Стратегическая разведка ГРУ Болтунов Михаил
– Отец? – переспросил Стрельбицкий. – Он умер в 1932 году.
– Ну, допустим. А братья?
– Братья воюют…
– Где встретил войну?
– В Одессе, на курсах политруков.
– В разведку как попал?
– Добровольно попал. Приехал в наш автовзвод комиссар полка и говорит: «Вот что, Стрельбицкий, в разведке у нас беда, всех перебили. Пойдешь? Только добровольно». Пойду, ответил…
– Ну и что?
– А ничего, товарищ майор. Неделю походим в ночные рейды – из 20 человек во взводе половины не остается. Наберу новых – и опять в рейд. Вот такой я, враг народа, удумал трупы таскать. Свой лоб и своих ребят под пули подставлять… За труп, конечно.
Майор посмотрел на лейтенанта и захлопнул папку.
– Знаешь, Стрельбицкий, одного в толк не возьму: как он мог застрелиться у вас на глазах? И никто ничего не слышал. Как это объяснить?…
– Не знаю, как объяснить. Если б все на войне объяснить можно было, то немец не дошел бы до Александровки, – тихо произнес взводный.
Особист откинулся на стуле и долго смотрел на взводного. Потом расстегнул кобуру, вытащил из нее пистолет, положил перед собой на стол.
– Видишь? – спросил он.
– Вижу.
– Еще раз повторится, – майор вскинул ладонь, – вот этой собственной рукой пристрелю, как собаку. Не забудь.
Стрельбицкий посмотрел на майора, на его растопыренные коротенькие, пухлые пальцы, на пистолет на плохо обструганном столе:
– Не забуду…
Добыть «языка»
В избе, где вповалку спали разведчики, распахнулась дверь. В ту же секунду лейтенант Стрельбицкий открыл глаза и нащупал цевье автомата.
На пороге стоял часовой.
– Командир, ребята, немцы!
С окраины села уже слышались выстрелы, крики солдат. Разведчики быстро выбежали из избы. Часовой, наклонившись к Стрельбицкому, доложил:
– На левом фланге прорвались, товарищ лейтенант.
– Вижу, что прервались. А где третья рота?
– Драпает третья рота…
Теперь взводный уже и сам видел, что драпает. По селу, прямо по дороге, бежали десятка два солдат. Они даже не отстреливались. Иногда оглядывались, далеко ли немцы, и вновь бросались наутек. Разведчики сосредотачивались за домами деревни, вели огонь в сторону фашистов.
Стрельбицкий беспомощно смотрел, как мимо них пробежали бойцы третей роты, и уже с окраины села показалась цепь немецких солдат. На снегу их мышиного цвета шинели были видны издалека.
Лейтенант подал знак своим – отходим.
У сельского дома, где располагался штаб, он увидел, как из окна вылезает командир полка. Взводного не ко времени и не к месту разобрал смех: таким он своего строгого командира еще не видел. И тут Владимир вспомнил: у штаба полка всегда стояла зенитная установка. Четыре пулемета вместе, в едином кулаке. Почему они молчат?
Он бросился вокруг дома и увидел установку без зенитчиков. «И эти сбежали, – в сердцах подумал Стрельбицкий, заскочив в кресло наводчика. Перевел пулеметы из зенитского положения в горизонтальное, и только тогда, совсем рядом, за деревьями, разглядел фигуры фашистов.
… Зенитная установка – это лавина огня. В бескрайнем небе попробуй, поймай самолет, а на земле – мощное оружие. Мышиные шинели сначала бросились на землю, укрываясь за деревьями и камнями, а потом поползли обратно.
Лейтенант поливал огнем фашистов, сколько было сил. А когда кончились боеприпасы, посиневшие от напряжения пальцы разжать не смог. Уже с криком «Ура!» пробежала в обратную сторону третья рота, а он все сидел на месте зенитчика, не чуя ни рук, ни ног.
Вокруг сгрудились его разведчики, подошел командир полка.
– Ну что, Стрельбицкий, молодец! – бодро сказал майор, оправившись от волнения.
Владимир лишь грустно усмехнулся, вспомнив задницу комполка в окне дома.
– Все свободны, – скомандовал комполка, – а взводный ваш останется со мной. Майор отвел лейтенанта в сторонку.
– Давай к делу, Стрельбицкий. Я тебя уже собирался вызывать. А ты и сам тут как тут. В ближайшие две ночи во что бы то ни стало надо добыть «языка».
Комполка посмотрел на взводного, словно пытаясь понять, достаточно ли сильное впечатление произвели его слова.
– Есть, товарищ… – взял под козырек взводный. Договорить он не успел. Майор положил свою руку на ладонь лейтенанта и опустил ее вниз.
– Не надо, Володя, – неожиданно он назвал его по имени, – ты понял главное: во что бы то ни стало. Командир вытащил из планшета карту, расстелил ее на земле, опустился на одно колено.
– Смотри, сегодня вечером при поддержке артиллерии ты со своими разведчиками проникнешь в тыл немцев. Выйдешь на окраину села Рай-Александровка. Укроетесь в разрушенных колхозных конюшнях. По нашим предварительным данным, на другом конце села – немцы. Это все, что я могу сказать. Остальное за тобой.
Когда стемнело, разведчики лейтенанта Стрельбицкого сделали все, как приказывал командир полка. Под прикрытием отвлекающего артогня пробрались в немецкий тыл, в то самое село, в разрушенные конюшни. Действительно в ходе наблюдения установили, что на противоположной окраине села немцы.
Под утро разведчик Копылов снял часового, четверо во главе со Стрельбицким вошли в дом. Немцы спали на полу, комната освещалась тусклой лампочкой, которая работала от аккумулятора. Автоматы стояли в углу, вдоль стенки.
В первую минуту приглядевшись и увидев в полутьме такое количество немцев, взводный растерялся. Им нужен всего один «язык», а тут по меньшей мере десяток фрицев. Всех надо пленить здесь, в тылу, где вокруг вражеские солдаты, а потом с эдакой оравой еще добраться до своих. Задача казалась невыполнимой.
Но, как говорят в народе, глаза бояться, а руки делают. Стрельбицкий пнул ближайшего спящего фрица. Тот вскочил и что-то закричал по-немецки. Сонные вражеские солдаты сбились в кучу под дулами автоматов советских разведчиков.
Лейтенант как мог спокойнее сказал: «Ребята, будем выводить всех».
Немцам приказали снять ремни, взять штаны в руки и выходить из дома. В это время, скрываясь за спинами своих, один из фашистов схватил попавший под руку котелок и запустил им в лампочку. Однако промахнулся и попал в разведчика. Тот выстрелил, наповал уложив немца.
Все остальные замерли, потом, подхватив штаны, стали быстро покидать избу. На улицу выбежали восемь человек.
Стрельбицкий приказал их уводить, а сам с тремя разведчиками остался прикрывать отход. Как всегда, рядом с ним был его первый помощник Копылов.
Не успела основная группа отойти, как из окна дома прилетела граната. Ее бросил скрывшийся в комнате и незамеченный разведчиками немец. Упал сраженный осколком Копылов, легко ранены двое солдат, Стрельбицкий получил ранение в руку, в живот и в лицо.
Немца уничтожили. Однако ничего этого уже не слышал лейтенант. Он потерял сознание и очнулся лишь в полевом госпитале.
Разведчики не бросили своего командира, на плащ-палатке дотащили до переднего края. А вот тело геройски погибшего Копылова так и осталось на вражеской территории. Вынести его не было сил.
Восемь фашистских «языков» доставили в штаб. Так что задачу, которую ставил комполка, взвод Стрельбицкого перевыполнил с лихвой.
Сам же лейтенант в это время находился в медсанбате. У него поднялась высокая температура. Вскоре стало ясно, что ранения Стрельбицкого очень серьезны, и его доставили в госпиталь в городе Клухори, что на Северном Кавказе.
Там Владимир лечился полгода. На поправку он шел медленно, плохо заживала рука. О возвращении на фронт не могло идти и речи.
В октябре 1942 года лейтенант Стрельбицкий выписался из госпиталя и отправился к новому месту службы – в город Куйбышев, в Первое пехотное училище. Командование вспомнило о том, что перед войной он окончил курсы политруков, и назначило боевого разведчика помощником начальника политотдела по комсомольской работе.
«Выражаю благодарность…»
Старший лейтенант Стрельбицкий приоткрыл дверь кабинета начальника политотдела училища.
– Разрешите, товарищ полковник.
Начпо широко улыбнулся, поднялся из-за стола и раскинул руки, словно хотел обнять старшего лейтенанта.
– Заходи, заходи, Владимир Васильевич!
«Что это с ним? – подумал с тревогой Стрельбицкий и остался стоять там, где стоял. Он в училище почти год, но таким начальника политотдела видит впервые. Опять же, это странное обращение по имени-отчеству. Видать, не к добру.
– Ты что там застыл? Заходи, коль зовут. Стрельбицкий сделал шаг в кабинет, доложил, как положено по уставу: прибыл по вашему приказанию.
– Садись, раз прибыл, – начпо кивнул на стул у приставного столика. Сам опустился напротив.
– Знаешь, Володя, праздник у нас сегодня в училище.
– Какой праздник? – удивился старший лейтенант.
– Сдается мне, что в первую очередь твой праздник… Полковник протянул руку и в стопке бумаг нащупал листочек, похожий на телеграмму.
– Вот, слушай, – начпо поднес телеграмму поближе к лицу, – Первое пехотное училище. Город Куйбышев. Но кому, кому!
Он вскинул вверх указательный палец.
– Старшему лейтенанту Стрельбицкому В. В. Выражаю благодарность за помощь Красной Армии. И подпись, заметь, – И. В. Сталин.
– Ста-лин?… – недоверчиво спросил Стрельбицкий. Начпо развернул к нему бланк телеграммы.
– На, насладись сам.
Владимир читал, перечитывал телеграмму и не верил своим глазам. Он даже поначалу от волнения никак не мог вспомнить, за что его благодарит сам Верховный Главнокомандующий. Может, за тех «языков» на фронте? Так ведь столько времени уже прошло.
И тут вдруг обожгло: «За подводную лодку!» «Ну как же он мог забыть. Конечно, за подводную лодку. Стрельбицкий, как помощник по комсомолу, организовал преподавателей и курсантов на сбор денежных средств на постройку подводной лодки «Комсомолец ПриВО», что означало «Комсомолец Приволжского военного округа». Куйбышевское училище входило в состав округа. Удалось собрать немало – 5 миллионов! Он сам внес 10 тысяч рублей.
Начальник политотдела с удовольствием смотрел на взволнованного старшего лейтенанта.
– Что, Стрельбицкий, душа в пятки ушла? Не каждый день Верховный благодарит!..
Владимир только улыбался и ласково разглаживал на столе телеграмму.
Когда улеглось первое волнение, полковник хитро прищурился:
– А скажи, мой дорогой помощник, все хотел спросить, да не досуг было. Ты сам-то как этакую сумму собрал? 10 тысяч – деньги немалые.
– Да это премия… – отмахнулся Владимир.
– Ничего себе, премия. У вас что, в разведке за каждого «языка» по тысяче дают? Не слышал я такого…
– Да уж, за «языка», дадут. Меня как-то особист премировал. Обещал расстрелять собственной щедрой рукой. И расстрелял бы в следующий раз. Только не повезло ему, ранило меня сильно… Потом, сами знаете, к вам попал. А тут, вроде, расстреливать не за что. Даже вот товарищ Сталин благодарность прислал.
Владимир умолк, вспоминая злобную физиономию особиста и его вскинутую в гневе короткопалую руку. Встряхнул головою, стараясь отогнать дурные воспоминания: «Приснится же такое, как шутят фронтовики». Он глянул на сидящего напротив начпо и осознал: полковник ничего не понял и ему, естественно, хочется узнать, где взял его помощник 10 тысяч рублей, и что же это за премия такая. Н-да, полковник был неплохим мужиком, но уж страсть как любопытным.
– Под Бельцами немцы разгромили наш артполк, и я служил в отдельной автороте дивизии. Дивизия отступала.
Стрельбицкий стал рассказывать, вспоминать, и словно в замедленном кино поплыли, потекли отрывки из его недавнего прошлого.
…Основные силы дивизии уже переправились на левую сторону Днепра, а он отстал и теперь со своей ротой догонял штабную колонну. Немцы только что бомбили город. Днепропетровск горел…
Машина, на которой он ехал, мчалась по улице к переправе. Слева у дороги Стрельбицкий увидел здание госбанка и женщину, одну на пустой улице. Она испуганно смотрела то в небо, видимо опасаясь нового налета фашистских самолетов, то вдоль улицы, ожидая откуда-то помощи. У ее ног лежал банковский брезентовый мешок, в котором обычно инкассаторы переносят деньги.
– Тормозни, – скомандовал лейтенант водителю. Машина остановилась, Владимир выпрыгнул из кабины.
Обрадованная женщина замахала рукой.
– Товарищ военный! Товарищ военный!
– Что случилось?
– Здесь деньги нашего банка. Много денег, – сказала она, указывая на мешок, – он опечатан, опись внутри. Возьмите…
– Да куда ж я с ним?! – растерялся Стрельбицкий.
– Передадите командованию или в другой банк по дороге. Жалко. К немцам попадут.
– Ладно, – он схватил мешок и забросил в кузов, – передам…