Свиток Всевластия Чепурина Мария

– Умер, черт побери!!! Умер из-за того, что у меня кончилось молоко! Я и сама едва не околела этой зимой, пока ты отдыхал в своей тюряге! Даже не представляешь, чем мне пришлось заниматься, чтобы прокормиться и обогреться! Дошло до того, что моя полоумная мамаша написала на меня заявление в полицию, что я, мол, не блюду девичью честь и веду предосудительный образ жизни.

– Так тебя тоже арестовали?

– Я провела в тюрьме неделю, сразу после Рождества. Мать быстро поняла, что содержать меня за решеткой придется не кому иному, как ей, и принялась хлопотать, чтобы меня выпустили. Хотя, черт возьми, я не отказалась бы посидеть там подольше! В тюрьме, по крайней мере, не надо стирать и стоять в очередях за хлебом!.. Кстати, там, под крышкой, есть немного крольчатины. Съешь, пока не испортилось. Я решила, что в честь твоего возвращения можно позволить себе немного мяса. Купила остатки от остатков ужина маркиза де Буффле.

– Скоро нам не придется довольствоваться остатками от остатков! – заверил Помье свою «половину», выбирая ту из косточек, на которой осталось хоть сколько-то мяса. – Мы сможем покупать остатки прямо из дома маркиза!

– Что-то не верится, – вздохнула Тереза. – А когда ты на мне женишься?

Писатель поперхнулся:

– Мы же уже говорили об этом добрую сотню раз! И ты согласилась жить со мною невенчанной!

– Согласилась-то согласилась, но я думала, что ты все равно когда-нибудь на мне женишься. Неужели тебе не хочется иметь семью и деток, а, любимый?

Помье стиснул зубы от злости. И почему ему попалась такая бестолковая женщина?! Вот Руссо всю жизнь прожил невенчанным со своей подругой – даром что тоже Терезой! – так она ему и слова не сказала! И детей своих он всех сдал в сиротский приют! Вот и стал великим писателем. Разве можно сочинить что-нибудь гениальное, если под боком пищит один ребенок, за штанину тянет другой, а третий требует хлеба и молока?! Но нет, такой дремучей женщине, как Тереза, ничего этого не понять. Она даже и о Руссо ничего не знает: сколько ни пробовал Помье объяснить подруге, каким гениальным автором тот был, – все бесполезно.

– Вечно талдычишь одно и то же, – буркнул писатель. – Лучше бы время по часам узнавать научилась.

– В моем возрасте уже поздно учиться таким вещам, – вздохнула Тереза. – Подлей-ка мне кипяточку.

Помье покорно снял с печи ведро с горячей водой и вылил половину его в корыто.

– Кстати, утром, пока тебя не было, – вспомнила женщина, – сюда заходил один тип.

– Заказчик? – встрепенулся литератор. – Это не тот, для которого я написал пасквиль про королеву?

Непристойное сочинение про Ее Величество, за которое Помье и оказался в тюрьме, было заказано неким неизвестным, явившимся к литератору в маске и пообещавшим хорошо заплатить. Денег автор так и не дождался. Единственным утешением для писательского тщеславия стало то, что в течение недели пасквиль читали на всех перекрестках Парижа… ну и заключение в Бастилию, позволявшее уподобиться столпам Просвещения.

– Держи карман шире! – усмехнулась Тереза. – Тот прохвост здесь больше не появится, и не мечтай! Сегодняший оставил тебе записку: вон она, на столе. Надеюсь, это не заказ на очередную антиправительственную дребедень, за которую ты снова загремишь за решетку!

– Почему ты раньше не сказала?! Наверняка там что-то важное, – принялся ворчать литератор, разворачивая послание.

Прочитав несколько первых строк, он забыл и о Терезе, и о бесчестном заказчике, и о сегодняшних неудачах. Вот что за записку получил Люсьен Помье:

«Сударь! Быть может, Вы меня давно забыли и мое имя поначалу ничего Вам не скажет. Однако я льщу себя надеждой, что по некотором размышлении Вы все же восстановите в памяти сцену нашего столь неожиданно начавшегося и столь печально кончившегося ужина в стенах Бастилии. Итак, мое имя – Ходецкий. Во Франции меня знают как Кавальона. У меня есть и другие имена, известные в большей или меньшей степени. То из них, коим меня нарекли при крещении, я охотно назову Вам, уважаемый Помье, при личной встрече. В Вашей воле решить, состоится эта встреча или нет.

Помните ли Вы, сударь, роковой рассказ нашего бедного друга Феру, над которым сам он имел несчастье потешаться? Без сомнения, да. История о дарующем всевластие заклинании тамплиеров, кое необходимо трижды произнести „в столице столиц в царском дворце под сенью веры“, и о том, что свиток с этим заклинанием хранится в инкрустированной раковинами шкатулке у мадам де Жерминьяк, не могла не запасть Вам в душу. Быть может, Вы даже лелеете план раздобыть этот свиток? Человеческой натуре свойственно желание обладать всем самым лучшим, так что желание Ваше, с точки зрения разума, отнюдь не предосудительно. Но исполнимо ли оно? И да и нет.

Почему же нет? – спросите Вы. Да будет Вам известно, что месяц назад достопочтенная мадам де Жерминьяк отдала Богу душу. О причинах ее смерти ходят самые разные слухи. Свет горит нетерпением сыскать убийцу – подлинного или мнимого. Тем временем внучка мадам, прелестная девушка восемнадцати лет от роду, уже вернулась из монастыря, где воспитывалась, и вступила во владение наследством. Немудрено, что в городе появилось немало искателей руки мадемуазель. И знаете ли, сударь, кто первый среди них? О, трепещите же! Я Вам скажу! Сей ловкий ухажер не кто иной, как наш общий знакомый – виконт д’Эрикур, устроитель злосчастного пира и убийца Феру! Откуда мне известно, что Феру убил именно он? – желаете Вы спросить. Очень просто, Помье! Кто еще мог совершить это злодеяние, коль скоро это были не я и не Вы?

