Крестьянские дети Некрасов Николай

© Влад Костромин, 2019

ISBN 978-5-4496-0892-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Крестьянские дети

Всякий грамотный человек может написать

одну грамотную книгу – книгу о своем детстве.

Н. Г. Гарин-Михайловский

Имена некоторых героев изменены. После прочтения сами поймете почему. Географические названия яда населенных пунктов также изменены, так как «такая же история вполне могла бы произойти и в любом другом районе». Все события, описанные в романе, происходили на самом деле, я ничего не выдумывал, только слегка, самую малость, откорректировал и «пригладил» для лучшего понимания сюжета. И немного сжал время, чтобы повествование не превращать в явный саспенс.

I

Рассказ о трагедии, постигшей мою семью.

Эта весьма и весьма поучительная история, местами печальная, местами трагичная, местами комичная, местами трагикомичная началась в 1995 году. В практически документальном повествовании мы попытаемся отделить зерна от плевел, людей труда от социальных паразитов. Развернем пестрое полотно семейной жизни двух детей, на фоне развала великой страны, попавших под власть злой и подлой мачехи, совершенно не ограниченную плавно нарастающим ранее скрытым безумием отца. Подлость, вероломство, коварство, злодеяния и сексуальные девиации вкупе с дефинициями будут нашими постоянными спутниками на этом нелегком пути.

Для начала надо вкратце коснуться обстоятельств появления крашеной в блондинку алчной бестии с увесистой задницей в нашей несчастной семье. Будь я буддистом, я даже бы подумал, что сие наказание было ниспослано на нас за грехи, совершенные в предыдущих воплощениях. Особым умом, в отличие от вставных зубов, она не блистала, но была хитрой как змея и такой же мстительной. После ухода матери1 мы жили себе спокойно втроем (я, наш папаша – Виктор Владимирович и мой младший брат – Пашка) и никого не трогали. Папенька, неистовый аудиофил и мракобес, продав тёлку2, купил музыкальный центр3 и по вечерам в компании бутылки водки, большой кружки вина, пачки сигарет «Прима» и попугая Кеши коротал перед телевизором «Тошиба» вечера.

Между тем, у него настойчиво зудело и свербело в паху от навязчивого желания, переходящего в манию, коитуса хоть с кем-нибудь. Учитывая попытки поддержать репутацию безутешного и заботливого отца двоих детей, предаться блуду в деревне и ближайших окрестностях не мог. В Клиновск для секс-вояжа ехать боялся, так как существовали достаточно тесные связи между заводом, на котором он предпочитал блудить, и нашей деревней, которая была подшефной. Порнографические журналы и газеты, которые прятал в спальне за оружейным сейфом, уже не могли удовлетворить либидо в полной мере. К тому же пронырливый Пашка, оправдывая еврейскую натуру, умудрился умыкнуть и выгодно сбыть сексуально озабоченным сверстникам больше половины нечестивой литературы.

Понукаемый бесом сладострастия и забыв заповедь Божию, отец нашел себе замену или, выражаясь современным языком, сублимацию. Звонил вечерами по деревенским номерам и если брала женщина или девушка, то измененным голосом говорил пошлости и делал им различные скабрезные предложения. Все это телефонное секс-хулиганство сопровождалось издаваемым им мерзким хихиканьем гиены, выросшей возле могильника токсических отходов.

– Учитесь, олухи, – поучал нас, положив трубку. – Главное, долго не разговаривать, чтобы не вычислили.

– Кто? Милиция? – пугался Пашка.

– Какая милиция? Муж! – громко ржал любящий отец. – Подрастешь, поймешь, недоросль!

– Муж тут при чем?

– Ну, ты и балбес, Павлик! Я в твоем возрасте уже думал, как бы кому вдуть, а ты еще элементарных вещей не понимаешь. Надо было не доверять ваше воспитание мамаше, но теперь уже поздно.

– И что делать? – достал свою книжечку брат, приготовившись записывать отцовскую мудрость.

– Что тут сделаешь? – вздохнул отец. – Как тут не крути, а обратно вас, дармоедов, не засунешь.

