Князь Святослав Красницкий Александр
— Ты, великий князь, там не очень-то. Все-таки не хазары.
— Да, не хазары, — согласился Святослав.
И пошел на вятичей с одной своей дружиной. Вятичи сопротивлялись вяло, вскоре признав главенство Киевского Великого княжения.
Взяв с них умеренное полюдье — богатств хватало после хазарского похода, а самолюбие было удовлетворено, — Святослав вернулся в Киев. Но не во дворец великой княгини Ольги, а на старое стойбище под Киевом, где расположил и дружину.
На второй день великого князя позвали к охраняемым воротам. Его спрашивал сын Херсонесского наместника Калокир.
— Пропустить, — сказал Святослав.
Прошли в шатер. Хазарянки уже не было,
Святослав ее кому-то передарил в походе, а к новым любовницам его не тянуло. Сели, и великий князь молча уставился на византийского вельможу.
— Византия предлагает тебе сорок пудов золота, если ты ворвешься в Болгарию.
— Я не воюю за золото. Я воюю за победу и добычу.
— Это тебе предлагает Византия, а не я, великий князь. Я предложу тебе в два раза больше, если ты окажешь мне небольшую услугу.
— Повторяю, патриций Калокир. Я не воюю за золото.
— Услуга бесценна, великий князь. Не отказывайся, а я помогу тебе разгромить болгар, превратив их царство в твою собственность.
— Какова же эта услуга стоимостью в собственное царство?
— Трон Византии.
— Ты имеешь на него права?
— Византийское право — кто первым прыгнет выше всех и точно попадет в седло.
— А ты хорошо прыгаешь? — усмехнулся великий князь.
— Полагаю, что равных мне нет.
— Ну, так прыгай.
Калокир улыбнулся:
— Я хочу помочь прыгнуть тебе, великий князь. Боярская дума не даст своего согласия на южный поход, это — не Хазария. Добровольцев ты сыщешь единицы. А Господин Великий Новгород поддержит решение Думы, потому что поход на юг прекратит веками отлаженную торговлю из варяг в греки. Значит, тебе не обойтись без умелых наемников, которых ты купишь на мое золото.
Калокир ударил точно, в самое больное место: у Византии всегда была превосходная разведка. Личная дружина Святослава понесла не только большие потери, но и распалась по возвращению из Хазарского похода. И не просто потому, что устала воевать, но и устрашенная непонятной жестокостью своего вождя. Великий князь был с детства пронизан аскетической варяжской моралью, почему и отдал все хазарские трофеи киевлянам. А наемники были нужны. Без них нечего было и затевать этот поход.
Просить он не умел. Но здесь просили его, и он, в конце концов, согласился взять золото ромеев.
И нанял двадцать тысяч профессиональных воинов. Жадных и беспринципных ловцов удачи. А всего у него вместе с собственной дружиной и добровольцами из Новгорода и Киева оказалось шестьдесят тысяч хорошо вооруженных дружинников.
Вечевая площадь Господина Великого Новгорода встретила нового князя оглушительным свистом, гоготом, ревом дудок, непонятными воплями и вполне понятными криками.
— Негодный князь!.. Прижитой!..
— Не желаем приблудка!..
— Долой!..
— Пусть законного пришлют!..
Владимир стоял на возвышении перед входом в Совет «золотых поясов», истинных владык вольного города. А посадником как раз перед его приездом выбрали молодого, а потому пока непризнанного новгородской толпой правителя. И владыка стоял здесь же, напрасно потрясая крестом.
Владимир не потерял присутствия духа. Он был на редкость волевым юношей, умел держать себя в руках и знал, когда надо улыбнуться, а когда — показать когти. Сейчас настало время когтей.
— Утихомирь их, уйко Добрыня.
Добрыня, доселе стоявший за его плечом, неторопливо спустился по ступеням на площадь и столь же неторопливо пошел на толпу. И она сразу же расступилась перед ним, а он, не обращая на это внимания, шел и шел к центру, где сосредоточились самые горластые. Девятерых убил сразу — знал такие удары, — а еще четырех бросил в Волхов, где один утоп, а трех кое-как вытащили. И столь же невозмутимо вернулся обратно на свое место за плечом князя Владимира. Площадь примолкла.