Итак, д’Эрикур в двух шагах от руки внучки мадам Жерминьяк и от ее палестинского сокровища. Поспешность, с которой он сделал предложение (а говорят, что это случилось всего через пару дней после его возвращения из Бастилии!), не оставляет сомнений: виконт женится не по любви, его цель – это свиток тамплиеров! Бог мой! Даже страшно представить, чего может натворить этот алчный и жестокий человек, этот бесчестный убийца, когда обретет желаемое всевластие! Впрочем, представим на секунду, будто бы это не д’Эрикур отравил нашего рассказчика – что с того? Неужели потомки Жака де Моле столько лет берегли палестинский свиток лишь затем, чтобы им завладел какой-то светский хлыщ, какой-то щеголь, купающийся в деньгах и уже пресытившийся всеми возможными удовольствиями?! Мое сердце трепещет при мысли об этом! Не справедливей ли было бы, если бы заклинание досталось честным людям, порой влачащим жалкое существование, но добродетельным и чистым душой, – словом, таким, как мы с вами?! Не справедиливей ли было бы, если бы заклинание помогло законному государю вернуть себе трон, похищенный узурпаторами?! Вы, без сомнения, желаете знать, о каком короле идет речь. Но тут я умолкаю. Бумаге нельзя поверять таких тайн.

Итак, Помье, исполнимо ли наше – да, теперь я решусь сказать именно так – „наше“! – желание получить заветный свиток, который, без сомнения, существует и за которым скоро будет охотиться весь Париж? Да, отвечу я! В том случае, если мы объединим свои силы. Как только Вы получите это письмо, заклинаю Вас, сударь, поспешите ко мне! Я живу на улице Папийон, в доме Карбино, на первом этаже, и приму Вас в любой час, в любой день недели. Свой план я могу изложить Вам только с глазу на глаз.

Засим остаюсь покорнейший и вернейший слуга Ваш, Ходецкий».

– Что там? – спросила Тереза.

– Да так… Ничего… Это новый заказ, – растерянно пробормотал литератор.

– Опять заказ?! – всплеснула руками женщина. – Смотри, как бы тебя снова не облапошили!

– Нет-нет, – пробормотал Помье, спешно натягивая кафтан. – Это совсем другое дело… На этот раз… Словом… Потом объясню…

– Ты куда на ночь глядя?

Помье не ответил. Он уже бежал вниз по лестнице, ощупью пересчитывая в кармане последние су на извозчика. До улицы Папийон можно было бы, конечно, дойти и пешком, но Ходецкий велел торопиться! Необычайное радостное предвкушение вдруг захватило Помье: теперь он был уверен, что до славы и богатства уже рукой подать.

До улицы Папийон литератор добрался уже в сумерках. Жилище Ходецкого, и без того овеянное таинственностью своего обитателя, казалось в полумраке еще более загадочным. Служанка домовладелицы указала Помье путь к квартире того, кто жил под фамилией Кавальон.

– Неужто вы не боитесь ходить к такому человеку? – произнесла она еле слышно, перед тем как исчезнуть.

– Я должен бояться?

– Месье Кавальона многие опасаются. Что до меня, то я всегда трепещу, когда вижу его!

– Отчего же?

– Говорят, он имеет власть как над живыми, так и над мертвыми.

– Не понимаю, о чем это ты говоришь?

– Не понимаете? Так вы, видать, еще ни разу его и не видели, сударь? Всякий, кто хоть несколько минут разговаривал с Кавальоном, говорит, что это непростой человек…

– Да что же в нем непростого?!

– Простите меня… Я не смею говорить… Боюсь, как бы наш могущественный жилец не покарал меня за излишнюю болтливость… – Потупившись, служанка замерла.

Помье понял, чего она ждет, и сунул в маленькую девичью ручку, покрытую цыпками, последнюю медную монету.

«Ни разу не видел! – повторил он про себя. – Ну и ну! Ведь я же добрых два часа просидел с ним бок о бок! Впрочем… Я не очень хорошо рассматривал этого Кавальона… Может статься, действительно что-то в нем не углядел. Бьюсь об заклад, во всем этом кроется какая-то тайна, и мне не терпится ее разгадать!»

Однако до разгадок было далеко, а вот новые загадки появлялись на каждом шагу. Едва Помье занес руку, чтобы постучать в дверь квартиры Кавальона, как она открылась сама собой. Ошарашенному писателю показалось, будто перед ним вход в иную вселенную: из полумрака, царившего в обиталище таинственного жильца, лились звуки чудесной мелодии, воздух за дверью был напоен удивительным благоуханием восточных ароматов – даже лучше, чем духи, которыми брызгался в тюрьме виконт д’Эрикур, запах которых литератор еще не забыл. Помье шагнул на порог и едва не столкнулся лбом с высоким стройным лакеем, неподвижно стоявшим у входа. Чуть поодаль вежливо склонил голову еще один слуга. Ни тот ни другой не проронили ни слова, когда писатель тихонько прошел мимо них. Попривыкнув к темноте, он различил в глубине передней двух прекрасных девушек, одетых восточными одалисками. В позах обеих выражались смирение и покорность. «Надо же, сколько у Кавальона прислуги! – подумал Помье. – Да какой необычной, какой вышколенной! Никто из этих ребят не потребовал у меня чаевых. Видать, хозяин платит им немало! Да, черт возьми, судя по всему, он богаче, чем мне казалось!»

