Командир штрафбата Корчевский Юрий

– Добровольцев-комсомольцев набрал, удалось десять человек привлечь. Только не автоматчики они, пехотных навыков не имеют.

– Стало быть, повоюем. Погоди маленько.

Капитан вышел из комнаты и почти тут же вернулся с «сидором», позвякивающим стеклом. «Неужели капитан выпивку взял?» – удивился Сергей.

На грузовике местечкового отделения отъехали по грунтовке километров на десять. Командовал зачисткой капитан. Его территория – ему и руководить.

– Значит, так, бойцы! Строимся в цепь. Промежуток между соседями – десять метров, чтобы видели друг друга. Идём в сторону вашего полка. Под ноги глядим, а не ворон считаем – и немцы, и бандеровцы могут мины оставить. Если проволоку заметите в траве – не трогайте, это растяжка минная. Встретятся в лесу посторонние – всех задерживать. А уж если оружие в руках увидите или сопротивление при задержании окажут – стреляйте на поражение. В лесу своих не будет, только чужие. Вопросы? Нет вопросов. Становитесь, и пошли вперёд.

Вместе с Симоновым и Сергеем цепочка растянулась вширь на полторы сотни метров. Узковат невод! И у солдат опыта мало, не разведчики. Идут, как слоны, треск от сучьев на весь лес стоит. Услышав его, бандеровцы могут просто в сторону уйти.

Несколько минут они шли спокойно. Потом справа громыхнула граната. «Наша лимонка!» – определил Сергей и побежал к месту взрыва. Но бежал осторожно, глядел под ноги.

– Что случилось?

Несколько солдат лежали у дерева, один охал и стонал. По левой брючине расплывалась кровь.

– Растяжку не заметил. Его счастье – от гранаты далеко был, и дерево немного прикрыло.

Раненого перевязали индивидуальным перевязочным пакетом.

Конечно, Сергей знал, что не на увеселительную прогулку солдат вывел, но чтобы вот так, сразу после инструктажа боец ранение получил? Да ему Рощекаев голову снимет!

Раненого отправили машиной в госпиталь, а для остальных случившееся было наукой – шли теперь медленно, смотрели под ноги.

Симонов свистнул, махнул рукой. Сергей подошёл.

– Гляди, схрон здесь!

– Где?

– Да вот же, вентиляция у них.

Сергей, к стыду своему, не видел ни входа в схрон, ни трубы вентиляции.

– Не туда смотришь! Видишь пенёк?

– Вижу.

– А сбоку у него дырочка. У бандеровцев – излюбленный способ. Без опыта и не определишь. Я просто уже знаю, потому приглядывался.

– Схрон-то сам где?

– Кто его знает… Может быть, мы на его крыше стоим.

– А вход?

– Люк в него ведёт, как в деревенский подвал. И замаскирован хорошо, рядом будешь стоять – и не заметишь.

– Тогда щупы надо, двухметровые.

– Зачем? У меня лучше средство есть.

Симонов снял с плеча «сидор», развязал горловину вещмешка и вытащил из него обыкновенную бутылку тёмного стекла.

– Знаком с таким?

– Вино, что ли?

Георгий с сожалением посмотрел на Сергея.

– Давно в поле был?

– «Чистильщиком» – долго. Но последние полгода – в ведомстве Утехина.

– А! – выражение глаз Симонова сменилось на уважительное. Все оперы знали, что ведомство Утехина занималось зафронтовыми операциями.

– Ладно, попозже расскажу. А теперь смотри.

Симонов откупорил бутылку и вылил её содержимое в вентиляцию. Потом отошёл в сторону. Сергей – за ним.

– Бойцы, ко мне!

Добровольцы собрались возле офицеров.

– Так, – распорядился Симонов, – встали в круг, диаметром метров пятьдесят. Оружие держать наготове!

Однако минуты шли за минутами, но ничего не происходило.

– Может, средство твоё не сработало? – спросил Сергей.

– Нет, просто в схроне никого не оказалось. Если бы кто-то был – полезли бы, как тараканы. Я это средство уже один раз опробовал.

Кольцо оцепления было снято, и все двинулись цепью дальше. Но Симонов отметку на своей карте о схроне сделал.

– Ещё пригодится, – заметил он.

Пока шли по лесу, заметили в кустах шевеление.

– Выходи, а то стрелять буду! – грозно предупредил Сергей. – Только руки подними, чтобы я видел.

