Перехватчик Головачев Василий
– Спасибо, – сказал Матвей, пристально разглядывая Первухина; в принципе он не рассчитывал, что с такой легкостью удастся освободиться. – Жаль, что так получилось, генерал.
– Я понимаю, вы тоже мне симпатичны, майор, но… лучше бы вы этого не делали.
Матвей обошел машину, сел радом с шофером, и «линкольн» почти беззвучно тронулся с места, вливаясь в поток машин на площади.
Он и в самом деле долго чужой транспорт не задержал, отпустил машину возле станции метро «Боровицкая», не сказав водителю, молодому бородатому мужику с крестом на шее, ни слова. Проехал одну остановку, пересел на «Чеховской» на другую ветку и через полчаса был в квартире у Василия.
– Тебя выпустили? – тупо спросил Василий, ошеломленный неожиданным появлением того, кого он вознамерился спасать.
– Сам ушел, – ответил Матвей, ощущая потребность обнять друга и с трудом преодолевая это желание. – Ты куда это собрался?
– Тебя выручать. – Василий, одетый в полувоенный комби, подумав, вернулся в гостиную. – Ну, рассказывай. Завтракать будешь?
– Кофе разве что.
Василий принес кофе, и Матвей сообщил все, что с ним произошло, включая освобождение и сон.
– Ясно, – кивнул Василий, выслушав. – Ульяна была права, тебя отключили от ментала, и теперь тебе придется рассчитывать только на чистую физику да на собственную интуицию. В меоз ты уже выйти не сможешь.
Матвей с интересом глянул на сосредоточенно-хмурое лицо друга.
– Ну-ка что ты там насчет Ульяны намекал?
Балуев сжато пересказал свою встречу с девушкой, удивив Соболева чрезвычайно.
– Выходит, Ульяна Посвященная?! – медленно проговорил Матвей, не сомневаясь, что Василий говорит правду. – Как же я сам-то не догадался?
Они посмотрели друг на друга, оценивая чувства, с какими каждый говорил о новостях. Василий мрачно улыбнулся.
– Что будем делать, ганфайтер?
– Прежде всего думать! – быстро пришел в себя Матвей. – Не хандрить, не ходить с такой кислой рожей, как у тебя. Угнетенная мысль, направленная на несчастье, этому несчастью способствует. Пусть доступ на уровень Великого мне закрыт, но это не причина поднимать руки вверх и сдаваться в плен обстоятельствам. Предлагаю найти Парамонова и Самандара и вместе отразить «волны выключения». А еще лучше – разобраться с теми, кто заказывает музыку, то есть отдает приказы на включение «волн». Первый – это Рыков, не так ли? Кстати, он знает, где ты обитаешь, потому надо убираться отсюда.
– Да я давно готов! – Василий кивнул на две большие черные сумки. – Кое-какое снаряжение да одежда.
– Тогда пошли.
– Куда?
– В одно безопасное место. – Матвей вспомнил о Марии и со вздохом признался сам себе в душе, что зря не взял ключи от ее квартиры в прошлый раз.
Но они не успели даже закрыть за собой дверь, как зазвонил телефон. Остановились, прислушиваясь к его тихому сигналу. Потом Василий сделал движение к двери.
– Не ходи, – посоветовал Матвей. – Это может быть звонок проверки.
– А если звонит кто-нибудь из наших друзей?
Матвей пожал плечами, и Балуев вернулся обратно в квартиру. Через минуту позвал приглушенно:
– Зайди-ка. – Передал трубку. – Тебя.
Матвей поднес трубку к уху и услышал торопливый голос Ульяны Митиной:
– Матвей, у вас всего несколько минут, чтобы уйти из квартиры Василия подобру-поздорову, поэтому буду говорить коротко. Ельшин собрался в поход за оружием Инсектов…
– Какой Ельшин? – не сразу дошло до Соболева.
– Не перебивайте, наш лучший враг Генрих Герхардович Ельшин. И он очень близок к успеху, потому что ему помогает маршал «СС» Лобанов.
– Где он собирается искать оружие?
– Под своей дачей, где побывали и вы. Если сможете, остановите его. И еще… вашу девушку, Кристину…
– Что с ней?! – выдохнул Матвей.
– За ней отправилась команда полковника Юргена из Минобороны. Может быть, вы еще успеете… прощай…
– Подожди!
– Прощай, ганфайтер, извини за мою неискренность при первых наших встречах, но я не знала, как себя вести… Привет Васе! – И трубка замолчала, словно на другом ее конце оборвали провод.
