Тень всадника Гладилин Анатолий

"Они подумали, - подумал я, - что если человек так упорно лезет на рожон, значит, из полиции".

Саня сообщил много историй, вполне пригодных заполнить пустые страницы моего досье. Однако именно эта история, сбоку припека, к делу отношения не имеющая, заставила меня задуматься. Ведь я не похож ни на полицейского, ни на спецназовца, обученного приемам рукопашного боя без оружия. И годы, увы, не те. И если я попаду в такую ситуацию - передо мной не расступятся. Разумеется, в отличие от Сани, я не буду искать приключений на свою голову. Но особенность подобных ситуаций в том, что они сами тебя находят, причем в неподходящий момент. (А бывает подходящий?) Дженни бесстрашно разгуливает по своему кварталу, где муниципальные власти экономят на освещении улиц. Неужели она не боится за себя или хотя бы за Элю? О преступности в городе ежедневно трубят по всем каналам телевидения. Моя любимая девочка не смотрит ящик? Нет, она просто привыкла, что с ней и Элей всегда был Джек, профессиональный боксер. Как-нибудь отобьется. И эту привычку чувствовать себя в безопасности рядом с мужиком автоматически перенесла на меня.

Я польщен, моя девочка. Спасибо за доверие. Такое доверие надо оправдывать. И еще я подумал: о чем же я раньше думал? Ведь думать-то нужно!

И в очередной раз, когда Дженни собралась вечером в "Only woman", я тихонько заткнул себе под пиджак, слева за пояс, пистолет.

...Если выбирать окружной путь к "Only woman", не пилить прямо на Вентуру, то вечером Шерман-Окс - сказка. Вся эта ботаника, от пальм и лимонных деревьев до цветочных клумб и подстриженных лужаек, все посаженное и взращенное, чтобы подчеркнуть индивидуальность домов, - все это вечером создает атмосферу таинственности и загадочности, а главное, дает то, чего не хватает Лос-Анджелесу, - прохладу. И есть улицы (те, которые мы выбираем), где хоть на одной стороне тротуар, и Эля может спокойно рулить до перекрестка, не опасаясь редких машин. И машины в здешнем ботаническом раю воспринимаются не как законные хозяева города, а как заблудившиеся заводные жуки со светящимися глазами. Когда Эля проезжает перед домом, защищенным сигнальным автореле, вспыхивают направленные фонари. Беззвучный салют! Снова ныряем в темноту. Моя правая рука спускается с плеча Дженни, ниже и ниже... Пользуюсь темнотой и безнаказанностью... Я иду с любимой женщиной. Всего лишь. Миллионы людей на земле так гуляют. Привыкли. Для них это обыденность, рутина. Не понимают своего счастья. Я понимаю. Люди по природе своей - мечтатели. Как бы замечательно им ни было сегодня, они надеются, что завтра или в обозримом будущем им станет еще лучше. Два королевства, два миллиона, еще одна выигранная война! В моей жизни тоже случалось хорошее, да я, как и все, не умел этого ценить. Теперь научился. Будет ли Дженни моей женой или я буду мерить шагами тюремный дворик - никому не известно, решается где-то в небесной канцелярии. Однако я знаю точно, что в последний момент перед тем, как попасть на баланс небесной канцелярии, я увижу - если не наврали, если правда, что перед смертью вспоминают самый счастливый миг, - я увижу темные улицы Шерман-Окс и себя, идущего в обнимку с женщиной (В обнимку? Гм...) за трехколесным велосипедом ее ребенка, и умру в надежде продолжать прогулку в том же составе (когда-нибудь!) по райским облачным кущам, скопированным с этого ботанического ансамбля.

Голос доктора Фауста: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!"

Эля послушно останавливается. Велосипед почему-то не желает влезать на тротуар. Нет пологого съезда. Мы помогаем Эле преодолеть бордюр, и она весело катит под горку. Дженни пытается прижаться ко мне слева, но я, как бы машинально, пропускаю ее вперед и обнимаю правой рукой. Слева ко мне нельзя, моя девочка, иначе возникнут ненужные вопросы.

Шпионка! Поднялась в кабинет неслышно, как тень, застала меня врасплох:

- Тони, это опасно?

Проигнорировала мою слабую попытку запудрить ей мозги. Протянула ладонь.

- Дай. Не заставляй меня расстегивать твой пиджак.

То, что потом она говорила, не имело значения. Имело значение то, что меня заподозрили в трусости. Это я прочел в ее глазах. Не прямой упрек - сомнение, скажем так, в моих каких-то качествах...

Я жутко обиделся. О'кей. Обещаю, больше такого не повторится. Я тоже гордый. Конечно, зря ты меня обезоруживаешь. Если... Впрочем, если да кабы, я всегда буду виноват. Так уж устроена жизнь. Придется надеяться на Бога, что само по себе ненадежно, учитывая наши сложные с Ним (да простят мне дерзость!) отношения, сложившиеся вопреки элементарной логике или по логике, которую я, честно говоря, до сих пор не могу понять.

* * *

Иногда я думаю (все-таки я еще думаю, уже похвально!), что я олух царя небесного. Сидишь дома, как старый гриб под кустом, и уверен, что молодой женщине такой образ жизни тоже нравится. Осел и болван! Ей же нужно общество, нужно, чтоб на нее смотрели, нужны выходы, и на выходах - сверкать, мелькать, привлекать внимание особ мужского пола. Как Дженни обрадовалась, когда нас пригласили на прием к Джорджу! Я принял меры предосторожности: категорически выступил против ночной прозрачной рубашки (чуть прикрывающей попу), которую Дженни почему-то называла модным платьем для выходов. Вздохнув, Дженни облачилась в светло-серебристые колготки, светло-голубой костюмчик (длина юбки совпадала с длиной пиджака), поверх накинула белый двухметровый шелковый шарф. Простенько? Но ведь взрывчатая смесь составляется из простых компонентов. Получилась бомба адской силы. Гостей в доме Джорджа набилось человек сто, и моя бомбочка рванула уже в дверях, в смысле рванула от меня (никакая цепь, золотая или якорная, ее бы не удержала), и пошла по рукам. Здравомыслящий муж в этих случаях обязан не возникать и не мешать молодой жене кружиться, как говорили в старину, в вихре вальса. Пару раз мне показалось, что ее вот-вот уволокут на второй этаж в спальни и там трахнут... Дженни сказала бы: "Ну и комплексы у тебя..." На самом деле, конечно, мне доставляло удовольствие наблюдать за ней и сознавать некоторую свою принадлежность к возмутительнице спокойствия.

