Христиане Андреев Леонид
– Твой любимый епископ – трус и шарлатан.
Кифу возмутили эти слова мерзкого юнца, но он сумел сдержать себя, чтобы не нанести тому удар кулаком в лицо.
– Не смей так говорить! – крикнул он на всю улицу. – Что он сказал тебе?
– Я был у него сегодня днем, едва появился указ Максимина о нас. – злобно заговорил Давид. – Я предлагал твоему Епископу начать восстание, когда многих из нас приведут на поклон этому мерзкому убожеству – Максимину. Клянусь богом, я готов был лично выхватить нож и бросится на этого тирана. Пускай только он хоть на одно мгновение останется без стражи. О, проклятое отродье!
– И что же Ермон? – в большом возбуждении спросил Кифа.
Давид сверкнул на него разгневанным взглядом.
– Человек, именуемый себя главой церкви в Йерушалайиме, ответил мне, что время мести еще не пришло. Он сказал, что бог не хочет нашей жертвы сейчас, а смерти врагов наших – уже завтра.
Кифе потребовалось немного времени, чтобы осмыслить слова своего названного брата. Он понял причины необузданного гнева, который терзал Давида.
– Так давай же совершим это великое дело вместе, – собравшись с мыслями, произнес Кифа, – я ненавижу диктатора не меньше тебя.
– О, нет. Я не верю тебе, брат. Ты слишком послушен воле своего епископа. – произнес Давид.
– Убийство ненавистного чудовища необходимо всем нам, и даже Ермону. – ответил Кифа. – Возможно у него есть другой план на этот счет.
– Его планы всегда остаются в тайне, поэтому мы не узнаем, есть ли они у него вообще, брат.
Кифа решил во что бы то ни стало усмирить пылкость своего соратника.
– Веришь ли ты мне как своему брату и соратнику? – решительно спросил он у Давида.
Тот усмехнулся в ответ. Но тут же вновь стал серьезен.
– Если твои цели совпадают с моими, то никаких сомнений в моей преданности тебе быть не может, брат. – ответил Давид, с большой надеждой в глазах смотря на Кифу.
Тот быстро обернулся по сторонам и, убедившись, что на улице кроме них никого нет, заговорил более тихим, заговорческим, голосом:
– Мы пойдем убивать тирана вместе, я поддержу тебя, и закончу дело, если ты не сможешь зарезать его самостоятельно. – говорил Кифа. – Но прошу тебя, пускай это совершится не завтра…
– Почему это не должно совершиться завтра? – недовольно прервал его Давид.
Кифа пронзительно всматривался в его лицо.
– Ты же не глуп, ты же понимаешь, что уйти живыми после убийства Максимина нам не дадут. Безбожники убьют нас, а заодно и всех братьев.
– К чему ты клонишь, говори скорее. – Давиду начали надоедать неясные измышления его друга.
– Дай мне только один день, завтрашний. – резко ответил Кифа. – Я приду к епископу и поговорю с ним, я уговорю его поддержать нас, начать восстание против безбожников.
Давид глубоко задумался. Он склонил свою голову вниз и как будто мысленно отстранился от всего вокруг. Кифа решил не прерывать ход его мыслей. Спустя какое-то время напарник Кифы вновь взглянул на него. Грубый голос Давида показался Кифе суровым и слегка пугающим:
– Завтра Максимин начнет свое глумление над всеми нами, над всей нашей церковью, над нашей верой. Над нашим богом. Для меня было бы лучше умереть, чем видеть это несчастье. Но с собою я хочу забрать это чудовище, пускай даже ценою своей жизни…
– Всего один день, брат… – внезапно вмешался в его монолог Кифа.
Давид лишь нетерпеливо отмахнулся рукой от этих слов.
– Ты просишь у меня, чтобы я терпел этот позор в течение целого дня, и при этом оставался в живых. Я могу дать тебе такое обещание, но только из-за большой веры в тебя. Веры в твою помощь.
Кифа внезапно понял, что эти слова означают согласие. Едва Давид окончил свою речь, он крепко обнял его за плечи и поцеловал в заросшую грязной бородой щеку.
Не теряя зря времени, они договорились о тайной встрече на следующее утро. После этого их пути молча разошлись.
Глава седьмая
Истязание
Солнце рано взошло над тысячелетним городом. Улицы его стали быстро оживать. Едва утреннее солнце нагрело камни на мостовой, как из своих домов стали выходить жители столицы. На узких улицах в это жаркое утро скопилось много народу. Большинство людей были одеты в праздничные одеяния и радостно улыбались, предвкушая веселое зрелище. Среди толпы были молодые мужчины и женщины, богатые негоцианты, вельможи, старики и распаявшиеся дети. Путь всех этих людей в жаркое утро максиминовых представлений лежал к храму Венеры. Именно там должно было состояться главное действие сегодняшнего дня.
Как и было условлено, Кифа и Давид встретились незадолго до восхода солнца. При встрече они заговорчески взглянули друг на друга, однако не проронили при этом ни слова. Спустившись вниз по улице, они остановились под большой каменной аркой, ожидая начала шествия толпы. Вскоре они действительно увидели начало шествия. Мимо них с каждой минутой проходило все больше и больше людей. Оба юноши с неприязнью вглядывались в лица этих горожан, проходивших мимо них, под высокой аркой. О, они-то знали, в чем заключалась радость этих людей сегодняшним утром. Все эти женщины, мужчины и дети шли к храму Венеры, туда, где император Максимин приказал христианам совершить жертвоприношения римским божествам.
Толпы людей, несмотря на духоту, царящую на городских улицах, шествовали в это воскресное утро к храму Венеры.
Взобравшись на крышу высокого здания, Кифа и Давид внимательно наблюдали за происходящим внизу. Среди римлян, охранявших улицы, они глазами выискивали ненавистного им императора.
– Нужно идти к храму, возможно истязатель уже там. – произнес Давид.
Не спеша они сошли вниз.
Император действительно был возле храма. В окружении небольшой охраны из преданных пехотинцев, он ожидал, когда к нему приведу всех христиан, отобранных в округе. Специально для императора декурионы приготовили большое кресло, которым, однако, тот не спешил воспользоваться, предпочитая оставаться на ногах. Его длинный белый плащ слегка колыхался от неспешных движений, на поясе висел длинный меч и голову его украшал золотой лавровый венок. Глаза его были сильно уставшими, но лицо оставалось необычайно суровым. Император решил во что бы то ни стало закончить сегодняшнюю экзекуцию.