– Что случилось? – требовательно спросил Василий.
«…Есть ли в твоей системе мира место для меня?» – вспомнил Матвей шепот Кристины. Жаркая волна крови ударила в голову, глаза застлала красная пелена. Голос Василия отдалился и пропал, потом возник снова.
– Да что ты стоишь словно истукан?!
Матвей заставил себя собраться, передал содержание разговора с Ульяной.
– Тогда круто меняем план, – быстро проговорил Балуев. – На самолет – и в Тамбов. К вечеру будем там.
Матвей покачал головой.
– Я полечу один.
– Ты из себя героя не строй!
– Я полечу один! А ты подстрахуй Ульяну, она теперь нуждается в защите больше, чем мы с тобой.
Василий открыл рот и тут же закрыл, так и не произнеся готовые было вырваться возражения, лицо его вдруг стало по-детски смущенным, нерешительным, растерянным.
– Соболь, а ты с ней… ну, она тебе не…
Матвей понял, едва заметно улыбнулся.
– Я люблю Кристину, Баловень, и этим сказано все. Ульяна очень красивая, очень, и безумно похожа на Светлену, проводницу моих снов, но… но моя Кристина – это жизнь!
– Извини, что спросил, мне показалось, что она к тебе неравнодушна… В общем, все понятно! – Василий заметно воспрянул духом, снова обретя уверенность и решительность. – Пора, друг, сматывать удочки. Посажу тебя в самолет во избежание всяких недоразумений и разыщу Ульяну. Вместе мы что-нибудь придумаем. Если в Тамбове все будет в норме, дашь телеграмму, мы встретим. Если нет…
Матвей хлопнул ладонью по ладони друга.
НАЙТИ И УНИЧТОЖИТЬ
Между «сессиями» Союза Девяти их деятельность координировал заместитель директора Международного института стратегических исследований Головань, но в зонах ответственности каждого из членов Союза он не имел права решающего голоса. Поэтому, когда Рыков доложил ему о возникших в реализации решений последней «сессии» затруднениях, Головань лишь посоветовал подключить к проблеме других Неизвестных – Юрьева и Носового. Что Рыков и сделал.
Встреча Трех из Девяти состоялась на одной из конспиративных квартир, принадлежащих Союзу, в доме на Новом Арбате. Обстановка квартиры была спартанской и не располагала к отдыху. Каждый имел свой ключ и пришел один, поэтому ни о каких напитках, кроме чая, мечтать не приходилось. Сурового вида джентльмены, одевающиеся в костюмы французских и итальянских модельеров, молча уселись вокруг столика в низкие кресла. Рыков помыл на кухне купленные им лично фрукты: киви, ананасы и бананы, принес чай; по обыкновению сел так, чтобы лицо его было скрыто в тени.
– Незрелый ананас для человека справедливого, – сказал с усмешкой Носовой, беря в руки фрукт и демонстрируя знание классика [74], – всегда хуже спелой смородины.
– Не хочешь – не ешь, – ответил советник президента, – а критиковать фрукт не надо. Я, например, смородину не люблю. Знаете, что мне предложил Коржаков не далее как вчера вечером в приватной беседе? Взял меня за пуговицу и сказал: почему бы нам не обложить данью все мафиозные структуры в стране? Создать специальную рэкет-бригаду на государственном уровне, назвать ее как-нибудь похитрей, скажем, Комиссией по контролю за финансовым состоянием, и вперед! Пусть платят или распускаются. В противном случае…
– И что ты ему ответил? – спросил Носовой. Юрьев очистил ананас, отрезал ломтик, съел.
– Нет, ничего, свежий… Я ему ответил в стиле русской пословицы: на чужой каравай рот не разевай. Но к делу, господа.
– Они отказались, – проговорил Рыков своим специфическим, тихим, ничего не выражающим голосом. – Соболев и Балуев отказались послужить «карающей десницей правосудия» в отношении известных нам деятелей. Естественно, я принял решение «погасить» или «выключить» их как опасных свидетелей, несмотря на всю мою симпатию к ним. Однако первая «волна выключения» не сработала. Соболев ушел из-под опеки ФСБ, Балуев сумел обезвредить киллер-команду, вооруженную «глушаком». Что лишний раз подтверждает высокую кондицию каждого.
– Подготовь вторую «волну выключения» с должной тщательностью, – сказал Юрьев. – В крайнем случае воспользуйся командой внедрения иерархов ПАН с подключением ПРОПАЛ [75].