На приемах такого рода обычно несколько центров притяжения (кроме столов с закуской и выпивкой). Народ крутился около Дженни, народ крутился около пожилого джентльмена (по виду Морган Рокфеллерович или Рокфеллер Морганович), народ ошивался возле вальяжного типа в костюме, как будто пошитом из стодолларовых купюр (черт знает из чего пошит, однако даже для меня, ничего в этих высоких материях не смыслящего, было ясно, что костюмчик тянет тысяч на десять зелененьких. А всезнайка Дженни потом сказала: "От Версаче"). Вальяжный тип стоял ко мне спиной и веселил публику шуточками и прибауточками. Я же уединился с бокалом "Chateau "Cadet Bon" и следил за траекторией передвижения белого шелкового шарфа. Тут меня зацепил Джордж, хозяин дома, и не успел я опомниться, подвел к вальяжному типу, развернул его за плечи на 180 градусов и представил меня.

- Элитарный профессор собственной персоной! - со светской небрежностью воскликнул вальяжный тип. - Приятно удивлен встретить вас в Штатах.

Он был действительно приятно удивлен. Известный парижский прохиндей, мифоман, ничтожество. Во Франции он бы не посмел ко мне приблизиться. Я бы ему руки не подал. Увы, было бы некорректно портить настроение Джорджу. Пришлось пожать вялую клешню соотечественника-гастролера, произнести: "Чииз", и стремительно отвалить как можно дальше.

"Chateau "Cadet Bon" в моем бокале приобрело вкус уксуса. Так тебе и надо, олух царя небесного, осел и болван! Давно пора принять аксиому, что в Америке принимают по одежке. Я все еще живу, как во времена битников и хиппи. Мне плевать, во что человек одет. Джордж ничего плохого не хотел, он руководствовался американскими понятиями. К нему на прием затесались два француза. Один, в скромном костюмчике, скучает в уголке. Другой, в роскошной шкуре от Версаче, блистает в обществе. Долг радушного хозяина - подвести того, кто победнее, к тому, кто пошикарнее: пусть не чувствует себя золушкой...

Если копнуть глубже, то все дело в моей собственной гордыне. Я забываю, какая эпоха на дворе. Император мог позволить себе оливковый сюртук. Король Карл Четырнадцатый носил военный мундир без погон. Мишура в одежде им не требовалась. Все и так знали, кто они. А заплутавший в истории профессор Сан-Джайст полагает, что потертый костюм от Ив Сен-Лорана, купленный в доисторический период, придает некий романтический орел...

"Ладно, - подумал я (на приеме все развлекались, а я думал), - вернешься домой, тщательно помоешь руки и забудешь клешню от Версаче". Джордж сказал, что у прохиндея дела в Голливуде? Очередной прохиндейский миф, крючок для наивных американцев. Впрочем, нынче голливудская продукция на таком низком уровне, что вполне совпадает с интеллектуальным уровнем парижского прохиндея и ничтожества.

Что касается меня лично, то я, блюдя репутацию европейской элиты, решил подняться на другой уровень - на несколько ступенек по лестнице! - и не с тем, чтобы перехватить Дженни в момент, когда ее уговорят совершить экскурсию в спальни второго этажа, а с тем, чтобы наслаждаться редким спектаклем: моя девочка снимает сливки Лос-Анджелеса!

Все-таки иное зрелище, чем ее ординарный визит в супермаркет. Больше выбора. Иные стимулы. Что отражается, как в зеркале, на ее лице. Тоньше нюансы. Улыбка, пол-улыбки, четверть улыбки, улыбка краешком губ, розовеют щеки... Какая богатая палитра! И внезапный искренний смех, захватывающий ее собеседников...

И я загадал: если Дженни почувствует, что я на нее смотрю, если обратит на меня внимание - значит, у нас все будет хорошо.

Чем она так увлеклась? Какие сети ей расставляет бульдожий толстяк в богемной бабочке? "Дорогая незнакомка, у меня в кармане сто тысяч долларов. Не соблазняет?" Дженни с легкой усмешкой сверлит его глазами, и я представляю себе вызванный этим эффект. Толстяк на седьмом небе (с новой бабочкой) или (мысленно) в спальне второго этажа.

Короткий приколочный взгляд в мою сторону. Проверка, удостоверилась, что я никуда не делся. Уф!

В машине Дженни сообщила: нас пригласили на виллу в Малибу к модному фотографу.

- Тоничка, нам нужны такие связи. И я тебе куплю новый костюм. Заметил, там был один француз в тройке от Версаче? Ты еще к нему подошел.

(Я к нему подошел?! Вот так теперь все и будут говорить, и прохиндей - в первую очередь. Несмываемое пятно в моей биографии.)

- Скажи, тебе трудно быть прилично одетым? Морально тяжело? Отречение от святых принципов молодости? Ты у меня скрытый санкюлот.

- А кто такие санкюлоты?

Как я подозревал, Дженни полагала, что санкюлоты - это революционеры-якобинцы, которые не носили штанов. В чем же они тогда ходили, моя девочка?

Я ревностно заполнил пробел в ее образовании, хотя осталось ощущение, будто ждали от меня не этого исторического опуса...

- Ты давно знаком с Джоржем-миллионщиком? Ну твой приятель, хозяин дома. Процветающий тип.

В двух словах я рассказал о наших с ним отношениях. И все соответствовало истине. Но, говоря о Джордже, я имел в виду и другого типа, ханурика от Версаче. Так получилось, что когда-то я и ему помог (не Версаче, а ханурику). И по инерции я смотрю на него сверху вниз. А времена меняются, люди - правильно, что делают люди? - растут, и лишь я застыл на месте. Или, скажем так, мир несется по фривеям на автомобильных скоростях, а я плетусь по задворкам в карете прошлого.

* * *

За что я все-таки люблю своих соплеменников? Они выдали миру гениальную формулу: cherchez la femme! Наверно, было так. Алхимик мучился в поисках магического камня, залез по уши в долги, король субсидировал расходы, потом королю надоело. Вызвал алхимика пред светлы очи. Золото на бочку или повешу! "Ваше Величество, - завопил, как бы сейчас у нас написали, лжеученый, - не велите казнить, велите миловать, я нашел, нашел магические слова (король встрепенулся) - да не для золота, для руководства в повседневной жизни. Вот они: "Ищите женщину". "Каналья, - взревел король, - пове... впрочем, стоп, в этом что-то есть. Вы как хотите, а я пошел. Каналью - гнать со двора. Пусть живет".

Ищите женщину! Вот волшебный ключ ко всему.

Генерал Бонапарт легко и играючи провел свою итальянскую кампанию. Ни один полководец за всю историю человечества не одерживал в такой короткий срок на ограниченной территории стольких блистательных побед. И никогда больше Наполеон не смог повторить своего шедевра. А почему? Австрийцы подставлялись? Мечтали, чтоб их побили? Такого не бывает. Австрийцы искали тактику и стратегию, как отразить сумасшедший натиск французских войск. А генерал Бонапарт искал женщину, искал свою Жозефину. Где Жозефина? Почему не приезжает в Италию? Приехала? С кем? Неужто правда у нее роман с этим жалким интендантом? Где они прячутся? Бонапарт и на Аркольский мост поперся под убийственный огонь, ибо ему было плевать, кто и из чего стреляет, он искал Жозефину. Австрийцы оторопели. Их учили, что генералы должны командовать с высотки, позади батальонов, а не бежать впереди солдат со знаменем. Грубейшее нарушение всех военных заповедей! Немудрено, что у австрийцев ружья опустились...

