Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг. Зараженное семейство Толстой Лев

Дйствующіе въ 1-й сцен.

Иванъ Михайловичъ Прибышевъ.

Катерина Матвевна Дудкина.

Анатолій Дмитріевичъ Венеровскій.

[Сергй Петровичъ] Беклешовъ, товарищъ Венеровскаго по университету.

Лакей.

ЯВЛЕНIE 1.

Театръ представляетъ холостую безпорядочную комнату на квартир Венеровскаго.

Венеровскій (одинъ, съ своимъ портретомъ въ рукахъ).

Жениться! Страшно, глупо связать себя на вки съ неразвитой и развращенной по сред женщиной. <Зачмъ? Въ сущности желаешь только.... больше ничего.... А въ виду всей этой толпы принимаешь на себя нелпыя обязательства – это-то и противно. Положимъ, я понимаю дло такъ, что и не беру на себя никакого обязательства, но она не понимаетъ этаго. Ей не подъ силу эта свобода воззрній. Нтъ. Глуповата – не глуповата, а не доразвита. Вотъ Дудкина другое дло; но за то невзрачная особа, да, непривлекательная. А тутъ влечетъ. Какъ странно ощущеніе, когда поцаловалъ. И она сама поцловала. Пріятное ощущеніе! Да. Я не ожидалъ. Впрочемъ (на портретъ) вдь хорошо… Очень хорошо. – Очень, очень хорошо. А я прежде думалъ, что я не хорошъ.> Страшно утратить собственную чистоту и силу въ постоянныхъ столкновеніяхъ съ ничтожествомъ и грязью, – a пріятно. Многое пріятно. Обезпеченность жизни… потомъ сама, какъ женщина..... невредна. Службу можно бросить. Литературный трудъ… Да главное – очень пріятна. – Великолпно это все. Великолпная женщина!...... И однако она поцловала меня не безъ удовольствія. Даже съ увлеченіемъ огромнымъ. И я испыталъ такое ощущенье, какъ будто я не ожидалъ. Да я и не ожидалъ. Отчего жъ не ожидалъ? Странно, въ какомъ заблужденіи я былъ насчетъ себя. До какой степени однако я не понималъ самаго себя. (Смотритъ въ зеркало.) Да, хорошее лицо, замчательная наружность. Очень, очень даже хорошее. Да, то, что навываютъ, пріятный мущина; очень привлекательный и замчательной наружности человкъ. А какъ самъ то не знаешь себя! И смшно вспомнить, съ какимъ страхомъ я приступалъ къ ней. Было чего бояться, – хе, хе! Я думалъ[57] прежде, что наружность моя не очень привлекательная, и старался утшить себя. – Ну, думаю себ, я не такъ привлекателенъ, какъ другіе, но за то уменъ, потому что кого-жъ я знаю умне себя? Кто-жъ такъ тонко, легко и глубоко понимаетъ вещи? Ну, думаю себ, я не хорошъ, не могу равняться съ этими[58] красавцами, вотъ что по улицамъ на рысакахъ скачутъ, но за то, думаю себ, умъ огромный, сила характера, чистота либеральнаго характера, честность..... Все это за глаза вознаграждаетъ.[59] Это все я утшалъ себя. Думаю себ: я не умю обходиться въ гостиныхъ,[60] не умю[61] болтать по французски, какъ другіе, и завидно мн бывало салоннымъ господамъ. Ну, да думаю, зато я образованъ, какъ никто… да я и не знаю никого съ этимъ всестороннимъ и глубокимъ образованіемъ. Есть ли наука, въ которой я не чувствовалъ бы въ себ силы сдлать открытія – филологія, исторія, – а естественныя науки? Все мн знакомо. А дарованья… И думаю себ: вотъ раздляетъ судьба, – однимъ, какъ мн,[62] умъ, талантъ, образованіе,[63] силу, другимъ – пошлые дары: красоту, ловкость, любезность. И вдругъ, что же оказывается? Оказывается, что природа не раздлила, а совокупила все это въ одномъ человк. И все это отъ того, что въ Петербург я и не имлъ случая испытать свою силу надъ женщинами… этаго разбора. А вотъ оно здсь. Въ самомъ лучшемъ дворянскомъ кругу, и въ самомъ пошломъ, гд видятъ только вншность. Потому что не могла же Люба понять сущность моихъ достоинствъ… Въ этомъ кругу дв женщины въ меня влю-бля-ют-ся. Да, влюбляются. (Самодовольно.) Да, должно быть я очень нехорошъ и неловокъ… Какъ не знаешь то себя, смшно вспомнить! (Смотрится въ зеркало.) Да, очень хорошо… А въ соединеніи съ этой нравственной высотой, которая всетаки ими чувствуется, какъ они ни низко стоятъ, оказывается, что такихъ людей мало. Можетъ быть и нтъ совсмъ. (Хмурится. Смотритъ[64] въ зеркало.) Какое глубокое, спокойное, проницательное[65] выраженіе! Да, трудно устоять. Я понимаю это. <И вдругъ съ этимъ вмст, только захоти я – я могу вести хоть ту же жизнь, которую ведетъ любой изъ тхъ пустыхъ молодчиковъ, аристократовъ. Кто мн мшаетъ? Довольно я поработалъ для блага общественнаго. Можно отдохнуть, и отдохнуть не одному, а съ этимъ свженькимъ цвткомъ, кторый я, – да, я, – сорву. Отчего же мн не похать за границу, не поселиться въ Италіи, съ молодой женой, въ лучшемъ отел остановиться?

