Бойцы с окраины галактики Злотников Роман
Пролог
Император Эоней не любил этот кабинет. Он был слишком огромен, помпезен и холодно-неуютен. К тому же во время похорон отца юному императору пришлось провести в нем две не очень приятные ночи, и, видимо, его подсознание до сих пор связывало это место с теми тягостными и утомительными часами, но уже без того странного ощущения всевластности и величия, которое поддерживало его все долгие недели траурных церемоний и еще около недели после коронации. А потом исчезло без следа. Однако в Садах Эоны, которые разбил его отец почти сорок лет назад в честь свадьбы со своей последней, самой любимой женой, спустя десять лет после столь знаменательного события ставшей матерью Эонея, больше не было помещения, где император мог бы уединиться, не бросая вызов традициям и дворцовому протоколу. И главное, чтобы оно было столь же защищено от посторонних глаз и ушей. Так что приходилось довольствоваться тем, что имелось. К тому же он уже давно научился мелким уловкам, которые не давали вызывающему великолепию кабинета слишком уж портить ему настроение. Тем более что сейчас на это не было времени.
Император слегка поджал губы и бросил взгляд на собеседника, который сидел с противоположной стороны роскошного стола размером с королевскую кровать, вырубленного из цельного кристалла сапфира. Тот был высок, массивен, роскошный придворный мундир сидел на нем как влитой, а лицо являло миру великолепно сбалансированную смесь преданности, почтительного внимания и служебного рвения. Но император не принадлежал к числу людей, которые восприняли бы это выражение лица слишком уж всерьез. Лорд-директор департамента стратегических исследований был одним из двух человек, чье слово на протяжении трех лет, прошедших с момента коронации, весило даже несколько больше, чем слово двадцатисемилетнего императора. Эоней исподтишка бросил взгляд на лорда Эйзела, уж тот-то не позволит себе отвлекаться на тени прошлого. Насколько император помнил, Эйзел был младшим сыном лорда Эттерея-Эстора, главы боковой линии ветви Эттереев, основным достоянием которых была безупречная родословная. Так сказать чистая, незамутненная голубая кровь. Он начал службу семьдесят два года назад, еще при отце Эонея, в чине приципа-оруженосца, а в должности лорда-директора пребывал уже двадцать восемь лет. Смешно было сомневаться в том, что за свою долгую жизнь он успел повидать целую кучу намного менее удобных помещений. Так что у лорда Эйзела должен был бы давно выработаться иммунитет. Тем более что у императора были все основания считать, что этот кабинет он посещал намного чаще, чем сам Эоней. Император тихонько вздохнул и, сделав усилие, вновь сосредоточился на том, что излагал ему лорд-директор спокойным, размеренным голосом, так не соответствующим содержанию его речи:
– …Все вышеизложенное позволяет утверждать, что на территории империи действует разведывательная сеть такого уровня, который обеспечивает противнику доступ к информации особой важности. Отсюда следует, что, несмотря на все мои усилия, результаты деятельности моего департамента позволяют вам, сир, квалифицировать их в соответствии с разделом пятым статьи второй Имперского уложения о принципах лояльности трону, а посему я вынужден покорнейше просить ваше величество принять мою отставку и назначить комиссию сената для расследования уровня моей некомпетентности. – Лорд Эйзел замолчал и отработанным многолетней практикой, тщательно выверенным жестом склонил седую голову. Жесткий стоячий воротник придворного мундира, сплошь покрытый золотым шитьем, врезался в шею и подбородок.
Император несколько мгновений молча смотрел на крупные завитки седых волос, плотно покрывавшие макушку склоненной головы, не давая лысине ни малейшего шанса, потом искривил губы в усмешке:
– Перестаньте, Эйзел. На протяжении всех недолгих лет моего правления вы столь подчеркнуто соблюдали этикет, что я уже успел выработать иммунитет. Вы прекрасно знаете, что я не приму вашей отставки и… – Тут он снова усмехнулся, но на этот раз несколько спокойнее, и продолжил более фривольным тоном: – Не отдам вас на растерзание этой своре престарелых маразматиков. Где еще я возьму столь верного и ловкого стража моих интересов, который к тому же не питает далеко идущих амбиций, как, скажем, лорд Эомирен? – Он сделал паузу и несколько насмешливо закончил: – Я склонен предполагать следующее. То, что он до сих пор не поднял в сенате вопрос о лояльности трону, вызвано только тем, что наш великая опора традиций пока не отказался от своих матримональных планов в отношении меня и одной из своих дочерей, а у вас, насколько я помню, одни мальчики. – Эоней замолчал.
Лорд-директор еще несколько мгновений сохранял прежнюю позу, ожидая продолжения, потом неторопливо выпрямился. Собеседники обменялись понимающими взглядами, потом император сдвинул брови.
– Итак, вы уверены, что канскеброны что-то готовят.
Лорд Эйзел учтиво кивнул. Император задумался, потом повернулся вместе с креслом. Лорд-директор с положенной этикетом задержкой развернулся в ту же сторону. Густая темнота, до этого момента заполнявшая весь огромный кабинет, за исключением небольшого пространства вокруг стола, немного померкла, и на фоне дальней стены вспыхнула густая россыпь огней. Какое-то время собеседники молча рассматривали знакомую картину, потом император глухо произнес:
– С ними следовало разобраться еще моему деду двести лет назад, когда мы с ними только столкнулись. А он предпочел открывать школы, строить дворцы и основывать университеты.
Лорд Эйзел откликнулся с небольшой заминкой:
– Это весьма достойные занятия, сир.
Эоней нервно рассмеялся.
– Перестаньте Эйзел, вы знаете, о чем я говорю. Бывают, хотя и гораздо реже, чем кажется, времена, когда солдаты становятся важнее студентов. Мой дед забыл об этом, и его потомку приходится за это расплачиваться. Правда не только за его грехи…
В кабинете на несколько мгновений установилась напряженная тишина, потом оба собеседника, не сговариваясь, одновременно снова повернулись к карте.
– А может, это проявление их обычной паранойи?
