Андреевское братство Звягинцев Василий
Он пожал плечами, подбросил патрон, как монетку, поймал и поставил передо мной на прилавок.
– Подождите… – ушел в глубь магазина, заметно приволакивая левую ногу.
Не было его довольно долго. Я вообразил, как он, бормоча проклятия, бродит между стеллажами, роется в зеленых, окованных металлом ящиках, спотыкается о лафеты безоткатных орудий и пулеметные станки. Мне даже стало неудобно, что я так обременяю своими прихотями почтенного пожилого человека.
Когда он вернулся, лицо его выражало сдержанную радость. Он положил передо мной синюю лакированную коробку.
– Прошу вас, сэр. Если фирма «Говард и Клайд» обещает, она держит слово. Не думаю, что кто-то еще смог бы вам помочь. Здесь сто штук. Этого достаточно или возьмете еще? Запасы ограничены, и новых поступлений не ожидается, как вы понимаете. Нет спроса…
– Благодарю. Пока хватит. Но теперь я всегда буду обращаться только к вам.
– Разумеется, сэр, лучше нас настоящего стрелка никто не обслужит. Вы представьте, на днях пришел человек, который заказал патроны к винтовке «бердан номер два». И что вы думаете…
Я готов был поддержать разговор и порассуждать о сравнительных качествах винтовок и патронов, а также обо всем, к этому относящемся, но внезапно остро ощутил за спиной присутствие Артура. Со всеми сопутствующими симптомами.
Обернулся я довольно резко. И ничего не увидел. Но не проходило мерзкое чувство, как будто тонкие холодные пальцы касаются не только затылка, но и обнаженного мозга.
И вместо всего, что я хотел ответить продавцу, я спросил:
– Не знаете ли вы случайно, где можно заменить в нескольких патронах пули на серебряные?
На мгновение его лицо дрогнуло. Кажется, я уловил мысль: «Я думал, пришел серьезный любитель оружия, а оказывается…»
Однако ответил он с прежней суровой любезностью:
– Вопрос не по нашей части. Но адрес я вам скажу… Да, знаете, что… Я не специалист по вашей проблеме, но мне кажется… Зачем цельносеребряная пуля? А если нанести покрытие – ноль один, ноль два миллиметра? Эффект в принципе должен быть тот же… Или тут важна критическая масса? Как вы считаете?
Похоже, тема его заинтересовала. Как человека, всю жизнь занимавшегося своим ремеслом и вдруг увидевшего в нем абсолютно новую грань.
– А может, дело в баллистике?
– Я с удовольствием обсудил бы с вами все аспекты, но пока сам имею о них поверхностное представление. Может быть, позже…
– Заходите, интересно узнать, что у вас получится. Например, мистер Джонсон-младший, возвращаясь с очередного сафари, всегда делает у нас сообщения…
Жаль, что я не мистер Джонсон.
…По названному адресу я пришел не только потому, что слишком уж испугался тени Артура за спиной и уверовал в силу серебряных пуль как способа борьбы с нечистой силой, но и по привычной склонности к изучению альтернативных вариантов. К тому же я имел достаточно свободного времени, провести которое иначе не видел возможности.
Салон на Оук-стрит оказался заведением совсем другого рода, чем оружейный магазин. И по интерьеру, и по стилю обслуживания.
Я с искренним интересом рассматривал бесчисленные приборы, устройства и средства, предназначенные для борьбы с представителями потустороннего мира, отправления самых фантастических культов и обрядов.
Какой же мощный интеллектуальный потенциал привлекается для изобретения и производства подобных штук…
Самодовлеющая система. Чтобы все это продавать, нужна соответствующая индустрия пропаганды всяческой чертовщины и оккультизма. С чего и кормятся миллионы людей.
Как только я приблизился к интересующему меня отделу, ниоткуда возникла старший эксперт мисс Нора Шелтон, как значилось на ее нагрудной карточке. Высокая, рыжеватая, в веснушках. Происходившая, судя по ее внешности, непосредственно от кельтских жрецов, или как там их называли – друидов?
– Поделитесь с нами вашей проблемой, и мы постараемся вам помочь, – она повлекла меня в удобное кресло возле работающего дисплея, по которому бегали разноцветные кривые.