Ну ладно, меня опять занесло в Историю.

Моя история понеслась галопом в день рождения Эли, в русский ресторан, когда с 2.35 пополудни (засек время) все приглашенные - милые приличные люди (я же их знал ранее) и, между прочим, в солидном возрасте - начали пить водку и коньяк, уплетать селедку, ветчину, копченые и вареные колбасы, салаты "оливье" и с крабами, красную рыбу и красную икру, соленые огурцы и квашеную капусту, котлеты по-киевски, шашлыки по-карски... И это в городе, жители которого падают в обморок от каждой лишней калории! Выпьют, закусят, попляшут. Попляшут, выпьют, споют. Поедят, попляшут, выпьют. Галоп. Я взирал на разудалое русское пиршество и уже ничему не удивлялся. Не удивился и тогда, когда меня подхватила накрашенная дамочка с глазами - я знаю эти глаза, точнее, не глаза, а на что способны обладательницы таких глаз: это гусары в юбках, они атакуют мужчин сломя голову! Дамочка прижалась ко мне и оглушила литературной цитатой. Повторяю, я решил ничему не удивляться, но тут было явное смещение жанров. Дорогая, или демонстрируете свои телеса, или образованность - одно из двух. Я попробовал взять некоторую дистанцию, перейти с галопа на рысь. Как вас... ах, да...

- Зина, я, наверно, разучился танцевать. Отсутствие тренировки. Извините. Вернемся к столу?

- Профессор, вы шикарно танцуете. С вами так приятно. Вот неделю назад в ресторане "Арбат"... Не бывали? Клевое заведение. Дженни вас держит взаперти, а я готова служить гидом... Так вот. Последний раз я танцевала в "Арбате" с Димкой Кабановым, есть такой жуткий приставала, так это был стыд. Он еле ноги волочил. Может, сильно выпил?

"Там-та-ра-та-та, там-та-та!" - взвыло с русским акцентом аргентинское танго. Я спешно вытащил из заначки самый свой обвораживающий взгляд (если только он подействует, если не истек срок годности) и крепко прижал к себе Зину. Дурак! Столько времени потратил попусту. Cherchez la femme!

Наконец-то я нашел нужную мне женщину.

* * *

Я рассказал Сане о своей неслыханной удаче. И пока он меня вез от дома до библиотеки (тоже сложился ритуал), мы обсудили разные варианты. Сане надо было бы работать не в гараже, а в прокуратуре. Он не ведал сомнений. Конечно, Кабан, кто же еще? Он подвесит Кабана за... и тот, визжа и вереща, выложит все. И вообще, он всегда относился подозрительно к партнерству Сережи с Кабановым, считая, что Кабанов пользуется щедростью Сережи и обманывает его. Кабанов пытался переманить Саню к себе, обещая большие башли. Саня ответил, что на первый раз он прощает Кабана, при повторном предложении - переломает ему ребра. Поэтому, как только Саня окажется с Кабаном в закрытом помещении, Кабан сам тут же расколется и сообщит все, что знает, и все, что не знает - на всякий случай. А потом Саня все равно подвесит Кабана за... Кабан этого заслуживает.

- Саня, есть такой термин, как презумпция невиновности, - возражал я. Доказательства нельзя выбивать угрозами или физической расправой. Мы проверяем одну из версий. Если господин Кабанов станет юлить и врать, я это пойму. И сделаю соответствующие выводы. Включая...

- ...подвесить Кабана за...!

- Саня, ты был бы незаменим в Революционном трибунале!

- Это где и когда?

- Это во Франции и далеко в Истории.

- И там подвешивали за...

- Тогда рубили головы.

- Крутые ребята! - восхитился Саня.

Я не сказал Сане, что не хочу его впутывать ни в какие истории. Он бы не понял и обиделся. Память о Сереже ему была так же дорога, как и мне. Я лишь туманно намекнул, что благодаря старьм связям у меня есть возможность выйти сухим из воды, а Саня загремит. И накроется его бизнес. И пропадут даром все его усилия наладить в Америке новую жизнь. И Сережа, который содействовал Сане в получении эмиграционной визы в США, - Сережа, будь он жив - этого бы не одобрил.

- К тому же, - добавил я, - Мы еще не оказались с Кабаном в закрытом помещении. Вот это надо организовать, организовать через Зину. А с Зиной дело тонкое и щекотливое.

- Подумаешь, - фыркнул Саня. - Эту тонкость могли бы поручить мне. Вы, Антон Валентинович, разучились общаться с дамочками. Я ничего не хочу сказать про вас плохого. Вы просто забыли, что бывает с бабой, когда она получает седьмую палку в ночь. Наутро в назначенное место она мне приволочет черта лысого. Как уж исхитрится и изловчится - ее проблема. Но приведет. Помню, в Афгане попал в санчасть. Медсестра ко мне льнет. Взводный оценил обстановку. "Саня, ребята на тебя надеются. Отдери девочку так, чтоб отоварила нас спиртом". Антон Валентинович, я не хвастун. Спирт в Афгане был дороже валюты. Но я обеспечил спиртом мой взвод.

Признаться, такая аргументация была для меня неожиданной. И не в конкретном случае, а, скажем так, в плане философском или общежитейском. Действительно, какая-то область отношений между мужчиной и женщиной, вернее нюансы отношений, вернее - количество нюансов - увы, мне уже недоступны. Недоступны мне. Что же касается Дженни... Если когда-то кто-то ее коснется, получит доступ, если даже рассматривать гипотезу Сани теоретически, гипотезу "седьмой палки" (...извините...), то... Мне лучше зажмурить глаза и "то" не рассматривать.

* * *

- Я забегу на полчаса к русской маникюрше. Ты погуляешь или зайдешь со мной?

Когда так ставят вопрос, значит, надо зайти.

Полутемная квартира с мрачными низкими потолками. Русская маникюрша-надомница (между прочим, чистопородная еврейка) зажгла лампы над столиком, разложила режущие и пилящие слесарные инструменты. Я сел рядом с ней. Маникюрша занялась руками Дженни, а я занялся созерцанием светлого лика моей визави. Иногда светлый лик прикусывал губу, и я шипел: "Зачем вы ей делаете больно?" "Я зачищаю", - хладнокровно отвечала слесарь-инструментальщица. Дженни делала вид, будто не обращает на меня ни малейшего внимания и обсуждала со своей мучительницей какие-то глупости. Из углов безмолвно вылезали домашние. Тоже полюбоваться божественной красотой? Боюсь, что это меня демонстрировали публике. Когда публики скопилось достаточно, Дженни, не отрывая глаз от своих пальчиков, бросила небрежную фразу: "Вот возьму и уеду в Париж"...

Раздался голос доктора Фауста.

И еще я помню дождь. Настоящий дождь (Калифорния когда хочет, то может!), с потоками воды на мостовой, с водяными пузырями, прыгающими по лужам. Мы с Дженни вышли на балкон и слушали музыку низвергающихся струй и вдыхали пьяняще-свежий запах ливня.

"Остановись, мгновенье!" - опять взывал доктор Фауст. Честное слово, я понимал, что мгновение прекрасно, но остановить его не мог.

К тому времени, повторяю, события понеслись галопом, я их подстегивал (продолжая интригу с Зиной), я носился за ними на "рейнж-ровере" Сани, и вот эта нечаянная радость мгновений, приоткрывающих смысл жизни, мне казалась всего-то лирическим отступлением от основного сюжета.

* * *

С Саней мои отношения были простые и ясные. Тогда, на Беверли-Хиллз, сев в его "рейнж-ровер", я сказал: "Саня, если бы ты был в Париже в те дни, ничего бы с Сережей не случилось". Я сказал это без всякой задней мысли, ибо действительно так думаю до сих пор. Для человека с характером Сани этих слов достаточно, чтобы следовать за вами сквозь огонь и воду, прямо в медные трубы. К тому же у Сани имелась необычная цель, своего рода идефикс: подвесить Кабана за... Я нуждался в его помощи, однако поставил себе задачу не доводить Саню до медных труб. То, что называется "медными трубами", я пройду сам в гордом тюремном одиночестве. Я опасался лишь того, как бы его бизнес не вылетел в элементарную трубу. В гараже машины ждали ремонта, а Саня мотался со мной по Большому Лос-Анджелесу. Французы в подобных ситуациях говорят кратко и исчерпывающе: desole.

Моя интрига с Зиной была противоречива и запутанна. Зина являлась ключевой фигурой, я должен был ее использовать. Но мне всегда претило использовать женщин в каких-то корыстных целях, кроме как по прямому назначению. В данном случае "прямое назначение" (пардон) абсолютно исключалось. Поэтому отношения с Зиной строились по принципу сослагательного наклонения. Я встретил вас, ах (если б не Дженни), такую привлекательную и подходящего мне возраста (если 6 не Дженни), вполне вероятно, я нашел бы с вами тихую гавань (почему-то в общении со мной тема тихой гавани - главный козырь у всех баб. Неужели я похож на отставного пирата?), да, возможно, сложилась бы семья (если 6 не Дженни) и кого-нибудь бы родили, я еще на это способен, но моя судьба - Дженни. Сослагательное наклонение - это проявление вежливости и хороших манер, не более того. И я не понимал, почему Зина, женщина весьма проницательная и сообразительная, готова была разбиться ради меня в лепешку. Удивительно быстро она догадалась, что мне надо. И ей хватило ума и такта не спрашивать: зачем? "Раз вам это надо, я сделаю". Она подставляла Кабана, зная, что подставляется сама. Кабанов был не из тех людей, которые прощают подобные штучки. Я, правда, надеялся, что после свидания со мной товарищ К. растворится как дым. Я не мог этого обещать, только намекнул. И Зина мне поверила. Доверилась мне. А когда женщина мне доверяет, я чувствую за нее ответственность. И хоть она с безумным упрямством продолжала возводить на Дженни поклепы ("она вас бросит, вы ей нужны как трамплин, она вас погубит"), я не слышал этих слов. Мало ли что может наговорить женщина от отчаяния и безнадеги? В такой ситуации мужчина должен быть чутким, внимательным. Не совершать резких движений. Сослагательное наклонение. Да, милая Зина, наверно, вы правы, и если меня бросят, то тот, кому я нужен, подберет... Жизнь длинная (длинная ли?), поживем - увидим... "Есть у тучки светлая изнанка". Это не я придумал. Старая американская песенка.

Короче. Не имея ничего предложить существенного, я сервировал стол. Сервировка отвлекает и успокаивает.

Дженни ворвалась в пиццерию, как слон в посудную лавку. Брызнули черепки. Со мной обошлась как с нашкодившим мальчишкой. Показала свою власть и тяжелую поступь. Зря она это сделала. И несправедливо.

Но Зина проявила поразительную мудрость, тонкость и великодушие. Она позвонила утром, когда Дженни уехала на работу, и сказала:

- Дорогой профессор, наш договор остается в силе.

Положила трубку, прежде чем я успел что-то промямлить.

Полчаса (до приезда Сани) я размышлял на оригинальную тему: о странностях любви.

* * *

Профессионалам известно, что если вы желаете организовать тайную встречу, в результате которой может случиться... гм, летальный исход, то самое подходящее место не темный гараж, не одинокий домик на пустыре, не дешевый мотель с облупленной штукатуркой - фиг туда кого заманишь! - нет, лучшее место для такого рода экзерсисов - двухкомнатный номер на пятнадцатом этаже шикарной гостиницы в престижном районе города. Обычно в вестибюле крутится столько народу, что никакая служба безопасности не засечет, кто куда вошел и кто откуда вышел. И в дорогом отеле солидная звукоизоляция, в номерах двойные двери, персонал не беспокоит. Естественно, подымут тревогу, если вы затеете в номере стрельбу из противотанковых орудий, да зачем это шумовое оформление, когда, уверен, как ваш услужливый собеседник, у вас под рукой, в выдвинутом ящике стола, лежит предмет меньшего калибра...

Дмитрий Кабанов не был профессионалом. Визитная карточка президента хренсредькойкорпорейшен, New-York, 5-th Avenue, и адрес отеля, в котором остановился прилетевший бизнесмен, на набережной в Санта-Монике, произвели впечатление. И Кабанов соответствовал: он облачился для визита в полосатую сорочку, повязал галстук, принес в атташе-кейсе копии контрактов и рекомендаций. Правда, по русской хитрожопости, он сунул в карман брюк пистолетик, но Саня его выудил оттуда на пороге номера. "Ай-яй-яй, Дима, разве деловые люди так поступают? У тебя есть лайсенс на ношение оружия? Тюрьма по тебе плачет!"

Полагаю, что в этот момент Кабан предпочел бы все же сидеть в казенном доме под охраной полиции, а не в уютном номере с видом на океан (через наглухо закрытое окно), хотя ему предлагали на выбор виски, вино, пиво. Он понял, что, если даже будет орать во все горло, - никто не услышит. То есть когда-нибудь и услышат, однако Саня в соседней комнате, долго голосить не даст.

В общем, Саня оказался прав. Ни один человек за всю мою жизнь не испытывал такого непреодолимого желания говорить со мной. Нечто вроде словесного поноса, физиологическое недержание речи. Возможно, это была инстинктивная попытка скрыть свой страх, но страх проявлялся в дрожании рук, в тембре голоса, в заискивающей улыбке. Почему он впал в такую панику? Я же его не колол, не резал, не пытал каленым железом, а терпеливо выслушивал. И возник я не как призрак из преисподней, - когда-то мы были знакомы, пили за рождественским столом у Сережи, на той самой квартире...

