Media Sapiens. Повесть о третьем сроке Минаев Сергей

– Алло, – устало говорю я.

– Антон, привет, это Костя Угольников.

– Здорова, Костян! Как ты?

– Я… не очень… Антон, у меня проблема.

– Да ладно? Чего случилось?

– Фридман на нас наехал.

– Как это? На тебя, что ли? Ты ему на вечеринке на ногу наступил?

– Антон, хорош идиотничать. «Альфа» подала в суд на «Коммерсант». Иск на один миллион долларов за «подрыв деловой репутации». И все из-за той моей статьи.

– Да ты что, – я деланно удивляюсь, – как же это так получилось?

– Я у тебя хотел узнать. Ты же говорил мне про правительственный заказ, финансовые схемы, про то, что «мы не сами работаем», помнишь?

– Я? Я тебе это говорил? Ты, Костя, что-то путаешь, наверное. Я в финансовых рынках не бум-бум, как же я мог тебе про какие-то схемы рассказывать?

– Антон, я ничего не путаю. Мы с тобой сидели в «Гудмане», и ты мне предложил написать статью про банковский кризис…

– А-а… Вспомнил! – кричу я в трубку. – Точно!

– Наконец-то, – приободряется на том конце трубки Угольников, – ты не хочешь подъехать к нам в «Коммерс», посоветоваться насчёт ситуации?

– Я? Да легко. Только что я вам насоветую, Костян? Я же пьяный был в «Гудмане» в хламину, не помню ни черта. Мог тебе наплести и про правительственный заказ. Я по пьяни такое исполняю, спроси у Сашки Епифанова.

– То есть как… не понял? Ты же… всё же… совпало, на следующий день, – лопочет Костя, – там же, в самом деле, были толпы народа… у банкоматов, как ты и говорил. Я написал статью ещё…

– Какие толпы, Костян? У каких банкоматов? Про что я говорил? Какая статья? Я вообще не врубаюсь. Ты чего-то мне такое прикольное рассказываешь, я только вспомнить не могу. Слушай, Костян, давай на неделе звони, бухнем, ты мне расскажешь подробнее, а то я тороплюсь.

– Я понял все, – отвечает Угольников, – я всё понял.

– Чего понял-то?

– Ты же все подстроил, да? Я думал, ты хотя бы с друзьями в эти игры не играешь. Думал, что у друзей есть какие-то шансы не быть использованными. Ну и сука ты, Дрозд.

– Вообще-то мы не оставляем друг другу ни единого шанса. Я думал, ты в курсе, – усмехаюсь я, – не зови меня дроздом, ты же знаешь, я не люблю. Давай, увидимся. – Я отключаюсь.

– Из «Коммерса»? – интересуется Вадим.

– Ага. На них «Альфа» наехала. Обвиняет их в том, что они инициировали недоверие у вкладчиков.

– Сколько иск?

– Мулик грин хочет.

– УУУУУФ – присвистывает Вадим, – крутовато.

– А не хуй было про «Альфу» глупости писать. Какой же дурак кусает монстров? Тем более в такой форме? – отворачиваюсь я. – Кстати, не свисти в машине, денег не будет.

– Извини. А ты-то тут при чём?

– Да хотят, чтобы я разрулил их проблему с «Альфой», – я отвернулся к окну.

– А ты?

– А чего я? Буду я ещё по ерунде Фридману звонить, – соврал я и сделал недовольное лицо, – это их тёрки между собой, вот пусть и решают сами.

Вадим уважительно посмотрел на меня. Минут пятнадцать мы ехали молча, и я упивался ситуацией.

– Кстати про деньги. Мы кейс-то взяли? – интересуется Вадим.

– В багажнике.

– Хорошо. Мне сегодня нужно будет за «скорые» бабки отдавать.

– Ну и отдашь. Эх, сейчас бы бросить все и в отпуск, на законно заработанные…

– …нетрудовые доходы, – смеётся Вадим.