Лорд Эйзел отрицательно покачал головой:
– Не думаю, сир. Культура канскебронов, конечно, достаточно… оригинальна, но в области внешних контактов они давно придерживаются общепринятых правил игры. Тот факт, что их Контролеры пошли на столь беспрецедентный шаг, как полный и… я бы даже сказал, демонстративный арест всех наших резидентов и уничтожение наших разведывательных сателлитов, осуществленный на фоне тотального интернирования граждан империи, мне кажется, говорит сам за себя. Они прекрасно понимают, что наша слепота не протянется слишком долго, так что… – Он резко оборвал фразу, давая императору возможность самому закончить мысль.
Эоней несколько мгновений молчал, осмысливая услышанное. И у лорда-директора мелькнула мысль, что, несмотря на то что три года правления уже оставили свой след на челе императора, именно в такие моменты его молодость становится особенно очевидной. Император поднял глаза:
– Сколько у нас времени? Три года? Пять?
– Я думаю, меньше, сир. Мы сможем развернуть достаточную сеть сателлитов за один, максимум два года. Так что все, что они планируют, должно произойти в течение этого времени. Или хотя бы основная часть.
Эоней нервно стиснул руки, потом вскочил и раздраженно прошелся по кабинету. Яркое пятно света, висевшее над столом, разделилось на два, и меньшее из двух поплыло над императором, несколько напоминая со стороны нимб святого.
– О темная бездна, мы стали слишком мягкотелы! Двести лет назад, чтобы разобраться с канскебронами, достаточно было одной-двух эскадр, а сейчас… – Император запнулся и глухо закончил: – Сегодня они сильнее нас.
Произнеся это, Эоней бросил испытующий взгляд на лорда-директора, но на лице того можно было прочитать только крайнее внимание. Лорд Эйзел был слишком опытен, чтобы поддакивать императору в тот момент, когда у его величества наступил приступ уничижения. Император несколько мгновений вглядывался в лицо собеседника, пытаясь отыскать хоть какие-то следы иных эмоций, потом усмехнулся:
– Ладно, Эйзел, оставьте свои упражнения в придворных манерах. Я же сказал, что за последние три года я успел выработать к ним стойкий иммунитет. – Он хитро прищурился: – До меня дошли слухи о вашем поручении имперскому Энор-Тарскому университету, не поделитесь результатами? – И он замолчал, уперев в собеседника проницательный взгляд.
На лице лорда-директора мелькнула тень растерянности, хотя, вполне вероятно, она была всего лишь отражением ожиданий императора. Однако пауза слишком затягивалась, и император явно не собирался прерывать ее первым.
– Исследования еще не закончены, ваше величество, я не хотел бы обсуждать необработанные результаты. – Он сделал паузу, стараясь получше подобрать слова. – И я не думаю, что вы должны быть столь… категоричны. Генеральный штаб и адмиралтейство утверждают, что последние сорок лет между нами сохраняется паритет…
Император горько рассмеялся и, подойдя к столу, резким движением бросил на полированную поверхность пластинку носителя.
– Вот, Эйзел, можете ознакомиться. За последние двенадцать лет ни одна, слышите, Эйзел, НИ ОДНА пограничная стычка тех кораблей, которые наше адмиралтейство считает равными по классу, не закончилась в нашу пользу. Мы выиграли только те стычки, в которых превосходство сил с нашей стороны было бесспорным. – Император нервно рассмеялся. – Впрочем, что я вам говорю! Вряд ли лорд Эсингей стал бы заниматься подобной статистикой по собственной инициативе, так что, скорее всего, это исследование тоже ваша работа! – И он внимательно посмотрел на собеседника.
Но лорд-директор никак не отреагировал на подобное заявление. Эоней еще некоторое время пытался взглядом пробить броню невозмутимости лорда Эйзела, но потом признал свое бессилие и, тяжело опустившись в кресло, глухо заговорил:
– Когда я был маленьким, отец иногда усаживал меня на колени и рассказывал о наших предках. – Он сглотнул и, опустив голову, замолчал. Хотя если бы он поднял голову, то на этот раз его желание увидеть удивление на лице лорда-директора было бы вознаграждено. Многие считали императора Эзарра II великим правителем, некоторые, более информированные, чудовищем в человеческом облике, но никто никогда не мог представить его с ребенком на коленях. Он подавлял всех, кто находился рядом с ним, и даже сам Эоней до сих пор, спустя три года после его кончины, чувствовал за своей спиной его монументальную, давящую тень. Хотя, возможно, именно она являлась основной причиной того, что он все еще оставался императором.
Эоней тихо вздохнул:
– Тогда я мечтал стать столь же великим и прославленным в веках, как Эгей, Энияр II, Эномей или мои дед и отец. А сейчас… сейчас я уже готов согласиться на то, чтобы история запомнила меня как серенького, незаметного правителя. Единственное, чего я боюсь, – это стать ПОСЛЕДНИМ императором. – Он вдруг поднял голову и, повернув к собеседнику отчаянный взгляд, произнес: – Вы должны совершить чудо, Эйзел. Вы должны помочь мне найти выход.
Лорд Эйзел приоткрыл тисненную золотом кожаную папку, которую все это время держал на коленях, и, достав оттуда пластинку носителя, неторопливым, но подчеркнуто значительным жестом положил ее на стол. Император несколько мгновений напряженно рассматривал маленький черный четырехугольник, словно пытаясь увидеть, что же за информация скрывается в нем, потом перевел взгляд на собеседника:
– Что это?
Лорд Эйзел прикоснулся пальцем к сенсору активации, и над пластинкой возник мутный, размытый столбик голограммы, который мгновенно прояснился и исчез, сделавшись невидимым и оставив над столом только четкое изображение какой-то планеты. Лорд Эйзел заговорил четким, размеренным голосом:
– Спираль Нотерея, семнадцатый бут-сектор, зона «А». Третья планета желтой звезды, годовой период обращения 0,9 стандартного, суточный – 0,92, самоназвание Земля. Действующий вариант цивилизации существует около пяти тысяч местных лет. К моменту контакта с канскебронами, по приблизительным оценкам, достигли уровня «Эйч-2». – Он замолчал.
Император удивленно вскинул брови:
– Так низко? – Он покачал головой и внимательно всмотрелся в медленно вращающееся изображение планеты, словно пытаясь понять, почему Эйзел испытывает к этой планете столь явно выраженный интерес. – И что привлекло к ней ваше внимание? Ведь вы не собираетесь просто ознакомить меня с особенностями ее истории и космографии?
Лорд-директор продолжил спокойным тоном:
– Спустя пятьдесят шесть местных лет после оккупации планеты канскебронами они подняли восстание.
Император слегка сморщился:
– Новый Терминум. Но Терминум, насколько я помню, имел к моменту захвата канскебронами уровень «Эйч-5». – Он сделал паузу. – Терминум продержался почти шесть стандартных месяцев, а эти? Три?
Лорд Эйзел медленно покачал головой:
– Восстание произошло восемь лет назад.
Император удивленно воззрился на собеседника. Потом его руки стиснули подлокотники кресла, а тело подалось вперед.
– Вы хотите сказать, что аборигены, за столь долгое время изолированного развития достигнувшие всего-навсего уровня «Эйч-2», после более чем пятидесяти лет оккупации сумели не только вышвырнуть канскебронов с планеты, но уже на протяжении восьми лет в одиночку удерживают свою систему?
Лорд-директор медленно кивнул.
– Но… как?
– Они сумели тайно построить собственный внутрисистемный флот. Насколько я смог установить, они научились обманывать Контролеров, управляющих производственными мощностями, и утаивать часть деталей, из которых на дне глубоководных озер собрали несколько десятков атакаторов. – Он сделал паузу и, выделив голосом последнюю фразу, закончил: – Кроме того, они сумели овладеть Базовым системным разрушителем и поставить под свой контроль его Контролера.
Император ошарашенно уставился на собеседника:
– Но это… невозможно!
Лорд Эйзел согласно склонил голову:
– Я тоже так считаю, ваше величество, но тем не менее им это удалось. Во всяком случае, спустя полгода после восстания, когда канскеброны попытались восстановить контроль над системой, аборигены устроили им чудовищную кровавую бойню, во время которой Базовый разрушитель разнес на атомы двух своих собратьев. Последняя битва произошла шесть лет назад, и с тех пор канскеброны не рискуют к ним соваться.
Эоней вскочил на ноги и нервно прошелся вдоль кабинета.
– Откуда вы все это узнали?
Лорд Эйзел скорбно вздохнул:
– Я вынужден снова просить ваше величество принять мою отставку. Пять лет назад губернатор Таварра обратился в департамент колонизации с прошением о предоставлении на основании Коронного договора дополнительного ежегодного пула выходцам с вновь зарегистрированной планеты на границе его сектора, на двести мест в имперских высших учебных заведениях, для обучения специальностям инженеров различного профиля, навигаторов, пилотов и некоторым другим. Департамент колонизации удовлетворил прошение, предоставив места в заведениях категории «Б» на Танаке. Однако, когда чиновники департамента образования затребовали обычную статистическую справку, оказалось, что практически все члены первого состава пула давно получили императорские стипендии за отличную успеваемость и переведены для дальнейшего обучения в патронируемые университеты и училища. А поскольку каждому письмоводителю известно, что я испытываю непреодолимую страсть ко всем необычным отклонениям и умею щедро вознаграждать за рвение и наказывать за нерадивость, один из чиновников не поленился поставить меня в известность о столь необычном факте. Я решил, что моему департаменту не помешает побольше узнать о месте происхождения столь талантливой популяции варваров, и отправил офицера на Таварр с поручением поподробнее разобраться в обстановке. То, что ему удалось разузнать, привело меня в замешательство и заставило заняться этой планетой всерьез. Все то, что я сейчас вам сообщил, – результат двухлетнего расследования, которое продолжается до сих пор.
Император медленно кивнул и, отведя взгляд, задумчиво уставился на медленно вращающееся над поверхностью стола изображение планеты. Несколько мгновений в кабинете стояла полная тишина, потом Эоней негромко спросил:
– Вы думаете, необходимо предложить им Коронный договор?
Лорд-директор покачал головой. Ох уж эта молодежь! Им подавай все или ничего.
– Наверное, это было бы неплохо, но, по оценкам моих социопсихологов, это вряд ли реально. Пятьдесят шесть лет под властью канскебронов кого угодно заставят относиться настороженно к любым союзам и договорам, тем более что они только что отвоевали свою планету у врага. Пока у них наблюдается бурный всплеск ярого патриотизма. Мои агенты под видом коммерческих предложений осторожно интересовались их отношением к возможности остаться и поработать на территории империи, но встретили слишком мало энтузиазма. Эти люди отдают должное блистательной империи, но по окончании учебы намерены поголовно вернуться домой.
Император нахмурился и капризно изогнул губы.
– Я думаю, если интересы империи потребуют…
– Ваше величество, – мягко прервал его лорд Эйзел, – мне кажется, мы должны попытаться использовать в собственных интересах их ненависть к канскебронам, а не прививать им подобное чувство по отношению к империи. Лучше попробовать сделать так, чтобы они считали себя обязанными нам, или поставить их в такое положение, чтобы их вступление в войну казалось им наиболее логичным решением и, главное, принятым ими абсолютно самостоятельно. – Он помолчал и закончил несколько вкрадчиво: – Я думаю, что после пятидесяти с лишним лет оккупации они еще не успели набрать достаточно опыта, чтобы справиться с такой армией политических и дипломатических зубров, которую может выставить империя.
Император нервно рассмеялся:
– Простите, Эйзел. Конечно, вы правы, последнее время я несколько выбит из колеи. Что вы предлагаете?
Лорд-директор остановился, как бы давая понять, что его предложение будет выглядеть несколько необычно, потом заговорил:
– Мне кажется, нам стоило бы дать им понять, что мы не против установить более тесные отношения, причем не претендуя на больший уровень, чем они сами того захотят. В связи с этим я думаю, что визит кого-то из членов близкой к вам ветви королевского дома был бы очень нелишним.
Эоней удивленно уставился на собеседника:
– На планету, с которой нет Коронного договора? И даже не на союзный мир? – Он расхохотался. – Да лорд Эомирен сгрызет последнее мясо с моих тощих ребер, если даже слух об этом дойдет до его чутких ушей.
Лорд-директор упрямо набычил голову.