— Вольные новгородцы, я счастлив, что приглашен на княжение в ваш великий город. — Владимир сознательно говорил негромко, но его слышали все, потому что стояла мертвая тишина. — Я не посягну на ваши вольности, моя работа — ратный труд по охране ваших рубежей и вашего спокойствия. Клянусь исполнять его, не щадя ни сил, ни своей жизни.
Площадь радостно взревела, вознося хвалу новому Новгородскому князю. Владимир низко им поклонился и в сопровождении посадника удалился в Совет «золотых поясов».
— Вот видишь, князь, все и обошлось. Наши молодцы любят пошуметь…
— Половина этих молодцев имеет братьев в новгородских дружинах, — резко сказал Владимир. — И я не знаю, кто и когда ударит мне в спину. Мне нужна личная дружина, которую я наберу из датчан, шведов, финнов и прусов. Оплачивать ее будет казна Великого Новгорода. Думайте хоть до утра, но если откажете, я отъеду в Киев и расскажу отцу, великому князю Святославу, почему я вернулся. Думайте, спорьте, хоть деритесь, но, если не решите так, как мною сказано, с зарею я покину ваш буйный город.
И вышел.
Уже через час он получит согласие Совета «золотых поясов». Единственная их просьба заключалась в том, чтобы он отложил отъезд на три дня.
Владимир согласился.
Если бы не свидание с Калокиром, судьба России сложилась бы по-иному. Святослав шел бы до порогов Днепра, чтобы кратчайшим путем выйти к Дунаю. Что там случилось бы, можно только предполагать, но великий князь имел много шансов расстаться с жизнью. Однако искатели кровавого счастья мечтали как можно скорее и проще дорваться до безнаказанного грабежа и разбоя. Князь не терпел никаких шепотков за своей спиной и повелел Сфенклу жестко прекратить их. Верный друг детства сурово заставил всех замолчать, но предупредил великого князя, что придавленный ропот всегда опаснее громкого несогласия.
— Наемники злопамятны, а нам предстоят нелегкие сражения.
— А куда они рвутся?
— На Карпаты. В долинах множество мелких княжеств и много добра, женщин и золота. А, пограбив их, свернуть в Болгарские земли.
Святослав помолчал, размышляя.
— Ты прав, нам предстоят нелегкие битвы, и получить неожиданный удар в спину мне не хотелось бы. Но я вспомнил поход на Византию великого князя Игоря. Он шел по Днепру, и ромеи сожгли все его корабли греческим огнем.
— Ты считаешь…
— Я считаю это плохой приметой. А потому сверну на Днестр. На его берегах тоже достаточно мелких княжеств и поселений.
— Сказать им об этом?
— Скажи. Завтра.
Сфенкл сказал, и вместо несогласного ропота на лицах наемников расцвели улыбки.
Великий князь и впрямь свернул на Днестр, не доходя до Днепровских порогов. Но не потому, что верил в плохие приметы, а потому, что не доверял ромеям, а значит, и Калокиру. Он вообще никому не доверял, разве только друзьям детства и — Морозко. Но Морозко остался в Киеве…
Пограбить богатое Приднестровье не удалось просто потому, что оно уже было ограблено оторвавшейся от Восточной большой печенежской орды малой ордой. Солдаты удачи потребовали было от Святослава немедленного уничтожения этих неожиданных конкурентов, но водивший орду печенежский хан первым пришел к великому князю и положил к его ногам лук и колчан со стрелами.
— У тебя нет конного войска, великий киевский князь, — сказал печенег. — Готов служить тебе верно и преданно своими саблями, стрелами и копытами моих скакунов. Болгария — равнинная страна.
К тому времени Святослав уже досадовал, что поторопился и пошел с одной пехотой. Уже хотел посылать либо за берендеями, либо за ханом черных клобуков Ильдаром. Но пока они подойдут…
Он поднял колено преклоненного печенежского хана.
— Прими мою благодарность, хан.
— Я и мои люди исполнят любое твое повеление, великий князь.
— Твои конники будут прикрывать мои крылья при атаке, и… приглядывать за моей наемной пехотой. Они порою ведут себя неразумно.
— Я понял свою задачу, великий князь. И крылья прикрою, и за наемниками присмотрю.
— Еще раз благодарю, хан.
Спустившись по Днестру, великий князь берегом моря провел свои войска к устью Дуная, поднялся по нему и вторгся в пределы Болгарского царства. Болгарский царь Петр, поспешно собрав войска, бросил против него тридцатитысячный корпус, усиленный легкой и тяжелой конницей.
Это была жестокая битва. Святослав выстроил свои войска многоярусным клином и первым атаковал болгар. Не ожидавшие атаки по сути с марша, уцелевшие болгары бежали и заперлись в сильной крепости Доростол.
Узнав о поражении, царь Петр внезапно умер. Говорили, что от огорчения, но Святослав знал и об отличной разведке византийцев, и о действии византийских ядов. Разгромив болгар на Дунае, он поздней осенью с богатой добычей вернулся в Киев.
В своем стольном городе великий князь, как обычно, щедро поделился добычей с киевлянами и, не распуская дружины, расположился в своем укрепленном стойбище южнее Киева.
На второй день по приезде он навестил мать, великую княгиню Ольгу. Справился о здоровье своих малых детей и сказал, что вместе с дружиной перезимует в своем стойбище, куда без особой надобности никому появляться не следует. Это очень обидело великую княгиню, но недаром народная молва звала ее мудрой. Она и виду не подала, что задета этим решением, и ничто не омрачило зимнего отдыха князя Святослава.
А едва повеяло весною, как он с отдохнувшей дружиной вновь погрузился на ладьи и двинулся на юг. В недобитую Болгарию.
Зимы в Болгарии иные, нежели на Руси. Они не затрудняют ни привычной жизни, ни боевых действий, а уж тем паче дипломатических. И первое, что сделал император Византии Никифор Фока, был мир с Болгарией.
— Скажите болгарам, что я признаю свою грубую ошибку и прошу меня простить за нее, — напутствовал он своих послов. — Византийцы и болгары веруют во единого Господа Бога, и нам необходимо объединить наши силы, чтобы жить в дружбе и любви, и совместно дать отпор язычникам киевлянам.
А в частной беседе велел сказать, что в подтверждение братского союза двух христианских народов он просит болгар прислать в Византию невест для сынов бывшего императора Романа из добрых духом и знатных родом болгарских семей.
Болгары ухватились за это предложение. Они ничего не теряли от этого союза, а полуразгромленные войска их могли воспрянуть духом, обрести новые силы и дать отпор русским захватчикам.
— Нет, нет, не отпор, — остановил порыв византийский император. — Сначала — византийская политика, а только потом — военные действия.
Никифор Фока имел в виду военные действия, прежде всего, болгарских вооруженных сил. В этом и заключалась основная суть византийской политики: загребать жар чужими руками.
— Мы обескровлены, — осторожно возразили болгары. — А у киевского князя Святослава шестидесятитысячное войско.
— Зачем же тратить наши общие союзные силы? — усмехнулся император. — У Византии есть обычай с пользой тратить запасы византийского золота. Передайте восточной печенежской орде, что мы готовы заплатить им чистым золотом за набег на Киев. И подчеркните при этом, что князь Святослав Киевский увел всю свою армию на Балканы.
В этом и заключался основной план византийского императора.
Часть третья
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Ни великий князь Святослав Игоревич, ни люди Неслыха ничего не знали об этом роковом для Киева решении высоких договаривающихся сторон. Выдвинутые из Киева дозоры были внезапно сражены стрелами, и перед глазами пораженных киевлян оказалась густая масса гикающих всадников.
А киевская дружина воеводы Претича стояла за Днепром именно в расчете на донесения этих дозоров. И оказалась отрезанной от Киева, в котором затворилась великая княгиня Ольга с малолетними внуками и малой дворцовой охраной.
Печенеги умело отрезали стольный град от всех дорог и воды. В Киеве началась жажда и голод, и если голод еще можно было терпеть, то жажда вскоре стала невыносимой.
А Претич ни о чем не ведал. Он послал гонцов к Святославу и терпеливо ждал его помощи. И напрасно, потому что печенеги перехватили всех его гонцов. О том, что творится в Киеве, он не знал и был убежден, что его крепостные стены выдержат натиск печенегов, пока не подойдет помощь.
Киевляне терпели, пока не было хлеба, но была хоть какая-то вода, а с нею и надежда. Но когда началась жажда, пошел ропот.
— Бросили нас издыхать… За Претичем посылать надобно! За дружиной княжеской…
К великой княгине Ольге обратился ее личный слуга, христианин Глеб. Ее грешный сын знать не знал и ведать не ведал, что он — младший сын великой княгини и сводный брат великого князя Святослава.
— Дозволь, великая княгиня, к воеводе Претичу добраться.
— Он же печенегами отрезан.
— Я говорю на их языке, великая княгиня, меня отец научил. Проберусь.
— Печенеги злы и недоверчивы, — в смятении сказала великая княгиня Ольга. — Они поймают тебя и подвергнут пыткам…
— Я уздечку возьму, будто коня ищу. И никто на меня и внимания не обратит, великая княгиня. Дозволь послужить тебе и народу киевскому.
Умолил он не матушку свою, а великую киевскую княгиню Ольгу. Как ни страшно ей было за сына, но за неповинно страдающий народ Киева было еще страшнее. Ведь она отвечала за его страдания не только перед властью, но и перед Богом. И лишь торжественно осенила Глеба широким крестом.
— Да хранит тебя Господь.
Глеб бросился в воду и быстро поплыл к берегу, на котором стояли печенеги. Они что-то кричали ему, он отвечал, показывал уздечку, и его не тронули. Даже на берег помогли вылезти.
Он бродил там, показывая уздечку и расспрашивая, не видел ли кто его коня. Так он пересек перешеек и вышел на берег Днепра, где, оставив уздечку, бросился в воду и поплыл по течению к тому месту, где стоял Претич со своею дружиной. Печенеги закричали, сбежались на берег, кто-то начал стрелять из лука, но Глеб был уже далеко.
Навстречу ему выехал в лодке сам воевода Претич. Помог влезть в лодку, спросил:
— В Киеве совсем худо?
— Совсем. Жажда измучила и голод. Горожане требуют сдать город.
— Скажешь печенегам, что Киев получил весточку от великого князя Святослава. И что сюда идет сам великий князь со всей дружиной.
— Не поверят.
— Поверят! — усмехнулся Претич. — Люди Неслыха мне двух перебежчиков-печенегов доставили. Там тоже смута растет.
И смело направил лодку к берегу, на котором расположились печенеги. Подплыл, спокойно высадился на берег. Сказал:
— Мне нужен хан орды. Быстро, а то, боюсь, поздно для вас будет.
— Я вожу орду, — сказал немолодой кряжистый печенег.
— Отрок из Киева известие доставил, хан. Идет сюда великий князь Святослав Игоревич с дружиной. Верно ли я сказал, Глеб?
— Верно, — ответил Глеб. — Идет, чтобы покарать вас. Коши ваши разрушит, женщин и детей в рабство уведет.
Хан тяжело вздохнул, горестно покачав косматой седой головой.
— Помоги, воевода. Не своей волей я сюда пришел, но своей волей уйду отсюда. Помоги безвинных жен и детей спасти.
— Будь мне братом, — сказал Претич, подавая хану руку.
Хан положил к ногам Претича саблю, лук и колчан со стрелами.
— И коня моего возьми, брат, — сказал он. — Добрый конь равен доброму мечу.
Претич отдал ему меч и щит. Они обнялись и трижды поцеловались.
Едва слухи о нападении печенегов на Киев достигли Святослава, он тут же вернулся с дружиной в Киев. Поступил он так совсем не потому, что пожалел киевлян и свою мать великую княгиню Ольгу. Он пришел в Киев, чтобы решить судьбу своих детей. До всего остального ему решительно не было никакого дела. Он завоевывал себе собственное государство на Дунае по примеру наиболее удачливых варяжских конунгов недавнего прошлого, но вначале следовало устроить судьбу детей. Старший, Владимир, был в Новгороде, но Ярополк и Олег еще оставались в Киевском дворце.
Киев встретил его не ревом крепостных труб, но ропотом киевлян. Мужчины еще осторожничали, а женщины кричали прямо в лицо.
— От своей земли отрекся, князь!.. Или чужую где нашел?
— Нас чудом печенеги не взяли вместе с матерью твоей и детьми малыми!..
— Не жаль тебе отчизны своей!..
Великий князь молча прошел во дворец.
Мать, с трудом опираясь на ближних боярынь, поднялась ему навстречу.
— Сын мой, ты спас наш народ и меня, твою грешную мать…
— Я спасал своих детей, а не тебя, — резко сказал Святослав. — И повелеваю посадить Ярополка князем в Киеве, а Олега князем древлян.
— Не гневайся, великий князь, что перебиваю тебя, — сказал Свенельд. — Но у тебя есть еще один сын. Владимир.
— Ты запамятовал, воевода, что Владимир в Новгороде.
— Прости, сын, — вдруг еле слышно сказала Ольга. — Мне худо, я полежать должна.
— Я обожду. Эй, кто там! Помогите великой княгине.
Свенельд вместе с ближними боярынями увели великую княгиню в ее покои. А к Святославу неслышно подошел Неслых.
— Во время твоего Хазарского похода ты повелел мне проверить, не завелись ли черви в Киеве, — тихо сказал он. — Я проверил.
— Я помню свое повеление.
— Во время печенежской осады к Претичу прорвался личный слуга великой княгини именем Глеб. Он христианин. Мои люди присутствовали при его разговоре с печенегами.
Неслых неожиданно замолчал.
— Ну?..
— Он не говорит на печенежском языке. Он говорил с ними на языке хазарском.
Вышел Свенельд. Осунувшийся, потемневший. Сказал:
— Великой княгине худо, князь Святослав. Очень.
— Я поведал ей еще не все свои повеления, воевода. Так что либо проведи меня в ее покои, либо приведи ее сюда.
— Ей худо…
— Я сказал.
Свенельд вышел. Через некоторое время вернулся вместе с великой княгиней. Ее поддерживали ближние боярыни и отрок Глеб.
— Это что еще за поводырь? — строго спросил Святослав. — В мою дружину его.
— Не отнимай его у меня… — взмолилась княгиня Ольга.
— Я сказал, мать. Пора приучать его к запаху крови и вкусу смерти. Увести.
Всегда — в дни боев и в дни мира — стоявший за левым плечом великого князя Сфенкл шагнул вперед и положил руку на плечо Глеба.
— Умоляю, сын мой… — еле слышно прошептала княгиня Ольга.
Но Сфенкл уже увел христианского отрока из тронной палаты Большого великокняжеского дворца. Княгиня Ольга повисла на руках ближних боярынь, губы ее что-то шептали, но все перекрыл грубый голос Святослава.
— Я навсегда ухожу из Киева. Отныне моей столицей будет Переяславец на Дунае. Он есть середина моих земель. Туда сходится все добро: от греков — золото, паволоки, вина. От чехов и венгров — серебро и кони. От Руси — меха, воск, мед и рабы. Твоя дружина, воевода Свенельд, должна нагнать меня не позже, чем через сорок дней.
И вышел из дворцовой палаты, так ни разу и не оглянувшись на мать.
— Он погубит Русь… — еле слышно прошептала великая княгиня, оседая на руках Свенельда. — Наш сын погубит Русь…
— Лекаря!.. — закричал Свенельд.
Но было уже поздно. Великая Киевская княгиня Ольга, королева русов, лежала мертвой на его руках.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Новгородский князь Владимир не мог править в самом дерзком и вольном из всех городов тогдашней Руси так, как желал. Пока был жив великий князь Святослав и его законные сыновья, он не чувствовал себя в безопасности. Необходимо было на время исчезнуть и затаиться. Он решил так и сделать. Прямо завтра.
Только ночью его разбудили. Тихо-тихо. Неслышно разбудили.
— Спокойно, княжич, мы не собираемся тебя убивать. Надо просто потолковать по душам, чтобы понять, как нам дальше действовать совместно с тобой.
Владимир промолчал, понимая, что любой его крик повлечет за собой гибель. Только кивнул головой.
— Я — Неслых, сын боярина Берсеня. Был определен на службу к великой княгине Ольге, которая поручила мне тайно охранять великого князя Святослава. Я честно и преданно исполнял свой долг, пока не убедился, что Святослав мечтает создать свое княжество и что на пути к этому он не щадит ни женщин, ни детей. Тогда я связался с твоим дедом, великим воеводой Свенельдом. Он повелел мне охранять тебя, и вот я здесь.
— От кого охранять?
— Святослав намерен разделить Киевское Великое княжение меж своими сыновьями. Поэтому он и отправил тебя в Господин Великий Новгород, где ты всего лишь служилый князь, пока Совет не решит, что тебе пора уходить. Вряд ли тебе понравится судьба князя изгоя?
— Откуда ты знаешь, сын Берсеня, что великий князь не даст мне удела?
— Ему не нужна сильная Русь. Удобнее разделить ее на уделы.
— И наследные княжичи начнут драться меж собой за великокняжеский престол, — сказал Владимир только для того, чтобы выиграть время.
— И за спиной Святослава окажется разоренная земля, способная лишь поставлять ему рабов, — вздохнул Неслых. — Это слова самого Святослава. Твой дед, великий воевода Свенельд, и послал нас к тебе. Мы скакали день и ночь, чтобы предупредить.
— Я решил уехать, — сказал Владимир, все еще не очень-то доверяя неслышной службе гостей. — Сказал Совету господ, что еду нанимать собственную дружину. Из шведов, финнов, норвегов.
— И они обещали тебе, князь Владимир, оплатить эту дружину.
Неслых не спрашивал. Он утверждал. Владимир понял, что тайный гонец все знает, что его люди опутали всю Киевскую Русь. И все-таки: что из этого всего следует.
— Со мной едет мой уйко Добрыня.
— Поезжай непременно, но я все же дам тебе двух своих людей.
— Помочь мне нанять дружину?
— Нет. Сохранить твою жизнь, князь. Первый удар сынов Святослава будет нанесен по тебе.
— Но я же буду за рубежами…
— Для золота нет рубежей, великий князь.
— Я всего лишь приглашенный на службу князь Великого Новгорода.
— Это — сегодня. А послезавтра я поздравлю тебя с Великим Киевским престолом.
Великий князь Святослав, будучи воистину одним из крупнейших полководцев того бурного времени, похоже, не обладал способностью просчитывать последствия своих шагов, а может быть, пренебрегал ими. Обольщенный легкими победами, он недооценивал способностей своих противников, которыми к тому же двигала любовь к родине. Святослав практически до сей поры не вкусил горьких плодов поражений, а победы, как известно, ничему не учат.
Пока он устраивал семейные дела в Киеве, в далекой Византии свершился государственный переворот. Старый, а потому и нерешительный император Никифор Фока был отравлен своей супругой Феофано и ее любовником Иоанном Цимисхием.
Армянин Цимисхий ростом был ниже среднего. Это, правда, не мешало ему стать искусным воином, сильным и необычайно ловким. В прыжках, игре с мячом и стрельбе из лука он превосходил многих. Поставив рядом четырех коней, он прыгал, делая переворот в полете, и садился в седло последнего коня. А стоя на крупе скачущего коня, попадал стрелою в отверстие кольца.
Он был любимцем армии. В нем видели своего маленького богатыря, равного им по происхождению. И армия стала первой, кто поддержал государственный переворот.
Новый император и полководец первым делом заключил военный союз с Болгарией. Обрадованные болгары заняли все города и крепости, которые захватил Святослав. В том числе и Переяславец-на-Дунае, который великий князь определил столицей своего государства. А Цимисхий тем временем отзывал из Месопотамии войска и преобразовывал свою кавалерию в регулярную, имеющую отличное вооружение и броневую защиту. Этим он сковал степную конницу Святослава, способную на быстрые удары, но не умеющую вести развернутых и длительных конных сражений.
Если великий князь Святослав был непревзойденным тактиком, то Цимисхий прекрасно разбирался в стратегии. И, в конце концов, навязал захватчикам русам маневренную войну.
Святослав, как Цимисхий и предполагал, бросился отвоевывать болгарские города по Дунаю. Всю эту территорию он называл собственным княжеством, во имя чего и посадил своих сынов на княжение в русских городах. Болгары дрались отважно и гибли сотнями, надеясь, что вот-вот придет помощь из Византии, потому что больше надеяться было не на что.
Тогда Святослав для устрашения болгар прибег к широкому захвату заложников. Набирал среди известных и богатых семей женщин и детей и предупреждал, что будет казнить их на глазах осажденных, пока те не сдадутся. И действительно прилюдно казнил, отрубая головы. Свыше трехсот женщин и детей было обезглавлено воинами Святослава, но болгары не желали сдаваться. Жертвуя своими крепостями, они выигрывали время для Византии.
От этого жертвенного сопротивления великий князь, не в силах понять причины его, зверел все больше и больше. Тысячи ни в чем не повинных женщин и детей были отправлены на тот свет в жесточайших муках и без всякой вины.
В это время воевода Свенельд сплавлял по Днепру из Киева свою дружину. Сам он двигался на отдельном струге, один, только с гребцами и кормчим. И никто не мешал ему безмолвно и без единой слезинки оплакивать свою единственную любовь.
А ведь он любил свою жену. Она родила ему детей, оказалась прекрасной хозяйкой, но…
Но самая первая, еще детская любовь оказалась сильнее. Королева русов затмила собою все, снилась в мучительных юных снах, а смех ее навеки поселился в его душе. Это ради нее он нырял в омуты за самыми красивыми белыми кувшинками, из которых делал ожерелья для своей королевы.
Только теперь, похоронив Ольгу, он всею душой своею познал, как бездонно любил ее. Какую оглушительную пустоту почувствовал в душе своей, когда собственными руками закрыл ее необыкновенные синие глаза.
Свенельд, разыскав робкого маленького священника, похоронил ее по христианскому обряду у подножия Киевского холма, на котором впоследствии князь Владимир, которого она всегда считала своим внуком, заложил Десятинную церковь.
И большего он сделать не мог.
Нет, неправда, мог. И обязан был сделать. Свенельд был и оставался язычником, а значит, должен был мстить. Да и последние слова, которые он расслышал, были не о их любви, не о нем, а о Руси. Королева русов до последнего мгновения жизни своей оставалась Королевой.
«Он погубит Русь…»
Эти последние ее слова звучали в его душе, не смолкая ни на мгновение.
«Он погубит Русь…»
Погубит то, за что щедро заплачено голодом селян и кровью дружинников. Муки женщин, безвинная гибель детей и беззащитных стариков… За это издревле полагалось одно:
«Повинен смерти».
Но преступник был зачат в счастливой любви и счастливом согласии. Да, Киевскому Великому княжению требовался достойный наследник, но этот наследник любил сражения более собственной жизни, он и жил-то ради битв, криков раненых и стонов умирающих. Он отказался от родного гнезда, устеленного светлыми душами погибших с честью и славой.
Значит, повинен смерти…
Свенельда вдруг охватило нетерпение. Оставив далеко позади медленно плывущие и застревающие на каждом перекате насады с дружиной, он повелел гребцам своего струга грести день и ночь безостановочно. А порою и сам садился за весла, чтобы дать отдохнуть тем, кто окончательно выбился из сил.
Достигнув порогов значительно раньше, чем перегруженные неуклюжие насады, спрыгнул на камни и, оставив гребцов, перебрался на левый берег Днепра.
— К бою, — шепнул кто-то из-за камней.
— Я — воевода Свенельд, — громко сказал он. — Иду с миром. Один.
— Батюшка мой!
Читать бесплатно другие книги:
