Красное на красном Камша Вера

– Клянусь.

2

Лицо Эрнани не выражало ничего – серая маска, безнадежная, как осенний дождь. За спиной короля тускло блестел знаменитый меч Раканов, привезенный Эрнани Святым из древней Гальтары. Предки Эрнани повелевали всеми Золотыми землями, но былое величие ушло, как уходит в песок вода… или кровь.

Приглашенные чинно занимали места на крытых сукном скамьях. Никакого железа – атлас, бархат и шелк, как в мирные времена, когда все доверяют всем… Алан учтиво подвел Женевьев к скамье, на которой сидели женщины Дома Скал, и занял свое место за столом. Он пришел последним, хотя из двадцати кресел пустовало семь. Семь некогда избранных родов исчезли с лица земли; вернее, девять, потому что Алва не были истинными Повелителями Ветров, а нынешние Ариго унаследовали титул лишь при Эрнани Четвертом.

– Люди Чести, – голос короля был столь же невыразителен, как и его лицо, – глава Дома Волн Эктор Придд по праву Чести потребовал собрать Полный Совет. Я, Эрнани из рода Раканов, подтверждаю законность его требований. Пусть говорит.

– Пусть говорит. – В голосе Шарля Эпинэ сквозило презрение.

– Пусть говорит. – Генрих Гонт, как всегда, ничего не понимал.

– Пусть говорит. – Алан произнес освященную обычаем фразу, пытаясь понять, что же ему так не нравится. Эрнани явно болен, однако дело не в этом.

– Пусть говорит. – Голос Алвы звучал лениво и равнодушно, в нем не осталось и следа утренней горячности.

Алан украдкой взглянул на женскую скамью, где виднелась одинокая фигурка в синем. Срок Октавии близок, ночные бдения вряд ли пойдут ей на пользу.

– Пусть говорит, – буркнул Огюстен Дорак, с весны называвший маршала не иначе как каракатицей.

– Пусть говорит… Пусть говорит… Пусть говорит…

Что-то происходит, что-то скверное. Окделл поймал взгляд Эпинэ – глава Дома Молний казался удивленным и раздраженным, не более того, а с места, где сидел Алан, ни фок Варзов, ни Савиньяка не разглядишь.

– Я говорю свое Слово и обращаюсь к Чести и Памяти. – Придд держался уверенно, чтобы не сказать нагло. Он отнюдь не походил на человека, допустившего чудовищный промах, с трудом исправленный другими. – Я, глава Дома Волн и маршал Талигойи, с болью и горечью объявляю, что силы нашего возлюбленного короля Эрнани истощены и он просит Высокий Совет принять на свои плечи заботу о государстве.

Недуг сразил короля в тяжелый час, мы осаждены сильным и коварным врагом, простонародье, подстрекаемое изменниками, отвернулось от нас. У нас нет надежды на победу, но честь выше смерти. Мы не сдадим Кабитэлу! Да, мы умрем, но умрем, как должно умереть потомкам владык Золотых Земель. Наши жены и дети разделят нашу судьбу, но, прежде чем пробьет наш час, мы обагрим наши мечи кровью ублюдков. Небеса надолго запомнят наш последний бой!

Что он несет! Разрубленный Змей, что он несет?!

– Ты лжешь! – сверкнул глазами Шарло, и государь положил на плечо Повелителя Молний бледную руку. – Король здоров!

– Нет, герцог, – прошелестел Эрнани, – я болен и не могу отвечать за доверившихся мне. Вокруг – измена, Кабитэла не с нами, она против нас. Нам придется выбирать между почетной гибелью, смертью от голода и признанием своего поражения, а значит, выбора у нас нет.

– Есть! – Эпинэ не собирался сдаваться. – Выгоним взашей ненадежных, договоримся с бастардом, чтобы он отпустил женщин и детей. Он согласится, а мы… Мы – воины! Мы или прорвемся в Гальтару, или умрем, но сделав все, что возможно.

– Люди Чести раз и навсегда отреклись от демонов Гальтары. – Ариго были кровными вассалами Эпинэ, только кансилльер не может перечить королю.

– Мы говорим не о том. – Карлион принадлежал к Дому Скал, но его жена была сестрой Придда. – Нужно принять отреченье и избрать регента.

– Называю Алана Окделла, – раздельно произнес Михаэль фок Варзов. Старый рыцарь принадлежал к Дому Волн, но сегодня, похоже, умерла еще одна традиция – кровные вассалы один за другим отрекались от своих Повелителей.

– Называю Эктора Придда. – Карлион никогда не спорит с Кунигундой.

– Придд, – тихо и внятно произнес кансилльер.

– Придд! – рявкнул Генрих Гонт.

– Молчу. – Алан изо всех сил сохранял спокойствие. Все случилось слишком быстро, но почему Эрнани их не предупредил?

– Окделл, – бросил Савиньяк.

