Смерш-2 Головачев Василий
– Ну, инструктировал, может быть, сильно сказано, скорее наставлял, но смысл наставлений был таков. Нет, Глеб Максимович не завербован Куполом или контрразведкой… что почти одно и то же, он просто хочет влиять на события, чтобы всегда быть над ними. А значит, и над нами.
Завьялов закрыл лицо руками, испытывая стыд и печаль, потому что сам хотел того же. Горшин смотрел на него оценивающе, с легкой насмешкой и сочувственно. Он знал, что когда-нибудь придется решать, стоит ли вообще опираться на людей, слабых, непостоянных, ограниченных, живущих только сегодняшним днем. В конце концов, и лучшие из лучших становятся слабыми, подверженными страстям и желаниям… если, конечно, успевают дожить хотя бы до средних лет.
Примерно в это же время состоялась встреча еще двух человек – лидера Купола Георгия Георгиевича и начальника его охраны и службы безопасности, главного секьюрмена Хасана Ибрагимова, занимавшего пост командира знаменитого оперативного подразделения «Стикс» в системе Федеральной службы контрразведки.
Георгий Георгиевич, одетый в шикарный шелковый халат с драконами, был бледен от едва сдерживаемой ярости. Ибрагимов, украшенный пластырем над бровью и шикарным синяком на левой скуле, был хмур и сосредоточен.
Встретились они на даче Георгия Георгиевича, возле бассейна, выложенного мраморными плитами и окруженного розовыми кустами и акациями, за которыми просматривались бейсбольное поле и теннисный корт. Георгий Георгиевич только что вылез из воды, и кожа его сверкала алмазными россыпями в лучах еще низкого солнца. Кивнув на плетеное кресло у столика, он сел, выпил стакан молочного коктейля, возникшего словно по волшебству на столе, съел ломтик ананаса.
– Еще один такой прокол – и я тебя уволю, – сказал наконец лидер Купола, взяв себя в руки. – Вас там было четырнадцать кретинов, и вы умудрились его упустить! Да еще потерять троих!
– Он… дьявол, а не простой ганфайтер, – убежденно проговорил Ибрагимов. – Ни один из наших «гениев дзюдо» в подметки ему не годится. Даже пули его не берут.
– Чушь! – отмахнулся Георгий Георгиевич. – Просто хорошая тренировка плюс экстраскоростная реакция. У нас есть такие бойцы, один из них только что освободился, я выпросил его у директора… и он преподнес мне сюрприз!
– Отказался? – поднял голову Ибрагимов.
– А ты догадливый… Мало того, что отказался, так еще нашел его и предупредил! Интеллигент паршивый!
– Почему интеллигент?
– Закончил физмат, хорошо разбирается в электронике, естественных науках, в живописи, в музыке. Да, интеллектуал высокого класса.
– Для таких дел интеллектуалы не годятся. Он еще… жив?
– Я не могу убрать его сейчас, – нахмурился Георгий Георгиевич, – сразу после выхода. Пусть поживет пока, нам он не страшен.
– Когда придет срок, доверьте это дело мне.
– После таких провалов я не доверю тебе даже машину.
Ибрагимов не возразил, только потрогал пластырь над бровью.
– Есть другие срочные дела, – продолжал шеф Купола. – Нам стало мешать ГУБО в лице его начальников Медведя и Зинченко, надо их припугнуть, пусть поубавят прыти. Медведь первому предупреждению не внял, пусть полечится. А тут еще МУР путается под ногами, особенно опер Синельников с командой.
– Ну, этого убрать легко, в него можно попасть с закрытыми глазами.
Георгий Георгиевич улыбнулся: начальник безопасности намекал на габариты полковника.
– Резко активизировало свою деятельность «Чистилище». Один лишь захват телецентра позволил им обойти нас на полкорпуса, провокациям теперь никто не поверит, «чистильщики» себя с этой стороны обезопасили. А мы до сих пор не знаем их реальной пирамиды управления, только компьютерные разработки.
– Но мы же взяли троих «чистильщиков». Могли бы и больше, если бы не оперы угро и ГУБО.
– А что нам это дало? Исполнители знают лишь своих коллег по группам… всяким там монадам и мейдерам, а тех, кто отдает приказы, никогда в глаза не видели.
– Примените «глушак», тогда, может быть, они вспомнят номера телефонов, голоса спикеров…
– Применили. – Георгий Георгиевич взглянул на застывшее лицо Ибрагимова. – Иногда, Хасан, ты меня приятно удивляешь. Впрочем, отбросим лирику. Кто больше всех нам мешает? Правильно, отец наш, директор ФСК, главный «фискал». И с ним пора кончать. Через два дня он будет встречать коллегу из Франции и сразу после приема должен исчезнуть. Разработай операцию, вечером обсудим детали. Панов должен исчезнуть тихо, как роса с травы, чтобы никто ничего не заметил.