Не выдержав свалившегося на него вынужденного целибата и не довольствуясь больше телефонной подлостью, одел папенька свою лучшую шапку и рванул в город. Там начальник инструментального цеха и «в одном флаконе» кум Леонид Филиппович познакомил безудержно алчущего плотской любви богатого селянина Витю с бедной горожанкой Наташей, обремененной дочерью жительницей уездного города Смальцо, которая, наповал сраженная его роскошной шапкой, милостиво согласилась поехать в деревню и пожить у нас. Времена были голодные, так что ничего она не теряла, решившись на этот шаг, особенно с учетом того, что великодушный Филиппович, пекущийся о нелегкой судьбе блудливого кума, «закрывал» в цеху часы как будто она продолжала работать.

– Скоро привезу вам новую маму, – хвалился папенька. – Смотрите, не опозорьте батьку! Как говорится, перед лицом мировой общественности и продажной девки империализма.

– А старую маму никак нельзя? – робко поинтересовался Пашка.

– Нет! Умерла, так умерла! – отрезал отец.

Когда Наташа приехала первый раз, то слабовидящий Пашка издали из-за осветленных волос принял ее за двоюродную сестру – Лариску.

– Лариска приехала, – недоуменно сказал он, прибегая из отцовской спальни.

Оттуда брат в окно наблюдал за дорогой в отцовский бинокль, карауля прибытие «новой мамы». «Зоркий орел» Витя частенько пользовался биноклем, чтобы подсматривать за купающимися в озере девушками и женщинами, и чтобы временами озирать просторы подвластной территории.

– Лариска? Чего она будет зимой приезжать?

– Какая Лариска? Где ты там Лариску увидел, крот? – поинтересовался вошедший отец, метко швыряя пышную шапку на лосиные рога. Висели в прихожей, в простенке меж дверями в зал и мою комнату покрытые коричневым лаком рога и папаша любил на них вешать свои головные уборы. – И вообще, растыра, кто тебе бинокль дал? – продолжал допрос, красиво прохаживаясь по прихожей. – Что, кот из дома, мыши в пляс?

– Он там лежал… – начал мямлить застигнутый врасплох Пашка. – На трельяже… Я думал можно…

– Смотри мне, живо в спецшколу загремишь! – погрозил папенька узловатым пальцем. – Брать чужие вещи без спроса нехорошо! Не хватало еще, чтобы ты, хорек косорукий, последний бинокль грохнул. У тебя же мухи в руках целуются, а ну положь на стол! Так, дети, собрались, делайте, как я учил, – похлопал в ладоши. – Быстрее, падлы малолетние! Человек же ждет, мерзнет, пока вы тут как беременные пингвины – раскоряки на льду барахтаетесь. Не май месяц, между прочим, напомню, если календаря сроду в глаза не видели. Нет в вас никакого воспитания! Мамашина школа! Гнилая порода.

Папаша построил нас в прихожей. Мы встречали судьбу, держа испеченную мною ковригу ржаного хлеба с установленной на ней солонкой, оставшейся от матери. Коврига была водружена на пожелтевший от времени, вышитый красными гусями, рушник, тоже оставшийся из материнского приданного.

– Наташа, хватит мерзнуть, заходи, – скомандовал молодящийся жених, приоткрыв дверь на веранду. – А то все придатки себе отморозишь.

В дверь грациозно вошла, вползая в нашу судьбу, одетая в шубу молодая женщина, по правде говоря, осветленными волосами отдаленно похожая на Лариску.

– Мои дети: Влад и Павел. Как говорится, старшОй и младшОй. Дети, это ваша новая мама – тетя Наташа, – похабно подмигнул нам.

– Здравствуйте, тетя Наташа, – как было условлено, дуэтом затянули мы, – Очень рады вас видеть.

– Какие милые у тебя дети, Витя, – ласково улыбнулась хитроглазая городская змея. – Я тоже очень рада познакомиться. И я не настолько старая чтобы быть тетей. Можете называть меня просто Наташей. Какой у вас хлеб красивый. Сами испекли?

– Угу, – не стал отпираться я. – Сами.

– А вкусный какой, – щедро отломила наманикюренными ногтями кусок и, макнув в соль, отправила в сверкнувший золотыми зубами рот.

– По ма… – отец погрозил из-за спины гостьи кулаком, – по бабушкиному рецепту, – поправился я.

– Ну что мы стоим? В ногах правды нет. Давайте покушаем и заодно поближе познакомимся. Я вот тут вам гостинцев привезла.

– От лисички или от белочки? – подал голос Пашка.

– Какой лисички? – недоумевающая гостья повернулась к отцу.

– Не обращай внимания, Наташ. Мать, когда что-нибудь ему приносила, то говорила, что это лисичка передала.

– Или белочка, – исподлобья зыркнув на гостью, подтвердил Пашка.

– Да, не повезло детям с матерью, – вздохнув, вывалила на стол различные немудрые постряпушки, наготовленные ее мамой. – Видать у нее самой «белочка» была.

– Так от кого гостинцы? – не унимался Пашка, жадно рассматривая выставляемые на стол из сумки кульки и баночки.

– Это от моей мамы.

– Теперь у вас будет новая бабушка. Это надо отметить! – довольный папа Витя, гулко шлепая ступнями, пошел в зал и принес из бара бутылку водки и бутылку коньяка.

– Витя, не спеши с новой бабушкой. Вдруг я не понравлюсь детям, и никакой новой бабушки не будет.

– Ну что ты говоришь! Понравишься! – показал два больших пальца папаша. – Это я тебе гарантирую. МладшОй, приволоки вилки из кухни. Да выбери одинаковые, как полагается. СтаршОй, не будь жадиной, как говорится, телятиной! Тащи вино! Вино для дам первый напиток, – победно сказал отец, – лучше любого Бурдо.

– Бордо, – поправила Наташа.

– А, – отмахнулся, – какая разница? Что одно бурда французская, что другое.

– Ничего я не жадина, – достал из дивана бутылку, в которой когда-то плескалось дешевое молдавское вино, из машины, слетевшей с трассы возле нашей школы и быстро нами разграбленной.

– Вы еще и вино делаете? – умилилась Наташа. – Какие чудесные дети! Просто клад, а не дети!

– Один раз даже пломбир делали, пломбирщики хреновы, – отец налил себе водки, гостье вина, – но Валька их чуть не убила4, ха-ха-ха, – громко, словно спятивший от одиночества домовой, захохотал.

– Эскимо, – насупился Пашка, – оно на палочке было.

– Какие умницы! – Наташа подперла щеку рукой.

– Ты пей, Наташа. За нас!

Он выпил.

– На сидр немного похоже, – осторожно отпила Наташа.

– Да что сидр? Сидр это тьфу, скажу я тебе ты видела, какой у нас сад? – широко развел руки.

– Не успела еще, – кокетливо улыбнулась.

– Ладно, как в туалет пойдешь, так оценишь. Вокруг яблони в снегу. И это все наше, наше все.

– У вас туалет на улице? – насторожилась Наташа.

– Да, за сеновалом. Это вино как раз из яблок яблоньки, что возле туалета растет. Ничего, весной увидишь, как тут все цветет и пахнет, – сказал мечтательно. – Тут такой сад, что Чехов бы помер от зависти, если бы увидел. Впрочем, – наполнил свой стакан и налил гостье, – он и так помер, поэтому давай выпьем. За нас!

Чокнулись, папаша проглотил одним махом, гостья, покосившись на нас, тоже мужественно выпила.

– Я тоже помогаю! – решил похвалить себя Пашка, и по привычке хотел скользнуть под обеденный стол, но был остановлен грозным взглядом отца.

– Садись как нормальный человек. Нечего под столами ныкаться – не при маме чай живем! Ныне времена другие… консенсус, можно сказать.

– А что, при маме ребенок под столом сидел? – заинтересовалась городская.

– Да, прятался под столом и подслушивал, уродец малолетний, – ласково потрепал Пашку по всклокоченным волосам отец. – Боялся чужих людей, карандух очкастый.

– Наркоманы могут меня украсть, – подтвердил Пашка. – Ма… бабушка всегда предупреждала.

– Какой ужас!

Мы сели за стол и начали понемногу общаться. В ходе этого ознакомительного разговора Наташа ловко пыталась влезть к нам в души и все нахваливала, как мы отлично живем без матери.

– Какой у вас тут порядок! Какие вы чистые и ухоженные! Я думала, вы тут как махновцы живете, а вы вон как.

– Эт верно! – самодовольно подтвердил отец. – У нас завсегда порядок в доме. У нас национал-социал и железная дисциплина, как в прусской армии: чашка, плошка, домашняя кошка. Я тут как Си-Си Кепвелл у них.

– И тараканы подохли, – вновь подал голос Пашка, украдкой утаскивая с тарелки какое-то лакомство.

– У вас были тараканы? Какой ужас! – всплеснула руками, едва не ткнув вилкой Пашке в щеку, Наташа.

– При Вальке были, – поспешил внести уточнение папенька. – Я ей, сколько говорил – избавься от тараканов, но ей все не до хозяйства было.

– Не повезло детям с матерью, – вновь вздохнула она.

– Тетя Наташа у вас астма? – поинтересовался Пашка.

– С чего ты взял?

– Просто вы постоянно вздыхаете как-то тяжело. У тети Нины Свечкиной астма, так она так же вздыхает.

– Это сестра моя старшая. Она в городе живет. А дочка ее, Лариска, они с Владом одногодки, к нам на лето приезжает жить.

– Хорошая девочка?

– Славная белокурая егоза, – скривился в улыбке отец.

– И к нам будет ездить, чего ей в городе чахнуть. Я думаю, мы с нею подружимся. Вы кушайте дети, кушайте. Вкусно?

– Вкусно.

– Берите пирожки, пробуйте.

– С мясом? – пугливо спросил Пашка.

– С мясом у нас только пуговицы, ха-ха-ха.

– А-ха-ха! – басовито поддержал папаша. – Видите, какую я вам чудесную маму привез? – «цвел» отец, наливая себе рюмку за рюмкой.

– Угу, – ответил я.

Пашка пытался вытянуть какие-то съедобные рыбные ошметки из пластиковой майонезной баночки.

– Милый, это мы друг другу по сердцу легли, а с детьми не надо так сразу. Они еще не привыкли и стесняются. Паша, а вот что ты больше всего любишь кушать?

– Кто? Я? – застигнутый внезапным вопросом, брат оттолкнул баночку.

– Да, ты. Или тут есть другой Паша?

– Да нет вроде, – неуверенно оглянулся он.

– Хватит придуриваться! Отвечай на поставленный вопрос! – в полупьяном голосе отца прорезалась сталь. – И четко отвечай, как пионер на допросе!

– Я потрошки люблю, жаренные с луком, – застеснялся Пашка.

– А еще?

– Еще картошку, на гусином жиру жареную. И со шкварками тоже люблю. И колбасу люблю, когда она есть. Влад раз целую коробку колбасы выиграл на колбасне, и мы долго ее ели5.

– А ты, Влад? – вперила Наташа в меня холодные глаза, напоминающие фасеточные глаза насекомых.

– Макароны, – наблюдая, как Пашка опять пугливо начал выжимать содержимое баночки, ответил я.

– Макароны?

– Да. Еще хорошо яйцо в них.

– Яичница?

– Нет, просто в горячие макароны сырое яйцо вылить, посолить и перемешать – вкусно.

– Бедный ребенок. До чего же вас мать довела! А вот у меня, например, подруга есть. Так ее сам Газманов к себе на подтанцовку звал…

– Дочка у мамы просила кроссовки. Сходи-ка ты милая на подтанцовку, – мгновенно отреагировал отец.

– А кто такой Газманов? – спросил Пашка.

Повисла тишина.

– Скажите спасибо Наташе, что вы как дикари невоспитанные? – внес завершающий аккорд в знакомство папенька.

– Спасибо, тетя Наташа! Было очень вкусно.

– Скажите, как вам понравилась тетя Наташа, – продолжал командовать отец.

– Вы как эта самая, как Непердите! – восхищенно сказал Пашка.

– Чего?! – вылупилась Наташа.

– Ты что несешь, байстрюк? – грозно сдвинул брови отец.

– Ну, царица египетская, – испугавшись, начал объяснять Пашка.

– Нефертити, придурок! Это он слова путает.

– Ого, Паша сделал мне комплимент, – блеснули золотые зубы.

– А теперь свободны! – отпустил отец. – Идите, делами займитесь.

– Кстати, – остановил нас голос Наташи, – что это у вас такое? – ткнула пальцем в висевшие в дверном проеме моей комнаты самодельные шторы, сделанные матерью из конторских скрепок и ненужных открыток6.

– От бывшей осталось, – смущенно пояснил отец. – Я как-то недоглядел, а дети сами недотумкали снять.

– Эту пошлость надо убрать. Такие аляповатые самоделки признак безвкусицы. Не удивительно, что у вас тараканы жили. Только тараканам такое убожество и нравится.

– СтаршОй, сними хрень, – распорядился папаша. – Наташ, мне самому эти висюльки не нравились. Постоянно за них цепляешься, звенят, нельзя подкрасться…

– Витя, а к кому ты подкрадывался? – заинтересовалась она.

– Ну, я это, – засмущался, – сказал, как говорится, образно. Ни к кому я не подкрадывался конкретно.

Разговор, услышанный, пока я снимал «наследие» матери, навел на мысль, что ушлый папаша скрывает от городской пассии свои заскоки насчет «борьбы с мировым злом» и «утки по найму»7.

– Дорогие мои дундуки, дайте я вас сейчас расцелую, дорогие мои дундуки, мы еще, мы еще повоюем, – благодушно запел под конец подвыпивший отец, а я вышел из дома.

– Слышь, батя не хочет ей говорить про свое супергеройство, – выйдя во двор, просветил брата, сидящего на пеньке.

– Почему?

– Откуда я знаю? Может у них в городе не принято со злом бороться?

– А если спрашивать будет?

– Чего она тебя будет спрашивать? Больно ты ей нужен.

– Про потрошки же спросила, – засмущался брат.

– Соврешь что-нибудь, как умеешь.

– Ничего я не вру, – заявил обиженно.

– Врешь, ты же ворюга матерый. Такими темпами если будете горшки воровать, то тюрьма по вам плачет8.

– Ничего по нам не плачет, – насупился Пашка. – Мы горшками больше не занимаемся, у нас теперь другие масштабы.

– Угу, трактора…

– Это всего один раз было! И то не я придумал!

– Понятное дело9.

Через пару дней в гости приехал младший брат отца – Леник. Бабушка, прослышавшая о появлении в нашей осиротевшей семье женщины, прислала его посмотреть и оценить потенциальную невестку.

– Мой младший брат, Леник, – представил папаша прибывшего родственника. – Прошу, как говорится, любить и жаловать.

– Очень приятно, – ответила Наташа, жеманно подавая руку, – Наталья.

– Леник, – по-простецки пожал протянутую руку. – А вы к нам надолго?

– Как повезет, – захихикала, – может быть, что и на всю жизнь. Это от Вити и детей зависит.

– Ну, дай-то Бог, – пристально осматривал ее Леник, – дай-то Бог. Мать прислала посмотреть, что тут да как, – повернулся к отцу. – А то Филиппович сказал, что с какой-то женщиной ты сошелся.

– Что значит, сошелся? – вскинулся папаша. – Как говорится, нас свела судьба, рок, фатум!

– Ой, Витя, – продолжала хихикать Наташ, – Что ты несешь?

– Я несу людям порядок и справедливость! – привычно начал папаша, но потом вспомнил, что тут есть люди, не привыкшие к таким кунштюкам, и сменил тон. – Что думаю, как говорится, то у трезвого на языке. Может, отметим приезд? – обратился к Ленику. – Тебе с дороги погреться хорошо. Чай, не май месяц на дворе.

– Давай отметим, почему не отметить, – усаживаясь на табурет, согласился Леник.

Папаша, пританцовывая, приволок из бара бутылку бренди «Слянчев бряг».

– Влад, вина нам принеси. Наташ, сала покромсай, – отдавал распоряжения отец семейства. – Влад, луку почисти и чесноку тоже. Горчица, хрен, сметана? – повернулся к Ленику.

– Давай горчицы.

– Влад, достань из холодильника горчицу, сметану и хрен.

– Вить, а сам руку протянуть? – попенял Леник.

– Не барское это дело. СтаршОй подаст. За приезд, – разлил бренди по рюмкам, предупредительно поданным Наташей.

– Наталья, а вы с нами? – поинтересовался Леник.

– Если только пару капель, – продолжала жеманничать. – Я ведь так, обычно, не пью. Если только за компанию.

Она водрузилась на стул и достала откуда-то из-за спины третью рюмку. Папаша набулькал и туда. Выпили, зажевали салом. Папаша намазал кусок хлеба сметаной и хреном и аппетитно жевал, левой рукой стремительно хватая куски сала, макая их в горчицу и забрасывая в молотилку своей пасти. Время от времени рука хватала лук или чеснок и забрасывала туда-же. На это зрелище вполне можно было продавать билеты, но некому.

– А вы чем занимаетесь? – нарушил чавканье отца Леник.

– На автозаводе работаю. В планово-распределительном бюро. А тут узнала о беде Вити и решила помочь в его горе.

– За Наташу, – сориентировался папенька и наполнил рюмки.

Выпили, отец опять намазал ломоть хлеба и с тщательностью поломанного автомата закусил по второму кругу. Он жевал, мы смотрели на него.

– При Наташе младшОй хоть перестал под стол прятаться! – преподнес величайшее достижение отец.

– А где он, кстати? – поинтересовался гость.

– Влад, где Пашка? – уставился на меня отец.

– Не страж я брату своему, – процитировал я.

– Молодец, Писание читаешь, – похвалил Леник.

– Так где же обормот? – продолжал гнуть свое отец, цитаты не понявший.

– Тут я, – раздался приглушенный голос и из-под стола вынырнул Пашка.

– Ты что там делаешь? – вызверился отец. – Сказал же, чтобы больше под столом ноги твоей не было!

– Собаки залаяли, а потом кто-то в дверь позвонил, – разъяснил Пашка. – Я подумал, что это наркоманы…

– Тяжело пришлось детям с матерью, – лицемерно вздохнула Наташа.

– А вы ее знали? – невзначай поинтересовался Леник.

– Я? – почему-то посмотрела на рога. – Я нет.

– Вы же Витьку небось и до этого видели в цеху?

– Видела, – начала юлить Наташа, – но близко не знала.

– Странно как-то.

– Экий ты братец, моветонщик. А у нас же происшествие, – поспешил влезть папенька, – бюст Ленина украли в конторе.

– Кому он понадобился?

– А вот кому-то понадобился.

– Бронзовый? На металл унесли.

– Нет, гипсовый.

– Странно.

Все задумались над превратностями краж бюстов. В тишине папаша намазал третий бутерброд и вновь приступил к поглощению продуктов.

– Порой просто удивительно, какие гармоничные люди встречаются в природе, – нарушила тишину Наташа.

– Например? – первомайским кумачом расцвел отец.

– Вот я такая… – огладила себя по бокам.

– Хм… – едва не подавился папаша куском бутерброда.

Первые два месяца, пока проводила рекогносцировку, без официальной регистрации брака, коварная мачеха талантливо изображала любовь к будущему супругу и заботу о нас. Обещала нам ни в чем не отказывать. Расписала будущую совместную жизнь такими яркими красками, такие манящие перспективы перед нами обрисовала, что хоть стой, а хоть ложись и сразу помирай в благости неимоверной.

Под конец весны уехала назад в уездный город Смальцо, дав время подумать.

– Ну и как вам тетя Наташа? – хитро щурясь, как кушающий суп из селедочных голов дедушка Ленин на картинках в детских книжках, вопросил папенька. – Ну что, оппортунисты мелкие?..

– Мы не портунисты, – пробурчал Пашка.

– Батьке виднее, кто вы. Хотите, чтобы она с нами жила?

– Хочу! – радостно заявил Пашка, которого Наташа холила как кобелька элитной породы перед вязкой.