– Придд, – Тристрам всегда ненавидел своего сюзерена, но зарычал на него впервые.

– Окделл! – рявкнул глуховатый Дорак и тоном ниже добавил: – Только каракатицы нам и не хватало.

– Молчу, – пожал плечами Алва, играя сапфировой цепью. Кэналлиец прав – тот, кого поддержит полукровка, больше проиграет, чем выиграет.

– Окделл! – весело выкрикнул Шарло.

– Молчу, – Берхайм внимательно рассматривал свой перстень. И на том спасибо.

– Окделл, – Роберт Рокслей не имел обыкновения предавать.

– Придд!

Алану показалось, что он ослышался. Никогда еще рыцарь не называл сам себя! Нет, напрямую это не запрещалось, зачем запрещать то, от чего и так удержит честь?

– Вы удивлены, – Эктор счел уместным объяснить свой жест, – но я маршал Талигойи, и я знаю, что делать. Я не уроню нашей чести.

– Закатные твари! – крикнул Арсен Савиньяк. – Конечно, не уроните, нельзя уронить то, чего нет!

– Спокойно! – голос Михаэля фок Варзов мог перекрыть и грохот боя, и шум самой отчаянной пирушки. – Слово короля!

Эрнани медленно, словно не понимая, что от него требуется, поднял голову и тихо сказал:

– Придд!

– Трое из нас промолчали, – Ариго старался выглядеть беспристрастно, – пятеро назвали Алана Окделла, пятеро Эктора Придда, его же имя произнес король. Люди Чести, признаете ли вы маршала Придда регентом Талигойи до конца войны? Есть ли среди вас готовые оспорить его избрание?

Таких не нашлось и не моло найтись. Закон не был нарушен, а король молчит. Если б кто-то из членов совета схватился за меч, возможно, у него и нашлись бы сторонники, но отступничество Эрнани выбило почву из-под ног даже у Эпинэ. Алан, словно в затянувшемся дурном сне, смотрел, как поднялся новоявленный регент, будто бы ставший еще выше ростом.

– Я не сомневался в сердцах Людей Чести. Нам некуда отступать, но мы…

Мимо проплыла маленькая серая бабочка – во дворце их было много, говорят, они зарождаются в старых тканях. Окделл невольно проследил глазами за живой пылинкой и увидел мелькнувшего на хорах арбалетчика в фиолетовом! Цвета Приддов. Возможно, кансилльер с маршалом и верили в сердца Людей Чести, но на всякий случай приготовили дополнительные доводы.

– Я должен сообщить вам, – трубил маршал, – что я сделал с посланцем бастарда. Я повесил его на Песьей башне и с ним рядом два десятка гайифцев…

– Повесили? – подался вперед Дорак. – Когда?

– По дороге сюда.

– Бастард написал маршалу Придду лично?

– Какое это имеет значение?

– Для Людей Чести огромное. – Старик поднялся и внимательно и строго обвел взглядом зал Совета. – «Нет большего позора, чем стать ниже врага своего, – процитировал он рыцарский кодекс. – Нет большего оскорбления, кое может нанести вассал своему сюзерену, нежели действовать от его имени, не имея на то должных полномочий». Вы еще не были регентом, Придд, когда казнили посла, ваш поступок опозорил всех Людей Чести. Я прошу Высокий Совет спросить регента, кому предназначалось письмо и где оно?

– На шее у посла. – Эктор огрызался, но в его голосе сквозила неуверенность. – Если угодно… Ублюдок требовал в четырехдневный срок сдать крепость и признать его королем.

– Что ж, – по-прежнему тихо произнес Эрнани, но его услышали все, – теперь дело за малым. Бастард ждет ответа. Кто из Людей Чести объяснит бастарду, как становятся талигойскими королями? Эктор Придд? Вы повесили посла, будет справедливо, если вы его замените.

– Слишком много чести! – регент старался говорить с презрением, но крепкая шея побагровела.

– К тому же, – вставил доселе молчавший Рамиро Алва, – жизнь регента слишком ценна для Талигойи, не правда ли? Поговорить по душам с Бездомным Королем должен тот, кого никому не будет жаль.

Ноздри Эктора раздувались, как у загнанного тяжеловоза, но что отвечать, он не знал. Кэналлиец откровенно нарывался на ссору, Придд ссоры не хотел, понимая, что поединок с Рамиро превратит его из победителя в труп. Высокий Совет ничем не мог помочь своему избраннику – обычай был на стороне полукровки. Подобные оскорбления смывают кровью в присутствии свидетелей. Пустит в ход арбалеты? Вряд ли… Его и так поддержали, а стрелков лучше приберечь на будущее.

Алан смотрел на дерзко улыбающегося южанина. Алва прикончит Придда, но не может же он перебить всех его сторонников! Место Эктора займет Ариго, только и всего. Отречение Эрнани обратного хода не имеет. До конца осады король не правит, а лишь царствует, осада же закончится со смертью последнего из осажденных. Плетью обуха не перешибешь, это понимает даже Эпинэ.