Эффект неожиданности?

Кстати, воспользовавшись редкой паузой, я "отмазал" Зину. Дескать, как вы могли подумать, Дима, что такую вульгарную бабу пустят в такой отель? У вас есть причины прятаться от французской полиции? Значит, плохо прятались. Мы, скромные дилетанты, просто шли по следу, засекли вас с этой особой и сказали ей, чтоб не путалась под ногами, проваливала. Таким образом "отмазав" Зину, я в глазах Кабана вывалял ее в грязи. В благодарность за все хорошее... Зиночка, прошу прощения, издержки ремесла. Зато теперь у Кабана к вам не будет претензий. Он убедился, что виноват сам. Потерял бдительность.

В рассказе (в рассказах? в Кабаньей исповеди? в приключенческом парнокопытном романе? определить затрудняюсь), словом, в потоке речи, который на меня обрушился, названия французских, немецких, швейцарских фирм, фамилии российских министров и имена главарей русской мафии: Кореец, Япончик, Тайванчик, Бирманец, Сингапурец - почти все народы Юго-Восточной Азии были тут перечислены (почему - пусть ломает голову московская милиция) - причудливо переплетались с историей больного зуба. Дантист содрал с Кабана не шкуру (к моему сожалению) - огромные деньги и не вылечил. И чувствовалось, что если незлобивый рубаха-парень Дима (таким он хотел себя представить) имел на кого зуб, то на этого дантиста. В ту роковую для Сережи неделю несчастный господин Кабанов лез на стенку, не спал ночами, никакие болеутоляющие таблетки, даже с морфием, на него уже не действовали, и зуб невозможно было вырвать, ибо не могли подействовать и все анестезирующие средства.

Я понял, что избрал неверную тактику. Мой излюбленный прием не срабатывает. Кабан способен нести свой помет еще в течение суток, и из всех выловленных мной деталей и подробностей нарисуется картина не последнего вечера, а история зубной болезни - случай, бесспорно, редкий и занятный для специалиста, но меня-то интересовало другое.

Кабан оказался совсем не глуп, быстро сориентировался и психологически рассчитал тоньше. Он хотел перво-наперво выиграть время. Чем дольше мы сидим так с глазу на глаз, тем сложнее будет для меня запустить руку в ящик стола, ведь я уже как бы привык к собеседнику, стольких вспомнили общих знакомых, подружились, можно сказать, с товарищем Кабановым... С глазу на глаз - дуэль обоюдоострая. Он тоже что-то угадывал, и я заметил в его взгляде уверенность мол, как-нибудь выкрутимся. Теперь мальчик Дима посматривал с опаской лишь на дверь смежной комнаты, где затих другой мальчик. Какая роль предназначалась Сане? Этого Кабанов не знал.

Менять тактику на ходу всегда рискованно. Увы, видимо, у меня не было прежней хватки. Я задал несколько вопросов в лоб. Сначала это Кабана напугало и озадачило. Он почувствовал отступление от сценария. В глазах опять мелькнул страх. Решив развить успех, я опять спросил в лоб и вдруг получил тираду - в лобешник же:

- Я тоже был в этом списке. Когда мы бросили свои дела в России, нас бы, наверно, не тронули. Список послужил предупреждением, чтоб мы очистили территорию. Но Сережа сам подписал себе смертный приговор, полетев в Киев по приглашению президента Украины. У него с президентом были старые связи, еще со времен, когда Кучма руководил военно-промышленным комплексом Днепропетровска. Сережа предложил президенту проект снабжения Украины нефтью из Арабских Эмиратов, через Средиземное и Черное моря. Кучма проект одо6рил. Ведь нефть получалась дешевле российской в два раза. Вы понимаете, кому это могло сильно не понравиться. Дата? Сережа летал в Киев 5 ноября, вернулся в тот же день. Он собирался основать фирму в Киеве, там президент гарантировал Сереже полную безопасность. Вот почему они поспешили опередить.

Спрашивать "кто они?" было наивно. Я попросил рассказать подробнее о проекте и о планах переезда в Киев. Кабанов отвечал внятно и четко. Кончился поток больной фантазии загнанного животного. Мне давали точную информацию. Восстановилось недостающее звено в цепочке.

Я взглянул на часы и на дверь в смежную комнату. Мне тоже надо было спешить.

- Дима, вы сможете тихо спуститься в вестибюль?

Он посмотрел умоляюще:

- Проводите меня, пожалуйста, до такси.

...В отличие от президента Украины я мог гарантировать ему безопасность только своим присутствием.

В лифте Кабана опять понесло. Облегчался.

- Почему Саня меня ненавидит? Он хочет подвесить меня за... верно? Он жил с моей женой, и я ему это простил...

Я чувствовал себя вне игры. Или играл на чужом поле по незнакомым правилам. Кто с кем жил - не так уж было важно (Важно. Любая мелочь весома. Смутно припоминаю. Приятная дамочка. Говорили, что Кабанов ее третировал), но я не знал об украинском проекте и, главное, я не знал, что Сережа летал в Киев! Пошел в воду не зная броду... Отпуская Кабана, я понимал, что совершаю ошибку. Да выбора не было. Точнее, выбор между меньшей ошибкой и капитальным ляпом...

- ...Меня ищут все. Французская полиция как основного свидетеля. Российские спецслужбы - думают, что я был причастен к проекту. Украинцы думают, что это я продал Сережу. И меня предупредили: тесть Сережи, наверно, тебя тоже будет искать, а его в молодости называли Ангелом Смерти.

- Глупости, Дима. Я старый профессор.

Кто предупреждал? Откуда у них такие сведения? Не успел спросить. Мы уже пересекали вестибюль.

Перед тем как плюхнуться в такси, мистер Кабанов взглянул на меня с нескрываемой злостью. Нормально. Реакция на пережитые треволнения.

- Руку вы мне все-таки не подадите?

- Я вам советую, Дима, скорее мотать отсюда.

- Не беспокойтесь. Через час я улечу куда-нибудь в Аризону или Кентукки.

Ну, можете себе представить (нет, не можете!), как меня встретил Саня и какой у нас с ним произошел разговор, хотя я выложил все карты на стол и постарался все объяснить? И была фраза. Жуткая.

- Антон Валентинович, за сколько он вас купил?

- Саня, - сказал я, - постарайся сосредоточиться, постарайся меня услышать. Я совершенно не в курсе ваших московских дел. Ты все наблюдал своими глазами. Сам рассказывал, что Сережа в последний приезд в Москву ночевал у знакомых дипломатов, не выходил на улицу, даже с тобой виделся тайком. Так вот ответь на один вопрос: по твоему мнению, это вероятно, это реально, что Сережа летал в Киев?

Решительным жестом Саня придавил сигарету в пепельнице.

- Да. Если Кучма его пригласил, то Сережа полетел бы в Киев обязательно и непременно.

- Понимая, что...

- Понимая все. Характер.

Убедил ли я Саню? Сомнительно. Саня считал, что я проявил себя слабаком. Он доставил меня поздно вечером на Диккенс-стрит в целости и сохранности, однако расстались мы прохладно. Очень трудно убедить человека в том, во что он сам упорно не желает верить. Дима Кабанов, как бы он ни ловчил и ни прятался, теоретически был в сфере нашей достигаемости. Саня надеялся когда-нибудь его найти и свершить суд скорый и правый. Если же Дима отпадал, то дело уплывало в другие сферы, для Сани не доступные ни в практике, ни в теории. Кто же с этим согласится?

Любопытно, что я тоже был склонен винить во многом Саню. Вместе с собой, естественно. Мол, используя Саню в качестве устрашающей дубины, я пошел по легкому пути. Саня мне помогал. Саня мне мешал. Торопил. Дышал в затылок. Поэтому я бездарно провел операцию. Не спеша, в своем ритме я бы дожал Кабана. Ведь выяснилось, что поначалу он меня боялся больше, чем Саню. Ангел Смерти... Напридумают. Ангел Смерти... Смешно. Пенсионер! Инвалидная шляпа! Ротозей! Не ухватился за ниточку, не потянул. "Дима, кто это вам наплел про Ангела? С вами устанавливали контакт? Почему? За какие заслуги? Значит, вы где-то им подмахнули?" Надо было немедленно звать Саню и подвешивать Кабана... Но про Ангела я узнал только в вестибюле, на выходе!.. Запутался. Так нужен был мне Саня или мешал? С одной стороны - да. С другой стороны - нет. Ничего не сходилось...

В гостинице, оставшись вдвоем, - чтоб успокоить Саню, чтоб самому успокоиться - мы изрядно подчистили бар в номере. По дороге домой я следил, как Саня ведет машину. За рулем Саня мобилизовался. Опыт и тренировка российского шофера. Он аккуратно доедет до своей хаты, повернет ключ зажигания и... задрыхнет в кабине.

Что касается меня, то я, поднявшись в квартиру, сервировал стол на одну персону, механически сготовил себе холодный закусон, принял рюмку, другую и развалился на куски, расплылся по паркету дождевой лужей. Мои мысли прыгали без всякой логики и исчезали, как водяные пузыри. Упустил, проворонил, прошляпил, перемудрил? Надо было то, что не надо? Не надо было то, что нужно? Не получалось. Не сходилось.

И почудилось, на мгновение мелькнул светлый лик моей девочки... Нет, не должно такого быть, она давно баиньки, с ней был напряг, не те отношения, чтобы меня ждали после полуночи. Померещилось. И уже в полном распаде, уползая наверх, "у койку", я спросил себя: "Не обрадовался ли ты первой подвернувшейся оказии обелить Кабана? Не уцепился ли сам за его версию жадными руками?"

Почему? Ведь с какой стороны ни смотреть, если подтверждаются все твои прежние гипотезы, то можно без малейших угрызений совести продолжать райскую жизнь с Дженни до гробовой доски.

Гробовая доска. Фу, вспомнил на ночь. Скажем, так... Ничего не скажем. Ничего сказать нельзя, если это Система. С Системой не воюют. С Системой бороться бессмысленно. Гробовая доска. Прощай, Сережа. Прости, Сережа.

* * *

Известный шахматный синдром. Шахматист проиграл партию и не спит ночью, терзает себя: "Зачем продвинул на h5? Надо бы конем на f3". Дурью мучается. Ведь партию не перестроишь, и в таблице ему записан ноль. Я, правда, ночью проспал как убитый, но весь следующий день мысленно переставлял фигурки на шахматной доске. И дивился, как это я, имея подавляющее преимущество, зевнул мат. Неожиданный выпад Кабана (сообщение об украинском проекте) расстроил мои планы. Кабан сымпровизировал или комбинация была у него в загашнике? Теперь на этот вопрос мне никто не ответит. Поездка Сережи в Киев нигде не фигурировала. Французские газеты писали о чем угодно, вытаскивали на страницы черт знает какие интимные подробности... О встрече с президентом Украины - молчок.

И французская полиция до сих пор в неведении? Странно. Впрочем, такое бывает. Проверяли списки пассажиров, летевших в Москву, а проверить киевское направление в голову не пришло. С какой стати? Почему тогда не проверять рейсы в Таллин или в Алма-Ату? И застенчивый мальчик Дима рванул в Америку сразу после убийства своего бывшего компаньона, то есть наводку французам не дал.

А если на набережной Орфевр все знают про Киев, да намеренно не трогают этот взрывоопасный сюжет? Тогда можно возобновить игру, расставить фигурки на доске. Французы не поддержат, но заинтересуются. Вопрос: захотят ли с тобой играть те, кто двигает фигурки на другом конце доски (гробовой?), вернее, заставишь ли ты их играть по правилам? Чрезвычайно сомнительно. Ты им предложишь классический северный гамбит с жертвой трех пешек, в ответ получишь неординарную комбинацию с применением снайперской винтовки или инсценировки автомобильной катастрофы. Кстати, об автомобильных авариях. Подумай о Дженни. Она за рулем.

Подумай о Дженни.

Кабан непременно доложит своему "контакту" о моей партизанской вылазке. Лос-Анджелес далеко, да руки у них длинные. Реакция может быть совершенно непредсказуемой.

Подумай о Дженни. Давно пора бы подумать. Поведение молодой женщины более взрывоопасно и непредсказуемо, чем поведение всех спецслужб на свете. Если она пошлет тебя на три буквы, столь милые владельцу русского ресторана в Сан-Диего, то апелляции бесполезны. Взывай к Богу, к всеобщей справедливости, вой на луну - бессмысленно.

Хорошо, что Дженни, моя умница, подумала сама. И воскресная прогулка по райским зеленым кущам пришлась как никогда вовремя. И погода благоприятствовала любви. Да, Дженни, ты права. Я занимался какой-то ерундой. Конечно, завязал. Теперь только ты. "Only you" - пели пташки в зеленых кронах деревьев. "Остановись мгновенье, ты прекрасно!.." - заклинал доктор Фауст, примостившись в сюртуке, отглаженных панталонах и шляпе на толстой ветке.

Не остановилось, сволочь. Улетучилось. Испарилось.

Увидев "великолепную пятерку" с бейсбольными битами и пистолетом, я, признаться, подумал, что это запланированный и скорый ответ мне за операцию в гостинице на набережной Санта-Моники, что на той стороне доски заранее просчитали комбинацию - на все у них в кармане домашние заготовки.

Когда машина сбивает человека на улице - это непреднамеренно в девяноста девяти случаях из ста.

Через несколько секунд я понял, что мы просто попали под колеса. В небесах крутанули колесо фортуны, и нам выпал такой жребий - им же надо заботиться о цифрах криминальной статистики в солнечном штате Калифорния.