«Почему бы и нет? – подумал я. – Вообразим, что мне пришлось попасть на прием к врачу. Причем не к нашему, культивирующему традиции старинных земских медиков, деликатных гуманистов в чеховских пенсне, а именно к американскому, которого не нужно стесняться и который сам всегда предельно откровенен, изъясняясь примерно так:
«Раздевайтесь, на что жалуетесь, так, ясно, у вас неоперабельный рак, примерная дата смерти такая-то, если будете принимать вот это, проживете на полгода дольше. Одевайтесь».
Стараясь быть сугубо конкретным, я сообщил:
– Меня преследует зомби. Огнестрельное оружие с обычными пулями на него не действует, хочу попробовать серебряные пули, можете ли вы их изготовить под предлагаемый боеприпас? До сих пор мне удавалось от него спасаться, но он как-то узнает о моем местопребывании, и все начинается сначала. Пока он меня потерял. Как быть дальше?
– Благодарю вас, все понятно, – пальцы ее запорхали над сенсорными полями компьютера.
– Зомби? Африканский, гаитянский? Где вы с ним встретились впервые? Не путаете ли вы его с инкубом, вампиром, сомнамбулой?
– Зомби у меня европейский. Даже точнее – русский. Факт смерти подтверждается документально. Воскрешения – тоже. Пистолетная пуля сбивает его с ног, но не более…
Мисс Шелтон работала на компьютере, как пилот космоплана при аварийной ручной посадке.
– Сложный случай, – сказала она. – Не укладывается в обычные схемы.
– Возможно, потому, что я хуже ваших постоянных клиентов знаком с первоисточниками? – вышло грубовато, как бы намек на некое шарлатанство. Не умею я общаться со специалистами из сферы чуждых идеологий. То прорицателя задел, теперь эту…
А ведь мисс Шелтон куда как любезна и доброжелательна, за что ее обижать?
Однако она не уловила иронии.
– Мы умеем работать с любыми клиентами… – и продолжала задавать вопросы, быстрые и подчас неожиданные, как на тотальном тестировании.
Закончив сбор информации, она убрала со лба прядь отливающих старой медью волос.
– Достаточно. Полную распечатку вашего случая и все рекомендации мы сможем выдать вам завтра… Устроит?
– Ради бога. Но как насчет серебряных пуль? Я-то подожду, а зомби?
Она посмотрела на меня с сомнением.
– Вы уверены? Ну хорошо, покажите образец…
Я подал ей патрон. Она кивнула.
– Дайте остальные. Будет готово через час.
Оказывается, у них тут целый комбинат.
Когда она вернулась, я не сдержался. Девушка-то на вид вполне здравомыслящая.
– Скажите, Нора, а вы-то сами в это верите?
Ее зеленоватые глаза с желтыми искорками взглянули на меня очень внимательно.
– Мы не психиатры. Мы должны верить нашим клиентам…
В ожидании своих патронов я побродил по салону и увидел массу интересного. Например, изготовленный в виде массивной трости пружинный арбалет, стреляющий аккуратными осиновыми кольями, распылители меловой суспензии для нанесения защитных кругов, аэрозольные баллончики со святой водой, кристаллы с записями молитв и заклинаний на любых языках и для любых конфессий, индикаторы нечистой силы, складные пентаграммы и множество иных средств нападения и защиты, исполненных с учетом новейших достижений эргономики и технической эстетики. А также огромный выбор справочной и библиографической литературы.
Вручая мне патроны со свеженькими, блестящими головками пуль, любезная мисс Шелтон заботливо предупредила:
– Имейте в виду, наши специалисты очень сомневаются, что серебро эффективно против истинных зомби. Но если вы из России, то там эндемичны вурдалаки. На них серебро действует… Думаю, вам повезет… Не забудьте зайти завтра.
– Даже если только для того, чтобы увидеть вас…
Глава 16
Остаток дня я провел на заросшем соснами и можжевельником обрывистом склоне Голден-Гейт-парка, наблюдая в специально приобретенный панкратический бинокль за яхтой «Призрак». Название-то к случаю пришлось. Совпадения, бывает, если начнутся, то косяком идут.