Прогулки.......... она въ шелку и бархат, свженькая, хорошенькая, на рысакахъ, въ коляск; рядомъ замчательный и красивый мущина. Или вечеръ, она въ открытомъ плать, открытыя плечи. Пускай смотрятъ изъ партера. Въ бенуар, во Флоренціи, она и я, мущина въ черномъ англійскомъ фрак, просто, достойно, и съ этимъ лбомъ и глубокимъ чарующимъ выраженіемъ. Вечеръ дома, ужинъ и потомъ.... Да, все это человчно, все это увлекательно. И я думалъ, что это не про меня. Какъ не цнишь себя.> Что значитъ, однако, сильная натура. Всегда цнишь себя ниже стоимости, не такъ какъ всякая дрянь, воображающая себя Богъ знаетъ чмъ. А выходитъ, что нтъ человка[66] боле счастливо одареннаго и вмст съ тмъ мене цнящаго свои достоинства. – Да… Это ясно.

ЯВЛЕНІЕ 2.

Венеровскій; входитъ Беклешовъ, товарищъ Венеровскаго по университету, чиновникъ по мировымъ учрежденіямъ.

Беклешовъ.

Ну, братъ, нынче охота отличная была. Ха, ха! Я только [что] изъ присутствія.

Венеровскій.

Это похвально, что ты въ трудахъ жизни обртаешься. Что жъ Богъ далъ?

Беклешовъ.

Затравили, братъ, помщиковъ пару, одну помщицу, да чиновника взяточника притянули. Все въ одно засданіе. Была игра, могу сказать!

Венеровскій.

Это хорошо. И имъ полезно, и мн пріятно слышать, и ты удовольствіе испытываешь. —

Беклешовъ.

Несказанное, братецъ, удовольствіе! Какъ же, вся жизнь на томъ стоитъ.[67] Моя страсть и спеціальность. Ваша братья, идеалисты, только умозаключаетъ, а мы, практики, дйствуемъ. Вдь отчего я принимаю участіе въ твоей женитьб? Вовсе не потому, что я теб товарищъ и пріятель и что я вижу тутъ вопросъ о твоемъ счастіи. Вовсе нтъ. Я вижу только въ этомъ млекопитающагося Прибышева, который тебя намренъ надуть и котораго надо затравить, и я затравлю. Ну что, какъ дла? демъ нынче къ Прибышевымъ? Вдь нынче формальное объявленіе. Я готовъ и во всеоружіи.

Венеровскій.

Да что, хорошаго мало. Хе, хе, хе! Нынче[68] обрученіе. Шутка весьма глупая, и необходимо обойти ее сколь возможно.

Беклешовъ.

Это все ничего. Денежныя то отношенія какъ? было объясненiе?

Венеровскій.

Вотъ практическій-то складъ сказывается!

Беклешовъ.

А то какъ же? Это главное обстоятельство.

Венеровскій.

Я почтенному родителю изъяснялся въ первый же день, что ея состояніе – ея состояніе, и чтобъ онъ мн этаго вздора не плъ, да, – хе, хе! – и родитель значительно былъ порадованъ такимъ моимъ воззрньемъ – ну, да....

Беклешовъ.

Охъ, идеалисты! Да вдь ты самъ далъ ему оружіе. Онъ по свойствамъ своей телячьей натуры возмечтаетъ, что твоей ничего не надо давать, а взять на себя содержаніе женщины, не получивъ новыхъ средствъ, безумно. Кажется, нечего доказывать.

Венеровскій.

Это такъ. Но я всетаки приму мры, чтобы не быть въ дуракахъ. Цль моя одна, – вырвать эту двушку, хорошую двушку, изъ одуряющихъ и безнравственныхъ условій, въ которыхъ она жила. И потому очевидно, что эта личность не должна ничего потерять вслдствіе того, что она избрала меня, не должна быть лишена тхъ простыхъ, наконецъ, удобствъ жизни. Я приму мры для огражденія ея интересовъ.

Беклешовъ.

Только не попадись. Ваша братья, идеалисты, на это молодцы. Длаютъ планы, а практично не обсудятъ. Ну, какія же ты мры примешь? <Ты скажи, убжденъ ли ты, что отецъ дастъ ей опредленное что-либо, и не захочетъ ли онъ держать тебя въ рукахъ, заставляя ожидать? Люди этаго разбора любятъ поломаться передъ нашимъ братомъ, когда имъ дашь возможность.

Венеровскій.

Ну, я хоть и не практичный мужъ, какъ ты, а объ этомъ дльц раздумалъ и взялъ свое ршеньеце, да, хе, хе…> Вотъ видишь ли. Въ послднее наше свиданье Прибышевъ опять началъ разговоръ о деньгахъ при ней; я сказалъ, что объ этомъ предмет я нахожу удобне переговорить съ глаза на глазъ, чмъ парадировать передъ публикой.

Беклешовъ.

[69]Да въ томъ, братъ, и штука, что ты будешь деликатничать, а они тебя надуютъ.

Венеровскій.

Вотъ видишь ли, я назначилъ ныншній день для этихъ переговоровъ. Я намренъ сказать, что желаю, чтобы отношенія эти уяснились.[70] За это я поручусь.

Беклешовъ.

Онъ тебя надуетъ, это я теб говорю. (Задумывается.) Помни одно: для нихъ, для этаго народа, обрядъ важне всего. На этомъ то ихъ надо ловить. – Помни одно: не иди въ церковь до тхъ поръ, пока не получишь въ руки формальные акты, утверждающіе за ней извстное имущество.

Венеровскій.

Ты такъ ставишь вопросъ, какъ будто для меня все дло въ ея состояніи. Мн непріятно это даже. Ты ужъ слишкомъ практиченъ.

Беклешовъ.

Ну, я вдь говорю – идеалистъ! Да ты забываешь, съ кмъ имешь дло. Вдь это подлецъ на подлец. Грабили 500 лтъ крпостныхъ, пили кровь народа, а ты съ ними хочешь идеальничать. Ты имешь цль честную – спасти ее, – ну да. Ну, что жъ теб въ средствахъ! Вдь это мальчишество, студентство!

Венеровскій.

[71]Мн, братъ, дло нужно прежде всего.[72]

Беклешовъ.

Хорошо, хорошо. Идеалистъ! Я говорю, коли я не возьму тебя въ руки, ты попадешь, какъ куръ во щи. Ну, да съ этой точки зрнія мы затравимъ. Ну, разскажи сама особа какова?[73]

Венеровскій.

Какъ теб сказать, – двочка по наружности весьма пріятная, добрая, ласковая, и натура еще не вполн испорченная. Задатки есть очень хорошаго. Въ эти послднія дв недли я много давалъ ей читать, много говорилъ съ ней. Она начинаетъ понимать вещи въ настоящемъ вид. Напримръ, чувствуетъ уже всю гнусность среды, желаетъ изъ нея вырваться и понимаете ничтожество своихъ почтенныхъ родственниковъ. Натура весьма честная и хорошая. И, разъ вырвавъ ее изъ этаго подлаго гнзда всякой мерзости и разорвавъ, разумется, вс связи съ почтенными родственниками, я надюсь, она доразовьется вполн. Вотъ увидишь нынче.

Беклешовъ.

Гм, гм. Это хорошо. Ну, а что это за особа племянница?

Венеровскій.

Племянница эта, видишь ли, эманципированная двица, неглупая и развитая натурка, но непривлекательной наружности.

Беклешовъ.

[74]А вотъ, какъ хочешь – не дается женщинамъ вмст миловидность и развитіе. Эти глупенькія, розовенькія все-таки пріятне.

Венеровскій.

Хе, хе! да, конечно. Такъ эта особа для меня весьма неудобна. Вотъ видишь ли, въ прежнее время между мной и этой двицей были кой-какiя отношенія… Она была единственное мыслящее существо во всей семь, ну и невольно я сблизился съ нею,[75] Ну, теперь эта особа какъ бы заявляете свои притязанія. Ну, глупо выходите, и можетъ выйти еще хуже, когда моя женитьба ей станете извстна.

Беклешовъ.

Это скверно.

Венеровскій (гордо).

Нтъ, почтенный Сергй Петровичъ,[76] упрекнуть меня никто не можетъ: я поступилъ, какъ долженъ поступить каждый честный человкъ, понимающій свободу женщины. Я тогда сказалъ ей, что не беру на себя никакихъ обязательствъ что отдаюсь только на время этимъ отношеніямъ.

Беклешовъ.

Ха, ха, ха! Вдь я вижу, чт тебя смущаетъ: ты думаешь, ужъ не дурно ли ты поступилъ въ отношеніе ея? Вотъ идеализмъ-то! Да ты подумай, съ кмъ ты имешь дло. Помни ты, чт эти люди считаютъ дурнымъ и хорошимъ. Вдь вс нравственныя понятія извращены въ той сред, гд они живутъ. Съ этими людьми ежели считаться, всегда будешь въ дуракахъ. Первое правило знай, что то, что для насъ нечестно – для нихъ честно, и наоборотъ. Съ этимъ и соображайся. Но, положимъ, ты находил удовольствіе съ ней – на безрыбьи и ракъ рыба – что-жъ изъ этаго слдуетъ?[77]

Венеровскій.

Это такъ, – но двица эта[78] навязчива, считаетъ за собой права и можетъ повредить мн. И вообще я бы желалъ устранить ее.[79]

Беклешовъ.

Понято. Я мало того, что устраню это вліяніе, – я сцплю эти дв личности [такъ], что ихъ не расцпишь – погоди.

ЯВЛЕНIЕ 3.

Т же, входитъ грязный сторожъ, старикъ, служащій вмсто лакея, а потомъ Катерина Матвевна и Иванъ Михайловичъ.

Сторожъ.

Анатолій Дмитричъ, ента барышня опять васъ спрашиваютъ, да и съ бариномъ.

Венеровскій.

Какая барышня?

Сторожъ.

[80]А ента, что прежде бывала, стриженная.

Венеровскій.

Это Прибышевъ съ племянницей. Пусти. [Сторожъ уходитъ.]

Беклешовъ.

Вотъ на ловца и зврь бжитъ. Затравлю обоихъ.

(Входятъ Иванъ Михайловичъ и Катерина Матвевна.)

Иванъ Михайловичъ.

Ну, были въ вашей школ съ Катенькой. Любочка хотла тоже хать, да боялась, – она простудилась вчера. Вотъ и захали къ вамъ. Ну, я вамъ скажу, Анатолій Дмитріевичъ, что за прелесть эти дти, что за такое-этакое! Да, вотъ истинно славно, славно!

Венеровскій.

Чтожъ, хорошо сдлали, что захали. Могу васъ познакомить: Беклешовъ, мой товарищъ – господинъ умный и хорошій. Катерина Матвевна, и васъ знакомлю.

Катерина Матвевна.

(крпко жметъ Беклешову руку, такъ что онъ морщится отъ боли; Беклешову).

<А вы признаете связи товарищества? Я не признаю ихъ. Такое же суевріе. – Я полагаю, вы встали въ дружескія сношенія не въ силу товарищества, а въ силу единства воззрній.> Меня всегда поражало то явленіе, что между мужчинами связи товарищества имютъ устойчивость, тогда какъ между женщинами явленіе это… не воспроизводится, такъ сказать. Не коренится ли причина этаго въ низшей степени образования, даваемаго женщин? Не такъ ли?

Беклешовъ.

Конечно, связь упрочивается единствомъ воззрнія, а не.....

Катерина Матвевна.

Позвольте, позвольте. – Я полагаю, вы близки преимущественно съ Анатоліемъ Дмитріевичемъ не въ силу того, что вы товарищи, а въ силу того, что вы раздляете одинаковыя убжденія.

Беклешовъ.

Конечно, мы-съ раздляемъ одни убжденія. Вы въ школ были?

Катерина Матвевна.

Да. – Скажите, какъ вы думаете: мн пришла мысль, не можетъ ли быть вредно развитіе рефлексіи у мальчиковъ? Согласитесь, вдь имешь дло съ слишкомъ цльными личностями…

Беклешовъ.

To-есть – я не знаю, какъ вы на это смотрите. Рефлексія есть только признакъ развитія. (Продолжаютъ говорить и отходятъ.)

Иванъ Михайловичъ (Венеровскому).

Я и давно хотлъ посмотрть эту школу – такъ интересно! а вмст съ тмъ надо, думаю, намъ переговорить нынче о длахъ, помните, о состояніи Любочки; вотъ я привезъ съ собой. (Показываетъ на портфель.) Здсь намъ и удобне будетъ. Потолкуемъ, а потомъ я васъ повезу къ намъ. Чтожъ, Катеньк можно сказать, такъ какъ нынче вс узнаютъ. Она намъ не помшаетъ, а еще напротивъ – совтъ дастъ, – она хоть и съ странностями, но человкъ умный. Катенька!

Венеровскій.

Теперь неловко, – знаете, этотъ господинъ…

Иванъ Михайловичъ.

Ну, можно и посл. Только ужъ нынче я васъ не отпущу. Вдь надо же вамъ знать. (Беклешовъ и Катерина Матвевна подходятъ.) Ну, какъ я вамъ благодаренъ, Анатолій Дмитріевичъ, за позволеніе постить школу. Что зa прелесть эти дтиняточки, я не могу опомниться. Какъ веселы, любознательны, какіе успхи, и какъ это.... что-то такое.... Это вамъ надо отдать справедливость, дивно устроено! Славно. Вотъ именно-то доброе дло.... славно, славно.

Венеровскій.

Да, все работаемъ понемножку. Хоть и мшаютъ, да ломимъ.

Иванъ Михайловичъ (Беклешову.)

Я нахожу, что для нашего народа нтъ прогресса безъ истиннаго образованія, я разумю нравственное образованіе.

Беклешовъ.

Да, какъ кто понимаетъ нравственное образованіе, а конечно полезно.

Катерина Матвевна.

Позвольте, позвольте! Анатолій Дмитріевичъ, отчего вы не ввели звуковую методу? Она доступне и раціональне, гораздо раціональне.

Венеровскій.

Чтожъ, не все раціонально длается. Я предпочелъ Золотова упрощенную методу.

Катерина Матвевна.

А еще мн хочется вамъ прямо высказаться. Вотъ мы говорили съ Беклешовымъ. Я полагаю, что нераціонально развивать рефлексію въ низко стоящихъ личностяхъ.

Иванъ Михайловичъ.

Извините, мн только нужно зайти въ присутствіе, а потомъ подемте, переговоримъ.

Венеровскій (къ Катерин Матвевн).

Сейчасъ посудимъ-съ, хе, хе, хе! (Ивану Михайловичу.) Чтожъ, зазжайте, вотъ и Беклешовъ съ нами подетъ. Есть гд ссть въ вашемъ тарантас, что ли?

Иванъ Михайловичъ.

Сядемъ, сядемъ. (Къ Беклешову.) Очень, очень радъ. Нынче у насъ пріятный день. И пріятель Анатолія Дмитріевича для насъ дорогой гость. (Говорятъ тихо.)

Катерина Матвевна (къ Венеровскому).

Ежели я останусь здсь, я возьму на себя часть преподаванія въ этой школ. Я вамъ докажу на опыт, что рефлексія вредна.

Венеровскій.

Чтожъ, это можно.

Иванъ Михайловичъ (уходя).

Такъ до свиданья, я въ пять минутъ готовъ.

Венеровскій (Ивану Михайловичу).

Чтожъ приходите, приходите.[81] (Къ Катерин Матввн.) Почему же вы такъ нападаете на развитіе рефлексіи въ дтяхъ? Я полагаю, что то, чт есть благо для насъ, будетъ благо для каждаго.

Катерина Матвевна (къ Венеровскому).

Нтъ, позвольте, позвольте! Во мн столько возникло идей по случаю посщенія этой школы! Является вопросъ: что вы хотите сдлать изъ этихъ личностей? Признаете ли вы развитіе каждаго индивидуума за несомннное благо, или развитіе единицы безъ общественной иниціативы можетъ повредить этимъ единицамъ въ силу существующаго ненормальнаго порядка?

Венеровскій.

Я признаю-съ развитіе всегда за благо, въ какихъ бы формахъ оно ни проявлялось-бы, но....

Катерина Матвевна.

Да, по пути прогресса, прибавьте.

Венеровскій.

Само собой подразумвается. Но вдь надо принять въ соображеніе препятствія окружающей среды.

Катерина Матвевна.

Это такъ, но что хотите говорите, я ужъ сказала вамъ, что я чутьемъ сознаю, что вамъ не по плечу вся эта убивающая обстановка, затхлая атмосфера, которою мы дышемъ…

Венеровскій (хочетъ что-то сказать пріятелю).

Ты....

Катерина Матвевна.

Нтъ, позвольте, позвольте, дайте мн высказаться. Вы задались мыслью въ этомъ засто прокладывать свтъ, но васъ задавить среда, вамъ нужна боле широкая арена. (Къ Беклешову.) Не такъ ли?

Беклешовъ (тихо Венеровскому).

Ну, братъ – двица! Вотъ и выскажись. —

Катерина Матвевна (подумавши).

Да, это посщеніе породило во мн такую вереницу идей. Я еще больше стала уважать васъ. (Жметъ руку Венеровскому и говоритъ ему тихо.) Нынче срокъ, который я назначила вамъ; я выскажусь нынче. Я желаю говорить съ вами одна. (Громко, къ Беклешову.) Беклешовъ, я выше общественныхъ предразсудковъ, я имю личное дло къ Венеровскому, и потому прошу васъ уйти. Вы тоже выше?....

Беклешовъ.

Конечно; я посижу въ той комнат (Уходя къ Венеровскому). Тмъ лучше. Да, развитая, a непріятная, – могу сказать.

ЯВЛЕНIE 4.

Т же безъ Беклешова. Катерина Матвевна молчитъ, Венеровскій посмивается и тоже молчитъ.

Катерина Матвевна (приходитъ въ замшателъство).

Да, нынче тотъ срокъ… и такъ сказать… да, внутренняя работа совершилась… но вы честная личность… женщина уже вышла изъ подъ общественнаго гнёта, въкоторомъ душили ее… она равноправна мужчин, и я… да, я пришла честно и прямо сказать вамъ..... я глубоко сознала самое себя… да, я.... Да скажите же что-нибудь!..

Венеровскій.

Я послушаю. Разговоръ, кажется, долженъ быть интересенъ.

Катерина Матвевна.

Да, но такъ сказать… да, погодите....

Венеровскій.

Я подожду. Вы общали сообщить мн ваши чувства, но васъ что то затрудняетъ. Вы свободная женщина – вы превозмогите себя. Для ясности отношеній нужна ясность выраженій, слова. A опредленность въ нашихъ отношеніяхъ мн весьма желательна. Я выскажусь прямо, и вы высказывайтесь, не стсняясь староврческимъ взглядомъ на отношенія мущины и женщины. Вы не затрудняйтесь, – это старый Адамъ, какъ говаривали мистики блаженной памяти, смущаетъ васъ… Ну-съ....

Катерина Матвевна (ршительно).

Да, это такъ, это старый Адамъ. Я выше этаго. (Протягиваетъ руку.) Венеровскій! Я изслдовала глубину своего сознанія, и убдилась, что мы должны соединиться! да.... Въ какихъ формахъ должно произойти это соединеніе – я предоставляю вамъ. Найдете ли вы нужнымъ, въ виду толпы и неразвитыхъ какъ вашихъ, такъ и моихъ родственниковъ, продлать церемонію бракосочетанья – я, какъ ни противно это моимъ убжденіямъ, впередъ даю свое согласіе и длаю эту уступку. Но я желаю однаго. Среда, какъ я уже сказала, душитъ васъ и подавляетъ меня. Мы должны ухать отсюда. Мы должны поселиться въ Петербург, гд найдемъ боле сочувствія нашимъ убжденіямъ, и тамъ должны начать новую жизнь, на новыхъ принципахъ и основахъ. Вопросъ же объ обладаніи мною уже ршенъ между нами.

Венеровскій.

Вотъ-съ это честно и ясно. По крайности и я могу высказаться такъ же категорично и постараюсь.

Катерина Матвевна.

Позвольте, позвольте, я не все сказала. Жизнь, которая ожидаетъ насъ, будетъ имть значеніе не только для насъ, но и для цлаго общества. Мы будемъ первообразъ новыхъ отношеній мущины и женщины, мы будемъ осуществленіемъ идеи вка, мы будемъ.....

Венеровскій.

Позвольте и мн сказать словечка два!

Катерина Матвевна.

Венеровскій! я уважаю васъ, – вы знаете меня. Я женщина свободная и равноправная мущин. Я горжусь тмъ, что первая сказала: я хочу соединиться съ вами, и жду честнаго, сознательнаго отвта. Все это очень просто. (Откидываетъ волосы и ходитъ въ волненіи).

Венеровскій.

Вотъ и оказывается, что простое и честное отношеніе къ жизни удобне и цлесообразне. Вы говорите, что желаете соединиться со мной. Это весьма понятно: по крайней мр, знаешь, что отвчать. Вашъ самый выборъ и способъ его выраженія, все доказываетъ ту высокую степень развитія, на которой вы стоите. Я не знаю другой двицы, которая бы могла поступить такъ сознательно. Я прямо отвчаю, что это соединеніе мн неудобно, и потому не могу принять его. Что же касается до нашихъ прежнихъ отношеній, то именно то нравственное чувство правды, которымъ вы обладаете въ такой сил, должно ручаться за вашу скромность въ этомъ отношеніи.

Катерина Матвевна.

Позвольте, позвольте.... Вы отказываете мн? (Останавливается и откидываетъ волосы).

Венеровскій.

Катерина Матвевна, нтъ современнаго человка, который бы не считалъ наградой зa свои труды ваше предложеніе, но я сдлалъ другой выборъ, и потому....

Катерина Матвевна.

A! хорошо, очень хорошо.... Позвольте, я уважаю васъ. – (Ходитъ въ волненіи).

ЯВЛЕНIE 5.

Т же и Иванъ Михайловичъ.

Катерина Матвевна.

А, Иванъ Михайловичъ! Мы переговорили, положенье разъяснилось. Да, я очень рада этой опредленности. Да, мы все уяснили.