оказавшиеся и последними. Тучи унесло так же быстро, как и принесло. Снова выглянуло солнце, разливая зной.

Бродяга остановился, снял рюкзак и принялся рыться в нём.

– Что там? – спросил Лу.

– Пить хочу. Жарко.

Бродяга извлёк бутылку, грязными ногтями выковырял пробку и сделал несколько глотков.

– Будете? – протянул бутылку Лу.

– Нет, спасибо, – не хватало ещё пить из одной бутылки с этим оборванцем.

– Это вода.

– Нет…, – ответил Лу и осёкся.

Это была она! Это была бутылка, из-за которой завертелся весь кавардак, из-за которой перебили половину населения городка Лейквилль. Из-за которой погиб Чак и чуть не погиб Лу.

– Слушай, старик, продай мне эту бутылку.

– Зачем продать? Я вам и так отдам.

– Нет, друг, держи, – Лу сунул ему ещё сотню. Потом, подумав, ещё одну.

– Ну, спасибо. Идёмте, свалка уже близко.

– Нет, уже не нужно. Спасибо.

Лу взял бутылку, забрал из другой руки пробку. Пробка была родная, с гербом, выбитым на прилипшем к ней сургуче. Всё! Спасён!

Лу побежал обратно.

Бродяга пожал плечами и спрятал деньги, глядя вслед убегающему чудаку.

– Кристи, у меня к тебе предложение. Давай махнём не глядя. Забирай мой «Шевроле».

Машина так и стояла перед баром с распахнутым багажником.

– А я что?

– А я заберу машину твоего покойного муженька. Всё равно, он уже не сможет на ней ездить.

Кристи порылась под стойкой и бросила ему ключи.

– Забирай. Грузовик на заднем дворе. Бензина полбака.

Они будут его искать. Они ещё приедут сюда, чтобы выяснить, куда делись Лу, Чак, Боб и Кувалда. И главное – чтобы узнать, где бутылка. Пусть едут куда хотят. Пусть взорвут это местечко к чёртовой матери, пусть пытают кого хотят. Плевать. У Лу есть ещё три дня.

Грузовик выглядел жутко. Он был ещё старше, чем «Шевроле». Но завёлся легко, и двигатель работал вроде бы нормально.

Город закончился. Опять кукуруза без конца и края. Минут через десять он будет на трассе. Что-то сверкнуло впереди. Лу нажал на газ, машина закряхтела, но стрелка на спидометре сдвинулась ещё миль на пять. Его никто теперь не сможет остановить.

Поднявшись на холм, он увидел полицейскую машину, перегородившую дорогу. Таранить её на такой колымаге опасно – не известно, чья машина больше пострадает. Попробую объехать, решил Лу, но увидел, что рядом с машиной стоит коп с направленной на него винтовкой.

Ничего, проскочу. Сейчас влево. Только не тормозить.

Коп выстрелил, пуля попала в зеркало заднего вида, срезав его подчистую.

Не тормозить!

Вторая пуля попала в стекло, оставив дыру с расходящимися лучиками. Лу сполз почти на пол, но не снимал ногу с педали газа.

Выстрел. Хлопок, машина стала уползать вбок, не слушаясь руля. Пробита камера, чёрт! Лу нажал тормоз, пытаясь выровнять грузовик, но ничего не получалось. Наконец, заехав в кукурузу и едва не перевернувшись на бок, автомобиль остановился.

Лу спрыгнул на землю и побежал по полю, прижимая одной рукой бутылку, а в другой сжимая пистолет. Сзади слышался крик. Раздался выстрел. Пуля просвистела совсем рядом. Лу остановился. Аккуратно положил бутылку на землю и пошёл на встречу копу. Как же мне надоело. Почему бы вам не оставить меня в покое? Лу выстрелил на звук. Полицейский выстрелил в ответ. Лу присел и стал ждать погоню. Ждать пришлось не долго. Прямо на него бежал коп. Тот самый, который останавливал его, когда Лу въезжал в Лейквилль. Получи, свинья. Лу прицелился и нажал на курок. Но выстрела не последовало. Лу нажимал ещё и ещё, но безуспешно. Он отбросил пистолет, стал на колени и поднял руки за голову.