Полцарства за коня! Полжизни за пистолет! Бог создал человека свободным, а полковник Кольт уравнял его в правах! Кольт - это роскошь, кольт сразу бы дал преимущество. Мне бы мою маленькую игрушку, что лежит на дне чемодана и пользоваться которой Дженни строжайше запретила. (И проверяла: на месте ли игрушка. Почему я это знаю? Ну, есть профессиональные уловки...)

- Эй ты, старая жопа, убери свои грабли из карманов!

Как говорил Саня, черные товарищи кожей чувствуют, с кем имеют дело. Любезный джентльмен с пистолетом полагал, что я из тех людей, которые носят при себе оружие.

- Вот так! - Любезный джентльмен победно усмехнулся. - Будешь дергаться, я продырявлю тебя и твою проститутку!

Зачем меня дырявить? Он же собьет меня с ног вторым ударом! Первый я, может, выдержу, постараюсь упредить. Но второй...

Оглушить их чем-нибудь неожиданным? Например: "Послушай, сынок, я с твоим прапрадедом сражался в армии генерала Шермана. И воевали мы с южанами за освобождение негров от рабства. Был у меня ординарец, симпатичный черный сержант..." Прием называется запудрить мозги историей. И получится мирная беседа. Не получится. Чтоб кому-то запудрить мозги, надо, чтоб кто-то их имел. У джентльменской компании были хорошо накачанные бицепсы и инстинкт хищников. Они уже почуяли запах крови. Мои жалкие и непонятные слова они сочтут как проявление трусости и еще больше озвереют. Впрочем, в глазах главаря угадывался интеллект, хитрый и безжалостный ум мародера. Его лицо, по-своему привлекательное, должно было вызывать доверие. Таких пускают в дом погреться, после чего они преспокойно перерезают горло мужчинам, насилуют женщин, забивают ногами детей. Я знавал таких. Мародеры! Они возникают на поле боя после битвы, по ночам, грабят мертвых, закалывают раненых. Но когда их ловят, то расстреливают на месте без суда и следствия.

Кажется, любезный джентльмен кожей почувствовал, на кого нарвался. Однако на этот раз он был хозяином положения.

- Что ты на меня так смотришь, мудила? Ну смотри, смотри. Сейчас твоя баба обслужит всю хевру. Ей не привыкать. Пикнешь - изувечим!

А ведь верно: мудила! Как всегда, я думал о себе, а он выбрал более изощренный способ схватиться с такими, как я. И вспомнились слова Димы Кабанова про Ангела Смерти, только теперь я понял, что Дима их произнес со скрытой издевкой. И впрямь, какой из меня Ангел Смерти? Старая жопа! Не способен защитить даже свою девочку!

И вот это сознание собственного бессилия, унижения и ожидание еще худшего унижения привели меня в бешенство. Мой мозг заполнила всего лишь одна фраза, повторяясь с вариациями: "Революция рубила головы преступникам! Революция рубила головы мародерам! Революция рубила головы убийцам!" Я стремглав помчался назад по лесной дорожке, выкрикивая что-то бессвязное, и я знал (почему - не спрашивайте!) - надо добежать до того поворота, исчезнуть за теми кустами, чтоб меня никто не видел. Полцарства за коня! Полжизни за коня!

И я бегу, задыхаюсь - скорее, успеть, успеть! - и чувствую, что у меня обрывается сердце.

Часть третья

I. ПРОФЕССОР САН-ДЖАЙСТ

Я открыл глаза - надо мной в ослепительно голубом небе кружились зеленые верхушки деревьев. Я закрывал глаза и куда-то проваливался. Я открывал глаза надо мной кружился белый потолок, иногда подсвеченный солнечным зайчиком, иногда люминесцентной лампой. Я закрывал глаза и опять проваливался в пустоту, и мне не хотелось открывать глаз, ибо я не знал, какая на этот раз будет карусель: небо с деревьями или потолок? И было ощущение, что я привязан - к дереву, койке, потолку? - и было ощущение, как будто я прячусь от чего-то страшного, уже происшедшего, о чем я категорически не желал да и не мог вспомнить. Состояние небытия. Почему-то оно казалось мне привычным, словно я бывал в нем, и не однажды.

Наконец, открыв глаза, я убедился, что все застыло на месте: неоновая длинная лампа под потолком, темное окно, столик у постели, металлическая штанга с капельницей, и от капельницы к моей левой руке тянулась узкая прозрачная трубка. Методически, не спеша я произвел инвентаризацию собственного тела. Пошевелил пальцами рук и ног, провел ладонью по лицу. Подбородок и щеки обросли щетиной, зубы целы. Я чувствовал общую слабость, что-то кололо под лопаткой, ныло в груди, но так вроде ничего особенного. Я попытался приподняться и вскрикнул от острой боли в левом плече. Вот там явно сквозная дыра, недаром плечо перебинтовано.

Возник человек в белом халате, озабоченно глянул на меня.

- Вам нельзя делать резких движений.

"А кому можно?" - подумал я и обрадовался, что так подумал: это был мой нормальный ход мыслей.

Доктор пощупал пульс, смерил давление. Я задал несколько вопросов, совершенно естественных, которые он проигнорировал.

- Отдыхайте. Через час я вернусь. Тогда поговорим.

Возникла медсестра, напоила чаем. Улыбаясь, вынула из-под меня судно (pardon, monsieurdame!), протерла мне лицо ваткой со спиртом, подкрутила сбоку койку так, что теперь я полусидел. Улыбаясь, шепнула:

- Ждите гостей.

Вернулся доктор и снова очень внимательно посмотрел мне в глаза.

- Вы способны разговаривать?

- С большой охотой, - сказал я.

- Насчет охоты не знаю. Будь моя воля, я бы их еще сутки не пускал. Но полиция настаивает. Я обещал, что сразу им позвоню, как только вы очнетесь. Учтите, вы находитесь под действием сильных медикаментов и в том числе транквилизаторов. В любой момент вы имеете право прекратить беседу, сославшись на усталость. Зовите меня.

Полиция? Почему полиция? (Голова, заблокированная лекарствами, медленно заработала.) Что-то случилось с Дженни. Авария? Мы разбились на машине?

Дженни!!!

Слава Богу, я не успел испугаться. В палату вплыл черный полицейский вылитый положительный герой из американских телесериалов: лысый, в очках, с серебряными усиками, а за ним... Дженни. Дженни была в сером брючном костюме ("Броненосец "Потемкин"), пиджачная куртка застегнута на все пуговицы.

- Дженни, ты жива? - воскликнул я непроизвольно по-русски.

Она взглянула на меня как-то странно. Ну да, непроницаемый взгляд Жозефины!

- Он спрашивает, жива ли я! - повторила Дженни мою фразу по-английски.

- Спокойнее, мистер Сан-Джайст, - мягко сказал полицейский, - вам нельзя нервничать.