– И тем не менее, сир. – Он сделал паузу и веско произнес: – Нам нужны союзники, которые будут не столько требовать защиты нашего флота, сколько смогут помочь ему защитить нас. По оценкам моих аналитиков, земляне в обозримом будущем не склонны ввязываться в любые конфликты, и нам придется приложить беспрецедентные усилия, чтобы заставить их изменить свое решение. – Тем более, сир, что у нас совсем нет времени на то, чтобы идти традиционным путем.
Император вздрогнул, вспомнив, с чего начался сегодняшний разговор. Лорд Эйзел некоторое время помолчал, давая императору привыкнуть к этой мысли, потом снова заговорил, но уже более вкрадчивым тоном:
– Мне кажется, сир, я могу предложить такой вариант развития событий, при котором лорд Эомирен не только с радостью санкционирует подобную поездку, но и приложит все усилия, чтобы получить одобрение сената.
Император недоуменно уставился на него:
– Поясните!
– Я говорю о леди Эсмиэль.
Эоней несколько мгновений осмысливал предложение, потом усмехнулся:
– Пожалуй, вы правы, Эйзел. Я не видел ее уже несколько лет, но, по слухам, за это время моя милая кузина успела достаточно приучить общество к вывертам своего неугомонного характера, чтобы и выходка, подобная столь необычному путешествию, сошла ей с рук. – Он хмыкнул. – Впрочем, вы об этом знаете лучше меня. – Император сделал паузу, задумался на несколько мгновений и продолжил тоном, который лорд Эйзел расценил как требование более подробных объяснений: – Но не думаю, что это вызовет чье-либо одобрение, и уж тем более лорда Эомирена. Не говоря уж о том, чтобы придать подобной поездке официальный статус.
– О, ваше величество, по моим прикидкам, это не столь сложно сделать, особенно если лорд Эомирен будет действовать с нами заодно. Я предлагаю следующее… – И он чуть склонил голову, приблизив лицо к августейшему уху.
Спустя два часа они покинули кабинет.
Часть I
Варвар
1
Дежурный офицер стремительно взбежал по лестнице и, свернув в узкий, длинный коридор, быстрым шагом двинулся вперед. Покоробившийся паркет, зиявший залитыми цементом дырами, отчаянно скрипел, а вдоль окон тянулась выщербленная полоса, которую по каким-то причинам не могли залить уже несколько недель. Наступив на одну из оторвавшихся паркетин, офицер чуть не растянулся на полу. С трудом удержавшись на ногах, он в сердцах выругался и зло сплюнул на пол. Проклятое здание, проклятое дежурство, проклятая судьба. О, святые стихии, ну почему ему так не повезло!
Общежитие Танакийской его императорского величества высшей школы пилотов было построено более двухсот лет назад и изначально было предназначено для мукомольни. Однако за время строительства торговая компания, заказавшая возведение здания, обанкротилась, и поэтому новенькая мукомольня, в которой еще, слава богу, не успели смонтировать ни одной единицы оборудования, пошла с молотка. На муниципальном аукционе ее приобрел владелец сети общественных стоянок и гаражей для боллертов. Он установил эскалаторы, заделал технологические проемы между этажами и оборудовал здание как стоянку для частных пользователей. Однако то ли строительная фирма некачественно выполнила подряд, то ли, что более вероятно, новый владелец решил немного сэкономить, но в один прекрасный день рухнуло сразу три пролета со всеми находящимися на них боллертами. Все было бы ничего, если бы пострадали только машины, – в конце концов, зачем еще нужны адвокаты, так не для того, чтобы отбиваться от сумасшедших исков страховых компаний. Но в одной из машин на заднем сиденье развлекалась юная парочка. Стоило владельцу здания увидеть на сервере ежедневных новостей, как из-под обломков извлекают изуродованные обнаженные тела, так он сразу сделал правильный вывод. Когда на следующий день к его дому прибыли императорские коронеры, то оказалось, что хозяина и след простыл, на счетах пусто, а недвижимости едва хватает на то, чтобы выплатить императорский штраф и часть компенсации семьям пострадавших. Несколько лет здание переходило из рук в руки, строилось и перестраивалось. Сначала из него хотели сделать роскошный торговый центр, потом пакгаузы, благо рядом было посадочное поле небольшого коммерческого космодрома, но, чтобы окончательно решить его судьбу, все время не хватало какой-нибудь малости. Поэтому, когда разразился первый кризис с канскебронами и император Эономер II принял решение резко увеличить размеры флота, очередной владелец с немалым облегчением продал здание вкупе с разорившимся космопортом имперскому адмиралтейству. И спустя всего семь месяцев после этой сделки в здании, наконец-то определившем свою судьбу, блестя бритыми затылками, появились первые двести курсантов.
Дежурный офицер, громко брякая каблуками, свернул за угол и притормозил, раздраженно выругавшись вполголоса. Гирлянды старинных люминофорных светильников, которые все поколения начальников школы мечтали заменить более современными, но не имели никакой возможности это сделать, поскольку столь древние предметы находились под наблюдением недреманного ока императорского департамента двора и традиций, грудью встававшего на защиту любой старой развалины, но не выделявшего ни монеты на ремонт и содержание этой рухляди, на протяжении следующих двадцати шагов почти полностью потухли. Да и те, что висели чуть дальше, светили далеко не в полную силу. Офицер нерешительно потоптался, подумав о том, что, может быть, стоит плюнуть и пропустить этот коридор. В конце концов, надо быть полным идиотом, чтобы ежедневно полностью отсматривать весь материал с переносного монитора дежурного, так что, возможно, никто никогда и не узнает, что он схалтурил при обходе. Но потом вздохнул и, обреченно припомнив, что начальник Танакийской школы как раз и есть такой идиот, а он уже имеет в личном деле не только два высочайших недовольства, но и высочайшее предупреждение, двинулся вперед, старательно щуря глаза и напрягая все свои органы чувств, включая обоняние, чтобы ни на что не наткнуться в царившем вокруг густом сумраке.