Затянувшееся молчание прервал король.

– Вы правы, герцог. Маршал Придд и Бездомный Король вряд ли поймут друг друга. Мне одинаково дороги все Люди Чести, но вы уже встречались с бастардом и вернулись. Я могу лишь просить, и я прошу вас поговорить с ним еще раз.

– Просьба короля – закон для Человека Чести, – поклонился Рамиро, – вне зависимости от того, правит он или только царствует. Не правда ли, Придд? Я полагаю, Высокий Совет захочет посмотреть на нашу встречу?

– Это неправильно! – Эпинэ и так терпел слишком долго. – Ответ должен передать тот, кто приказал повесить посла. Рыцарь отвечает за свои поступки сам, а не прячется за чужими спинами.

– Пустое, – кэналлиец улыбнулся, но на сей раз без своей обычной иронии. – Оллар – воспитанный человек, он знает, как обходиться с парламентером. Наш незаконнорожденный друг не пожелает выглядеть заходящимся от бессильной ярости дураком.

– И все равно я как член Высокого Совета требую, чтобы Рамиро Алва остался здесь. Если на то пошло, чем быстрее убьют Придда, тем дольше проживем мы все!

– Герцог Эпинэ, – Эрнани Ракан стукнул кулаком по столу, пожалуй, впервые за свои сорок восемь лет, – замолчите! Герцога Алва никто не неволит; если он откажется, Высокий Совет подумает над вашим предложением.

– Зачем мне отказываться от своих слов? – пожал плечами кэналлиец. – Если у марагонца есть хоть капля ума и гордости, он меня и пальцем не тронет. Ну а если что-то пойдет не так, герцог Эпинэ помянет меня в каких-нибудь молитвах.

3

…Все повторялось. Точно так же распахнулись ворота Полуденной башни, пропуская всадника в черном и синем. Точно так же посреди вытоптанного поля его ждал широкоплечий воин на могучем коне. Точно так же в лагере Оллара реяли знамена с Победителем Дракона, а с Королевской башни за встречей следили Эрнани Талигойский и его рыцари, среди которых был и Алан Окделл. Точно так же не было надежды. Никакой.

Единственным отличием было то, что и Бездомный Король, и властитель Кэналлоа сняли шлемы. С высоты в сорок бье[23] лица бастарда было не разглядеть, и Алану внезапно мучительно захотелось увидеть, каков с виду их будущий палач.

Оллар и Алва немного поговорили, затем Рамиро повернул коня. Ветер швырялся пылью, рвал с деревьев еще зеленые листья, трепал черные волосы кэналлийского соберано, треугольные флаги, хвосты и гривы коней.

Эрнани повернулся к Алану.

– Вам не кажется, что все повторяется?

– Я как раз думал об этом.

– Мне бы хотелось, чтобы мы всегда думали одинаково. Я не сразу решил, кому поручить столь щекотливое дело, но вы слишком прямодушны, Дорак стар, а Эпинэ излишне горяч.

– Да, – встрял Эктор Придд, – Человек Чести вряд ли смог бы стерпеть оскорбления ничтожного бастарда.

– Три месяца назад на этом самом месте вы их терпели, – сверкнул глазами Эрнани. – Оллару ответил лишь Алва.

– Ублюдку следовало об этом напомнить. – Генрих Гонт никогда не блистал умом. – Правильно, что ответ отвез именно кэналлиец.

Эктор гордо промолчал. Если б маршалу предложили выбирать между головой Бездомного Короля и головой Рамиро, он выбрал бы последнюю. Ревнив, как побитый молью ростовщик, женатый на танцовщице, – так, кажется, говорит Савиньяк…

Стражники раздвинули копья, пропуская вернувшегося посла. Смуглое лицо Алвы было невозмутимым.

– Вы передали письмо бастарду, герцог?

– Я исполнил приказ моего короля. Франциск Оллар получил то, что хотел.

– Благодарю вас, Алва. Вы оказали мне и Талигойе неоценимую услугу. Я и впредь рассчитываю на вашу руку и вашу голову. Проводите меня. Все свободны. Алан, Шарль, призываю вас к благоразумию. Мы еще не побеждены. Прощайте, господа. Доброй ночи.

Эрнани тяжело поднялся и оперся на руку кэналлийца. Рядом с южанином Эрнани казался серой тенью, тенью того, что исчезало навсегда. Если ничего не предпринять, они все исчезнут, больные и здоровые, старые и молодые, чистокровные и не очень. Если ничего не предпринять… Но что они, во имя Создателя, Четверых, Леворукого с его кошками, могут сделать? Что?!

Часть четвертая

Кони мотают мордами.

Всадники мертвые.

1

Когда в казармы ворвалась Женевьев, проведший всю ночь на стенах Алан не сразу понял, что случилось, а случилась беда. Адепты Истины поймали на площади у комендантского дома котенка и, как это у них водится, принялись избивать своими посохами. Но страшным было не это, а то, что восьмилетний сын и наследник Окделлов ударил одного из проповедников кинжалом в спину и, похоже, убил. Герцог бросился к двери, но она оказалась заперта – верные слуги спасали господина то ли от гнева сбежавшейся толпы, то ли от святотатства. Поняв, что высадить дубовое чудовище не удастся, Алан кинулся к окну. Он мог видеть, что творится внизу, но высота в полсотни бе и кованая решетка не позволяли броситься на помощь. Женевьев вцепилась ему в плечо, он этого не заметил. Там, внизу, непонятно откуда взявшаяся толпа готовилась растерзать его сына, а он ничего не мог сделать.

В странном оцепенении Повелитель Скал смотрел на сжимающего кинжал мальчика в центре стягивающегося кольца. И это в Новом городе, который он, герцог Окделл, защищает! Где его люди?! На стенах? В таверне? Живы ли? Как забрали такую власть фанатики в серых балахонах? Откуда столько злобы?

Просвистел брошенный кем-то камень, и Алан вздрогнул, словно целили в него, хотя, будь это так, он держался бы лучше. За первым булыжником полетел второй, третий. Истинник неистовствовал, размахивая своим посохом и призывая кары небесные на головы пособников Врага. Пока камни цели не достигали, но лишь пока…

– Прочь! Квальдэто цэра![24]

…Алан не понял, откуда вынырнул Рамиро Алва со своими рубаками, зато кэналлиец понял все. Южане обнажили клинки и рванулись сквозь толпу с яростью вепрей. Они, как и в день гайифского бунта, шли клином, прикрывая друг друга, и впереди всех рубился Рамиро. Несколько рук со все еще зажатыми в них камнями упали на землю, растрепанная баба взмыла в воздух и, пролетев пару шагов, врезалась в необъятное мужское брюхо, которое сделало бы честь любой беременной. Кто-то рассыпал непонятно откуда взявшиеся зеленые яблоки, и они, подскакивая, покатились по испятнанной кровью мостовой. Толпа зарычала и расступилась, на грязных камнях остались наследник Повелителя Скал, скребущий булыжники котенок, два проповедника, живой и мертвый, да герцог Алва с окровавленным мечом.

– Ты что-то говорил о проклятой крови и демонах? – Рамиро ухмылялся не хуже Повелителя Кошек. – И, кажется, я расслышал имя его величества?

– Горе чтящему древних демонов! – взвыл торквинианец, потрясая посохом. – Будет повержен он и…

Растрепанная голова с так и не закрывшимся ртом покатилась, будто еще одно чудовищное яблоко. Туловище в сером балахоне рухнуло рядом с затихшим котенком. Все замерло. Сейчас они или схватятся за колья, или разбегутся.

Рамиро Алва пнул ногой убитого и засмеялся.

– Если меня сейчас не убьет молнией, значит, я прикончил не святого, а бунтовщика и вражеского подсыла.

Окделл невольно поднял глаза – небо было высоким, синим и равнодушным. Высшим силам не было дела ни до «истинников», ни до котят.

– Прекрасно, – голос кэналлийца вернул Алана на землю, – Создателем я оправдан. А теперь считаю до ста. Если здесь кто-то останется, пеняйте на себя. Мои лучники не промахиваются.

Словно в ответ, что-то свистнуло, и стрела с черным оперением пригвоздила мертвую голову к земле, угодив в щель меж двух булыжников. Окделл поднял глаза и увидел на крыше стрелка в синем и черном. Видимо, вверх посмотрели многие, так как толпа стала стремительно редеть. Алва подошел к Дикону и взял было его за руку, но потом наклонился и поднял казавшегося тряпичным котенка. Мальчик что-то сказал герцогу, тот в ответ покачал головой – мол, ничего нельзя сделать. Лишь сейчас Алан понял, что его запястье все еще сжимают пальцы жены.

– Хвала Четверым, – Женевьев была слишком взволнована, чтобы следить за своими словами, – обошлось…

Именно что обошлось. Чудом. И чудо это опять сотворил кэналлийский полукровка, не задумываясь рубящий руки и головы. Кровь на юге стоит дешевле воды, не говоря уж о вине.

В Доре у «милосердников» настырно зазвонили колокола, призывая всех чтящих и ожидающих на вечернюю службу. Они что там, с ума сошли, сейчас нет и трех! Еще и труба запела… Разрубленный Змей! Алан с трудом разлепил глаза и не сразу им поверил. Не было ни Нижнего города, ни Женевьев, он лежал в собственной спальне, а за окном в самом деле звонили к вечерне. Да, разумеется, они же оставили город и затворились в Цитадели. Как глупо…

Выходит, ему все приснилось – «истинники», сжимающий кинжал Дикон, умирающий котенок, забрызганный чужой кровью Алва. Мерзкий сон, хоть и очень похожий на правду… Алан вздохнул и сел на постели, кое-как пригладив волосы. Как же он вчера устал, если не снял даже сапог, но нужно вставать и что-то делать, пока Придд и его приспешники не угробили всё и вся…

Повелитель Скал не понял, что именно его насторожило, но в спальне кто-то был! После вчерашнего можно было ожидать всего, в том числе и убийства. Регент явно не прочь избавиться от Окделла, Эпинэ и Алвы. Алан вскочил и тут же увидел отделившуюся от стены высокую фигуру.

Времени выяснять, кто и зачем к нему явился, не было, Окделл выхватил меч и бросился вперед. Незнакомец легко отбил удар и звонко расхохотался. Леворукий! Алан сразу его узнал, хотя Повелитель Кошек мало походил на демона, разве что глаза у него и впрямь были зелеными и чуть раскосыми, как у подвластных ему ночных тварей. Враг не стал атаковать. Не убирая меча, он прислонился к стене, с веселым любопытством разглядывая противника.

Странное дело, перед Аланом Окделлом было первородное Зло, но герцог не чувствовал ненависти, напротив, демон чем-то ему нравился. Только почему Леворукий ему показался веселым? Да, он улыбается, дразня ровными белоснежными зубами, но глаза не смеются, совсем не смеются.

– Чего ты ждешь от меня, Алан Окделл? – Повелитель Кошек вбросил меч в ножны и скрестил руки на груди. – Ты знаешь все. Выбор за тобой. Свободен ты или раб, решать тебе и только тебе.

– Я не жду от тебя ничего. – Почему так обидно? – И я тебя не звал.

– Звал. Потому что не можешь выбрать. Вернее, ты знаешь, что должен сделать, но ты сам связал себе ноги и повесил на шею камень. Сбрось его и иди вперед и вверх. Или оставь как есть и прыгай в омут.

– Камень? Какой камень?! – Повелитель Скал опустил глаза и увидел огромный булыжник, висевший на рыцарской цепи, ставшей толще раза в три. Так вот почему ему так тяжело…

«Честь истинного талигойца можно было бы уподобить бриллианту, если б земля могла рождать камни подобающей чистоты и размера. Честь истинного талигойца висит у него на шее, подобно рыцарской цепи, и нет потери горше, нежели потеря оной».

– Ты прав, – Леворукий вновь смеялся, – я говорю о твоей чести. Мертвой чести. Каменной чести. Глупой чести. Она мешает тебе, ведь твое сердце зовет тебя в иные дали.

Иные дали? Что там? Ветер в лицо, грохот вечно бьющихся о скалы волн, сверканье молний. Приближается гроза, нужно укрыться, отчего же ему не хочется уходить, а камень и впрямь мешает. Камень или честь?

Свет дробится о грани бриллианта. Бриллианта, в сравнении с которым знаменитое «Сердце Полудня» кажется жалкой галечкой. Бросить это?! Игра красок завораживает. Зеленоглазый лукав… Он сбивает рыцарей с прямой дороги на кривые темные тропы и смеется; он всегда смеется. Это его проклятье – Враг не может плакать, лишь смеяться, он не может миловать – лишь карать, он не может любить – лишь ненавидеть, он бессмертен, но «страшнее смерти жизнь его и тех, кого он избирает своими спутниками».

– Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой?

– Нет. Мои пути не назовешь счастливыми, и вам, людям, ими не пройти.

– Что же тебе нужно?

– Ничего. – Ворвавшийся в окно закатный ветер растрепал золотистые волосы. – Спроси свою совесть, что нужно тебе, и постарайся не лгать. Хотя бы себе самому.

Не лгать себе? Он, Алан Окделл, всегда был верен чести. Но что может знать о чести Леворукий? Покровитель предателей и сам предатель, тварь, единственная радость которой – морочить людей и сбивать их с праведного пути…

– Алан! – Шарло Эпинэ тряс его за плечо. – Не стоит спать на солнце, да еще после боя. Демоны приснятся…

– Уже, – хмыкнул Окделл, – и не какие-нибудь, а Повелитель Кошек собственной персоной.

Приснится же такое! Значит, город пока еще в их руках, хорошо бы и вчерашний Совет оказался сном.

– Шарло, скажи, только честно, ты мне не снишься?

– Нет вроде бы, – утешил Эпинэ. – Ну и о чем с тобой говорил Леворукий? Он в самом деле левша и носит красное и черное, или это вранье?

– Меч он держал в правой, – нехотя буркнул Окделл, – и был в красном… Сапги у него, кажется, черные.

– Страшно было?

