Руденко. Генеральный прокурор СССР Звягинцев Александр
Утром 19 августа 1991 года страна проснулась под музыку Чайковского из балета «Лебединое озеро». В промежутке между мелодиями зазвучали необычные сообщения, заставившие всех прильнуть к радиоприемникам. Объявлялось о создании Государственного комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП)…
После образования ГКЧП страна фактически раскололась. Одни поддерживали действия «гэкачепистов», называя их своевременными и правильными, другие, напротив, встретили их в штыки. Но если процессы в глубинке шли глухо, то Москва и Ленинград – клокотали.
Во время августовских событий Генеральный прокурор СССР Н. С. Трубин находился с официальным визитом на Кубе. Вот что он рассказал:
«19 августа на рассвете меня разбудили работники советского посольства и показали поступившие к ним документы ГКЧП, в том числе обращение к мировой общественности, из которых усматривалось, что в связи с болезнью Горбачева вся полнота власти в СССР переходит к группе лиц во главе с вице-президентом Янаевым… Для меня это стало потрясением, так как было непонятно, что случилось с Горбачевым за несколько дней моего отсутствия в Москве, что чрезвычайное произошло в стране.
Посла СССР в Республике Куба на месте не было, а замещавший его советник-посланник никакой дополнительной информацией не располагал. Оба мы сошлись на предположении, что речь идет о государственном перевороте, но полной уверенности в этом не было. Поэтому, когда после заключительного официального мероприятия нашей делегации (подписание договора о сотрудничестве с кубинской прокуратурой) меня атаковали журналисты с вопросом о том, что произошло в моей стране, я вынужден был сказать, что не могу дать однозначного ответа, т. к. не знаю, что фактически случилось с президентом и какие конкретные обстоятельства послужили основанием для введения режима чрезвычайного положения. В то же время разъяснил, что в СССР имеется Закон о чрезвычайном положении, в соответствии с которым чрезвычайное положение объявляться может при определенном стечении обстоятельств. Этого оказалось достаточно для того, чтобы кубинское агентство „Prensa Latina” на весь мир объявило, что Генеральный прокурор СССР Трубин признал законными действия ГКЧП».
Трубин возвратился в Москву поздно вечером 20 августа 1991 года. Здесь он ознакомился с обстановкой, с документами ГКЧП, а также с тем, что происходило в самой Прокуратуре Союза. На время командировки Трубина исполнял обязанности Генерального прокурора его первый заместитель Алексей
Дмитриевич Васильев. Когда было объявлено о создании ГКЧП, Васильев, после консультации с членами коллегии Прокуратуры Союза, направил на места шифровку, текст которой, как вспоминает Николай Семенович, «свидетельствовал о поддержке Прокуратурой Союза режима чрезвычайного положения».
Утром 21 августа Трубин выехал в Кремль, где встретился с председателем Комитета при Президенте СССР по координации деятельности правоохранительных органов Голиком. Получив от него более подробную информацию об обстоятельствах создания ГКЧП и введения чрезвычайного положения, Трубин, по его словам, пришел к выводу, что в стране фактически произошел государственный переворот. Тут же в кабинете Голика Трубин лично подготовил и подписал постановление о возбуждении уголовного дела по факту государственного переворота по признакам статьи 64 УК РСФСР (измена Родине). Текст постановления немедленно был передан в Телеграфное агентство СССР для опубликования.
В этот же день Трубину позвонил Ельцин, который в безапелляционной форме спросил, арестован ли первый заместитель Генерального прокурора Васильев, который поддержал ГКЧП. Николай Семенович ответил, что не видит оснований для такого шага. Тогда Ельцин поинтересовался, а можно ли арестовать прямых участников ГКЧП (некоторые из них вылетели для переговоров с Горбачевым в Крым и должны были вечером возвратиться в Москву). Трубин сказал, что лиц, не обладающих депутатской неприкосновенностью, арестовать можно, но самому ему в осуществлении этого акта не на кого опереться, так как руководители Комитета государственной безопасности и Министерства внутренних дел непосредственно участвовали в заговоре. Тогда Ельцин задал еще один вопрос: а вправе ли сделать это Прокуратура РСФСР, которая располагает такими возможностями. Трубин ответил, что правовых препятствий к этому нет.
По инициативе Ельцина была создана оперативная группа захвата во главе с Генеральным прокурором РСФСР Степанковым и министром внутренних дел РСФСР Баранниковым, которая с санкции Степанкова и арестовала вечером 21 августа 1991 года министра обороны СССР Д. Т. Язова и председателя КГБ СССР
В. А. Крючкова. С этого же времени Прокуратура РСФСР начала самостоятельное расследование по делу ГКЧП.
Трубин также создал следственную группу Прокуратуры СССР. Как только Горбачев вернулся в Москву, Трубин лично встретился с ним и получил информацию о возникновении и развитии заговора непосредственно от него.
Создалось парадоксальное положение, когда по одному и тому же факту были возбуждены два уголовных дела и расследование производилось одновременно и Прокуратурой Союза, и Прокуратурой РСФСР. Так долго продолжаться не могло. Следствие по делу должно было находиться в одних руках. И вскоре такое решение было принято. Трубин объединил в одно производство материалы следствия Прокуратуры СССР и Прокуратуры РСФСР и поручил расследование по делу в полном объеме Прокуратуре РСФСР, оставив за собой решение вопросов, входивших по закону в исключительную компетенцию Генерального прокурора СССР. Все это было оформлено соответствующим постановлением.
Вот что пишет об этом В. Г. Степанков в книге «Кремлевский заговор»:
«Мы в своем праве на главную роль не сомневались, но знали, что Трубин так просто нам ее не уступит. Его надо было убеждать и аргументы при этом использовать веские. А потому мы решили хорошенько подготовиться к разговору с ним, все обдумать заранее. В результате у нас сложилась достаточно стройная, на наш взгляд, система доказательств.