– Понял.
– И мне он нужен живым. Какое-то время. Посмотрим с помощью «глушака», что он знает. Иди.
Ибрагимов снова потрогал пластырь, встал и молча исчез за кустами. Георгий Георгиевич остался сидеть, подставив лицо солнцу.
И еще интересная встреча состоялась в это чудесное воскресное утро, и тоже на даче. Михаил Сергеевич Краснорыжин, премьер-министр, принимал директора Федеральной службы контрразведки Ивана Сергеевича Панова.
Завтракали на веранде двухэтажной виллы, занимавшей семьсот квадратных метров. Веранда выходила в прекрасно ухоженный сад, навевающий покой и дрему. Лишь высокий сетчатый забор, охраняемый лазерами, несколько диссонировал с природой, подчеркивая значимость владельца дачи.
После завтрака и необязательного разговора о том о сем Михаил Сергеевич блаженно растянулся в кресле-качалке и закурил. Панов никогда не видел его в плавках, и с тщательно скрываемым презрением оглядел жирное, обрюзгшее, заросшее рыжими волосами тело. Сам он в свои пятьдесят три выглядел гораздо моложе и был в прекрасной форме.
– Служба безопасности президента, – начал Краснорыжин, – обеспокоена слухами о готовящейся акции «Чистилища» по ликвидации высокопоставленных лиц, якобы уличенных в коррупции.
– Не якобы, – возразил глава ФСК.
Премьер глянул на него сквозь дым, как ленивый кот, но впечатление это было обманчивое: в лености Михаила Сергеевича никак нельзя было упрекнуть.
– Мне над’ели эти раз’воры. – Премьер курил, говорил быстро и невнятно. – С «Чисти’щем» п’ра к’чать. Как и с те’вм каб’нтм.
– С Куполом, – уточнил Панов.
– Мне наплевать, как вы это сделаете, важен результат. Если в ближайшее время его не будет, мы с вами расстанемся. Президент сделает это без сожаления. Кстати, он созовет Совет безопасности.
– Я готов, – сдержанно ответил Иван Сергеевич. – И могу предложить программу действий. Но она потребует больших финансовых затрат, сил и времени. Однако на скорый результат уповать не стоит. Против нас работают не дилетанты, что в «Стопкриме», что в Куполе. К тому же я не уверен, что часть сотрудников ФСК не куплена теми или другими. Я даже могу сообщить фамилии.
– Кто же это? – с интересом спросил премьер.
– Ельшин Генрих Герхардович.
– Ого! Но он же начальник «двойки», Управления «Т».
– И Рыков Герман Довлатович.
– Однако! Глава информбюро… Вы уверены? Впрочем, зачем я спрашиваю. Доказательства есть?
– Косвенные. Спецкомиссия по проверке деятельности службы еще не закончила свою работу.
– А ты не так прост, Иван Сергеевич, – перешел на «ты» Краснорыжин. – И на кого же эти двое работают?
Панов улыбнулся:
– Служебная тайна. Все это пока догадки, но небезосновательные. Итак, с какой организации начнем? Обе они, и «Чистилище», и Купол, вне закона, но по-разному.
– С Купола, – подумав, сказал премьер-министр. – Он мне больше мешает.
Ни одному из них даже в голову не могло прийти, что разговор прослушивается.
В километре от дачи Краснорыжина на высоком дереве сидел человек с лазерной аппаратурой и записывал каждое слово.
Два дня потратил Матвей на то, чтобы выяснить, кто захватил Кристину и где ее содержат. Он рискнул заявиться ночью на старую квартиру, предоставленную ему еще Ивакиным, обезоружил двух «крапчатых беретов», сидевших в засаде, и полночи гонял компьютер в режиме «белка в колесе», пока тот не «сдох». Но узнать о судьбе девушки ничего не удалось. Ни один из банков данных, принадлежавших спецслужбам, не зафиксировал ее захвата. А это, в свою очередь, означало, что операцию проводили неофициальным путем. Если только это не были «кнопки», рядовые солдаты Купола, исполнявшие приказ босса.
Матвей помнил их особые приметы, не рост и ширину плеч, конечно, а перстни в форме черепов, и даже подумывал еще раз навестить боевиков проклятого «Щита», однако не стал лезть на рожон без совета Горшина. К тому же, наблюдая за действиями охраны Банкира, он вдруг обнаружил у одного из его дебильных громил точно такой же перстень, и эта приятная неожиданность заставила Соболева заняться Банкиром всерьез.
