Три стильных детектива Изнер Клод

– Разве вы – месье Мори? Мне сказали, он японец.

– Я его зять.

– Сожалею, месье. Мне велено отдать пакет адресату лично в руки.

– Симеон, будьте добры, позовите патрона, я не в силах, – простонал Жозеф, облокотившись на стойку.

Кэндзи зашнуровывал ботинки, когда в дверь его квартиры постучал Симеон Дельма. Он рассыпался в извинениях по поводу своего вторжения и попросил хозяина спуститься.

Расписавшись в получении и дав посыльному на чай, Кэндзи уселся за письменный стол, под любопытным взглядом зятя вскрыл пакет и, залившись краской, поспешно спустился в подвал.

– Да что это с ним такое?! – вскричал Жозеф. – У меня назначена встреча, мне надо уходить.

Кэндзи пересек хранилище, где возвышались горы книг, и прошел в бывшую лабораторию Виктора, где Жозеф теперь держал личные бумаги и энциклопедии. Укрывшись в этой маленькой комнатке, Кэндзи при свете газовой лампы рассмотрел содержимое пакета: там оказался надушенный конверт и фотоальбом, где Фифи Ба-Рен, под сценическим псевдонимом Фьяметта, представала во всей красе. Возбуждение охватило Кэндзи при виде этой роскошной женщины в легком неглиже. Он вспомнил про Джину и устыдился: нет, он должен хранить верность любимой. Кэндзи отложил альбом и поднял взгляд на старые пожелтевшие фотографии на стене: мадам Пиньо тянет руки к пухлому младенцу… А вот и сам Кэндзи, беседует с букинистом с набережной Малакэ… На другом снимке была изображена незнакомка в ратиновом пальто, пересекавшая Реннскую улицу…

Кэндзи решился распечатать конверт.

Мой дорогой микадо,

Ты – дрянной мальчишка, а ведь когда-то ты называл меня «моя кошечка». Неужели ты забыл свою подругу? С самой премьеры я напрасно ожидала, что ты придешь в театр. Почему ты избегаешь меня? Чем я провинилась? Приходи. Шлю тебе контрамарку. И не откладывай, спектакль идет только до начала декабря.

Эдокси,

а для своих Фифи Ба-Рен.

Кэндзи перечитал письмо еще раз, задумался на несколько секунд, а потом разорвал послание в мелкие клочки. Но контрамарку не тронул, напротив, сунул в карман. А альбом? Неужели его тоже придется уничтожить? Кэндзи схватил экземпляр «Фигаро», намереваясь завернуть в газету альбом с фотографиями бывшей любовницы. Он машинально пробежал глазами страницу – и увидел два имени, подчеркнутые карандашом. Кэндзи поднес газету к свету и прочитал:

Отопление фиакров становится смертельно опасным. Двое мужчин – Деода Брикбек, служащий парижской обсерватории, и Максанс Вине, рабочий-литейщик, проживающий в заведении Тисран на улице Алезья…

На полях была пометка: «Проверить». Кэндзи без труда узнал почерк Виктора с характерной крышечкой над буквой «П». Так. Похоже, внимание Виктора снова привлекло необычное происшествие!

– Когда это случилось? – пробормотал Кэндзи, проверяя дату на газете. – 18 ноября, не так давно. Час от часу не легче. Интересно, Жозеф снова с ним заодно? Значит, оба моих компаньона играют в детективов. Неудивительно, что им не до торговли! Ну, ничего, я наведу здесь порядок!

Спрятав компрометирующий подарок Эдокси под стопкой журналов, Кэндзи поднялся наверх и стал перебирать карточки своего каталога. Но сосредоточиться ему не удавалось – поведение компаньонов возмущало Кэндзи. Он уже жалел, что обнаружил эту проклятую газету.

«Если они снова взялись за свое, прощай покой! Работать мне, очевидно, придется одному! Они просто издеваются надо мной!»