Мало сказать, что яхта мне понравилась. Этот двухсоттонный примерно парусник, оснащенный как трехмачтовая гафельная шхуна, великолепно имитировал лучшие образцы деревянного судостроения конца девятнадцатого века. И стоил, очевидно, сумасшедших денег. Работа, безусловно, штучная, ручная. Насколько я знаю, подобные вещи сейчас делают только в Глазго и Корсакове.
Узкий белоснежный корпус с зеленой подводной частью, длинный бушприт, чуть склоненные назад мачты, гладкая палуба с застекленной рубкой на полуюте, точеные балясины трапов и леерных стоек… Сколько я ни смотрел, не смог заметить никаких анахронизмов и нарушающих строгость конструкции деталей.
Я изучил все подробности архитектуры и оснастки «Призрака» так, что при необходимости мог бы ориентироваться на палубе в полной темноте.
Ближе к вечеру на вишнево отсвечивающем полировкой бортов моторном вельботе к яхте подошли Андрей с Ириной.
Меня и раньше удивило, что экипажа на «Призраке» не было. Очевидно, хозяин предоставил своей команде выходной, но чтобы отсутствовал даже вахтенный?! Андрею самому пришлось заводить тали и поднимать вельбот на шлюпбалки. Впрочем, получалось у него все очень профессионально, как у настоящего марсофлота.
И еще я пережил волнующие минуты, когда Ирина, спустившись вниз, через короткое время вернулась на палубу в одних лишь микроскопических плавках и устроилась с толстой книгой в шезлонге на ходовом мостике.
Новиков же, будто и не замечая ее присутствия, переоделся в грязноватые шорты и, открыв кормовой люк, занялся регулировкой механического рулевого привода.
Я, как уже говорилось, за долгое время, проведенное вдали от Земли, основательно отвык от вида неприкрытого женского тела, реагировал на него чересчур эмоционально, и Алла отнюдь не успела восполнить дефицит подобных впечатлений. Но только этим не объяснишь того гипнотического воздействия, что на меня оказала заполнившая все поле зрения бинокля Ирина.
В конце концов не мальчишка же я, млеющий от всего, что чуть выше коленок. Тут снова срабатывал фактор, не позволявший раньше оторваться от созерцания ее лица. Нечто запредельное, необъяснимое в категориях формальной логики и психологии. Словно бы враг рода человеческого рассчитал все соотношения размеров, каждый изгиб и линию этого чуда природы на погибель нашему брату…
И ведь лежала она на прогнувшемся под ее весом полотенце так, будто не просто отдыхала на безлюдной палубе, а позировала для художника или мастера эротической голографии. Если моя Алла довела Панина до исступления, то что бы с ним случилось, попадись ему на глаза Ирина? А ведь вроде бы анатомически они вполне аналогичны. Тут мне и пришла в голову дикая мысль, что Ирина не просто женщина, а, как в свое время Заря, биомодель, созданная для каких-то тайных целей.
Чтобы разубедить себя, я оторвал от глаз бинокль и тут же ощутил острый дискомфорт. Но одновременно увидел, что солнце успело до половины скрыться за горизонтом. Так сколько же мое созерцание продолжалось?
Не помню, где я читал насчет предмета, который полностью парализовывал волю человека, начинавшего его ощупывать. Осязательный наркотик. А Ирина – зрительный. Так, может быть, вот в чем ее истинная роль, для этого ее мне и показали. И те, кто это сделал, пребывают в полной уверенности, что теперь я на поводке и никуда от нее не денусь…
Так и буду крутиться поблизости, пока не возьмут меня голыми руками.
Я сложил бинокль, сунул его в футляр и резко поднялся. Ничего у них и сейчас не выйдет. Недооценивают они Игоря Ростокина!
…Переехав по мосту в Окленд, я дозвонился до Панина. Ждал он меня, ждал и нервничал, это было понятно сразу. Говорил я с ним по видеоканалу, и лицо его выдало.
– Ты с ума меня сведешь, – облизнул он губы. – Не надоело Солка изображать? Зачем ты монитор закрыл?
– Солк – это кто? – спросил я с интересом.
– Солка не знаешь? Ах да, действительно. Персонаж видеосериала, неуловимый мститель…
– Что ж, подходит. А прикрыл я объектив затем, чтобы ты или кто другой не видел, где я и кто со мной рядом. Не время…
– Слушай, – лицо его стало напряженно-злым, – давай начистоту. Я тут действительно ни при чем. Согласен, доля моей вины есть… Что не послушал тебя. Но я хотел как лучше. Откуда мне было знать, что среди вполне надежных людей окажется… такой… Короче, кое-кто решил сыграть в одиночку. У нас так обычно не делается, бизнес ведется честно. Но уж больно большими деньгами запахло. Да и не деньги тут главное. Сам же понимаешь…
– Каяться будешь перед смертью, а сейчас дело говори. Ну…
– Вот тебе и «ну»… За ночь этот кое-кто все обдумал и послал своих ребят. Они собирались взять вас обоих, привезти в известное место и договориться… сепаратно. Вреда никто вам причинять не собирался. Просто… предложили бы сменить флаг. Возможно – за большую плату. Проиграли бы только мы. Но ты все спутал. Я тоже ничего не знал, клянусь. Когда ты позвонил, я был поражен и действительно направил ребят, чтобы помогли. А они опоздали. Зато ты сумел заставить тех людей запаниковать. Они обратились ко мне. Не буду пересказывать, о чем шла речь, но… Меня убедили. Нашлись способы. Как и твою Аллу, кстати…
– Врешь, – только и сказал я.
– Зачем мне врать? Нет, с ней все в порядке, никакого насилия, но… Выхода у нее не было. Она ведь всего лишь слабая женщина. Она выдала все записи и рассказала, что на самом деле никаких людей в Москве нет. Только вы двое… На этом все могло и кончиться. Ты оказался не нужен. И Аллу бы они сразу же отпустили. С хорошими деньгами. Куда дешевле, чем убивать. Они же вполне законопослушные деловые люди. И опять ты все испортил. Тебя ведь уж и искать прекратили… Не знаю, что ты сделал с пленками, и Алла не знает, только недавно со мной говорили… очень плохо.
Я видел, что он скорее всего не врет. И его версия мало расходится с моей, разве что в деталях. Слишком у Панина было отчетливо все на лице написано. На фоне растерянности и обиды – злость. Он меня ненавидел. За все. И что дело верное сорвалось, и что пришлось от кого-то испытать унижение, возможно, – не первое… И что сейчас он выглядит передо мной подлецом и трусом, а не тем, что раньше, великим Майклом. Тут в нем славянство прорезалось, перед своими ему бы так стыдно не было…
– Плохо держишься, драйвер, – сказал я с издевкой, – ты же сам этого хотел… А выходит, кусок больше рта оказался.
– Сам-то не очень геройствуй, – огрызнулся он. – Куда ты денешься? В Москву сбежишь? И там найдут. А Алла? Бросишь? Я бы подобрал, только она пока еще тебя забыть не хочет… Если б захотела, всем лучше б стало. А пока ты бегаешь, ее ведь не отпустят. А далеко убежишь – совсем станет плохо…
– Не твоя забота…
– Увы, и моя тоже. Я ведь к вам обоим по-прежнему хорошо отношусь. И все еще можно исправить…
Я подумал, что разговор слишком затягивается и группа захвата, возможно, уже на подходе.
– Стоп. Я меняю позицию. Позже договорим…
– Да хватит тебе бегать! Неужели еще не понял? Сейчас они все силы в дело бросили, их люди город перекрыли, полиция подключена и многое другое… Через час тебя по всем экранам покажут как опасного преступника в розыске… Деться тебе совершенно некуда. Я откровенно говорю… И предупреждаю по-дружески – никаких глупостей не делай… Вполне возможно – при попытке к бегству…
– А уж вот это – хрен! Я ж вам живой пока нужен… – отвечая и храбрясь, я понимал, что он прав и гулять мне недолго, если…
– Вот почему мне и поручено передать: ты возвращаешь перезапись, она при тебе, это известно, Алла уже сказала. Взамен получаешь деньги вместе с женщиной – и свободен. Само собой – отказываешься от всех претензий. Ей-богу всем будет лучше. Умей проигрывать. Бери такси и езжай сюда. Я все сказал…
– Какая же ты сволочь, – процедил я. – Если даже сдамся – где гарантии?
– Гарантии… Мое слово, если угодно. Пусть даже я тот, что ты думаешь, но не настолько же… Повторяю, не нужен ты им… Мало в истории случаев, когда люди не только свои, а государственные секреты продавали, – и ничего, жили и благоденствовали… Что ты за фигура такая, чтоб из-за тебя руки и совесть пачкать? А что ты партнер серьезный и уважения заслуживаешь, ты уже доказал.
– Ну, разболтался… Кончили. Я с тобой буду после разговаривать. И не думай, что легко отделаешься. Мне кое-что обдумать надо и подстраховаться. Не забыл, на что я намекал?
– Не делай этого, Игорь, умоляю. Тебе даже они не помогут. Сам пропадешь и девчонку погубишь. Хотя бы ради нее…
– Подумай лучше, кто тебе поможет…
Я отключился. Пусть ждет и нервничает. Не все же только им людей пугать.
Пока мы говорили, успело окончательно стемнеть. Я прямо физически ощущал приближение опасности. И назло страху убегать, изображая обезумевшего зайца, не стал. А пересек улицу и сел за столик на веранде уличного кафе. Я находился во французском квартале, и заведение было вполне парижское, и гарсон, и меню тоже.
Не успел я сделать первый глоток божоле, как, завывая сиреной, через перекресток пролетела полицейская машина, навстречу – еще одна. Они блокировали квартал с обеих сторон, и тут же подскочил юркий желтый «Растрохеро» на гравиподушке, за ним, чуть поодаль, остановился микроавтобус без окон.
Не обманул Панин, работа пошла с размахом.
Из джипа выпрыгнул похожий на репортера парень в короткой пестрой гавайке, на плечевом ремне – массивный прибор, похожий на видеокамеру. Но, очевидно, другого назначения.
Он направил его на ту кабинку, из которой я звонил. Потом повел раструбом вдоль улицы. Я с такими штуками незнаком. На что она настроена? На запах, внешний облик, изучение маячка-опознавателя или мои биотоки?
Нас разделяли каких-то пять метров, и он, отступая назад и продолжая ощупывать окрестности, все приближался. Но сообразить, что объект спокойно сидит рядом, охотник, очевидно, не мог.
Я же, расстегнув пуговицу пиджака, ждал. Если он все же обернется и засечет меня, выход один – стрелять в упор, потом махнуть через низкий заборчик во внутренний двор, и, может, еще раз удастся скрыться…
Нет, конечно же, нет. Шансы нулевые. Вокруг десяток полицейских, по их сигналу другие патрули перекроют все окрестности. Возьмут с оружием в руках, и никому уже ничего не докажешь. Лучше просто сдаться…
Но внешне я оставался невозмутимо-спокойным, продолжая тянуть кисловато-терпкое вино, и, как все окружающие, с любопытством наблюдал за происходящим.
«Следопыт» уперся спиной в ограждение веранды, выругался и опустил камеру. Ничего не вышло. Добыча снова ускользнула. Он перекинул ремень камеры через плечо, повернулся. Мы встретились глазами. Я улыбнулся. Он, машинально, тоже, потом махнул рукой официанту.
– Эй, гарсон… два коньяка. Тройных.
Его напарник вышел из машины, и они, оперевшись о балюстраду, выпили.
– Проклятый кретин, – сказал оператор, – не мог подержать его на линии еще хоть пару минут.
Второй не ответил и длинно сплюнул на тротуар.
…Тихо спустившись в темную воду, я поплыл сначала на спине, чтобы не подставлять затылок угрюмому мраку берега, и лишь удалившись на сотню метров от скал мыса Сан-Рафел и огней городка Глен-Эллен, когда гребни волн и мгла туманной ночи надежно скрыли меня, перешел на брасс.
Вот чего я не предусмотрел днем, когда намечал свой курс и запоминал ориентиры, – на том берегу пролива сиял сплошным морем света Сан-Франциско, и на его фоне разглядеть с воды ночные огни «Призрака» было невозможно. А ведь спланировал я все вроде бы хорошо. Переехал по мосту на северный берег, по зарослям чаппареля вышел к намеченной точке, убедился, что вокруг ни души. Сверху яхта была видна отлично, ничего подозрительного на палубе не наблюдалось.
А сейчас меня охватил страх. В тумане я собьюсь с курса, течение пролива снесет меня в океан, а до утра в не слишком теплой воде не продержаться.
Надежда была только на Голден-гейт-бридж. «Призрак» стоял на якоре примерно на милю правее третьего с моей стороны пролета.
Тревога, близкая к панике, все нарастала, пока на исходе второго часа я наконец различил огни яхты и почти тотчас же – на фоне собственного шумного дыхания – услышал гулкие всплески, удары волны о корпус.
Держась за якорную цепь, я отдыхал и осматривался, пока не убедился, что ничего за последнее время на яхте не изменилось.
Если бы Андрей с Ириной решили вдруг провести ночь на берегу в каком-нибудь, положим, казино или дримклубе, включив сторожевую систему, положение мое ухудшилось бы до чрезвычайности.
Однако судьба мне по-прежнему благоприятствовала. Они были тут, вдвоем, наедине с тихоокеанской ночью, сидели в креслах под тентом на кормовом мостике, беседовали о чем-то или слушали доносящуюся до меня музыку…
Подтянувшись на руках по туго натянутой цепи, я достал до леерной стойки, перевалился на палубу, полежал, обсыхая, на теплых досках. Потом вытряхнул из мешка свое имущество, натянул брюки и рубашку.
Вдруг из тамбура носового люка появилась громадная лохматая собачья голова. Я замер, ожидая, что зверь сейчас оглушительно залает, а то и молча вцепится в глотку. Но пес молча, как бы даже доброжелательно смотрел на меня. Поразительно, что я не обнаружил его присутствия днем, разглядывая палубу в бинокль.
Сохраняя достоинство, я медленно сделал первый шаг. Пес посторонился, пропуская меня, и зацокал следом по настилу здоровенными, судя по звуку, когтями.
Стараясь на запутаться в многочисленных снастях стоячего и бегучего такелажа, я выбрался на шканцы.
Да, моим новым друзьям нельзя не позавидовать. Звуки скрипки, плывущие над палубой, мягкий свет плафонов на стойках тента, накрытый для позднего ужина стол, серебряные горлышки бутылок. Вина ниже, чем шампанское, здесь, очевидно, не пьют. Времяпрепровождение людей, для которых вопрос – когда сниматься с якоря и куда идти дальше, на Фиджи или в Новую Каледонию – едва ли не самый сложный во всем обозримом будущем…
Пес лег под трапом, считая свою задачу выполненной, положил голову на лапы, не спуская с меня, впрочем, выпуклых блестящих глаз.
Кашлянув, чтобы тактично привлечь внимание, я постучал согнутым пальцем по полированным перилам и поднялся чуть выше средней ступеньки. Изображая всем видом, что вот, мол, вы меня приглашали в гости, ну я и заглянул на огонек. Попросту, без церемоний. Извините, если вдруг не вовремя.
Новиков, повернувшись в кресле, смотрел на меня с явным интересом, пожалуй, одобрительным. Можно подумать, что я подтвердил его ожидания. Вот-вот и воскликнет, обращаясь к Ирине: «А я что говорил?!»
Но ничего он не воскликнул, а привстал, наклонил вежливо голову и сделал приглашающий жест в сторону третьего кресла, стоящего чуть в стороне, у леерного ограждения.
Понять можно двояко, но я предпочел более решительный вариант. Взял кресло и поставил его к торцу стола, между Новиковым и Ириной.
Она, взмахнув длинными ресницами, перевела взгляд с него на меня, и губы ее дрогнули намеком на улыбку. И я окончательно успокоился.
Взял наполненный для меня бокал. Полусухое «Абрау-Дюрсо» смыло с губ жгучий вкус океанской соли.
– Вплавь? – сочувственно спросил Андрей. – Долго добирались?
– Часа полтора… С того берега, – я показал рукой.
– Нормально. Если рекордов не ставить. Видишь, Ирок, я не ошибся… – (Ну вот, хоть и с запозданием, а сказано!) – Игорь все же принял наше приглашение. Похоже, дела у него не очень. Настолько, что даже катер взять не потрудился. Некогда было? Или не на что?
– Скорее первое… И вас засвечивать не хотел, – я вновь почувствовал себя с Новиковым легко, как со старым приятелем. И спокойно, как раньше бывало в обществе командора Маркина. В том смысле, что и с тем и с другим можно расслабиться, сбросить с себя груз ответственности за принятие жизненно важных решений.
– И следует понимать, что во всем Западном полушарии помочь, кроме нас, оказалось абсолютно некому?
– Тоже недалеко от истины. Не могу не отдать должного вашей проницательности.
– Чего уж там, – простодушно улыбнулся Андрей. – Специальность у меня такая…
– Профессиональный защитник всех гонимых и обиженных, – в тон ему продолжила Ирина.
И опять мне захотелось излить душу, и немалого труда стоило удержаться хотя бы для того, чтобы «сохранить лицо». Никто не любит слабаков, даже если рады им помочь.
Новиков уловил мое настроение.
– Ну, что у вас за это время случилось? И чем сейчас могу быть полезен?
В нескольких фразах я обрисовал им ситуацию после нашего расставания. Ирина слушала меня с явным сочувствием, возможно, представив себя в положении Аллы. Новиков же рассеянно курил свою трубку, подливал шампанское, в нужных, на его взгляд, местах ободряюще кивал.
– Так. Понятно. Только вот беда, среди местной полиции или мафии у меня приятелей не имеется, собственных боевых отрядов тем более.
– Знаете, может, я лучше пойду? – сказал я, почувствовав себя ужасно глупо. – Извините, что нарушил ваше уединение…
– А вот это зря. Нельзя быть таким… обидчивым. Если уж начали… Не помню, кто сказал: «Бей в барабан и не бойся».
– Гейне, – подсказала Ирина.
– Точно, – согласился Андрей. – Но ведь какие-то соображения у тебя все-таки были, пока ты плыл сюда через ночь и туман? Вот и давай… – внезапно перешел он на «ты», и я принял это как совершенно естественный с его стороны шаг. Но и тут он оказался на высоте – поднял бокал и продолжил: – Давай на брудершафт, не люблю я этих церемоний…
– Да я и не собирался… обижаться. Тебе показалось. И просьба у меня вполне скромная. Во-первых – до утра воспользоваться вашим гостеприимством…
– А я вроде и не предлагал сразу после ужина за борт прыгать. Дальше…
– А дальше… По известным тебе причинам я не могу распоряжаться своими московскими счетами, а здесь у меня денег почти нет, да и появляться в людных местах… не стоит.
– То есть – нужны наличные?
– Именно. Но не только… Вот мои документы… Как только все кончится – рассчитаюсь. С любыми процентами… Новиков повертел в руках мою корреспондентскую карточку, посмотрел на голографию, на меня, протянул Ирине.
– Ну допустим. Сочтемся. Сколько?
Сначала я хотел попросить две, но в последний момент подумал, что вернуть долг могу и не суметь, и сказал – «тысячу». И тут же предупредил насчет возможной моей «неаккуратности».
– Ну, это не сумма… – при этих словах Ирина неизвестно чему улыбнулась.
– Что можно сделать с тысячей? Возьми хотя бы десять… А касательно прочего… «И отпусти нам долги наши, яко же и мы прощаем должникам нашим…»
Тут уже я опешил. Такая щедрость по отношению к совершенно незнакомому человеку… Странно как-то.
– Сам ты странный, Игорь, – ответил он на мои возражения. – У тебя похитили любимую женщину, есть шанс ее спасти, а ты о ерунде. Словно на серьезное дело идешь, тебе автомат с полным магазином предлагают, а ты скромничаешь: «Да ладно, да мне бы пару патрончиков…» Смешно. А если б я изъявил желание лично поучаствовать с определенным риском для меня, но с солидным шансом на успех, ты б тоже стал девочку изображать?
– Андрей… – тихо сказала Ирина.
– Ну что – Андрей? Впрочем, пардон. Я имел в виду, что нечего теперь по волосам-то плакать… Да, не та нынче пошла молодежь…
А сам старше меня, ну, лет на пять максимум, а может, и вообще мой ровесник, если сделать поправку на загар, обветренность и умудренный взгляд. И в то же время он чем-то неуловимо напоминал мне того стодвадцатилетнего московского архитектора.