Было воскресенье, но Генеральный прокурор СССР, как мы и предполагали, оказался на месте. Ему тоже в эти горячие денечки забот хватало. Однако он был не против встречи с нами, поскольку понимал, что откладывать ее не имеет смысла. Мы сразу же приступили к сути и изложили ему свои аргументы…
Трубин наши доводы выслушал очень внимательно, и реакция его на них была реакцией человека разумного и трезвого. Он сказал, что сам прекрасно понимает уязвимость своих позиций в этой ситуации и что в целом он с нами согласен: у Прокуратуры России действительно больше моральных прав на ведение этого дела. Однако в процессе его расследования могут возникнуть такие вопросы, которые без содействия Генерального прокурора Союза решить будет невозможно, поэтому нужно так сформулировать „отречение”, чтобы в нужный момент оба прокурора могли действовать совместно. На том и порешили. К вечеру поторапливаемый нами Трубин подготовил постановление, подписал его, и с понедельника 26 августа противостояние двух прокуратур закончилось.
…Нужно отдать должное Трубину: никакой обиды на нас он не затаил, и дальнейшие наши отношения были отношениями коллег, заинтересованных в успехе общего дела. Подтверждением этого стала история с арестом Лукьянова. У нас были серьезные основания считать, что в заговоре он сыграл далеко не последнюю роль, однако занимаемый им высокий пост и тот факт, что официально он не входил в состав ГКЧП, продлили срок пребывания Анатолия Ивановича на свободе.
Вечером 27 августа мы встретились с Трубиным и договорились, что оставлять в подвешенном состоянии вопрос с Лукьяновым дальше нельзя, надо просить согласие на привлечение его к ответственности, и эта акция должна носить совместный характер, чтобы подчеркнуть единство мнений обеих прокуратур. Таким образом, 28 августа подписанное двумя генеральными прокурорами ходатайство было направлено в Верховный Совет».
После падения ГКЧП было еще неясным, каким будет обновленное государство: Союз республик или Союз суверенных государств, кто в них войдет, каковы будут союзные структуры? Ясно было только одно – прежнего Союза уже нет.
Положение самого Трубина оказалось сложным и неустойчивым. Средства массовой информации обвиняли тогда Прокуратуру Союза во всех мыслимых и немыслимых грехах. Например, в «Независимой газете» появилось сообщение о том, что якобы Прокуратурой СССР оформлялись документы на интернирование руководства РСФСР и других лиц. Руководству прокуратуры пришлось официально заявить, что «документ, подготовленный со ссылкой на Прокуратуру СССР, является грубой ложью и фальсификацией».
А вот что рассказывает о тех днях сам Трубин:
«Тем временем политическая обстановка вокруг Прокуратуры СССР и лично Генерального прокурора СССР продолжала нагнетаться… Любое мое публичное выступление с объяснением позиции Прокуратуры СССР по отношению к ГКЧП воспринималось неоднозначно, сопровождалось репликами недоверия. Содержание моих высказываний на Кубе проверялось по поручению Горбачева по дипломатическим каналам, истребовалась стенограмма.
Все это вынудило меня представить в установленном порядке к освобождению от занимаемых должностей Васильева А. Д. (за шифровку), Абрамова И. П. (за необеспечение надзора за соблюдением законности в КГБ СССР) и Катусева А. Ф. (за необеспечение надзора за состоянием законности в Вооруженных Силах СССР), а также сделать заявление о своей отставке, со ссылкой на то, что в условиях недоверия работать не могу. Однако, приняв решение об освобождении Васильева А. Д., Абрамова И. П. и Катусева А. Ф., Верховный Совет СССР оставил без реагирования заявление о моей отставке. К этому времени Горбачев ознакомился со стенограммой моих высказываний на Кубе, ничего крамольного в них не нашел (я видел и читал эту стенограмму, показывал Голик Ю. В.). Ну а дальше все покатилось к закату».
Понимая, что поражение ГКЧП может вызвать волну репрессий, так называемую «охоту на ведьм», Трубин счел нужным направить специальное обращение ко всем работникам органов прокуратуры страны. В нем он писал:
«Сегодня, когда на смену эмоциям и страстям приходит осознание всей глубины событий трех дней, потрясших страну, перед органами прокуратуры встает огромная ответственность – полно, объективно, без поверхностных суждений и суетливости дать правовую оценку действий тех, кто участвовал в подготовке и проведении государственного переворота, своими деяниями способствовал этому. Важно, чтобы каждый прокурор, каждый следователь, занятый проверкой или расследованием таких фактов и обстоятельств, постоянно помнил, что он служит Закону и только Закону. Здесь нет и не может быть места амбициям, нездоровым эмоциям и политическим пристрастиям. Должны решительно пресекаться произвол и самоуправство, нарушение прав человека.
Речь идет о судьбах людей, об их чести и достоинстве, правах и свободах. Ни малейшей тени не должно быть брошено на людей честных и ничем себя не запятнавших.
Виновность или невиновность человека не зависит от его убеждений, принадлежности к той или иной партии, движению, вероисповеданию. Лишь конкретные деяния могут быть поставлены ему в вину.
Нельзя допустить, чтобы вернулись времена повального доносительства, всеобщей подозрительности, анонимных обвинений, навешивания ярлыков.
Не призываю к снисходительности – да воздастся каждому по заслугам его, но я хочу, чтобы ни один человек не оказался без вины виноватым».
По указанию Трубина был прекращен целый ряд уголовных дел, которые тогда будоражили все общество, прежде всего уголовное дело в отношении следователей Гдляна и Иванова (30 августа 1991 года). Тогда же было прекращено по реабилитирующим основаниям и дело на А. И. Солженицына.
Созванный срочно в начале сентября 1991 года внеочередной V Съезд народных депутатов СССР квалифицировал действия ГКЧП как «государственный переворот». В лихорадочных поисках путей к преодолению кризиса съезд объявил некий «переходный период для формирования новой системы государственных отношений».
Приняв ряд решений, съезд самораспустился.
Сразу же после завершения работы (и вообще деятельности) Съезда народных депутатов Государственный совет СССР принял постановления о признании независимости Советских Прибалтийских республик – Литвы, Латвии и Эстонии. В постановлениях отмечалось, что это делается с учетом «конкретной исторической и политической обстановки, предшествовавшей вхождению» названных республик в СССР. Таким образом Госсовет намекал на то, что вхождение это не было добровольным.