– Почему это нетрудовые? Очень даже трудовые, – я показываю на свой лоб, – вот свидетельство! Все в морщинах. Отдых нужен мозгам.

– Вот так отдых… – Вадим показывает мне пальцем в окно. Я поворачиваю голову и вижу рекламный щит, на котором написано красным:

МОРДОВИЯ.

СКАЗОЧНЫЙ КРАЙ!

Долгосрочные семейные туристические поездки.

Федеральная Налоговая Служба напоминает:

Срок подачи Налоговой декларации истёк 1 Апреля

– Фиговая у нас социальная реклама, – констатирую я, – злая очень.

– Это точно. Я бы на месте ФНС… – Но договорить он не успевает, потому что мы приезжаем.

Сашка встречает нас на улице. Лицо его выражает крайнюю степень неловкости и обеспокоенности приключившимся. Мы здороваемся и проходим внутрь.

– Где? – Я смотрю на Сашку исподлобья.

– На кухне сидит, – вздыхает Сашка, – с двумя охранниками.

Мы заходим на кухню. Перед нами стоит здоровый шкаф лет двадцати пяти, одетый в зелёную куртку «бомбер», джинсы и белые кроссовки. Что-то не вяжущееся одно с другим было в облике этого парня. С одной стороны – явная физическая мощь телосложения, с другой стороны – совершенно глупое лицо, с оттопыренными ушами и веснушками. Даже эти кроссовки. Вроде одет как типичный «скин», а на ногах вместо «мартенсов» белый «Рибок». То ли вокзальный гопник, «обувший» «скина», то ли неудачливый «скин», потерявший по пьяни ботинки. Мудак какой-то, одним словом.

– А где второй? – обратился я к Сашке.

– Не можем пока найти, в бега подался, – Сашка отвёл глаза.

– Да Леха свалил, как увидел, что эту телку по «ящику» показали, – ответил парень.

– Ну, тогда ты рассказывай, как всё дело было, – начал я. – Тебя как звать-то?

– Косом.

– Кем? – морщится Вадим

– Ну… Косом. Космосом. Помните, в «Бригаде» такой был, его ещё актёр Дюжев играл.

– А тебя, значит, из-за роста так же решили назвать или сам придумал? – интересуюсь я.

– Ну, ваще-то меня Колей звать, – осклабился парень, – а «Космос», это так, типа свои пацаны зовут.

– Короче, рассказывай, любитель гангстерских боевиков.

– Ну, короче! Это, командир…

– Я тебе не командир. Все командиры в ментовке. Не попадал ещё по-серьёзному?

– Ваще-то нет, так только, по хулиганке.

– Попадёшь ещё. Я тебе гарантирую. Дальше излагай, только не пизди, я тебя прошу. Хуже будет.

– А я чо? Я все, как было, расскажу! Ну, мы пошли с Лехой к подъезду, как нам велели. Дождались эту тётку. А потом… хуйня получилась, одним словом.

– Как же это такая хуйня-то вышла, Коля? Как же это так получилось-то? – Я начал ходить кругами вокруг Коли, словно вокруг телеграфного столба. Коля испуганно вертел головой, следуя моей траектории. – Вам что сказали сделать, а? Побить слегка. А вы что сделали, бараны?

– Да, в натуре, мы не виноваты. Она, короче, зашла в подъезд. Леха ей хуякс в репу, но не сильно. Она вроде брык на бок, а там стена подъезда ей упасть не дала, и она на жопу ровно осела. Мы че-то затупили децл. Леха мне говорит: «Пробей ей коленом в голову», а я думаю, что типа нам же сказали, что не сильно бить. Я Лехе говорю, давай лучше в репу ей ещё насуём, говорили же, что в репу можно. Он говорит, давай с ноги в торец, потом карманы пробъем, может, у неё лаве есть?

– И вы при ней все это обсуждали? – Я закрыл лицо руками и застонал: – Бараны, блядь.

– Не, ну а чо? Я, наоборот, как лучше хотел, Леха здоровый кабан, сука, убил бы её на хуй, нам бы хуже было.