- Он говорит, что тебе нельзя нервничать, - сказала Дженни по-русски. - Я тебе объясню ситуацию, потом ему переведу. По моей настойчивой просьбе допрос а это допрос, Тони, - пойдет по-русски. Ты плохо владеешь английским, а после перенесенной травмы вообще можешь что-то не понять. Крайне важно, - она артикулировала губами каждое слово, - чтобы ты все понимал и отвечал не сгоряча, а подумав и вспомнив. Он сейчас тебя предупредит, что все твои показания могут быть использованы против тебя.

Монотонно перевела все полицейскому.

- Позвольте вопрос? - Полицейский снял очки, протер их платком, и таким образом мы посмотрели друг другу в глаза. Знакомый прием. - Профессор Сан-Джайст читал лекции в американских университетах. Без бумажки. Может, он предпочтет говорить по-английски?

- Профессор Сан-Джайст учил свои лекции наизусть, - ледяным голосом ответила Дженни. - И я редактировала текст. У профессора был инфаркт. И мне быстро по-русски: - У тебя был инфаркт, Тони. Поздравляю. Инфаркт ослабляет речевую память. Проконсультируйтесь по учебнику медицины. Разумеется, профессору легче всего говорить на родном французском. Тогда ищите переводчика. Я свободна, капитан?

- Миссис Галлей, вы опять сердитесь, - проворчал полицейский. - Ол райт, все будет так, как мы условились. - И ко мне: - Мистер Сан-Джайст, в прошедшее воскресенье, в лесу, когда вы убежали от группы... Миссис Галлей утверждает, что вам угрожали... Вы не заметили всадника?

Дженни послушно перевела, а тем временем я кое-что сообразил. У меня провал памяти. По какой причине? Этого еще не хватало! В первую очередь надо восстановить события.

- Я прошу вас рассказать, что со мной произошло. - Я говорил по-русски, но смотрел на полицейского. - С кем я был в лесу? В каком? Если я был с Дженни, то кто нам угрожал? Куда мы с Дженни бежали? Какой всадник?

- Бежали не вы с миссис Галлей, - вздохнул полицейский, - убежали вы один.

Видимо, у меня сделалась такая морда, что они встревожено переглянулись.

Дуэтом по-русски и по-английски:

- Позвать врача?

- Не надо врача, - процедил я сквозь зубы. (Как будто внутри меня нажали на все болевые точки. Получился мощный аккорд. Что ж, самое время сдохнуть. Нет, сначала я хочу знать продолжение занимательной истории. Потом, когда они уйдут, оторву трубку от капельницы). - Рассказывайте.

- Врач предупредил, - сказала Дженни полицейскому. - В результате перенесенного шока он может все забыть.

- Сожалею, мисс Галлей. - Полицейский изобразил сочувственную гримасу. Однако я обязан задать необходимые вопросы. Мистер Сан-Джайст, вы гуляли с миссис Галлей по лесу. На опушке к вам приблизилась группа... Гм, цветной молодежи. У них были две бейсбольные биты и заряженный пистолет. Биты, пистолет и гильзы от патронов найдены на месте и хранятся как вещественные доказательства... Так вот, миссис Галлей утверждает, что пятеро парней ей угрожали насилием.

Дженни перевела и добавила по-английски ядовитым тоном:

- Шалуны-мальчишки утверждают, будто намеревались подарить нам цветы. Скромный букетик. И вы им поверили.

- Я никому не верю, - буднично проговорил полицейский. - Я хочу разобраться и понять, что произошло. Итак, мистер Сан-Джайст, вы убежали от них в кусты. Извините, я не точно выразился. Вы пытались привлечь к себе внимание и кричали: "Не отдам деньги, не отдам деньги". Тут все показания сходятся. Наверно, вы надеялись, что пятерка в полном составе последует за вами и оставит вашу даму в покое. За вами побежали двое с бейсбольными битами. И тут из-за поворота, за которым вы скрылись, выскочил всадник. Он был одет в форму офицера французской кавалерии и в руке держал саблю...

"Обычно саблю держат ногой", - хотел вставить я, но не успел. И вообще, рассказ полицейского меньше всего требовал иронических комментариев.

- Всадник догнал двух парней с битами и срубил им головы. Вожак группы (так называет его миссис Галлей) не сдвинулся с места и стрелял во всадника. Выпустил всю обойму. Всадник срубил ему голову. Потом мы провели экспертизу. Всадник не ранил, не калечил своих жертв. Это были отработанные удары военного кавалериста старой школы. Он убивал одним взмахом сабли. Кстати, сейчас нет военной кавалерии. Есть национальная конная гвардия, но таким ударам гвардию не учат.

Выслушав перевод, я спросил:

- Где же был я все это время?

- А вы не хотите знать, где была миссис Галлей и двое оставшихся в живых ребят? - вежливо осведомился полицейский.

Очки скрывали выражение его глаз, но что он думал, я догадывался. В тяжелом взгляде Дженни читалось: "Молчи лучше в тряпочку".

- Миссис Галлей проявила редкостное самообладание и мужество, - продолжал полицейский. - Она скомандовала мальчикам лечь плашмя на землю и закрыть голову руками. А сама...

- Не приукрашивайте картину, - возразила Дженни, - сама я вопила от ужаса как сумасшедшая.

- На непонятном языке.

- Конечно, по-русски, капитан. Когда смерть в двух шагах, то кричат "мама" на родном языке. А мальчики увидели, что от всадника им не убежать. Двое старших с бейсбольными битами уж как петляли по поляне... И они прижались ко мне, словно я была их матерью и бормотали: "Мэм, спасите". И я сказала им: "Ничком, на землю и не шевелитесь!" Наверно, мои вопли надоели всаднику. Он вздыбил коня и ускакал обратно по лесной дороге... Кто-то в лесу услышал крики и выстрелы. Прилетел полицейский вертолет.

- Да, нам позвонили из машины.

Теперь я лишь присутствовал при их диалоге. Дженни переводила, даже не глядя в мою сторону.

- Вы спустились с небес, как посланцы Бога Кажется, мы втроем хором заревели...

- А потом мы нашли недалеко от поляны, за тем поворотом, куда ускакал всадник, мистера Сан-Джайста. Он лежал без сознания, в крови. У него была сквозная пулевая рана в плече.

- Тот парень, что заварил всю эту кашу, выстрелил вслед Сан-Джайсту.

- Мальчики утверждают, что Дейв стрелял только во всадника.

- Вспомните, капитан, сначала мальчишки говорили про букет цветов.

- Но мальчики сразу сказали, что вы, миссис Галлей, спасли им жизнь. И врачи доказывают: мистера Сан-Джайста ранили выстрелом в грудь, а не в спину.

- Значит, профессор, убегая, обернулся. Тут его и настигла пуля. Какие могут быть еще объяснения?

- Никаких, миссис Галлей. И в этом вся сложность. Инцидент произошел среди бела дня...