– Привет! – радостно сказал запыхавшийся полицейский. – А я тебя ищу. Что же ты, сука, в полицейских стреляешь? Ну, что с тобой делать? Пристрелить при попытке бегства и сопротивлении, или сдать обратно в лагерь? Я же тебя спрашивал – есть спиртное или нет? Спрашивал?

Лу кивнул.

– Говорил – вернись на трассу? Говорил?

– Слушай, отпусти меня. Ты же знаешь, что это за клоака этот Лейквилль. Ты должен сам понимать.

– Мне нечего понимать. Я выполняю свою работу. Ловлю беглецов.

– Да я знаю, знаю. Вам платят десять штук за каждого пойманного?

– Может, ты считаешь, что это маленькие деньги…

– Нет, совсем нет. Но я могу предложить тебе сто кусков. Сто!

Полицейский почесал затылок.

– Сто? Ну, хорошо, давай. Я согласен, – коп протянул руку.

– Но не сейчас же… Как только я доберусь до банка, сразу же перечислю тебе деньги. Только скажи куда.

– Всё ясно. Вставай, поехали обратно.

– Там никто вам не заплатит. Там все мертвы.

– Поднимайся и иди молча.

И тут Лу почувствовал, как смертельно устал. Хотелось просто лечь на пересохшую землю, свернуться калачиком и уснуть. Всё надоело. Плевать он хотел на этого полицейского, на босса и на бутылку. И на свою жизнь. Все его трепыхания показались бесполезной суетой. Эта эпопея не имеет конца. На каждом шагу будет попадаться кто-то, жаждущий его смерти.

Коп совсем потерял бдительность. Перед ним стоял на коленях замученный, загнанный, избитый парень и молит о пощаде. Он подошёл слишком близко. Лу мог схватить ствол и отвести в сторону, успев до того, как раздастся выстрел. Легко. Затем выбить копу коленную чашечку. Этому приёму его научили ещё в юности, когда он был членом уличной банды. Главное, не раздробить свои же костяшки об мосол. Бить нужно в ямку между костями. И когда коп упадёт, забить его прикладом, потом набить рот комками земли и выстрелить в живот, чтобы подольше мучился. Всё это можно было сделать.

Но Лу ничего уже не хотел. Он поднялся и сказал:

– Никуда я не пойду. Можешь пристрелить меня прямо здесь. Только через пару дней здесь будет полно людей, которые будут меня искать. Сюда уже приехали трое на серебристом «Хаммере» и перестреляли половину гадюшника. Ты же не из Лейквилля? Нет? Тогда зачем тебе лишние приключения? В следующий раз приедет намного больше народа.

– Ты мне что, угрожаешь? – спросил коп. Но в его голосе уже не было той уверенности.

– Я тебе не просто угрожаю. Я рассказываю, что с тобой будет, в самых радужных красках. А будет всё намного страшнее. Сначала они добьют тех, кто остался. Не найдя меня, выяснят, что есть продажные копы, отлавливающие беглецов за пределами города. И выйдут на тебя. Можешь не беспокоиться, выйдут, как пить дать. И они спросят, не попадался ли тебе Лу Бартин. Ты, конечно, начнёшь врать. Но когда тебе вырежут глаз, ты признаешься, что выполнял свой долг, и ничего личного не было. Тогда тебе вырежут второй глаз, подвесят за ноги, обольют бензином и сожгут живьём. А потом начнут искать, а нет ли случайно у тебя того, что принадлежит им. У тебя большая семья?

Коп слушал молча, взвешивая, можно верить этому типу или нет. И весы всё больше перевешивали, что поверить просто необходимо. Лу говорил тихо, монотонно, без всяких эмоций. Очень убедительно. Да и «Хаммер» попался ему, но он не стал его останавливать.

– А за мою голову тебе всё равно никто не заплатит. Ни гроша. Мёртвые не выписывают чеков. А если бы даже заплатили, то зачем тебе деньги, если похоронят тебя всё равно за муниципальный счёт, накроют гроб флагом, сделают жиденький залп и расскажут, каким ты был смелым и отважным. А назавтра забудут, как тебя звали.

– Ты что, такая большая шишка, что тебя будут искать?

– Нет, конечно, но большие шишки возлагают на меня большие надежды. И лучше даже не подозревать о моём существовании – полезнее для здоровья.

Лу повернулся и пошёл искать бутылку.

Коп смотрел вслед. Сколько человек пытались взять его на понт, задурить голову, рассказать байки, угрожать и разжалобить. Но он был твёрд, как скала и делал своё дело. Здесь его территория и игра будет вестись по его правилам. Да пошёл он к чёрту, подумал коп, вскинул винтовку, прицелился, но палец отказывался нажимать на курок. Лу уже почти растворился среди кукурузы.

– Эй, – крикнул ему полицейский. – Что ты там говорил насчёт ста кусков?

Лу, наконец, нашёл бутылку и пошёл обратно. Подошёл к копу, достал сотню и протянул ему.

– Держи, цены резко упали. Это за то, что ты подбросишь меня до трассы.

Лу смотрел прямо в глаза. Лу смотрел, и видел сомнения, неуверенность и зарождающийся страх. Он подошёл так близко, что мог вцепиться зубами в горло.

– Решай быстрее, пока я не передумал.

Страх рос и заполнял зрачки серой поволокой.

– Хорошо, – сказал полицейский, деньги брать не стал, – я поверю тебе. Но…

– Но, – перебил его Лу, – молись, чтобы я приехал, куда нужно вовремя. Так что, поторопись.

Они сели в полицейскую машину и через пять минут выехали на трассу.

Лу вышел и побрёл, держа в руке пустую бутылку. Через час он уже сидел в кабине фуры, перевозящей пиво. Ирония судьбы. Водитель – типичный дальнобойщик – в бейсболке и с усами, переходящими в бакенбарды, задал только два вопроса – куда едем, и кто так отделал пассажира. Не дождавшись ответа на второй вопрос, врубил диск «Моторхеда», под который Лу благополучно уснул.

Проснулся он ночью, от того, что его тряс за плечо водитель.

– Просыпайся, подъезжаем. Я в город не еду, так что высажу тебя на окраине, доберёшься как-нибудь.

– Спасибо, друг.

– Тебе спасибо. Люблю таких спутников. А то начинают мне рассказывать всякое дерьмо. А зачем оно мне надо, чужое? Своего девать некуда. Удачи, парень. Сходил бы ты к врачу, выглядишь неважно.

– Прощай, – Лу спрыгнул на землю.

Фура ушла вправо, а Лу пошёл прямо по трассе, в направлении далёкого зарева ночного города.

Идти пришлось недолго. Его подобрал старенький «Форд», водитель которого всю дорогу рассказывал, как от него ушла жена, и сколько у него теперь свободного времени для самых разнообразных тёлок, которые просто сходят от него с ума.

Лу вышел возле ночного магазина, купил пакет, в который положил бутылку, пару шоколадных батончиков, бутылку уксуса, сигареты и разменял деньги для звонка по телефону. Нашёл номер в телефонной книге.

– Мать вашу! Четыре часа ночи! Кто это? – раздалось в трубке.

– Сид, это Лу.

– Какой ещё Лу? Я лёг два часа назад. Я сплю!

– Сид, нужна твоя помощь. Я сейчас приеду.

– Лу? Бартин? Сукин ты сын! Ты не мог приехать днём?

– Я скоро буду.

– Давай, жду.

Сид Брениган вертел бутылку, рассматривая её и так и эдак. Заглянул внутрь, понюхал горлышко. Покрутил в руках пробку.

– Что скажешь, Сид?

– Скажу я тебе вот что – иди в душ, а то воняешь, как дохлый скунс. Потом лезь в холодильник и ешь, что понравится. А я пока займусь твоей бутылкой.

– Сид, мне кусок в горло не полезет, пока ты не скажешь, что всё сделаешь.

– Я не сделаю? Да я сотню нарисую фломастером так, что не отличишь от настоящей. А это – сущий пустяк. Только мне понадобится сургуч. А это только утром. Если бы можно было заказать сургуч, как пиццу на дом. Ладно, давай, занимайся собой, красавчик. Даже спрашивать боюсь, кто тебе сделал такой макияж. Возьми полотенце на полке и полосатый халат.

Лу долго стоял под горячим душем, потом изучал в зеркале многочисленные кровоподтёки, побрился, причесался.

– Лу, посмотри, вот твоя бутылочка, – показал ему Сид фото на мониторе, когда Лу вернулся. – Раритетная вещица. Ты же не скажешь мне, откуда она у тебя, правда?

– Лучше тебе не знать.

– В целом, здесь работы часов на пять. Почистить этикеточку. Кстати, этикетка не родная. Она лет на пятьдесят младше самой бутылки. Затем сделать печать. Вензеля не сложные, пустяковое дело. Сложнее с сургучом. Его нужно состарить, чтобы выглядел он глубоким стариком. Но и это вполне реально. Пробка изувечена, нужно посмотреть, у меня где-то оставалась от вина. Сойдёт и так, всё равно, никто открывать не будет, а если и откроют, то никто не знает, какая она была. Что будем наливать?

Лу достал из пакета уксус.

– Хм, неужели эта зависть коллекционеров не достойна хотя бы дешёвой бормотухи?

– Там был уксус.

– Логично. Вряд ли кто-то будет отдавать уксус на экспертизу, если вдруг решат выпить по бокалу. А вот если обнаружат там калифорнийское полусладкое урожая нынешнего года, то скандала не избежать, как пить дать. Так что, останавливаемся на уксусе. Кстати, неделю назад слил натюрморт Ван Гога «Вино и сирень» одному нефтянику из Техаса. Нарисовал за два дня. Сказал, что это одно из некаталоговых полотен, выкраденных в частной коллекции. Он пригласил эксперта из музея напротив, тот всё подтвердил, сказал, что картина в розыске, так что лучше не светить её нигде. Пришлось, естественно, отстегнуть потом эксперту пять кусков. Но он сказал, что поначалу сам поверил, что это подлинник Ван Гога. Ковбою пообещали ещё пару неизвестных никому картин Рериха и Пикассо.

– Никогда не сомневался в твоих талантах.

– Так, иди поешь, и не отвлекай меня.

К вечеру бутылка выглядела так же, как и вначале пути. Сид поработал на славу.

– Сид, прошу тебя, никогда никому ни слова, что я у тебя сегодня был, что ты когда-либо видел эту бутылку, что ты вообще знаешь меня. Если ты проболтаешься, то умру не только я, но и ты. Здесь замешаны нешуточные люди. Держи язык далеко за зубами.

– Если бы я был трепачом, то меня давно бы уже укатали в асфальт.

– Ты и есть трепач. Но здесь дело очень серьёзное.

– Как рыба.

– Как вяленая рыба.

– Да.

– Сид, ты спас мне жизнь.

Том Солезини опешил, услышав в трубке голос Лу.

– Гадёныш, ты где? Босс рвёт и мечет. Тебя где только не ищут. Что случилось?

– Том, долго объяснять. Я оставил бутылку в камере хранения на вокзале. С ней всё в порядке. Ключ оставил у портье в гостинице «Даймондхолл».

– Лу, нам нужно встретиться.

– Даже не думай. Я выполнил всё. И нам с тобой незачем встречаться.

– Может, расскажешь, где ты был?

– Скажи боссу, что я ему позвоню, как только буду готов к разговору. Валевски с парнями мертвы. Маяк в моём «Шевроле» приведёт к их могилам. Думаю, стоит за них отомстить. Человек десять хватит, чтобы сравнять всё с землёй. Оно того стоит.

– Лу, ты бредишь? О чём ты говоришь?

– Не важно. Важно, что ты можешь прямо сейчас ехать за грузом. Как ты думаешь, босс отпустит меня? Я хочу выйти из дела. Я сломался и мне больше не везёт.