В добрый час! Гнездо глухаря Розов Виктор

Вадим (смеется). Отец прилетел в восемь утра, а в десять уже уехал на работу — я спал.

Анастасия Ефремовна. Значит, дома его нет?

Вадим. Не приходил.

Андрей. Поплаваем, а?

Вадим. Успеешь поплавать на экзаменах. Алексей, Анастасия Ефремовна говорит — ты имеешь на Андрея влияние. Вдолби ему, что в наше время учиться шаляй-валяй — недостойно.

Афанасий (тихо, Алексею). Не лезь!

Алексей. Он сам знает.

Андрей. Святые слова. Все сам знаю. Чего вы от меня хотите? Учиться? Иду учиться. Кончу институт — буду работать, приносить пользу. Устраивает?

Входит Аркадий.

Анастасия Ефремовна. Аркаша, иди обедать.

Аркадий. Сейчас. (Прошел, молча ложится на диван.)

Вадим (Андрею). Кривляешься!.. А вот потом станешь каким-нибудь паршивеньким инженеришкой — заплачешь!

Алексей. Ну, инженером быть не так уж плохо!

Вадим. Рядовым — ничего привлекательного.

Андрей. Ты в необыкновенные личности метишь?!

Вадим. Не скрываю. Плох тот солдат, который не хочет быть генералом. (Андрею.) Ты обязан ставить перед собой большую цель и добиваться ее.

Анастасия Ефремовна. Посмотри на Аркадия!

Андрей. В артисты не собираюсь.

Вадим. В любой профессии можно прозябать и можно стать человеком.

Галя. Совершенно правильно.

Алексей. Что ж, я на простых смертных поплевывать должен?

Вадим. Не хуже твоего знаю, как мы должны относиться к простым людям. Но труд труду рознь, и к профессору Аверину Петру Ивановичу я все-таки испытываю больше уважения, чем к нашей домработнице Клаве, хотя с ней я абсолютно корректен.

Алексей. Пушкин свою няню просто любил.

Вадим. Не ищи исторических прецедентов в его оправдание.

Анастасия Ефремовна. Вадя совершенно прав: вы обязаны думать и об аспирантуре и о профессорском звании…

Вадим. Не в званиях дело, Анастасия Ефремовна. Но если мы сейчас, именно сейчас, не будем мечтать о чем-то крупном, большом, из нас ничего потом не получится.

Катя. Но у человека может быть мало способностей…

Вадим. Кроме способностей, есть воля, настойчивость, упорство в достижении цели. Кажется, этому нас в школе учили и в комсомольской организации.

Афанасий. Это верно.

Вадим. Только для многих в одно ухо влетело — в другое вылетело. А я запомнил и ставлю перед собой большую цель. Да, я иду в Институт внешней торговли и не хочу потом затеряться в должности какого-нибудь делопроизводителя в министерстве…

Андрей. Будешь чрезвычайным и полномочным представителем?

Вадим. Может быть. Во всяком случае, хочу побывать во Франции, Италии, Англии, даже Америке…

Андрей. Слушай, Вадька, а ты не будешь шпионом в пользу какого-нибудь иностранного государства?

Вадим. Дурак!

Анастасия Ефремовна. Тебе всё шутки, а вот увидишь: Вадя будет занимать крупный пост. У него будет квартира, большая зарплата…

Вадим. Практическая сторона меня мало интересует, Анастасия Ефремовна.

Анастасия Ефремовна. Ты еще мальчик, Вадя, но всем вам придется думать и о квартирах, и о деньгах, и о семье…

Вадим (Андрею). Ты попросту лентяй. Вот я теперь как проклятый изучаю итальянский, французский; английский уже знаю хорошо. Это нелегко.

Андрей. Ну ты!.. Ты гений. Уж и манеры себе дипломата вырабатываешь.

Вадим (показывая на Андрея). Вот, пожалуйста, легкая ирония. То, что я умею сидеть на стуле прямо, а не развалясь,

Афанасий невольно меняет позу.

вежливо поздороваться, не гонять по школьным коридорам как угорелый, не чавкать, не ходить нечесаным, —

Афанасий приглаживает вихры.

все это в школе вызывало подобные блестки юмора. Откуда возник этот тонкий юмор? Из желания оправдать свою собственную расхлябанность и лень. Да, да! Чтобы научиться сидеть за обедом прилично, чтобы уступить место женщине, помочь ей, — этому надо учиться, а учиться — это трудиться!

Андрей. Он книгу «Хороший тон» изучал, мне давал читать — не помогает.

Вадим. Скверная книга, устарела. А новую написать не мешает; к сожалению, многим требуется.

Анастасия Ефремовна. Ты умник, Вадя, умник! (Андрею.) Слушай!

Афанасий. Мысли верные, ничего не скажешь… Только они (показывает на вихры) у меня торчат от природы. Остричься бы надо наголо.

Вадим. Я не о тебе.

Афанасий. Нет, почему же, — многое на свой счет принимаю.

Галя. Ты прав, Вадим. Быть каким-нибудь просто агрономом — доля ограниченных людей.

Алексей. А я считаю — плохо, когда, к примеру, писатель станет о себе говорить: я буду, как Лев Толстой!

Вадим. Но мечтать он об этом может и должен!

Алексей. Про себя.

Афанасий (учуяв недоброе). Осторожней, говорю!

Катя. Верно, верно, товарищи! По-моему, есть такие чувства — они высокие, благородные, — но их обязательно надо хранить в тайне. Помечтать разок в тишине… и забыть! Помечтать, как о каком-то большом счастье, которого, может, и не будет… А если солдат выйдет перед строем и вдруг вслух скажет: «Я хочу быть генералом»… Смешно как-то… Верно?

Алексей. Сочтут ненормальным, освидетельствуют и уволят по чистой.

Андрей. Вадя, смотри-ка, они тебя, кажется, за хвост поймали!

Вадим. Удивительно! Как много у людей бывает всяких уверток, приспособлений!.. Видите ли, все благородное держится так глубоко в тайне, что его порой… и не видно. Сугубо провинциальная теория…

Алексей. Есть и такое приспособление, довольно модное: городить из хороших слов этакие высоченные заборы, а что за этими заборами — не видно.

Вадим. Стань на цыпочки и загляни, если любопытно.

Андрей. Алеша, загляни. Только берегись: он тебя сверху какой-нибудь увесистой цитатой прихлопнет.

Алексей. И когда человек о себе говорит — я делаю то-то, то-то, — тоже нехорошо.

Вадим (Алексею). Вредную политику ведешь…

Афанасий. Ого, обвинение!

Вадим. Вредную! Андрей и без тебя достаточно путается в элементарных понятиях о жизни. Разговор я начал для него. Блуждать вкривь и вкось он без тебя умеет. Ему ясность нужна.

Андрей. Вадя, ты мой единственный источник света! Свети!

Анастасия Ефремовна. Алеша, ты мог бы действительно приберечь все эти мысли для себя.

Алексей. Тетя Настя, я не защищаю Андрея — верно, в голове у него и опилки есть…

Анастасия Ефремовна. Какие опилки? Не тебе его критиковать! Ничего такого страшного я не вижу. Во-первых, Андрюша способный, он должен стремиться именно к тому, о чем говорит Вадя.

Входит Петр Иванович.

Петр Иванович. Настенька, дай нам с Николаем Афанасьевичем что-нибудь перекусить. (Уходит.)

Анастасия Ефремовна. Николай Афанасьевич приехал? Наконец-то! Аркадий, иди же, обедай вместе с отцом. (Уходит.)

Вадим. Едемте купаться! (Андрею.) С тобой спорить бессмысленно. Горячимся мы, горячимся, а почему? Дни такие. Как-никак решаем свою судьбу. А чего решать? Двери института у нас в стране открыты — пожалуйста, в любой заходи.

Афанасий. С оговоркой — сперва конкурс выдержи.

Вадим. Что делать — приходится поиграть в эту лотерею. (Алексею.) И тебя я понимаю: ученье тебе давалось с трудом, по причинам очень уважительным — мне Андрей рассказывал, но ведь мы не будем свои домашние обстоятельства приемной комиссии излагать, — вот ты сейчас и нервничаешь, беспокоишься…

Галя. Вадим, это уже бессовестно. Языки ты знаешь, занимаешься ими в свое удовольствие, а по остальным предметам…

Вадим. Галя, я из детского возраста вырос и если считаю, что в моей будущей профессии какие-то школьные науки не будут иметь значения, могу заниматься ими постольку-поскольку.

Галя. Врешь! Если бы тебе тоже надо было идти по конкурсу, ты бы не держал себя сейчас таким независимым. Отлично знаешь: Николай Афанасьевич позвонит в институт, и… и для тебя откроется особая дверка.

Катя. Неужели примут?

Андрей. Наивная…

Галя. Академику Розвалову вряд ли откажут. В виде исключения… Как-нибудь…

Афанасий. А!.. Вне конкурса пойдет!

Галя. В обход. Дипломатический прием.

Алексей. Значит, те, которые по конкурсу, зря стараются — одно место уже занято. Человек десять сейчас вхолостую готовятся…

Вадим. Не волнуйся, мы идем в разные институты, тебе я не конкурент.

Андрей. Галка, Алеша, тут вы неправы. Лазейку иметь — великое дело! Эх! Кто бы за меня словечко замолвил!.. В ножки бы тому — бултых! Клянусь! Продаю честь и совесть!.. Ведь пролечу, пролечу!.. Э!.. Ладно! Поехали!

Вадим (Алексею, примирительно). Да, конечно, элемент маленького жульничества тут есть, но положа руку на сердце, кто бы из вас отказался от такой возможности? Только честно, без высоких слов.

Катя. Нехорошо… но заманчиво…

Афанасий. Чего же зеваешь? Папа у тебя лауреат, дал бы письмишко к кому-нибудь.

Катя. Ну тебя!..

Вадим. Идемте, товарищи!

Андрей. Едем. (Алексею.) Чего носом сопишь?

Алексей (вдруг кричит Вадиму). «Воля»! «Упорство»! «Комсомол воспитал»! Ты зачем хорошие слова поганишь?

Вадим. Взбесился ты, что ли?

Алексей. «Все двери открыты»! «В жизнь вступаем»! Что ж ты в нее с черного-то хода заползаешь?

Вадим. С какого это — с черного?

Алексей. Не по-ни-маешь? Где — так умен, а где — святой…

Вадим. За твоими словами знаешь, что сидит?

Алексей. Что?

Вадим. Обыкновенная маленькая…

Алексей. Ну, договаривай!

Вадим. Зачем? Сам догадайся!

Алексей. Боишься сказать?

Вадим. Обижать не хочется…

Алексей. Завидую?

Андрей. Алеша, Алеша, не делай из него общественного явления, тут все свои… Случай редкий.

Алексей. А ты считал? Что ты из этих окошек видел? (Вадиму.) Чести у тебя нет. Совести. Подлец ты!

Вадим (задыхаясь). Я… Я-то?..

Алексей (холодно). Ударь! Ну? Ничтожество!..

Катя. Алексей, так нельзя!

Афанасий. Нет уж, в таких случаях можно. Закон один для всех. Раз по конкурсу, ну и становись в общую очередь. Чего лезешь?

Алексей (Вадиму). Ничтожество! Кривая душа! Таких, как ты, ненавижу!

Аркадий (вскакивая с дивана). Правильно, Алеша, правильно! С черного хода идут… Не он один… Есть такие. Везде норовят пролезть, устроиться, приспособиться… И других за собой тянут… как зараза! Вон уж он где-то за партой умишко свой оттачивал, кумекал, — как, куда поудобнее, повыгоднее… И цели он ставит великие!.. Для себя… В начальство хочет вылезти… А вскарабкается, так любое чистое дело в махинацию превращать начнет. В выгоду… Для себя! Все для себя!..

Афанасий. Прямой дорогой проще идти…

Аркадий. Проще? Много ты прошел! Прямая-то дорога в жизни — самая трудная. Зато по ней человек идет… Человек настоящий!..

Вадим. Аркадий Петрович, вы, конечно, хороший артист…

Аркадий. Не артист я. Все! Сам подал сегодня заявление, чтобы уволили. Сам! Хватило духу! Не той дорогой иду, не так… Нехорошо!.. Сам подал! Сам!

Андрей. Ты ушел из театра?

Аркадий (вдруг обмяк). Да… Так получилось… Надо было… Ушел… Совсем…

Вадим. Демагоги! А я уверен: будь у вас хоть какая-нибудь возможность, все, как Андрюшка, в ножки бы — бултых! Не так, что ли?

Никто ему не отвечает. Вадим уходит.

Галя (Алексею). Поблагодарил бы меня…

Алексей. За что?

Галя. За то, что подсадила… через забор заглянуть. (Уходит.)

Афанасий (подымаясь). Да… Катя, пошли! (Берет вещи.) Ну, на Можайское, к тете Любе…

Катя. Ты говорил — к тете Вере!

Афанасий. А, всю родню перепутал!

Афанасий и Катя молча попрощались и уходят.

Андрей. Аркашка…

Аркадий молчит.

Аркадий… (Алексею.) Понимаешь, ведь он специально учился, работал сколько лет в этом театре…

Алексей. Пойдем погуляем маленько.

Входит Анастасия Ефремовна.

Анастасия Ефремовна (Аркадию). Я для тебя специально разогревать должна?

Андрей (матери). Он ушел из театра…

Анастасия Ефремовна. Как — ушел?

Андрей. Подал заявление и ушел совсем.

Андрей и Алексей выходят.

Анастасия Ефремовна. Правда?

Аркадий. Да, через две недели буду свободен.

Анастасия Ефремовна. Зачем, Аркаша, зачем? Аркаша, зачем? Разве так можно? Что ты будешь делать? Тебе же не семнадцать лет… Аркаша!..

Аркадий молчит.

Но ты не огорчайся…

Входит Маша.

Маша. Здравствуйте, Анастасия Ефремовна.

Анастасия Ефремовна (сухо). Здравствуйте, Мария Алексеевна.

Маша. Я только на две минуты.

Анастасия Ефремовна. Пожалуйста. (Уходит.)

Маша (Аркадию). Здравствуй.

Аркадий молчит.

О, ты последователен!

Аркадий. Здравствуй.

Маша. Спасибо!.. Знаешь, я две недели не теряла надежды, думала, придешь, извинишься… Даже в твою пользу оправдания придумывала — занят в театре, может быть, заболел… К сожалению, ты здоров… Вероятно, ты встретишь какую-нибудь девушку, тебе будет неприятно, что у меня есть свидетели… (Развязывает сверток, с которым вошла, подает Аркадию пачки писем. Говорит очень деловито.) Это — в первый год, когда ты в Киев и Полтаву на гастроли ездил… Это — когда я в санатории отдыхала… Здесь — из Владивостока, Хабаровска… Записки мне в больницу… Здесь фотопленки, негативы я разбила… фото… Здесь разные пустяки… На Новый год… в день рождения, на Восьмое марта… (Уронила на пол часть игрушек-подарков.) Полетели!.. (Наклонилась и чересчур долго поднимает игрушки. Подняла, положила на стол.) Все. (Пошла, улыбнулась.) Нет, нет, не провожай!..

Входят Андрей и Алексей.

Андрей. Здравствуйте, Маша.

Маша. Здравствуй.

Андрей. Это наш двоюродный брат Алексей.

Маша (здороваясь с Алексеем, машинально). Давно приехал? Откуда?

Алексей. Из-под Иркутска.

Андрей. В тот день, когда вы у нас в последний раз были.

Маша (безучастно). А!.. (Пошла.)

Андрей. Вы расстроились?

Маша. Что ты? Отчего?

Андрей. То есть как? Разве вам все равно?

Маша. Что?

Андрей (показывая на Аркадия). Что он ушел из театра?

Маша. Ушел?

Андрей. Разве он не сказал?..

Маша. Аркаша, сегодня был просмотр?

Аркадий. Да.

Маша идет к Аркадию. Всю следующую сцену Андрей и Алексей стоят молча, не глядя друг на друга, боясь пошевелиться.

Маша. Я сейчас в Сокольники ездила… прошлась… а скамейку кто-то сломал, только два столбика торчат… Хорошо… Тихо. И мороженым торгует та же толстуха… Только павильон в синий цвет перекрасили… Жалко. Поедем вечером в ресторан, я на платье скопила… Прокутим! А? Мы с тобой давно собирались шикнуть. Или по улицам пойдем. Знаешь, надо ходить, ходить и непременно где люди… Они о чем-то говорят, смеются, а ты идешь, идешь, и тебе все равно. А кругом шумят… Я очень люблю тебя… очень! И ты ничего не говори. Мы пойдем, я буду рассказывать, а ты ничего не говори, ничего — не надо… За четыре года я тебе ничего не рассказывала, а у меня есть, есть… Встань! (Поднимает Аркадия.) Галстук не надевай, так свободнее… Вот… Знаешь, мы в Сокольники пешком пойдем: по улице Горького, по Кировской, мимо вокзалов…

Маша уводит Аркадия. Андрей и Алексей стоят молча.

Андрей (подходя к игрушкам). Смотри-ка, игрушки…

Алексей. Не трогай.

Андрей. Да…

Алексей. Помолчи.

Пауза.

Андрей. На отвлеченную тему можно?

Алексей. Давай.

Андрей. Вот нас учат в школе — там все более-менее ясно, а посмотришь на жизнь — иногда ничего не понимаешь.

Алексей. Согласен.

Андрей. Один — ноль в мою пользу.

Анастасия Ефремовна (входит. Подавая Андрею записку). Завтра с утра пойдешь в Бауманское и передашь эту записку Коробову Ивану Андреевичу. Поговоришь с ним.

Андрей. Кто это?

Анастасия Ефремовна. Декан факультета. Иди поблагодари Николая Афанасьевича. Ну, за тебя я, слава богу, спокойна. А где Аркадий?

Андрей. Ушел с Машей.

Анастасия Ефремовна. Какой бесхарактерный! Иди же, поблагодари. (Уходит.)

Андрей (прочитав записку). Считай, что я в Бауманское попал.

Алексей молчит.

А что, понимаешь, таким, как Вадька, можно, а нам… Ладно!.. (Кладет записку в карман.) Фу!.. У меня что-то даже сердце застучало… Ладно, подумаем.

Алексей пошел к двери.

Ты куда?

Алексей. Пройдусь.

Андрей. Я с тобой. Понимаешь…

Алексей. Что ты за мной по пятам ходишь? Прицепился!

Андрей (подходя к Алексею). О, разозлился!..

Алексей (вдруг хватает Андрея за комсомольский значок на рубашке). Сними значок-то, чего нацепил!

Андрей (толкая Алексея). Но, ты, поосторожнее, я тебе не Вадька!