– Я не исчерпал всех своих возможностей по тихому регулированию, но потребуется ваша помощь. Идея заключается в следующем: надо сделать так, чтобы наши фигуранты Соболев и Балуев все равно выполнили задачу, как бы непреднамеренно, то есть надо спровоцировать их на ликвидацию фигур дестабилизации: директора ФСБ, министра обороны, координатора «Чистилища» и других.
– Идея хорошая, – оценил Носовой. – Я так понимаю, что моя личная задача состоит в том, чтобы настроить соответствующим образом лидера Сверхсистемы и дать знать об этом фигурантам.
– Хейно Яанович, вы, как всегда, блестяще вникаете в глубины замысла, – сказал Рыков без тени иронии. – Я уже предпринял кое-какие шаги в этом направлении, указав команде Юргена адрес деда Соболева, где остановились его девушка и мальчишка, которого они как бы усыновили. Но этого мало. Владимир Владимирович, вам необходимо привлечь свои потенциалы, чтобы фигуранты вышли на Гусева.
– Понял, – кивнул Юрьев. – Это сделать несложно. Но у нас есть еще отступники – Посвященные. Сможем ли найти способ сами наказать их, не привлекая иерархов?
– Вряд ли, – мотнул головой Хейно Яанович. – На уровне нашей зоны их возможности защиты достаточны для паритета.
– Тогда давайте привлечем зоны остальных Девяти, включая Бабуу-Сэнгэ.
– Он не станет заниматься рутинными делами «выключения». Другое дело – ограничение деятельности «вселенных» копий Монарха или, как их называют наши фигуранты, авешей Монарха. Эта задача потрудней и поинтересней. Вот список.
– Рыков положил на стол листок бумаги. – Давайте думать, с кого начнем и что предпримем.
Директору ФСБ позвонил начальник бюро анализа Управления «И» и попросил аудиенции. Коваль не возражал, хотя и удивился. Рыков очень редко напоминал о себе, как и положено классному профессионалу.
Сергей Вениаминович принял его перед обедом и беседовал всего четверть часа. О чем они говорили, осталось тайной, но после этого директор вызвал Хватова и Первухина, не обращая внимания на то, что начался обеденный перерыв.
После бегства Соболева начальник Управления спецопераций не то чтобы попал в опалу, но уже не имел того влияния на директора, каким обладал прежде, хотя Сергей Вениаминович внешне прореагировал на происшествие равнодушно, вяло.
Но, появившись в кабинете, генерал и майор увидели другого директора, переполненного мрачной злобой и раздражением.
– Вы знаете, что Соболев работает на «Чистилище»? – начал он, оставив подчиненных стоять. – Я только что получил сведения, что у него задание ликвидировать меня и кое-кого из начальников Управлений! Что вы там делаете, в своих кабинетах? Когда наконец Соболев будет пойман и доставлен сюда?
Первухин и Хватов переглянулись.
– Но, товарищ генерал…
– Молчи, Федор Ильич! Ты его упустил, ты теперь и лови! Майор в твоем распоряжении… до решения задачи. По моим сведениям, у Соболева есть девушка и приемный сын. Найти их и использовать в качестве приманки! Адреса родственников здесь. – Коваль щелкнул ногтем по конверту у себя на столе. – И ускорьте поиск руководителя трех «К» через организации, которые мы наметили потрясти.
– Это пока не дает результата…
– Вот именно – пока. Вы пошерстили всего три конторы, копайте дальше. В первую очередь пощупайте Московский казачий уряд, Центр нетрадиционных технологий, РНОФ и ветеранов Афгана. Уверен, результат будет. Идите.
В приемной генерал и майор снова обменялись взглядами, хорошо понимая чувства друг друга.
– Да, Федор Ильич, – сказал Хватов, – задачка не из легких.
– Пара пустяков, – отозвался Первухин хмуро, разворачивая конверт.
Рыков позвонил координатору «ККК», когда тот отдыхал после обеда, играя с компьютером в преферанс.
– По самым последним данным, Балуев работает на «федепасов» на пару с Соболевым.
Громов помолчал, разглядывая экран компьютера: мизер машина ловила на четвертом ходу. Он выключил комп.
– Данные проверены?
– Я бы не позвонил. У них задание… – Рыков тоже помолчал немного. – Убрать лидера «ККК», а по возможности и всех комиссаров.
Громов хмыкнул.
– Не слишком ли возросли аппетиты у директора ФСБ? Не пора ли и нам заняться им лично?