Уважаемый заместитель председателя Центробанка регулярно навещал свою пассию в Люблине, где она жила в трехкомнатной квартире на двенадцатом этаже шестнадцатиэтажки. Удобнее всего было перехватитъ его там, что Матвей и сделал в один из душных, жарких вечеров конца июля.
В квартиру он попал без труда еще днем, когда хозяйка, высокая, стройная блондинка с пышными формами, решила навестить ближайший супермаркет. Сложнее было там спрятатъся, и Матвею пришлось изощряться в применении инпо – искусства прятания, которым владели ниндзя. В конце концов он втиснулся в подпотолочную нишу на кухне, загородившись нераспакованным столовым сервизом.
Хозяйка вернуласъ в начале шестого, и не одна – с собакой! Этот сюрприз едва не испортил все дело, спасла положение врожденная способность Матвея «разговаривать» с животными. Собаки понимали его, а он их.
Видеть пса из своего убежища он не мог, но по дыханию и ворчанию определил ротвейлера. Напрягся, ощутив недоумение и любопытство животного, почуявшего чужой запах и ринувшегося на кухню.
– Спокойно, Гуляка, – раздался приятный голос хозяйки, которой с виду не было и двадцати. – Ты что себе позволяешь?
Пес басовито пролаял и замолчал, повизгивая: мысль Матвея, окрашенная доброжелательными и в то же время предостерегающими эмоциями, все же нашла отклик в его чувственной сфере. Больше он не лаял, но изредка ворчал и порывался зайти на кухню, заставив хозяйку в конце концов сделать это. Тревога собаки передалась и ей.
Евгений Яковлевич Геращинский заявился в начале восьмого. Вернее, не он сам, а его телохранители. Они быстро проверили ванную, туалет, кухню, комнаты и шкафы и ретировались. Шурика Залупыйченко среди них не было. Вскоре раздался голос Банкира, рокочущий, красивый, с барскими интонациями, и визг обрадованной (очень даже натурально) девицы, которую Евгений Яковлевич называл Лолой. Полное ее имя было Лолита, звучное и красивое.
Она защебетала, засуетилась, стала раздевать гостя и со смехом заталкивать в ванную. Затем прикрикнула на собаку, которая никак не могла успокоиться.
– Что это с ней? – насторожился Геращинский.
– Да как пришли с прогулки, все ворчит и на кухню рвется. Может, мышку почуяла?
Банкир был волком матерым и битым, сам не стал проверять, что за «мышь» затаилась на кухне, а вызвал охрану.
Ситуация создалась критическая. В какие-то доли секунды Матвею пришлось принимать решение: вылезать или не вылезать. Времени было в обрез. Не успеет вылезти, на него насядут «кунаки влюбленного джигита» и пес по кличке Гуляка. Останется на месте – потеряет свободу маневра и, если его обнаружат, получит пулю. И все же инстинкт заставил Матвея остаться. Почему-то мелькнула мысль: уходила без собаки, а вернулась с собакой. Странно. Видимо, проглядел.
Но теперь этого не исправишь, и Матвей настроил себя на действие. Потом вспомнил о своих возросших возможностях и запустил «программу» требуемого паранормального состояния, которая активизировала «разум-волю». Ответ пришел за полсекунды до того, как на кухню заглянул атаман телохранителей.
«Молния с небес» вонзилась в затылок, знакомо разошлась по телу электрической волной, заставив нервную систему вспыхнуть «пронзительно-голубым светом», застряла ощутимой массой в хара – «центре» тела под пупком, а также в затылке и вышла из глаза оранжево-желтыми искрами. И Матвей увидел-ощутил окружающую обстановку как бы изнутри, из каждого предмета, и снаружи, одновременно с близкого расстояния и с огромной высоты.
Заглянувший на кухню охранник светился багровым светом – для внутреннего зрения Матвея, причем ярче всего светились мышцы и фаллос, а вот голова работала хуже, и Матвею не составило труда погасить в ней и последние «тлеющие угольки» интеллекта, в результате охранника охватило полное безразличие, он сообщил, что на кухне нет никого, кроме тараканов.
Геращинский и Лолита остались одни, успокоенные, а Матвей тихо слез и спрятался за кухонный пенал, пережидая обратную реакцию организма. Своим способностям он уже не удивлялся, но и не очень-то радовался. То, что он паранорм, не прибавляло ни ума, ни счастья, а также не давало права на исключительность и принадлежность к избранным.
Собака ворвалась на кухню, как только он снял над ней контроль, крупный, пятнистого окраса ротвейлер. Не ожидавший нападения Матвей с силой ударил ее ребром ладони по носу и уложил на месте, о чем потом искренне пожалел. Падение ее тела он смягчил, а также успел поймать задетый ею стул, но, даже если бы стул и упал, хозяева вряд ли услышали бы: они мылись в ванной.
Геращинский, закутанный в халат, вышел первым и получил щелчок по лбу, после чего закрыл глаза и оплыл на пол. Матвей усадил его в кресло, прикрутил руки к спинке, завязал полотенцем рот, зашел в ванную и зажал рот девушке, стоявшей спиной к двери и не ожидавшей никакого подвоха.
– Тихо, – сказал он ей на ухо, сжав руки так, что она сразу перестала вырываться. – Я ничего тебе не сделаю, сиди здесь, пока не позову. И не кричи, иначе он умрет. Первым он, второй ты. Поняла?
Девушка затрясла головой.
– Вот и умница, продолжай мыться.
Матвей запер дверь в ванную, вернулся к Банкиру, сел напротив. Геращинский пошевелился, замычал, дернулся, глаза его, и без того навыкате, не прикрытые очками, казались огромными, как бильярдные шары.
– Очухался, наш альфонсик? – добродушно спросил Матвей. – Как настроение? Да ты не бойся, я поговорить зашел. Не рад? А то давай твоей жене позвоним. Уж ей-то ты будешь рад?
Евгений Яковлевич снова замычал, пот лился ручьями с лысины и лица.
– Не хочешь. Ну и ладненько. Я тот самый ганфайтер, которого вы с шефом приговорили к тихому исчезновению. На твою беду, я знаю, кто ты и чем занимаешься. Как там тебя величают в Куполе? Хавмачманитор? – Матвей усмехнулся: – Красиво. Аж слеза прошибает. Ну что, манитор, говорить будешь?
Геращинский мелко закивал.
Матвей сдвинул повязку с губ.
– Кто босс Купола?
– Не знаю, – быстро ответил Евгений Яковлевич, опасливо отодвинулся. – Правда не знаю, какой и где он занимает пост. Все зовут его Георгием Георгиевичем, но это не настоящее его имя. Не удивлюсь, если он обретается где-то в недрах спецслужб.
– И не надо удивляться. Хорошо, верю. Но вот других боссов – директоров Купола ты знать обязан. Так что не хитри, падать из окна будешь долго.
Геращинский побледнел еще больше, облизнул губы.
– Если скажу, меня и так уберут…
– Но я это сделаю быстрее.
– Х-хорошо… н-но… в общем, всего пятеро, с Георгием Георгиевичем, он преемник крестного отца московской мафии, это все, что я о нем знаю. Второй – Мэр, Шкуро Борис Натанович, заместитель губернатора. Третий – Шериф, генеральный прокурор, дженерози… э-э…
– Дальше, дальше, – подбодрил Банкира Матвей, опасаясь, как бы тот не хлопнулся от переживаний в обморок.
– И Летчик, заместитель начальника Генштаба Министерства обороны.
– Все?
Банкир с ужасом глянул в похолодевшие глаза своего мучителя, с трудом выговорил прыгающими губами:
– Мы договорились… о разделе власти… с премьер-министром… и министром обороны… они теперь…
– Ясно, – кивнул Матвей равнодушно. – Дошло и до них, что лучше не воевать с Куполом, а работать в одной упряжке. Хорошенькое будущее вы уготовили стране, а? – Матвей закрыл глаза, покачал головой, улыбнулся горько: – Надо же, я думал, такие уровни мне не по зубам. Но ведь за державу обидно! А, хавмач?
Глаза Соболева сверкнули такой яростной синевой, что Банкир отшатнулся, едва не опрокинув кресло. Прошептал:
– Я знаю, Георгий Георгиевич… у него есть какой-то помощник, чуть ли не сам Сатана… Я не лгу, честное слово! – По щекам Геращинского побежали слезы.
– Честное слово, – повторил Матвей. – М-да! – Встал. – Что ж, сладострастненький ты наш, чао. Ничего ты мне нового не сообщил, но и за толику малую спасибо. Теперь последний вопрос, и меня он очень волнует. Где девушка?
– Какая девушка? – всхлипнул Евгений Яковлевич.
– Не шали. – Матвей нахмурился: – Мою девушку похитили ваши люди.
– Мои нет, я ничего об этом не знаю. Это либо люди Шерифа, либо секьюрити босса.
– Хасан Ибрагимов?
Геращинский судорожно сглотнул, снова начал потеть и пахнуть. Матвей кивнул, спокойно вытащил из кармана черную коробочку, положил на стол, нажал на кнопку.
– Знаешь, что это такое? Правильно, взрывное устройство. А это передатчик. – Матвей показал вторую коробочку с усиком антенны. – Сейчас я вылезу в окно и уйду через соседний балкон, а ты четверть часа будешь сидеть и молчать. Если по мне начнут стрелять, я нажму кнопочку на этом пенальчике. Непременно. Понял?
– Буду нем как… а если ты… вы… все равно нажмете?
– Слово офицера! – серьезно сказал Матвей.
Через десять минут он был на крыше, где никто из телохранителей Банкира не догадался выставить пост, а еще через десять ехал домой. То есть к Марии Денисовне и ее правнуку Стасу.
ВЗГЛЯД КОНКЕРЕ
В последние дни июля Москва всколыхнулась серией неслыханно жестоких убийств. Такого не помнили даже старожилы спецслужб, попривыкшие к беспределу криминальных структур, разгулу терроризма, а также разборкам мафиозных кланов.
Сначала был убит в своем офисе заместитель председателя Центробанка Евгений Яковлевич Геращинский: его нашли со вспоротым животом, набитым металлическими сторублевками. Его убрали обеспокоенные возможной утечкой информации коллеги, а кто именно, Матвея не интересовало.
Затем поздно вечером подорвался в своей машине вместе с телохранителями начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью Михаил Юрьевич Медведь. Взрыв был такой силы, что повредило здание столичной префектуры, куда Медведь прибыл по делам службы, и во всем квартале взрывной волной вышибло стекла из окон. Погибло пять человек и было ранено восемнадцать.
Двумя днями раньше в своей квартире был найден мертвым бывший начальник военной контрразведки, знаменитого подразделения «Смерш-2», генерал Дикой. На его теле эксперты МВД обнаружили ожоги и следы пыток.
А тридцатого июля «Чистилищем» были убиты прокурор Филин и старший следователь муниципальной прокуратуры Жаров. «За деятельность, несовместимую со статусом органов охраны порядка», как было заявлено журналистам информационной службой «Стопкрима».
В убийстве Геращинского и Медведя органы МВД тоже обвинили «Стопкрим», так что затравленному ложью высокопоставленных лиц обывателю пришлось самому разбираться, где обман, а где правда.
И, наконец, неизвестными была предпринята попытка нападения на директора Федеральной службы контрразведки Панова, при этом шесть человек из охраны погибли, а сам он был ранен.
Заговорили о войне, объявленной мафией «Чистилищу», и слухи эти оказались более достоверны, чем длинные речи телекомментаторов и юристов, пытавшихся анализировать ситуацию с позиций тех, кем они были куплены. Лишь несколько человек в верхних эшелонах власти знали, в чем дело. Знал и Матвей Соболев, ганфайтер, поставленный волей криминальной системы в положение дичи.
Узнав об убийстве Медведя, он понял, что задача его осложняется. Остаться в стороне от террора, развязанного Куполом ради устранения основных соперников, он при всем желании уже не мог. И дело было даже не в том, что он оказался виноватым, втянув невольно в чужие кровавые игры ни в чем не повинную девушку, дело было в той очень простой фразе, за которой крылся смысл действий многих исторических героев, отдавших жизнь во имя торжества справедливости и добра: «За державу обидно!» Хотя Матвей и понимал, что одиночке сия благородная цель не под силу, бороться с системой беспредела на равных еще никому не удавалось. Но остаться в стороне значило не уважать самого себя.
Тридцатого июля, когда дело уже шло к ночи, Матвей позвонил Горшину. Кто-то снял трубку, и Матвей вовремя удержался от вопроса: «Тарас»? Он не сразу осознал, что его остановило, но вдруг ощутил внутри какой-то болезненный толчок: кто-то на другом конце провода как бы вылез из трубки, оглядел Матвея со всех сторон, бесплотный, бесшумный, но ощутимо опасный и грозный. Оценил, хмыкнул с легкой досадой и недоумением, оттолкнул, то есть беззвучно, на чувственно-мысленном уровне предупредил: мол, не суйся, парень, не в свое дело – и уполз в телефонный шнур.
Взмокший от поднявшейся в душе бури чувств, Матвей осторожно положил трубку на рычаг и смотрел на нее до тех пор, пока на ней не высохли пятна пота.
«Это был не Тарас», – пискнул взъерошенный внутренний голос.
«Сам знаю», – огрызнулся Матвей.
«Это тот самый… кажется, „монарх тьмы“…»
«Или его слуга».
«Значит, Горшин мертв!»
«А вот в этом позвольте усомниться. Если уж я – агент уровня „абсолют“, то он и вовсе „суперабсолют“. К тому же он гений тонпо и должен был просчитать возможности врага. Жаль, что теперь не с кем посоветоваться. Ладно, сделаю один шажок, съезжу к нему домой».
«В пасть дьяволу?! Пропадешь ни за понюшку табаку».
«А мы тихонечко, одним глазком глянем… А потом, Шериф, твоя очередь!»