– А зачем карманы-то «пробивать»? – спросил Вадим, смотря на парня уставшим взглядом. – Вам же заплатили, чего ещё надо?

– Не, ну тут такой расклад. На те бабки, что нам дали, мы хотели «девятку» брать у одного черта в Люберцах, чуть битую. А это так… на пивчанский там. Вам же все равно?

– Какая «девятка», какие Люберцы? Идиоты… – Я затягиваюсь и выпускаю струю дыма в потолок. – Дальше чего было?

– Пока мы пиздели, она очухалась, встала и как-то резко, сука, блядь, дала Лехе сумкой в репу. Такой звук ещё был гулкий, как будто машине в бочину засадили. У ней там банки были или бутылки были в сумке, хуй её знает. Так, сука, ровно попала, что Леха скопытился, как шпала. А она ловко так засеменила по лестнице и второй раз мне уже сумкой хрясь. Я рукой загородился. Обернулся на Леху, он лежит и на голове ссадина. Леху жалко, ещё и рука у меня заболела. А эта сука уже скребётся в хату к себе. Дверь пытается открыть. Ну, меня тут чо-то взяло! Не, а че она кореша моего положила? У меня планка ёбс, на хуй, – парень хлопает себя по лбу и проводит рукой вдоль лица, показывая, как именно у него «упала планка», – я за ней, короче, погнался, смотрю, она уже в хату почти вошла. Я заревел, достал этот топорик типа и заебашил ей. Хотел в спину засадить, а она упала вперёд, попал ей в жопу. А то убил бы, на хуй. Не, ну а че она кореша-то моего? И, главное, рука ещё моя болит. Я смотрю, у ней кровь пошла, и думаю, что угандошил её. Я дал заднего, Леху подмышки и волочь на воздух, а наверху уже кипеж…

– Послушай, а ты зачем на дело с ледорубом пошёл, ты думал, Троцкого валить будешь? – интересуюсь я.

– Чо? Какого Троцкина? С каким ледорубом?

– В руке у тебя что было, осел – не выдерживая, кричит Сашка, – чем ты ей в задницу попал?

– А… Так это брательника моего мамка просила купить в магазине молоток – мясо отбивать. Брательник мой женится, типа ей готовить на тридцать рыл, ну она меня и попросила. Я по дороге, перед тем, как к этой телке идти, зашёл в магаз и купил там этот молоток.

– Это какая-то достоевщина, не иначе. Скажи, Коля, а почему ты топор в магазине не купил? Им-то мясо рубить и отбивать самый ништяк, – спрашиваю я, не зная, плакать мне или смеяться.

– Да ладно, чо вы гоните, – парень снова осклабился, – топором мясо кто же отбивает? Да и тяжёлый он, сука.

– Логично, – констатирую я, – ну, а сам Леха где?

– Да я хуй ево знаю. Есть маза, что он к бабке своей в Тверь лыжи навострил.

– Адрес бабки есть?

– Надо у Светахи спросить, Лехиной телки.

– Ясно. Значит, так, Саша, пусть твои охранники сейчас берут этого Колю-Коса, едут к этой… к Светахе, узнают у неё адрес Лехи в Твери. Обоих пацанов посадить на квартиру и две недели не выпускать из неё. Они мне нужны.

– А чо вы с нами делать будете? – вылупился на меня Коля.

– Есть у меня для вас дело одно. Вы же обосрались с тёткой, так?

– Ну, по ходу…

– Вот. Через две недели мне у метро нужно будет пару айзеров напугать. Палатку им поджечь. Вот и отработаете. Вопросы есть?

– Ну, типа нет. А… это за палатку-то нам айзерскую наглушняк жечь придётся?

– А у тебя, Колян, есть какие-то этнические предрассудки? В смысле, любишь айзеров?

– Да ну на хуй. Я в смысле за палатку-то нам, конечно, не заплатят?

– Ну, вообще-то это вы нам ещё должны. Ну, может быть, чего-нибудь подкину. Я подумаю ещё. Зависит от того, как быстро Леху твоего найдём. Саша, зови охрану, пусть его уведут. У меня времени нет.

Двое охранников уводят Коляна, он оборачивается и говорит:

– Вы особо-то не серчайте. Мы исправим. Говорю же, хуйня вышла. Мы не виноваты.

– Иди, Коля, иди, – говорю я.

– Слушай, а что за палатка, я не понял? – спрашивает у меня Сашка, когда парня уводят.

– Да есть у меня тема одна для этих двух идиотов. Не отпускать же их? Менты прихватят, и понесётся раскрутка.

– Ты это серьёзно? – Саша проводит ребром ладони по горлу. – Я правильно понимаю?

– А у нас есть другие варианты, партнёр? – спрашивает у него молчавший до этого момента Вадим.

– Ну… как бы… – переминается с ноги на ногу Сашка.

– Вот и я говорю. Поехали, Вадим.

Мы втроём выходим на улицу и видим, как двое охранников заталкивают Колю-Коса на заднее сиденье BMW.

– Я с ними поеду, – извиняющимся тоном говорит Сашка, – а то как бы не накосячили.

– Давай, давай, – я киваю головой, – а ты, Вадик?

– Антон, я в офис поеду. Дела ещё есть. Ты со мной?

– Нет. Ты знаешь, что… Чего-то тошно так, выпить хочется.

– Если очень хочется, значит, можно, – говорит избитую фразу Вадик. – А здесь есть чего поблизости?

– Саш, у тебя тут кафе есть какое рядом?

– Рядом, – Сашка морщит лоб, – надо подумать. А! Если выехать на Садовое и потом повернуть направо, как на Мясницкую ехать, то там будет такой приятный вьетнамский ресторан «Шанти». Там отдельные ниши есть в чайной зоне, разговаривать удобно. Не отвлекает никто.

– Поехали? – спрашиваю я Вадика.

В «Шанти» оказалось действительно приятно. Сняв обувь, мы сели за низкий столик, с умным видом пролистали меню, затем наугад тыкнули пальцами в неведомые «нем-раны», «нем-коны» и «сет из тайских закусок».

– У меня такое состояние, будто я кино смотрю или сон, – начал Вадим, – все события хуячат, как скоростной экспресс. Голова кругом идёт. А в какой-то момент встаёшь, головой трясёшь, и будто бы приснилось все.

– Приснилось… Мне, кстати, такие сны стали сниться, реально можно двинуться башкой, – я пристально смотрю на Вадима, – ты только не подумай, я ещё с головой дружу. Просто сны очень реальные. А главное, после них мысли конкретные приходят. Как и чего делать.

– А чего за сны-то? – Вадим делает глоток воды и, почему-то отворачивается.

– А сны такие… вчера, к примеру, полночи разговаривал с Парфёновым за духовность и идеологию. То есть чувак просто выглядел, как Парфёнов, а на самом деле, кто это был… не знаю. – Я закашлялся и вспомнил про выкуренный вчера косяк. Упоминать про него я не стал. – В общем, такие телеги мне задвигал, что я сразу понял, чего нам не хватает.

– И чего же?

– Знаешь, у нас всё хорошо. И режиссура, и декорации, даже набор актёров. Как в провинциальном театре. Только вот играют они без души.

– Ха! Конечно, без души, они же не настоящие актёры.

– Нет, Вадик, дело не в этом. Играют они без души, потому что за бабки…

– А как ещё-то? За пряники, что ли?

– За идею, старик. Самая проникновенная игра может быть только за идею.

– Так идея-то у нас есть. Мы – та часть общества, которой не всё равно. Оппозиция и всё такое.

– Ты сам-то в это веришь? Вот, к примеру, подбери под это своё определение идеи визуальный ряд?

– Ну… – Вадим чешет затылок, – митинги, люди на площади, ну…

– …лагеря, Визбор, да? Новодворская. Бездуховно это все, врубаешься? А должна быть духовность, знаешь… звенящая такая. Чтобы резала барабанные перепонки. Такая духовность, как в фильме «Ленин в Октябре», понимаешь?

– Не понял я ничего, Антон. Насколько я помню, это кино чисто идеологическое, – Вадим кривится, – с хуя ли духовность у тебя идеологией стала? Это вообще-то разные вещи.

– В России, брат, это одно и то же. Просто когда лохам идеологию переименовывают в духовность, им становится легче её употреблять. Вприкуску с пустым чаем. Поэтому люди разбирающиеся и говорят – «особенная русская духовность». А остальные, кто не в теме, блеют про «имперскую идеологию», хотя это одно и тоже. И у этой имперской идеи настолько сильный брендинг, что люди готовы найти её даже в чашке чая, если перед этим ещё сказать, что «этот чай несёт в себе малую толику Родины».

– Ерунда какая. Антон, я считаю, что сколько не маскируй идеологию под духовностью, нормальный человек всегда отличит.

– Ты думаешь? Ок. Вот ты, какой виски пьёшь?

– Я? Chivas?

– Почему?

– Ну, как почему? Потому что хороший, наверное… – неуверенно предположил Вадим.

– Да? То есть в природе существуют и плохие виски, так?

– Так.

– То есть ты можешь отличить хороший виски от плохого?

– Конечно. Ну, во всяком случае, Chivas всегда отличу от другого.

– Уверен?

– Антон… – криво ухмыляется Вадик, – я тебя умоляю.

– Великолепно.

Я подзываю официанта, долго шепчу ему на ухо, он улыбается и уходит.

– Вот сейчас и проверим тебя, знаток виски.

– Проверим.

Минут через десять официант приносит поднос с тремя стаканами виски и тремя початыми бутылками: Chivas, Johnny Walker Black и Dewars.

– Дружище, вот тебе три стакана, – киваю я на под нос, – который из них с Chivas?

Вадик поочерёдно берет стаканы, нюхает, затем отпивает из каждого по глотку. Долго смакует, цокает языком, затем снова нюхает. Делает паузу. После паузы он уверенно берет крайний слева стакан и говорит:

– В этом Chivas.

Официант, улыбаясь, смотрит на меня, кивая головой, будто бы в знак согласия.

– Ну? – смеётся Вадим. – Угадал? Я же уже алкаш-то со стажем. В чём, в чём, а в виски-то разбираюсь. Правильно? – победоносно смотрит он на официанта. – Угадал, да?

– Ни хуя ты не угадал, Вадик. Здесь вообще Chivas нет. Везде один Dewars.

– Да ладно? – Вадим машет рукой. – Скажите, что в стаканах?

– Dewars двенадцать лет, спешл резерв, – подтверждает официант.

– Спасибо, – я киваю.

Официант уходит.

– Антон, это чистая подстава, – возмущается Вадим.

– Не-а, – я отрицательно мотаю головой, – это просто доказательство того, что в виски ты не разбираешься. И пьёшь ты обычно не Chivas, а «удивительный, индивидуальный характер виски класса люкс». Ты представляешь, какая у Chivas сильная идеология бренда, что даже тебя заставила «узнать» его среди «Джоников»? Знаешь, любой рекламщик пояснит тебе, что самые преданные потребители у брендов, имеющих некую «духовную ауру».

– Ага. Я сам про это тюхал. Так называемые «Love-marks».

– Во-во. Лохмаркс. Вот эта самая аура и есть духовность для лохов…

– Сука ты… прости. – Вадим жахнул разом все три стакана, поднял голову вверх и заговорил, будто бы обращаясь к кому-то третьему: – А главное, такие струны задел, что и жить не хочется.

– Почему, Вадик? – грустно говорю я.

– От аудио-визуального ощущения провинциальности собственного духа.

– Гениальное определение. Вот мы и подошли к истине.

– А именно? – Вадик встрепенулся.

– К визуализации. Что такое визуализация в нашем деле? Все просто – ты можешь и дальше оставаться провинциалом духа. Даже не так. Ты им и должен оставаться. Но тебе нужен кто-то, кто скажет, что в этой своей провинциальности ты не простой лох, а чистый душой и помыслами человек новой России. Тебе нужен духовный лидер. А духовные лидеры получаются только из героев.

– Из мёртвых, я полагаю? – усмехается Вадик.

– Типун тебе на язык. Мёртвых героев у нас пока нет. Ну, в смысле, с сильно узнаваемым брендингом нет. А шелуха всякая нас не интересует. Посему будем работать пока с живыми. Нужно найти героя и мифологизировать его. Схема работает ещё со времён египетских пирамид. В общем, думаю я, что нужно нам снять фильм. Точнее героико-документальный эпос. Ты знаешь, кто самые любимые герои в стране, испокон веков?

– Юродивые да гонимые. Из школьной программы ещё известно.

– Во! Давай ещё бухнем?

– Chivas? – смеётся Вадим.

– Да все равно чего, мы же выяснили, что для тебя все виски Chivas.

– Хватит издеваться. Ты меня развёл просто.

– Возвращаясь к героям. Ты совершенно прав, нам просто необходим настоящий мученик, нёсший народу свет свободы и справедливости для всех. Безвозмездно. То есть даром. Представь себе кадры, – я откидываюсь назад и прикрываю глаза, – Михаил Ходорковский изображён Прометеем, прикованным к скале. Его атлетичный торс перекрещен цепями, ноги закованы в кандалы. Он мудро и вместе с тем печально смотрит из-под очков, куда-то на Восток. Там, где рождается заря и нефть…

Выйдя из «Шанти», я отдаю Вадиму водителя, а сам отправляюсь прогуляться пешком. Я подхожу к палатке, долго стою перед витриной и зачем-то покупаю банку кока-колы. Закурив, я набираю номер девушки Даши, которую периодически подтрахиваю, и за двадцатиминутный трёп склоняю её заехать сегодня ко мне в гости часов в восемь. После того, как наш милый разговор заканчивается, я отпиваю два глотка из банки, выплёвываю и выбрасываю банку. Точнее, подбрасываю её в воздух, чтобы пнуть ногой с лета, но промахиваюсь. Зачем я её купил, так и останется загадкой, ибо пить это дерьмо невозможно.

Я ловлю такси, сажусь на заднее сиденье, называю адрес, открываю окно, закуриваю. Делаю две затяжки и ловлю себя на том, что даже курить больше не хочу. Выбрасываю сигарету и закрываю окно. Да, нам положительно необходимо кино! Фильм! Фильм! Фильм! Или как там было?

Даша приезжает спустя час после условленного времени. Она вихрем влетает в квартиру, с ходу вешается мне на шею, мы горячо и продолжительно целуемся, она гладит меня по плечам, ухитряясь одновременно скинуть джинсовую куртку и оставить при этом свою сумку висеть на локте. Наши объятия становятся все более эротичными, и в тот момент, когда у всех нормальных героев-любовников начинается сцена снятия одежд друг с друга, она наконец ставит сумку на пол, отрывается от моих губ и произносит:

– У тебя есть что-нибудь из еды? Что-то так есть охота.

– Да… конечно… я суши из «Сумосана» привёз.

– Супер! Слушай, у меня сегодня день сумасшедший! Бывает же такое. Машина с утра не завелась. Нормально, да? «Мерседес» херов. Представляешь, я звоню на сервис, они говорят, что техник может приехать только через четыре часа, у них всё расписано. Я позвонила Боре, помнишь Борю?

– Не-а.

– Неважно. Я позвонила Боре, говорю, ты разрули там со своими мудаками, мне уезжать надо. В общем, я не знаю, как он с ними разобрался… Кстати, надо узнать. Извини. – Даша набирает номер и не терпящим возражений голосом визжит в трубку: – Алё, Борь. Борь, ты меня слышишь? Борь, ну ты разобрался со своими козлами? Да? И что? И я теперь буду неделю ждать? Из Германии повезут? А ближе нельзя? Что значит, «не бывает»? И на чём я теперь ездить буду? Да? А когда они пришлют? Я тебе позвоню завтра.

Она кладёт мобильник в карман, закуривает сигарету и начинает быстро-быстро перемещаться по квартире, непрерывно балаболя:

– Нет, нормально? Он говорит, у меня какая-то там деталь полетела, повезут из Германии. Завтра из сервиса подменную машину пришлют. В общем, дурдом. Я взяла такси, поехала в редакцию. По дороге звонит Альбинка, помнишь Альбинку?

– Ага, – киваю я, понимая, что все дальнейшие персонажи не имеют никакого значения и используются Дашей, скорей, как связки.

– Альбинка выходит замуж, за какого-то олигарха. Ныла мне в трубку минут двадцать, просила поехать платье ей помочь выбрать. Вместо редакции поехала в «Галерею», зависли там с Альбинкой часа на два, подруги её приехали какие-то колхозные. Я ей всю жизнь говорю: «Альбина, не общайся с лохами», а она такой человек. У тебя шампанское есть?

Я опять киваю, достаю из холодильника бутылку шампанского и начинаю открывать.

– Вот. А Альбина такой человек, она никому отказать не может. Вечно вокруг неё какая-то куча лошиц. Ой, такие орехи вкусные. У тебя всегда орехи на кухне стоят? У меня раньше тоже стояли, а теперь я на диете, а они, сам знаешь, как семечки. В общем, на чём я остановилась…

– На лошицах…

– На каких лошицах? А! Короче, поехали в «Крокус» с ней, ничего страшного, естественно. Я ей говорю, пусть твой папик слетает в Милан, выберите там платье. А она говорит он занятой. Вот дура, да? У неё свадьба, чего, каждый день? В общем, из «Крокуса» поехала в редакцию. Там, естественно, никого уже нет. Я валяюсь, люди на работу ходят, как в кафе. В шесть часов уже никого нет, прикинь? А бабки все получают.

Я ещё раз наливаю ей шампанского.

– Спасибо. Ой, какое холодное. Вкусно. Короче, в редакции смотрю почту, там письмо из «СТС» от программы «Истории в деталях». Они же меня пригласили. Я тебе говорила, да?

– Ага.

– В общем, оказывается, что эти суки перенесли эфир. Я же из-за этого в Монако не полетела. Представляешь, я, как дура, прососала два джета, должна была жить на вилле у подруги. У неё муж, какой-то французский олигарх. Не полетела, а они теперь эфир перенесли. Сволочи. Ну, ничего, я им потом устрою.

– Ужас какой, как я тебя понимаю.

– В общем, из редакции поехала со Светкой встретиться. Она ела, я только кофе пила, с понтом на диете. Ты позвонил. Я голодная поехала потом в салон.

В этот момент у Даши звонит мобильный:

– Але. Привет. Что случилось? Да? Два дня? Вот сука. Слушай, ну подожди, может очухается. Нет? Я представляю. Да. Звони, если чего, я просто сейчас не могу разговаривать.

– Прикинь, подруга вышла из квартиры своей сестры за сигаретами. Через два часа позвращается, а дверь никто не открывает. Она поехала домой. Звонит сестре, у той телефон не отвечает уже вторые сутки. А они из клуба приехали, сестра там нюхала, пила, не спала до этого почти сутки и снотворного выпила, она говорит. В общем, она не может в квартиру попасть к ней.

– Кошмар. Может, у сестры передоз?

– Кошмар, конечно. А у неё там вещи, прикинь?

Я прикинул, что в принципе, на конкурсе глупых сук Даша могла бы стать членом жюри. И что, если бы не её хорошая грудь и длинные ноги, Дашу следовало бы уничтожить ещё восемь лет назад. Жалко, что Господь не сотворил её немой.

– Ужас, Дашенька, какой-то кошмар.