Синяя звезда Куприн Александр

– Подальше от портяночного духа, поближе к свежему воздуху. Умела бы летать, улетела бы, – сердито прошептала я. – А вы почему не спите?

– Не спится, – еле слышно, на выдохе, отозвался он. – Можно мне с вами? Не помешаю?

Я согласно кивнула, потом сообразила, что он все равно ничего не видит в этом мраке, и негромко сказала:

– Не помешаете…

На ощупь добравшись до вешалки в углу, схватила первую попавшуюся куртку. Роман догнал меня, пресек мои попытки схватиться за кондовую ручку, издававшую при любом неверном движении зверский скрежет, почти без звука открыл ее и выпустил меня наружу, в рубку. В ней вполне можно было дышать. Роман бесшумно закрыл чертову ручку, спросил:

– Форд, ты спишь?

– Уммм, – зевая во всю пасть, безразлично поинтересовался он. – Куда это вас понесло?

– Погулять, – тихо ответила я.

– Делать вам больше нечего, – буркнул он.

Судя по раздавшимся за его заявлением звукам, он сел, почесался, встал, потянулся, после чего с шумом брякнул свои кости обратно на пол.

– А я буду спать дальше…

На палубе стоял такой же беспросветный мрак, как и внизу. Звезд не видать, небо успело затянуть тучами. Темнота была теплой, относительно, конечно, все-таки осень есть осень. Мы встали у борта. Первый же вдох свежего воздуха, который он с радостью, без капли жадности влил в мои легкие, превратил меня из злобного, недовольного жизнью человека, в человека же, но такого, у которого вот-вот вырастут крылья. Может, подозрения Романа относительно меня и обоснованны? Вдруг я и в самом деле фея? Вот было бы здорово! Были бы у меня крылья, снова вернулась в голову уже посещавшая меня мысль… Впрочем, куда бы я на них полетела? Туда бы слетала, ну, еще сюда бы…

А потом? Что потом-то? Почему мне в последнее время так плохо, что со мной случилось этой прекрасной осенью? Жила себе, поживала: дети, дом, работа, друзья… Почему сейчас вся моя мирная жизнь ничего, кроме раздражения, у меня не вызывает? Зачем мне нужны крылья, на которых мне некуда полететь? И все равно, хочу! Хочу крылья, черт меня дери! Кто мне может их дать, силы небесные? Дайте мне крылья, немедленно! А для начала сигарету! Я нашарила в кармане пачку, щелкнула зажигалкой. В ее свете разглядела на лице Романа озабоченное выражение.

– Что это вы, Рома, на меня так странно смотрите?

– Пытаюсь понять, что обозначает выражение вашего лица. Оно такое… я бы сказал, вдохновенно-недовольное. Чего вам хочется, Оля, кроме как улететь?

Я вздохнула, открыла рот и внезапно поняла, что голос напряженно дрожит от сдерживаемых рыданий:

– Ох, Рома, простите, мне только что пришла в голову мысль, от которой мне хочется реветь во весь голос. Представьте себе, вот у меня вдруг появились крылья. И что? Куда мне на них лететь? Везде одно и тоже…

– Да уж, – печально усмехнулся он. – От себя не улететь даже на крыльях. Как вы думаете, куда отправился наш знакомый эльф? Мне показалось, он был счастлив.

– Наверное, отправился к своим собратьям в какую-нибудь эльфовую страну, где ему хорошо, – на меня навалилось безразличие, почти опустошенность.

– Когда мы с вами встретились, вы казались уравновешенной и вполне довольной окружающим женщиной, – голос Романа напоминал голос взрослого, пытающегося утешить плачущего взахлеб младенца, – только сонливой чересчур. А сейчас вы вполне можете сойти за иллюстрацию к разделу о депрессиях в учебнике психиатрии. Неужели пыльца с крыльев счастливого эльфа так на вас подействовала? Что-то я в это не могу поверить, ведь она исполняет желания? Помнится, вы хотели стать счастливой, Оля?

– И сейчас хочу, – вздохнула я. – Только не знаю, как и где я могу быть счастливой. Моя прежняя жизнь, в которой я до сих пор жила в согласии с самой собой, сломалась. И теперь мне кажется, что я заблудилась в самой себе. Куда идти, если внутри темнота и больше никаких ориентиров? Где свет, который поможет мне выйти? Ничего не понимаю!

– Может быть, вы как раз в начале пути к счастью? – в голосе Романа послышалась печальная улыбка.

– Я этого не чувствую, – почти сердито откликнулась я.

– Вы меня поражаете, Оля, своим нежеланием смиряться с происходящим. Кругом вас творятся разнообразные чудеса, а вы отказываетесь их воспринимать. Мне кажется, что они – знаки ожидающего вас впереди, может быть, и счастья, разве нет? Можно, я вас обниму?

Не дожидаясь моего согласия, он обнял меня за плечи и прижал к себе. Я вяло поинтересовалась:

– Вы вроде грозились не приставать ко мне? Или это тоже знак ожидающего меня счастья?

Роман рассмеялся, он хохотал и хохотал, не в силах остановиться, наконец, с трудом выговорил:

– Мне помнится, что тогда я обещал всего лишь не начинать немедленно приставать к вам. Дальнейшее мы не обсуждали. Если вам не нравится, Оля, вы так и скажите. Почему-то во всем остальном вы человек прямой и сразу способны внятно объяснить, чего вам хочется или не хочется.

Но я не собиралась ему ничего объяснять, ни внятно, ни невнятно. Мне стало тепло и хорошо, из души моментально испарилась тоска, из головы улетучились не только гадкие соображения, там вообще ни одной мысли не осталось. Блин, неужели вся моя тоска заключалась в отсутствии мужских объятий? Да уж, примитивизм человеческого устройства поистине поразителен. Или? Или… а вдруг? Вдруг… Сердце заколотилось, вспомнив про свою недостающую половину, судорожно сжалось от сладких предчувствий.

Я вздрогнула, Роман прижал меня к себе еще крепче.

– Вы замерзли, Оля? Слушайте, вам не кажется, что обниматься на вы по меньшей мере глуповато, особенно в нашем возрасте? А?

– А на ты придется целоваться?

– Придется? – Роман покачал головой. – Вы чего боитесь, Оля? Я вроде не похож на коварного искусителя. Можете на всякий случай пощупать мою голову, ей-богу, когда я расчесывался в последний раз, там не было рогов. Посмотрите сами, может, вас это успокоит.

Я рассмеялась, подняла руку к его голове и пошарила рукой по макушке. Ох, я так удачно подставилась… естественно, никаких рогов на его черепе не обнаружилось. Но где-то внутри у него было не без чертовщины, потому что… Потому что он осторожно поцеловал меня, и я пропала. Какая, к черту, разница, половина или нет, если мне так хорошо с ним. И не нужно мне никаких крыльев, и не будет их у меня, а будет крепкая цепь, с которой я не смогу сорваться, цепь с ошейником. Заглотила таки червяка, дурочка!

В просвет облаков внезапно выглянула луна, как будто ей было интересно происходящее. Я легко оттолкнула Романа от себя, потому что меня разобрал жуткий смех, а хохотать в тесных объятьях было неудобно. Он с недоумением спросил:

– Оля, вы…

– Ты! – сквозь хохот выдавила я из себя.

– Вот как? Хм, – он улыбнулся, – можно мне поинтересоваться, что тебя так насмешило?

– Рома, мне трудно объяснить вам…

– Тебе, – в тон отозвался он. – И все же, попробуй мне объяснить.

– Трудно, – попыталась отпереться я. – Такая каша в голове.

– Мы с такой легкостью разговариваем на обыденные темы, – с горечью заметил Роман, – но старательно скрываем от других свой таинственный внутренний мир, набитый чудесами под завязку.

– Вот уж мою кашу из мыслей и чувств никак нельзя считать чудесами, – еле переведя дыхание, простонала я.

Неожиданно резкий порыв ветра бросился на нас, несмотря на полную неподвижность воздуха. Роман снова притянул меня к себе.

– Пойдем на корму? Там вроде потише…

На корме было не потише, а совсем тихо, потому что тихо стало везде. Порыв ветра ударил нас и скрылся, как будто пролетая мимо, задел нас холодным крылом, да и отправился по своим делам дальше. Мы сели на скамью, Роман обнял меня и попросил:

– Ну, объясни мне, пожалуйста, что тебя так рассмешило?

И тут по нам снова врезало холодным ветром сзади, его порыв был настолько мощным, что я оглянулась в его сторону, от ужаса подпрыгнула, кинувшись обратно, но налетела на стену надстройки, и так и влипла в нее. Роман, нахмурившись, встал и повернулся. Его реакция оказалась более сдержанной. Он покачал головой и спросил голого мужика, сидящего в лодке, болтающейся на привязи за кормой, отлично видимого в синем свете луны:

– Ты кто? И чего тебе тут надо? Очередной рывок воздуха в ответ:

– Я ветер… Северный, если для вас это важно…

– Ветер, – задумчиво повторил Роман. – Надо же, не предполагал, что смогу увидеть тебя.

– Больше и не увидишь, – от его ответа меня придавило к железной стене, но Роман только слегка покачнулся.

– А можно спросить, зачем ты тут?

– Так, посмотреть, познакомиться…

– С нами? Но зачем?