Стоило писателю подумать о Кавальоне, как тот появился – важный, степенный, одетый в турецкий халат и тюрбан, благоухающий неизвестными травами. Молча, не сводя с гостя пристального, испытующего взора, ввел его в свой кабинет. У Помье глаза разбежались: чего тут только не было! Настоящая восточная сокровищница! Персидские ковры по всем стенам, величественный кальян, изображения русских святых с привешенными к ним разноцветными стеклянными амулетами, несколько рядов расставленных по полкам остроносых турецких тапочек, павлиньи и страусиные перья, статуэтка толстого китайского божка, изящные арабские кувшины и еще какие-то экзотические сосуды, похожие на медные ведра с ручками по бокам и краником посередине – их назначения писатель не смог уяснить, очевидно, они служили неким магическим целям. В том, что Кавальон занимается магией, сомневаться уже не приходилось: стеклянный шар на столе и человеческий череп возле него говорили сами за себя… Но откуда все-таки льется эта удивительная музыка? Помье оглядывался, тщетно пытаясь обнаружить ее исполнителя. Нет, видно, и тут без магии не обошлось!..

4

Судя по восторженному выражению физиономии горе-писателя, обстановка произвела на него должный эффект. Кавальон был доволен собой. С каждым днем он все лучше познавал человеческие души и все ловчее научался ими манипулировать. «Не так уж и далек тот день, когда мое имя поставят вровень с именем Калиостро», – с удовлетворением подумал «маг-алхимик».

– Месье Помье! – воскликнул он со всем возможным радушием, протягивая обе руки навстречу оборванному, замызганному литератору. – Какое счастье! Вы откликнулись на мое письмо! Бесконечно благодарен вам за это и бесконечно рад опять видеть ваше лицо! Кстати, знаете, кого оно мне напоминает? В Бастилии я никак не мог понять, на кого вы похожи, а теперь наконец-то сообразил! Вы – вылитый Вольтер в зрелые годы!

Одутловатое лицо собеседника Кавальона пребразилось.

– Я?! Похож на Вольтера?! Но, право, вы шутите! Для меня, конечно, чрезвычайно лестно это сравнение… Я никогда не надеялся… не дерзал… Да и потом… Судя по портретам нашего великого Фернейского старца, в его чертах нет ничего общего с моими!

– Неумелость художника! – махнул рукой Кавальон. – Вы ведь знаете, что рука человеческая несовершенна и она никогда не сумеет отобразить в полной мере творение Демиурга. Скажу прямо: тот портрет Вольтера, что обычно помещают на первых страницах его бессмертных произведений, не слишком-то удачен. Живьем он был совершенно иным! Этот взгляд… эта поразительная живость… это превосходное лицо, светящееся вдохновением…

– Так вы знали Вольтера?! – дрожащим голосом прошептал литератор.

«Все идет как задумано, – подумал с удовлетворением Кавальон. – Еще немного, и я стану для него божеством». Вслух же он произнес:

– Не только знал, но и знаю. Временами мы выходим на связь с небесным фантомом моего дорогого друга. Вы не поверите, Помье, но и там, в обители Бесконечности, на Великом Востоке, он не прекращает препираться с господином Руссо. А тот все такой же…

– Так вы и Руссо знали, сударь?

– И Дидро, и д’Аламбера, и Гельвеция…

– Откуда же?!

– Мы познакомились в доме мадам д’Эпине. Вы, разумеется, слышали о ее блестящем салоне, где собирались все энциклопедисты. Для посторонних единственным поводом для их сборищ служило желание поговорить о литературе и выпить несколько бокалов доброго вина… К счастью, философам удалось скрыть истинную цель своих визитов к госпоже д’Эпине…

– В чем же она состояла, позвольте узнать?

– Она состояла… в моем воспитании.

– Что?!

– В возрасте шестнадцати лет я был спасен французским посланником из заключения, в котором томился, начиная с самого нежного возраста. Я не знал ни материнской ласки, ни невинных детских игр на лоне природы. Ко мне не допускали даже охранников. Я рос, не видя ни единого человеческого лица. К шестнадцати годам я едва умел говорить и даже не подозревал о существовании грамоты, математики и искусств…

– Боже мой!

– Мое место занял самоотверженный юноша, вызвавшийся пожертвовать собой ради государя. Несколько лет спустя рука стражника лишила его жизни, избавив от тюремных страданий. Спасители переправили меня во Францию, где мадам д’Эпине пожелала усыновить меня. Я был дик, сторонился людей, не знал ни основ этикета, ни правил человеческого общежития. Матушке стоило немалых трудов приучить меня к столовым приборам и носовому платку. Однако сердце мое было неиспорченным. Многолетнее заключение оградило меня не только от хорошего, но и от дурного, оставив душу непорочно чистой. Я был своего рода добрым дикарем. Немудрено, что, увидев меня, прославленные философы пришли к выводу, что перед ними превосходный «материал» для создания совершенного человека. Посоветовавшись между собой, энциклопедисты решили воспитать из меня просвещенного государя, с тем чтобы впоследствии, заняв по праву принадлежащий мне трон, я провозгласил для моих подданных наилучшие законы, положив, таким образом, начало царству счастья и…

– Трон?! Так вы, что же… король?!

Кавальон поплотней запахнул халат, поправил чалму, запрокинул голову, чтобы смотреть на собеседника сверху вниз, и загадочно произнес:

– Не приходилось ли вам, сударь, слышать о младенце на русском троне? Он правил под именем Иоанн, но был свергнут в возрасте полутора лет и беззаконием воцарившейся самозванки залючен в темницу…

– Кажется… я слыхал… Неужели же… это вы?!

– Да, друг мой. Ходецкий – это вымышленная фамилия. Равно как Кавальон. Перед вами Император Всероссийский…

Литератор повалился на колени:

– Ваше величество!..

– Встаньте, Помье. Мне не по нраву изъявления раболепия. Я не деспот. Я король-гражданин, чтящий законы и уважающий свободы моих подданных.

– Счастливы русские, имеющие такого государя, как вы!

– Конечно, я государь с точки зрения Божественного права. Но трон, увы, до сих пор не принадлежит мне…

– Вы возвратите его, без сомнения, возвратите!.. Однако же… Как же я сразу не догадался, что вы из России?! Эти ковры, эти сосуды, тапочки, статуэтки… И все ваше одеяние! Сама манера держаться! Русский акцент! Бог мой, я был слеп! В вас все выдает Иоанна!