– Нет… Глупо, не могу отделаться от мысли, что он сказал что-то важное. Вернее, это я во сне понял, что не понимал наяву…

– Прости, что разбудил, но спать лучше в тени, а еще лучше в собственной постели. А то не только Зеленоглазого увидишь, но и Создателя верхом на крысе. Слушай, раз уж ты проснулся… Что будем делать с Приддом?

– А я-то надеялся, мне его регентство почудилось.

– Если бы! Не знаешь, где Алва?

– На укреплениях?

– Нет его ни там, ни у Октавии, а ей уже совсем пора…

– Думаешь, Придд?

– Ну не кошатник же твой!

2

Кэналлиец исчез. Алан не представлял, что Алва может надолго оставить жену, но Октавия была убеждена: ее герцог на стенах. Окделл не стал пугать молодую женщину, хотя надежда на то, что они когда-нибудь вновь услышат смех Рамиро, стремительно таяла. Спрашивать у регента или кансилльера не имело смысла – если Придд и Ариго приложили руку к исчезновению южанина, концов не найдешь. Регент рассудил верно – убей Алву и спи спокойно… Пока тебя не проглотит марагонец. Даже наплюй Окделл с Эпинэ на свою честь и прикончи обнаглевшего Спрута, Талигойю без Алвы не спасти.

Шарло и Алан рыскали по самым глухим закоулкам, распугивая кошек и крыс, но ничего не находили. Глубокой ночью они сдались. Шарло поплелся на стены, Алан, умирая от усталости, добрался до Обители Скал, рухнул на постель и провалился во тьму, из которой его вырвали голоса Михаэля фок Варзов и оруженосца. С трудом всплыв на поверхность сонного озера, Окделл уставился на непроницаемое лицо старого рыцаря.

– Что-то случилось? Рамиро?!

– Да, но не то, что вы думаете. Герцог Алва жив… Алан, он сдал город и Цитадель Оллару…

– Нет!

– Придд и Ариго убиты. Собирайтесь, нужно успеть!

– Да-да, сейчас…

Сдал Кабитэлу?! Как ему удалось, хотя что удивляться? Кэналлиец знал город, как свои пять пальцев. С бастардом они, надо полагать, сговорились, когда Алва отвозил письмо. Да, все сходится… Эрнани под арбалетными стрелами выбрал «вчера», Рамиро – «завтра», а что делать ему, Алану Окделлу?!

– Чего вы хотите от меня?

– Помогите спасти королеву и наследника. Прочих Бездомный вряд ли тронет, но юный Ракан живым ему не нужен. Шевелитесь, нужно успеть.

Они успели. Королева, совершенно одетая, с сухими красными глазами, сидела на молельной скамье, вцепившись в руку наследного принца. В который раз за последние безумные дни Алану показалось, что он спит, только сон, каким бы дрянным он ни был, никогда не перещеголяет явь. Где-то что-то горело, едкий дым просачивался в молельню ее величества, выедая глаза. За окнами явственно слышался шум приближающегося боя – кое-кто из защитников Цитадели предпочел умереть, но не сложить оружия.

– Ваше величество, мы с герцогом Окделлом имеем честь сопровождать вас в Агарис. – Граф фок Варзов не утратил своей обычной церемонности.

Вот как… В Агарис! А ты что думал? Что убьешь парочку выскочек, подсадишь королеву в портшез и вернешься домой? Ты не влюбленный мальчик, чтобы часами прощаться с женой. И, потом, Михаэль прав – Женевьев и Дикону ничего не грозит.

– Я счастлив служить вашему величеству.

Губы Бланш дрожали, но она нашла в себе силы поблагодарить. Во дворе что-то зашумело, раздался крик – Рамиро и Бездомный Король времени зря не тратили. Любопытно, как отсюда попасть в Агарис? Вряд ли их с Михаэлем мечей хватит, чтобы вырваться из города.

Королева подошла к старинному алтарю, где омываемый волнами Света Создатель хмуро взирал на двоих рыцарей, преждевременно увядшую женщину и бледного, пухлого мальчика. Неужели будет молиться?

Бланш преклонила колени перед алтарем, и одна из плит пола опустилась, открывая квадратный люк. Как же он забыл о знаменитой «Дороге королев»? Михаэль затеплил светильник и начал спускаться, королева с принцем последовали за стариком, Алану выпало замыкать шествие.

Ход казался запущенным, но безопасным. Это в подземельях Гальтары бродят потомки изначальных тварей; там текут подземные реки, там расположен алтарь Четверых, ждущий жертв во славу Золотой империи и ее владык. К счастью, в Кабитэле нет места магии, не считать же за таковую человеческие подлость и хитрость.

Они шли, соразмеряя свои шаги с шагами женщины и ребенка, лужица света омывала серые камни, иногда в главный тоннель вливались боковые, но основной путь был отмечен особыми знаками.

Рамиро убил Придда… Был поединок, или регенту снесли голову, как безымянному гайифцу в шлеме с птичьей головой? Интересно, с кем Эпинэ и Савиньяк? Где они? Где Эрнани? Как Михаэль узнал о предательстве?

Еще один поворот, пятый или шестой, Алан не следил. Казалось, он идет целую вечность, видя впереди пыхтящего мальчишку и головной убор королевы, которому светильник Михаэля придает сходство с нимбом. Есть ли у них деньги? Без золота до Агариса не добраться, хотя королева несет какой-то сверток… Женщина всегда помнит то, о чем мужчины забывают, но в Агарис он не поедет. Он поможет Михаэлю найти лошадей и вернется. Место герцога Окделла в Талигойе, он не желает становиться изгнанником. Да, будет трудно, но Бездомный Король лучше бунтующих толп и озверевших «истинников».

Коридор сменился пологой лестницей, в свою очередь упершейся в стену, на которой красовался герб Раканов. Королева вновь что-то нажала, открывая проход. Было совсем светло, и с высоты холма, на котором оказались беглецы, открывался вид на дорогу, спускающиеся к реке огороды, какую-то деревню.

Они выбрались наружу, и Бланш тяжело опустилась на нагретый осенним солнцем валун, властным движением указав спутникам на соседние камни. Она не была красавицей, бывшая талигойская королева, но ее величия хватило бы на нескольких государынь.

– В придорожной гостинице должны быть лошади, – нарушил молчание Михаэль.

– Не сомневаюсь. – Разрубленный Змей, это все-таки не сон! – Ваше величество, после того как мы договоримся с хозяином лошадей, я попрошу у моей королевы разрешения ее покинуть.

– Разумеется, герцог. – Глаза Бланш Ракан нехорошо блеснули. – Теперь я спокойна – мой супруг и маршал Придд будут отмщены.

Он не ослышался? Эрнани мертв?! Алану и в голову не могло прийти, что Михаэль скроет смерть короля и скажет про маршала. А он-то решил, что Эрнани в плену, – фок Варзов так уверенно говорил, что бастард никого не тронет…

– Ваше величество… Я не знал…

– Вот как? – голос королевы стал жестким. – В таком случае узнайте, что Алва продал нас марагонскому ублюдку и убил своего короля. Сперва короля, потом – регента! Теперь он талигойский маршал! Цареубийца и предатель!

– Михаэль, – Леворукий, сделай, чтобы это было не так, и я отдам тебе душу, – это правда?

– Увы, – вздохнул старый рыцарь, – Эрнани мертв, заколот… Я видел его. Смерть была легкой.

– Это сделал Рамиро?

– Трудно сказать. Он был у его величества, и он последним из известных нам людей видел его живым, но это ничего не доказывает.

Для Михаэля – возможно. Старик не был в Старом городе во время бунта и не видел, как кэналлиец убивает.

– Ваше величество, клянусь, что убийца, кем бы он ни был, не уйдет. Моя королева откроет мне дверь?

– Да пребудет над вами мое благословенье, герцог! Вам нет нужды возвращаться в мою молельню – у развилки, помеченной тройной короной, сверните направо. Вы попадете в королевскую приемную. Чтобы выйти наружу, достаточно прижать медную стрелку и, когда она уйдет в камень, толкнуть дверь.

Дорога назад тянулась и тянулась, но кончилась и она. Алан, собираясь с силами, прислонился к сырому шероховатому камню. Если нажать короткую блестящую стрелку, пути назад не будет! Сейчас еще можно уйти, в конце концов, все уже случилось, ничего не изменить! Да, он может уйти, но не уйдет, потому что подлость и предательство не должны оставаться безнаказанными. Не должны, иначе зачем жить, дышать, надеяться?! Что он скажет Дикону? Что клятвы существуют для того, чтобы их нарушать, цель оправдывает средства, а удары в чужие спины лучше не замечать? А ведь он едва не пошел за человеком, для которого нет никаких запретов. Маршал Талигойи… Разрубленный Змей!

Придд оказался прав, а они с Шарло ошибались, признав морисского выродка своим. Алва обманул всех – и хитрых, и бесхитростных. Вдвоем с Бездомным Королем они не просто подомнут Талигойю, они пройдут от Багряных Земель до Полуночного моря, основав на месте былой Золотой империи королевство подлости. Этих двоих нужно остановить, и он, Алан Окделл, сделает это! Лучше никакое «сегодня», чем кровавое завтра.

Повелитель Скал просчитал до шестнадцати и нажал на медную пластинку, которая сразу же поддалась.

3

Приемная Эрнани не походила сама на себя. Чужаки в разномастных доспехах пялились на гобелены, примеряли к руке королевское оружие, громко переговаривались и хохотали. Они чувствовали себя хозяевами. Закатные твари, да они и были хозяевами! Время Эрнани, время негромких разговоров и приглушенного света, ушло. Алан почувствовал себя совой, вытащенной из дупла и оказавшейся на ярком солнце среди наглых дневных птиц.

– Еще один!

Кто-то рыжий и крепкий, с похожим на огурец носом, рванулся к нему, выхватывая меч и одновременно подавая знак своим людям.

– Оставьте. – Негромкого оклика оказалось довольно. Рыжий нехотя отступил, и Алан увидел Рамиро. Изменник был без доспехов, его голову и левую руку украшали свежие повязки; надо полагать, во время уличного боя он, по своему обыкновению, дрался в первых рядах.

Кэналлиец был здесь своим… Не просто своим – чужаки признали в нем вожака. Все они, не раз сменившие хозяев, ненавидевшие старую знать и мечтавшие с ней сравняться, приняли предателя в свою стаю. Хотя для сторонников бастарда Алва был не предателем, а волком-одиночкой, сперва доказавшим свою силу в схватке с Франциском, а потом открывшим городские ворота. Для захватчиков это не подлость, а подвиг. Что значит для них смерть Эрнани?! Эрнани, возвысившего полукровку и тем самым подписавшего смертный приговор себе и Талигойе. Бедный Эрнани, счастливый Эрнани – он не видит, как по его дворцу бродят довольные собой ублюдки.

– Откуда вы выскочили, Алан? – Разрубленный Змей! У него хватает наглости не опускать глаз. – Надо заметить, время и место весьма неудачные; если б меня тут не оказалось, у вас были бы неприятности.

– Но вы тут, так что я оказался именно там и тогда, где хотел.

– Я рад. – Алва ослепительно улыбнулся. Так вот отчего ухмылка Зеленоглазого казалась такой знакомой. Сон был пророческим, просто он его не понял… – Не думаю, что вам так уж хочется видеть Оллара. Ступайте к герцогине, я дам вам провожатых, а вечером мы все обсудим.

«Все обсудим?» Нечего им больше обсуждать. Нечего! Убийца и предатель, у которого хватает наглости делать вид, что ничего не случилось. Хотя откуда у этой твари совесть?! «Не поворачивайся спиной к мориску»! А они повернулись, и Эрнани, и Шарло, и он сам… Приняли выродка за Человека Чести!

– Ответьте только на один вопрос. Я знаю, Эрнани мертв. Его убили вы?

– Не здесь. – На точеном лице проступила досада. – Его убил я, но…

Кинжал Алана не дал убийце закончить. В черных глазах мелькнуло удивление и… и что-то еще. Не страх, не боль и не раскаянье… Зажимая рукой рану, Алва, шатаясь, опустился на ковер, алая ткань сливалась с кровью, делая ее незаметной. Казалось, герцог просто прилег отдохнуть.

– Алан, – Рамиро заговорил быстро, глотая слова, – вы глупец… Эрнани… Неважно… Главное, что… – Он осекся на полуслове, давешний здоровяк навалился на Окделла, заламывая ему руки, и почти сразу же раздался властный голос:

– Что тут происходит?!

Франциск Оллар не мог бы выбрать для своего появления более уместного момента. Среднего роста, коренастый и очень сильный, он вошел в приемную Раканов, как входят к себе домой. Чтобы понять, в чем дело, бастарду хватило одного взгляда.

– Вижу!

Не обращая внимания ни на кого, марагонец опустился на одно колено перед Рамиро и взял его за руку.

– Вы – Первый маршал Талига и герцог Кэналлоа.

– Нет, Франциск, – Алва все-таки улыбнулся, – я мертвец… Неплохой маршал выйдет из Эпинэ… если вы его укротите… Вернее, убедите, что Талигойя не кончилась, а начинается… Савиньяк тоже неплох… Берхайм – дурак, Карлион и Гонт – тем более…

– Я поговорю с Эпинэ. – Голос нового короля был уверенным и спокойным. – Что я могу сделать для вас?

– Моя жена… и ребенок… Он должен вот-вот родиться… Отродью предателя придется несладко…

– Первый маршал Талига не может быть предателем.

– Не может… но есть, – губы кэналлийца искривила последняя в его жизни усмешка, – однако я… не жалею… почти…

Оллар сорвал с плеч плащ, накрыл убитого и повернулся к своим людям.

– Как это было?

Высокий человек грубоватой наружности выступил вперед.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Война. Галактическая война....
Мрак, могучий варвар из дикого Леса, не знает равных в бою, а, кроме того, он умеет оборачиваться во...
Перед Троими из Леса открываются три дороги. Каждый должен выбрать и пройти свою. Волхв Олег уходит ...
Мрак – оборотень и победитель богов – по случайности и незнанию стирает в Книге Бытия запись о своей...
Волхв Олег, один из легендарных Троих из Леса, становится отшельником, чтобы в уединении познать Ист...
Лютеция ехала со своими людьми через странный лес, и когда нашла среди бездыханных тел израненного в...