До сих пор так и неясно – то ли поселившаяся в здании императорская школа пилотов унаследовала его горемычную судьбу, то ли были какие-то иные причины, однако с момента своего образования эта школа считалась самой большой дырой во всем императорском флоте. Ее выпускники приносили львиную долю аварий, чаще других вылетали со службы без пенсии и содержания или переводились в планетарную оборону. Это было вполне объяснимо, поскольку преподавательский состав, по неписаной, но устоявшейся традиции, формировался либо из полных тупиц, либо из профессиональных неудачников, короче говоря, из тех офицеров, в отношении которых окончательно выкристаллизовывалось мнение, что их на пушечный выстрел не стоит подпускать к кораблям и орбитальным крепостям, но избавиться от них каким-либо иным способом не представлялось возможным. Столь славные наставники выпускали достойных учеников и последователей, те множили привычную славу своей альма-матер и тем еще крепче убеждали руководство флота в том, что Танакийская высшая школа пилотов годится только на роль отстойника для тупиц.
Дежурный офицер наконец преодолел темный участок и, облегченно вздохнув, прибавил шаг. Впереди послышался неясный гул голосов, кто-то пел. Офицер поморщился. В этом отсеке жили варвары, прибывшие из какого-то колониального мира. Он привычно выругался, помянув всех предков того тупого чиновника департамента колонизации, который додумался еще больше усугубить ситуацию, допустив в учебное заведение императорского флота тупых аборигенов с какого-то варварского комка грязи. Они прибыли в школу полтора месяца назад, и добросовестные офицеры и старшины, у которых в настоящее время должен бы быть полноценный каникулярный балдеж, были вынуждены отвлекаться на то, чтобы сделать из этих недоумков нечто, хотя бы немного напоминающее курсанта. Этим занимался его приятель, старший офицер курса, который, ерничая, называл свое занятие «дрессировкой диких кротов». Однако, по его словам, эти полуживотные оказались достаточно понятливыми, хотя и очень упрямыми, так что к настоящему моменту они были уже неплохо выдрессированы, хотя в этом дежурный офицер достаточно сильно сомневался. В конце концов варвар есть варвар, и, что с ним ни делай, варваром он и останется. Но даже если это и было правдой, то ничуть не делало этих грязных варваров более привлекательными. Офицер поморщился и завернул за угол. Теперь голоса были слышны более четко.
- Ночь была так светла.
- Все объекты разбомбили мы дотла…
Дежурный офицер совсем уже прошел мимо, но у самого угла остановился и вернулся назад. Незнакомая мелодия его неожиданно заинтересовала. Остановившись у самой двери, офицер прислушался. Голоса поющих имели странный акцент, но слова выговаривали довольно четко.
- Мы ползем, ковыляя во мгле,
- Прижимаясь к родимой земле.
- Хвост горит, бак пробит, и машина летит
- На честном слове и на одном крыле.
Офицер толкнул дверь и шагнул внутрь. Песня мгновенно смолкла, варвары вскочили на ноги и вытянулись в струнку. Офицер окинул взглядом комнату. Судя по первому впечатлению, его приятель был не так уж не прав. Кровати без единой морщинки, монитор отключен, мебель выровнена как по линейке. Он опустил глаза и слегка искривил губы в улыбке. Эти варвары пели, сидя на полу. Он покосился на троих курсантов, которые по-уставному ели его глазами, и слегка шевельнул пальцами, разрешая принять положение «вольно». Варвары, не меняя положения тела, чуть ослабили левую ногу. Офицер одобрительно кивнул и небрежным жестом протянул руку, указав на странный музыкальный инструмент, на котором играл один из курсантов:
– Что это?
– Лэр, банджо, лэр.
Офицер взял инструмент и окинул его ленивым взглядом. Святые стихии, из какой дыры они прибыли! Музыкальный инструмент был изготовлен из дерева, обтянутого чем-то, напоминавшем высушенную кожу животных, и длинных тонких нитей, сделанных то ли из металла, то ли из какого-то грубого пластика. И ни одной электронной детали! Он еще раз окинул странную конструкцию удивленным и слегка брезгливым взглядом, потом отдал ее обратно и произнес, несколько лениво растягивая слова:
– Это песня вашей планеты?
– Лэр, да, лэр! – рявкнули три молодых голоса.
– А о чем это она?
Трое смущенно переглянулись, но офицер ждал, поэтому один из курсантов, кожа которого была черного цвета, нерешительно пояснил:
– Это… песня атмосферных пилотов, лэр.
– Атмосферных? – недоуменно воззрился на него офицер.
– Лэр, да, лэр. Военных атмосферных пилотов, лэр. Она очень старая, лэр.
Офицер несколько мгновений недоуменно смотрел на них, потом усмехнулся и покачал головой. Если архаичный музыкальный инструмент еще можно было объяснить какими-то ритуальными или фольклорными предпочтениями, то это… Ну и глушь! Только представьте себе – военные атмосферные пилоты! Эта мысль так его развеселила, что офицер не выдержал и расхохотался во все горло. Когда спустя несколько минут он покинул кубрик, то его настроение было заметно лучше прежнего. Все-таки приятно иногда вспомнить, что на свете существуют дыры и почище Танакийской его императорского величества высшей школы пилотов.
Когда за офицером захлопнулась скособоченная, скрипучая дверь, все трое облегченно выдохнули и снова опустились на пол. Впрочем, облегченно вздохнули только двое, третий был невозмутим. Некоторое время они сидели молча, потом Энтони нервно хмыкнул и, повернувшись к друзьям, произнес:
– Клянусь распятием, я начинаю думать, что идея с переводом была не самой лучшей мыслью.
Все трое переглянулись. Они находились на Танаке уже два года. Нельзя сказать, чтобы она была самой развитой планетой империи, но никто не стал бы отрицать, что провинция Танака, включавшая также кроме самой Танаки еще две колонизированные планеты своей системы, на протяжении уже нескольких столетий являлась одной из самых надежных опор императорской власти. И возможно, именно поэтому департамент колонизации избрал столичную планету провинции для осуществления своей программы помощи отсталым окраинам. Ибо где, как не на Танаке, можно было воспитать в тупых и ограниченных аборигенах из окраинных миров благоговение и преклонение перед империей, и к тому же сделать это, не создавая беспокойств жителям метрополии. К сожалению, все эти рассуждения были чистой теорией, не имеющей никакого отношения к реальности. Поскольку, во-первых, танакийцы оказались намного большими снобами, чем, вероятно, были жители столичной планеты, поэтому ни о каком воспитании благоговения речи не шло. Скорее, варвары с окраин считались здесь чем-то вроде говорящего варианта рабочей скотины. Впрочем, подобная неприязнь имела под собой почву, поскольку, и это во-вторых, преклонение перед империей в основном выражалось в том, что варвары, закончившие обучение, совершенно не горели желанием возвращаться на собственные полудикие миры и предпринимали героические усилия для того, чтобы остаться в империи. И многим это удавалось. Кварталы дешевых доходных домов, расположенных вокруг учебных заведений, задействованных в программах департамента колонизации, уже давно превратились в поселения, заполненные выходцами из множества варварских миров. Внутри этих мрачных и давно забывших о каком-либо ремонте строений царили чрезвычайно простые нравы. Земляне знали об этом не понаслышке, поскольку сами провели два года в подобном поселении, и двое из них имели на своем теле отметины от ножа, заточки или кастета, полученные во время прохождения процедуры местной «натурализации». Впрочем, все это было уже в прошлом.
Берс усмехнулся.
– Ладно, кончай нюни распускать. В конце концов, разве мы не этого хотели?
Согласно плану, разработанному еще на Земле, этим летом все земляне, проходящие обучение в империи, подали прошение в департамент колонизации с просьбой разрешить им продолжить обучение в учебных заведениях высшей категории. Кроме того, представителю Земли Алукену-Соломону Кану пришло в голову попытаться провернуть одну авантюру, которая в случае успеха сулила массу выгод. Он выбрал их троих, которые за прошедшие два года набрали максимально возможный рейтинг, и решил, воспользовавшись одним из пунктов Имперского уложения и хорошими связями с губернатором Таварра, попытаться пропихнуть их не просто в учебное заведение более высокой категории, а в военное училище флота. Впрочем, представитель Земли не строил особых иллюзий, а потому из всех возможных вариантов была выбрана Танакийская высшая школа пилотов. Поскольку было справедливо решено, что, если не удастся пролезть туда, в другие места не стоит и соваться. По-видимому, губернатор Таварра честно отрабатывал солидный объем редких металлов, полученный от торгового представителя Земли, и возможность в неограниченном масштабе удовлетворять свои охотничьи аппетиты, а может, причина была в чем-то ином, однако все трое быстро получили допуски к предварительным тестам. И вот два месяца назад они прибыли в расположение Танакийской его императорского величества высшей школы пилотов. Берс и Энтони приехали с южного континента, а Млокен-Стив – с востока северного. Они помнили друг друга еще со времен перелета в империю на Бродяге, но тогда не успели близко познакомиться и вот теперь встретились после двухлетнего перерыва. В школе как раз только начались каникулы, и практически все курсанты разъехались по домам или улетели на свои миры, так что в древнем здании общежития земляне были практически в одиночестве.
Две недели, до начала тестирования, их усиленно муштровали. Этим по поручению старшего офицера курса занимался старый флотский старшина, состоящий на должности инструктора связи. Спущенное ему сверху поручение старшина принялся исполнять со всем возможным рвением. Все равно во время каникулярных отпусков постоянному составу делать в школе было особо нечего. Так что старшина оттягивался на полную катушку.
После сдачи тестов по уровню физического развития они, хотя и с явной неохотой, были допущены к программе интеллектуального отбора.
Когда они прибыли в учебный корпус, стискивая в руках карточки с результатами тестов, старый флотский старшина, приставленный к ним начальником курса, небрежно протянул руку и, бросив взгляд на зафиксированные результаты, на мгновение удивленно застыл, а потом покачал головой и буркнул себе под нос:
– Если все придурки того комка грязи, с которого вы прибыли, могут показать сходные результаты, то стоит посоветовать моему шурину смотаться туда, а не протирать штаны в вербовочном пункте на Балее. – Но тут же скептически выпятил губу и свирепо рявкнул: – Ну что уставились, тараканье дерьмо, вам на шестой уровень в «мозгодавилку», и, клянусь темной бездной, после нее вы будете чувствовать себя именно тем, чем на самом деле и являетесь, – натуральными лошадиными задницами.
В общем, он был не так уж и не прав. Когда через два часа они вывалились из индивидуальных кабинок, в которых и происходило их общение с тестовой программой, Энтони вытер вспотевшее лицо и пробормотал:
– Клянусь святым Себастианом, я не думаю, что та часть тела, которая по-дурацки торчит у меня над плечами, способна сейчас сотворить хоть одну стоящую мысль.
Млокен-Стив согласно кивнул и, болезненно скривившись, потер руками виски, а Берс, который после любой передряги всегда выглядел лучше других, усмехнулся и небрежно сказал:
– А мой терминал замкнуло.
– Почему? – удивился Млокен-Стив.
Берс пожал плечами:
– Последние семнадцать минут он не задал мне ни одного вопроса.
Энтони и Млокен-Стив удивленно уставились на него, но Берс больше ничего не сказал и, кивнув в сторону лестницы, первым двинулся по коридору.
Когда они спустились на нижний этаж, в вестибюле учебного корпуса их уже ждал их родимый старшина. Он раздраженно вертел в руках карточки и вполголоса ругался сквозь зубы. Заметив их, он поспешно сунул карточки в папку и свирепо заорал:
– Эй, вы, беременные жабы, шевелитесь! Вы что думаете, что дежурный по курсовой автораздаче будет ждать вас до завтрашнего утра?
Ребята прибавили шагу, а старшина резко повернулся и, двинувшись вслед за ними, что-то забормотал себе под нос. Берс напряг слух и расслышал последние слова:
– …шурину стоит заняться этой дерьмовой планеткой.
В понедельник старшина сообщил им, что с учетом их двухлетней подготовки в коммерческой школе пилотов и результатов сдачи предварительных и основных тестов они зачислены сразу на второй курс на правах дебит-рекрутов. Впрочем, до начала учебного года оставалась еще уйма времени, и старшина не преминул уточнить, что каждую секунду этого времени он намерен посвятить тому, чтобы трое грязных варваров начали хотя бы немного напоминать курсантов.
И вот заканчивалась последняя неделя летних отпусков, и с завтрашнего дня в школу должны были начать прибывать курсанты, возвращающиеся из каникулярного отпуска.
После слов Берса все трое обменялись понимающими взглядами, потом Энтони покачал головой:
– Все-таки если бы тебе прибавить чуть-чуть чувства юмора…
Берс досадливо поморщился:
– Опять вы за старое! Не знаю как кого, но тех канскебронов, с которыми я сошелся накоротке, мое чувство юмора вполне удовлетворило. Во всяком случае, пока я не слышал ни единой жалобы.
Его приятели удивленно переглянулись и дружно расхохотались. Хотя смех Млокен-Стива был несколько натянутым – он присоединился к Защите перед самым отлетом и поэтому никак не мог участвовать в войне.
Когда Энтони удалось немного успокоиться, он утер выступившую слезу и, покачав головой, заговорил:
– Ну удивил так удивил! Расскажи кому – Берс пошутил, шиш поверят. Пожалуй, два года жизни в столь блистательной империи, прямо-таки средоточии ума и могущества, явно пошли тебе на пользу.
Берс скривился.
– Тоже мне блистательная! Да такой клоаки, как здесь, у нас на Земле…
Его прервал новый взрыв хохота. На этот раз резюме выдал Млокен-Стив:
– Нет, Энтони, до нормального человека ему еще совершенствоваться и совершенствоваться. А я уж было заволновался… – и он снова согнулся в приступе хохота.
Берс окинул их презрительным взглядом и лениво отвернулся.
– Тоже мне, средоточие ума и силы! А пошли вы знаете куда со своей империей! Да я не променяю леса Земли и на императорский дворец, расположенный в центре этих вшивых человеческих муравейников. – Он высокомерно вскинул подбородок и, подойдя к окну, уставился на висящие над видневшимся вдали посадочным полем темные тучи.
Смех постепенно затих. Все вспоминали бескрайние земные леса, голубые озера. Древний Байкал, ставший местом возрождения землян и кузницей их победы. Гигантские проплешины бывших городов, о которых они знали только по файлам информатория и которые им никогда не суждено увидеть воочию. Ничего, ни парижского Версаля, ни лондонского Биг-Бена, ни Московского Кремля, ни нью-йоркской статуи Свободы, ни китайской Великой стены. Ничего из того, что создали их великие предки. И все-таки это был их мир. Планета, на которой жили сотни поколений землян. И они находились на Танаке именно для того, чтобы сохранить Землю для новых поколений.
Берс вдруг отвернулся от раскинувшейся за окном картины, стиснул кулаки и скрипнул зубами:
– Ну почему, почему мы не успели стать столь же сильными, как они?
Энтони грустно качнул головой:
– Когда листаешь исторический раздел или влезаешь в секретные файлы Прежних, то начинаешь удивляться: как с любимой привычкой Прежних распадаться на мелкие группки и свирепо интриговать друг против друга они вообще сумели выжить! – Он возмущенно фыркнул: – Подумать только, землянин из Айовы думал, что он имеет что-то против землянина из Сибири, а землянин с берега Персидского залива терпеть не мог землянина из пустыни Негев. Ну что за тупость!
Берс выпустил воздух сквозь сжатые зубы и криво усмехнулся.
– Ладно, что произошло, то произошло. – Он усмехнулся. – С другой стороны, если бы Земля стала похожей на это, – он кивнул подбородком в сторону видневшихся вдалеке огней коммерческого космопорта, – меня бы стошнило от такой Земли.
Млокен-Стив задумчиво покачал головой:
– Знаешь, перед самым отлетом я начитался Гамильтона. Звездные короли… Лорды… Великие враги… Верные друзья… Любовь, коварство… И когда я узнал, что меня выбрали для обучения в ИМПЕРИИ!.. Я ждал чего-то, чего-то, – он махнул в воздухе своей лопатообразной дланью, – этакого, а не, – и он громко хлопнул рукой по тощему матрасу, подняв тучу пыли, – клопов, пьяных офицеров, едва залатанных учебных кораблей! – Он сделал паузу и, криво усмехнувшись, добавил: – И надо всем этим высокомерная кучка лордов, замкнувшаяся в своих традициях, как улитка в раковине.
Они помолчали, потом Берс спросил:
– А этот Гамильтон, он из куклосов или «дикий»?
Млокен-Стив несколько мгновений недоуменно смотрел на него, потом расхохотался:
– Он из Прежних!
Тут расхохотался и Энтони. Берс слегка покраснел и некоторое время смотрел на них, поджав губы, а когда они замолчали, заговорил, несколько растягивая слова:
– Прежние, конечно, были умными людьми, но, когда однажды надо было применить весь свой ум, силу и стойкость, они показали себя дерьмом.
И с этим вряд ли кто мог поспорить.
2
– Урод! Урод!! УРОД!!!
Высокий старшекурсник с красным как вареный рак лицом нависал над Стивом и, надсаживаясь, орал ему в ухо.
– Лэр, есть, лэр.
– Ты самый тупой и отвратительный урод, которого я когда-либо видел! И на конкурсе уродов ты занял бы второе место. – Он сделал паузу, ожидая вопроса, но Млокен-Стив только тупо проорал:
– Лэр, да, лэр.
Старшекурсник перевел дух и снова заорал:
– Знаешь, почему второе, урод?
– Лэр, нет, лэр.
– ПОТОМУ ЧТО ТЫ УРОД!!!!
– Лэр, да, лэр.
– Тьфу.
Старшекурсник устал. Эти варвары с какой-то Богом забытой планетки со смешным названием Земля оказались слишком выносливы. Он считался рекордсменом по «сбиванию с катушек» всяких дерьмовых тупиц и, как правило, приступал к делу после того, как приятели опускали руки. Так произошло и на этот раз. За прошедшую неделю довести этих троих пытались лучшие глотки школы, но… все они были вынуждены с позором отступить. Поэтому пришла очередь «короля». И вот такой позор! Он терзал их уже почти три часа. Первокурсники к этому времени обычно падали в обморок, особо борзые второкурсники, рыдая, закатывали истерики, а этим хоть бы хны. Впрочем, не этим, а этому. Последние полчаса он наседал только на него одного. Чернокожий, который, вот умора, был тоже с этой планетки, оказался сектантом и уже затрахал своими поминаниями святых. От другого он отступился сам. Этот худой в общем-то и не сопротивлялся, только побагровел и зыркнул глазами убийцы, и у старшекурсника как-то пропало желание искушать судьбу. А третий, со смешным именем Млоаукен-Стиуив, или как там это звучит на их варварском языке, оказался вполне привычным фруктом. Только вот падать с ног никак не хотел. Старшекурсник вытер пот, представил, что скажут друзья и соседи по кубрику, узнав, что он не смог «сбить с катушек» ни одного из этих придурков, и снова, надсаживаясь, заорал:
– Упор лежа, всем, живо! Сорок раз.
Те в который уже раз рухнули на скрипящий деревянный пол и начали резво сгибать и разгибать руки. Старшекурсник окинул их завистливым взглядом. По его подсчетам, которые, правда, были несколько завышены, он сам отрубился бы уже минут двадцать назад, а этим придуркам хоть бы что. Ну ничего, он им еще покажет… Но в это мгновение дверь кубрика распахнулась, и на пороге появился коммандер-капитан Сампей, как всегда сопровождаемый стойким запахом перегара. Изрядная, следует признать, скотина. Эти варвары, уму непостижимо, среагировали первыми. Их будто подбросило с пола, и спустя долю секунды они уже стояли по стойке «смирно» и ели глазами коммандер-капитана. Старшекурсник оторопело вытаращился на них и пошевелился только тогда, когда старина Сампей взревел своим диким голосом:
– Может, вы соизволите оторвать жопу от стула, курсант?
– Лэр, да, лэр.
Старшекурсник суматошно вскочил и с замиранием сердца осознал, что влип. Дрюча курсантов, коммандер-капитан испытывал почти оргазмическое наслаждение, а поскольку успехи в постели имели в его случае почти непреодолимое препятствие в виде бутылки (после первого же доброго глотка физических возможностей организма у старины Сампея оставалось только на то, чтобы поднять стакан, и ничего более), данный вид удовольствия он получал только с помощью родимого переменного состава школы. Если бы старшекурсник среагировал быстрее, то коммандер-капитан, вне всякого сомнения, сосредоточил бы свое основное внимание на этих уродах, а теперь… О темная бездна! От открывшихся перспектив старшекурсник даже зажмурился.
– Что ты щуришься, рыло горноматки, что ты щуришься! – Коммандер-капитан даже задохнулся от возмущения. – В МОЙ КАБИНЕТ БЫСТРО! И шевели своими корявыми ходульками, пока я окончательно не разозлился.
Старина Сампей развернулся и, больше не обращая внимания на остальную мебель кубрика, в число которой, по-видимому, он занес и троих его обитателей, двинулся прямо сквозь закрытую дверь, что, впрочем, задержало его не более чем на секунду. Рядом, усердно имитируя бег на месте, рысил старшекурсник. Коммандер-капитан не терпел, когда его распоряжения выполнялись медленно, но, кроме того, он также терпеть не мог, когда его обгоняли, посему старшекурснику просто необходимо было имитировать бег, двигаясь при этом со скоростью черепахи. Впрочем, это не принесло ему особой пользы.
Когда вопли старины Сампея, изредка перемежаемые испуганно-визгливыми ответами старшекурсника, немного стихли, все трое наконец расслабились и перевели дух. Млокен-Стив рухнул на стул и вытянул ноги.
– О черт, я уж думал, что наконец достиг того места, где мне суждено откинуть коньки.
Берс, который, как обычно, выглядел свеженьким, чуть искривил губы в той гримасе, которую они с Энтони договорились считать у Берса улыбкой.
– Они уже выдохлись. Это последний.
– Ха! – Млокен-Стив скептически фыркнул.
Энтони подался вперед:
– Нет, это серьезно?
Берс усмехнулся и равнодушно отвернулся. Он не любил повторять очевидные вещи, даже если они были очевидны только для него одного.
Со дня официального начала учебного года прошла неделя. Но Энтони и Млокен-Стиву казалось, что они впервые увидели рожу курсанта-старшекурсника целую вечность назад. И начиная с того момента каждый из старшекурсников норовил вбить в их головы мысль о том, что когда они приняли решение появиться на этом свете, то совершили самую большую ошибку в своей жизни. Впрочем, вся их остальная жизнь тоже была сплошной чередой ошибок. Второй по значимости была мысль о том, что каким-то грязным варварам может втемяшиться в их тупую башку дурацкая идея надеть мундир курсанта учебного заведения императорского флота. Теоретически все трое были готовы к этому. Под конец тестирования старшина несколько проникся к ним и достаточно подробно изложил все прелести того, что их ожидает. Напоследок, правда, ободряюще добавил:
– Ничего, не боись. Все через это проходят, а уж вы-то… – И он гордо покачал головой, как бы отметая все сомнения в том, что такие крутые парни, как они, да еще прошедшие его школу, могут не выдержать этакого пустяка. И пока они держались…
– Так ты говоришь, выдохлись?
Берс снизошел до кивка.
– Слава тебе, Господи!
Млокен-Стив, уже слегка оклемавшийся, с хрустом развел руками и произнес ехидным тоном:
– Ну раз Берс сказал… – Он осекся, задумался, а потом добавил уже удивленно: – А ведь верно, мне только сейчас припомнилось… – Стив заинтересованно повернулся к Берсу: – Слушай, а действительно, то, что ты говоришь, всегда сбывается. Почему это?
На лице Берса появилась некая гримаса. Товарищи уже знали, что это означает подобие улыбки.
– Может, потому, что я говорю не столь много, как некоторые.
Млокен-Стив несколько мгновений смотрел на него, потом не выдержал и расхохотался. Но не успокоился и, когда сумел унять смех, снова спросил:
– Так все-таки почему? Я же помню тот случай в баре, и потом, когда мы чуть не влипли в доках, ну когда мы подрабатывали еще до начала тестов, когда нас хотела прижать та портовая банда… Да и Энтони всегда принимает твои слова за чистую воду. – Млокен-Стив тут же повернулся к Энтони.
Тот усмехнулся:
– Ты ведь из Вермонта?
– Ну да.
– Вы присоединились к Защите уже после Освобождения?
Млокен-Стив слегка вскинул подбородок:
Читать бесплатно другие книги:
