Сам себе Тарантина (сборник) Дихтяр Юрий
– Мик, это правда про миллион?
Я кивнул.
– Это не шутка?
– Две сумки мелкими купюрами. Только толку от них?
– Что же ты сидишь, придурок? Давай, мотай отсюда.
– Всё суета. Всё равно далеко не уйду. Мне даже пересидеть негде.
– Жди меня на заброшенной фабрике. Я заеду за тобой. У меня есть, где пересидеть.
– Зачем тебе этот головняк? Неужели ты меня ещё…
– Мик, не льсти себе. Я влюбилась в твой миллион с первого его упоминания. Найди там место, откуда видно площадку. Я буду там, если меня не арестуют. Беги, беги же!
Я поднял пистолет Джека. Что-то везёт мне сегодня на чужое оружие. Забрал с комода ключи. Даже выковырял из-за кресла брелоки. Копы тут всё перероют, и будут задавать вопросы, на которые у Мэгги нет ответов.
Бежать я не мог. На гнущихся ногах спустился вниз.
– Микки, там к тебе легавый приходил. Нашёл тебя?
– Да, я его убил на хер.
– Молодец, – улыбнулась Сью, даже не подозревая, что я не шучу.
Я шёл самыми глухими улочками, стараясь обходить фонари, и прислушивался, не воют ли полицейские сирены. Как заяц, путал след. По пути затарился наркотой у Горбатого Смока, на случай, если ждать придётся долго. Купил сигарет, бутылку рома и печенье.
Меня, кажется, никто не искал. Мимо проехала полицейская машина, но явно по своим делам, скорее всего за пиццей или пончиками.
Казалось, что ничего и не было. Просто хороший вечер. И что мне ещё нужно? Всё необходимое для счастья есть – горсть таблеток, три «веса» героина, шприц, выпивка, курево и печеньки. Неужели для этого нужен миллион? Для этого нужно только совсем немного пошевелиться. Не напрягаясь и не рискуя. А что теперь? Будущее моё выглядело очень размыто, скорее всего, у меня нет будущего.
Трое типов перегородили мне дорогу, но посмотрев на меня поближе, расступились. Не знаю, что они увидели во мне такого? Но я скажу, что они поступили правильно. Я без раздумий пристрелил бы их всех. Просто для того, чтобы не обходить.
Добравшись до фабрики, я поднялся на верхний этаж административного корпуса. Выбрал кабинет с целыми стёклами в окнах. Снял в соседнем кабинете дверь и бросил на пол, чтобы не сидеть на холодном линолеуме. Уже совсем стемнело. И похолодало. Я забился в угол, как испуганная крыса, проглотил несколько пилюль, залил их ромом, закурил.
Вдруг в полумраке прямо из воздуха появился силуэт. Я даже не дёрнулся. Я знал кто это.
– Привет, Микки.
– Если бы ты не был покойником… – начал я, но он перебил:
– Ты бы выстрелил мне в голову, знаю.
Что я мог ему на это ответить?
– Мик, ты крепко облажался. Мастерски. Ты бы получил гран-при на конкурсе мудаков.
– Что тебе нужно от меня?
– Не нужно так со мной разговаривать. Я сделал тебя богатым. И знаменитым! – хихикнул ходячий труп.
Я не видел его лица. Только белки глаз и зубы выделялись в темноте неестественно ярко. Меня охватил ужас. Я дофантазировал образ, и увидел злобное мёртвое лицо, со следами разложения, впавший нос и трупных червей, выпадающих изо рта с каждым словом, мутный застывший взгляд, гнилые дёсна и синий вздувшийся язык. Хищные когти на руках, гноящаяся рана во лбу и остатки мозга, вытекающие из развороченного затылка. И он… он хочет моей плоти, тянет время, наслаждаясь моим страхом, чтобы кровь приобрела тёрпкий привкус адреналина. Ммм, вкусняшка, деликатес для проголодавшегося зомби. Для неприкаянного демона, жаждущего мести. Когда он появлялся при свете дня, то не пугал меня. В наркотическом угаре я принимал его за героя галлюцинаций, пусть даже за призрака, почему нет? Вокруг постоянно говорят о полтергейстах, связи с потусторонним миром, привидениях и фантомах. Но только в третьесортных ужастиках они убивают, доводят до психушки и пытаются превратить жизнь героев в кошмар. А в жизни мне не попадался ни один знакомый, ни один знакомый знакомого, или даже знакомый знакомого знакомого, пострадавший от рук потусторонних сил. Или хотя бы получивший от призрака подзатыльник.