Будучи несогласным с этим решением и считая, что Комитет конституционного надзора СССР бездействует, 1 ноября 1991 года старший помощник Генерального прокурора СССР В. И. Илюхин подал рапорт Генеральному прокурору с требованием вмешаться в ситуацию. А еще через 3 дня – 4 ноября 1991 года – он совершил поступок, на который ни до, ни после него не решался не только прокурор такого же уровня, но и ни один Генеральный прокурор, ни в СССР, ни в России… Он, не поставив в известность Генерального прокурора, возбудил уголовное дело в отношении Президента СССР М. С. Горбачева по статье 64 УК РСФСР, карающей за измену Родине, и о чем тут же сообщил газете «Правда», которая на следующий день известила об этом своих читателей.
Вот что пишет в этой связи Илюхин:
«Я знал, какой „гнев“, какой карающий меч может обрушиться после этого. Поэтому и решил все сделать сам, не подставляя под удар других. Какие правовые основания были у меня? Я исходил из того, что при решении прибалтийского вопроса действительно были допущены беспрецедентные нарушения законности…
Я никогда не оспаривал и не оспариваю право наций, народов на самоопределение. Только они могут решать, где и с кем им жить. Но я был и остаюсь приверженцем правового, цивилизованного решения этих вопросов, с учетом интересов всех сторон».
Далее события развивались стремительно. Постановление о возбуждении уголовного дела, вынесенное Илюхиным, было отменено, а Илюхин лишился своего поста.
Вскоре после этого, в декабре 1991 года, было подписано Беловежское соглашение между Президентом РСФСР и руководителями Украины и Белоруссии, оформившее окончательный развал СССР. Генеральный прокурор СССР Н. С. Трубин автоматически потерял свою должность. В приказе было записано, что он освобождается от занимаемой должности «в связи с постановлением Совета Республик Верховного Совета СССР от 26 декабря 1991 г. о прекращении деятельности Союза ССР».
Вскоре после увольнения Николай Семенович Трубин устроился в кооперативно-государственное объединение по строительству «Росагропромстрой» на должность начальника управления правовой работы.
Когда Правительство Российской Федерации утвердило Положение о порядке назначения и выплаты пенсий прокурорам, следователям, научным и педагогическим работникам органов и учреждений прокуратуры и их семьям, бывший Генеральный прокурор Союза ССР Трубин получил пенсионное удостоверение за первым номером. В 2004 году Николай Семенович возглавил совет региональной общественной организации ветеранов Генеральной прокуратуры Российской Федерации.
Так сложилась судьба последнего Генерального прокурора России. Роман Андреевич Руденко вряд ли мог и помыслить о таком…
Глава XIV
В ранге «патриарха»
7 октября 1977 года на внеочередной седьмой сессии Верховного Совета СССР девятого созыва была принята новая Конституция СССР. Глава 21 в ней посвящалась прокуратуре. Высший надзор прокуратуры за исполнением законов, провозглашенный еще Конституцией 1936 года, наполнился новым содержанием. Срок полномочий Генерального прокурора СССР ограничивался пятью годами (раньше составлял семь лет). Конституция устанавливала, что организация и порядок деятельности органов прокуратуры определяются Законом о Прокуратуре СССР.
Сразу же после утверждения Конституции СССР началась усиленная работа над проектом Закона о Прокуратуре СССР. Ее возглавлял, естественно, Руденко.
30 ноября 1979 года Верховный Совет СССР принял ряд важнейших законов: о народном контроле в СССР, о Верховном суде СССР, о Прокуратуре СССР, о государственном арбитраже в СССР и об адвокатуре в СССР.
6 декабря 1979 года Руденко издал приказ № 52, которым предписал всем подчиненным прокурорам и следователям «строго и неуклонно исполнять Закон СССР о Прокуратуре СССР, совершенствовать работу по осуществлению высшего надзора за точным и единообразным исполнением законов, борьбе с преступностью и другими правонарушениями, их предупреждению. Улучшать координацию действий правоохранительных органов, развивать и укреплять связи с трудовыми коллективами и общественностью», а руководителям прокуратур – «постоянно укреплять служебную дисциплину, повышать ответственность к себе и подчиненным; персональную ответственность каждого работника за порученное дело».
5 февраля 1980 года состоялось первое координационное совещание, в работе которого участвовали все руководители правоохранительных органов – Генеральный прокурор СССР
Руденко, Председатель Верховного суда СССР Смирнов, министр юстиции СССР Теребилов, министр внутренних дел СССР Щелоков. На нем присутствовал и заместитель заведующего отделом административных органов ЦК КПСС Гладышев. Председательствовал на совещании Руденко. Был заслушан доклад заместителя Генерального прокурора СССР Найденова по вопросу о мерах усиления охраны общественного порядка в городах и населенных пунктах. Совещание выработало ряд рекомендаций для подчиненных органов.
Здесь будет нелишним вспомнить, что когда Руденко возглавил органы Прокуратуры Советского Союза, высшее юридическое образование имели всего лишь 30 процентов прокуроров и следователей… Менее чем через 20 лет их стало уже 70 процентов, а в 1981 году – почти 99 процентов. Две трети районных и городских прокуроров, основного звена прокурорской системы, имели стаж работы свыше десяти лет, то есть были опытными руководителями. Но немало было из этой когорты прокуроров и тех, кто занимал должности три, а то и четыре конституционных срока подряд. Более 600 прокуроров и следователей при Руденко стали заслуженными юристами.
Стараниями Романа Андреевича Руденко, в соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР, в 1970 году были созданы Высшие курсы (впоследствии преобразованы в институт) повышения квалификации руководящих кадров Прокуратуры СССР (в настоящее время Генеральной прокуратуры Российской Федерации). Только за первое десятилетие его существования в институте прошли переподготовку несколько тысяч работников прокуратуры (в их числе и автор настоящей книги), а также группы прокуроров из зарубежных стран.
Несколько лет назад мне удалось уговорить, уже не раз цитируемого мной, многолетнего помощника Руденко по особым поручениям Валентина Григорьевича Демина поделиться своими воспоминаниями о Романе Андреевиче. Вот они.
«Роман Андреевич Руденко высоко оценивал значение и роль прокуратуры как необходимого государству механизма. Систему прокуратуры он считал одним из устоев правопорядка, а ее централизацию, ее „высший надзор” – важнейшим средством поддержания государственного порядка и государственной дисциплины. Мысли о необходимости единой законности, о вреде местничества и о прокуроре как представителе центральной власти в вопросах законности – он всегда повторял, отстаивал и развивал. Их непреходящая ценность, если говорить прямо, нисколько не утрачена сейчас, если их не просто повторять, а думать об их творческом развитии.
Особенно это относится к российской хронической беде – местничеству. Активность в противоборстве с ним Руденко всегда считал самым отчетливым критерием уровня надзора.
Направления для практического надзора, естественно, определялись партийными установками. Руденко внимательно следил, чтобы партийные формулировки задач были в максимальной степени перенесены без малейших изъятий из решений съездов, пленумов ЦК и выступлений генеральных секретарей в приказы и указания Прокуратуры СССР. Указания партии для него были непререкаемы.
Когда же речь шла о чисто юридических аспектах любых проблем, Роман Андреевич всегда демонстрировал феноменально глубокое знание и понимание теоретических вопросов, принципов права. Это позволяло ему так проникать в суть любого практического дела, предвидеть перспективы, тонко оценивать доказательства, давать верные советы, что у меня, например, эти его качества вызывали всемерное восхищение. Для всех прокуроров Руденко, безусловно, являлся общепризнанным лидером и авторитетом. Слава Нюрнбергского процесса незримо, но явственно стояла за его плечами.
С чисто профессиональных позиций он очень ценил искусство поддержания государственного обвинения в суде, умение убедительно преподнести результаты следствия, обосновать перед судом прокурорскую позицию.
В 1967 году, буквально через три недели после того, как меня перевели из Владимира на работу в центральный аппарат Прокуратуры СССР, мне пришлось на пленуме Верховного суда СССР возражать против протеста Председателя Верховного суда СССР А. Ф. Горкина по одному из дел об умышленном убийстве. Когда при голосовании позицию прокуратуры поддержали почти все (за протест было всего два голоса), Р. А. Руденко подозвал меня к себе, поблагодарил и кое-что уточнил. Так я впервые столкнулся с ним лично.
Вскоре мне снова повезло. Как раз в это время Прокуратура СССР передавала в Верховный суд России совершенно необычное уголовное дело об убийстве, совершенном в Ленинграде. Так получилось, что обвинительные приговоры по этому делу дважды отменялись из-за недостаточности доказательств, хотя обвиняемые в ходе следствия признавали свою вину в убийстве (старая проблема – самооговор или признание?). Следователь, который вначале вел это дело, подписал обвинительное заключение, сразу же был помещен в психиатрическую больницу и оказался психически больным, невменяемым, с манией преследования.
В конце концов Прокурор РСФСР внес протест: признать осужденных невиновными и дело против них прекратить. Президиум Верховного суда России удовлетворил протест, но… вернул дело на дополнительное расследование в Прокуратуру СССР. Следователи на тех же самых доказательствах сделали вывод: а убийцы все же – обвиняемые!
Перед направлением дела в суд его, как я узнал позднее, изучали несколько опытных прокуроров, но все они посчитали, что поддерживать обвинение невозможно.
Через руководство отдела, в котором я работал, мне было передано поручение Руденко – изучить это дело.
Я пришел к выводу, что участие обвиняемых в убийстве доказано и, хотя дело непростое, в этом можно убедить суд. Поддержать обвинение, естественно, было поручено мне.
Когда Верховный суд России вынес обвинительный приговор и я вернулся из Ленинграда в Москву, как только я вошел в здание прокуратуры, меня пригласили к Генеральному прокурору – ему все надо было узнать из первых рук.
В последующие годы я еще несколько раз поддерживал государственное обвинение по серьезным делам Прокуратуры СССР об убийствах и взятках (например, о взятках, полученных в Верховном суде СССР, Председателем Верховного суда Дагестана, Председателем Верховного суда Узбекистана, Председателем Совета Министров Узбекистана – 1976 г.). Ни по одному из этих дел Руденко не давал мне никаких указаний и рекомендаций, и я принимал такие решения, которые сам считал необходимыми. Но он каждый раз внимательно выслушивал меня, когда дело уже было завершено.
Однажды произошел любопытный казус. Верховный суд СССР в Ташкенте рассматривал дело о взятках председателя правительства республики Р. Курбанова. Курбанов был близок к А. Н. Косыгину, его даже знал де Голль… Получение взяток он отрицал, и были серьезные сомнен ия, что приговор будет обвинительным. Когда все же такой приговор был оглашен и все вышли из зала, я собрал свои записи и пошел к выходу. Вдруг осужденный Курбанов, мимо которого я проходил, протянул мне руку и поблагодарил за „объективность и справедливость". Я, как говорится, машинально тоже протянул ему руку, и тут же до меня дошла вся нелепость подобной ситуации! Слава богу, что, кроме конвойных, в это время в зале уже никого не было!
Но первое, что сказал мне при встрече Роман Андреевич, были слова:
„Здравствуйте, товарищ Демин! Вам там, в Ташкенте, подсудимые ручки жмут?" Но, кажется, он был этим даже доволен, ибо жмут-то за справедливое обвинение!
Вообще, Руденко был очень закрытый человек и никогда ни с кем не „раскрывал душу".
Правда, с удовольствием он всегда вспоминал о Нюрнбергском процессе, отлично помнил все его нюансы. Зато я никогда не слышал, чтобы он хотя бы упомянул о деле Берии или „ленинградском деле"…
Конечно, возможности прокуратуры в конфликтах с партийными органами были весьма ограниченными. По одному из нашумевших тогда уголовных дел об убийстве в Харькове студентки заместитель Генерального прокурора СССР Жогин постановил освободить из-под стражи трех обвиняемых – Хвата, Бобрыжного и Залесского. В ЦК Украины, однако, считали их преступниками. Освободить обвиняемых из-под стражи удалось лишь через полгода.
По другому делу, в Киргизии, повинуясь партийному руководству республики, прокуратура и МВД республики не выполнили указание Прокуратуры СССР об освобождении из-под стражи Н. Прибывший во Фрунзе старший помощник Генерального прокурора Алексей Владимирович Бутурлин вызвал Н. якобы на допрос из следственного изолятора в здание прокуратуры, освободил ее из-под стражи и обеспечил ее немедленный выезд за пределы республики.
Когда по этому делу были впоследствии затребованы объяснения первого заместителя прокурора Киргизии, он недвусмысленно написал: «Если меня снимет прокуратура – я работу себе найду. Если не выполню указаний Е[К компартии республики – мне в ней делать нечего».
И все же не всегда безоговорочно принимал Руденко и решения партийных верхов. Например, когда решался вопрос о передаче дел несовершеннолетних из прокуратуры в следственные аппараты МВД, Роман Андреевич резко выступил против, подчеркивая опасность применения к подросткам „полицейских" мер, убеждал, что это отрицательно скажется на законности предварительного следствия. К сожалению, влияние министра внутренних дел Щелокова оказалось сильнее…
Выступая за сильный действенный прокурорский надзор как за один из основных устоев правопорядка, Руденко не раз подчеркивал недопустимость огульного безграничного вмешательства прокуратуры во все и вся, не раз говорил о том, что дилетантское вмешательство лишь принижает авторитет надзора и вредит, а не способствует делу.
Скептически он относился и к возложению на прокуратуру „функции" координации правоохранительных органов, считал, что она ничего не даст и не согласуется с основными принципами осуществления надзора. Однако когда решение было принято, дежурные фразы о координации он, конечно, произносил.
…В 1978 году, когда разрабатывался Закон о прокуратуре, Роман Андреевич поручил мне дать принципиальное видение этой проблемы, подчеркнув, что оно должно быть созвучно времени и явиться крупным шагом в развитии надзора. Докладывая ему свои размышления на эту тему, я считал, что основная беда законности – в слабости механизмов права в исполнительной власти. Именно там их нужно усилить, а надзор должен быть в системе этой власти, подчеркивать силу правовых начал в ее деятельности. Исполнительная власть должна и координировать все проблемы правопорядка. „Независимость" от исполнительной власти ничего не дает, так как есть единое для всех партийное руководство.
Выслушав, не перебивая, мое весьма продолжительное „выступление", Роман Андреевич ничего не одобрил и не порицал. Он коротко сказал: „Товарищ Демин (он всегда так меня называл), лучше я поручу эту работу другому сотруднику".
К моим взглядам мы больше в разговорах с ним ни разу не возвращались, даже когда я „готовил материалы" для его статьи в журнале „Коммунист"…
Роман Андреевич не раз просил меня почитать веселые вещи наших классиков. Я читал ему Лермонтова и Баркова… Как он хохотал!
И еще одно – чисто личное: моя жена, Лидия Николаевна, вспоминает, что накануне Нового года всегда раздавался телефонный звонок и Роман Андреевич поздравлял ее с праздником».
После Нюрнбергского триумфа Руденко по праву стал считаться советским деятелем мирового масштаба. Он представлял страну на различных конгрессах еще в сталинскую эпоху, когда выезды за рубеж наших юристов были весьма ограничены. Особенно тесные контакты органов Прокуратуры Советского Союза с зарубежными коллегами стали развиваться после XX съезда КПСС. В 1946 году по инициативе французских юристов – участников движения Сопротивления во время Второй мировой войны была создана международная неправительственная организация – Международная ассоциация юристов-демократов (МАЮД). У ее истоков стоял и Руденко.
Вопросы справедливого наказания нацистских преступников, на которые не распространялись сроки давности, всегда были в сфере внимания Руденко. Он посвятил им немало ярких выступлений в различных аудиториях. В марте 1969 года он был одним из организаторов и генеральным докладчиком на Московской международной конференции по преследованию нацистских преступников. Помимо министров юстиции, генеральных прокуроров и ученых европейских социалистических стран на этом представительном форуме выступили видные общественные деятели Австрии, Англии, Бельгии, Греции, Дании, Италии, Нидерландов, Норвегии, ФРГ, Франции и Швеции.
Конечно, международные связи советской прокуратуры, возглавляемой Руденко, все же были гораздо прочнее с прокуратурами так называемого социалистического лагеря и с прокуратурами развивающихся стран, нежели с партнерами из западных стран и США, с которыми мы все еще находились в состоянии «холодной войны». Однако и с ними контакты все-таки были.
Начиная с 1957 года Советский Союз подписал целый ряд соглашений с социалистическими странами об оказании правовой помощи по уголовным, гражданским и семейным делам. В соответствии с ними Прокуратура СССР стала постоянно поддерживать связи с соответствующими прокуратурами по самому широкому кругу вопросов. Формы и методы общения прокуроров конечно же видоизменялись. Если посмотреть на них современным взглядом, то не всегда они выдерживают критику. Но что было, то, как говорится, было. Прокуратура по-прежнему зачастую становилась заложницей политического решения, принятого высшим руководством страны.
Имре Надь
Венгерский премьер-министр Имре Надь, свергнутый в 1956 году, вначале находился в расположении советских войск, а потом был тайно переправлен в Румынию, где находился под домашним арестом недалеко от Бухареста.
В апреле 1957 года он был официально арестован и переправлен в Будапешт. В Венгрии в то время укрепилась власть Яноша Кадара. Следствие по делу Надя велось на родине, но материалы регулярно поступали в Москву для консультации. Обвинительное заключение готовилось совместно венгерскими и советскими юристами.
В служебной записке, адресованной в ЦК КПСС, Андропов и Руденко тогда писали, что «проект обвинительного заключения приемлем, но нуждается в доработке и прежде всего в той части, где освещаются связь предательской группы Надя с империалистами и роль последних в подготовке и проведении контрреволюционного мятежа».
Как видим, эта записка вполне выдержана в лексике того времени. Судебный процесс по делу Имре Надя, закрытый для широкой публики, состоялся в Будапеште. Он был приговорен к расстрелу и незамедлительно казнен.
Но чаша добрых и полезных дел на государевых и исторических весах, на которых стоит взвешивать дела Генерального прокурора СССР Романа Андреевича Руденко, тоже весит немало. Не будем забывать об этом.
Ментен
В США, Канаде, Аргентине, Чили, некоторых странах Европы нашли надежное прибежище сотни и тысячи фашистских душегубов.
Показательно дело гражданина Голландии Питера Ментена, совершившего преступления на территории Львовской области. Он состоял на службе в СС и непосредственно руководил расстрелом сотен советских людей в селах Подгородцы и Урич. Кроме того, он занимался грабежом ценностей на оккупированных территориях Польши и Украины. В Кракове он получил в свое распоряжение все антикварные магазины. Большие художественные ценности, в том числе картины известных мастеров, он захватил и во Львове. Награбленное он переправлял в Голландию, в свое родовое имение, где поселился после войны.
Высокие покровители в течение нескольких лет не давали привлечь Ментена к уголовной ответственности. Когда процесс все же состоялся, то он был осужден лишь как пособник немцев, а не военный преступник. Наказание было мягким – три года тюрьмы, причем через несколько месяцев Ментена избавили и от него.
Органы советской прокуратуры начали сбор дополнительных доказательств. Во Львовскую область были приглашены голландские юристы во главе с прокурором Амстердама Хабермелом. В селе Подгородцы была произведена эксгумация тел рабочих нефтепромыслов, расстрелянных под руководством Ментена в конце августа 1941 года. Были собраны и предъявлены голландцам убедительные документы по этой и другим казням с участием обвиняемого – показания свидетелей, акты экспертиз, протоколы осмотра.
На новый процесс в Голландию приехали свидетели – очевидцы преступлений Ментена. Однако и припертый к стенке неопровержимыми доказательствами, фашистский палач вел себя в Амстердамском окружном суде вызывающе, что стало предметом запроса в голландском парламенте. Ментен заявил, что все собранное – «выдумка советской юстиции», выставил около 80 лжесвидетелей, бывших эсэсовцев, проживающих в Германии и других странах, выступил с угрозами в адрес высокопоставленных лиц Голландии.
Кстати, обещаний расправы вокруг дела Ментена было немало. Неизвестные лица угрожали многим свидетелям, давшим показания против обвиняемого, и даже прокурору Хабермелу.
Ментен стоял на том, что он не был в 1941 году в селах Подгородцы и Урич и не виновен в казни советских людей. Однако обвинитель – прокурор Хабермел представил суду такую его запись: «Я в качестве зондерфюрера СС прибыл во Львов вместе со штабом группенфюрера Шенгарта для того, чтобы оказать помощь в решении еврейского вопроса, а также для борьбы с движением сопротивления».
Этот красноречивый документ был найден в подвалах бывшего голландского консульства в Кракове, где часто бывал обвиняемый.
Несмотря на все ухищрения, Ментену не удалось переубедить судей. Он был приговорен к 15 годам тюремного заключения.
Однако до торжества справедливости было еще далеко. По кассационной жалобе Ментена Верховный суд Голландии отменил приговор и направил дело на новое рассмотрение в окружной суд Гааги. В связи с этим газета «Известия» 31 мая 1978 года высказала самое вероятное предположение: «…Верно, и на этот раз кое кто пытается взять под защиту нацистского преступника и смягчить вынесенный ему приговор».
Гаагский окружной суд «смягчил» дело до полного оправдания Ментена. Основание изумило юристов и общественность. Якобы покойный министр юстиции Голландии Донкер в пятидесятых годах обещал Ментену не привлекать его к уголовной ответственности!
Не только в Голландии и СССР, но и во многих других странах поднялась волна возмущения действиями гаагских судей. Общественная группа «Справедливость и гласность в деле Ментена» организовала в Гааге манифестацию, в которой участвовали все организации сопротивления и жертв войны. Р. А. Руденко, бывший в то время Генеральным прокурором СССР, в интервью Агентству печати «Новости» заявил: «…Решение об освобождении военного преступника Ментена есть грубейшее попрание основ международного права и международной безопасности».
Крестьяне сел, в которых в годы войны орудовал Ментен, направили правительству Голландии письмо, в котором требовали отмены оправдательного приговора и примерного наказания эсэсовца.
Помню, как во время командировки во Львовскую область прокурор области Борис Тихонович Антоненко рассказывал мне, что возмущенные жители области вышли на митинги с требованиями наказать преступника. В выступлениях приняли участие студенты и преподаватели Львовского университета, рабочие многих предприятий, лесорубы, колхозники, юристы.
Под давлением общественного мнения голландская прокуратура опротестовала оправдательный приговор, и Верховный суд страны отменил его. При этом Ментен находился на свободе и проживал на своей вилле.
После очередной проволочки дело принял еще один окружной суд – Роттердамский.
В сентябре 1979 года роттердамские судьи нашли свой предлог для приостановления дела – дескать, Ментен страдает старческим склерозом. Соответствующее определение суда было также опротестовано, и летом 1980 года дело начали рассматривать в четвертый раз!
Вновь суд захлестнули потоки наглой лжи.
Ментен и его защитник дошли до утверждений, что фашисты не чинили никаких расправ над советскими людьми. По ходатайству обвиняемого в суд были вызваны бывшие гитлеровцы, которые расхваливали порядки немецких оккупационных властей и договорились до того, что население «дружественно» к ним относилось и не было никаких партизан!
Наконец, 9 июля 1980 года Роттердамский окружной суд вынес Ментену обвинительный приговор и приговорил его к лишению свободы сроком на 10 лет, а также денежному штрафу в 100 тысяч гульденов.
Через шесть месяцев, в начале 1981 года, приговор был утвержден. После победного мая 1945 года пролетело целых тридцать пять лет!
В 70-х годах Руденко бесспорно выдвигался в число самых известных советских юристов. Он неоднократно принимал участие в конгрессах и заседаниях Совета Международной ассоциации юристов-демократов и, как уже отмечалось, был избран в ее руководящий состав.
Широкое сотрудничество с прокуратурами соцлагеря развивалось довольно успешно. Лично Роман Андреевич побывал практически во всех дружественных, как тогда говорили, странах: Венгрии, Болгарии, Германии, Монголии, Польше, Чехословакии, причем не один раз. Он был удостоен многих наград социалистических стран, являлся почетным доктором юридических наук Берлинского университета имени Гумбольдта (ГДР) и Карлова (Пражского) университета в Чехословакии.
Частыми гостями Прокуратуры СССР были и генеральные прокуроры из-за рубежа. В здании на Пушкинской побывали генеральный прокурор Чехословакии Ян Бартушка, генеральный прокурор Польши К. Коштирко, генеральный прокурор ГДР И. Штрайтон, генеральный прокурор Вьетнама Чан Хыу Зык и многие другие.
Наладились прочные контакты с прокуратурами развивающихся стран (так называли страны Азии и Африки, Латинской Америки), в частности, Прокуратуру СССР посетили руководители прокуратур Народной Демократической Республики Йемен, Республики Гвинея-Бисау, Республики Афганистан. Большой интерес к советской прокурорской системе стали проявлять и такие страны, как Бразилия, Индия, Мексика, Финляндия, Швеция.
В 1978 году в течение двух недель в Советском Союзе по приглашению Прокуратуры СССР гостила делегация окружных прокуроров 10 штатов США. Они были приняты Генеральным прокурором СССР Р. А. Руденко, имели обстоятельные беседы в министерствах юстиции и внутренних дел Союза, в Верховном суде СССР. Гости посетили также Всесоюзный институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, им дали возможность ознакомиться с работой Ленинградского городского суда, Ташкентского института судебных экспертиз, прокуратур Узбекской ССР, Самаркандской и Одесской областей, Ленинграда. Окружные прокуроры не только много интересного узнали о работе правоохранительных органов страны, но и осмотрели исторические, культурные и архитектурные памятники наших городов.
В беседе с корреспондентом ТАСС окружной прокурор из города Сан-Франциско Д. Фрейтас сказал: «Мы надеемся, что непосредственные и прямые контакты между советскими и американскими коллегами, установленные во время посещения СССР нашей первой официальной делегацией, внесут вклад в разработку гарантий прочного мира и дружбы между народами двух стран, в разрешение тех проблем, которые нас разделяют… Мы рады начавшемуся продуктивному диалогу между нами и надеемся, что во время ответного визита советских прокуроров в будущем году мы сумеем придать организованный характер нашим дальнейшим контактам».
Ответный визит советской делегации в США состоялся в 1979 году. Прокурорские работники имели многочисленные встречи со своими коллегами и юристами в Нью-Йорке, Чикаго, Денвере, Сан-Франциско и других городах.
Роман Андреевич Руденко был награжден Золотой звездой Героя Социалистического Труда, шестью орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, орденом Трудового Красного Знамени, многими медалями, являлся депутатом Верховного Совета СССР нескольких созывов, на четырех партийных съездах избирался в Центральный комитет КПСС.
Конечно, много и еще очень много можно рассказать о профессиональной деятельности Руденко и о его окружении. Ведь сколько интересных людей было рядом, какие горы сложнейших дел они перевернули. Но формат настоящего издания, к сожалению, этого не позволяет сделать.
Он любил свою работу. И мечтал, как говорил мне Федор Кириллович Глух, окончить свою земную юдоль, находясь в строю, на государственной службе.
О том, что Руденко уже пережил 3 инфаркта, никто в прокуратуре не знал. Первые два он заработал еще при Хрущеве, третий случился на даче в конце семидесятых. Тогда его спасли. «Скорая» примчалась из Кунцева за 20 минут. Как видим, не только большие звезды заработал за свою жизнь патриарх советской прокуратуры…
В январе 1981 года, сразу же после Нового года Роман Андреевич лег на очередное штатное медицинское обследование. Ничто не предвещало беды. Его посещали жена, дети. Чувствовал он себя нормально. Однако вскоре, перед выпиской, где-то на десятый день, на квартире Руденко раздался телефонный звонок. Звонили с «Мичуринки». Сообщили, что Роману Андреевичу плохо, что он теряет сознание. Это был четвертый инфаркт.
Периодически Руденко приходил в сознание. Узнавал окружающих. Последний раз, когда он пришел в себя, а было это 21 января, ему сообщили, что он избран делегатом очередного съезда КПСС. Спросили о его желаниях. Он улыбнулся и, как всегда спокойно, сказал: «Спасибо. Все нормально. Не беспокойтесь». Вскоре ему опять стало плохо – он потерял сознание и больше в него не приходил.
23 января 1981 года Руденко скончался. Шел ему 74-й год. Похоронили патриарха советской прокуратуры со всеми почестями на Новодевичьем кладбище.
11 февраля 1981 года Совет министров СССР принял постановление «Об увековечении памяти Р. А. Руденко и обеспечении членов его семьи». Совет министров СССР присвоил имя Р. А. Руденко Свердловскому юридическому институту и утвердил две стипендии его имени в размере 75 рублей в месяц для лучших студентов этого института (по тем временам это была довольно большая для них сумма).
В мае 1982 года, накануне празднования 60-летия советской прокуратуры, на доме № 15а по улице Пушкинской в Москве (ныне Большая Дмитровка), где долгие годы работал Роман Андреевич Руденко, в его память была установлена мемориальная доска.
Супруга Романа Андреевича ласково называла мужа Рима. В феврале 1942 года, когда по просьбе Руденко решался вопрос о направлении его на фронт и разлука была уже неизбежна, он, чтобы успокоить свою Марийку (а он так среди близких ему людей любяще называл Марию Федоровну) и дочерей на обороте подаренной фотографии написал:
«Фото от 12 октября 1941 г.
г. Москва
Как здесь, на снимке, тесно прижавшись друг к другу, сплотилась семья, так и в жизни сплочены мы воедино и навечно. Пройдет время. Закончится война. Залечим раны, нанесенные нам кровавым зверем – фашизмом. Снова забурлится жизнь в советских городах. Зацветут колхозные села. И собравшись семьей, мы будем вспоминать дни Отечественной войны, октябрь 1941 г., когда нависла угроза над сердцем столицы – Москвой, когда маленькая Лора, надев противогаз, с серьезным видом говорила: „Я сегодня дежурная", а в убежище с гневом ребенка сказала: „Проклятый фашист не дает деткам спать". Все это будет воспоминанием. А сейчас задача напрячь все силы для выполнения единой цели – разгромить и уничтожить врага! Мужественно перенесем все трудности, временную разлуку и любовь нашу и спаянность еще больше укрепим.
Любимым моим и родным – Марийке, Галочке и Лорочке от Римы и папы.
г. Москва 19/II1942 г.»
И они все перенесли. А разлука, которая продлилась почти до конца войны, только еще больше испытала и укрепила их отношения, сплотила семью. Ведь не зря говорят, что разлука для любви – все равно что ветер для костра. Маленький костер он легко загасит, большой же раздует еще сильней.
Их костер горел почти 50 лет!
Через 17 лет Мария Федоровна вновь встретилась с Романом Андреевичем – она умерла в 1998 году и похоронена рядом с ее дорогим Римой.
Человек, закон, время
Вместо заключения
Деятельность Романа Андреевича Руденко на посту главного «стража законности» страны, как уже отмечалось, продолжалась 27 лет. Ни один советский прокурор не занимал столь долго этот пост. Руденко сумел пережить самые страшные и суровые времена. В оценке его работы мы сегодня можем быть уже спокойными и беспристрастными. Он был героем своего времени. А время ему досталось тяжелое. Но времена не выбирают. В них, как сказал поэт, живут и умирают… Во всяком случае, в отличие от его земляка и предшественника Ивана Григорьевича Щегловитова, судьба отнеслась к нему куда благосклоннее. Хотя уже нет государства, интересы которого столь долго и убежденно защищал Роман Андреевич Руденко. Его по праву называли «патриархом советской прокуратуры». Он был ее сыном и создателем одновременно. Его пример служения своей стране не потерял ценность и в наши дни. Правда, сегодня мы оцениваем историю этой страны, а значит, и деятельность Руденко уже с иных позиций…
За несколько лет до рождения Руденко, когда вихри надвигающейся первой русской революции уже пугали и будоражили российское общество и государство, Василий Осипович Ключевский записал в своем дневнике:
«Право – исторический показатель, а не исторический фактор. Термометр, а не температура. Действующее законодательство содержит в себе minimum правды, возможной в известное время.
Порядочные люди нуждаются в законе только для защиты от непорядочных. Но закон не преображает последних в первых.
Закон – рычаг, которым движется тяжеловесный, неуклюжий и шумный паровоз общественной жизни, называемой правительством. Рычаг, но не пар».
Итак, право – не движущая сила общества. Оно не преображает людей, а лишь сдерживает их. Закон – сильный рычаг. Но возможности его ограничены историческим временем.
Роман Андреевич Руденко, пожалуй, действовал именно в духе этих констатаций великого русского историка. Он не заблуждался относительно своих возможностей. Всегда честно исполнял идущие сверху установки, потому что ясно представлял, чем грозит и чем закончится неисполнение. Ведь он очень много повидал и испытал на своем веку.
И еще. Он верил, что в конечном счете общее движение и развитие государственности, которой он служил, верное.
На месте Романа Андреевича Руденко в то «известное время» вполне могли оказаться другие люди. И никто не скажет, смог ли бы кто из них в «известных обстоятельствах» сделать меньше дурного и больше хорошего.
Приложения
Приложение 1
Всё о Р. А. Руденко
Свидетельство о браке, выданное Р. Руденко и М. Ткалич[1]
Автобиография Р. А. Руденко
Справка, выданная Р. А. Руденко, об утверждении его прокурором Донецкой области
Заключение об освобождении Р. А. Руденко от должности прокурора Сталинской области
Фотография и паспорт П. А. Александрова
Свидетельство, выданное Р. А. Руденко, об окончании Московской юридической школы
Рапорт Р. А. Руденко с просьбой призвать его в Военную прокуратуру и направить во фронтовую полосу
Сведения о родителях Р. А. Руденко, присланные прокурором города Нежина
Личный листок по учету кадров
Приказ Прокурора СССР о присвоении Р. А. Руденко классного чина – Государственный советник юстиции 2-го класса
Постановление о мероприятиях, связанных с Международным военным трибуналом
Телеграммы с заседаний Международного военного трибунала
Документы с Нюрнбергского процесса
Соболезнование от британской делегации по поводу гибели генерала Н. Д. Зори (оригинал и перевод)
Сообщение из американской газеты «Старс энд страйпс» от 25 мая 1946 года о гибели помощника Главного обвинителя генерала Н. Д. Зори
Соболезнование в связи со смертью Н. Д. Зори югославской делегации
Справка об окончании Р. А. Руденко четырех курсов юридического факультета Киевского государственного университета
Указ о награждении Р. А. Руденко орденом Трудового Красного Знамени
Выписка из приказа об освобождении Р. А. Руденко от должности начальника отдела по надзору за милицией Прокуратуры СССР
Выписка из приказа об освобождении Р. А. Руденко от должности заместителя прокурора по общим вопросам
Протокол допроса Льва Романовича Шейнина от 9 июля 1953 года
Протокол допроса Богдана Захаровича Кобулова
Протокол допроса Льва Емельяновича Влодзимирского
Приказ об упразднении Особого совещания при Министерстве внутренних дел СССР
Обращение к Генеральному прокурору о пересмотре дела и досрочном освобождении писателя Д. Л. Андреева из тюрьмы
Просьба о рассмотрении дела о партийной реабилитации Н. В. Крыленко
Обращение А. Н. Шелепина и Р. А. Руденко в ЦК КПСС об освобождении В. И. Сталина от дальнейшего отбывания наказания
Объяснительная записка Г. Н. Сафонова
Донесение КГБ о кончине В. И. Джугашвили (Сталина)
Приговор А. Д. Синявскому и Ю. М. Даниэлю
Протест заместителя Генерального прокурора СССР В. И. Андреева по делу А. Синявского и Ю. Даниэля
Репортаж в газете «Правда» о похищении полотна Ж. де Латура «У ростовщика» из Львовской картинной галерии
Ходатайство прокурора Львовской области в Генеральную прокуратуру СССР о возможности приобретения сотрудником прокуратуры автомобиля
Благодарность Министерства культуры Украины прокуратуре Львовской области за установление подлинности похищенного полотна
Благодарность следователю прокуратуры города Владимира В. Н. Тишаеву
Сборник стихов В. Сосюры с его автографом, подаренный Н. А. Руденко
Сведения о числе осужденных в 1947–1960 годах
Данные о числе зарегистрированных преступлений с 1961 по 1991 год
Приложение 2
…и его коллегах и соратниках
Характеристика на А. Я. Вышинского
Листок по учету кадров А. Я. Вышинского
Проект секретного разъяснения органам суда и прокуратуры постановления «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних»
Предварительные итоги амнистии от 11 августа 1935 года
Объяснительная записка А. Я. Вышинского по поводу причины смерти Г. И. Хазова
Письмо прокуроров в ЦК ВКП(б)
Читать бесплатно другие книги:
