Нищенка Горький Максим
– А это моя матушка-журавушка, – вставила Танюшка.
– Раиса Ивановна я, – рассмеялась мать, – а для нее матушка, да и только.
С тех пор в деревне так и звали ее журавушкой, но она не обижалась, даже рада была такому прозвищу.
Люди в деревне оказались хорошие, кто картошку принес, кто яблок, кто овощей и яиц, молоко у соседки договорились покупать. Не было проблем с ремонтом, дровами и прочими хозяйскими делами. Журавушка сама все умела делать и быстро, и хорошо. Танюшка постоянно старалась ей помочь, да и местные мужики в помощи не отказывали.
Одна беда была в деревне, не было медицинского обслуживания. Медпункт был, но фельдшера в нем не задерживались, побудут месяц другой, и прочь из деревни. А дорога, особенно зимой, зачастую непроезжей была, а болезнь что, она время не выбирает. Вот и случилась беда с одним мальчишкой. Наелся он в лесу каких- то ягод и отравился. Вызвали скорую, но дожди сильные прошли, да и расстояние до райцентра не малое, когда она до доберется, не выживет малец. Новости по деревне быстро разносятся, долетели они и до Журавушки.
– Пойду, посмотрю, что там, а ты, дочка, посиди дома.
– Нет, мама, и я с тобой.
Так и увязалась за матушкой. Пришли к дому, а там собрались женщины и охают, не выжить мальцу, уже синеть стал. Зашла журавушка в дом, посмотрела, а дело и впрямь принимало нехороший оборот. Спросила, какие ягоды он ел, ей показали. Ни слова не говоря побежала к дому, нарвала травы разной, заварила и быстро назад. Кое-как влили в рот больному настой из трав, и проглотить заставили. Через некоторое время стошнило парнишку, немного легче ему стало. А журавушка уже другой настой приготовила, снова напоила им беднягу. Когда добралась скорая, больной спал спокойным сном.
С тех пор стали люди не скорую вызывать, а к журавушке со своими болячками ходить. Никому она не отказывала, всем помогала, Даже врачи из райцентра приезжали к ней за советом, уж больно необычным было ее лечение.
– Я ж ботаник, – шутила она, – как мне не знать травы да коренья?
А Танюшка вообще не отходила от матушки. Она коренья собирать, Танюшка следом, мать дом прибирать, Танюшка тоже, обед готовить, так она и тут под ногами вертится, даже спать без нее не ложилась. А уж когда начались занятия в школе, о журавушке вся деревня с особым уважением заговорила. Дети от нее были просто в восторге. Она так интересно рассказывала, что даже самые отъявленные бездельники сидели и слушали, раскрыв рот. Особенно всем нравились уроки в школьном саду или на опушке леса. Словно в иной мир открывала она ученикам дверь. Они знали, какую пользу приносит тот или иной цветок, как он борется за свою жизнь и что будет, если его вдруг не станет. Директор школы не раз удивлялся:
– Раиса Ивановна, откуда вы берете весь этот материал, ни в одном учебнике его нет, даже в научных трудах что-то из ваших уроков не могу найти?!
– Из жизни, из жизни этот материал, надо лучше смотреть вокруг себя.
– А по географии такое ощущение, что вы сами по всем местам прошли, такие подробности и впечатления можно испытывать, только побывав в этих краях.
– Я же журавушка, летала, смотрела, – шутила она.
Наступило время улетать журавлям в теплые края. Танюшка стала замечать, что матушка погрустнела и все чаще и чаще с тоской смотрит в голубое небо. А осень выдалась в том году погожая, дождей почти не было. И стало ей тревожно за свою матушку, а вдруг уведут ее журавли с собой в далекие края?
– Пойдем, дочка, по округе побродим, – предложила журавушка, – выходной день сегодня, да и погода изумительная.
– Я не хочу гулять, давай лучше дома уборку сделаем.
– Чисто у нас, убирать-то нечего, объясни, почему ты не хочешь выйти на улицу?
– Мама, я боюсь журавлей, а если они тебя вновь заколдуют и заберут с собой? Я умру без тебя, слышишь, мама?!
– Какая ты у меня глупенькая, журавли добрые и красивые птицы, они не могут никого заколдовать и забрать с собой.
– Но тебя они забрали когда-то?
– Да нет, не они меня заколдовали. Придет время, и я расскажу тебе все, все, а сейчас собирайся, пойдем провожать их в дальнюю дорогу.
Они быстренько оделись и пошли по дороге к скошенным полям. Было очень тихо и почему то грустно.
Наконец в небе появился клин летящих журавлей. Вот они все ближе и ближе, потом опустились к земле и пролетели над головами застывших Танюшки и журавушки.
– Милые мои, счастливой вам дороги, возвращайтесь целыми и невредимыми, – шептала журавушка и махала в след улетающему клину своей косынкой.
И словно бы в ответ, журавли ответили своим неповторимым и завораживающим курлыканьем. И замолчало все кругом, застыло на какое-то мгновение. Словно бы и поля, и луга, и леса, и деревня посылали им в след свои пожелания.
Танюшка прижалась к матери и едва не зарыдала, но что-то доброе и тревожное остановило ее. Она уже не боялась этих удивительных птиц, она желала им возвратиться скорее в родные места.
– Мама, они улетели.
– Улетели, доченька, сейчас пойдем домой.
– Ну, они же вернутся, правда, мама?
– Вернутся, но не все. Часть из них погибнет в штормах и ураганах, часть не вынесет трудной дороги, а некоторых подстрелят люди, да разве мало испытаний на их пути?
– Мама, а тебя тоже могли убить?
Журавушка через силу улыбнулась, потрепала дочурку по голове.
– Вон ты о чем, ну-ка выбрось эти мысли из своей головушки, нельзя в след журавлям посылать плохие думы.
– Я не буду, мама, честное слово, больше не буду.
Они медленно брели к дому по пыльной дороге, думая каждый о своем.
И полетели дни за днями, недели за неделями, весна за зимами, а годы за годами. Танюшка окончила школу, выросла и стала красивой девушкой. Многому ее научила журавушка, много любви и душевной теплоты вложила в ее воспитание.
– Мама, я пойду учиться на врача, – сказала она однажды матери.
– А как же биология? – удивилась журавушка.
– Прости, мама, но лечить людей мне больше нравится, в этом мое призвание.
– Ну что ж, ты уже взрослая, твое решение мне тоже нравится.
Танюшка обняла мать и поцеловала в щеку.
– Ну и хитрая ты, знаешь, чем мать задобрить, пойду, испеку твои любимые пончики.
– Не сейчас, мама, пойдем в лес, соберем там травку, подышим лесным воздухом.
– Хорошо, моя славная, пойдем в лес.
Они шли по дороге и все говорили и говорили.
– Все ничего, но как я буду жить вдали от тебя, мамочка!?
– Глупенькая, не ты первая, не ты последняя, все птенцы вылетают когда-то из гнезда.
– Мама, ты мне обещала рассказать о том, как ты попала к журавлям, расскажи сейчас.
– Хорошо, придем домой, расскажу.
Неизвестно, толи день выдался такой хороший, толи настроение у матери с дочерью было отличное, но сбор трав и кореньев у них выдался на редкость удачным.
– Матушка, посмотри, что я нашла, – кричала дочь, – мы в прошлом году так и не смогли найти этот цветок.
– Танюша, иди скорее сюда, какой корень мы сейчас выкопаем, я думала, что в наших краях такие растения вообще не растут.
В скорости их корзинки оказались доверху заполнены разными цветами, кореньями и травами.
– Давай отдохнем, – предложила мать.
– Кто бы был против, я только за, – смеясь, ответила дочь.
Они расположились на небольшой полянке, уселись на мягкую траву, достали нехитрую еду, чтобы перекусить. В это время налетел порывистый ветер на лес.
– О, как деревья заскрипели, – сказала журавушка.
– Мама, смотри, что я там увидела!
Танюшка вскочила и побежала к небольшому бугорку, на котором виднелись скромные цветочки. Она наклонилась над ними, а в это время резкий порыв ветра налетел на лес, старая, высохшая сосна не выдержала и стала падать. Журавушка вскочила и бросилась к дочери. Она свалила ее на землю, закрыла своим телом. Еще миг и огромное дерево с треском рухнуло рядом с ними.
– Кажется, пронесло, – произнесла журавушка и медленно встала.
– Матушка, ты не пострадала?
– Да нет, успокойся, милая моя.
Они встали, отошли от упавшего дерева, отряхнулись. Но что это, последнее перышко, которое журавушка всегда носила с собой, стало теплеть у нее на груди. Она вспомнила предсказание вожака.
– Так вот для чего носила и берегла я перышко, оно унесет меня в невозвратную даль, а как же дочь?!
Мысль о том, что дочь останется вновь одна, словно пламенем обожгла ее сердце. Она увидела ту ограду, маленькие ручонки, которые тянулись к ней, услышала жалобный голосок, который просил журавушек вернуть ей ее маму.
– Бедняжка, как она переживет мой уход, не согнет ли, не сломит ли он ее?
А перышко уже стало горячим, оно рвалось на волю. Журавушка прижала его ладонью к груди и отошла от дочери на несколько шагов.
– Доченька, ты должна дать мне обещание.
– Какое, матушка?
– Ты обязательно станешь врачом, ты будешь лечить людей, создашь свою семью и будешь жить счастливо.
– Мама, тебя задело дерево?
Она хотела броситься к журавушке, но та остановила ее и продолжала:
– Если ты меня хоть немножко любишь, дай такое обещание.
– Мама, о чем ты говоришь, я без тебя…
Но журавушка не дала ей договорить.
– Дай обещание, слышишь, я требую!
– Мама, я даю такое обещание.
– Помни эти слова. Помни, чтобы не случилось, помни как память обо мне. Нарушишь, забудешь меня, помни, забудешь!
Она отняла руку от груди, горячее перышко вырвалось наружу, дымка окутала то место где она стояла, а когда рассеялась, на том месте стоял красивый журавль. Танюшка не успела опомниться, а журавль взмахнул крыльями и устремился в бескрайнее голубое небо.
– Матушка, матушка моя родимая!
Танюшка упала на землю и горько, горько заплакала.
– Ну почему не меня убило это дерево, я не хочу больше жить. Мамочка, возьми меня с собой.
– Помни эти слова, нарушишь, меня забудешь!
Она встала и, шатаясь, побрела к дому.
– Нарушишь, меня забудешь, нарушишь, меня забудешь.
– Нет, мамочка, не нарушу, не забуду!
Прошли годы. Судьба занесла меня в один городок. Возраст давал о себе знать, стали донимать старые болячки, и я решил обратиться к врачу. Отстояв в очереди, я получил номерок в одиннадцатый кабинет.
– О, вам повезло, – сказала, стоявшая за мной женщина, – вы к Журавлевой попадете.
Время у меня еще было, я вышел на улицу покурить. Достал сигарету, а вот зажигалки в кармане не оказалось. Подошел прикурить к мужикам.
– К какому доктору записались?
– К Журавлевой.
– Повезло, браток, не раскуривай, а то прозеваешь очередь, потом не пропустят.
– Иди, иди, она у нас одна такая.
Я бросил сигарету и пошел к кабинету. Ждать пришлось недолго. Я вошел, поздоровался. Сестра взяла какие-то бумаги и вышла. Мы остались одни.
– День то, какой хороший, вот-вот журавли полетят, – сказала она негромко и подошла к окну.
И то, правда, осень выдалась на редкость солнечной и теплой, разгулялось бабье лето.
– Помогите, откройте окно, – попросила доктор меня.
Я открыл окно.
– Летят, милые мои, летят!
Она облокотилась одной рукой о подоконник, второй прижала слегка грудь в области сердца. Я стоял в стороне, но и мне хорошо был виден клин приближающихся журавлей. С их приближением волнение, охватившее доктора, все усиливалось и усиливалось, а когда в раскрытое окно ворвался их непередаваемый крик, она негромко охнула. Я много раз провожал журавлей, не раз мое сердце щемило их курлыканье, но такого я еще не слышал. Несказанная осенняя грусть, боль непредсказуемого расставания, неброская, но бездонная любовь к оставляемым просторам, все это слилось в этом прощальном крике.
Мы стояли и смотрели на удаляющийся клин до тех пор, пока он не скрылся за верхушками деревьев.
– Ну, вот и все, – произнесла она тихо, – возвращайтесь назад, все возвращайтесь.
Она повернулась и посмотрела на меня каким-то отрешенным взглядом, но быстро собралась и произнесла:
– Простите, пожалуйста, осень, журавли, обострение чувств. Что у вас?
Присаживайтесь.
Я подошел к ней, взял и поцеловал ее руку.
– Спасибо, доктор, спасибо. Всего вам хорошего.
– За что спасибо?
– За журавлей.
Я тихонько вышел из кабинета и побрел по тихим улочкам городка. Все мои недуги, вся суета, какая это мелочь по сравнению с улетающим клином дорогих и неповторимых птиц. Действительно. Возвращайтесь, возвращайтесь все…
Дочери Пелагеи
Тяжелые были времена на Руси. Не успевают воины разбить одного врага, а уже у порога стоит с ратью другой. Тяжело приходилось в ту пору и нашему городу. Его защитники проводили жизнь в бесконечных сражениях и походах. От мала до велика вставали к бойницам крепости воины, бились не щадя себя. Многие сложили свои головы за дело правое, но и не меньше порушили голов чужеземцев. Притихли завоеватели, мирная жизнь пришла в наши края.
Вздохнули воины, мечи на гвозди повесили, а сами за мирные дела принялись. В праздники смех и шутки на городской площади слышны.
Один воин Егор не весел. Жена Пелагея рожала ему одну за другой девок. Пятерых родила. Хорошие и красивые дочки росли, но воину, какой толк от их красоты, ему помощники в ратном деле нужны. И от насмешек товарищей проходу нет. Но что поделаешь, видно судьба такая досталась.
Летело время, дочки невестами стали, уже женихи под окнами бродят, о свадьбах разговор зашел.
Но заиграли трубы сигнальные, забили тревожно в колокола церкви городские. Привел полчища несметные под стены города король иноземный, сдаться без боя предложил.
Немного поотвыкли от ратных дел горожане, но сдаваться на милость победителя никто не захотел. А раз дело такое, без лишних слов мечи с гвоздей долой и на бой кровавый.
Собирался на битву и Егор. Надел доспехи свои нехитрые, попробовал в руках оружие ратное. Была в них еще сила, была и сноровка.
Пелагея, жена его, горько плакала. Дело нешуточное, не на гулянку шел кормилец. Сложит голову, кто семью содержать будет?
Дочки одна другой краше, стояли молчком.
Посмотрел на них отец, и не понятно было, то ли тоска в его глазах промелькнула, то ли сожаление о том, что не молодцы добрые перед ним, а всего на всего обычные девки.
Поклонились они отцу, а потом не выдержали, обняли, и давай реветь в пять голосов.
Защемило сердце старого воина от жалости, но уже через минуту встал он, крякнул сердито, да пошел на стены городские.
И началась битва жестокая. Лезут поганые на крепость, орут на своем языке чужеземном, палят из пушек по защитникам.
День бились, второй, третий. Мужественно сражаются воины, не щадят себя, дают достойный отпор врагу, Но все меньше и меньше их остается, а поганые все яростней и яростней на стены лезут. Уж и раненые не уходят с битвы, женщины и старики на помощь вышли.
Почувствовали враги, что город вот, вот падет, совсем осатанели, кинулись на штурм решительный, флаги свои с собой тащат, на самой высокой башне повесить хотят. Еще миг и оказались бы они на крепостной стене, а там как знать?
Но в это время на самой высокой башне, на которой флаги поганые вывесить хотели, показалась фигура девушки в белом.
Встала, руки к солнцу протянула и застыла. Пули свистят, ядра ухают, а она стоит и не дрогнет.
Опешили враги, замялись на мгновение, уж больно непривычным было видение в этот ужасный миг.
Зато воспрянули духом защитники, с новой силой на врагов обрушились, скинули их со стен, отбили яростный штурм.
Обозлились захватчики, из всех пушек палить по башне стали. Дымом густым заволокло ее. Когда дым рассеялся, никого на башне уже не было, только белая лебедушка кружила над горящим городом.
На другой день опять на штурм ринулись враги, опять победа была рядом, но снова взошла на башне девушка в белом, вскинула руку к солнцу, снова дрогнули сердца нападающих, снова отбросили их защитники от стен города. Еще яростней палили пушки по башне. Грохот от них не умолкал до самого вечера. А когда пушки смолкли, и дым рассеялся, над башней, как и накануне, кружила белая лебедушка.
И на следующий день всё повторилось. Опять появление девушки привело в ужас врагов и придало сил защитникам.
Сидит Егор в кругу друзей, раны свои перевязывает. Много их на теле за эти дни появилось.
– А что не говорите, братцы, не выдержать нам было бы без этой девушки. При виде ее, откуда силы берутся?
– И то правда, – поддержал его старый воин, – но сдается мне не простая она, как по ней палят, а хоть бы что?
Многие согласились с ним.
– Где там простой такое выдержать, знать и впрямь нам сила святая помогает.
– Отобьем врагов, обязательно разыщу и поклонюсь ей, – пообещал Егор.
– О чем разговор, – поддержали остальные, – понятное дело.
В самый разгар битвы в четвертый раз вышла девушка в белом, а потом и в пятый.
И не выдержали враги, с бранью и проклятием отступили от города. Даже раненых своих брать не стали, поубивали и бросили в чистом поле.
А Егор с друзьями к башне пошел. К ним присоединились и другие защитники. Подходят, смотрят, а у стены сидит Пелагея и горько плачет. Постарела она за эти дни, а голова совсем белой сделалась. А в небе летают пять таких красивых, каких еще не видели люди, лебедей.
Вот спустились они низко-низко, бросили по перышку матери, прокричали жалобно напоследок, поднялись в небо, сделали прощальный круг над башней и улетели в сторону восхода солнца.
Поняли воины все, встали перед матерью на колени. Слёзы свои не скрывают.
Много лет прошло с тех пор, давно нет в живых участников этих событий, а вот пёрышки и поныне хранятся девушками города.
Их за это, я слышал, лебёдушками называют, да вы и сами слышали, уверяю вас, а если нет, очень жаль, но не грустите, приезжайте к нам в город, мы покажем и башню вам, и лебёдушек наших.
ДОЛЕЧИЛИСЬ
Лида хоть и была уже бабушкой, но годами-то не была ещё старой. Всё бы ничего, но стали донимать её болезни всякие. Поработает чуть побольше, гляди уже то там заныло, то тут закололо. Сколько пилюль приняла, уколов понаделала, вроде бы отпустит немножко, а потом опять скрутит. Жила она в деревне, а на селе как, болит, не болит, а дела делать надо. Хорошо, что муж работящий, не сможет она, он всё сделает, но и у него со здоровьем не всегда всё ладно, годы-то дают о себе знать.
В один прекрасный день ковырялась она у дома, где-то подмела мусор, курей покормила, обед приготовила. Хорошая погода с утра была, солнышко светит, теплынь стоит. Неожиданно подул ветер с Севера, налетели тучи, заморосил дождик. В чем была Лида одета, в том и выскочила на улицу, грядки закрывать ей надо было. Под дождём, естественно, промокла, а к ночи так спину прострелило, что ни лечь, ни встать бедняжке без резкой боли.
– Ну что ты опять привязалась, окаянная, – сердито сказала она про болезнь.
– Как что, ты сама меня разбудила, когда грядки накрывала.
– Господи, кто ещё тут?
– Одна из твоих болезней.
– С ума я сошла что ли?
– Зачем так, ты в прошлый раз загнала меня своими уколами и таблетками, как у вас людей говорят, в угол, а сегодня застудила спину, мне полегче стало, вот я и проснулась.
– А зачем проснулась, спала бы себе и дальше спокойно?
– Нам так нельзя, мы силушки набираемся, когда вам боль причиняем.
– А можно и по другому, давай я тебя покормлю, согрею, спи себе на здоровье.
– Так нельзя, неужели не понятно, мы силушку от твоей боли получаем, чем не сильней боль, тем мы крепче.
Лида немного подумала, потом решила с другой стороны подступиться к недугу.
– Давай мы сделаем так, ты перейдёшь, допустим, к кошке, а я выполню за это три твоих желания.
В хозяйстве было две кошки, одна была боевая, ни крыс, ни мышей в доме не было, а вторая не очень-то занималась кошачьим делом, больше погреться любила, да поесть повкуснее чего либо.
– Не пойдёт, – возразила болезнь, – у кошек своих болячек хватает, а мне и у тебя хорошо.
– Тогда я тебя уколами и таблетками уничтожу.
– Ой, напугала, да я уже давно привыкла к твоим уколам и таблеткам, так что ты от меня не избавишься.
– А я другие достану.
– Пойдёшь советоваться к подругам, они тебе насоветуют.
– Ты что же, думаешь, не делают новые таблетки, ой, как ещё делают, куплю завтра, и тогда уже держись.
– Глупые вы люди, сколько лет делаете эти таблетки, а толку что, мы болезни быстро к ним привыкаем, а со временем только выносливей становимся, многие болезни вам уже ничем не взять.
– Ты хочешь сказать, что вы всё сильней и сильней становитесь?
– А ты как думала, между нами идёт постоянная война, вы делаете новые таблетки, мы или привыкаем, или меняемся так, что вам с нами уже не совладать. А потом вы жадные, кто делает таблетки, не всегда думает, как вылечить, а как денег побольше заработать. Они нас не убивают, а подкармливают. Мои предшественники рассказывали, что и вода в те времена была чистой, продукты очень полезные, землю не заражали разным мусором. Нам сегодня легко с вами справляться. Наглотаетесь всякой ерунды, организм с ней бороться начинает, ему не до нас, а нам того и надо, раз и впились в ваше нутро.
Лида и сама знала, что в последнее время столько появилось болезней, о каких раньше и слышать не слышала, что жить стало страшновато. О том, что эти болезни могли появляться с новыми лекарствами, она как-то не задумывалась. Действительно, возьмём сад, какой твари там только не расплодилось, химикатов много, а толку совсем никакого нет. Договорились с соседом, перестали эти яды применять, стали пользоваться натуральными средствами, сад чище стал.
– Ты бы всё же полегче донимала, совсем ведь моченьки нет.
– Это с чего же я тебя жалеть должна?
– Давай договоримся, я поменьше буду таблеток принимать, уколов не буду делать, а ты не так сильно будешь болеть.
Болезнь ничего не ответила, она думала, лучше это для неё будет или хуже.
Лида тем временем нашла в шкафу шерстяной материнский платок, обмотала им больную спину.
– Послушай, мы так не договаривались, зачем обмотала себя этой тряпкой?
– А если мне холодно, не буду же я ходить голой? Мы договорились насчёт таблеток, а про одежду у нас договора не было, – ответила Лида.
Болезнь замолчала, а боль действительно стала немного поменьше.
На ночь Лида сделала себе ванну с хвоей и травами. Тело распарилось, боль в спине совсем притихла.
– Ты зачем устроила мне эту баню? – возмутилась болезнь, – я ей боль уменьшила, а она, видишь ли, новое лечение себе придумала.
– Послушай, ты запрещала мне мыться? Не запрещала. Я что, грязная должна ходить?
– А зачем разные травы и иголки в ванную напихала?
– Я же не предъявляю тебе претензий в том, что ты не там устроилась, не то делаешь, не то ешь или пьёшь, чего же ты постоянно придираешься?
Болезнь опять замолчала.
На следующее утро Лиде стало ещё легче. Ей сделали массаж, компресс, она вновь укутала спину шерстяным платком, надела шерстяные носки. К обеду она уже что-то могла делать по дому. После обеда она полтора часика отдохнула, встала уже без боли.
– Болезнь, а болезнь, ты никак спать улеглась?
– Я что, проклятая что ли, мне тоже иногда отдых нужен.
– Что тебе дать, чтобы ты лучше отдохнула?
– Постой на сквознячке немного, глядишь, и мне отдых в радость будет.
– Знаешь, нет времени у меня на сквозняках стоять, ты уже устраивайся как-нибудь сама поудобней.
Вспомнились Лиде бабушкины рецепты, которыми она пользовалась при недомоганиях, пошла в огород, листиков нарвала, травки, заварила себе травяной чай. Пьёт, на лоб испарина выступила, всё нутро прогревается.
– Что ты опять делаешь? – возмутилась болезнь.
Голос её был уже тихим и не таким грозным.
– Чайком балуюсь, хочешь, и тебя угощу?
– Угощу, угощу, от этого дурмана я уже пьяной стала, даже пошевелиться сил нет.