Но сейчас, в темноте заброшенного здания, холодного и сырого, в котором эхо и тени живут своей жизнью, оказаться один на один с говорящим мертвецом – не лучшее времяпрепровождение. Я накручивал себя всё больше, придумывая самые жуткие подробности, и почувствовал, как шевелятся волосы и мурашки покрыли лицо, как немеют конечности, а в горле пересохло до такой степени, что я почти не мог дышать. Я забился в угол и мечтал только об одном, чтобы это поскорей закончилось, и я отключился в спасительном обмороке, а там пусть делает со мной, что хочет.
– Мик, что с тобой? – он сделал пару шагов ко мне и остановился. Он стал ближе. В воздухе повис сладковато-тошнотворный запах мертвечины. Или это я его придумал, не знаю.
– Послушай, парень, ты не мог бы прийти утром? Мне так привычнее.
– Дружище, ты что, боишься меня?
– Да я сейчас наваляю полные штаны с перепугу. Конечно, боюсь!
– Правильно делаешь.
Хищная улыбка, конечно же, потому что во мраке сверкнули зубы.
– Что ты прицепился ко мне? Уходи.
– Конечно, уйду. Просто хотел поблагодарить за хорошую жатву. Четыре трупа. Не уверен, что ты получишь теперь мороженое на десерт. Разве что, если я походатайствую. Мне не трудно. Мы же друзья? Мы друзья, Мик?
– Да, конечно, – запишу его в приятели, чтобы только он побыстрее свалил. – А эти четверо тоже будут приходить ко мне?
– Не думаю. Они уже бродят по зелёным лужайкам, гладят гривы золотым львам и читают Библию, прославляя имя Господне. Или горят в аду.
– А что же ты задержался?
– Остались у меня незавершённые дела. А ещё, чувак, у меня охрененный бонус: моя прабабка была почтенной мамбо на Гаити. Она одинаково общалась с мёртвыми и живыми, с Бароном Самеди болтала, вот как я с тобой. И ей всё равно было: она что живого могла в могилу загнать, что мёртвого из могилы позвать. Бабка была чёрным бокором, и когда семья перебралась в Луизиану, к ней сходились за помощью и советом со всего штата. А некоторые и из более дальних мест. Даже после того, как её вздёрнули на болотном кипарисе белые кажуны, а тело скормили аллигаторам, паломничество не прекратилось. И после смерти она творила чудеса. Мать перебралась сюда, на север. И поверь мне, она достойна своих предков. Она не так популярна, как бабка, но клиентов хватает. Так что, с тем светом у нас свои отношения.
Он говорил спокойно и негромко, в голосе его не слышалось агрессии, и я стал успокаиваться, а может, начали цеплять «колёса».
– Вот такая история, Микки. Никто к тебе, кроме меня, не придёт. Так что, не переживай, всем убитым глубоко начхать на тебя. Как и живым. Только я забочусь о тебе.
– Заботишься? Я уже ходячий труп, почти, как и ты. Только живой. И до миллионов вряд ли доберусь. Позаботился он. Мамбо-джамбо, что ещё за хрень? Это что-то из вуду? Мне, конечно, интересна история твоей семьи, но моя судьба намного ближе. Что скажешь? Ты же видишь будущее?
– Тебе не понравится. Так что, лучше тебе не знать.
– Слушай, ниггер, зачем ты пришёл сюда? Я думал, что мы уже всё выяснили. Теперь просто отстань от меня. Тебе нужны деньги? Давай, поделим. Поставишь себе офигенный надгробный камень из горного хрусталя. Кстати, как прошли твои похороны?
– Я не был. Не хотел расстраиваться. Мне не нужны деньги. У меня к тебе просьба. Сходи к моей матери и скажи, что у меня всё хорошо.
«Колёса» докатились, наконец, до моих мозгов. Глаза привыкли к темноте, и я уже мог разглядеть собеседника. Ничего в нём ужасного не было. Обычный мёртвый негр.
– Конечно, схожу, о чём речь? Скажу, миссис Как-Вас-Там, это я замочил вашего сына. Случайно. Но вы не переживайте, у вашего сына всё зашибись. У него нет половины головы, ему очень удобно в гробу, только немного пованивает формальдегидом, а так – всё отлично. Черви уже приступили к трапезе. Ты с ума сошёл?
– Можешь ничего не говорить. Она сама всё поймёт. Если честно, мне тут уже надоело, но я не могу идти дальше, пока ты не будешь прощён. Я тебя давно простил, а вот моя мама…
– Ну, ладно. Не вопрос. Если меня не пристрелят до того. Куда ехать-то?
Он назвал адрес.
– Пятнадцатая улица? Срань! Я там ни разу не был. Говорят, что оттуда ещё ни один белый не вернулся. Шаманство, каннибализм, сафари. Даже можно встретить зебру, жирафов и носорогов. Ходят слухи, что дядюшка Хэм написал там «Зелёные холмы Африки».
– Кроме носорогов, всё остальное – правда. Сделай это для меня.
– Ладно, старик. И я тебя больше не увижу?
– Кто знает, кто знает. Аста ла виста, бейби.
И он исчез, как лопнувший мыльный пузырь.
Мне даже стало как-то одиноко. Во всяком случае, не самый худший собеседник. Не грузит историями из жизни, не хвастается, сколько тёлок попортил, и каким крутым бы он был, если бы не был мудаком. Нормальный чувак, жаль, что я его завалил.
Колёса меня взбодрили, но я слишком устал, чтобы танцевать одному в пыльном тёмном холодном помещении, тем более, совершенно без музыки. Я уселся на снятую дверь, прислонившись спиной к холодной стене, и принялся мечтать о богатой свободной жизни. Возможно, даже с Мэг. А что, она мне нравилась. Да и сейчас она решилась помочь не просто так. Я то проваливался в забытьё, то просыпался от холода. Когда начало светать, нашёл в соседней комнате мешки. Укутавшись в них и немного согревшись, всё-таки смог нормально уснуть, и проспал почти до обеда. Никого не было, никто за мной не заехал. Придётся сгнить здесь, в склепе с ободранной штукатуркой, толстым слоем пыли на полу и грязными до полупрозрачности стёклами.
А организм требовал новой дозы. Я заправил половину, чтобы просто сбить оскомину, но быть в сознании, если Мэг всё-таки появится. На что уже и не надеялся. Я решил, что буду сидеть, пока не кончится наркота, а там будет видно. Потом ноги сами выведут меня до ближайшей точки. Укол меня размазал по полу, я снова провалился в туман и очнулся только когда стемнело. Очнулся от автомобильно сигнала. Подскочил к окну и увидел Мэг, стоящую у открытой двери старенького «Бьюика Регала». Она пристально всматривалась в окна. Она искала меня.
Я крикнул, но она не услышала. Меня охватила паника, что она уедет, не дождавшись, пока я спущусь с третьего этажа. Поэтому я схватил с пола кусок кирпича и бросил в окно. Стёкла пыльными льдинками посыпались вниз.
– Мэгги! Я здесь! – заорал я и замахал руками, высунувшись в окно.
Она помахала в ответ, и я побежал к выходу.Tiger Lillies, «Prison House Blues»
– Они продержали меня всю ночь, – Мэгги достала из пакета гамбургер и пакет сока. – Я сказала, что это ты убил копа. Соседи подтвердили, что он ломился к тебе. Прости.
– Всё нормально.
– Всю комнату перерыли. Не знаю, что они там искали. Весь район только и говорит, что об этом убийстве. Шагу ступить нельзя, как все лезут с расспросами. Ешь, давай.
Я набросился на давно остывший бутерброд.
– Мне не по себе, что я убила человека.
– Он был конченым мудаком. Полгорода, наверное, обмывает этот праздник.
– Всё равно. Страшно. Меня три раза стошнило прямо в участке.
– А я уже привык, – ответил я.
– Я сказала Мамочке Сью, что не собираюсь ни минуты находиться в этом доме и уезжаю к родным в Коннектикут. Взяла машину на прокат. Микки, может, ты расскажешь, что произошло? Копы заполонили весь район. По всем каналам твоя рожа и видео из «Каравана». Как ты докатился?
Я допил сок, швырнул пакет в дальний угол комнаты. Уже совсем стемнело. Я видел только её силуэт, и иногда казалось, что это не Мэг, а снова это черножопый мертвяк.
– Микки, это правда, что в тех сумках миллион.
– Я не пересчитывал. Наверное, больше.
– Круто. И что ты будешь делать?
– Понятия не имею.
– Мик…, – она замялась, подбирая слова, – если ты поделишься, я помогу тебе. Вывезу из города, и мы пересидим у моей сестры на ферме. А там видно будет. Что скажешь?
– Так вот почему ты… Мэг, я думал…
Весь сраный мир свихнулся на деньгах.
– Что ты думал? Что у меня к тебе вспыхнуло чувство? Мик, ты себя видел со стороны? Ты же просто удолбыш. Ты чёртов джанки с мутным взглядом, с бледной вялой кожей, с вечно грязными волосами и щетиной. Ты чуть меня не подсадил на иглу. Ты понимаешь? Ты хотел, чтобы я была такая же, как ты. Да, у меня свои мотивы. Мне нужны деньги! Ты мне не нужен. И тебе деньги не нужны, они убьют тебя. Ты же просто поставишь себе литровую капельницу с героином и сдохнешь. Мне есть, за что тебя любить? Микки, не льсти себе. Поэтому давай сразу определимся и не будем питать надежд и строить планов.
– Сто кусков, – сухо сказал я.
– Нет, не пойдёт. Половина. И никакого торга.
– Это грабёж.
– В этом ты весь. Жлоб. Я не буду торговаться. Половина. Без меня ты не получишь ничего. Тебя схватят, как только высунешь нос из этой дыры.
– Ладно, согласен. Можешь приплюсовать туда деньги за сок и гамбургер.
– Это подарок. Но это ещё не всё. Я хочу знать, что это за деньги. Вместе с копами появились ребята Ковалли, они чуть не передрались в коридоре.
– Что? Ковалли? Этот засранец мне соврал! Он подставил меня.
– Кто?
– Ты всё равно не поверишь.
Я вскочил и заметался среди четырёх стен, поднимая пыль. Я боялся тюрьмы. Но попасть в руки Ковалли – это хуже. Намного хуже. Настолько херово, что лучше своими руками замучить себя до смерти. Когда я работал в морге, то видел несколько трупов, изуродованных итальянскими парнями. Ковалли точно знал о деньгах, а может, это был никакой не бомж, а курьер. Не важно. Важно то, что я перешёл ему дорогу.– Успокойся, сядь. Давай, расскажи всё, и решим, что делать дальше.
И я рассказал ей всё. Ну, почти всё.
– Мик, тебе пора завязывать с наркотой, – сказала Мэг, когда я закончил.
– Я и не надеялся, что ты поверишь.
– Ты думаешь, я поверю в этого вуду-призрака?
– Это не важно. Важно, что он солгал мне. И теперь я в полной жопе. Если бы я знал, что здесь замешана мафия… Он сказал мне: «Запомни, Мик, мёртвые не лгут». Не лгут, сука, мёртвые. Понимаешь! И я клюнул. Он сказал – бабки чистые. Никто их искать не будет! Просто взять их и уйти. А я троих человек замочил. И ты одного. Теперь эти деньги все в крови.
– Микки, заткнись, и не неси чепухи. Деньги не пахнут. Это просто бумажки, которые можно обменять на всё, что угодно. Давай уедем отсюда. Здесь холодно, воняет и уже совсем темно. И ещё ты со своими призраками. К чёрту всё. Поехали. До рассвета мы будем уже далеко. А потом придумаем, как вернуться и забрать сумки. Если, конечно, в сумках деньги, а не грязные трусы того бедолаги. Я уже не знаю, что правда, а что бред наркомана.
– Хорошо, но только… у меня ещё одно дело. Пять минут. Мне нужно кое-кого проведать. Сказать пару слов. Как раз я и проверю, призрак это или у меня рак мозга.
– Куда заехать?
– К матери этого парня. Призрака.
– Знаешь что? Иди к чёрту! Давай ещё объедем всех твоих знакомых и лично попрощаемся с каждым говнюком в городе.
– Это на Пятнадцатой улице. Здесь недалеко.
– Тем более. Там на ходу колёса на машине пооткручивают, там стреляют чаще, чем пердят. Не поеду в этот обезьянник. Тебя никогда не пытался изнасиловать черномазый?
– Мэгги, это всего на минуту. Я обещал.
– Ты смотри, какой порядочный.
– Не в том дело. Я реально боюсь этого покойника. И не знаю, на что он способен. Прошу тебя. Или проваливай к чертям собачьим.
Она молча повернулась и пошла к выходу. Я побрёл следом, держась за стены и пытаясь не споткнуться об арматуру или кирпич.
В машине было намного удобнее и теплее. Мы выехали с фабрики и покатили в сторону Южных Кварталов, к Пятнадцатой улице. Мэгги молчала, лишь изредка бросая на меня недружелюбные взгляды.
Ей нужны деньги. В жизни не подумал бы, что у неё такая хватка. Ей нельзя доверять. Как только она доберётся до денег, я сразу окажусь на заднем плане. Она сдаст меня копам или просто убьёт. Что она сделала? Арендовала старую колымагу? Эта работа стоит полмиллиона? Если лгут мёртвые, то живые просто оторвут яйца, не моргнув, без всяких укоров совести. Вот сучка!
Я сидел на заднем сидении и смотрел на затылок Мэг. Волосы собраны в хвост, длинная шея, ушки. В памяти всплыл её запах, тепло прикосновений и голос. Совсем не такой стервозный, а мягкий, мурлыкающий, шепчущий всякую милую чушь, когда мы курили в постели после секса. То была совсем другая Мэг. И она уже не вернётся. Сейчас за рулём совершенно посторонний человек, с которым случайно свела судьба, и которому я должен заплатить кучу денег за то, что меня прокатят на раздолбанном драндулете.
– Мэг, а ты помнишь?
– Что? – спросила она, не поворачиваясь.
– Ну, про нас…
– Я похожа на склеротичку?
– Не знаю. Мне кажется, ты ничего не помнишь.
– Мик, ты ко мне клинья подбиваешь? Пустое занятие. Запомни – мы просто партнёры. И как только всё закончится, больше никогда не увидимся. Я на это очень надеюсь. Так что, не напрягайся.
Что ж, во всяком случае, честно. И нужно быть начеку. Я опять отстегнул от ключей ярлыки и выбросил в окно.
Указатель на дороге показал, что мы попали на Пятнадцатую улицу. Фонари горели выборочно, поэтому целые куски улицы проваливались в темноту. Старые кирпичные дома, изрисованные всякой хернёй: нечитаемыми переплетёнными иероглифами, фифтицентами, снупдогами и айскьюбами, гномами в бейсболках. Царство рэпа. Никогда не понимал эту… даже музыкой не назовёшь. Что случилось с миром? Стикс, Кисс, Металлика, Ван Хелен захлебнулись в потоке этого негритянского говна.
На удивление, улица была почти пуста, не считая компании малолеток, тусовавшихся под одним из фонарей, одиноких прохожих и пары скучающих проституток. Мэг остановила «бьюик» возле трёхэтажного дома из красного кирпича.
– Это здесь. Дом восемнадцать, – сказала она. – Только учти, как только я почую опасность, жму на газ, и выбирайся как хочешь.
– Заблокируй двери.
Я вышел из машины, проверил, на месте ли пистолет и поднялся по щербатой лестнице с изувеченными перилами. В подъезде горела тусклая лампочка, и я сразу нашёл нужную дверь. Что я скажу? А если скажу, что со мной сделают? Я понял, что чем больше буду колебаться, тем меньше шансов, что я решусь зайти внутрь. Я нажал кнопку звонка.
Практически сразу спросили, кто я и что нужно.
– Я по поводу вашего сына.
– И что?
– Вы не могли бы открыть?
Щёлкнул замок, и в приоткрытой двери показалось лицо. Негритянка неопределённого возраста, некрасивая, с выпученными глазами, не помещающимися во рту зубами и широким расплющенным носом.
– Вы кто? – спросила она. – И почему так поздно?
– Мэм, даже не знаю, как вам сказать… В общем, я знакомый вашего сына…
Чёрт, я даже не знаю его имени.
– Вашего погибшего сына, – на всякий случай уточнил я.
– Я вас впервые вижу.
– Да, я знаю.
– Ну, заходите.
Она впустила меня внутрь и провела в комнату. И тогда я понял, о чём рассказывал её сын. На комоде лежало два черепа. При чём, один обтянутый коричневой высушенной кожей. Его хозяина однозначно приготовили в какой-нибудь коптильне. Под потолком висели пучки трав, и пахло, как в лавке, торгующей специями. На полках – полно всякого мистического дерьма.
– Зачем вы пришли? – спросила женщина.
– Мэм… я… мне… мне приснился ваш сын. Он сказал… он просил передать… Я понимаю, это кощунственно звучит… Короче, он просил передать, что у него всё в порядке. Он это… мороженое ел.
– Мороженое?
– Ну, да. Он сказал, что очень любил мороженое. А там его видимо-невидимо.
Она смотрела прямо в глаза, сверлила как электродрель, до самого мозга. Я пытался отвести взгляд, но не смог. Мы так и стояли, уставившись друг на друга. Я не знал, что ещё сказать. Совсем растерялся. Я понял, что она знает всё о том, как я связан с её покойным сыном. И оказался прав.
– Ты убил Луиса.
Это был не вопрос, а утверждение. Этого засранца звали Луисом. Он так и не представился. Ужасные манеры.
– Да, мэм, но…
Гляделки продолжались. Она не отрывала от меня глаз.
– Несчастный случай, мэм… Я не хотел его убивать. Я даже не знал его. Ничего против него не имел. Так вышло.
Мне начинала надоедать эта игра. Неужели она не могла наброситься на меня, пытаясь выцарапать глаза, или полить отборной бранью, или разрыдаться у меня на плече, или… что угодно? Это было бы естественно и понятно, и я бы справился с этим. А это молчание и отсутствие эмоций на лице пугало меня. Что у неё на уме? Хотелось бы знать, какие планы насчёт меня у этой ведьмы.
– Он просил передать, что если вы простите меня, то он сможет… не знаю что именно сможет. Но ему так будет легче.
Зачем я вообще сюда попёрся? Вряд ли она простит меня. Только теряю время.
– Мэм, мне нечего больше сказать. Простите меня, если сможете. Ради Луиса. Мне действительно очень жаль.
Я стал потихоньку пятиться к выходу.
– Эй, парень, ты куда? – услышал за спиной знакомый голос. Это был Луис.
Не знаю, видит ли его колдунья, если нет, то моя беседа с призраком выглядела бы со стороны довольно странно. Поэтому я сделал вид, что ничего не услышал. Даже не оглянулся.
А он уже шептал мне на ухо:
– Микки, ты же знаешь, зачем я попросил тебя приехать сюда.
– Мэм, он здесь. Я слышу его.
– Я знаю, – сказала мать Луиса.
– Вы тоже его слышите?
– Нет. Я знаю. Темно.
И погас свет. То есть, лампа горела, но свет от неё ничего не освещал, и комната погрузилась во тьму. Странное ощущение, я видел всё, различал предметы, мебель, стоящую передо мной женщину. Но всё это словно было не на яву, а в моей фантазии. Лишь глаза колдуньи остались настоящими. Желтоватые белки с красными прожилками – это всё, что осталось в мире. Зрачки её сужались и превратились в маленькие точки, отчего глаза стали, как у варёной рыбы, или как у полуразложившегося покойника – гнойные мутные пузыри.
– Что вам нужно? Луис, ты же говорил…, – мой голос дрожал от охватившего меня страха.
– Что я говорил?
– Ты говорил, что мёртвые не лгут.
– Говорил. Мёртвые не лгут, они не договаривают. А ещё мёртвые не танцуют, не влюбляются, не заводят семей, не рожают детей, не трахаются и не пьют пиво. Мёртвые ничего не делают, они только гниют в деревянных ящиках, закопанных на такой глубине, чтобы случайно не смогли выбраться наружу. Они просто лежат и смотрят в упор на доски, обшитые чёрным атласом, пока черви не поселятся в их глазницах. И ещё мёртвые не мстят. Но тебе не повезло, я ещё не совсем мёртвый. Ты не поймёшь, не будем терять время. Так что я тебе солгал на вполне законных основаниях.
– Ты говорил, что простил, что там лучше.
Луис рассмеялся. Я не видел его, только слышал голос за спиной. Мне хотелось обернуться и посмотреть на него, но мой взгляд намертво приковала его мамаша.
– Микки, давай ближе к делу. Прощу я тебя или нет, это другой вопрос. Сейчас важно другое. То, из-за чего ты здесь. Отдай маме ключи, и проваливай. Ты сделал свою работу. Моей маме эти деньги нужнее, чем тебе. Ты всё равно не жилец.
– Ключи? Ах ты, говнюк! – успел выкрикнуть я, и моё сознание затуманилось. Меня закружило, как после дозы. Только видения были ужасными. То есть, я ничего не видел. Страх захватил каждую клетку моего тела. Из темноты показалась женская рука ладонью вверх. Я должен был отдать ключи. И чем быстрее, тем лучше, и поблагодарить за то, что их взяли. Не мог поступить иначе. Я стал шарить в карманах. Вот они, два небольших кусочка метала, ценой в миллион. Но я уже не думал о деньгах, не думал ни о чём. Просто делал то, что должен был сделать.
– Сто двенадцать и сто тринадцать. Аэропорт. Спасибо вам.
Сзади довольно захохотали, и чары стали спадать, я снова очутился в комнате и свет вернулся. А женщина передо мной была обычной негритянкой в ситцевом платье. И в её ладони лежали мои ключи.
– Уходи, – сказал Луис. Он всё ещё был здесь. – По-хорошему. Ты постарался для того, чтобы моя мать тебя простила. Теперь решение за ней. Она подумает. Проваливай, приятель.
Я не попрощавшись, выскочил из квартиры, промахнулся на одну ступеньку и, если бы не успел ухватиться за перила, свернул бы шею, слетев с лестницы. Страх, паника, отчаяние, злость, беспомощность. Ноги стали ватными и руки дрожали, будто я три смены без перекура работал с отбойным молотком. Меня искупали в толчке, я чуть не утонул, нахлебался говна, и теперь весь в дерьме – вот как я себя чувствовал. Что уж делать вид, что всё в порядке.
Я сел в машину, не видя перед собой ничего, кроме жутких глаз без зрачков.
– Что случилось? – спросила Мэгги.
Голос звучал издалека, потому что в ушах стучал пульс, заглушая всё вокруг.
– Поехали, – пробормотал я.
– Мик, что с тобой?
– Поехали! Быстрее!
Я не заметил, как мы вырвались из города, вообще ничего не замечал и смутно понимал, где нахожусь. Перед глазами всё ещё стояла негритянка с гнилыми бельмами, в ушах звучал голос Луиса. Запах трав, тёрпкий и липкий, преследовал меня. И во рту привкус химии, проглоченной всухую, не запивая. Я сожрал пригоршню пилюль, но стало только хуже. Пот тёк ниагарским водопадом, и желудок корчился в спазмах.
Мэг поняла, что ничего не сможет добиться от меня и молчала, слушая тошнотворное кантри.
– Остановись, – сказал я.
– Что?
– Остановись, говорю.
Машина съехала на обочину. Я только сейчас заметил, что мы ехали по лесной дороге. Чёрные силуэты деревьев по обе стороны дороги тянули к нам когтистые лапы. Луна бледным размытым пятном пыталась пробиться сквозь тучи. Осенний ветер швырял опадающие листья, и они кружились в свете фар, как стая летучих мышей.
Мы сидели и пялились в окно.
– Мик. Мик!
Я растеряно посмотрел на Мэг. Я что-то хотел. Что-то важное! Зачем я попросил остановить машину?
– Микки, что случилось?
– Ничего. Я просто хотел…
– Мик, что с тобой? Может, пора рассказать? Ты пугаешь меня.
– Нечего рассказывать.
Что я мог её поведать? Что обосрался от вида негритоски, пусть не красивой, но не настолько же. Что покойник шептал мне на ухо всякую херню. Что я отдал им ключи. Если она узнает про ключи, то просто вырвет мне глаза. И поедет обратно, чтобы разобраться с ведьмой. И заставит меня идти с ней. Но я не пойду. Ни за что на свете. Такого страха я не испытывал никогда. Ещё раз, и сердце не выдержит и лопнет от передозы адреналина. Или мозг сломается раз и навсегда.
– Мне нужно уколоться, – вспомнил я.
– Только не сейчас.
– Нет, именно сейчас. Или я не доеду.
– Чёртов наркоман!
– Это три минуты. Если ты мне поможешь.
– И не подумаю.
– Тогда пять.
Ночью при ветре и свете фар дрожащими руками приготовить раствор. Да раз плюнуть. Походная складывающаяся ложка с закопчённым дном всегда при мне. Зажигалка и немного воды.
Ширнулся я на заднем сидении, с первого раза попав в вену.