Кавальон одарил Помье покровительственной улыбкой:

– Да услышит Демиург ваши слова! Теперь-то вы понимаете, мой друг, для какой цели я хочу использовать свиток всевластия? Заклинание нужно мне не для тщеславия, не для удовлетворения низменной похоти и корысти, а затем, чтобы возвратить по праву принадлежащую мне власть и водворить на просторах своей любимой страны процветание и мир!

– Признаюсь, поначалу я не верил в этот свиток…

– Феру тоже не верил! И он поплатился. А после убийства госпожи де Жерминьяк всем стало очевидно, что реликвия существует и за ней идет подлинная охота. Впрочем, я-то знал об этом свитке и раньше…

– В самом деле? Но откуда?

– Он упоминается во многих алхимических и масонских трактатах: «Пламенеющей звезде», «Божественном оке», «Соломоновом ключе»… Вольным каменщикам давно известно об этом свитке, хотя место его нахождения и было покрыто тайной для нашего общества. Впрочем, царица Семирамида однажды поведала мне, что рукопись с заклинанием находится в одном из парижских особняков…

– Семирамида? Я думал, что вы не общаетесь с нынешней российской императрицей.

– То Екатерина. А Семирамида – это египетская царица…

– Разве Египтом правят не англичане?..

Кавальон недовольно поморщился. Кажется, он затронул слишком высокие материи, недоступные этому бесштаннику. Теперь придется все разъяснять.

– Семирамида – это каббалистическая царица Подземного мира, в который допускаются лишь те из масонов, кто достиг высочайшего градуса посвящения. Одиннадцать лет назад, когда скончались мои любимейшие наставники, господа Вольтер и Руссо, я уже был гроссмейстером ложи Девяти сестер, но чувствовал, что моих знаний еще недостаточно для государя. Около двух лет я путешествовал по Европе, встречаясь с самыми видными философами и каббалистами. К тому времени, как я достиг Королевства обеих Сицилий, мне уже было известно, что вулкан Этна является входом в Подземное царство. Исполнив предохраняющий от огня ритуал, я бросился в жерло…

– О Боже!

– …и достиг царства Семирамиды целым и невредимым. Впрочем, тут я должен умолкнуть. Царица взяла с меня клятву не разглашать ее алхимических тайн. Скажу вам лишь то, что благодаря магическим умениям, приобретенным в Подземном царстве, я смогу сделать свое собственное самым богатым и процветающим в мире… Готовы ли вы помочь мне в этом, Помье? Готовы ли вы стать ближайшим советником самого просвещенного русского государя?

– А как вы оттуда вылезли? – невпопад спросил литератор.

– Я покинул Подземное царство через пирамиду Хеопса, – не растерявшись, ответил Кавальон. – А теперь ответьте на мой вопрос. Готовы вы стать русским дворянином и придворным историописателем императора Иоанна?

– Придворным историописателем?! Как Вольтер! – Помье засветился от счатья. – О, Ваше Величество…

Он снова опустился на колени. Кавальон вытащил из-за шкафа старую, сломанную и кое-как скрепленную шпагу, выброшенную в прошлом году каким-то бретером и подобранную «на всякий случай». В темноте дефекта было почти не видно. Кавальон коснулся шпагой плеча доверчивого писаки и напыщенно произнес:

– Сим посвещаю вас в рыцарство, де Помье, и дарую вам титул маркиза Камчатского!.. Да огласится Вселенная подобающей к этому случаю музыкой!

Нежная мелодия в мгновение сменилась бравурным маршем. Взволнованный маркиз, ничего не понимая, завертел головой, а потом принялся целовать руку своего благодетеля.

– Клянусь, вы не пожалеете об этом! – зашептал он, роняя слезы. – Камтшат станет процветающим краем… где бы он ни находился!

– Славный маркиз! Жалую вам орден Соломоновой Звезды за вашу благонамеренность. – С этими словами «Иоанн» прикрепил к заношенному кафтану литератора бриллиантовую брошь мадам де Жерминьяк – одно из тех украшений, которое она отдала ему для улучшения.

– Бог мой! Ваше Величество! Мой язык немеет! Он больше не в силах выразить всю мою благодарность и восхищение! – забормотал Помье, разглядывая драгоценность.

Позволив новому подданному в должной мере насладиться своим назначением и выслушав массу раболепных глупостей, Кавальон приказал Помье подняться.

– Слушайте же мой приказ, господин маркиз! – произнес он. – Следующей ночью вы проберетесь в особняк д’Эрикуров, отыщете там спальню виконта и оставите там вот это. – Кавальон протянул литератору мешочек с украшениями.

– Драгоценные камни?! – изумился тот.

– Это драгоценности мадам де Жерминьяк. Бедная старушка поплатилась жизнью за сохранение своей святыни. У меня нет сомнений, что ее прикончил наш бастильский знакомый. Но как доказать это полиции? Сами понимаете, маркиз, нужны улики!

– А вы уверены, Ваше Величество, что к тому дню, когда умерла мадам, виконт был уже на свободе? – усомнился Помье.

– Какая разница! Он мог руководить убийцами из заключения! Да и вообще, Помье… Разве д’Эрикур не заслуживает наказания за свой образ жизни?! Он тратит деньги направо и налево, совращает девушек, занимается лишь тем, что ищет развлечений в то время, как народы стонут под гнетом несправедливых правителей, а люди пера с трудом зарабатывают себе на хлеб. Виконт не должен жениться на наследнице старухи и получить свиток всевластия, слышите?! Не должен ни в коем случае!

– Я исполню ваш приказ, Ваше Величество, – проговорил литератор.

– Превосходно. А теперь ступайте. Послезавтра я жду вашего отчета. И да пребудет с вами сила Соломона, маркиз!

Помье изобразил учтивый поклон. Это получилось до того комично, что Кавальон едва удержался, чтобы не рассмеяться.

– Последний вопрос. Откуда эта музыка, Ваше Величество? – спросил писатель. – Сколько я ни глядел, а исполнителя не заметил.

– Это музыка небесных сфер, друг мой. Ей не требуется исполнитель, – загадочно проговорил Кавальон, выпроваживая визитера.

Обработав Помье и благополучно отделавшись от него, Кавальон первым делом потушил ароматические свечи – все-таки он терпеть не мог эту экзотическую вонищу! – и зажег две масляные лампы. Комната сразу потеряла магическое очарование, но стала гораздо пригоднее для житья. Закончив с освещением, алхимик сбросил надоевшие халат и чалму и, оставшись в кюлотах, чулках и белой рубашке, вытер пот со лба и крикнул:

– Выходи!

Дверца платяного шкафа медленно отворилась, и в комнате показался худенький бледный юноша, сжимающий в руках скрипку.

– Ну и намаялся же я, сударь, – произнес он. – Дырка, которую вы прокрутили, еле-еле позволяла мне дышать, а о свете и говорить не стоит…

– Хватит жаловаться! – буркнул Кавальон, снимая с полок восемь пар турецких тапочек. – Я плачу тебе так щедро, как никто другой! Вот, возьми три ливра. И еще пять су я дам тебе за то, что ты отнесешь эту обувь господину Мехмеду на улицу Тикетон. Передай, что я бесконечно благодарен ему за предоставленные вещи и буду рад опять прибегуть к его помощи!

Скрипач поклонился и, не разгибаясь, попятился к выходу. Проявление почтительности оказалось чрезмерным и неудачным. Через несколько секунд после того, как юноша исчез в прихожей, Кавальон услышал оттуда грохот. Бросившись выяснить, в чем дело, он увидел именно то, что и ожидал: парень налетел на картонную фигуру одалиски, а та, падая, повалила и остальную разрисованную плоскую «челядь».

– Можешь не поднимать их! – бросил алхимик засуетившемуся было скрипачу. – Все равно им тут больше стоять не придется.

Собрать одежду, книги, экзотические вещи, магические принадлежности… Упаковать картонных слуг… Разобрать механизм, незаметно открывающий дверь посредством натяжения веревки… Ах да, еще заплатить служанке за обработку Помье!.. Но до чего же хорошо быть богатым!

Продав несколько украшений покойницы Жерминьяк (подбросить д’Эрикуру все, что получил, было бы просто безумием!), алхимик обеспечил себе безбедное существование на несколько месяцев вперед. Это было весьма кстати, учитывая, что Кавальона видели в доме старухи в день ее смерти и, разумеется, разыскивали, так что из дому он старался по возможности не выходить. Надеялся переждать опасность. Теперь можно больше не работать на Пальмароля, не бегать по городу в поисках новостей, подкупать слуг, нанимать помощников, приобретать и брать внаем вещи, необходимые для воздействия на легковерных людей… И без труда подыскать новое местожительство. Оставаться на прежней квартире было опасно. Вдруг Помье поймают, когда он будет подбрасывать украшения?! На допросе он, разумеется, укажет на Кавальона и сообщит его адрес. А если выполнит задание и потребует новых наград или новых доказательств царственного происхождения? Нет, встречаться с горе-писателем больше ни к чему. К тому времени, когда он проникнет в дом д’Эрикуров, псевдо-Иоанн должен уже быть на новой квартире, и как можно дальше от улицы Папийон.

В дверь постучали.

– Войдите! – сказал Кавальон.

Появилась служанка.

– Вижу, что ты сделала все, как надо! – одобрительно произнес алхимик и потянулся за кошельком. – Насчет вознаграждения – все, как договаривались. Не думай, что я тебя обманул. Вот, возьми.

– Спасибо, сударь! А я вовсе и не думала, что вы меня обманете. Просто, раз уж мы с вами договорились и я вроде как теперь ваша служанка, думаю, что надо рассказать вам кое о чем… Пока вы говорили с этим Помье, под окном крутился какой-то подозрительный человек. Он следит то ли за ним, то ли за вами… А возможно, и за обоими.

5

Оказавшись на улице, Помье первым делом снял с груди орден и рассмотрел его. Неужели настоящие бриллианты?! Вообще-то до сегодняшнего дня литератор видал драгоценные камни лишь издали – на шеях знатных дам в театральных ложах да на картинах. Но бриллианты, в его представлении, должны были быть именно такими, как на ордене: многогранными, сверкающими и заставляющими сердце биться чаще. «Кстати, забавно, что русский орден чем-то напоминает французскую женскую брошку, – подумал Помье. – Впрочем, Восток – он и есть Восток. Разве его поймешь?»

В любом случае размахивать такой ценной вещицей на улице было бы верхом непредусмотрительности. Тем более, что час был уже поздний: солнце давно скрылось, вечер плавно превращался в ночь. Одинокий фонарщик доливал масло в уличную лампу, чтобы зажечь ее. Шум колес немногочисленных экипажей говорил о том, что спектакли закончились и господа разъезжаются по домам. Между строений промелькнули силуэты патрульных: очевидно, они проверяли кабачки и притоны в поисках загулявших солдат Парижского гарнизона. Больше на улице никого не было: добропорядочным гражданам в это время уже полагалось читать молитву на сон грядущий, гражданам развращенным – кутить в игорных домах, забавляться с падшими женщинами и предаваться греху чревоугодия. Помье быстро спрятал свой орден, засунул мешочек с драгоценностями под кафтан и зашагал прочь от дома алхимка так быстро, как мог.

От посещения Кавальона осталось двоякое впечатление. Стоя перед магом, Помье безоговорочно верил и в то, что это русский царь, и в то, что он спускался в подземное царство, и в то, что он поможет в литературной карьере. Теперь, на свежем воздухе, в голову стали просачиваться шальные мысли: а не обманщик ли Кавальон? а не приснилась ли писателю вся эта история? Но бриллианты-то – вот они, вполне себе настоящие! Разве стал бы мошенник вручать полузнакомому человеку такие сокровища? Нет уж, встреча с Кавальоном была слишком большой удачей – вернее, едва ли не единственной удачей в жизни Помье, – чтобы так просто от нее отказаться. Иоанн или не Иоанн, человек он в любом случае непростой. «Выпал шанс, и за него надо держаться», – думал писатель.

В том, что свиток тамплиеров существует, он больше не сомневался. Если за этой вещицей охотятся и Кавальон, и виконт, было бы глупостью отказываться от своей доли, продолжая в нее не верить. Нет, Феру умер неспроста! Да и старуху никто просто так убивать не станет. «Хорошо, что о заклинании знает еще не так уж много народу, – думал Помье. – Чем меньше конкуренция, тем больше у меня шансов завладеть им единолично. Эх, вот бы обдурить и царя, и виконта, выхватив свиток всевластия у них из-под носа! Иоанн хоть и просвещенный монарх, а я все ж поумнее его буду, все-таки я француз. Да и писатель, как ни крути!»

Пересекая улицу Добрых Вестей, Люсьен Помье неожиданно почувствовал себя сильным и хитрым. Ему показалось, что оба соперника уже обведены вокруг пальца и стоит лишь протянуть руку, чтобы завладеть заветным свитком. «В столице столиц в царском дворце под сенью веры…» Нет, черт возьми, литератор еще покажет им обоим! Украшения д’Эрикуру он, конечно, подбросит. Но не как подданный Иоанна, а сам по себе, исходя из личных побуждений. А потом, когда виконта арестуют… Потом они с Кавальоном еще поборются! Потом Помье себя покажет! Эх… Да что там! Помье покажет себя прямо сейчас!..

Начать «показывать себя» Люсьен решил с пересмотра судьбы украшений, исходя из собственных интересов. Какой смысл подбрасывать виконту все, что есть? Для обвинения в убийстве достаточно и одного ожерелья. Ну, в крайнем случае, двух. Остальное можно использовать намного рациональнее. Например, для удовлетвория нужд талантливого писателя.

Держать драгоценности дома было бы, конечно, безумием. Устрой тайник под половицей, сунь сокровище в сундук или зарой его в солому, наполнявшую подушку, – Тереза все равно отыщет, максимум через день. Нет, вручить подруге бриллиантовую побрякушку аристократки было бы, конечно, эффектно. Хотя продать все-таки куда выгоднее. Впрочем, это можно совместить. Сначала Помье подарит Терезе какое-нибудь из этих украшений, чтобы она восхитилась, подобрела и перестала проситься замуж. А потом, через недельку, они вместе продадут дорогую безделушку: прачке же все равно некуда носить бриллианты… Но все это не сейчас. До возвращения домой необходимо найти тайник, чтобы припрятать законный орден и «лишние», с точки зрения расходования улик, украшения!

Помье принялся присматриваться к окрестностям, выбирая подходящее место. Увы! Дойдя до дому, он так и не обнаружил, чего искал. Ничего другого, кроме как закопать дагоценности, в голову писателю не приходило, но отыскать в вымощенном камнем и застроенном четырех-пятиэтажными домами Париже клочок земли было проблематично. Не лезть же через забор в частный садик!

От тупичка Собачьей Канавы было не очень далеко до сада Тюильри, и литератор не придумал ничего лучше, чем направиться туда. Потратив на то, чтоб добраться, едва ли не полчаса, Помье, разумеется, обнаружил, что сад закрыт на ночь. Надо было идти дальше: возвращаться домой, пока не спрятаны драгоценности, Помье себе запретил. Миновав площадь Людовика XV, он оказался в захолустном местечке под названием Елисейские Поля. Трудно сказать, схожести с чем тут было меньше: с дневнегреческим раем, чье претенциозное имя дали району, или с городской улицей, каковой он официально именовался. По обеим сторонам безлюдной дороги густо росли деревья, так что скорее «поля» были парком или маленьким леском на краю города. Домов здесь почти не было, разве что несколько хижин, служивших магазинами и кафе. Летом, когда цвели клумбы и можно было валяться на траве, беднота приходила сюда танцевать и пить вино после воскресной службы. В холодный же сезон, тем более по ночам, пешеходы редко совались в этот район: кроме неприятностей, искать тут было нечего. Одним словом, идеальное место для клада.

Найдя уединенный уголок среди деревьев, литератор не без труда выкопал ямку: получилось неглубоко, поскольку инструментов у него не было. В тайник он положил свою восточную награду, пару сережек с рубинами и изумрудное ожерелье. На руках остался комплект украшений из жемчуга: серьги, браслет, колье и серебряное колечко. Для того чтобы подбросить д’Эрикуру, этого будет достаточно, решил Помье. Пусть полиция потом добивается от виконта, куда он сбыл остальное!

…До дому писатель добрался только за полночь. Вопреки ожиданиям, Тереза не встретила его бранью. Она только посмотрела на Помье исподлобья, мрачно покачала головой и изобразила величайшее отвращение на лице. «Ревнует! – усмехнулся про себя литератор. – Думает, что я был с другой!» Впрочем, молчание обычно темпераментной подруги его малость обеспокоило. К счастью, оно продлилось недолго. Ближе к ночи вспыхнула очередная склока; как всегда, она началась по самому ничтожному поводу, а разгоревшись, превратилась в перепалку о деньгах и необходимости обвенчаться. Получив пару оплеух, Помье понял, что с Терезой все в порядке, и заснул почти счастливый. Он продрых всю ночь, видя во сне сказочные богатства мадам Жерминьяк и не замечая ни блох, ни клопов, ни других постояльцев своего старого тюфяка.

О том, где находится особняк господ д’Эрикуров, в квартале Марэ (а именно в этом богатом районе велел искать своего «клиента» царь Иоанн), знала каждая собака. Около полудня следующего дня Помье уже стоял перед этим домом, прикидывая, как туда можно попасть. Выходило, что никак. Окна первого этажа были расположены высоко и, естественно, закрывались ставнями. Въездные ворота для экипажей были на замке. Черный ход, надо думать, тоже охранялся.

Стоило литератору подумать о черном ходе, как его дверь отворилась и на улицу вышла девушка. Судя по укороченному кринолину, скромному чепцу, поношенным туфелькам, корзине в руках и просто потому, что молодая особа вышла на улицу пешком, без сопровождения, это была служанка. Наметив кое-какой план, Помье двинулся за ней.

Преследование оказалось недолгим. Уже через два квартала, свернув на другую улицу, девушка поняла, что за ней следят, и остановилась.

– Чего тебе? – спросила она, не особенно церемонясь. – Какого рожна ты за мной увязался?

Потрепанное одеяние литератора не располагало к особой вежливости.

– Ты ведь служанка господ д’Эрикуров, не так ли? – ответил он вопросом на вопрос.

– И что с того?

– Хотела бы заработать себе приданое?

Девушка с подозрением покосилась на литератора и промолчала. Тот, понимая, что предложение вызвало интерес, вытащил из кармана самую дешевую из вещиц, полученных от русского императора, – колечко с жемчужиной. Служанка не смогла скрыть удивления. Такой бедный наряд – и такие сокровища при себе!

– Где ты это украл? – вырвалось у нее.

– Я не воровал. Мне это дали. Можешь считать, что я получил наследство. Ну так как, хочешь заполучить перстенек?

– Смотря что нужно сделать для этого.

– Резонный ответ! Вижу, что ты умная девчонка. И похоже, столковаться мы сумеем. За эту драгоценность я хочу самой малости. Открой мне дверь в дом своих хозяев сегодня ночью!

Служанка рассмеялась ему в лицо:

– И ты еще говоришь, что не вор?!

– У господ не пропадет ни одного су, клянусь тебе! Я иду в их дом не затем, чтобы воровать.

– Ну и зачем, интересно узнать? Всегда думала, что честные люди ходят в гости днем, а по ночам в чужие дома крадутся только преступники!

– Это… связано… – Помье изо всех сил старался сочинить правдоподобный повод, не слишком наврать и не выдать при этом истинных целей своего «визита». – Это связано с одной очень давней историей! Видишь ли… Я посвещен в тайны семьи д’Эрикуров… И должен принести хозяину некую вещь от его тайной дочери. Ему нельзя знать, кто принес…

– Старшему хозяину или младшему? – перебила служанка.

«Черт возьми, их еще и двое! – подумал Помье. – Старший – это, наверно, отец нашего д’Эрикура».

– Младшему, – ответил он. – Покажешь его спальню?

– А может, тебе еще и…

Внезапное происшествие заставило служанку умолкнуть. Ни она, ни Помье не успели ничего сообразить: оборванный мальчишка подлетел, словно вихрь, вырвал колечко из рук писателя и унесся. Ограбленный пришел в себя лишь спустя несколько секунд.

– Обокрали! – заорал он что есть мочи. – Держи вора!

Помье даже попытался пробежать несколько шагов следом за похитителем, но лишь выставил себя в жалком свете: где пузатому стареющему увальню было угнаться за юным воришкой, специально тренировавшимся для таких «фокусов»!

– Полиция! – крикнул обессилевший литератор.

Никто не отреагировал.

– Не советую тебе звать полицейских, – заметила служанка. – Вора они все равно не поймают, а вот откуда у тебя драгоценности, наверняка поинтересуются.

Черт возьми, она была права! Отдышавшись, Помье решил смириться с потерей. В конце концов, колечко досталось ему даром и было наименее ценной частью «наследства» мадам Жерминьяк. У него есть кое-что получше. Жаль, конечно, отдавать это служанке, но…

– Предложение остается в силе, – сказал Помье. – Если впустишь этой ночью в дом, получишь жемчужную сережку. В ней гораздо больше камней, чем в этом колечке.

– Покажи! – потребовала девушка.

Они отыскали узкую улочку, по которой мог пройти лишь один человек, да и то обтирая боками стены домов, и скрылись там от посторонних глаз и рук. Помье вытащил одну из сережек. Впечатлила ли служанку ее ценность по сравнению с кольцом, или свершившееся только что ограбление заставило прийти к выводу, что Помье не вор, но только девушка теперь начала говорить совсем по-другому. Личность и цели писателя ее больше не интересовали.

– В полночь тебя устроит? – спросила она.

– А челядь и господа уже будут спать?

– Все, кроме младшего господина. Он обычно развлекается в гостях в это время и приезжает под утро.

– Спрячешь меня в людской в случае чего?

– Ишь чего захотел! Я все-таки девушка. И мне не пристало держать в своей комнате незнакомых мужчин, да еще и по ночам.

– Клянусь, я тебя не трону!

– Перекрестись!

Литератор перекрестился. Служанка задумалась.

– А у статуи Девы Марии ты поклянешься, что не станешь покушаться на мое целомудрие и ничего не украдешь у хозяев?

– Изволь. Поклянусь.

– Ну тогда пошли в церковь!

«Как бы она не проболталась обо всем после того, как полиция обнаружит драгоценности у виконта, – подумал Помье по дороге к церкви Святого Павла и Святого Луи. – Надо будет посулить ей и вторую сережку. Через месяц. В том случае, если о моем посещении ничего не станет известно».

«Ох, ну и домище у этих Эрикуров!» – в пятый раз повторял про себя литератор, пробираясь по анфиладе комнат. В каждой руке у него было по башмаку: чтоб не выдать себя громкими шагами, Помье решил двигаться босиком. Ни свечи, ни лампы он тоже не взял. Перестраховался. Впрочем, чем дальше, тем сильнее казалось, что напрасно. Судя по величине этого особняка, в разных его концах могли бы бродить человек десять – да так и не и встретить друг друга. Как ни крути, а у комнатушки в мансарде, в тупичке Собачьей Канавы, есть свое преимущество перед частным господским домом: если к ним с Терезой влезет вор, они его сразу же заметят!

Впрочем, сегодня это преимущество не на руку Помье. После окончания делишек в особняке ему еще предстоит пробраться к себе домой и не разбудить подругу. Достоверного оправдания для ночной отлучки литератор так и не смог придумать. Вечером он, сделав вид, что охвачен редкостным вдохновением, засел за новый роман (модная эпистолярная форма, бичевание пороков, прославление добродетелей, немножко Дидро, немножко «Опасных связей» – будущая сенсация!), велев Терезе ложиться, не дожидаясь его. Прачка, как обычно, поворчала насчет того, что писать надо днем, пока светло, чтобы не переводить масло в лампе, а лучше вообще не писать и пойти на обойную фабрику, как поступают нормальные люди. Вволю наругавшись, Тереза наконец уснула. Помье выскользнул из дома, не разбудив ее. Предназначенные стать уликами украшения он все время держал при себе.

…И все же какое счастье, что Помье договорился с той служанкой! Найти спальню виконта он сумел только благодаря данной ею инструкции: пройти столько-то комнат, повернуть туда-то, пройти еще столько-то… Приметы: большая кровать, секретер, ширма, четыре кресла и столько же маленьких скульптурных бюстов на каминной полке: Вольтера, Расина, Корнеля и гологрудой негритянки с кольцом в носу.

Кажется, все совпадает. Стало быть, отыскал. Вот она, спаленка д’Эрикура.

Секретер был открыт. Похоже, что виконт не очень-то заботился о конфиденциальности: на откидной столешнице лежало неотправленное письмо к какой-то мадам, перо валялось брошенным кое-как, парные чернильница и песочница из фарфора (в темноте было не разобрать, чем они разрисованы) выглядели так, словно хозяин прикасался к ним минуту назад, маленький медный глобус намекал на то, что д’Эрикур претендует на звание просвещенного человека. Впрочем, личные дела и любимые мелочи виконта не интересовали Помье. Главное, что откинутая крышка секретера делала доступными все ящички. Литератор открыл первый попавшийся, сунул туда жемчужное ожерелье… и задумался.

Кольцо из предназначенного виконту набора похищено, сережки отошли к прислуге, остается браслет. А стоит ли подбрасывать еще и его? Иоанн надавал Помье кучу сокровищ, но разве для доказательства соучастия виконта в преступлении недостаточно того, что у него найдут всего одну вещицу? Черт возьми, зачем разбрасываться жемчугом?! Литератор и так положил в секретер вещицу стоимостью в целый дом – а тут еще и браслет… Конечно, опасно держать у себя украшения убитой, чего доброго, узнают и заподозрят… Но сколько же можно прозябать в нищете, в конце концов!

Спрятав браслет обратно в карман, Помье решил, что его миссия выполнена. Пора было двигаться к выходу. Так, значит, из спальни обратно в уборную, там туалетный столик виконта и его ванна, потом в боковую дверцу, пройти две комнаты, повернуть направо… или налево? Эх, надо было внимательнее смотреть по сторонам, когда искал спальню! Хотя что тут разглядишь: темнотища, луна тоненькая, звезды, правда, светят, но толку-то, если на окнах портьеры!.. Впрочем, выход, кажется, уже близко. Еще две комнаты и… Черт возьми, неужели так трудно пройти тем же путем в обратном порядке?! Надо вернуться в спальню виконта и попробовать все с начала. Сюда, сюда, потом туда… Заперто! Какая-то кушетка поперек дороги… Умывальная, будуар… Нет, здесь он не был. А куда делась спальня виконта? Неужели он, Помье, до такой степени бестолковый, что не в состоянии найти выхода из обыкновенного особняка?! Ладно, наверняка правильный путь не один. Может, за следующий дверью… Ну-ка…

– Кто здесь? – неожиданно раздался женский голос.

Перепуганный литератор замер. Дьявол! Как это он, сам того не ведая, забрел на женскую половину? Кто эта особа? И главное – что теперь делать?!

Притворяться статуей не имело смысла. Угли в камине еще не погасли, и их слабого света хозяйке спальни было достаточно, чтобы разглядеть незваного гостя. Вскочившая с кровати особа, кажется, так напугалась, что и не подумала стесняться того, что она перед незнакомцем в одной рубашке.

– Кто вы? Что вы здесь делаете? – взволнованный голосок был таким юным, что Помье пришел к выводу, что перед ним девица.

Кто же она такая? Сестра виконта?

– Немедленно отвечайте! Или я буду звать на помощь!

Перед глазами Помье, поначалу недооценившего опасность ситуации, мновенно нарисовалась Бастилия. Нет, только не обратно!

Литератор шлепнулся на колени:

– Не гневайтесь, сударыня! Прошу, выслушайте меня! Заклинаю всеми святыми…

– Что вы украли?

– Ничего! Вы можете ощупать мои карманы, клянусь, мадемуазель! Я проник в ваш дом отнюдь не с целью ограбить!

– Тогда с какой же?

– Я… Я…

Мысли в голове Помье мешались от страха, но одну из них – самую удачную и самую безумную одновременно – литератору все-таки удалось вычленить из этой мешанины.

– Я проник к вам, мадемуазель… потому что я ваш тайный поклонник…

– Что?! И вы смеете утверждать?!.

– Вы – моя муза, вы – моя тайная страсть, уже три года как все мои помыслы только о вас, мадемуазель д’Эрикур!..

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«… Мы с товарищем поднялись в горы и зашли в чегемские леса, якобы охотиться на крупную дичь. Когда ...
Молодой ученый-физик Глеб гулял по парку со своей невестой Юлей, а в следующий миг вдруг очнулся на ...
В. И. Гурко – блестящий русский боевой офицер, генерал от кавалерии, сын прославленного генерал-фель...
Уникальная книга Энно Эдварда Крейе – известного писателя-публициста, профессора истории университет...
Сколько стоят рубашки, в которых рождаются счастливчики? Кто их шьет, как снимают мерку и кому они п...
Отношения, связавшие Германию и Советский Союз перед началом Великой Отечественной войны, определили...