Из-за кустов неловко, спиной вперёд вылез боец в потрёпанной, испачканной землёй форме. Медленно повернулся, поднял руки.

– О! Так это же Аничков, ездовой артиллеристов! – удивился Симонов. – Оружие где?

– В кустах винтовка.

Симонов приказал одному из солдат достать оружие, что и было выполнено.

– А второй-то беглец где? – ласково поинтересовался капитан.

– На мине подорвался.

Похоже, мужик был готов пустить слезу.

– Ты сопли-то не распускай! В штрафбат за дезертирство пойдёшь. Коли с поля боя сбежал бы – шлёпнули бы тебя. Труп где?

– Чей?

– Ты что, совсем ополоумел? Подельника твоего, вместе с которым свою часть покинули.

– Так недалеко, я покажу, – закивал головой ездовой.

– Веди, самолично убедиться хочу.

Ездовой, сгорбившись, повёл.

Труп подорвавшегося на немецкой мине ездового лежал метрах в трёхстах от кустов, где обнаружили Аничкова.

Симонов и Колесников подошли к телу. Ноги оторваны по колено, тело посечено осколками… Не соврал ездовой, смерть от взрыва мины наступила.

– Я уж думал – не поделили они чего, да Аничков его и шлёпнул, – шепнул Сергею Георгий.

И уже громче:

– Так, первое дело о дезертирстве закрывать можно. Один погиб по глупости, второй задержан.

Дезертиру связали руки, и один из солдат взял его под конвой. Больше происшествий не было.

Когда добрались до местечка, добровольцы вернулись в полк, а Георгий с Сергеем отвели дезертира в отделение, где Симонов запер его в подвале.

– Пусть посидит пока. Я дело оформлю – и в трибунал, пусть решают. Молодец, Колесников, помог. За добровольцев своих спасибо, выручил.

– Ты обещал о бутылках своих рассказать. Я, грешным делом, о водке подумал, когда ты стеклом в «сидоре» зазвенел.

Сидоров рассмеялся.

– Давай по сто грамм фронтовых, как-никак совместную зачистку провели.

– Не откажусь.

Георгий выставил на стол бутылку водки, полбуханки чёрного хлеба и две банки консервированной американской колбасы.

– Закуска немудрящая, но сытная. Конечно, горяченького бы сейчас, да где его взять?

На правах хозяина он разлил водку по гранёным стаканам.

– Ну, с почином, майор!

Выпили, занюхали водку хлебом. Потом выковырнули ножом колбасу на хлеб, закусили.

– Вкусно! Почему наши такую не делают?

– После войны научимся. Ну, раз хотел – слушай. Только – никому! Разработка секретная, но ты сам из СМЕРШа, тебе знать надо. Химики наши разработали несколько адских смесей для борьбы с такими «лесными партизанами», как бандеровцы. В Белоруссии свои такие есть, как и в Эстонии. Вот, гляди!

Георгий выставил на стол две бутылки. Похожи они были на бутылки с зажигательными смесями – «коктейлем Молотова», что активно применялся в начале войны из-за нехватки гранат.

– Это смесь «Нептун». На одной цифры – «сорок семь», на другой – «восемьдесят». Мы сорок седьмым «Нептуном» агентов в сёлах снабжаем, да и сами пользуемся. Его надо немного в воду добавлять, или в пищу – в молоко, даже в водку или горилку ихнюю. Человек, отведавший этой химии, минут через пять-семь «плыть» начинает. Сил нет даже затвор у автомата передёрнуть. А ещё минут через пять-семь и вовсе отключается часика на два-три. А как в чувство придёт, контролировать себя не может и на все вопросы отвечает без запинки.

– Лихо, не знал.

– Местные – из бандеровцев – уже прознали про это и называют эту химию «отрута».

– А в другой бутылке?

– Это ты про «восемьдесят»? Ежели подозреваешь кого-то в селе в связях с бандеровцами, накапай на коврик у входной двери немного препарата. И потом все, кто выходит из дома, долго на подошвах обуви запах пахучий нести будут. По ним собака след возьмёт даже и через трое суток.

– Всё бы хорошо, да где собак-ищеек взять? У немцев собак в подразделениях полно – и в караульной службе, и в полиции, и в фельджандармерии.

– Знаю, – вздохнул Георгий, – и давно прошу. Обещали проводника с собакой выделить. Вот тогда и пригодится химия-то. Давай ещё по одной?

