«Додж» по имени Аризона Уланов Андрей

– Верштайн.

– Не верштайн, а ферштейн. Ясно?

– Да.

Был бы у меня хоть кто-нибудь понадежнее – на пушечный бы выстрел ее к машине не подпустил. Да только остальных на этот пушечный выстрел к машине и не подгонишь.

Ладно, думаю, ты мне его только на прямой удержи, а уж повороты я и сам как-нибудь проверну. Да и даже если навернется этот «студер» – невелика беда. Ничего сапогам не сделается. Саму б ее, главное, не придавило.

Договорился с погонщиками – как сигналы подавать, как поворачивать. Хорошо еще, что волы эти то ли не боятся ни черта, то ли вовсе они глухие, только на клаксон они ровно никакого внимания не обратили. Я для пробы из полуторки полминуты подудел – ноль да семечки.

– Ну, – говорю, – по машинам.

Поехали. Точнее, потащились. Эти зверюги и порожняком-то не слишком резво лапы передвигали, а с грузом и вовсе темп марша снизили. Спят они, что ли, прямо на ходу? Эти могут, им даже глаза закрывать не надо – и так из-за шерсти ничего не видно.

Но километров семь в час все же делаем. А может, и все десять.

Черт с вами, думаю, вы, главное, меня на дорогу вытащите, а до замка я уж и сам как-нибудь доеду.

Два поворота спокойно преодолели – остановился, вылез, рыжую подвинул, повернул – и дальше ковыляем. Проехали третий, остановились, оборачиваюсь – а «студер» сам по себе едет. Ну, я к нему, вскочил на подножку, открываю дверцу – а рыжая уже вовсю рулем шурует.

– Ты чего, – кричу, – кувыркнуться хочешь? Я тебе разрешал?

– А что? – еще и возмущается. – Тоже мне – премудрость.

– Может, ты ее еще и заведешь? – спрашиваю.

Зря я это спросил. Ох и зря. Ключ-то в гнезде торчал.

Не успел опомниться, а Кара уже его провернула и на этот раз завела. «Студер» взревел, вперед рванулся – и со всего маху волу под зад бампером. По хвосту. Хорошо, хоть разогнаться толком не успел.

Тут уж сам вол взревел так, что не то что «студер» – паровозный гудок бы перекрыл. Взвился на дыбы – то еще, доложу, зрелище, даже со спины. Прямо как на танковое днище из окопа. И тоже рванул. Погонщик, молодец, соскочить успел и даже отбежать на пару метров.

Спасло нас то, что второй вол в запряжке с места не сдвинулся. Ему-то что, его под зад никто не пихал. Ну а постромки такого рывка тоже не выдержали – лопнули.

Меня при ударе чуть из кабины не вышвырнуло – хорошо, что за руль успел уцепиться. А рыжая с перепугу тоже за руль цепляется – и на педали давить продолжает. На обе до пола.

Тут уж я не выдержал и заорал. Да так, что чуть лобовое стекло не вылетело.

– Ноги подыми, дура!

Кара ойкнула, ноги поджала – мотор сразу заглох, – баранку выпустила, кулачки к подбородку прижала и смотрит на меня – глазищи от ужаса на пол-лица.

А вола уже и след простыл.

Я через нее перегнулся, «студер» на ручник поставил и на землю спрыгнул. Снял пилотку – как это она не свалилась – провел по лбу – сухой. Надо же, думаю, даже вспотеть не успел. Ну, рыжая, ну кара небесная… Что ж мне с тобой делать-то?

– Чего сидишь? – говорю. – Вылезай.

Вылезла. Стала передо мной по полустойке «смирно» и в землю уставилась, кончики сапог изучает. Я ее за подбородок взял, поднял – глаза сухие, слез и соплей не видать. Спасибо и на том.

– Я тебе, – спрашиваю, – руль поворачивать разрешал?

– Нет.

– Тогда какого черта, – кричу, – ты сама поворачивать начала?! Порулить захотелось?!

Молчит. Я было для нового вопля пасть разинул, но опомнился. Что ж ты, думаю, Малахов, делаешь? Тоже мне, нашел на кого орать – на девчонку несмышленую. Сколько раз на тебя вот так орали – и лично, и в строю? И что ты в таких случаях думал? Правильно, много ума на это не надо, была бы пасть поздоровее. Ты бы лучше, Малахов, с капитана пример брал, у него тоже голос был – дай боже, но только страшней всего было, когда он еще спокойнее, чем обычно, говорить принимался. Вот тогда – во-оздух!

– Ладно, – уже нормальным тоном говорю, – ты мне вот что скажи – когда ж это ты на педали нажимать научилась? Вчера, что ли?

– Ага, – и носом шмыгает. – Я вчера весь день за тобой наблюдала.

– Оно и видно, – говорю. – И газ, и сцепление в пол втоптала. Да и я хорош – забыл рычаг на нейтралку поставить. Ну а что, попросить лишний раз показать – дворянская гордость не позволяла? Или сословная спесь? А?

– Я думала, все просто, – и опять шмыгает. – А ты бы показал?

– Просто, – говорю, – только простейшие размножаются. А показал, не показал – какая сейчас разница. Ты мне лучше скажи, кто вола ловить будет?

Кара наконец перестала носом дергать и даже улыбнуться попыталась.

– Могу я.

– Не надо. А то мне представить страшно, кого такая охотница поймать может. Наловишь еще роту «тигров» да взвод «пантер» – чем я их долбать буду? Из «ТТ»?

– А… а что же мне делать?

– Сейчас, – говорю, – ты сядешь рядом со мной в полуторку и всю дорогу до замка будешь внимательно наблюдать, как я на педали нажимаю. Потому что за руль «студера» я тебя посажу.

Ага. Только на педали нажимать не позволю. Я-то еще пожить хочу. В отличие от некоторых присутствующих.

– В самом деле?

– В самом, в самом. А по возвращении в замок – три наряда вне очереди.

– А наряды – это что?

– Котлы будешь на кухне драить, – шиплю. – Или навоз на конюшне разгребать. В этой своей «боевой» форме. Что грязнее, то и делать будешь? Ясно?

– Вершейн, – отвечает. – С радостью.

– Можно и без радости, – говорю. – Но от – и до.

Ладно. Отправил я погонщиков за дезертировавшим трактором гоняться, а сам с рыжей на полуторке поехал. Дорога, конечно, та еще, пару раз думал – точно застряну. Пронесло.

Кое-как доехали. Поставил я машину около конюшни – надо будет, думаю, навес тут какой-нибудь соорудить, – мобилизовал местного гаврика, чтобы любопытных отгонял. Хотел было еще десяток на разгрузку запрячь, но не решился. Ну их к лешему, уронят еще ящик не тем концом, будет потом работа – уцелевших из-под развалин замка выкапывать. Нет уж, лучше я процесс разгрузки лично проконтролирую.

– Ну что, – говорю, – выводи, не-рядовая, своего гнедого.

– Это еще зачем?

– А ты что, обратно ко второй машине собралась пешком топать?

– Мой конь, – заявляет, – не потерпит на своей спине никого, кроме меня.

– Ну один-то раз, – говорю, – он меня уже потерпел. Так что и от второго раза тоже копыта не откинет. Это во-первых. А во-вторых… Ты мне приказы будешь обсуждать? А ну, на-лево, кр-ругом и в конюшню.

Рыжая глазами сверкнула, четко так развернулась – через правое плечо, правда, – и зашагала.

Я пока вокруг полуторки походил, прикинул, куда сгружать буду. Эх, вот бы все-таки пушку к этим снарядам!

Ну да. Странно даже, Малахов, вроде бы советский человек, комсомолец, а жадности в тебе – как у натурального буржуя. Полтора дня назад с одним ножом сюда шлепнулся, и ничего. А нынче вон какое богатство огреб – и все равно мало. И того нет, и этого нет. Сейчас тебе, Малахов, автомата не хватает, а добудешь автомат – ручной пулемет понадобится, винтовка снайперская. А потом и вовсе танковый взвод с экипажами и звено штурмовиков для поддержки с воздуха. А побеждать, между прочим, Малахов, надо не числом, а умением.

Прочитал я себе эту лекцию в рамках поднятия уровня самокритики, повернулся – а рыжая уже коняку своего из конюшни выводит. И опять, как в прошлый раз, тварь эта гнедая очень подозрительно на меня косится.

Я по карманам похлопал, кусок сахара добыл.

– Эй, кавалерия, – зову, – сахар хочешь?

Конь на сахар искоса взглянул, на Кару обернулся, ноздрями похлопал – хочется, – осторожно так к руке потянулся и схрумкал.

Я его за морду обнял, вроде бы глажу, а сам ему на ухо шепчу:

– Если тут даже «Доджи» человека понимают, то ты, зверюга, меня точно поймешь. Будешь из себя аристократа строить – схлопочешь между глаз. У меня с саботажниками разговор короткий.

Гнедой морду вырвал, отпрянул на пару шагов, фыркает возмущенно. А я стою себе и кобуру на боку поглаживаю.

Кара его седлать закончила, за луку схватилась и взлетела – даже стремян не коснулась.

– Слушай, – говорю, – а вторую лошадь ты вывести не можешь? Кобылку какую-нибудь, посмирнее.

– А ты что, – спрашивает, – за талию женскую взяться боишься?

– Да я, – говорю, – могу и повыше ухватиться. Я другое сообразил – седло-то не двухместное.

– И что же ты за воин, – усмехается, – если без седла на коня вскочить боишься?

Тут я уже злиться начал.

– Да что ты, – говорю, – заладила, – и тоже без стремян махнул. – То боюсь, это боюсь. Тебя бы в танковый десант – посмотрел бы, кто чего боится.

– Десант – это когда прыгают?

– Ага. Вверх тормашками. Особенно когда на мине подрываются. Как хоть зовут эту конягу? – спрашиваю.

– Гармат, – гордо так отвечает рыжая. – Так звали коня великого короля Торчела.

– Ладно, – говорю, – хоть не Буцефал.

– А кто такой Буцефал? – спрашивает.

– Не знаю. Тоже вроде чей-то конь. Просто капитан как-то сказал, что он двоих не выносит.

А Гармат-то этот, похоже, меня понял преотлично. На дыбы не становился, даже не взбрыкнул ни разу – в общем, вел себя тише воды, ниже травы. Рыжая, когда доехали, даже удивилась.

– Повезло тебе, – говорит. – Обычно он страшно не любит, когда на нем кто-то, кроме меня, едет. А сегодня смирный.

– Это все от сахара, – говорю. – Метод кнута и пряника.

Ага. Ста грамм и заградотряда.

Только дверцу распахнул – а рыжая уже вспрыгнула и за рулем устраивается.

– Эй, а как же конь?

– Ну ты ведь обещал.

– Так я, – говорю, – от своего слова не отказываюсь. Раз уж вылетело. Я про коня спрашиваю.

Кара из кабины высунулась.

– Гармаг – домой.

Гнедой на меня фыркнул напоследок и умчался. Понятливая зверюга, ничего не скажешь. Умнее многих двуногих.

Ладно. Забрался в кабину «студера», задвинул рыжую к самой дверце, прикинул – до педалей дотягиваюсь.

– Значит так, – говорю, – твоя задача – рулить. То есть вращать в нужную сторону вот эту круглую штуку, которая и называется рулем.

– А что такое баранка?

Ты!

– Иногда, – мягко так говорю, – руль называют баранкой. Делают это невежественные, темные люди, которые не могут выговорить слово «руль». Понятно? А теперь заводи – и поехали.

Хорошо еще, что у «Студебеккера» покрышки широкие и мотор нехилый. А то с таким механиком-водителем, как рыжая, только на танке и ездить. И лучше на КВ – у него гусеницы пошире и скорость поменьше.

Правда, перед замком едва с моста в ров не кувыркнулись – еле-еле успел руль выкрутить. Но – доехали.

Вылезаю – пот ручьем катит. А Каре хоть бы что – счастливая, как вчера, с винтовкой. Интересно, кстати, куда она винтовку дела? Тоже в сундук заховала?

– Ну что, – спрашиваю, – прокатилась?

– Да.

– Тогда пойдем на кухню.

– А обед еще не готов.

– Какой обед? – усмехаюсь. – А про наряды свои ты забыла?

– Нет, – вздыхает. – Но я надеялась, что ты забыл.

– Не надейся.

Пошли на местную кухню. Открываю дверь – а на меня оттуда таким угаром повеяло. Что за народ, думаю, даже вентиляцию нормально наладить не могут. Условия приготовления пищи просто исключительно антисанитарные. А про гигиену, похоже, и вовсе никогда не слышали. Эх, Прохорова бы сюда, из третьего батальона. Вот повар был. Хоть ворюга – трибунал по нему не просто плакал, а прямо-таки горючими слезами обливался, – но жратва при этом была, будто и не крал он из котла ничего. А уж кухню свою как чистил – немцы по ней один раз даже артналет устроили.

Тут мне навстречу из дымных клубов бочонок выплывает – брюхо впереди на ремне несет, а на брюхе лапы горкой сложил. Одежда так засалена, что не то что суп – борщ хороший можно сварить. А если еще из самого котлет нарубить – роту полного состава накормить можно.

Колпак, правда, на голове еще помнит, что когда-то белым был. Давно, конечно, много вина с тех пор мимо пасти на одежду утекло.

– Чего надо? – гудит.

– Где у вас тут, – осведомляюсь, – посуда немытая? – Интересно, думаю, а мытая посуда у них вообще есть? Может, я вопрос неправильно задал.

– А кто… – Тут колпак в сизом тумане Кару за моей спиной наконец разглядел и так разнервничался, что даже поклониться попытался. Получилось у него, правда, только подбородки на пару сантиметров передвинуть.

Эх, нет на вас старшины Раткевича!

– О, госпожа Карален. Прошу вас, проходите. Извините, у нас тут…

– Крыса у вас тут, – говорю, – обожравшаяся. И не одна. – Бочонок на меня тревожно зыркнул – задумался, наверно, каких именно крыс я в виду имею. А я и про тех и тех сказал. Все они тут от жира лопаются – с места стронуться боятся.

Черт, были бы лишние патроны – достал бы «ТТ» и пристрелил пару штук! Сразу бы забегали. И куда только Аулей смотрит?

Ладно. Мне сначала на передовой надо порядок навести – а до кухни я как-нибудь в другой раз доберусь.

Прошли в другой конец, гляжу – груда котлов навалена. Я из этой кучи один, не самый крупный, выволок, заглянул – ну, думаю, ничего себе довели посуду. Этот жир не отскребать, это жир взрывать нужно.

– Ну вот, – говорю, – не-рядовая Карален. Тут тебе работы – как раз до обеда. И чтоб через три часа этот котел сиял, как твои ясны глазоньки.

Кара только носик наморщила. А вот колпак от моих слов чуть в обморок не хлопнулся.

– Но как же так, – бормочет, – высокородная госпожа и…

Я к нему медленно развернулся, свысока поглядел – с трудом, но получилось – и медленно так, каждое слово изо рта по капле роняя, процедил:

– Еще раз рот откроешь – остальные котлы лично вылижешь.

Колпак на меня ошалело взглянул – и унесся в сизую даль. В голубой туман. Причем, что удивительно, только один стол по дороге опрокинул.

Я обратно к Каре повернулся.

– Задача ясна?

– Ферштейн, – отвечает, а сама поглядывает в ту сторону, куда повар утек. Я этот взгляд перехватил.

– И еще, – говорю, – феодалочка. Я в твоем слове не сомневался.

Кара на котел посмотрела и так тяжко вздохнула, что у меня аж слезы из сердца закапали. Крокодиловы, правда.

– Ферштейн. Только не называй меня так, как ты меня сейчас назвал. А то я хоть и этого слова тоже не знаю, но сильно подозреваю, что ты меня незаслуженно обижаешь.

– Обо что шум, – отвечаю. – Не хочешь быть царицею морскою – будешь дворянкой столбовою.

Оставил я ее наедине с котлом – вот пусть кого многократным численным превосходством давит, – а сам пошел своих альпинистов разыскивать.

Нашел. С Арчетом во главе. Белобрысый уже заранее до ушей расплылся – очередную пакость предчувствует.

– Десятка лучших скалолазов замка в полном твоем распоряжении, Маляхов, – рапортует. – Что приказывать будешь?

Ну почему они все слова коверкают? Особенно мое имя с фамилией? По-русски же говорят, не немцы все-таки.

– Малахов я, – говорю. – Это во-первых. А во-вторых… Веревки приготовили?

– Все, как велено.

– Вот и отлично. Взяли и пошли.

Привел я их под вчерашнюю расщелину, как раз под то место, над которым ножками в воздухе дрыгал, и говорю:

– Вон ту щель в скале видите?

– Видим, – отвечают.

– Хорошо, что видите. Задача – добраться до нее и закрепить там веревки и лестницу. Вопросы есть?

Арчет улыбаться перестал. Посмотрел на склон, на меня, обратно на склон.

– Не так-то просто, – говорит, – до нее добраться.

– Ничего. Зато там место есть, где передохнуть можно. Это я точно знаю.

– Это откуда же? – интересуется.

– Да был я там вчера.

– Что, тоже мимо проходил?

– Ага, – отвечаю. – С земли на небо.

Арчет снова на склон посмотрел, на команду свою – и вздохнул точь-в-точь как рыжая перед котлом.

– Ну так как, – спрашиваю, – сделаете?

– Придется, – отвечает, – раз уж Кара там побывала, то нам от нее отстать честь воинская не позволяет.

– Ну вот и приступайте.

Постоял рядом пять минут, посмотрел, как он командует, – ну, думаю, эти либо вскарабкаются, либо попадают. С таким командиром, как Арчет, – скорее первое.

Пошел к кузнецу. Подхожу к кузнице, смотрю – а у входа «Аризона» стоит, а в кузове тренога и пулемет уже на ней установлен. Ну, я не удержался, махнул за борт, так, так примерился, по воздушным целям, сбоку, с тылу отстреливаться – красота.

– Ну что, – говорю, – «Аризона». Чем ты не танк? Только гусениц не хватает.

Тут кузнец выходит.

– Как, – спрашивает, – доволен работой? Коню твоему железному понравилось.

– И мне понравилось, – отвечаю. – Подходяще.

– Еще заказы будут?

– Будут, – говорю. – Еще как будут.

Заказал ему еще два станка – один для того «березина», что в расщелине собрался устанавливать, а второй, полегче, – для бортового «ШКАСа». «ШКАС» я собрался на одной из башен установить – заодно и ПВО какое-никакое появится.

Кузнец меня выслушал, кивнул, бороду пригладил.

– Сделаю.

– Все это, – говорю, – желательно поскорее, но одну вещь хотелось бы совсем срочно. Ключ гаечный, о котором вчера договаривались.

– Мне бы только на размер посмотреть. А там уж…

– Размер, – говорю, – сейчас покажу.

Побежал обратно к грузовику, нашел ящик, который вчера открывал, вытащил один снаряд и обратно к кузнице.

– Вот, – показываю, – колпачок на верхушке, головка, ее и надо будет этим ключом сворачивать. Сможешь до обеда сделать?

– А я, – кузнец говорит, – если надо, и без обеда обойдусь.

– Вообще-то, – говорю, – обходиться не обязательно, но довольно желательно. Хочется ведь побыстрее все наладить. А то как на войне бывает – сидели-сидели, даже мухи мимо не летали, и вдруг – гутен таг и сразу ауфидерзейн.

– Посмотрим, – улыбнулся кузнец. – Заходи после обеда.

Иду и думаю – что бы еще сделать? Вроде все приказы раздал, теперь надо первых результатов дождаться. Переодеться, что ли? А то гимнастерка вся рваная, штаны конским потом пропитались – не разведчик, а саперная нестроевщина.

Вот, думаю, саперными работами я пока и займусь.

Сел в «Додж», отъехал от замка метров на пятьсот – как раз площадка земляная попалась, и чего только местные тут сад какой-нибудь не разбили, – вытащил лопату из кузова и начал яму копать.

Как раз, пока до полудня время прошло, успел и яму подходящую вырыть, и даже к кузнецу за оборудованием обернуться – за котлом. И еще мехи приволок, или как эта штуковина называется – поддувало, что ли? В общем, подготовился к ответственной работе.

Самое паршивое, думаю, что градусника нет. С градусником вообще бы просто было. Всего-то делов – температуру засечь и поддерживать на уровне.

Ладно.

Вернулся в замок, прошел на кухню, смотрю – рыжая над котлом согнулась в три погибели и скребет. Отскребла она, правда, за все это время кусочек два на три сантиметра – вроде дыры от подкалиберного, зато сама перемазалась – слов нет.

– Ну, как успехи? – интересуюсь.

На этот раз она на меня по-новому посмотрела. Очень интересный взгляд – злобно-унылый.

– Шел бы ты, – отвечает, – до завтра. А лучше – до послезавтра.

– С радостью, – говорю. – Я-то просто зашел напомнить, что дежурным по кухне обед тоже полагается. Он даже приговоренным к смерти полагается.

– Правда?

Рыжая так вскочила, что чуть котел на меня не опрокинула.

– Правда-правда. Только иди умойся сначала, а то тебя за стол не пустят.

Обедать нам пришлось вдвоем. Аулей куда-то ускакал, у попа тоже дела нашлись, даже Матика тарелки на стол поставила – и сразу пропала.

– Куда это они так разбежались? – спрашиваю. – Будто нарочно.

Кара только в тарелку прыснула.

– А что смешного-то?

– Потом расскажу, – говорит. – Когда-нибудь.

Ладно.

Будь у меня другой настрой, я бы ее к стенке прижал и нужные сведения вытряс. Да только мысли все мои вокруг предстоящей работы вертелись. Уж очень душа у меня к ней не лежала. Я даже и на еду-то внимания почти не обращал – жевал чего-то, а что жевал – не помню.

Дело в том, что до этого мне тол вытапливать не приходилось. К нам-то он уже готовый поступал. Все, что я про этот процесс знал, мне один наш парень рассказал, бывший партизан. У них в отряде со снабжением в первые годы плохо было, вот и приходилось самодеятельностью заниматься. Но тоже – когда как. Один раз полтораста кило вытопили, а в другой – пятнадцать снарядов вылили, а шестнадцатый – рванул. Вот и думай.

И в самом деле, Малахов, ну зачем тебе этот тол? Камнепады устроить – идея, конечно, хорошая, а сумеешь ли? Ты ведь на Кавказе, в горах не воевал, а тут ведь не абы как заложить надо – а все рассчитать. Это тебе не мину снежком присыпать и даже не фугас на дороге зарыть. Может, обойтись одними осколочными? Тоже хорошо будет – рикошет с трех сторон. А на две линии одних проводов сколько надо. Плюнул бы ты, Малахов, не рисковал лишний раз. Дались тебе эти фугасы.

Вот так отговариваюсь, отговариваюсь, сам себе мозги пудрю и все равно понимаю – доем сейчас, встану и пойду. Потому что надо. Потому что эту работу никто за меня не сделает. Как в разведке, Малахов, – умри, но сделай. Точнее, как говорит капитан: «Сделай и не умирай».

Но настроение у меня заделалось совсем похоронное. Подчистил я миску больше по привычке – раз дали, надо съесть, а то когда еще удастся. Потом подумал, что зря я вообще ел – перед боем-то нельзя, а после сообразил, что какой там живот – если рванет, никаких кишок не соберешь.

Ладно. Спустился, забрал у кузнеца ключ – успел-таки сделать, как и обещал, – форму заодно у него оприходовал, чтобы было куда готовый продукт разливать, как раз подходящие бруски получатся. Подогнал «Додж» к полуторке и перегрузил два ящика фугасов.

Пока, думаю, хватит. Хоть бы эти вытопить.

Осмотрелся – рыжей не видно. Первый раз за все время. Интересно, куда она делась? Обиделась? Или котел отправилась дочищать? Да какая разница, думаю, нет – и на том спасибо.

Поехал. Остановился у ямы, выгрузил все, а «Додж» в сторону отогнал, метров на сто. Машине-то зачем пропадать? А я туда буду готовую продукцию оттаскивать, по мере изготовления.

Черт, но до чего на душе муторно.

Запалил огонь под котлом, вскрыл первый ящик, вытащил снаряд и начал ему потихоньку голову отворачивать. Эх, тисков, жаль, нет. Страшно неудобно без тисков. И как этот кузнец только без них обходится?