В глубине души Кэндзи прекрасно сознавал, что злится не столько на Жозефа и Виктора, сколько на себя самого – из-за Эдокси Аллар.

«Нет, я не пойду в театр, – подумал он. – И избавлюсь от контрамарки».

Он должен обуздать свои страсти, держать себя в руках.

– Простите, месье, вы хорошо себя чувствуете? – обратился к нему Симеон Дельма.

– Да. А почему вы спрашиваете?

– Вы покраснели, похоже, у вас жар.

– Нет, со мной все в порядке, просто тут слишком натоплено, – спокойно ответил Кэндзи. – А где Жозеф?

– Уехал.

– Куда?

– Не знаю, месье Мори, он очень торопился. Сказал, что вернется через час. Простите, могу ли я задать вам вопрос?

– Разумеется.

– Как давно существует ваша книжная лавка?

– Ее открыл за четыре года до моего рождения, в 1835 году, месье Эмиль Легри, дядя Виктора.

– А вы действительно родились в Японии?

– Да, в Нагасаки.

– Как бы мне хотелось туда попасть! Япония такая экзотическая страна!

– О, все изменилось, теперь это современная страна.

– Вы давно там бывали?

– Вот уже тридцать семь лет, как я уехал из Японии. В 1878 году мы с месье Виктором занялись книготорговлей. Судьба вертит нами, как ей вздумается… Вы верите в судьбу, Симеон?

– О нет, месье, я верю в свободную волю и считаю, что каждый несет ответственность за свои поступки.

– Вы меня заинтриговали, Симеон. Вот уже три недели, как вы работаете у нас, и я не перестаю удивляться, почему такой умный и образованный человек, как вы, не нашел себе более завидную должность.

– Здесь, среди книг, я в своей стихии. К тому же график удобный – вторая половина дня в полном моем распоряжении, и у меня есть возможность расти, развиваться. Я надеюсь, что когда-нибудь смогу заниматься тем же, чем и вы… Скажите, месье, а правда, что месье Виктор иногда расследует преступления?

– За ним такое водится. Но я не хотел бы продолжать эту тему.

Жозеф устало опустился на скамью в «Потерянном времени», выбрав ту, что поближе к печи, и заказал маленькую чашечку черного кофе и один круассан. Хозяйка заведения, приветливая немолодая женщина, в этот ранний час расставляла на стойке стаканы, готовясь угостить сухим белым вином матросов, грузчиков и других работяг.

Вскоре появился Виктор – с заспанным лицом и взъерошенными волосами. Жозеф встретил шурина угрюмым молчанием. Но потом заметил, что рука у Виктора забинтована, и не удержался от вопроса:

– Что случилось?

– Упал с велосипеда вчера вечером, ничего страшного. Велосипед пострадал больше, чем я. Мне, пожалуйста, то же самое, – сказал Виктор хозяйке, которая принесла заказ Жозефа.

– Что ж, тогда перейдем к делу. Скажите, зачем вы вытащили меня сюда в такую рань? Я с трудом соображаю, дочка плакала всю ночь… Вчера я побеседовал с коллегой Деода Брикбека, с его консьержкой и соседями. Тут есть от чего свихнуться, скажу я вам! Такое впечатление, что психов на свободе больше, чем в специальных учреждениях! Вот что я выяснил: прежде чем отдать концы в фиакре, Деода получил два письма, одно на работе, другое дома. Так что, думаю, вы не ошиблись: это было преднамеренное убийство. Честное слово, вы чуете преступления, как утечку газа!

– Это все?

– А вам мало? – возмутился Жозеф. – Хотя да, я забыл рассказать еще кое-что: каждое лето Деода Брикбек ездил на собрания куда-то в пригород Парижа. И, возможно, его квартиру обокрали – после того как он умер.

Виктор чиркнул спичкой и закурил сигарету.

– Ваш рассказ подтверждает то, что я узнал от Бернадетты Перошон, сестры Донатьена Ванделя. Собрания проходили в Домоне, в замке некоего Гюго Мальпера, и там присутствовали все, кому помогал мой дядя Эмиль, в том числе какая-то содержанка, как выразилась о ней мадам Перошон, Сюзанна Боске. А приятель Максанса Вине, которого я навестил в заведении Тисран, сообщил, что в вечер убийства его сосед покинул дом в сопровождении неизвестного лица.

– Таким образом, у нас намечаются три следа: кокотка, Дюкудре и все тот же господин из Домона, – подытожил Жозеф.

– Еще нам известно, что один из членов ассоциации «Подранки» служит на ферме, где выращивают шампиньоны.

– Нам еще только шампиньонов не хватало! Давайте поскорее составим план действий, мне скоро надо уйти, я должен успеть к открытию магазина. Я займусь супругами Дюкудре. Их магазин будет несложно найти. Но сегодня нам с вами придется оставаться в книжной лавке, у Кэндзи свидание.

– Мне кажется, в первую очередь необходимо заняться Гюго Мальпером. Все трое погибших были у него этим летом, и именно оттуда Донатьен Вандель вернулся парализованным, – пробурчал Виктор, кладя в блюдце несколько монет.

– Что ж, с удовольствием уступлю его вам. Домон – это ведь у черта на куличках!

Увы, Виктору и Жозефу пришлось забыть на время о своем расследовании. Несмотря на проливные дожди, в книжной лавке на улице Сен-Пер в эти дни было полно покупателей, выбирающих книги в подарок на Рождество.

Зульме Тайру поручили следить за цветной капустой. Овощи варились на медленном огне, и девушка почти справилась с задачей: ущерб был минимальный, только одна разбитая чашка и опрокинутая солонка. Но она никак не могла взять в толк: зачем на столе лежит корка хлеба? Зульма отправила ее в рот, мысленно поблагодарив Эфросинью.

– Вы глупы, как индюшка! Этот ломтик поджаренного хлеба надо было положить в готовое блюдо, а вы его слопали! Что стоите столбом, отрежьте еще кусок и обжарьте! Или думаете, я заставлю вас все выплюнуть?

– Слишком поздно, я уже проглотила, – виновато пробормотала Зульма.

Звонок в дверь прервал их перепалку.

– Откройте! – приказала Эфросинья.

На пороге стоял чопорного вида мужчина, поглаживая рукой подбородок.

– Мадемуазель Зульма, – прошептал он, слегка поклонившись.

– Мсье Андре! Какая…

– Зульма, про стирку вы, я вижу, уже забыли!

Девушка растерянно обернулась.

– Ну что за дура! Вам разве неизвестно, что простыни иногда стирают! А потом сходите, купите мне у месье Шодре русский мозольный пластырь.

Расстроенная Зульма бросила отчаянный взгляд на гостя и, взяв корзину с бельем, вышла на лестничную площадку. Проходя мимо Андре Боньоля, она ненароком задела его плечом, и он в смущении отпрянул.

– Ну, что же вы стоите на сквозняке, заходите, погрейтесь, – обратилась к нему Эфросинья, мило улыбаясь.

Поначалу она была настроена к слуге Виктора и Таша, который казался ей весьма заносчивым, довольно враждебно. Но когда он превратился в робкого воздыхателя Зульмы, молчаливо оказывая девушке знаки внимания, Эфросинья сменила гнев на милость. Более того, она решила, что и сама может составить юной служанке конкуренцию в борьбе за сердце Боньоля. А что такого – она на несколько лет моложе него, а ее пышные формы вполне способны привлечь мужское внимание!

Андре Боньоль отважно принял приглашение. Когда-то он служил метрдотелем и в совершенстве владел искусством выражать чувства, не размыкая губ. Не так давно, в знак уважения к Феликсу Фору, избранному 17 января главой государства, Боньоль сбрил бороду и подстриг свои галльские усы, что сделало его еще импозантнее. Единственное, что раздражало в нем Эфросинью, – это привычка употреблять местоимение «мы».

– Мы принесли послание от мадам Легри ее супругу.

Эфросинья притворилась, что не слышит. Вооружившись деревянной ложкой, она с важным видом помешивала в кастрюле. Андре Боньоль подошел ближе и с любопытством заглянул ей через плечо.

– Крестоцветные укрепляют нашу конституцию, – одобрительно заметил он.

Эфросинья осенила себя крестным знамением[63].

– Позвольте поинтересоваться, как вы собираетесь ее готовить?

– Кого? – не поняла мадам Пиньо.

– Вашу цветную капусту. Мы знаем превосходный рецепт. Когда капуста сварилась, мы раскладываем ее на блюде, посыпаем мелко натертым сыром, толчеными сухарями и растопленным маслом и ставим в печь. Лимонный сок и немного мускатного ореха придадут блюду особую изюминку.

Эфросинья в изумлении уставилась на него. Это была самая длинная речь из всех, какие он когда-либо произносил в ее присутствии.

– А я знаю, как приготовить испанский артишок под соусом бешамель, – жеманно протянула она.

Андре Боньоль смущенно кашлянул.

– Мы счастливы это слышать, но нам надо выполнить поручение, а потом сходить на рынок.

– В таком случае, ступайте, месье Легри в лавке. А потом зайдите, я плесну вам немного мадеры на дорожку. О! Будьте осторожны, смотрите, куда ступаете, эта ветреница Зульма рассыпала соль…

«Я буду ждать тебя в доме номер 33 на улице Фезандри», – повторял про себя Виктор, не выпуская из рук «Письма мессира Роже де Рабютена, графа де Бюсси[64]», изданные в Амстердаме в 1752 году, которые он собирался всучить одному из покупателей, любителю старинных переплетов. Таша так спешила вернуться в дом этого дворянчика, что даже не нашла времени зайти в книжную лавку. Получив из рук Анри Боньоля ее записку, Виктор помрачнел. Таша могла бы воспользоваться телефоном, но предпочла написать ему. Почему?

Покупка состоялась, клиент ожидал, пока ему упакуют книги. В лавку спустился Кэндзи, благоухая лавандой, и окинул хозяйским взором свои владения.

Да уж, немало воды утекло с тех пор, как в 1877 году семнадцатилетний Виктор унаследовал от своего дядюшки Эмиля Легри этот магазин! Дафнэ была тогда еще жива и здорова, и Кэндзи был с ней счастлив. После ее кончины он не в силах был оставаться на Слоан-сквер и принял решение полностью сменить обстановку, уехать, посвятив себя новому делу. Ему пришлось использовать всю силу убеждения, на какую он был способен, дабы уговорить Виктора покинуть Лондон и обосноваться во Франции. Чтобы превратить скромную книжную лавку дяди Эмиля в популярный парижский магазин, понадобилось пять лет поездок из Парижа в Лондон и обратно: надо было составить ассортимент, упорядочить каталоги, ликвидировать товар в книжной лавке на Слоан-сквер, взять кредит в банке, обустроиться на улице Сен-Пер…

Если бы коммерцией занимался только Виктор, подумал Кэндзи, вряд ли бы из этого что-то получилось. Наверное, они все же приняли правильное решение, когда сделали своим компаньоном Жозефа. Он показал себя энергичным и преданным делу, за исключением разве что периодов, когда с головой уходил в сочинение очередного романа. А Симеон Дельма стал для них настоящей находкой: он умел ловко и быстро упаковывать книги, а кроме того, нередко подавал отличные идеи, к примеру, когда предложил поместить в центре одной из двух витрин издания Жюля Верна, Александра Дюма-отца, Поля д’Ивуа или Альфреда Ассолана[65] в разноцветных обложках и с золотым обрезом. Многие родители в период рождественских праздников не могли устоять перед искушением приобрести своим юным отпрыскам книгу популярного писателя.

Кэндзи проверил карманы: портмоне на месте, шелковый носовой платок тоже, хронометр на цепочке приколот булавкой к петлице жилета. Эффектный галстук, завязанный большим бантом, украшал его шею, стрелка на брюках была безупречно ровной, в одной руке он держал перчатки, а в другой трость, увенчанную набалдашником в виде лошадиной головы, на голове красовался цилиндр, а пальто сидело точно по фигуре. Кэндзи спрятал в специальный футляр монокль, модную вещицу, которую взял с собой вместо очков. Он условился отобедать в «Прюнье» с Гастоном Пари[66] из Французской академии и еще c несколькими эрудитами из Общества книготорговцев, которые иногда приобретали у него редкие издания.

Когда Кэндзи предстал перед компаньонами, они дружно восхитились его элегантным видом и в душе позавидовали тому, что у него есть предлог сбежать с поля боя.

– У вас в карманах звенит, как у уличного торговца. Что вы там носите? – не выдержал Виктор.

Не удостоив его ответа, Кэндзи похвалил Симеона Дельма за идею с обновлением витрины, и тот покраснел от гордости.

Дафнэ спала, и Айрис воспользовалась этим, чтобы записать несколько фраз, пришедших ей на ум, пока она укачивала малышку. Ледибед, божья коровка без пятнышек, предпочла изгнание молчаливому презрению, которым окружили ее собратья насекомые. Пролетев над множеством лугов и полей, она достигла, наконец, волшебной страны, где все было молочно-белым, а других цветов не было вовсе. Божья коровка без сил опустилась на большой камень и заснула. Каково же было ее удивление, когда, проснувшись, она обнаружила, что ее окружила толпа разнообразных букашек, которые хором воскликнули, что никогда не видели таких ярко-красных крыльев, как у нее, и тут же провозгласили Ледибед королевой.

– Дорогая, к столу! Маман приготовила нам филе лиманды[67] с цветной капустой!

Айрис спрятала под матрас заветную тетрадь со сказками, иллюстрации к которым рисовала Таша, и присоединилась к мужу. Они редко обедали вдвоем, но сегодня Эфросинья ушла к мадам Баллю, к которой заглянул кузен Альфонс со своими друзьями, чтобы сразиться в «желтого гнома». Виктор отказался от обеда, сказав, что ему надо отдать в починку велосипед, поэтому он перекусит дома на скорую руку и к двум часам вернется. Зульма, разделавшись со стиркой и сбегав к аптекарю, получила поручение зайти к доктору Рено и пригласить его осмотреть Дафнэ после обеда. Когда служанка вернулась, у нее был такой измученный вид, что Айрис отпустила ее домой.

Ради того, чтобы побыть наедине с мужем, Айрис готова была оставить на время свою божью коровку.

– Помнишь наши первые свидания? Ты никак не решался открыться… – с улыбкой сказала она.

– Решила погрузиться в воспоминания? Можно подумать, что мы – пожилая пара!

– А что? Лет через двадцать у нас будет уже куча внуков!

– Не торопи события! Пока что мы – счастливые родители одной-единственной крикуньи.

Жозеф наполнил тарелку жены и коснулся губами ее волос. Потом уселся за стол и начал без аппетита ковырять вилкой в тарелке.

– Терпеть не могу рыбу… Скажи, а ты не знаешь, где можно купить миниатюрную железную дорогу?

– Хочешь подарить ее Дафнэ на Рождество?

– Нет, я… Мне это нужно для романа, идею которого подсказал Симеон Дельма.

– Призрак Алибо интересуется паровозами?

– Я немного изменил сюжет. Один коллекционер миниатюрных железных дорог, проживающий на улице Висконти, нашел у старьевщика игрушечный паровоз, исторгающий настоящий дым. Однажды вечером огромное страшное облако поднялось над ним и превратилось в отвратительное злобное привидение…

Жозеф промокнул лоб салфеткой.

– Как такое могло прийти тебе в голову?

– Секрет… В этом и заключается мастерство писателя.

– Вернемся к Рождеству: я думаю подарить Дафнэ первую куклу, сейчас в продаже появились говорящие, они кричат «папа» и «мама».

– Отличная мысль, дорогая. И где же нам такую раздобыть?

– В «Лувре».

– Не лучше ли обратиться к частным торговцам, ну, не знаю, к Дюкудре, например?

– А кто это? – спросила Айрис в замешательстве.

– Известные коммерсанты, мадам де Салиньяк за них ручается.

– Где же находится их магазин?

– В том-то и дело, что я забыл. Думал, ты знаешь… Название улицы так и вертится у меня на языке…

– А еще у тебя рыба на подбородке. Я не пойму, ты что-то имеешь против «Лувра»?

– Доверься мне, магазин Дюкудре – это то, что нам нужно. И я придумал, как их разыскать! Нам поможет телефон.

Не успела Айрис сказать и слова, как Жозеф, чмокнув ее на ходу, помчался на первый этаж. Он покрутил ручку телефона и поднес трубку к уху, надеясь услышать на другом конце провода приятный голос, который помог бы решить его проблему. Агрессивный выкрик «алло» чуть не оглушил его.

– Мадемуазель, будьте так любезны! Скажите, можно узнать у вас адрес магазина игрушек?

– Я вам не справочное бюро!

– Ну, пожалуйста, помогите мне! Дело в том, что я собирался закупить крупную партию подарков для сирот. Разве можно оставить ребятишек без рождественских подарков!.. Будьте добры, я ведь не прошу невозможного!

– Хорошо, диктуйте имя по буквам.

– Дюкудре. «Д» как Деода, «Ю» как Юрбен, «К» как…

– Есть «Синий карлик», бульвар Капуцинов, 27, «Детский магазин» «Пассаж д’Опера», «Детский рай», улица Риволи, 156. Дюкудре я не вижу… Ах, нет, стойте, нашла, «Лошадка– качалка», бульвар Бомарше, 13.

– Мадемуазель, вы спасли мне жизнь!

Сухой щелчок означал, что на другом конце провода положили трубку. Жозеф ликовал. Сам Шерлок Холмс был бы им доволен.

Эварист Вуазен остановился, чтобы дать отдых затекшей под тяжестью лейки руке. С раннего утра он чистил теплицы, где в удобренной навозом почве выращивали шампиньоны. В прошлом месяце там высадили мицелий. Споровые любили тепло и влажность, поэтому почву поверх навоза посыпали песком, выравнивая его лопатами. В течение месяца грядки регулярно поливали и выпалывали сорняки. Наконец наступил этап, который Эварист любил больше всего – на ровных грядках начали появляться сероватые шарики, которые будут расти до тех пор, пока не придет время их собирать.

В животе у Эвариста забурчало. Он надел куртку, попрощался с коллегами, которые оставались перекусить прямо на рабочем месте, и двинулся к проходу между каменных стен, где время от времени попадались кучи песка. Укрывшись за одной из них, он присел на корточки и нащупал рукой припрятанную литровую бутыль красного вина. Эварист не подозревал, что всем давно известна его слабость. Хлебнув вина и слегка пошатываясь, Эварист прошел по проходу, поднялся по ступенькам и через старый вентиляционный люк, который когда-то использовали для проветривания карьера, где теперь были устроены теплицы с шампиньонами, выбрался наружу.

Свое название городок Карьер-Сен-Дени[68] получил благодаря тому, что в его окрестностях добывали известняк, гипс и мел, которые использовали при строительстве Парижа. Эварист был местным уроженцем и хотел бы здесь и умереть. Он не жаловался на судьбу, и если бы в свое время не имел неосторожность жениться на сестре своего лучшего друга, был бы вполне счастлив. Эварист не понимал, как прелестная юная Аспази могла превратиться с годами в сварливую Ксантиппу. У них родилось четверо детей, все как один похожие на мать: лживые и жестокие. Чтобы ужиться со своим семейством, Эваристу приходилось черпать силы в вине.

Он быстро добрался до своего дома, который построил около двадцати лет назад с помощью Эмиля Легри, ссудившего ему кругленькую сумму без процентов. Теперь фасад уже потрескался, угрожая со дня на день обвалиться, а порывами ветра с крыши сдуло почти всю черепицу, и в непогоду она протекала.

Эварист вошел в кухню, где изможденная, преждевременно поседевшая женщина накладывала еду в тарелки, которые ей протянули мальчик и девочка. Два старших сына, один ученик парикмахера, другой – ювелира, обедали на своих рабочих местах.

– Поздновато же ты явился! Да еще и выпивши! – набросилась на мужа мадам Вуазен.

Эварист молча работал ложкой. В картошке не хватало соли и масла, ну, да что ж поделаешь, сойдет и так.

– А ты что же не сядешь? – спросил он жену, которая стояла у плиты и с мрачным видом рассматривала его.

– Вот уже неделю мы вынуждены питаться одной картошкой! С твоей нищенской зарплатой ни сосисочки не можем себе позволить, ни кусочка паштета! Я знаю, куда уходят твои деньги! Какие-то две курицы прислали тебе письмо, держу пари, это потаскухи!

Она развернула скомканный листок бумаги и насмешливо прочитала:

Эварист!

Мы все приглашены на пирушку по случаю освобождения Виржиля из заточения. Заедем за тобой на фиакре. Будь у твоего любимого бистро в эту пятницу в 7 часов вечера. Остальные присоединятся к нам по дороге.

Сюзанна и Ида.

– Зачем ты вскрыла письмо? Оно адресовано мне! Дай его сюда! – возмутился Эварист.

– Значит, твое любимое бистро? Небось, заведение толстяка Луи? Хороший же ты пример подаешь своим детям!

И она кивнула на хохочущих малышей.

– Ты отдашь мне письмо? – повторил Эварист.

– Хватит и того, что ты раз в год посещаешь эти сборища в память о своем благодетеле! А вот это, – женщина гневно потрясла листком бумаги перед носом мужа, – уже переходит все границы! Даже и не думай, я не позволю тебе встречаться с потаскухами у твоего любимого Луи! Смотри, что я сделаю с этим письмом!

Она сняла с плиты одну из чугунных конфорок и бросила листок в огонь, прежде чем Эварист успел ей помешать. Он в ярости замахнулся на жену. Аспази с вызовом посмотрела на него, и в ее глазах горела такая ненависть, что он отвернулся и уселся за стол, опустив голову.

– Если хочешь знать, было и второе письмо! Нотариус или кто-то там хотел с тобой встретиться. Его я тоже сожгла!

Эварист вскочил и выбежал вон, чтобы укрыться в домике, служившем уборной. За спиной у него раздавались возмущенные крики:

– Нет, вы только подумайте, два письма за один день! Будто он министр какой-нибудь! Почтальон, должно быть, дар речи потерял от изумления! Попробуй только удрать на свою гулянку!

Эварист поспешил вернуться на работу. Он не знал, что Аспази нашла в кармане его рубашки еще одно письмо из нотариальной конторы, которо не стала ни сжигать, ни выбрасывать, – всем известно, что уведомление от нотариуса попахивает деньгами. Ей было невдомек, что маленькие проказники стянули письмо, и конверт был пуст.

– Проклятая баба! Наступит день, когда я не выдержу и засвечу ей промеж глаз! Денег ей мало! Между прочим, это я приношу их в дом, а ей ни разу и в голову не пришло поблагодарить меня за это! Нет уж, я пойду к Луи к назначенному часу!

– Разговариваешь сам с собой? – спросил один из его коллег.

– Представляешь, жена не пускает меня отпраздновать сегодня вечером выздоровление моего приятеля Виржиля!

– Ты прав, этих баб не грех проучить! На твоем месте я бы прикинулся больным и попросил папашу Бертрана отпустить тебя пораньше – на тот случай, если твоя половина вздумает поджидать тебя у выхода.

Эварист поблагодарил за совет и направился к начальнику.