– Не откажусь.

Они выпили ещё по полстакана, пожевали не спеша.

– А что ты в вентиляционную трубу налил? – спросил Сергей.

– А, интересно стало? Это «Тайфун». Испаряется легко, потому с ним поосторожнее – сам не нанюхайся. Подышит человек воздухом с химией – и жажда дикая им овладевает, пьёт и напиться не может, за глоток воды убить готов. На допросах графин с водой на виду ставишь – и спрашивай что хочешь.

– Не понял. А в вентиляционную трубу зачем ты его лил?

– Откуда у них в схроне запасы воды? Вот и полезут за водичкой наружу.

– Мы на фронте проще действовали. В трубу печную, в землянку немецкую гранату бросишь – и жди у двери. Как граната рванёт, кто-нибудь да живой останется, только оглушённый. Он наружу выберётся – и бери его тёпленького. Только на самой передовой делать это остерегались – шума много.

– А мы, знаешь, как их выкуривали? Сапог голенищем на трубу надеваешь – ну, как на самовар, и давай качать. Весь дым и гарь в землянку идут. Шума никакого, а немцы сами выскакивают.

– Здорово, не знал.

– Ты в разведке на каком фронте был?

– На Воронежском.

– И я там же. Постой, а у тебя прозвище было?

– Было – Леший.

– Так я тебя заочно знаю – легенды слышал. Врут, поди.

– На самом деле голый, в тине и грязи перед командующим стоял. Это когда мы диверсионную группу обезвредили.

– За это давай выпьем.

Они достали ещё одну бутылку.

– Хороший ты мужик, майор. Я рад знакомству. Старый-то опер, что до тебя был, только бумаги и писал.

Так они проговорили до ночи. Спохватились, когда керосин в лампе закончился.

– Может, останешься в отделе переночевать? – предложил Георгий.

– Вместе с ездовым? – пошутил Сергей. – Или на стульях спать положишь? Нет, я уж к себе.

– Опасно, шалят по ночам.

– Обойдётся.

– Ну – смотри, я предупредил.

Сергей вышел из отдела. Темнота – хоть глаз выколи. Улицы освещались слегка, когда из-за облаков выходила луна. Он вытащил пистолет, передёрнул затвор и пошёл в сторону расположения полка, не выпуская пистолета из рук. Со стороны это, может, и выглядело смешно или нелепо, но на улицах не было никого, абсолютно. Городок как будто вымер, даже собаки не лаяли. В оккупации немцы всех собак перестреляли, уцелели только псы, не подававшие голоса.

До расположения полка самоходов оставался квартал. Шаги Сергея были хорошо слышны, и этот звук его немного напрягал. Шёл он по середине улицы, а не по тротуару – жизнь научила передвигаться так. Если кто и решит напасть, так из-за угла внезапно напасть не сможет. Хотя какой к чёрту нож, когда у населения оружия полно? После боёв его достаточно на полях сражений валялось, при желании можно было и пушку домой прикатить. Был, конечно, Указ, обязывающий население сдать оружие, но его выполнили единицы. Будь на их месте он, Сергей, тоже трижды подумал бы, прежде чем сдать ствол. Неспокойно в городе. Бандеровцы, бандиты всех мастей грабят, насилуют и убивают. Оружие для самозащиты нужно. Большая часть населения – граждане законопослушные и хотят тихой, спокойной жизни. Хотят мирно трудиться, растить детей и не бояться стука в окно или дверь, хотят быть уверенными в завтрашнем дне, иметь кусок хлеба на столе. И задача Сергея, Симонова и тысяч таких же, как они – обеспечить им эту спокойную жизнь.

В тишине раздался щелчок. Негромкий, как будто взвели курок пистолета. Звук раздался из-за угла. Прозвучи сейчас звук бьющегося стекла, ломающейся доски или заработавшего внезапно двигателя, Сергей не насторожился бы.

Он сделал ещё пару шагов – ближе к переулку – и упал на мостовую, выбросив вперёд руку с пистолетом. Почти одновременно сверкнула вспышка и ударил выстрел. Но уже – мимо.

Сергей дважды выстрелил в ответ и услышал в наступившей тишине топот ног. Неизвестный убегал.

Сергей вскочил, подбежал к углу здания и осторожно выглянул. Выбегать сразу – значит, нарваться на пулю.

Впереди, в проулке, смутно мелькала тень.

Колесников вскинул пистолет и трижды выстрелил веером, каждый раз немного смещая ствол по горизонтали. Раздался вскрик и шум падения тела.

Сергей подошёл, держа ствол направленным на неподвижное тело. Рядом с трупом мужчины валялся пистолет. Ногой Сергей отшвырнул его подальше. Этой же ногой тронул тело. Безответно. Мужчина лежал неподвижно, не шевелился и не стонал. Похоже – насмерть.

Издалека послышался топот ног. Из-за угла вывернули трое военнослужащих.

– Стой! Брось оружие!

Сергей поднял руки, но пистолет не бросил.

– Я свой, из СМЕРШа, майор Колесников.

– А вот мы сейчас посмотрим, какой ты майор! Документы!

– В нагрудном кармане гимнастёрки.

Подошёл ефрейтор, забрал пистолет из руки Сергея. Расстегнув пуговицу на кармане гимнастёрки, он вытащил удостоверения и передал его старшему патруля. Зажёгся фонарик.

Просмотрев его удостоверения, старший патруля направил луч света в лицо Сергею. Тот зажмурил глаза.

– Извините, товарищ майор.

Удостоверение и пистолет ему тут же вернули.

– Что случилось?

– Вот этот в меня стрелял. Вон его пистолет лежит.

– Опасно ночью одному ходить, всякое случиться может. Приказ же по фронту был – меньше чем по трое и без оружия в ночное время не ходить.

– Служба у меня такая. Пистолет убитого я заберу, а тело в милицию отвезите, пусть попробуют опознать.

– Слушаюсь, товарищ майор.

Патруль был из артиллеристов.

До места расположения полка Сергей шёл с пистолетом в руке и дошёл без происшествий. Но выводы для себя он сделал.

А через день пришло известие о троих дезертирах из его полка. Рота из полка охраны тыла прочесывала лес в поисках банды, убившей в деревне милиционера и зверски вырезавшей его семью, наткнулась на этих беглецов. На предложение сдаться они ответили автоматным огнём и были убиты. При обыске, учинённом бойцами роты, были обнаружены личные документы; бойцы же сообщили в полк.

На опознание выехал старшина, бывший начальником караула, и Колесников. Ему надо было составить протокол опознания, чтобы закрыть заведённое на дезертиров дело.

– Они это! – сразу и без колебаний опознал убитых старшина. – Лопату надо бы найти, схоронить по-человечески.

– Ты где людей увидел? Пусть их тела собаки сожрут! – ответил командир роты охраны тыла. – Они у меня двух молодых ребят застрелили. Хуже фашистов. Те хоть враги, а эти?! – ротный сплюнул.

На обратном пути Колесников сам сидел за рулём «Виллиса». Старшина был расстроен, даже огорчён.

– Ну, спрашивается, советские же люди! Страна их выкормила, воспитала, школу они советскую закончили. Чего в бега подались? Мало того – по своим стреляли, двоих своих же солдат убили! Как можно? Бабы, подростки, старики в тылу надрываются – у станков, в поле, чтобы армия сыта была, одета-обута, оружие имела. Вот гниды!

– Ты же их хоронить хотел.

– Вроде как Божьи твари, да и каждый человек упокоенным после смерти должен быть.

– Ты правильно, старшина, про людей-человеков вспомнил. Вот ты человек, лямку свою старшинскую тянешь; парни молодые, что в самоходках сидят, тоже долг перед Родиной и семьёй исполняют. А про этих – забудь. Не достойны они памяти, заслужили собачью смерть.

Старшина только вздохнул.

– Однако это ещё не всё, старшина. Если бы они, как солдаты, головы свои сложили на поле боя, их семьи от государства помощь бы получали. А сейчас? Как родственникам быть членами семьи изменника Родины? В техникум или институт не возьмут, в правах – полное поражение, даже на выборы не пойдёшь. Но это в лучшем случае. Жить на что? Ведь и на работу не возьмут, а то и вообще в Сибирь или на Север сошлют.

– Круто!

– Так и надо.

– Я сразу об этом не подумал.

– Теперь и во взводе у себя расскажи, как предатели жизнь закончили и чем это родне грозит.

– Нет у меня во взводе предателей!

– Не говори «гоп»! Сам видишь – войска вперёд продвигаются. Будут призывать украинцев, молдаван. Думаю – хлебнём ещё лиха! Только чур – я тебе ничего не говорил.