– Он стал опасен… непредсказуем… будто ему кто-то основательно помогает.
– Соболев, кто же еще. Плюс его дружок.
– Нет, речь идет об информации стратегического плана. Это может быть суперагент, о котором я ничего не знаю.
Громов знал одного такого «суперагента», но до сих пор не верил, что тот работает и на ФСБ. После же слов комиссара-два его сомнения окончательно рассеялись, в смысле – подтвердились.
– Я выявил родственников Соболева и Балуева, – продолжал Рыков. – Следовало бы пройтись по их адресам. Оба достаточно сильно привязаны к родным и друзьям, можно взять кого-нибудь в качестве живца.
– Хорошо, приносите списки. – Громов сжал руку в кулак, глядя на побелевшие пальцы. – Что-нибудь новое по комиссару-три появилось?
– Пока нет. На него готовят покушение ликвидаторы маршала «СС» на базе киллер-центра в Тропареве. Как только они подготовятся, мы нанесем встречный удар.
– Встречный – это хорошо, – пробормотал Громов, положив трубку, но думал он в этот момент не о Бородкине, которому грозила опасность, а о Конкере.
Министр обороны вызвал Юргена, как обычно, поздним вечером, вырвав его из объятий очередной герл. Это уже переходит все границы, решил полковник и собрался теперь же раз и навсегда прекратить порочную практику. Явившись в кабинет Гусева и оставив у дверей в приемную министра своих «зомби»-телохранителей, он прямо с порога заявил, что отныне ночь для подобных вызовов – табу! Для любых срочных дел существует день, и единственное, ради чего стоит мчаться по ночной Москве, это угроза жизни самого министра. Поскольку же таковой не существует…
– Сядь! – коротко прервал его Гусев, и с Юргена вмиг слетели вся его спесь и апломб: перед ним сидел не просто министр обороны, никчемный, серенький человечишка, внезапно вознесшийся на вершину государственной пирамиды, но человек власти. Сильный, безжалостный и жестокий, способный не моргнув глазом уничтожить любого, и Юрген сел, робея, тут же забыв о своих претензиях и не боящихся смерти «зомби»-солдатах, готовых по его команде броситься в огонь и в воду.
Гусев еще некоторое время разглядывал полковника умными и злыми глазами из-под кустистых бровей, потом отвернулся к экрану компьютера.
– Мне стало известно, что знакомый тебе ганфайтер Соболев получил задание на мой перехват. Что ты сделал, чтобы помешать этому?
– У нас его девчонка и приемный сын. На трупе его деда мы оставили записку, которая заставит его самого прибежать к нам.
Гусев снова глянул на полковника.
– Вы убили его деда? Зачем?
– Это вышло… случайно, дед полез защищать своих постояльцев, и один из моих оперов… толкнул его… да разве это принципиально?
– Вы допустили грубую ошибку, полковник. Есть пословица: голодный волк опаснее стаи сытых собак. Боюсь, после этого Соболев найдет тебя раньше, чем ты его.
– Пусть ищет, – беспечно отмахнулся начальник бюро ликвидации. – Я готов.
– Ну-ну, будь готов, пионер. Кийк тоже был готов. Ну а теперь о главном. Подойди сюда, взгляни на эту картинку.
Юрген обошел стол. На дисплее компьютера светились голубым светом контуры каких-то катакомб и подземных галерей.
– Что это, планы коммуникаций?
– В некотором роде. Это подземные ходы под Кремлем. Надо отыскать самый глубокий из них, который приведет нас в самый древний из храмов… Бери своих «зомби»-мальчиков, и за три дня отыщите этот ход. Пакет документов я тебе подготовил. Но сначала проверь два сооружения: надвратную церковь Спаса и хоромы думного дьяка Аверкия. Справишься – повышу в звании.
Юрген уловил косой, усмешливо-угрожающий, тяжелый взгляд министра и демонстративно щелкнул каблуками.
«ВОЛНА ВЫКЛЮЧЕНИЯ»-ДВА
До Тамбова Матвей, как сотрудник ФСБ, летел на ЯК-42. Билетов не было, но ему удалось найти командира корабля, предъявить удостоверение и пройти в самолет вместе с летчиками.
К дому деда по улице Солдатской Славы он добрался к вечеру на машине частника. И сразу понял, что опоздал. Возле дома плотно друг к другу стояли милицейский «уазик», серая «волга» и старенький «москвич» с злым крестом на дверцах – машина «Скорой помощи». Возле ограды толпилась небольшая группка людей, обсуждавшая случившееся – скорее всего соседи. Двое молодых людей, выделявшиеся осанкой и особой сторожкой манерой поведения, молча прислушивались к разговорам, засунув руки в карманы одинаковых серых курток. Матвей сразу определил их принадлежность к спецслужбам, но тоскливое предчувствие беды заставило его действовать без обиняков. Подойдя к милиционеру, охранявшему вход в дом, он тихо проговорил:
– Я Соболев, это дом моего деда Кузьмы Федоровича. Что случилось?
– Документы есть? – спросил страж порядка, делая ударение на втором слоге.
Матвей молча протянул удостоверение офицера федеральной контрразведки. У милиционера-сержанта средних лет, плохо побритого, с недовольным выражением лица, вытянулась физиономия.
– Проходите.
Матвей шагнул в сени, отмечая полнейший разгром на полках с глиняной посудой и садовым инвентарем, вошел на кухню с русской печью и сразу увидел деда, лежавшего на лавке. На его изуродованном гримасой боли лице в широко раскрытых глазах застыло выражение ужаса и муки, пальцы рук были сведены судорогой, и Матвей сразу понял, что Кузьма Федорович умер от выстрела из «болевика».
Сердце Матвея остановилось… рванулось в груди до боли, загнав жаркую волну крови в лицо и уши. Он шагнул в горницу, ожидая увидеть еще два тела, но его остановил худой подполковник милиции:
– Вы куда, молодой человек? Кто вас пропустил?
Только теперь Матвей обратил внимание на то, что на кухне и в горнице полно народу.
Трое в штатском возились у тела деда, что-то измеряли, фотографировали, записывали. Подполковник милиции беседовал с другим офицером – старшим лейтенантом. Какой-то старик в плаще ходил по комнатам, осматривая вещи, заглядывая в сервант, шкафы с книгами. Еще двое парней, поглядывая вокруг, стояли поодаль с рациями в руках. И наконец, третий офицер милиции – майор – беседовал с сухонькой старушкой, по щекам которой непрерывно текли слезы.
– Я его племянник… – Голос сел, и Матвей кивнул на тело Кузьмы Федоровича – Это мой дед. А больше тут никого… не было?..
Подполковник окинул Соболева взглядом, но документы требовать не стал.
– Кто тут должен был быть?
Матвей сжал зубы, подошел к телу деда, опустился возле него на колени, взял холодную руку в свои ладони, который раз вспоминая слова Конкере о том, что он приносит несчастье всем, с кем дружен и кого любит. Попытался выйти в меоз, чтобы посмотреть на следы, оставленные убийцами, но молния ментального разряда не пронзила его с головы до пят, как обычно, лишь на мгновение вернулся абсолютный слух и ощущение остановленного времени. Зато последствия попытки были не слишком приятными: по нервным узлам тела прокатилась волна колющей боли, и, чтобы выдержать ее, потребовалось все его хладнокровие.
– Соболев? – раздался голос за спиной, и на плечо Матвея опустилась чья-то тяжелая рука. Он поднял голову, не сразу разглядев сквозь пелену слез одного из специалистов в штатском.
– Слушаю.
– Идемте с нами.
Матвей отвернулся, пристроил руку деда на груди, прошептал беззвучно:
– Прости, дед! Я не хотел…
– Пройдемте с нами, – настойчиво повторил шкафообразный молодой человек, до боли сжимая плечо Соболева, Матвей взял его за слоновье запястье, поднялся с колен, сжимая определенные точки, сказал негромко в исказившееся лицо:
– После похорон я в вашем распоряжении. А теперь вон отсюда!
Потирая руку, оперативник (явно из «федепасов», но не из «Грозы», какое-то другое подразделение) отошел к своему товарищу, и, посоветовавшись, оба вышли.
– Они ждали вас, – подошел к Матвею подполковник милиции. – Показали удостоверение офицеров спецназа.
– Я сам оттуда, – сказал Матвей, не сводя глаз с лица деда. – Все в порядке, подполковник, делайте свое дело. Дайте знать, если обнаружите какие-нибудь следы.
Подполковник помялся немного, потом протянул Соболеву листок бумаги с надписью: «Ищите анальгин во всех аптеках!»
– Эту записку, пришпиленную ножом, мы нашли на столе. Не уверен, что это след.
«Здесь был „Анальгин“… то есть зондеркоманда Минобороны! – понял Матвей. – Кристина и Стас у них! Значит, живы!..»
Он вернул листок милиционеру.
– Спасибо, вряд ли записка имеет отношение к этому делу. Когда закончите, помогите с похоронами, буду признателен.
Ночь Матвей провел без сна, помогая соседям и той самой плачущей старушке обмывать Кузьму Федоровича, переодевать и готовить для похорон. В девять утра приехал катафалк, привез гроб. Потом подъехали двое ребят-стажеров, согласившихся сопровождать катафалк на кладбище.
Все это время парни в куртках, принадлежащие какой-то из спецслужб, не выпускали Матвея из поля зрения, но близко не подходили и не мешали, Матвей же не обращал на них никакого внимания, воскрешая в памяти свои встречи с дедом, его ненавязчивые наставления и бесконечное терпение, неизменно доброжелательное отношение ко всем, с кем когда-либо встречался в жизни. Единственно, о чем Соболев сожалел больше всего, так это о том, что не смог навестить старика до его смерти, понимая, что видится со своими ближайшими родственниками непозволительно редко. Остро захотелось увидеться с отцом, побывать на могиле мамы, поговорить с тетками в деревне, и Матвей дал себе слово, что сделает это непременно в самое ближайшее время.
На похоронах Кузьмы Федоровича неожиданно собралось много народу. Приехали сослуживцы-ветераны, предупрежденные военкомом, пенсионеры, с которыми Соболев работал на местном заводе «Металлоштамп», пришли соседи не только со всей улицы, но даже с других, где давно знали Кузьму Федоровича. Команда музыкантов сыграла марш Мендельсона, и колонна тронулась в путь мимо училища механизации, бывшего скотного двора, оплывшего противотанкового рва, санэпидемстанции, углубилась в сосновую рощу, на окраине которой притулилось кладбище.
Панихида была короткой, речей не прозвучало, лишь местный священник прочитал заупокойную молитву. Гроб опустили в могилу, забросали землей, выровняли холмик, установили четырехгранный металлический обелиск со звездой и табличкой с указанием фамилии, имени, отчества, даты рождения и смерти. Через месяц Кузьме Федоровичу исполнилось бы восемьдесят семь лет.
Толпа разошлась, машины с музыкантами, милиционерами и военными уехали, на кладбище у могилы остался Матвей, старушка – соседка Кузьмы Федоровича, помогавшая на похоронах, подсказывавшая очередность церемонии, да отделение спецназа, не решившееся принять участие в похоронах и ожидающее Матвея за оградой кладбища в тридцати шагах.
Сидя на скамеечке у могилы, Матвей снова попытался выйти в меоз, и снова у него это не получилось. Утешало лишь одно: отключение его от ментала, всеобщего информационного поля мира, означало только существенное сужение чувственной сферы, возможности глобальной оценки ситуации, но оно не ограничивало природных возможностей Матвея, его способности жить в ускоренном режиме. Справившись с реакцией организма на попытку выхода в меоз, он поклонился свежей могилке деда, потом старушке, смотревшей на него слезящимися глазами, и пошел ко второму выходу с кладбища, выходящему в сосняк. Четверка оперов направилась следом, не отставая, вдоль забора, но и не делая попыток догнать, из чего Матвей сделал вывод, что кладбище перекрыто как минимум еще двумя группами. Усмехнулся про себя, подумав: зауважал меня, однако, Первухин.
Подождав за оградой кладбища, пока четверка крепких молодых людей подойдет ближе, Матвей внезапно шагнул к ним и спросил, окидывая взглядом всех и определяя, кто из них опаснее:
– Кто старший группы?
Парни переглянулись. Самый крупный, в берете на бритой голове, круглолицый, налитой крутой силой, покачал головой:
– Вы, наверное, приняли нас не за тех, кто мы есть.
– А кто вы? – простодушно осведомился Матвей, готовясь к режиму ускорения.
– Мы из подразделений ПАН и ПРОПАЛ. И ничего смешного в этом я не вижу, – добавил круглолицый, видя, что Соболев улыбнулся. – ПАН – это подразделение активного наведения, ПРОПАЛ – подразделение разовой оперативно-агентурной ликвидации.
– Почему разовой? – с тем же простодушным видом полюбопытствовал Матвей, заставляя сердце начать разгон.
– Потому что после операции подразделение, как правило, подлежит уничтожению, – любезно ответил круглолицый. – Все мы – вселенные в тела людей психоматрицы иерархов и после необходимой коррекции покидаем тело-носитель, которое получает приказ на самоликвидацию.
Матвей покачал головой, готовый к бою, но ему еще не все было понятно в сложившейся ситуации, и он задал еще один вопрос:
– И вы ждали меня сутки, чтобы сообщить такую новость? Почему не убили сразу, как только я появился?
– Нам велено убедиться в окончательности вашего решения, – вмешался в разговор второй член группы, ростом ниже первого, но шире в груди, бородатый и тоже – бритоголовый. – Посланец Девяти предложил вам сотрудничество…
– Я ответил ему «нет» и сейчас повторяю: нет. Я не хочу после выполнения задания разделить участь ваших телоносителей.
– Тогда мы вынуждены начать реализацию второй части своего задания – закодировать вас. – Круглолицый не торопясь достал суггестор «удав». – Все равно вы сделаете то, что обязаны были сделать добровольно.
В ту же секунду Матвей включил темп и коснулся лба говорившего, передавая ему раппорт-импульс гашения сознания. Затем, продолжая движение, коснулся шеи второго ликвидатора, готового пустить в ход еще один «глушак»; пока эти двое падали безвольными куклами, взорвался ударом в стиле Пангай-нун-Уэчи-рю, кулаком доставая третьего из четверки ПАН-ПРОПАЛ и ногой – четвертого.
Вся эта сцена произошла в нескольких шагах от изгороди кладбища, явно заинтересовав нескольких посетителей, впоследствии рассказавших о битве двух «мафиозных групп за передел сферы влияния – кладбища». Но групп этих было больше. Как и предполагал Матвей, их было три, и как только он нейтрализовал первую, в дело вступила вторая. Однако рисковать они не стали, сразу открыв огонь из «глушаков» примерно с тридцати – сорока метров. Два луча суггесторов, хотя и ослабленные расстоянием и стволами молодых сосен, накрыли Соболева, и тот с ходу нырнул в спасительный мусин – бессознательное состояние, диктующее особое поведение человеку, живущему в пространстве боя. Сознание Матвея отключилось, но он продолжал действовать так, будто не получил оглушающего удара, от которого любой другой человек застыл бы-безвольным истуканом.
Очнулся Матвей спустя несколько минут вдали от кладбища, на опушке сосновой рощи, откуда начиналось картофельное поле, а за полем – домики сельской окраины Тамбова с колокольней и вышкой для парашютных прыжков. Сознание не зафиксировало, как он оказался здесь, но и так было ясно, что от преследования двух групп ПАН-ПРОПАЛ он на какое-то время избавился; теперь надо было вычислить третью и уходить. Совершенно не к месту вспомнились строфы стихотворения:
Ветер, о поле мне спой, На ковыле сыграй.
Я иду в свой последний бой За родимый и вольный край…
Кажется, это не просто стихи, а слова из песни…
Где же эти ликвидаторы, черт бы их брал? Классно завели в тупик: побеги я напрямик по вязкому полю – догонят пулей, поверни назад – встретят в лесу…
«А есть другой выход?» – спросил внутренний голос.
«Нету», – честно признался Матвей.
«Ну и действуй, как советовал Кришнамурти [76]: защита – это сопротивление, сопротивление же устраняет понимание».
«Это не совет, а предостережение».
«А ты воспользуйся как советом».
И Матвей понял наконец свою собственную мысль. По шуму в лесу прикинув движение группы ПРОПАЛ, он выбежал на поле и упал на землю прежде, чем прозвучал выстрел. А затем, подождав чужих шагов, мысленным усилием соорудил у основания шеи «кровоточащий след пули», перестал дышать и отключил сердце.
Сознание он, однако, потерял не сразу, успев услышать переговоры подбежавших «пропаловцев»:
– Куда ты ему попал?
– Целился в ноги…
– А попал в шею, великий стрелок, черт бы тебя драл! Он уже не дышит!
– Что-то он слишком легко умер, тебе не кажется, «второй»? Может, хитрит?
– Проверь, «третий»…
На этом сознание Матвея померкло, а о способе проверки он узнал через три минуты, когда сработал «таймер» психики, включивший сердце и прояснивший сознание: «третий» член группы просто полоснул ножом по шее Соболева, чудом не задев сонную артерию. Усилием воли остановив кровь, он напряг слух.
–..уходить! – прозвучал голос «первого» – того самого круглолицего здоровяка. – Ждать больше нечего. Придется Девяти искать другой вариант корреляции действительности. Другие предложения есть?
Матвей понял, что его «смерть» удалась и бригада ПРОПАЛ посчитала свою задачу выполненной, хотя и со странными оговорками. Видимо, квалификация хозяев-носителей вселённых психоматриц оставляла желать лучшего, потому что, будь это оперативники хотя бы класса штурмовиков «Грозы», они бы разгадали трюк Матвея.
– Уходим? – подал голос «второй».
– А с ними что делать? – спросил «третий», подразумевая, очевидно, парней, чьими телами они воспользовались. – Четверо все еще в отключке, двое искалечены…
– Программы самоликвидации включать не будем, может, они нам еще пригодятся. Пусть сами выпутываются из этого положения. Уходим.
Наступило молчание. Матвей открыл глаза, увидел растерянно-изумленные лица оглядывающихся парней и понял, что эффект наведенных психофизических состояний, превративших обычных людей в авеши сверхсуществ, исчез.
– Чтоб я сдох! – пробормотал круглолицый. – Как я здесь… почему мы здесь?!
– Прошу предъявить документы! – подошел к нему Матвей, показывая свое удостоверение офицера ФСБ. Тон его был строгим и уверенным и на привыкших повиноваться парней отряда подействовал сразу. Матвей развернул протянутую оранжевую книжечку и прочитал: «Министерство внутренних дел России. Главное Управление внутренних дел. Отдел особого назначения». Справа от фотографии владельца было напечатано: «Уваров Максим Акимович, капитан».
Матвей вернул удостоверение здоровяку в берете, сказал тем же тоном:
– Соберите своих у кладбища, окажите помощь пострадавшим. Ждите приказа.
Оставив так и не пришедших в себя парней на опушке леса, Матвей направился по дороге к ближайшим домам окраины города, поймал попутку и вскоре подъехал к осиротевшему дому деда. Но пробыл там недолго, только чтобы залечить рану на шее: спецназовцы из особого отдела ГУВД могли вспомнить, кто такой Соболев, и вернуться.
Через полтора часа Матвей вылез из такси в аэропорту. Еще через час с минутами он сошел с борта самолета во Внукове.
Интуиция заговорила еще при посадке, усилив чувство неловкости и дискомфорта, а это означало, что в аэропорту его ждали. Но Матвей не мог приказать пилотам садиться на другом поле, не желая подвергать опасности жизнь шестидесяти пассажиров. Поэтому дождался, пока выйдут все, и, не обращая внимания на изумленный возглас бортпроводницы: «Что вы делаете?!» – открыл с левого борта самолета, обращенного к полю, а не к зданию Внуковского аэропорта, люк аварийного выхода. Спрыгнул в тень колеса; самолет был освещен квадратной рамой осветительной мачты весьма удачно и выгодно для него. Несколько мгновений вглядывался в здание аэропорта, в движение вокруг него, отметив возле трех машин группы людей, явно кого-то поджидавших. Одна из машин, микроавтобус «тойота», начала медленно двигаться к самолету. Матвей мельком глянул на высунувшуюся из люка стюардессу и что есть силы припустил к подруливавшему к своему причалу «боингу» в пятидесяти метрах.
Бег его заметили разве что летчики «боинга», но успокаиваться на этот счет было нельзя, в запасе у Матвея оставались какие-то полторы-две минуты, пока стюардесса не покажет прибывшей за ним команде открытый аварийный люк. И Матвей продолжал бежать от самолета к самолету, прячась в их тени, приближаясь к западному сектору аэропорта, где стояли корпуса технического обслуживания самолетов, ангары и мастерские. Он был уже возле одного из алюминиевых ребристых ангаров, когда сзади раздался рев мотора и визг шин, затем прозвучал знакомый голос:
– Эй, беглец, задержись ненадолго.
Матвей оглянулся. Из длинного черного лимузина («крайслер-999») вылез майор Хватов в сопровождении трех мощных спортсменов в камуфляже. И по холодному «электрическому» ветру, дунувшему в спину, проникшему в голову, Матвей понял, что Хватов на сей раз – авеша Монарха!
Могучие парни двинулись было к Соболеву, ступая по асфальту по-особому мягко, гибко и уверенно, несмотря на габариты и массу, однако майор остановил их.
– Он мой. – Подошел ближе, улыбающийся, сильный и опасный, как готовый к прыжку тигр. – Ну что, ганфайтер, пока те олухи у самолета будут искать тебя там, мы успеем выяснить отношения здесь, не возражаешь?
– Разве меня встречали не «федепасы»?