– Узнаете…

Ветер встал, легко приподнялся в воздухе над лодкой, и я заметила, что он полупрозрачный, а крыльев у него вовсе и нет. Становясь все более разреженным, он абсолютно свободно махнул вверх и, окончательно растворившись в лунном свете, напоследок погладил меня холодным движением по голове, растрепав волосы. Сверху донеслось:

– Пока… До встречи…

Воздух снова замер, луна, удовлетворив свое любопытство, скрылась в тучах. В темноте Роман добрался до меня, нашарил мою руку, крепко вцепился в нее, жалобно сказав:

– Оля, я начинаю бояться, что этот деятель приходил за тобой, ведь ты хотела улететь. И вдруг он утащит тебя куда-то туда, куда ты собиралась? А я останусь один, опять один… Ты мне нужна, я не хочу, чтобы ты улетала без меня. Возьми меня с собой, пожалуйста!

Я была настолько потрясена, что не могла не то, что слово выговорить, у меня язык принципиально не шевелился. Судорожно сглотнув, полезла в карман за сигаретами, трясущимися руками долго и безрезультатно щелкала зажигалкой. Роман вытащил ее из моей руки, только тогда я смогла прикурить. После этого обнаружилось, что ноги у меня тоже перестали функционировать. Я медленно сползла по стене, усевшись на корточки. Высадив сигарету в три затяжки, схватила следующую. Язык по-прежнему отказывался повиноваться. Роман снова щелкнул зажигалкой, укоризненно покачав головой.

– Оля, дорогая, успокойся. Почему ты так испугалась?

– Не знаю, – еле шевеля дрожащими губами, прошептала я. – Как-то это уже с-слишком… Че-чересч-чур…

– Только заикаться не начинай, – Роман присел рядом. – Тебя же всю колотит. Может, пойдем, чайник согреем?

Я была согласна на все. Меня в самом деле колотило, и никак не получалось справиться с собой. Перспектива быть унесенной ветром меня не то, чтобы пугала, я впала от нее в панику, полную и совершенную. Все соображения вышибло из мозгов, меня трясло, и я была согласна на любое предложение, только бы забыть случившееся. Все остальное осознавалось сквозь туман ужаса, полностью подчинившего меня себе.

Роман привел меня в кают-компанию, схватил со стола чайник, оттащил его на камбуз. Через некоторое время я обнаружила перед своим носом кружку с чаем. Сдуру отхлебнув большой глоток, я сильно обожглась. И заревела в голос от боли, страха, отчаяния, от всего накопившегося в душе за последнее время, вытирая слезы и сопли рукавом неизвестно чьей куртки. Роман тяжело вздохнул, взял меня за руку, вытащил из-за стола и отвел в кубрик. В душном мраке он уложил меня на свою койку, заботливо закутал одеялом. Сам сел рядом и гладил меня по моей глупой, такой бедной и несчастной голове, пока я не смогла заснуть…

– Уж не уснула ли ты там, Холли?

За лепестками оказался иной мир в лице Расмуса. Он, отодвинув в сторону мою руку с цветком, с интересом заглядывал мне в глаза. С таким выражением я бы смотрела на незнакомую букашку, пытаясь определить, что она собой представляет. Видимо, определив, что собой представляю я, Расмус улыбнулся.

– Вставай, дорогая, нам пора!

Мне, конечно, никуда не хотелось. Что может быть лучше после длительного пребывания в тесных замкнутых помещениях космического корабля, чем поваляться под ласковым солнцем на мягкой нагретой земле среди зелени и цветов? Но Расмус плевать хотел на мои желания, он схватил меня за руку и поставил на ноги.

– Прекращай расслабляться, как ты собираешься воевать с подушкой под головой?

Он щелкнул меня по макушке, слегка, и по моим волосам побежали серебристые искры. Я закатила глаза вверх в попытке разглядеть их как следует. Тихое потрескивание и нежное покалывание бегающих по голове искорок взбодрило меня.

– Не сердись, Расмус, дорогой, я уже готова идти за тобой хоть воевать, хоть на край света!

Он широко раскрыл глаза, пристально уставившись на меня, почти в испуге, голубоватые искры собрались в точку в глубине зрачка.

– Что ты сказала? Мне не послышалось?

– Не пугай меня! Что я такого страшного натворила своим длинным языком?

– Ты сказала – дорогой Расмус? А? – строго спросил он.

– Ну, сказала, – скорчив рожу, пожала плечами я. – А что в этом такого особенного? Ты же мне говоришь – дорога-а-ая Холли?

– Холли, – почему-то жалобно попросил он. – Не надо. Я ведь могу тебе и поверить…

Что мне оставалось делать? Я скорчила серьезную мину, снова пожала плечами, на этот раз изобразив недоумение. Он мне может поверить, видите ли! Да верь ты, кто тебе мешает? Я-то тебе верю… Ох, Расмус, почему мы прячемся друг от друга, почему? Что тебя держит, Расмус? А меня что сдерживает во сне, где я могу делать, что хочу? Или не могу? Почему? Что там творится в моей душе, что скрыто от меня, то, что даже во сне не позволяет мне вцепиться в тебя, броситься на твою шею, повиснуть на ней? Почему мы ничего не можем себе позволить? На моей деланно серьезной физиономии бессовестно хлюпнул нос, в который старательно спрятались несколько прорвавшихся слезинок. Я мужественно улыбнулась.

– Успокойся, пожалуйста, не буду я тебя больше пугать. Пошли! Воевать, так воевать!

Он задумчиво наморщил нос, запустил пятерню в лохматый затылок.

– Еще бы знать, с чего начать… Меня разобрал неудержимый хохот.

– Это же надо! Ты что, отправляешься на сражение без плана? Тоже мне, великий воитель!

– Я не говорил этого никогда! – он погрозил мне длинным пальцем. – Ты забыла, что я великий и ужасный фокусник и клоун! Поэтому для меня импровизация важнее плана!

– И что, работает? – невинно поинтересовалась я.

– Не прикидывайся овечкой, все равно не поверю, – Расмус с удовольствием рассмеялся, – потому что ты, Холли, полноценная язва! Хороший специалист всегда артистичен, и я не исключение! Импровизация для меня, скорее, дополнительный, но достаточно важный инструмент.

Видимо, в доказательство этого значительного тезиса он щелкнул пальцами. Рядом с ним возник роскошный рысак. Я ахнула:

– Какой красавец!

Конь был прекрасен. Белоснежный, стройный, с тонкими легкими ногами, просто чудо! За всю жизнь мне так и не довелось ни разу даже прокатиться на лошади. А как хотелось! Так приятно было воображать, как несется мимо земля, как ветер свистит в ушах… И вот хоть во сне да прокачусь! Замечательно!

Расмус подошел к коню, с удовольствием погладил его, ласково сказав:

– Привет тебе, мой дорогой Генри! Давно не виделись! Прокатишь нас немножко?

Мне показалось, что губы коня скривились в довольной и лукавой улыбке. Расмус заскочил к нему на спину, протянул руки ко мне.

– Давай к нам…

Он наклонился ко мне, схватил под мышки, как куклу, посадил перед собой. Конь сделал шаг, второй… и мы оказались в воздухе. Я испуганно вцепилась в гриву, конь скептически фыркнул. Расмус осторожно отцепил мои судорожно сведенные руки от коня, обнял одной рукой за талию.

– Расслабься, Холли, я же тебя держу, видишь?

Я не столько видела, сколько чувствовала. Сообразив, что мне не грозит плюхнуться вниз, я успокоилась, с наслаждением обозревая окрестности. Летели мы невысоко, все детали ландшафта под нами были отчетливо видны. Множество возделанных полей, на которых копошились маленькие фигурки людей, лежали под нами. Вокруг каждого поля виднелась какая-то странная шевелящаяся масса белого цвета, сверкающая на солнце, как снег в морозный день. Масса, похоже, состояла из живых существ, по крайне мере, было видно, что она то распадается на отдельные шевелящиеся части, то снова сливается воедино. Так и не сообразив, что там происходит, я обратилась к Расмусу:

– Что это под нами?

– Под нами обыкновенные поля, на которых работают люди. А вокруг них ты видишь тех самых ребят, с которыми мы сейчас начнем сражаться, – терпеливо объяснил он.

– Они что, сторожат народ, чтобы не разбежался?

– Можно и так назвать происходящее, – фыркнул Расмус. – Но в действительности они внушают людям сладкие мечты о редком счастье работать в поле, нестерпимое желание пахать, непонятно во имя чего, но пахать, пахать и пахать… Кушать-то все хотят, а работать отнюдь не все. Так что некоторые сибариты находят выход из положения, создавая себе бесплатную рабочую силу, которая их питает и позволяет наслаждаться жизнью и дальше. Им остается только позавидовать. Но в одном им не повезло – не тех нашли, кто будет их кормить.

– Мы что, будем их гонять с каждого поля?

– Зачем? Проблему проще решить кардинально.

– И у тебя уже есть решение?

– Ммм? – ответ Расмуса показался мне неясным.

Впереди показались крыши поселения, торчащие из зеленых курчавых крон деревьев. Поселок расположился на вершине огромного пологого холма. Невысокие дома располагались вдоль узких улочек, и только одно свободное пространство среди домов и деревьев – похоже, центральная площадь – сияло лысиной на вершине холма. Туда мы и направились. Конь легко спустился, Расмус спрыгнул на землю, снял меня с конской спины. Нежно погладив Генри по холке, Расмус улыбнулся ему:

– Ну, пока, дорогой мой! Иди…

Я зачарованно наблюдала, как изысканные очертания коня растворяются в воздухе… и в этот момент что-то крепко схватило меня за ногу, дернув так, что я едва не рухнула. Удержаться на ногах удалось только потому, что Расмус успел схватить меня за плечи. Потом он наклонился и вытащил из-за моей спины потрясное существо, брезгливо глядя на него. Я открыла рот от изумления. Чего только во сне не приснится! Чего там сон разума рождает? Нет, это чучело не было чудовищем. Пожалуй, оно было даже симпатичным. Может же человеку понравиться даже тумбочка, почему бы и нет?

У этой дергающейся тумбочки были четыре ноги, судорожно болтавшиеся в воздухе. Я пригляделась повнимательней. Суставы этой твари были устроены весьма своеобразно, ноги могли сгибаться в любом направлении. Черт возьми, от таких коленок я и сама бы не отказалась! Кроме ног, прикрепленных, как все ноги, внизу яйцеобразного туловища, имелись другие конечности, видимо руки, тоже четыре. Они прикреплялись примерно посередине туловища. Примерно посередине между талией и шеей, если бы они у него были. Над руками четыре радужных глаза, на все четыре стороны света, очень удобно. Кожа (или шкура?) существа состояла из множества белоснежных, сверкающих всеми цветами радуги, чешуек. Красиво, черт меня дери!

Три руки сверкающей тумбочки, отчаянно размахивающей ногами, вцепились в руку Расмуса, пытаясь отодрать ее от четвертой, за которую он ее и поймал. Сияющие чешуйки поплыли, закружились у меня в голове, как стекляшки калейдоскопа, со все возрастающей скоростью…

– Холли, – прикрикнул на меня Расмус, сердито нахмурив брови. – Следи за головой.

Тоже мне, проблема! С этим я могу не только во сне, а и наяву справиться. Я решительно отодвинула калейдоскопическое вращение в угол сознания, как мысли о том, что надо купить в магазине. Вроде и думаешь о том, чего не хватает в холодильнике, но в сознании места оно не занимает, крутится себе в темном углу, в режиме автопилота, не мешая остальному. Что дальше?

Дальше не заставило себя ждать. Из-за домов, окружающих тихую площадь, на нас вывалилась белоснежная толпа. Расмус без предупреждения начал увеличиваться в размерах и не остановился, пока не стал ростом раза в два выше самого себя. Я с интересом задрала глаза. Его нога переходила в, гм, туловище, как раз над моей головой. Он небрежно махнул ногой из стороны в сторону, и первая волна нападающих откатилась в сторону. Поднявшись на ноги, эти ребятки вовсе не стали повторять попытку, а спокойно уселись в стороне, чтобы не мешать остальным.

Вторая волна откатилась в другую сторону, тем же манером превратившись в зрителей. После шестой волны первая, видимо, отдохнув и набравшись сил, направилась к Расмусу. Интересно, на сколько времени у него хватит сил ногой-то махать? Мне стало скучно, я занялась производством раскопок в собственном черепе, в надежде разыскать среди мысленного хлама искрящуюся свежестью идею, как избавиться от этих ребят единым махом. Хотелось бы мне знать, чего им здесь не хватает, вдали от родного дома? Может, я не там копаюсь? Вдруг ответ найдется в их головах? Чем черт не шутит, вдруг получится?

Я стала уменьшаться, стараясь стать как можно более незаметной. Когда превратилась в сущую Дюймовочку, взлетела, покрутилась, как муха, над их искрящимися черепушками. Выбрав наиболее достойную, приземлилась на самую ее макушку. Кожа подо мной нервно дернулась. Ага, надо стать еще меньше. Уменьшившись до того, что чешуйки стали напоминать мне нечто среднее между кроватью и опущенным креслом самолета, я с удовольствием плюхнулась на одну из них, вытянула ноги, успевшие когда-то устать. Как хорошо-то… Калейдоскоп вывернулся с края сознания, устроился прямо в центре, сладкая разноцветная карусель закружила меня. Сейчас ведь усну… Я сладко зевнула. Спать во сне… спать и видеть сны… я так хотела посмотреть, что из этого выйдет… вот и случай подвернулся…а-а-а-ах…

Открыла глаза и ничего не поняла. По-моему, ложилась я спать совсем не туда, где проснулась. Сердце сдавлено гадкими ощущениями. Мне снился кошмар? Или что-то очень странное, хоть и хорошее? Сомнительно что-то, серый свет из залитого дождем иллюминатора не внушал оптимизма. Движок исправно сотрясал воздух, вода стучалась в борт, судно плавно моталось на волнах. Не шторм, но болтает чувствительно. Я пошевелила языком – болит. Так это не сон?

Все равно не могу вспомнить, откуда взялся страх в душе. Снилось или нет, что Роман?… О, черт возьми, ветер! Нет, этого не может быть, не бывает такого! Голова моя, головушка, совсем ты перекосилась…

Пойти, что ли, Романа допросить? Да, представляю себе… Рома, вы мне, случайно, не снились сегодня ночью? Хорошенькие дела. Но сплю-то я на его койке… Почему?

Может, я вчера с мужиками водки перебрала? И не смогла забраться наверх? Тоже версия, хоть и малоприятная. Впрочем, не хуже предыдущей, еще неизвестно, что противнее… Или я перебрала, поэтому смогла себе позволить поцеловаться немного? А остальное было всего лишь страшным сном? Но нет, похмельем в организме и не пахнет. Что-то я совсем запуталась. Надо вставать, деваться некуда.

Я содрала с себя одеяло, не прерывая тягостных раздумий, натянула башмак. Завязывая шнурки, отчетливо вспомнила рифовый узел на тросе лодки, освещенный лунным светом. Черт, получается, что не сон! Ветер – голый прозрачный мужик? Хорошенькие дела… Мучительно сморщившись, я потянулась за вторым башмаком. Дверь открылась, на трапе появились ноги Романа. На втором шаге он встал передо мной во весь рост.

– Вы уже встали, Оля? А я иду вас будить. Скоро шлюз, хотите посмотреть? Все мужики волнуются за вас. Только погода не очень располагает, дождь…

– А ветер? – сумрачно спросила я.

– Нет, ветра нет, – невозмутимо ответил он. – Почти нет.

– А болтанка?

– Накат, – он оставался совершенно спокойным. По-моему, ночью мы были на ты? Или тоже приснилось?

Черт, сколько можно! Я сердито буркнула:

– Почему я спала на вашей койке? Роман сел рядом, сочувственно улыбнулся:

– Вам приснился плохой сон, Оля.

– Зачем вы врете, Рома? Ни за что не поверю, что я, как маленькая девочка, приперлась к вам в постель за утешением.

– А жаль, – мечтательно вздохнул он. – Это было бы здорово!

– Так мы перешли на ты или нет?

– На ты мы целовались, – он взял мое лицо своими лапами, повернул к себе и поцеловал в лоб. – Будем прятаться от окружающих и вести себя достойно, пока не расколют? Или сразу плюнем на все приличия?

– Не знаю, сама еще не могу привыкнуть к переменам в наших отношениях.

– Какие перемены? – усмехнулся он. – Все было ясно с самого начала, судьба ничего не делает зря. Не прячь голову в песок, дорогая.

Он обнял меня, прижал к себе, я почувствовала, что его трясет, да что там, меня тоже отчаянно колотило. Голова поплыла, и черт с ней, пусть уплывает, куда хочет, на кой она мне здесь и сейчас? Шаги над головой отбросили нас друг от друга.

Роман засмеялся:

– Значит, будем соблюдать приличия?

Я кивнула. Плевать мне, вроде бы, на приличия, но все равно что-то внутри мешает быть самой собой. Кажется, вполне взрослая тетка, а что-то от маленькой девочки крепко сидит внутри. Ладно, поживем – увидим, что получится.

– Пока будем. Что там с чайником?

– Специально для тебя подогрел, – заговорщицким шепотом сообщил Роман, поднимаясь. – Пошли скорее, пока все не выдули.

Сдернув с вешалки куртку, он заботливо набросил ее мне на плечи, и я чуть не разревелась. Черт, только этого мне еще не хватало, так расчувствовалась. Привыкла быть сама по себе во всем, но оказывается, так не хватало элементарной, примитивной заботы. А чего, собственно, теперь-то реветь? Я гордо шмыгнула носом и отправилась навстречу изменившимся обстоятельствам. Что бы ни утверждал Роман, для меня наступили перемены.

Капитан Гена посмотрел сверху вниз на мою сонную физиономию.

– Доброе утро, Олечка! Сейчас шлюзоваться будем. Пойдешь смотреть? Только дождик, оденься теплее.

Я натужно улыбнулась в ответ. Из-за ноги капитана высунулась морда Форда, который невнятно рыкнул, соблюдая конспирацию:

– Дбррутрр!

Окончательно проснувшись, я засмеялась:

– Доброе утро всем!

В прекрасном настроении добралась до чайника. Тихий Коля немедленно налил мне полную кружку. В центре стола торчала сковородка с жареной рыбой. Поковырявшись в куче еды вокруг сковородки, состоящей из равномерно перемешанных кусков колбасы, хлеба, мятой пачки масла и банки майонеза, откопала чудом оставшийся пряник. Отгрызая от него по кусочку, я вяло отбивалась от настойчивых поползновений Коли впихнуть в меня более подходящую, по его мнению, еду. Осилив пряник, попыталась раздобыть второй, потребованный воодушевившимся желудком. Ничего ему больше не отломилось, пряники кончились. Коля сокрушенно покачал головой, глядя на мой тощий завтрак. Желудок чуть было с ним не согласился, но одумался, поэтому мы с ним пошли на палубу курить.

Дождик был так себе, морось мелкая. Ветра вправду почти не чувствовалось, его отсутствие здорово успокаивало. По крайней мере сейчас меня никто никуда не унесет, никуда я уже улетать не хотела, мне и здесь стало вполне комфортно. Я закурила, с наслаждением затянулась, но в тот же момент едва не поперхнулась дымом, потому что на мою талию легла чья-то рука. Дернувшись в сторону от ее владельца, я обнаружила Романа. Черт! Попыталась выдернуться из его объятий, но он спокойно заметил:

– Держи спину!

– Что?!

– Держи спину, – повторил он, – вровень с моей.

Мне стало смешно, все страхи куда-то улетучились. Просунула руку под его куртку, обняв его. Сделав еще затяжку, вышвырнула сигарету за борт, прижавшись к нему, стояла и слушала равномерный грохот его сердца, ощущая, как мое сердце трепещет где-то в горле.

За спиной раздался замогильный голос Юрика:

– Так-то ты женщин не любишь брать с собой, Ромочка! Роман, криво усмехнувшись, не поворачивая головы, вежливо попросил:

– Шел бы ты, Юрик, подальше… в лабораторию хотя бы…

– Башка трещит, – окончательно помрачнев, сообщил несчастный, – а в лаборатории дышать нечем.

– Тогда пойди, подыши в другом месте, – миролюбиво продолжил Роман. – А то ляг, поспи.

– Сволочь ты, – не унимался Юрик. – Не делай вид, что не понимаешь, чего мне нужно?

– Понимать-то я понимаю, – в голосе Романа послышалось раздражение. – Только помочь ничем не могу.

– Зато твоя пассия… – закончить Юрик не успел, потому что Роман резко развернулся, вцепился в его воротник и, глядя ему в лицо, злобно прошипел: – Научишься разговаривать – приходи! А сейчас чтобы духу твоего рядом не было!

Юрик, похоже, не привык к подобному обращению. Превращение обычно спокойного до равнодушия Романа в подобие дракона, изрыгающего если не пламя, то очевидную ярость, смутило его. Скукожившись, потерявший последнюю надежду, страдалец удалился неверными шагами. Мне стало его жалко.

– Рома, может плеснуть ему каплю?

– Оставь, Оля, – Роман еще не остыл. – С той минуты, как ты ему плеснешь, он не отстанет, пока не высосет все твои запасы. Чем ты свою рыбу фиксировать будешь?

– В таких ситуациях я пользуюсь формалином, – вздохнула я. – Пару раз у меня выпивали спиртягу из проб. Предпочитаю больше не рисковать.

– Если он будет не просыхать всю дорогу, то не сможет работать. Жалко дурака, но кто-то же должен выполнять программу. Пострадает, да и прочухается, не первый раз. Не вздумай его жалеть, особенно не поставив меня в известность. А лучше отдай мне спирт, я его запру подальше. Где он у тебя?

– Откуда мне знать? – я пожала плечами. – Все, что Ванька собирал в дорогу, увозили без моего участия.

– В самом деле, – согласился Роман. – Пошли в трюм, поищем.

На корме он откинул крышку люка, спустился, бурча себе под нос, включил свет, потом махнул мне рукой.

– Давай сюда!

Он помог мне спуститься, но, как только я очутилась внизу, вцепился в меня.

– Вот уж здесь нам никто не помешает…

Как же, размечтался! В отверстие люка воткнулась высохшая голова тощего боцмана Гены.

– Олечка, шлюз впереди, ты хотела посмотреть? Роман, опустив руки, укоризненно вздохнул: – Оля!

К чертовой матери все шлюзы, не хочу больше чувствовать себя игрушкой судьбы!

– Спасибо, Гена! Я сейчас, – отозвалась я и сокрушенно пожала плечами: – Ну не знаю я, чего они за мной так ухаживают…

Роман нервно дернул щекой:

– Не знает она… Оля, ты же делаешь все, чтобы понравиться окружающим, сама того не замечая. Именно для того, чтобы они носились вокруг тебя.

– Да нет же, – уперлась я. – Ничего я не делаю, просто мне все эти люди нравятся, вот они и платят мне той же монетой.

– Интуитивно найденная поведенческая реакция, – настаивал Роман. – Способ спасения от одиночества. Только все равно это фикция.

– Тебе не кажется, что мы приперлись сюда вовсе не для того, чтобы вести мировоззренческие споры? И зачем ты пытаешься мне что-то доказать? Ищи лучше спирт, – мое благостное настроение быстренько распрощалось со мной, даже не махнув на прощание рукой.

Нахмурив лоб, я села в темный угол на первый попавшийся ящик. Твою мать, черт бы побрал всех этих мужиков, теперь очередной будет учить меня жить. Может, он и прав, только мне от этого не легче. А вдруг еще не поздно сорваться с крючка? Как жаль, червяк был так хорош, не спорю… Что же делать, как мне, бедной дурочке, быть? Я совсем повесила нос. Третьего действительно не дано?… А мне показалось, что он во мне хоть что-то понимает. Или как минимум принимает меня такой, какая есть, без попыток переделать под себя и свои представления о том, какой должна быть женщина рядом.

Роман возился в противоположном углу, я сверлила взглядом его спину. Вытащив бутыли со спиртом, он осторожно поставил их на пол, не поворачиваясь, переключился на другой ящик. Спирт исчез с пола в сундуке под огромным амбарным замком, который открывался и закрывался с невыносимым визгом. Роман так и не повернулся в мою сторону. По моим соображениям в его спине уже должна была появиться изрядная дырка от моего горящего оскорблением взгляда. Тихая ритмичная мелодия, раздавшаяся из-за его спины, оказалась настолько неожиданной, что я растерялась. Роман подошел ко мне, сел на корточки.

– Сердишься?

– Уже нет, – покачивая головой в такт музыке, ответила я.

Чертова маримба, стоило мне ее услышать, и я снова почувствовала себя счастливой. Господи, как жить человеку с такими перепадами настроения? Впрочем, может оно и к лучшему? Если не могу долго радоваться, то злюсь и того меньше. А музыка… единственное, что безотказно радует меня. Роман улыбнулся.

– Будем объясняться или потанцуем?

Забойный мотивчик вознес меня в воздух. Обожаю танцевать! А Ромка движется оч-чень неплохо, при его-то росте. Здорово, и рок-н-ролл умеет танцевать. Я потрясла головой, подняла глаза и обнаружила в проеме трюма зрителей. Даже капитан Гена бросил штурвал, чтобы полюбоваться, надо же!

Я захохотала:

– Эй, не хотите присоединиться?

Гена с сожалением пошевелил своими усами.

– Ну, Олечка, мы так не умеем. Так что обходитесь без нас.

Но мы недолго обходились без них, потому что батарейки быстренько сели. Роман утешил меня:

– Не расстраивайся, эти совсем уж старые были. Потом зарядник откопаю, будет у тебя музыка.

Тихий Коля тихо объявил, что обед готов. Мужики рассосались. Роман, качнув головой, взял меня за руку.

– Ты классно танцуешь!

Подтянув к себе и, предварительно взглянув вверх, чтобы убедиться в отсутствии зрителей, он поцеловал меня, вздохнув:

– Еще бы ты спала поменьше. Я скучаю без тебя. И вообще…

Что он имел в виду, я так и не узнала, потому что вместо продолжения Роман тяжело вздохнул, подтолкнув меня к трапу. За обедом он молчал, упрямо не поднимая глаз от своей тарелки со стандартными макаронами по-флотски с тушенкой. Похмельный Юрик тоже сосредоточенно уставился в свою тарелку, без вкуса пережевывая еду, и мне снова стало жалко бедолагу. Капитан Гена с боцманом Геной с удовольствием обсуждали увиденный ими концерт. Меня осыпали комплиментами, мне было приятно. Может, Роман и прав? Чего я завелась? Ну, сказал человек, что думает, а я взъелась… И в тот же момент сообразила, что рассуждаю на тему свободы выражения мнений, чуть ли не падая носом в кружку с чаем. С усилием подняв чугунную голову, обнаружила на себе пристальный, встревоженный взгляд Романа. Сонно улыбнувшись, я кивнула ему. В угасающем сознании, чувствуя себя последней сомнамбулой, выползла из-за стола. И кажется мне, что уснула я намного раньше, чем очутилась в постели… Впрочем, не помню…

Сладко зевая, потерла закрытые глаза. Сегодня я отлично помнила, что мне снилось. Мой сон был одним сладчайшим воспоминанием о невообразимо живописных пейзажах. Чудесная картина звездного неба, усеянного многочисленными бирюзовыми лунами разных размеров… Высоченные белокожие деревья… зеленоватое море, мягко мерцающее под нежными лучами огромного зеленого солнца… М-м-м, хочу туда, домой, в белоснежные башни прекрасных городов…