Поспорить с судьбой Панкеева Оксана
«У тебя хотя бы капля мозгов есть? Хоть немножечко? Вот столечко? О чем думал своей пустопорожней тыквой, когда ломился телепортом в место, которого толком не знаешь? Молодость вспомнить захотелось? Прогуляться по памятным местам, по которым тебя наставник смычком гонял? Ну, подставкой от пюпитра, какая разница… Мало того, что местность практически не помнишь, ты еще и не потрудился как следует разобраться в совмещении преломлений. Я не маг, и то понимаю, что дальше, чем от штаба до уборной, телепортироваться на первых порах не следовало, а тебя по континенту понесло! Ты вообще о чем-нибудь способен думать, кроме магии и своих стихов? Ну да, еще о бабах, это я в курсе. Совесть у тебя есть? Что ты тут улыбаешься, девушка я тебе, что ли? Я из-за тебя, паршивца, чуть умом не тронулся! Где тебя носило все это время? То есть как – не знаешь? Очень мило – он не знает! Как у тебя ума хватило кидаться неизвестно куда, без малейшей гарантии найти дорогу назад, понимая, что без тебя здесь все рухнет к свиньям собачьим? Как я еще должен объяснять, сколько тебе раз повторять, что ты не для красоты здесь околачиваешься? Как мне бороться с твоей проклятой эльфийской мозговой недостаточностью? Как в тебя вбить хоть какое-то понятие об ответственности, ведь ты здесь главный, на тебе все держится и ты в ответе за все и за всех! Пассионарио, я не знаю, что с тобой делать. Какому идиоту пришла в голову мысль, что ты сумеешь возглавить партию? С какой стати? Только потому, что ты непревзойденный оратор? Так ведь это единственное твое достоинство, прочее – сплошные недостатки! Тебя же и близко нельзя подпускать туда, где требуется хоть капля ответственности! Даже с парой мышей нельзя оставить, сдохнут от недосмотра, а тебе доверили командовать людьми! Вот что ты опять улыбаешься?… Не будет он больше! Так я и поверил.
О небо, за что мне такое наказание! За какие прегрешения шеф повесил на мою шею этих двух негодников? Одного вполне хватило бы, чтобы рехнуться за пару лун… С Кантором и то легче, он хоть не улыбается… Перестань ухмыляться, на меня это не действует, я амулет надел! Телепортист хренов! Есть же т-кабина, на кой тебе сдалось так рисковать?! Еще что-то подобное выкинешь – я на тебя ошейник надену! Небо свидетель – надену и заклепаю намертво собственными руками! Чтобы вообще больше колдовать не смог! И нечего на меня глазами сверкать, напугал тоже! На баб своих будешь сверкать, может, испугаются и разбегутся!.. Пусть? А что ж такое? За ум взялся или яйца оторвало в странствиях? А, просто новую нашел? Да перестань лыбиться, что ты прямо сияешь весь!.. Ну вот, опять! Где ты их находишь, этих «самых прекрасных на свете»? Ну да, так я и поверил, что у тебя с кем-то из них может быть серьезно. Не смеши. Где ты ее откопал-то?… Да вы что, сговорились? Я теперь что, вам буду записочки таскать? Да не пошли бы вы оба, придурки влюбленные! Нет, не иначе шеф все-таки врет насчет эльфа, чтоб я сдох, вы точно-таки братья! Да, разумеется, про Кантора я все знаю, не хватало мне только, чтобы и ты себе ненормальную переселенку нашел… Это радует, что нормальная, но то, что они знакомы – уже не очень… Кто? Да ты что, последние остатки мозгов куда-то телепортировал? Ты еще помнишь, чем однажды кончилась для Кантора вот такая же неземная любовь? Не смей и близко подходить ко дворцу! Не хватало, чтобы тебя там поймали! Да запросто, не пройдет и луны, как Шеллар со своим Флавиусом засекут тебя и изловят! Не убьют, конечно, но засветишься на весь мир, я тебе гарантирую. Это в лучшем случае. А еще тебя могут принять за шпиона. Или выдать мистралийскому правительству, если того потребуют интересы короны. Или втянут в какую-нибудь авантюру, на которые Шеллар большой мастер.
Кантор уже вляпался, чуть не пристрелили позавчера, тоже именно по этой самой причине. Не мог он этих коронованных особ послать куда подальше… Так что и думать забудь болтаться по королевским дворцам, сиди дома и пиши стихи, если так уж невмоготу. Да, именно так! Кантору можно, а тебе нельзя!.. Потому что Кантор серьезный и осторожный, а ты – безответственный недотепа. Потому, что для него это редкий шанс как-то решить его проблемы с психикой, а для тебя – развлечение. И потому, что он – рядовой боевик, если с ним что-то случится, разве что родители поплачут, а ты… Как тебе непонятно? Ты – наш вождь, хоть и хреновенький, и твоя распроклятая улыбка – наше знамя, перестань наконец скалиться! И если что случится с тобой, наше движение накроется… вот тем самым. Если ты еще помнишь, ты – наш последний шанс наладить жизнь несчастной страны, твоей страны, между прочим! Хотя я не представляю, как навести порядок в государстве, если у тебя в комнате-то бардак такой, что зайти страшно… В общем, ты меня понял?
С базы ни шагу, никаких самостоятельных занятий магией и никаких прекрасных и совершенных баб из королевских дворцов! Ты меня хорошо понял? Не слышу ответа. Что? Что ты мне показал? Ах ты, засранец! У Кантора научился? А шеф еще утверждает, что вы не братья! И очень даже я смею тебя воспитывать и на тебя орать! И нечего становиться в позу и строить из себя оскорбленную добродетель, ты в самом деле виноват. Куда! Стой! Не смей! Ах ты, паршивец! Вернись немедленно!.. Нет, ну что мне с ним делать? Шефу пожаловаться? И где этого негодника опять искать? Ненавижу! Всех! Этих неуправляемых подопечных, этого шефа и эльфов заодно, если он все-таки не врет…»
Министры и господа члены президиума дворянского собрания покидали зал заседаний в полной тишине. Никто не переговаривался с соседом, никто ничего не обсуждал, никто не высказывал никакого мнения. Все выходили безмолвные, бледные, с одеревеневшими лицами и поспешно разбегались, словно торопясь покинуть страшное место. Последним вышел король, опиравшийся на плечо Элмара. Он шел с трудом, шатаясь и морщась от боли, бледный и весь какой-то всклокоченный, как после драки. Первый паладин бережно поддерживал его и негромко что-то говорил. Лицо у его высочества было примерно такое же, как и у господ министров.
Жак подождал, пока они пройдут, вышел из-за колонны и не торопясь двинулся следом. У двери королевских апартаментов он остановился, прислушался, но входить не стал, поздоровался со стражниками и присел на корточки под развесистым экзотическим кустом в огромной кадке. Достал из кармана сигарету, зажал в зубах и стал шарить по карманам в поисках спичек. Стражники неуверенно топтались, видимо, не решаясь приблизиться. Затем Марк все-таки прислонил к стене алебарду и, воровато озираясь, не видать ли какого начальства, подошел к королевскому шуту и присел рядом.
– Что там у вас было? – вполголоса спросил он.
– Где? – не понял Жак.
– На заседании.
– Я там не был, – пожал плечами шут. – Сам только что пришел. А что случилось-то?
– Ты даже не слышал ничего? – еще тише прошептал Марк.
– Ничегошеньки. Я пришел, когда все уже закончилось. Заметил только, что морды у всех перекошены. А что, сильно шумели?
– Не просто шумели, кто-то орал на весь дворец, стекла били… Драка там случилась, что ли? А мы тут стоим, ничего не знаем…
– Стекла били? – изумился Жак. – На заседании кабинета министров? Ни хрена себе, позаседали… надо будет у Элмара спросить. Марк, ты не знаешь, он выйдет или телепортом домой отбудет?
Марк развел руками:
– Выйдет, наверное, если только его король не засадит в свой кабинет. Подожди, если время есть. Может, мэтр появится, его спросишь. Заодно нам объяснишь толком, что позавчера вечером случилось на этом ужине, чтоб ему провалиться.
– Ты разве там не был? – помрачнел Жак.
– Был. Но ничего не понял. И ребята тоже. Что с тобой приключилось-то? Ты же сроду оружия в руках не держал и вообще крови боишься. Или до сих пор прикидывался, а на самом деле особо секретный агент Флавиуса?
– Ну вот, пошли гулять сплетни… – недовольно проворчал Жак. – Блюдце у меня взлетело по-серьезному. Перенервничал, наверное. В глазах потемнело… и дальше ничего не помню. Очнулся с мечом в руках, кругом кровища и головы валяются… Бр-р-р! До сих пор страшно! – шут передернул плечами.
– А-а, – понимающе протянул Марк. – Тогда понятно. Ну и хорошо. А то, если б не ты, мы бы еще неизвестно сколько с этой Комиссией мучились. Наш начальник на радостях настоящий праздник закатил по этому поводу… А нам вот, видишь, караулы удвоили… А вот и его высочество, и ждать не пришлось, – торопливо поднялся стражник. – Ну ладно, пойду на пост, пока никто не заметил.
Марк шмыгнул на свое место у дверей, а Жак поднялся из-под кадки и поприветствовал Элмара, который спешно покидал королевские апартаменты.
– Ой, Жак! – обрадовался первый паладин. – Хорошо, что ты пришел! Шеллар о тебе спрашивал. Только сейчас к нему ходить не стоит, его мэтр каким-то эликсиром напоил, и он… не совсем при памяти.
– Я не к нему, – опустил глаза Жак. – К тебе. Ты сейчас куда?
– Я? – Элмар минутку подумал и махнул рукой. – А, демоны с ними! Мне надо срочно что-то выпить, так что я в ближайший кабак.
– Почему не здесь? – удивился шут.
– Во-первых, у меня есть подозрение, что Шеллар запретил меня поить во дворце, а во-вторых, хочу тебе что-то рассказать, а тут… сам понимаешь, дворец есть дворец. Пойдем в «Веселую белку», тут рядом. Я угощаю.
– Может, не надо в кабак… – замялся Жак и тут же сам себя одернул: – Ой, чего это я! Сон Мафея сбылся, а у меня все еще привычка осталась – по кабакам не ходить. Пошли. Расскажешь мне, что было на заседании и кто стекла бил?
– Расскажу, – пообещал Элмар. – Только не сейчас. Выпью, успокоюсь немного…
– А чего все с такими мордами выходили? – поинтересовался Жак, едва поспевая за широким шагом принца-бастарда.
– И об этом поговорим, потерпи немного.
– Ладно, – Шут чуть пожал плечами, помолчал, потом спросил, неловко отводя глаза: – Как он там? Вообще?
– Шеллар? Да не лежится ему спокойно. Вчера поставил всех на уши, с мэтром поругался…
– Из-за чего?
– Из-за всего. Из-за постельного режима, обезболивающих заклинаний, тонизирующих эликсиров и прочего. Вот уж трудяга-энтузиаст! Он хотел это заседание вообще вчера провести. Представляешь себе? Голову от подушки оторвать не может, а туда же! Нужно ему это заседание, ну просто позарез! По мне, так Флавиус сам бы прекрасно справился, и никто б не вякнул, так нет, ему понадобилось лично присутствовать! Вот и пристал к мэтру, чтобы тот наложил днем обезболивающее заклинание и приготовил какой-то эликсир, придающий сил. Но если заклинание будет днем, то перерыв придется делать ночью. А спать как? И эликсир этот, от него потом такие побочные действия, что здоровому мало не покажется. А Шеллару хоть говори, хоть не говори, уперся – и все. Мэтр тоже ни в какую. Так и поругались. Мэтр кричит, что его величество себя угробить желает, а Шеллар ему, что, дескать, если он еще пару дней пролежит, то его кто-то другой угробит… В общем, компромисс был достигнут с трудом – мэтр напоил Шеллара эликсиром, а обезболивающее оставил на ночь. Понадеялся, что в таком случае его величество свое заседание поскорей закончит. Как бы не так! Уж лучше бы все-таки сделал как просили. Может, и обошлось бы. А так пошел мой бедный кузен на это траханое заседание своими ногами, но при полном букете ощущений… В тебя никогда стрелой не попадали? Впрочем, что это я дурацкие вопросы задаю… Поверь, гадостная штука, да еще «бабочка», да еще на вторые сутки, когда воспаление идет… В общем, приятного мало, по себе знаю.
Они спустились по мраморным ступеням дворца, прошли по мощеной аллее и вышли за ворота.
– Весна… – мечтательно произнес Элмар, вдохнув полной грудью и залюбовавшись на солнце. – Вот и еще один год пролетел… Кстати, с новым годом.
– Тебя тоже, – вздохнул Жак, которого, похоже, даже весна не особо радовала. – Ну, и что было на заседании дальше?
– Подожди, – попросил первый паладин. – Не на улице же.
Жак послушно замолк и терпеливо молчал всю дорогу до ресторации «Веселая белка» и пока Элмар распоряжался насчет отдельного кабинета и выпивки.
– Ну, так что же там случилось? – спросил он, когда его высочество наконец осушил изрядный бокал вина и тут же налил себе следующий.
– А сам как считаешь?
– Думаю, его величество изволили лишиться чувств посреди заседания, – предположил Жак.
– И близко не угадал, – печально усмехнулся Элмар, пропустил еще бокал и занялся мясным рулетом с овощами. – Дождешься от него! Как только все остальные там чувств не лишились, вот что странно… Так вот, собрались мы все и засели – министры и президиум дворянского собрания совместно. Шеллар, понятно, сам речи говорить не в состоянии, доклад он поручил Флавиусу. Тот и доложил. Что, дескать, произошло досадное недоразумение и чудовищное преступление. Недоразумение – то, что один из гостей на банкете обезумел и покромсал Комиссию, а преступление – что готовился государственный переворот, и было совершено покушение на короля. Понятное дело, в Шеллара попали случайно, но кто ж теперь это вслух скажет, если короне удобнее, чтоб было покушение? Ввиду этого были приняты следующие меры… и зачитал список из тридцати двух пунктов. Правильные меры, мне понравилось. Все счета членов Комиссии арестовали, имущество конфисковали, как нажитое преступным путем, в нарушение финансовых интересов королевства. Все документы из их конторы изъяли и нашли там уйму интересного. По городу прошли повальные аресты, утром уже кое-кого осудили, а к вечеру и казнили. Это вчера ночью, пока мы в купальне расслаблялись, Флавиус трудился, как землеройка.
– Так быстро? – удивился Жак.
– Это ж не уголовные дела. В службе безопасности дела об угрозе короне решаются быстро и без всяких там адвокатов. Особенно если речь идет о заговоре и покушении на короля. Заседает закрытый трибунал, и готово. Тем более доказательств хоть ковшом черпай. Так что штук восемь голов на площади Справедливости уже торчит, и еще человек полтораста ждут решения своей участи в подвалах департамента. А начальника службы безопасности господина Фейна вообще на кол посадили. Я так понял, Флавиус крепко обиделся, что Фейн метил на его место и из-за этого провалил какую-то грандиозную секретную операцию. А Флавиус шутить не любит… Заодно и прочих сотрудников припугнул как следует. Некоторых министров тоже арестовали, на заседание заместители приходили… Так о чем это я? Ах, да. Зачитал Флавиус свой доклад и тонко всем намекнул, чтобы впредь вели себя прилично и забыли о всяких безобразиях, потому как неуязвимых среди них не осталось. И ты думаешь, эти придурки поняли намек? Они начали протестовать! Как тебе нравится? А затеял все граф Монкар. Как это его пропустили ночью? Неужто не за что было? Он вчера весь день подбивал дворянское собрание на выражение протеста его величеству. Вот и начали с его подачи господа министры и дворяне требовать расследования, рассмотрения дел в суде, а завершили свое выступление выражением неодобрения и недоверия королю. А господин Монкар высказал сомнения насчет того, что было преступлением, а что – недоразумением…
– Догадливый! – хмыкнул Жак.
– Возможно, возможно… Расписал в красках, как ни за что ни про что выволокли из дома его ненаглядную Алису и призвал всех не допустить беззакония и злоупотребления властью.
– Кто бы говорил! – опять хмыкнул шут.
– Вот именно. Шеллар ему на это ответил, спокойно и логично, как всегда это делает. Дескать, быть не может сомнений в том, что с Комиссией произошло именно недоразумение, поскольку будь королевский шут, ты, значит, в своем уме, то ничего бы им не сделал, а безумцы суду не предаются. Так что тут и расследовать нечего. А вот с его Алисой еще разберутся, виновата она или нет. И ничего беззаконного с ней не произойдет. Можно будет даже подумать о помиловании, если все пойдет нормально. Тоже, значит, намекнул. А гоблины бестолковые и этого не поняли! Им показалось, что его величество изволит оправдываться и, значит, можно на него, как Ольга говорит, наехать. Тогда и пошло. Выступил генерал Дальдо и заявил, что король использует элитные войска по своему желанию, не ставя в известность генштаб… Между прочим, короли имеют на это право, а генштаб ставят в известность только из вежливости. То ли генерал об этом забыл, то ли просто хотел воспользоваться моментом. Я гляжу, а Шеллар прямо на глазах тихо звереет.
Он вообще с самого начала вел себя немного нервно, взвинченно – от этого эликсира, от боли, да еще почти двое суток не курил. Но самообладания пока не потерял и только напомнил генералу насчет того, что корпус паладинов подчиняется непосредственно королю, который и имеет право им распоряжаться. И предложил высказываться, если еще у кого-то есть соображения по данному вопросу. Тут они вообще распоясались. Наше дворянское собрание приволокло на заседание наследников герцога Браско (у него, оказывается, пять сыновей) и от их имени выразило протест против конфискации, а эти пять лбов еще и разорались… Кто их только пустил?
Потом то же самое учинили компаньоны Ваира – у них же из общего дела капитал изъяли получается. Казначей пустил слезу, что в пещере сокровищ нашли совсем мало, наверное, девушки растащили, и дефицит бюджета по-прежнему поправить нечем… Смеешься? Я тоже чуть со смеху не помер. Министр иностранных дел заскулил, дескать, что мировая общественность скажет, что нас после этого, как Мистралию, перестанут за людей считать… А Шеллар к тому времени пятнами пошел, сидит, сопит как тролль, глаза кровью налились, но молчит. А они видят, что он молчит, и полный бардак устроили…
– Это тогда стекла выбили? – уточнил Жак.
– Да никто стекла не бил, подожди, не перебивай. Слово опять взял граф Монкар и внес предложение, во-первых, создать особую комиссию, которая расследует коварное убийство на банкете и добьется, чтобы голова виновника – то есть твоя – украсила площадь Справедливости. А во-вторых, внести все беззаконные деяния его величества в отдельный список и на основании этого поставить вопрос о правомерности его пребывания на престоле. Так иногда делается. Короли не предстают перед судом, но, если попадаются на чем-то преступном, с них запросто снимают корону. Я понял, к чему идет, представил, что мне придется все-таки занять престол, и мне чуть дурно не сделалось… Тут смотрю – Шеллар приподнимается во весь рост и как рявкнет: «Корону? Корону тебе, сукин сын?» Все сразу – хлоп! – и заткнулись. А он поводил глазами по залу и негромко так начал говорить. «Вы, господа, – говорит, – намеков не понимаете. Вы тут настолько уже обнаглели, что на второй день после неудачного заговора приходите ко мне и начинаете высказывать претензии». Говорит, а голос все громче, громче… «Доходит, – говорит, – уже до того, что человек, по уши погрязший в заговоре, лучший друг руководителя и отец активной участницы, которого оставили на свободе только из уважения к его былым заслугам, ставит вопрос – могу ли я оставаться на престоле? Это следует понимать так, что заговор продолжается?»
А потом уже стал не говорить, а кричать: «Когда шайка мошенников фактически узурпировала власть, вам это казалось законным и правильным, потому что они с вами делились взятками, а когда их не стало и законный правитель начинает наводить порядок, вы вопите о беззаконии? Голову виновника вам захотелось? А о своей собственной вы подумали? Где она может оказаться завтра, вместе с вашим списком?» – Элмар перевел дыхание, опорожнил очередной бокал и продолжил: – Жак, это было жутко, можешь мне поверить. Шеллар орал минут десять. У всех дар речи пропал моментально. Даже у меня. Никто никогда не слышал, чтобы король так кричал. Он голос-то повышал в крайне редких случаях, сам знаешь. А тут… страшно было смотреть. Стоит, ладонями в стол уперся, бешеными глазами водит и орет. Боги, я никогда не подозревал, что у моего кузена такая луженая глотка! Он по каждому прошелся персонально, каждого ткнул носом в дерьмо и обложил матом в семь этажей. Генерала, у которого берут солдат для покушения на короля, а он знать не знает. Казначея, у которого в казне образовалась загадочная бездонная дыра и которого ждет личная королевская ревизия, и если он до тех пор эту бездонную дыру не заделает, свои претензии будет высказывать на том свете предкам. Наследников этих придурочных, которым оставили родовой замок, а они еще недовольны, наверно, хотят титула лишиться. Министра иностранных дел, который работает на три разведки одновременно и почему-то думает, что никто об этом не знает… Ну и прочих. Я испугался, что его сейчас еще и безумцем объявят, стал за камзол дергать, так и мне досталось. Дескать, первый паладин сидит тут для мебели, наследник называется, не имеет понятия, что творится в стране, и вином от него разит с утра. А я, между прочим, всего-то один бокал за завтраком выпил. Даже обидно… Все застыли, никто не шевелится. Ждут, чем это закончится.
– И чем же? – нарушил возникшую после этих слов паузу Жак.
– Тем, что начали лопаться стекла, которые тебе так покоя не давали. Никто их не бил, они сами полопались. Штуки три. Тогда его величество изволили опомниться и успокоиться. Снова поводил глазами по залу, посмотрел на окаменевшие физиономии и уже нормальным голосом добавил: «Я тут король или хрен собачий?» И знаешь, как-то ни у кого сомнений по этому поводу не возникло. Вот уж никогда не думал, что можно так напугать людей простым десятиминутным криком.
Безусловно, рассказ Элмара был невероятен уже потому, что ярость была Шеллару до сих пор не свойственна. При всех достоинствах, по части выражения чувств у его величества были с самого рождения определенные проблемы. И, в отличие от обычных людей, которые постигают смех и слезы, горечь утраты и восторженность любви в определенном возрасте, Шеллару каждое из них давалось с большим трудом. Либо, как это случилось когда-то со способностью смеяться, путем длительных тренировок, либо вот такими потрясениями.
– Как я понимаю, – улыбнулся Жак, – сегодня его величество научился гневаться?
– Ты смеешься… Мне тоже всегда было смешно, когда он говорил, что страшен в гневе, только никто этого не знает. А ведь на самом деле страшно. Я уж решил, что у него что-то в голове нарушилось… А он наорал на всех, а потом сел и опять спокойно так говорит: «А теперь, господа, давайте договариваться по-хорошему, как цивилизованные люди». Последний намек, так сказать, сделал: либо вы, сволочи, успокоитесь и заткнетесь, либо еще полетят головы, благо, есть за что. И ведь сразу к ним вернулась способность понимать намеки, и договорились в пять минут. Вспомнили, кто здесь король и какие у него права, и полностью осознали, что неуязвимых среди них действительно не осталось. А с Монкаром договорились персонально – обменялись, так сказать, головами – Шеллар помилует Алису, а Монкар отвечает за твою безопасность. И если вдруг с тобой что случится, разбираться не будут, а возьмутся сразу за нее. Кстати, ты в курсе, что Ольгин мистралиец Монкара обложил матом, показал ему два пальца и еще побить грозился?
– За что? – хихикнул Жак, представив себе эту картину.
– Его светлость вломился в королевские апартаменты и начал хамить и что-то требовать. Кантор в это время один сидел. Ну, ты же знаешь этого нахала? Хотя ты с ним мало общался… Так вот, наш мистралийский друг начисто лишен такого качества, как почтение к вышестоящим, зато наглости у него на шестерых. Он послал его светлость во все известные науке места и посулил выкинуть силком, если тот сам не уберется. Монкар пытался пожаловаться, но тут уж я это дело пресек, сказал, что не советую ему связываться, что, дескать, мистралийцы – они такие, если вдруг с этим наглецом что-то случится, понаедут братья и устроят кровную месть, и тому подобный вздор. Откуда только фантазия взялась?
– Подействовало? – поинтересовался Жак.
– Еще как! Ну а, чтобы Шеллар не думал, что я у него для мебели, я им тоже сказал, что если вдруг с моего кузена снимут корону, она перейдет ко мне, а я кузена Шеллара настолько люблю, что сделаю его своей правой рукой с неограниченными полномочиями. И еще заодно вызвал на поединок всех пятерых наследников герцога Браско. Противно, что ни один не принял вызов. Четверо признали, что они недостойны скрестить меч с особой королевской крови, и тут же по-быстрому смылись. А пятый, злобный сукин сын, сказал, что он бы с удовольствием, но он маг, а я воин, так что в поединке он может сразиться разве что с Мафеем.
– Дурак он, что ли? – отозвался Жак. – Если Мафею показать пару боевых заклинаний, он от этого смельчака мокрого места не оставит. Из нашего малыша дурная Сила так и прет, ее только оформить как-то…
– Правда? – порадовался Элмар. – Я знал, что Мафей силен, но не думал, что настолько.
– Ну, а дальше-то что было? – вернулся к разговору о совещании Жак.
– Да в общем все. На том и закончилось. Все быстро разбежались по своим делам: казначей – дырку в бюджете заделывать, генерал – виноватых искать, министр иностранных дел – лекарства принимать… Ну, и так далее. А Шеллар даже извинился передо мной за то, что наорал и нахамил. «Извини, Элмар, – говорит, – я не хотел тебя обидеть, просто не дергай меня за камзол, когда я в гневе»… А потом действие эликсира кончилось, он еле успел до своих покоев добраться, в гостиной мне даже пришлось его на руки брать, а то свалился бы. Мэтр его отругал, чем-то напоил и уложил в постель, – Элмар вздохнул, в очередной раз опростал бокал и вдруг спросил: – Жак, а ты почему к нему не приходишь? Он о тебе постоянно спрашивает. Переживает, что ты на него обиделся.
– Странно, – ядовито ответил шут, как-то сразу помрачнев, – когда он меня подставлял вот так по-свински, он не переживал. Друг, называется. Если б он меня просто об этом попросил по-дружески, я бы… я бы и это для него сделал. А он…
– Он не хотел, – угрюмо сказал принц-бастард, опустив глаза. – Это я его заставил.
– Слушай, рассказывай эти сказки Мафею, ладно? – нахмурился Жак. – Понятно, ты его любишь, хочешь, чтобы у него все было хорошо, у тебя хватит благородства взять все на себя, но не надо мне врать так по-детски.
– Я тебя не обманываю, – настойчиво повторил Элмар, не поднимая глаз. – Это я виноват. Когда он сказал, что мне придется занять престол…
– Не понял.
– У него был другой план, – стал объяснять первый паладин. – Он собирался убить их сам. После чего ему пришлось бы в любом случае сложить с себя корону. И я так из-за этого расстроился, что совсем разум потерял, и взял с него слово, что, если он успеет придумать что-то другое, то обязательно попробуем воплотить. Вот он это и придумал. Шеллар не хотел. Он говорил, что план никуда не годный, подлый и безнравственный, но я настоял. Уж очень мне не хотелось быть королем, – Элмар поднял глаза и покаянно продолжил: – Жак, клянусь честью, так оно и было. Он не хотел тебя подставлять. А я… я не знал, что это будешь ты. Он мне не сказал. Если б я знал, я бы не позволил тебе взять мой меч. А если б знал ты, ты бы не трансформировался. Он не мог сказать. Ни тебе, ни мне. Прости нас. Прошу тебя. Сходи к нему. Все равно ведь помиритесь, что, я тебя не знаю. Поговорите, объяснитесь по-человечески. Он бы и сам к тебе пришел, если б мог. Жак, он ведь переживает. Ему и без того плохо. Если вы не помиритесь, он ведь и правда мне не простит.
Королевский шут вздохнул и заговорил о другом:
– А у меня новость, – сказал он. – Тереза наконец избавилась от своих проблем.
– Так вот ты где вчера был? – повеселел Элмар. – Из постели весь день не вылезал?
– Почему весь день? Днем она меня всякими зельями отпаивала, потому что у меня до самого вечера все конечности тряслись. А уж ночью конечно…
– Ну надо же! – восхитился принц-бастард. – Что же он с ней сделал?
– Кто? – не понял Жак.
– Кантор. Они чуть ли не час просидели вместе в оранжерее, и после того вышли в обнимку. Тут без него явно не обошлось. Но ты не думай, он ничего неподобающего не делал, – спохватился Элмар. – Поколдовал, наверно.
– Вот это номер… А она мне не сказала.
– Может, и мне не следовало говорить? – запоздало спохватился первый паладин.
– Теперь уже поздно. Сказал так сказал. Я ей не признаюсь, не переживай. Но любопытно все-таки… Неужели он правда маг? Надо будет Мафея спросить, не заметил ли он чего интересного?
Элмар помрачнел и задумчиво посмотрел на бокал в своей руке. Потом подумал и поставил на стол.
– Жак, – сказал он, продолжая исследовать цвет вина в бокале. – Скажи, я действительно слишком много пью, или это у моего кузена… преувеличенные опасения?
Шут пожал плечами.
– Нашел у кого спросить. Я же не в курсе, сколько для тебя много, а сколько нет. Он тебя лучше знает. А с чего ты вдруг об этом?
– На днях Шеллар мне прямым текстом заявил, что я спиваюсь. Жак, скажи честно, это так?
– Я тебе что, врач-нарколог? – жалобно уставился на него шут. – Спроси у специалиста. Или хотя бы у Ольги.
– А Ольга что, специалист?
– Да нет… Но в ее время алкоголизм был массовой проблемой, и официальная пропаганда на каждом углу вещала о его вреде… ну, и население просвещали по этому вопросу. Хотя население все равно продолжало пить. Ольга много об этом знает, она как-то при мне королю рассказывала.
– Так вот почему она так много пьет! – оживился Элмар. – Это просто традиция ее родины! А я уж боялся, что с ней что-то не в порядке.
– Слушай, – не утерпел Жак. – Что Ольга пьет много, ты замечаешь, а сколько пьешь ты – должен считать я, так получается? Вот сядь сам и подумай, много ли ты пьешь, часто ли ты это делаешь, помнишь ли себя, как напьешься и как себя чувствуешь наутро. Должен заметить, что Ольга всегда все помнит и у нее не бывает похмелья.
– Ты опять об охоте? – нахмурился принц-бастард. – А я совсем о другом. Вчера я сидел, вспоминал позавчерашний вечер и чуть со стыда не сгорел. Я ведь до того допился, что разоткровенничался с малознакомым человеком о таких вещах… о которых никогда ни с кем не говорил.
– Да ты постоянно это делаешь, – пожал плечами Жак. – Вечно напьешься, чего-нибудь отмочишь, а потом две недели страдаешь и стыдишься. И поди разберись, то ли ты по жизни такой и есть, то ли правда спиваешься. Так что или иди к специалисту, или разбирайся сам. Считай, сколько пьешь, записывай и выводи статистику.
– Я тебе что, алхимик? – обиделся Элмар. – Я не знаю, как это делается.
– Ну, без статистики просто посмотри и разберись. Но лучше сходи к специалисту. Или стыдно?
– А тебе бы не стыдно было?
– Мне? Нет. Я же не принц. Я так… болтающееся при дворе нечто, которое при случае можно использовать и подставлять. А тебе могу дать еще один совет. Когда хочется выпить, попробуй отказаться от этого желания, и посмотри, насколько трудно это окажется. А то ты сначала выпил кварту или полторы, а потом задумался…
Элмар скорбно задрал брови и с болью в голосе произнес:
– Жак, не говори так…
– А делать так – оно ничего, можно? – проворчал Жак. – Я вчера вообще хотел уехать из этого города куда подальше… но пришел Мафей, глазами похлопал, потом Тереза пришла… И понял я, что просто не смогу. Не найдется у меня сил бросить их и уехать. А вы… а пошли бы вы с вашими государственными проблемами, с вашей честью и вашим благородством и извинениями вашими… великие комбинаторы! Завтра подам в отставку, сменю квартиру, найду другую работу, женюсь… и больше ни за какие хряпки не буду иметь дел с королями и прочими наследными принцами.
– Ты серьезно? – ужаснулся Элмар.
– А что, у меня, по-твоему, есть настроение шутить?
– Ты хочешь от нас уйти? Жак, не надо, прошу тебя. Поговорите и помиритесь. А то ведь он от тебя не отстанет, он же настырный… Это все я виноват, хочешь, набей мне морду, я и сопротивляться не стану.
– Спасибо, – проворчал шут. – Такие предложения мне неинтересны. Нашел тоже удовольствие – морды бить. Ты б еще рыбьего жиру предложил.
– Жак, я тебя очень прошу… Ну хотя бы не уходи вот так, скажи ему, что обижен, что не желаешь иметь с нами дела, и все такое… но не уходи молча.
– Еще одна гениальная идея! – фыркнул Жак. – Прийти к полуживому человеку и высказывать претензии. Ты как придумаешь что-нибудь… Может, потом скажу. Когда выздоровеет. А может, и молча уйду. Не знаю. Пока я пойду, пожалуй, домой. А ты посиди, у тебя еще кварта вина осталась, вот и проверь, сможешь ты ее не допить или нет.
Глава 2
– Как ваше здоровье, Рабинович?
– Не дождетесь!
Старый одесский анекдот
В комнате для посиделок царило необычайное оживление. Придворные дамы дружно хохотали и обсуждали что-то очень забавное. Даже тихая Акрилла развеселилась так, что уронила свой неизменный роман и не заметила. А ее новенькая подружка Вероника, такая же молоденькая, и вовсе уже стонала со смеху и не могла сказать ни слова. Она вообще была хохотушка и смеялась по любому поводу.
– Что у вас веселого? – спросила Эльвира, снимая перчатки и пелерину. – Какие-то новости?
– Селия вернулась, – сообщила Камилла. – Ты бы ее видела!
– А что, она пьяная или в неподобающем виде?
– Откуда ты знаешь? – изумилась Анна.
– Знаю, – улыбнулась Эльвира и присела в свободное кресло. – Я только что ходила проведать Киру и встретила там Ольгу. Мы с ней немного прогулялись и зашли пообедать в «Эльфийскую лютню»…
– Ольгу туда пустили? – снова изумилась Анна. – Или сегодня она оделась прилично?
– Анна, не будь дурой, – хмыкнула Камилла. – Теперь Ольгу пустят везде, в каком бы виде она ни явилась. Ее голубые штаны отныне не являются одеждой неподобающего вида, теперь это – символ победы. Могу поспорить, что через луну-другую полгорода будет носить такие же. Они наверняка войдут в моду и даже станут считаться особо шикарными. Во всяком случае, среди воинов. Ну, так что Ольга?
– Она мне рассказала кое-что про Селию.
– Ольга знала, где маркиза была все это время? – уточнила Акрилла.
– Конечно, она же присутствовала при всем этом веселье. Когда Селия вломилась к его величеству подсмотреть экзотические любовные утехи, там как раз планировали операцию по уничтожению дракона. И чтобы наша бестолковая подружка не путалась под ногами, ее отправили в башню к Этель. Это все я слышала еще в Сорелло. А сегодня Ольга рассказала, чем наша Селия занималась в заключении. Хотя увидеть своими глазами было бы интереснее.
– Точно, – согласилась Камилла. – Это надо было видеть. Пьяная маркиза в халате нараспашку бредет, шатаясь, по коридору и говорит по-хински…
– Это как же надо было напиться, чтобы заговорить по-хински! – восхитилась Эльвира. – Вот теперь уж все мужики ее будут. Сойдет за особо образованную. Она, наверно, кроме языка постигла и тайное искусство хинских жриц любви…
– Возможно, – пожала плечами Камилла. – Но король ее теперь точно отставит. А, принимая во внимание то, что он как раз всерьез собрался жениться, для нее это будет трагедия.
– Дамы, о чем вы говорите! – жалобно посмотрела на подруг Эльвира. – Даже если он и соберется жениться, не на Селии же!
– Это ты ей объясни, когда она проспится и закатит истерику, – вздохнула Камилла. – Она тебе еще припомнит твой дурацкий совет и тебя же сделает виноватой.
– Пусть только попробует! Я тогда королю настучу, что она по пьянке о нем говорила.
– А что она говорила? – заинтересовалась Анна.
– Так я вам и сказала! Чтобы вы раньше меня сами настучали?
– У Анны, как всегда, ума хватает только на прямые вопросы, – хихикнула Камилла. – Лучше расскажи подробнее, что же тебе Ольга сказала о Селии.
Эльвира охотно поведала дамам о незадачливой маркизе, которая спешила попасть на оргию. История вызвала новый приступ истерического смеха.
– Ой, не могу! – стонала маленькая и пухленькая, как хомячок, Вероника. – Ой, умора! Она что, правда такая дура? Решила, что мэтр тоже участвует в оргиях?
– Самое веселое, что Селия готова была отдаваться на столе даже троим мужчинам, лишь бы ее приняли в компанию! – хихикала Анна.
– Трое мужчин – это мелочи, – усмехнулась Камилла. – Самое забавное, что она всерьез поверила, что это оргия и что ее там убьют.
– А ее теперь прогонят? – спросила Акрилла.
– Может, и прогонят, – мурлыкнула Камилла. – А может, и нет. Смотря какое настроение будет у его величества. И в зависимости от того, настучит ему Эльвира или нет… Эльвира, а что это у тебя в сумочке? Банка какая-то?
– Варенье, – ответила Эльвира. – Вам-то что?
– На сладенькое потянуло? – подмигнула Анна. – Не беременна ли ты часом?
– Шуточки у тебя! – оскорбилась Эльвира, а сама подумала, что шутки шутками, а ведь от эльфа можно запросто и забеременеть, несмотря на все предохранительные заклинания. И как этот общеизвестный факт не пришел ей в голову раньше? Даже не спросила этого Карлсона… Надо же было настолько голову потерять! Вот будет потеха, если он больше не прилетит, а память от него на всю жизнь останется… – Я вообще люблю варенье, – решила прекратить разговоры на эту тему Эльвира. – Просто редко позволяю себе сладости, чтобы фигуру не испортить.
Сделав такое заявление, она демонстративно запустила руку в вазочку с конфетами, схватила полную горсть сластей и высыпала в свою сумочку.
– Пойду к себе, – сказала она. – Переоденусь, потом подойду. Или не приду, не знаю.
– А что это тебя действительно на сладкое потянуло? – удивилась Камилла. – От Ольги научилась? Так ты смотри, Ольгу сколько ни корми, она доской была, доской и останется, ей хоть бы что, а твоя фигура может и не выдержать.
– Это у меня на нервной почве, – пояснила Эльвира и поспешила покинуть подруг, чтобы не вдаваться в дальнейшие обсуждения.
В комнате ее ждал сюрприз. Он сидел на подоконнике, обхватив колени руками, и печально смотрел в окно. Эльвира поспешно нащупала задвижку и заперла за собой дверь, чтобы никто неожиданно не вошел.
– Карлсон, – ахнула она. – Что ты здесь делаешь днем? Или домой не попал?
Он обернулся и виновато посмотрел на Эльвиру. Глаза его были несчастными, как у побитой собаки, и какими-то больными.
– Извини, – сказал мистралиец, и она услышала, что голос Карлсона дрожит, будто он собирается вот-вот заплакать. – Я не хотел тебя беспокоить, но… это единственное место, куда я могу безошибочно телепортироваться. Я уйду, как стемнеет.
Эльвира бросила в кресло пелерину, перчатки и шляпку и подошла к нему.
– Что случилось? У тебя опять неприятности? Я могу чем-то помочь?
– Вряд ли, – вздохнул Карлсон и снова виновато посмотрел на нее. – Просто сегодня я услышал о себе очень много неприятных и обидных слов… и, что самое противное, это все совершенно справедливо.
– От начальства попало? – пожалела эльфа Эльвира. – Ну не переживай так. Хочешь варенья?
– Хочу, – печально кивнул Карлсон. – А у тебя есть варенье?
– Есть, – засмеялась Эльвира. – Я сегодня специально купила на случай, если ты вдруг прилетишь.
Гость грустно улыбнулся:
– Как в сказке? «Я самый тяжелый больной в мире»?
– Совершенно верно. А я буду тебе родной матерью и стану лечить вареньем, – снова засмеялась Эльвира и ласково потрепала беднягу по челке. – А потом ты успокоишься и пожалуешься мне на свое бессердечное начальство, а я тебя пожалею.
– Спасибо, – снова улыбнулся он и спрыгнул с подоконника. – Приятно, что хоть кто-то рад меня видеть и готов посочувствовать. Хотя, в общем-то, жаловаться мне особенно не на что, сам виноват…
– Виноват или нет, все равно неприятно, когда тебя ругают. Давай я прикажу подать чаю, а ты пока спрячься в ванной, чтобы слуги не увидели. Только сиди тихо и воду больше не кипяти.
В королевской спальне было сумрачно, хотя на улице вовсю еще светило солнце. Тяжелые темные шторы были плотно задернуты, чтобы свет не раздражал его величество, которого нервировало решительно все. В том числе и эти самые шторы, за которыми не видно было солнца, а Шеллара III как никогда живо интересовало, скоро ли проклятое медлительное светило склонится к закату. На закате должен был прийти придворный маг с очередным обезболивающим заклинанием, и этого момента король ожидал как великого блага. Он уже успел сто раз проклясть свое патологическое трудолюбие, свои бредовые идеи насчет заседания, изобретателя стимулирующего эликсира, всех своих министров и персонально графа Монкара, покойных членов Комиссии, растяпу-дядюшку, собственное скудоумие и несообразительность, небрежное отношение к хранению доспехов и уходу за ними, и в особенности неизвестного стрелка, имя которого так и не попало в историю.
Король пребывал в одиночестве – так как ему стыдно было стонать при подданных, то он всех выгнал вон. Дурманящее действие эликсира, которым его напоили после заседания, давно закончилось, оставив только тяжесть в голове. А боль вернулась. Шеллар пытался как-то с ней бороться, отвлекаться, о чем-нибудь размышлять, но ни о чем постороннем думать не получалось. Мысли перемешивались, обрывались и тут же расползались, а обмануть боль не удавалось. Отчаявшись сосредоточиться хоть на чем-нибудь, король прикрыл глаза и просто стал ждать заката. Он лежал в тяжелом, душном полузабытьи, прислушиваясь к дергающей боли в воспаленной ране, и мысленно упрекал себя в малодушии. «С Элмаром такое бывало много раз, – уговаривал он сам себя. – Это не страшно. Можно стерпеть не скуля. Неужели я хуже кузена? Неужели слабее этого несчастного мистралийского барда, который молчал, когда ему крошили руку хлеборезкой?» Уговоры помогали мало. Примеры терпения и мужества, которые его величество сам себе приводил, тоже не были достаточно эффективными. Он то и дело стискивал зубы, стонал вполголоса и мысленно осыпал ругательствами темные шторы, через которые не видно было, скоро ли закат, а также свое патологическое трудолюбие… и далее по кругу.
Услышав, как скрипнула дверь, король приоткрыл глаза и увидел, как кто-то тихонько входит в комнату.
– Мэтр? – с надеждой позвал он, подавив очередной стон.
– Нет, – негромко ответил вошедший и направился к стульчику Мафея. – Это я.
– Жак… – неуверенно выговорил Шеллар и замолк, не зная, что сейчас услышит в ответ. То ли его личный шут пришел, потому что простил, то ли решил высказать все, что думает о таких друзьях, перед тем, как уйти навсегда…
– Угу, – гость взгромоздился на стульчик, поставив ноги на перекладину, точно как Мафей, и, дотянувшись до тумбочки, зажег свечу. – Пусть будет светлее, а то не видно ничего. Вам не мешает?
– Нет, – чуть качнул головой король и посмотрел на Жака, пытаясь определить, что же он все-таки скажет. А тот молча смотрел на его величество, тоже, видимо, чего-то ожидая или не зная, как начать. Король не выдержал.
– Прости, – тихо сказал он и стиснул зубы, чтобы не застонать вслух.
– Что, плохо? – сочувственно качнул головой Жак. – Да не стесняйтесь, никто вас не услышит. Мэтр звукоизолировал вашу спальню. Звонок у вас проведен прямо в комнату прислуги, если здесь дернете – там услышат. А в комнате можете хоть в полный голос кричать… Ни одна живая душа не услышит.
По всей видимости, себя он не учитывал. Либо не считал за живую душу.
– Жак…
– Да не сержусь я, не сержусь. Не могу я долго сердиться. А вы этим пользуетесь… Пошутить вам про что-нибудь? Или смеяться трудно?
– Не знаю… не пробовал, – признался король, не помня себя от облегчения. Ему даже показалось, что боль стала вполне терпимой и не столь уж мучительной.
– Ну попробуйте, если не боитесь. Хотите свежайшую хохму? Это не шутка, а правда. Вам опять гроб сделали.
Короля немедленно разобрал смех, и он понял, что смеяться все-таки больно.
– Ты так больше не шути… – попросил он, с трудом сдержав вскрик. – Больно смеяться… Который час?
– До заката еще почти час. Уже недолго. Я с вами посижу, поразвлекаю вас, хотите? Или вам лучше, чтобы никто не мешал?
– Спасибо… посиди.
– Что-нибудь хотите?
– Курить! – простонал король. – Двое суток… рехнуться можно!
– Что, мэтр воспользовался вашим бедственным состоянием и запрятал трубку? – сочувственно улыбнулся Жак и прикурил сигарету от свечи. – Держите. Смотрите только, не подпалите одеяло. А голова у вас не закружится?
– Она и так кружится, – отмахнулся Шеллар, глубоко, с наслаждением затянулся и блаженно улыбнулся.
– Как мало надо человеку для счастья, – улыбнулся в ответ Жак. – Ну, что вам рассказать? Какие-нибудь новости? Или что-нибудь загадочное?
– А у тебя есть что-то свеженькое? – оживился его величество.
– Есть. Во-первых, у меня загадочным образом состоялась личная жизнь. Неожиданно и внезапно. Вот вчера еще не было, а сегодня уже есть. Тереза молчит и пожимает плечами, а Элмар утверждает, что всей этой радостью я обязан некому мистралийскому товарищу… как будто я и так ему мало обязан!
– Да, – кивнул король. – Это он. Спроси Мафея, он видел.
– Только и всего? А я-то думал, это окажется что-то загадочное, над чем можно будет голову поломать… Но раз вы все лучше меня знаете, вот вам еще интереснейшая фенька. Опять же насчет нашего друга из солнечной Мистралии, дона Диего Тенорио. Откуда он, кстати, такую фамилию взял?
– Да фальшивая, плюту ясно.
– А, вспомнил. Это из классической драмы, да? Что-то типа местного Отелло? Ну бог с ней, с фамилией. Мне не дает покоя вот какой вопрос. Откуда он знал… вернее, как он догадался, что это буду я, если этого никто, кроме вас, не знал, даже я сам?
– Ты его спрашивал?
– Разумеется. И он мне ответил, что он, дескать, увидел, как Элмар передвинул меч, и понял, что это для меня. Так вот, это полная фигня. Он понял все немного позже.
– Почему ты так считаешь? – переспросил король.
– Ладно, попробую по порядку. Вот он сидит рядом со мной… Кстати, он знал, зачем вообще его туда посадили?
– Частично. Он был в курсе, что его эманация должна кого-то активировать.
– Но кого – не знал? Значит, я правильно понял. Сидит, ждет своего любимого гимна и никого не трогает. Кроме меня. Меня дон Диего поминутно достает вопросами, где я бывал и где он мог меня видеть. И думает все это время только об этом. Мистралиец засек этих стрелков на галерее намного раньше, чем сказал о них. Почему? Потому что полагал, что стрелять будут в него. Вот заканчиваются выступления аристократов, Элмар передвигает меч, Диего это все видит, но по-прежнему сидит и молчит. То есть, на этот момент он еще ни о чем не догадался, а мне он просто клипсу сдернул. Вот встаете вы и даете мне слово, а он по-прежнему сидит и помалкивает. Вот встаю я, говорю пару слов, поскольку больше ничего сказать не в состоянии, сажусь, и тут этого мыслителя осеняет. Он начинает щупать меня на предмет кольчуги и спешит сообщить Элмару о стрелках. Вывод: пока я говорил свои несчастные пару слов, он все понял. Абсолютно все: кто активируется, что сейчас будет, как это случится и в кого станут стрелять. Он не сводил с меня глаз, пока говорил свою речь, и очень точно определил момент трансформации. Так вот, мне было бы очень интересно знать: как этот мистралиец обо всем догадался? Мне очень неприятно и как-то боязно даже предполагать, что он вспомнил, где меня видел…
– Интересно… – согласился король и с сожалением посмотрел на окурок. – Дай-ка мне еще сигарету. Это надо крепко обдумать… то есть, полежать и немного поразмышлять.
– А вам не много будет? Ну ладно, держите, только не кашляйте потом, кашлять тоже будет больно, как и смеяться. Так что, мне помолчать, будете думать?
– Не сейчас, – вздохнул Шеллар. – Я не в состоянии сосредоточиться. Потом. Расскажи еще что-нибудь. Как там все?…
– Мне вторую ночь кошмары снятся, такие, что спать страшно.
– Мне тоже, – снова вздохнул король.