Генеральный прокурор Вадим Борисович Чураго, бывший спортсмен, страстно любил не только футбол, но еще покер и преферанс. В этих карточных играх он достиг немалого мастерства, что вкупе с ловкостью рук сделало его почти непобедимым и дало возможность в начале семидесятых начать карьеру мафиози. Из боссов Купола с ним отваживался играть только Георгий Георгиевич, да и то лишь в хорошем настроении; он не терял слабой надежды когда-нибудь выиграть у дженерози.
Поэтому, когда Купол собирался в катране для «снятия стресса», то есть для карточных игр, Вадим Борисович в них не участвовал, зато очень часто играл в своей компании – в хелс-клабе, где накачивал мышцы, расслаблялся в сауне, принимал массаж – классический и эротический (заканчивающийся сексом и снова сауной) – и встречался с нужными людьми. Выглядел Чураго на двадцать лет моложе своих шестидесяти шести.
Карьеру государственного деятеля он начал по приказу прежнего босса клана, который теперь принадлежал ему, и контролировал потоки наркотиков и связи с коррумпированными элементами в системе правоохранительных органов. По влиянию на среду «кримэкологии» – организованной преступности он занимал второе место после президента Купола, маршал-босса, сумевшего к концу века осуществить мечту среднего мафиози – объединить столичные кланы в одну мощную структуру, потеснившую или уничтожившую нацгруппировки «залетных гостей» из солнечного Закавказья: армянскую, азербайджанскую, грузинскую, а также чеченскую и другие. Что, правда, не уберегло «хозяев» от частых столкновений, разборок и войн, а также не гарантировало обывателю мирное сосуществование со столь грозным институтом власти.
Два дня Матвей искал подходы к Шерифу и вынашивал план встречи, а на третий окончательно остановился на хелс-клабе, пользующемся репутацией «чистого» привилегированного клуба для чиновников из высших эшелонов власти.
Клуб с претенциозным названием «У Шварценеггера» был создан по распоряжению Краснорыжина и передан на баланс столичной мэрии, поэтому и мэр Москвы, и вице-премьеры правительства не чурались собиравшейся там компании, называемой за глаза «теневым кабинетом». Входили в компанию и звезды спорта, искусства, театра и эстрады, а также другие знаменитости – воры в законе, политологи и журналисты. По сути, клуб «У Шварценеггера» играл роль второго катрана, отличаясь от первого только «игровым составом»: здесь никогда не появлялись деятели силовых структур, военные, милицейские чины, высокопоставленные чиновники контрразведки и Минобороны.
Охранялся хелс-клаб не хуже зданий на Лубянке, в чем Матвею пришлось убедиться при первом же «пристрелочном» посещении.
Заявился он туда с удостоверением сотрудника охраны президента, якобы для того, чтобы решить вопросы безопасности предполагаемого посещения клуба высшим должностным лицом государства.
Комендант собственной охраны клуба, к которому направили Матвея, лично показал ему все узлы и линии системы охраны, а также поделился кое-какими секретами в надежде на то, что его оценят «наверху». Матвей пообещал поощрение, и расстались они довольные друг другом. Конечно, вряд ли комендант смог бы узнать при встрече Соболева без грима, усов и рыжей шевелюры.
Оставалось еще выяснить принципы работы телохранителей Шерифа, их количество, время смены и вооружение. После этого можно было начинать «перехват». Матвею очень хотелось верить, что в результате он узнает местонахождение Кристины. Он рискнул еще раз объявиться на старой квартире, чтобы поработать на компьютере, и разминулся с ее новым хозяином буквально на несколько секунд. Однако этот поход на явку обогатил его в информационном (компьютер продолжал работать исправно) и экипировочном планах: Матвей узнал кое-что любопытное о связях управлений внутри ФСК, а также забрал некоторые вещи из спецснаряжения, разработанного в лабораториях Министерства безопасности в прежние времена. Рано или поздно они могли пригодиться.
Очередной поход в хелс-клаб «У Шварценеггера» генеральный прокурор запланировал на пятницу первого августа. Матвей уже был готов к встрече с ним и его системой охраны.
В клуб он попал еще днем, до начала вечернего представления, как электромонтер-ремонтник. Обошел здание, выявил расположение необходимых коммуникационных каналов, канализационных стоков и аппаратных помещений и преспокойно удалился. Но вскоре вернулся – через один из канализационных люков – и стал ждать.
Вадим Борисович Чураго заявился в хелс-клаб в начале седьмого вечера, когда в здании вовсю занимались приятным и полезным делом десятка два других высокопоставленных лиц, близких к правительственным и финансовым кругам.
Матвей подождал еще час и вышел из своего укрытия (прятался он в электрощитовой) в белом халате банщика сауны. Вадим Борисович уже закончил «официальную часть» вечера – силовую разминку – и приступил к водным процедурам.
Здание хелс-клаба состояло из трех этажей, в том числе одного подземного. На первом располагались спортзалы, массажные комнаты и лечебные палаты, на втором – игровой зал казино с отдельными кабинетами и баром, в подвале – собственно сауна, занимавшая четыреста квадратных метров площади.
Однако пройти туда Матвею не удалось. Он нес на подносе ведерко со льдом, из которого выглядывало золотое горлышко бутылки шампанского, когда его остановили у входа в предбанник две самые настоящие гориллы в халатах, способные посрамить самого Шварценеггера своими бицепсами. Это были солдаты арьергарда: внутри зданий генпрокурора сопровождали трое – один впереди, двое сзади. Эти всегда прикрывали тыл.
– Куда? – выхрипнул первый, бледный, с наголо обритой головой.
– Туда, – так же хрипло ответил Матвей.
– Откуда?
– Сверху.
– Что-то я тебя не припомню в обслуге, малый.
– Да и мне б тебя век не знать, рожа. Велено передать лично пахану.
– Кому?!
– Начальнику. Ты что, глуховат маленько?
– Марк, обыщи-ка его, не нравится мне эта физиономия.
Вторая горилла, тоже блондин, коротко стриженный, с руками и грудью, заросшими золотистыми волосами, ловко обыскала Матвея, но ничего не обнаружила. Для этого надо было заглянуть в рот «банщику» и в ведерко, хотя и там не удалось бы отыскать традиционного оружия.
– Ничего.
– Забери посылку. – Бритоголовый перевел недобрый взгляд на Соболева. – Давай поднос и катись отсюда, мы сами передадим его боссу.
Матвей включил себя в режим экстра и… едва успел остановить руку, потому что в коридоре показалась группа людей: трое сопровождали какого-то разомлевшего толстяка.
– Хорошо, – сказал Матвей. – Баба с возу…
В электрощитовой, где остался мешок со снаряжением, он раздумывал над ситуацией ровно столько, сколько понадобилось, чтобы принять второй вариант. Был еще третий, запасной, но вовсе сумасшедший: перебить всю охрану и половину игроков в покер.
На первом этаже клуба он появился спустя полчаса, как раз когда Вадим Борисович Чураго уединился в массажном кабинете с массажисткой. Теперь на Матвее был строгий костюм песочного цвета, не стесняющий движений, желтая рубашка с кремовым галстуком и летние туфли.
«Гориллы» преградили ему путь, когда до массажного кабинета оставалось пройти полкоридора.
– Глянь-ка, Марк, еще один прет. Сегодня, наверное, день открытых дверей, а нас не предупредили. Куда лезешь, интеллигент? Приемный день у босса в понедельник. И вообще, как ты сюда попал в таком виде?
Матвей мог бы атаковать этих двоих прямо сейчас, успевая перехватить третьего до того, как поднимется тревога, но это было рискованно, а ему еще предстояло отыскать и освободить Кристину.
– Не морщь лоб, – сказал Матвей тихо, доставая удостоверение. – Шкура лопнет. Читать умеешь?
Марк, монументальный, как статуя Геркулеса, нахмурился, бросил на Матвея угрожающий взгляд, сцапал лапищей документ, прочитал, удивленно вскинул брови и передал документ коллеге. Тот среагировал примерно так же, потому что удостоверение принадлежало офицеру ФСК. На зеленоватой пластиковой карточке левого разворота – фотография с печатью, над ней – вытиснен герб России, ниже: «Федеральная служба контрразведки России». На правом развороте наискось две полосы, красная и золотая. На золотой отпечатано: «Управление „И“, на красной: „Майор Карелла Степан Петрович“.
– Какого дьявола? – уставился на Соболева стриженый телохранитель. – Что тебе нужно?
– Во-первых, не тебе, а вам. Во-вторых, мне срочно нужен генеральный прокурор, – сухо ответил Матвей. – Речь идет о его жизни.
– Какого дья…
– Заткнись! Или пропусти, или доложи ему. Скажи, есть сведения о ганфайтере из «Смерша», он поймет.
Охранник подумал и принял решение, что для него было равносильно подвигу.
– Ну, смотри, майор! Если шеф меня потом… из-под земли достану!
– Я не уголь, ты не шахтер. Иди, волноваться вредно.
– Ладно, – угрожающе произнес стриженый, – потом поговорим, шутник. Марк, обыщи его на всякий случай.
Пока бритоголовый обыскивал Матвея, тот прикидывал варианты разговора с Чураго, но ничего не успел придумать, охранник вернулся быстро.
– Проходи. Да на массажистку смотри не заглядывайся, шеф этого не любит. Еще покалякаем, если ты такой смелый и крутой, каким кажешься.
– Лучше бы тебе от этого поберечься, – равнодушно сказал Матвей, направляясь к двери, из которой выглянул еще один «качок».
То ли сказался резкий выход из состояния «экстра», то ли по другой причине, но чувствовал себя Матвей неважно. Во всяком случае, войти в стресс второй раз ему не удалось.
Вадим Борисович Чураго ждал его, сидя в кресле возле массажного лежака, завернутый в простыню, распаренный, с выражением блаженства на красном лице. Кроме низкого лежака, здесь стояла двухспальная кровать без постельного белья, а рядом с кроватью – хорошо сложенная девица лет двадцати и передвижной столик с напитками и фруктами.
Телохранителей было двое: один у двери в позе Харона, ожидающего пассажиров, второй позади кресла хозяина: этот был опаснее остальных, судя по телосложению, позе и взгляду, которым он с головы до ног смерил Матвея.
– Кто вы? – осведомился прокурор приятным голосом, тоже не хилый, с приличной мускулатурой, почти без жировых прослоек.
Матвей подал удостоверение охраннику у двери, тот передал его Шерифу. Хотя, возможно, никто из телохранителей не знал его под этой кличкой.
– Чем обязан?
– Я хотел бы поговорить с глазу на глаз, – буркнул Матвей. – «Светиться» с информацией мне ни к чему.
– Вот уж позвольте не согласиться. Вы сами напросились на встречу, не я, так что принимайте мои условия. В этой комнате лишних нет.
– Самодовольный дебил, – угрюмо усмехнулся Матвей. – Тебе жить осталось, может, до вечера, а ты куражишься. Как говорит Иоанн в Откровении: «Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв».[62]
На лицо Чураго набежала тень.
– Выбросьте его на съедение псам, – сказал он пренебрежительно.
Телохранитель у двери шагнул было к Матвею, но тому наконец удалось сломить инерцию воли и включиться в суперрежим.
Он был прав: серьезное сопротивление оказал лишь второй телохранитель, худощавый, подвижный и верткий, прекрасно знавший кунгфу и тайский бокс. Первого Матвей вырубил прямым выпадом в солнечное сплетение, затем успокоил готовую завизжать девицу. Но схватку с кунгфуистом закончил лишь спустя минуту: никак не удавалось нанести нокаутирующий удар, противник ускользал, стоически держал непрямые удары и наносил ответные, достав пару раз Матвея на уклонении. В конце концов Матвей разозлился на себя, рассчитал дыхание, успокоился и поймал охранника на атаке, нанеся ему точный удар ладонью в гортань, по точке рэн-сэн. Парень свалился без звука, удар вызвал рефлекторную остановку сердца, и Матвею пришлось несколько секунд массировать ему грудь. Убивать мастера только за то, что он профессионал, не хотелось.
К чести Чураго, он не закричал, не полез под кровать и не стал звать на помощь, просто сидел и смотрел на бой. Желтые глаза его светились, как у кошки.
– Я тебя вычислил, – сказал он слегка севшим голосом, не пытаясь бодриться. – Ты тот самый ганфайтер. Соболев, кажется?
– Он самый, – коротко ответил Матвей. Прислушался к звукам вокруг, прикинул резерв времени: две-три минуты, и надо убираться отсюда. – Такое впечатление, что обо мне знают все спецслужбы, – продолжал он, останавливаясь у кресла и глядя сверху вниз на Вадима Борисовича. – А ведь я агент степени «четыре нуля», высшей степени секретности, и знали обо мне лишь непосредственные начальники. На ком вы испытывали «глушак»?
– На Ивакине.
– Так я и думал.
– Я в этом не участвовал.
– Не все ли равно? Кстати, все тело Ивакина было в царапинах и порезах…
– К нему применили… В общем, в него пальнули из «болевика»…
– Так! – Матвей присел на лежак, глядя перед собой. – Значит, это правда… «болевик»… излучатель боли то есть… Я думал, слухи о его разработке – туфта.
– Испытан и успешно применяется.
Матвей кивнул. «Болевиком» называли генератор биополя, вызывающего шумовые наводки в нервных узлах. Говорили, что человек от боли теряет над собой контроль и может даже сам вырвать себе сердце. Верилось в это с трудом, но смерть Ивакина подтверждала слухи. Он убил себя сам, чтобы не страдать и не проговориться.
На лице Матвея, видимо, отразились все его чувства, потому что генеральный прокурор перестал снисходительно улыбаться и побледнел.
– Все равно тебе не уйти отсюда, – быстро сказал он.
– То же самое говорил и Банкир, – с мрачной улыбкой произнес Матвей. – Но ведь он потом умер?
Чураго побледнел еще больше.
– Чего вы хотите? Я и так сказал вам все, даже больше…
Читать бесплатно другие книги:
