Сказания о Гора-Рыбе. Допотопные хроники Коротич Александр

Сказание об Уйго – Рыбьем Сыне

Удивительна была история помолвки Сийтэ и Уйрала, удивительна была история зачатия и беременности Сийтэ. Но ещё более удивительным был мальчик, что родился на полную луну в доме своего прадеда Кали-Оа. Бывает, что малыши по первости родителям толком поспать не дают, изводят их плачем, криками капризными. Поди-пойми, что такой крохе надо? Другое дело – Уйго. Он спокойно лежал в своей колыбели и улыбался. С благодарностью принимал и грудь материнскую, и отцову ласку.

Непросто было его родителям в то время: дурная слава о них шла по деревне унхов, мол, ребёнок не от отца своего зачат, а от Рыбы каменной. Хмурился на это Уйрал, но против ничего сказать не мог. Так уж устроены люди: то молятся чудесам, то проклинают их. Матери Уйго тоже приходилось несладко; она расплачивалась за силу, что давал ей сын, пока в материнской утробе рождения дожидался. Как и предупреждала Гора-Рыба, сразу после родов ослабла она телом, одолели её болезни и немощи. А только глянет мать в колыбельку, увидит улыбку сынову, так сразу словно полегчает ей. А возьмёт малыша на руки отец, так сразу сердце его возрадуется. Лишь одно было странно Уйралу: на груди и спине малыша будто бы чешуйки рыбьи росли.

Рос Уйго, как и все мальчишки, шалуном, разве что силой от них отличался. Не было ему равных ни в беге, ни в борьбе. Вот только силу ту он никогда во зло другим не использовал. Не обижал он никогда ни зверя, ни человека, ни букашку мелкую. Как к такой странности относиться – даже родители его не знали. Но более тревожило их другое: шло время, а Уйго молчал. Уж сверстники его говорили вовсю, а он с рождения так ни словом и не обмолвился. Все средства родители перепробовали: и папоротник к горлу привязывали, и жиром рыбьим тело натирали, и стрелу над головой у него в полночь ломали. Терпеливо сносил всё это мальчик, только улыбался, а говорить так и не говорил.

Тогда взяла его мать и пошла на берег озера, на дальний мыс, от глаз и от ушей любопытных подальше. Запела она песню, что дед её научил, в надежде, что придёт к ней Гора-Рыба и поможет сыну. Катит серые волны Таватуй-озеро до того берега, а Рыбы не видать. Кричала Сийтэ, умоляла и звала, но не пришла Рыба к ней на помощь. Видно, совсем она от унхов отворотилась.

В слезах вернулась домой Сийтэ, а ночью приснился ей сон. Во сне Рыба была, и говорила она так:

«Оставь надежду, Сийтэ. Никогда твой сын говорить не будет, потому что зачат он под водой, и немым он будет от веку, как немы те, кто под водой живут».

Заплакала во сне Сийтэ от горя. Но рыба говорит ей:

«Нет тут беды. Чтобы говорить с ним, рта открывать не надобно. Он мысли твои услышит и мыслями своими на них ответит».

Проснулась Сийтэ в слезах и видит: рядом Уйго стоит, смотрит на неё ласково и улыбается.

«Скажи мне хоть словечко, милый мой сыночек!» – умоляет она про себя.

И вдруг, будто кто-то слово рядом сказал:

«Таватуа».

Смотрит на сына Сийтэ и не верит себе.

«Ты ли это сказал, сыночек мой?» – спрашивает она мысленно.

«Да, это я сказал», – слышится ей, а рот у Уйго как был замкнут, таким и остался.

Засмеялась от радости Сийтэ. Разбудила мужа и научила его с Уйго разговаривать.

С тех пор всё у них в доме пошло по-другому. Да вот ведь что оказалось удивительно: маленький Уйго в любом деле большие знания стал проявлять. Порой мать с отцом учил, как поступать правильно надо. Знал он, как нужно снасть ставить, чтобы добрый улов попался, чувствовал приближение грозы, ягодные места в лесу с закрытыми глазами находил. Кому-то такое в диковину, а Сийтэ сразу поняла, что не зря Гора-Рыба следила, чтобы плод её правильно созрел, да учила его всему, что знала.

Дивились соплеменники странностям Уйго, только любить его от этого больше не стали. А за рыбью чешую, что на теле у него росла, окрестные дети стали дразнить его Рыбьим Сыном.

«Эй ты, Рыбий Сын! Уходи к своей каменной мамке!» – кричали они и кидали ему вслед камнями.

Те камни, что в грудь или в спину ему попадали, отлетали, словно от панциря. А иные камни он на лету ловил без труда. Но ни разу в ответ на обиду он камень обратно не бросил.

Так рос Уйго, высоким да крепким юношей стал. И чем сильней становился он, тем слабей становилась Сийтэ. Седая с молодости, потеряла она теперь красоту свою и свежесть. Тяжёлый кашель изнурял её и днём и ночью. Совсем не вставала она с лежанки, а печальный Уйрал сутками просиживал рядом, держал её за руку и молился, чтобы здоровье вернулось к любимой.

Наконец настал день, когда она сказала:

«Сегодня мы расстанемся навсегда, муж мой. Все силы я отдала нашему сыну. Теперь я отдам ему свою жизнь, и будет у него отныне три жизни: его собственная, моя жизнь и жизнь Кали-Оа. Нет и не будет ему равных по уму и силе, а в будущем ждут его великие дела. Обо мне же не печалься, потому что не каждой матери выпадает такое счастье отдать себя всю без остатка любимому сыну».

Сказала она так и глаза закрыла.

В отчаянии схватил её на руки Уйрал и понёс на берег Таватуя. Призывал он Гора-Рыбу. Умолял сохранить остаток жизни любимой жены его, как это сделала она однажды. Только не пришла Рыба, а молитвы его ветер над волнами развеял. Поднял лицо к небу Уйрал и увидел, что стоит над озером облако по виду рыбы. А в середине рыбы той будто человек, а в середине человека опять рыба. И понял Уйрал, что в этот миг жизнь покинула тело Сийтэ.

Сделал Уйрал последнюю лодку, украсил её листьями и положил в неё тело своей жены. Всю ночь проплакал Уйрал, а когда пришёл наутро посмотреть, не сделали ли чего с телом звери ночные, то увидел на месте лодки огромный куст рябины с огненными ягодами. Рядом с кустом стоял на коленях печальный Уйго.

«Не смогу я больше видеть тебя, сын мой, – сказал Уйрал, – потому что ты забрал у моей любимой всю красоту, всю силу и всю жизнь её. Нет в тебе моей крови, ничему я тебя не смог научить, сердцу своему родным тебя не смог сделать. Уходи теперь на все четыре стороны».