– Я не ребёнок, понял.

Сергей ехал и думал о том, что вроде и немцев скоро за пределы СССР выбьют, а забот у НКВД и милиции будет много и надолго. И настраиваться надо на серьёзную работу.

Вообще на отвоеванных у немцев территориях Украины творилось нечто непонятное. В крупных сёлах или городах порядок ещё был, по крайней мере – днём. А в небольших сёлах или деревнях жители были в состоянии постоянного страха. Заходили в деревню люди в непонятной форме – смеси немецкой, польской и советской – и цивильной одежде. Говорили на смеси русско-украинско-польского языков. У некоторых на пилотках или фуражках были прикреплены значки ОУН или УПА, другие были вообще без них. Каждая банда грабила, в первую очередь продукты норовила забрать, и все прикрывались красивыми лозунгами о самостийности Украины.

Но кроме националистов всех мастей по лесам бродили просто банды сбившихся в стаю дезертиров, мародёров, уголовников, благо оружия на полях сражений хватало. Обычные бандиты ограничивались грабежом, националисты были для действующей армии опаснее. Часто они имели радиостанции и передавали немцам сведения о передвижении наших войск. Немцы же сбрасывали им на парашютах оружие и деньги. Советских денежных знаков немцы не жалели – их было в своё время захвачено много в банках оккупированных городов.

В начале войны немцы охватывали города танковыми клиньями, оставляя их в своём тылу. Партийные чиновники в первую очередь жгли архивы и вывозили свои семьи. Таким образом, в руки немцев попадали ценности из банков – деньги, золото, и художественные ценности – из музеев.

Борьба националистов всех мастей доставляла Советской власти всё больше беспокойства. Они убивали военнослужащих, безжалостно вырезали семьи сельских активистов, учителей, милиционеров.

Руководством НКВД решено было нанести удар по лесному отребью. С Кавказа были переброшены 19-я и 24-я стрелковые бригады НКВД. Силами этих бригад при поддержке армии планировалось прочесать облавой, как густым гребнем, леса поблизости от железных дорог, населённых пунктов и мест дислокации воинских частей. Конечно, хотелось охватить все лесные массивы, но руководство понимало – сил не хватит.

Согласно приказу полк самоходчиков выделял роту автоматчиков для поддержки бригад НКВД, как и другие полки.

Подполковник Рощекаев за голову схватился, когда Колесников заявился к нему с приказом.

– Майор, ты меня без ножа режешь! Где я тебе возьму роту автоматчиков? У меня ведь только экипажи самоходчиков и технические службы!

– Александр Дмитриевич! Я приказ сверху получил и обязан, как и вы, его исполнить. Приказ Берии, сами понимаете.

Лицо командира полка покрылось пятнами. Не выполнить приказ всесильного Берии – значит навлечь на себя большие неприятности. И ладно бы ещё, если бы это ограничивалось разжалованием и трибуналом с последующей службой в штрафной роте.

С полка всё же наскребли роту в семьдесят человек – писарей, водителей из автотранспортной роты, ремонтников.

– Пётр Михайлович, понимаю, служба у тебя такая, но ты моих людей без нужды под огонь не кидай. Обучить самоходчика – это не пехотинца научить стрелять из винтовки. Не хватает людей…

– Постараюсь, а там уж как выйдет. – Сергей развёл руками.

Ближе к концу войны командиры научились беречь людей и не бросать их в лобовую атаку на пулемёты, как в 41-м году.

Облава началась с инструктажа командиров. Руководил облавой сам командир стрелковой бригады НКВД, майор по званию. Всем приданным ротам он приказал распределить солдат между своими бойцами. Расстояние между бойцами – три метра. Причём его солдаты должны идти со щупами – металлическими штырями для обнаружения схронов и тайников.

– На время операции все командиры подчиняются мне. Огонь на поражение применять ко всем, кто будет находиться в лесу – старикам, женщинам, военнослужащим – это могут быть связники. Командиры всех воинских частей в округе предупреждены, их подчинённых в лесах быть не должно. Вопросы?

Вопросов не оказалось. Фактически командиры приданных бригаде рот утратили управление и контроль над своими людьми. Как руководить ротой, когда слева и справа от бойца стрелки НКВД, а цепь растянулась на несколько километров?

Взлетела зелёная ракета, густая цепь солдат вошла в лес, и операция началась.

Шли медленно – движение сдерживали солдаты бригады. Они сноровисто втыкали в землю щупы на глубину до полутора метров. Где щуп проваливался, там сопровождавшие их сапёры закладывали взрывчатку. И едва цепь удалялась на безопасное расстояние, следовал подрыв.

За сапёрами следовало несколько кинологов с овчарками: люди, жившие в лесу, издавали специфический запах – костров, оружейной смазки, немытых тел.

В разных местах изредка звучали автоматные очереди. Но пока тревога была ложной, стреляли по внезапно выскочившему зайцу или трупу, коих в лесах хватало.

Неожиданно на правом фланге вспыхнула перестрелка. Стреляли солдаты из цепи, стреляли из леса по ним.

Сергей побежал туда, но на месте перестрелки уже были командиры рот из бригады. Быстро подтащили пулемёт «максим» и подавили сопротивление.

Цепь продвинулась дальше. Обнаружилось двое убитых в красноармейской форме, с оружием, и следы крови. Капельки её были на траве, на листьях кустарника.

– Ранен, причём всерьёз. Далеко не уйдёт, догоним. Тем более из леса ему не выйти – там ещё рота в оцеплении стоит, – сказал старший лейтенант из бригады.

Сергей решил про себя – не дёргаться более на перестрелки, у солдат из бригады свои командиры есть, опытные в таких облавных делах. Он же – «чистильщик» и облавами фактически не занимался.

Лес был пройден до опушки. Было убито четверо неизвестных и обнаружен пустой схрон и тайник. Оба были взорваны.

Солдатам подвезли полевую кухню, покормили, и потом – снова густой цепью, как гребёнкой, – в лес.

Этот массив оказался побольше и подобычливее. Перестрелки вспыхивали то на одном конце цепи, то на другом. Со стрелявшими не церемонились – обстреливали из пулемётов, закидывали гранатами, а кое-где и собак с поводков спускали. Но лес прочистили, как санитары. Итог – одиннадцать убитых и два взорванных схрона. Причём один – явно жилой и только что покинутый, поскольку в нём топилась «буржуйка» и грелась еда.

Облава закончилась только к сумеркам. А на следующий день повторилась в другом лесу и тоже принесла результаты. Бандитские вылазки и нападения в окрестностях прекратились. В самом местечке ещё грабили и постреливали, но с бандитами боролись патрули воинских частей и милиции. Хотя, если честно, сил у милиции было мало – одна полуторка на отдел из десяти милиционеров при наганах и трёхлинейках. Много не повоюешь.

Сборная рота самоходчиков вернулась в полк, имея одного легкораненого в руку. Командир полка был рад, что обошлось без потерь.

– Вчера в штабе корпуса был. На днях передислокация будет, на запад дальше пойдём. Большое наступление намечается. Генерал напрямую не говорит, но я же тёртый калач, не первый день на фронте, сам по признакам вижу.

– Немцев бить – это хорошо, но думаю, чем дальше на запад, тем сильнее сопротивление будет – и немцев, и поляков, и украинцев.

– Разобьём всех к… матери! Под Сталинградом разбили, под Курском хребет сломали – добьём! Немец уже не тот пошёл, что в начале войны, той наглости нет. Силён немец, но и мы уже не те, научились воевать, да и техники хватает.

Всё правда, Сергей и сам это видел. У пехоты автоматов полно, кормёжка исправная. В небе наши истребители уже не дают немцам безнаказанно бомбить. Танки и самоходки новые появились, целые полки.

Силён немец, и потери будут ещё больше, но у бойцов и командиров уныния, как в 1941 году, уже не было, ощущался боевой настрой и уверенность в победе.

Только уйти с полком дальше на запад не получилось. Сергея вызвали в ОКР СМЕРШа в Проскуров. Удивился майор, но в армии приказам подчиняются.

Он прибыл в отдел, доложился всё тому же полковнику Глине.

– Товарищ полковник, майор Колесников по вашему приказу прибыл.

– Не тянись, майор, мы не в армии. Садись.

Ничего хорошего от вызова к начальству Сергей не ждал. Есть поговорка: «Дорога вокруг начальства короче прямой». Вот он её и старался придерживаться.

– Как служба идёт?

– Нормально.

– Я смотрю – ты быстро освоился, в зачистках участвовал.

– Так точно.