Сказания древнего народа Кукуллу Амалдан
– Откуда у вас это клеймо? Говорите правду!
Посмотрели они на падишаха, как бы ища поддержки.
– Да, да, только правду! – сказал падишах.
Ничего не оставалось делать сыновьям везира и вельможи, и они рассказали все, как было.
– Ну, что скажешь на это, почтеннейший падишах? – спрашивает Мелик-Джумшид.
Падишах на сей раз промолчал, а Мелик-Джумшид простил своих шуринов.
Вскоре Гургур-падишах умер. Похоронили его со всеми почестями. После сорокадневного траура Мелик-Джумшид стал правителем.
Итак, стал Мелик-Джумшид падишахом, и Гургур-падишахство народ тут же переименовал в падишахство Мелик-Джумшида. Шли дни за днями. Текло торопливо время! И вот однажды Мелик-Джумшид сел на своего верного скакуна, собрал всех лесных зверей, взял с собой сокола и отправился на охоту. Вдруг видит: на дереве сидит другой сокол. Мелик-Джумшид выпустил сокола и говорит:
– Лети и принеси мне сокола, который сидит на дереве!
Но нет, не тут-то было: тот сокол оказался сильнее. Он схватил сокола Мелик-Джумшида и унес высоко в небо. Пошел Мелик-Джумшид вслед за птицей. Долго он шел. Прошел три горы, три ущелья, три речки, оглянулся назад, а путь, который он прошел всего с полторы иголки, а впереди еще путь, равный кишке шагаду. Прошел он еще немного и видит: чужой сокол с его соколом в когтях залетел в пещеру. Вошел Мелик-Джумшид в пещеру и видит: сидит на тахте какая-то страшная-престрашная старуха. Вся волосатая, тощая – кости да кожа, а во рту всего два зуба торчат. Это была колдунья Эней.
– Старуха, отдай моего сокола! – сказал ей Мелик-Джумшид.
– Какой ты непонятливый! Мой сокол оказался сильнее и унес твоего. А что тебе еще надо? – с гордостью сказала Эней.
– Ты должна вернуть моего сокола, – говорит Мелик-Джумшид.
– Ну, раз так, давай сыграем в карты: кто выиграет, тому и будет принадлежать твой сокол, – предложила колдунья.
Согласился Мелик-Джумшид и сел играть. Недолго пришлось играть ему: Эней обыграла его. Тогда Мелик-Джумшид заложил своих зверей. Старуха выиграла и зверей. Мелик-Джумшид предложил своего скакуна. Выиграла старуха и скакуна.
– Закладываю себя, – сказал Мелик-Джумшид.
– Играть так играть, – усмехнулась Эней.
Пусть они играют, а мы расскажем вам о старшем брате Мелик-Джумшида – сына дочери хана – Мелик-Мамеде.
Встал Мелик-Мамед рано утром и видит: с кинжала течет кровь, листья чинары пожелтели и опадают.
Прибежал он тогда к отцу своему и говорит:
– Мой брат околдован, я должен пойти и выручить его.
– Это твоя выдумка, его уже давно нет на свете, – отвечает Шоофорадин.
– Нет, отец, ты не прав, пока он жив, но может и умереть, – сказал Мелик-Мамед.
Как только не старался падишах отговорить сына, но нет, он не был воском, чтобы сдаться. Сложил Мелик-Мамед дорожные хурджуны и отправился в путь.
Тысячи шагов прошел, семь гор перешел, по ущельям брел, много ли, мало ли шел, оглянулся назад – а всего-то пути прошел с полторы иголки, а впереди еще путь, равный кишкам шагаду. Постоял, подумал и опять пошел, долго-долго шел и наконец дошел до леса, а через тот лес протекала река, а река бурная, все, что попадается ей на пути – все уносит.
Но нет, не испугался Мелик-Мамед, подвернул он свои шаровары и перешел реку. Шел он шел, долго шел. Семь раз спускался в ущелья и семь раз поднимался и, наконец, дошел до того самого леса, где находился дворец данандея, который забрал себе в сыновья Meлик-Джумшида. Зашел Мелик-Мамед в первую комнату, вторую, третью, пятую... десятую, тридцать седьмую, и во всех комнатах столько всяких ценностей, что глаза слепнут. Но нет, ничего не взял Мелик-Мамед. Прошел он в тридцать восьмую комнату и видит: на стене висят два пахлеванских наряда. Взял один из них и толкнул двери тридцать девятой комнаты. Вошел он в комнату, а там два седла лежат. Взял он одно седло и прошел в последнюю сороковую, комнату. Вошел он и видит: два скакуна стоят, одному скакуну два года, а другому – три.
Обошел Мелик-Мамед все сорок комнат, и нигде нет его брата. Опустил он голову на грудь и заплакал.
– Не плачь, добрый человек, – вдруг заговорил скакун, которому три года, – садись на меня, я мигом донесу тебя туда, где живет твой брат.
Оседлал Мелик-Мамед скакуна, вскочил на него и мигом очутился в падишахстве Мелик-Джумшида. Вошел он в дом брата, а брата нет дома. Представился он его жене: кто он, откуда и зачем пришел.
Заплакала Гюльназ-ханум, просит выручить ее мужа от колдовских чар. Пообещал ей Мелик-Мамед во что бы то ни стало выручить брата.
Переночевал он в доме брата, а рано утром сел на скакуна, взял с собой сокола и отправился на охоту. Подошел к окраинам одного леса и видит: на высоком дереве сидит другой сокол. Выпустил Мелик-Мамед своего сокола, чтобы словить чужого. Только взлетел сокол Мелик-Мамеда в воздух, чужой сокол схватил его и унес.
Мелик-Мамед пошел вслед за соколом, который унес его птицу. Летит сокол по небу, а Мелик-Мамед по земле скачет. Доскакал он до пещеры и видит, как чужой сокол залетел в нее.
Мелик-Мамед слез со своего коня, а сам направился к пещере. У входа в пещеру ему встретился скелет.
– Не ходи в пещеру, околдует тебя колдунья Эней, как и меня, – вдруг заговорил скелет.
Мелик-Мамед попросил у скелета помочь ему выручить брата.
– Это я, твой брат Мелик-Джумшид, – говорит скелет. – Вот до чего довела меня старуха Эней.
Мелик-Мамед хотел обнять своего брата, а скелет говорит:
– Не надо, а то я рассыплюсь... Ты лучше послушай, что я скажу.
Скелет, он же Мелик-Джумшид, рассказал, как и что должен сделать Мелик-Мамед, чтобы выручить его из колдовских чар злой колдуньи.
– Ладно, я все сделаю так, как ты говоришь, – сказал Мелик-Мамед и вошел в пещеру.
Долго шел он по темной и сырой пещере. Наконец дошел он до конца и видит: на тахте сидит сама Эней – страшная-престрашная. Вначале Мелик-Мамед даже испугался, но, взяв себя в руки, сказал:
– Слышишь, Эней, отдай моего сокола!
– Какой ты непонятливый! Моя птица оказалась сильнее и унесла твою. Что тебе еще надо? – с гордостью сказала Эней.
– Отдай моего сокола, – снова сказал Мелик-Мамед, повысив голос.
– Да ты не горячись. Лучше давай в картишки перекинемся. Обыграешь меня – возьмешь своего сокола. Нет, – значит, он останется у меня.
Сели они играть, – Мелик-Мамед проиграл.
– Играю на своего скакуна, – предложил Мелик-Мамед.
Эней ехидно рассмеялась и ушла во двор посмотреть, там ли ее сокол. Пока она не вернулась, Мелик-Мамед сел на ее тахту, в которой находились все колдовские чары.
Вернулась Эней и говорит:
– Встань с моего места!
– У нас такой обычай: когда хозяин встает, он уступает место гостю, -говорит Мелик-Мамед.
Эней ничего не оставалось делать, как пересесть на место Мелик-Мамеда и раздать карты. Стали снова играть. На этот раз Эней проиграла.
– Я играю на своего сокола, – сказала она.
Выиграл Мелик-Мамед и сокола.
– Играю на скакуна, которого я выиграла у одного юноши, – сказала Эней.
Выиграл Мелик-Мамед и скакуна брата.
Затем Эней проиграла ему и зверей, которых проиграл ей Мелик-Джумшид.
– Хочешь, у меня есть один юноша, но он уже превратился в скелет, -говорит Эней. – Играю на него.
– Ладно, давай играть, – отвечает Мелик-Мамед.
Выиграл Мелик-Мамед у Эней брата своего.
Эней вошла в азарт и заложила себя.
Выиграл Мелик-Мамед и ее. Убил он Эней, а тело сжег на огне.
Тут вошел скелет и вскрикнул:
– О, брат мой, что же ты наделал? Тебе надо было выиграть и мясо, которое было на мне.
Опечалились братья: «Как же нам быть?»
Но тут из норки выбежали два мышонка. Они стали грызть друг друга. Одна мышь съела мясо другой. Затем из норки вышла большая мышь, и пропищала на ту мышь, которая съела мясо, как бы ругая, потом, нарвав травы, стала натирать кости мышонка, мясо которого съели. Мышь ожила и опять забегала.
Мелик-Мамед увидел все это и тоже нарвал травы и стал натирать скелет своего брата. Не прошло и пяти минут, Мелик-Джумшид стал таким, как был прежде.
Обрадовались братья, крепко обняли друг друга, и тогда Мелик-Джумшид сказал:
– А теперь поехали ко мне в гости!
Сели они на своих скакунов и мигом очутились в падишахстве Мелик-Джумшида. Гюльназ-ханум накрыла им богатый стол. Поели братья сытно, хорошенько отдохнули, а на следующий день Мелик-Мамед собрался в падишахство своего отца.
Падишах Мелик-Джумшид написал отцу письмо с просьбой освободить его мать из застенка и отправить к нему.
Уехал Мелик-Мамед, а вскоре приехала мать Мелик-Джумшида. Увидела она, что ее бедный сын достиг такого счастья, и повеселела душой и сердцем, а лицо разгладилось и помолодело, как будто и не было тех горьких лет жизни в заточении.
И зажили они в добре, в ласке и в радости.
А спустя год или два Мелик-Джумшид сел на своего верного скакуна, поехал во дворец данандея, который когда-то забирал его в сыновья, и освободил из сороковой комнаты оставшегося там скакуна. А все драгоценности он перевез в свое падишахство, и как того требует древний обычай, раздал всем бедным, чтобы выстроили они себе хорошие дома, нарядились в красивые одежды и стали воздавать хвалу своему доброму и смелому падишаху.
Вот так оно и бывает в жизни: обиженного людьми судьба да вознаграждает. Вскоре в ворота дома Мелик-Джумшида постучался странник и попросился к нему. Мелик-Джумшид впустил его и спросил:
– Кто ты и по какому делу пожаловал?
– Я тот самый череп, который давал тебе советы, когда ты по приказу данандея переходил реку... Когда ты сварил этого злодея, до меня дошел запах его вареного тела, и я вновь стал таким, каким ты меня видишь... И вот я пришел поблагодарить тебя за то, что ты меня спас от чар злодея.
Обрадовался Мелик-Джумшид такой встрече и предложил ему остаться у него жить столько, сколько тот пожелает.
– Спасибо!.. Но я сам падишах заморской страны и спешу к себе... Я хочу у тебя просить скакуна, которого ты освободил из сороковой комнаты злодея данандея, чтобы быстрее добраться до своей страны.
Мелик-Джумшид приказал слугам привести скакуна и передать своему дорогому гостю в подарок.
Не стал гость долго задерживаться, сел он на скакуна и умчался в свое заморское падишахство.
Спустя несколько лет у Мелик-Джумшида и Гульназ-ханум родились трое сыновей и одна дочь. Родились дети и у братьев Мелик-Джумшида, да такие красивые – ни налюбуешься.
Говорят, что Шоофорадин, все его три сына и матери этих сыновей, а также внуки часто ездили друг к другу.
Дай-то Бог, чтобы и в нашей жизни все было так же хорошо! А если кто и обижен людьми, пусть судьба да вознаградит его!
Старик и Азраил
Жил-был в одном городе старик-сапожник. Всю жизнь он усердно трудился. Случалось, что какой-нибудь бедняк был не в состоянии заплатить сапожнику за работу, и тот говорил: «Ничего, носи себе на радость!» И люди говорили доброму сапожнику: «Да прожить тебе сто двадцать лет!»
Может быть, поэтому сапожник и на самом деле дожил до глубокой старости. А может быть, так ему было на роду написано. К тому времени было у него сорок внуков и сорок внучек. Были у него и правнуки, и правнучки, а сколько их было всего – старик даже и не знал, знал только, что очень много.
Все внуки старика выросли хорошими людьми, и все они занимались ремеслом: кто был сапожником, кто портным, кто шапочником – одним словом, все были при деле.
...Однажды ночью к старику зашел Азраил и предупредил его, что через два дня и две ночи он придет забрать его душу.
– От меня уже землей пахнет, – с грустью подумал старик. – Пойду, проведаю внуков и правнуков, а там уж можно со спокойной душой уйти на тот свет.
Отправился он к одному из своих внуков. Увидев деда, тот отложил работу, провел старика в дом, усадил на мягкий ковер, угостил вкусным обедом. Столетний дед и шестидесятилетний внук посидели, поговорили о том о сем, а потом старик стал играть с праправнуками, рассказывать им сказки, да и забыл, что к нему придет Азраил забрать его душу. Счастье молодых – отрада для старых.
Вечером внук постелил деду мягкую постель. Дал теплое одеяло и говорит:
– Сладкого тебе сна. Отдыхай!
– Нет, – отвечает старик, – я должен идти проведать других внуков. Внук обиделся и говорит:
– Уйдешь – и в глаза твои не посмотрю! Ложись, отдыхай! Мой дом – разве не твой?
Что оставалось делать старику? Если младшие почитают старших -старшие должны принимать их уважение, ведь младшие у старших учатся. И остался дед у внука ночевать. Лег он на мягкую постель, укрылся теплым одеялом, да только сон к нему не идет, лежит старик и думает о том, что скоро Азраил придет, а он не успеет проведать всех своих родных. Долго, как кишки шагаду, тянулась эта ночь для старика. Но вот, наконец, настало утро. Дед попрощался с внуком и ушел.
В этот день он отправился к сыну. Обрадовался сын, провел отца в дом, усадил с почетом. Жена сына быстро подала угощение. Посидели отец с сыном, пообедали, выпили вина, поговорили. Потом старик стал играть с внуками и правнуками, рассказывать им сказки, да и забыл, что скоро к нему придет Азраил. Ведь счастье молодых – это радость для старых.
Вечером сын постелил отцу постель, дал теплое одеяло и говорит:
– Дай Бог тебе здоровья. Ложись отдыхай!
– Нет, – отвечает отец. – Я должен идти...
Обиделся сын:
– Уйдешь – ногой не ступлю к тебе на порог! Разве мой дом – не твой?
Что оставалось делать старику? Если младшие почитают старших – старшие должны принимать их уважение. И остался столетний отец ночевать у сына.
Лег старик на мягкую постель, укрылся теплым одеялом, да только уснуть не может: лежит, ждет, когда же Азраил придет.
«Эх, не успел я обойти всех своих родных» – думает дед.
Наступила полночь, а Азраил все не идет, время тянется, а Азраил не идет, рассвет близится, а Азраил не идет. Наконец, рассвело, а Азраил так и не пришел.
«Где же он задержался? – думает старик. – Или, может быть, я уже мертвый?»
Приподнимает он голову – живой. Поднимает одну руку – живой, поднимает вторую – живой. Встает с постели – живой!
– Слава Богу! – говорит старик. – Азраил завтра придет, а я пока пойду дальше.
Пришел он ко второму внуку, постучался. На стук выскочили праправнуки, обрадовались, увидев прапрадеда, стали прыгать вокруг него, гладить ему бороду. Старик тоже обрадовался и спрашивает:
– А где ваш дед?
– На работе, – отвечают дети. – Сейчас мы его позовем.
Позвали они деда, тот пришел, увидел своего деда и очень обрадовался. Накрыл внук богатый стол, усадил деда, стали они есть, пить, беседовать.
Начал старик играть с детьми, рассказывать им сказки. Дети смеются – прадед смеется. Прадед смеется – дети смеются. Старик и позабыл, что за ним Азраил должен прийти. Ведь счастье молодых -это радость для старых.
Наступила ночь, внук постелил деду мягкую постель, дал теплое одеяло и говорит:
– Ложись, отдыхай, и пусть тебе снятся сладкие сны.
Спохватился старик, говорит:
– Нет, нет, я должен идти, проведать других внуков.
– Темно на дворе, завтра сходишь, – отвечает внук. – Да и обидишь, если уйдешь.
Что оставалось делать старику? Если младшие почитают старших -старшие должны принимать их уважение. И остался дед ночевать у внука.
Лег он на мягкую постель, укрылся теплым одеялом, да только уснуть никак не может. Все ему кажется, что вот-вот должен прийти за ним Азраил. Услышит старик какой-нибудь шорох и думает: «Пришел!» Лежит он выпрямившись, чтобы достойно умереть, глаза не закрывает, а сам все думает: «Эх, жаль, не успел я обойти всех своих внуков и правнуков, посмотреть, как они живут!»
А Азраил, оказывается, уже приходил к старику домой. Пришел, посмотрел на постель, где старик всегда спал, а его там нет. Пошарил он в комнате, а старика нет. «Ну ладно, – думает Азраил, – завтра ночью приду, никуда он от меня не денется.»
На другую ночь Азраил опять пришел, посмотрел на постель, а старика снова нет. Пошарил в комнате – нигде нет. Узнал Азраил, что старик ушел в гости к внуку, и решил пойти за ним туда.
А тем временем и рассвело. Старик встал, оделся.
«Слава Богу, – думает, – Азраил завтра придет, а я пока пойду проведаю еще одного внука.»
Пришел дед к еще одному внуку, а у того в доме веселье, день рождения сына. Увидел внук деда, обрадовался:
– Очень хорошо, что ты пришел! Я как раз хотел за тобой идти.
Внук провел деда в дом, усадил на почетное место и кричит:
– Играйте, зурначи! За здоровье нашего деда играйте!
Зурначи играют, гости танцуют, едят, пьют. Не выдержал столетний дед, вышел на середину комнаты и пошел плясать! Все ему хлопают, а он еще быстрее пляшет и даже на носках ходит.
Видит Азраил, что у столетнего деда так просто не возьмешь душу, да и сам стал хлопать. Хлопает и приговаривает:
- Пляши, пляши, пляши, старик,
- Харса-харса, харса-харса!
- Никуда от меня ты не уйдешь,
- Харса-харса, харса-харса!
- Если и сегодня забуду твою душу,
- То завтра ее возьму.
- Харса-харса, харса-харса, харса-харса,
Наплясался дед, устал, сел за стол, ест, пьет, поет песни. Азраил все это видит и говорит себе: «Завтра приду и возьму его душу. Теперь-то я знаю, где он бывает». И Азраил ушел к другим людям, забирать их души.
А столетний дед попировал как следует и лег спать. Утром проснулся, вспомнил, что за ним должен Азраил прийти, и заспешил к другим своим внукам.
Так он стал ходить то к одному внуку, то к другому, и везде ему были рады. Радовался и дед, да и забыл совсем о том, что должен умереть.
Говорят, что он и сейчас жив и ходит уже в гости к прапраправнукам, и все они ему рады. А Азраил и по сей день никак не может забрать у него душу, потому что в душе у того старика живет радость: он для себя спит, а для других сны видит.
А с радостью Азраил бороться не может. Недаром в народе говорят: «Да увидеть вам радость своих детей!»
Пожелаем же и мы друг другу увидеть радость своих детей и жить так же долго, как трудолюбивый сапожник!
Сапожник и шах Аббас
Было так или не было, только жил в столичном городе сапожник. Он с самого утра и до позднего вечера латал на знойном базаре потрепанную обувь, а потом на заработанные за день пять-шесть монет покупал для своей семьи два чурека, кусок овечьего сыра, зелень, овощи, фрукты и все приносил домой.
Несмотря на свою бедность, сапожник по характеру слыл в городе самым веселым и гостеприимным человеком. Каждый раз, вернувшись с работы, он смывал с лица базарную пыль и садился вместе с женой за еду, а после брал теп с маленькими колокольчиками, ударял пальцами по его поверхности и до глубокой ночи пел и танцевал со своими домочадцами.
Пусть пока сапожник веселится, я расскажу вам о шахе Аббасе.
Люди говорят, что шах Аббас любил в одеянии дервиша в ночную пору ходить по своей столице и самолично проверять, кто не спит в такое позднее время и чем занят.
И вот однажды, когда шах Аббас прохаживался переодетым по тем магалам, где ютились ветхие дома бедняков, он неожиданно заметил, что в одном доме горит очаг, а из самого дома разносятся песни, смех и шум пляски.
Любопытство взяло вверх. Шах Аббас подошел к дому и постучался в дверь. На стук вышел сапожник и, увидев перед собой незнакомца в нарядах дервиша, сказал:
– Доброй ночи, дорогой дервиш!
– Доброй ночи, сын мой! – ответил шах Аббас. – Целый день я бродил по горным тропам и очень устал. Разреши хоть полчасика отдохнуть в твоем доме.
Сапожник широко распахнул двери дома и сказал:
– Заходи, добрый дервиш. Пусть твой приход станет счастливым знамением для моей многочисленной семьи.
– Да пребудет счастье в твоем доме, – сказал шах Аббас в ответ и последовал за сапожником.
Хозяин дома провел его в комнату, посадил рядом с собой и стал угощать чуреком, сыром и водой. Шах Аббас поел, выпил воды и спросил:
– Сын мой, кто ты и чем занимаешься?
– Я простой сапожник, дорогой дервиш, – ответил сапожник. – С утра и до вечера мне приходится латать потрепанную обувь бедных горожан, а на заработанные за день пять-десять монет покупать пищу для моей семьи.
Посмотрел шах Аббас на бедно убранные комнаты, покачал головой и снова обратился к сапожнику:
– Если ты так беден, то почему же в твоем доме всю ночь слышатся песни, смех и танцевальные звуки тепа?
– Дорогой дервиш, по характеру я веселый и гостеприимный человек, -ответил сапожник. – Каждый день горе давит на мои плечи, чтобы скорее отправить меня под черное крыло Азраила. Но я не поддаюсь. Музыка, песни и танцы отгоняют смерть от моей семьи прочь. Поэтому я со своими домочадцами пою, веселюсь и танцую до глубокой ночи.
Выслушал шах Аббас бедного сапожника, встал и, поблагодарив за угощение, вышел на улицу.
На рассвете он вернулся во дворец, вызвал к себе главного везира и сказал:
– Пусть глашатаи передадут народу мой приказ: с сегодняшнего дня никто не должен заниматься ремеслом сапожника. Если кто нарушит мое повеление, того казню на дворцовой площади.
– Слушаю и повинуюсь, – сказал главный везир и тут же направился к глашатаям.
...Чуть свет сапожник взял свои инструменты и отправился на базар. Только он сел под деревом и вытащил из сумки иголку, нитку и шило, как у торговых рядов увидел шахских глашатаев.
– Эй, люди добрые! – кричали они. – Слушайте приказ шаха Аббаса. С сегодняшнего дня никто не должен заниматься ремеслом сапожника. В противном случае, виновник будет казнен на дворцовой площади...
Услышал бедный сапожник приказ шаха Аббаса, схватил свои инструменты, побежал домой, взял кувшин с водой, метлу и снова отправился на базар. На базаре он полил землю водой и подмел мусор. То же самое бедняк сделал и на центральных улицах города. Некоторые торговцы и домовладельцы пожалели сапожника и дали ему за труд по медной монете. Таким образом сапожник заработал около десяти монет и на эти деньги купил, как всегда, два чурека, кусок овечьего сыра, зелень, овощи, фрукты и отнес домой. Так поступал он каждый день.
Как-то шах Аббас снова переоделся в одежды дервиша и глубокой ночью вышел в город на прогулку. Вскоре он очутился возле дома бедного сапожника и опять увидел, что там горит очаг, а из открытого окна слышится веселая песня, смех и топот зажигательной пляски.
Удивился шах Аббас и громко постучал в дверь. На стук вышел сам сапожник. Он пригласил знакомого дервиша в дом, усадил рядом с собой и протянул ему кусок чурека с сыром и воду. Шах Аббас поел, попил и печальным голосом сказал:
– Сын мой, слышал я, что шах Аббас запретил заниматься ремеслом сапожника. Чем же ты промышляешь теперь?
– Да провалиться бы такому шаху сквозь землю! – со злостью и ненавистью ответил бедный сапожник. – Разве умный правитель такой приказ издаст? Как только до моего слуха дошли слова глашатаев, я быстро вернулся домой, взял кувшин с водой, метлу и снова вернулся на базар. Там и на главных улицах города я стал поливать землю водой и подметать мусор. Некоторые торговцы и домовладельцы пожалели меня и дали за мой труд по медной монете. На эти деньги я купил два чурека, кусок овечьего сыра, зелень, овощи, фрукты и отнес домой. Вот так я и промышляю целую неделю, дорогой дервиш.
Посидел шах Аббас у гостеприимного хозяина еще немного, а затем встал, попрощался со всеми и вышел на улицу.
Вернувшись во дворец, он вызвал главного везира и сказал:
– Пусть глашатаи передадут народу мой второй приказ: с этого дня никто не должен поливать водой и подметать мусор на базарах и улицах города. В противном случае, виновник будет казнен на дворцовой площади.
Рано утром, услышав о новом приказе шаха Аббаса, бедный сапожник вернулся домой, взял топор, веревку и отправился в лес. Там он нарубил дров, взвалил на спину тяжелую вязанку, принес на базар и продал за десять монет. На эти деньги он купил пищу для семьи и отнес домой. Затем, он снова взял топор и веревку, пришел в лес, нарубил дров, взвалил вязанку на спину и принес себе во двор, чтобы топить печь в зимнюю пору. Так поступал бедный сапожник несколько дней.
Через неделю шах Аббас опять переоделся в одежду дервиша и отправился в город на прогулку. Ровно в полночь он подошел к дому бедного сапожника и громко постучал в дверь.
Сапожник вышел на порог, увидел старого дервиша, пригласил в комнату, усадил рядом с собой и стал угощать чуреком, сыром и водой. Шах Аббас поел, попил и сказал сапожнику:
– Сын мой, слышал я, что шах Аббас запретил кому-либо поливать землю водой, подметать мусор на базарах и улицах города. Чем же ты занимаешься теперь?
– Да провалиться бы такому шаху сквозь землю! – с ненавистью ответил сапожник. – Разве умный правитель издаст подобный приказ? Как только до моего слуха дошли слова глашатаев, я быстро вернулся домой, взял топор, веревку и отправился в лес. Там я нарубил дров: одну вязанку продал на базаре, чтобы купить пищу для своей семьи, а другую отнес домой для топки в зимнюю пору. Вот так я и живу, дорогой дервиш.
Шах Аббас выслушал его, встал, поблагодарил за угощение и ушел во дворец.
Наутро он вызвал к себе стражников и сказал:
– Сходите сейчас же в лес и, если такой-то человек с топором и веревкой явится туда, схватите его и приведите ко мне.
– Слушаем и повинуемся, – ответили стражники и покинули покои шаха.
А между тем бедный сапожник взял топор, веревку и отправился в лес, но не успел он дойти до опушки, как стражники схватили его, связали и повели к шаху.
В то же самое время шах Аббас надел свои праздничные наряды и сел на золотой трон, который с двух сторон окружили везиры, векили и знатные вельможи. Чуть дальше стоял страшный чернокожий палач с обнаженной саблей в руке.
Стражники втолкнули в тронный зал бедного сапожника. И только он увидел ужасного палача с обнаженной саблей в руке, как задрожал всем телом от страха. Шах Аббас узнал бедняка, но сделал вид, что встречается с ним впервые. А сапожник, в свою очередь, растерялся и не догадался, что шах Аббас тот самый человек, который неоднократно приходил к нему в гости в одежде дервиша.
– Разве ты не слышал о том, что я запретил под страхом смерти ходить в лес и рубить деревья? – грозно обратился шах Аббас к сапожнику.
– Нет, почтеннейший шах Аббас, – ответил бедный сапожник. -Я слышал только, что ты запретил заниматься сапожным ремеслом и уборкой базаров и улиц города от мусора. А вот о том, что ты запретил ходить в лес и рубить деревья, я слышу впервые, тобой клянусь!
Затем, получив разрешение шаха Аббаса, сапожник рассказал, как он всю жизнь занимался сапожным ремеслом, как недавно по приказу шаха забросил это ремесло и стал поливать землю водой, подметать на базарах и улицах города.
– А вот несколько дней назад, о великий шах Аббас, – продолжал сапожник, – когда ты запретил заниматься уборкой базаров и улиц, я начал ходить в лес и рубить деревья на дрова: одну вязанку я продавал на базаре за пять-десять монет и покупал еду для моей семьи, а другую вязанку относил домой для топки в зимнюю пору. Теперь же, почтенный шах, у меня нет никакой работы и поэтому я не знаю, чем прокормить жену и детей.
Выслушал шах Аббас бедного сапожника, и жалость к нему захватила всю его душу. Он велел стражникам развязать ему руки, встал с золотого трона и подошел к бедняку.
– Свой приказ я не хочу отменять, – сказал шах Аббас сапожнику, – но работу ты получишь: отныне ты станешь моим надзирателем. Сейчас тебе дадут подобающую службе одежду и золотую саблю в серебряных ножнах. С этой минуты будешь ходить по базарам, улицам и закоулкам города и делать то, что скажет тебе мой приказчик. За свою работу ты станешь получать деньги из моей казны в конце каждого месяца.
Слуги принесли для сапожника одежду надзирателя, вручили ему в руки золотую саблю в серебряных ножнах и отправили на работу.
С тех пор, как бедный сапожник стал надзирателем, прошло около месяца. А когда остался один день до получения денег из шахской казны, шах Аббас опять переоделся в наряды дервиша и поздней ночью отправился в гости к сапожнику. Но не успел он дойти до его дома, как услышал веселые удары тепа, смех и танцевальные песни. Шах с нетерпением подошел к дому бедняка и громко постучал в дверь.
На стук вышел сам сапожник. Он увидел на пороге старого дервиша и пригласил в комнату. Шах Аббас поздоровался и последовал за хозяином дома. И как только он вошел в комнату, то сразу же заметил на расстеленной скатерти вкусную и разнообразную пищу, а также увидел, что жена и дети сапожника одеты в дорогие одежды. Шах Аббас был удивлен увиденным и подумал: «Я же этому бедняку не дал ни одной монеты из своей казны. Так откуда же у него деньги на такие расходы?»
Он молча сел рядом с сапожником, отведал немного плова, жареного гуся, долмы, вина и с грустью сказал:
– На рассвете я покину ваш гостеприимный город и отправлюсь с караваном в далекие страны. Зная, что у меня больше не будет времени, я пришел в твой дом, чтобы на прощание поблагодарить тебя за доброту и сердечность.
– Дорогой дервиш, – сказал сапожник, – мое отношение к тебе не стоит благодарности, ибо человек, уходя навеки к чернокрылому Азраилу, должен оставить в этом мире честное имя и добрые дела. А теперь, да прибудет с тобой Всевышний, ешь, пей и отдыхай сколько тебе нужно, дорогой друг!..
Шах Аббас снова принялся за угощение, а затем вытер губы и сказал хозяину дому:
– Сын мой, слышал я, что шах Аббас запретил ходить в лес и рубить деревья для продажи. Чем же ты занимаешься теперь, чтобы прокормить семью?
Прежде чем ответить на вопрос старого дервиша, сапожник призадумался: «Сказать ли ему о своей тайне, или держать в секрете? Ха, если и раскрою дервишу эту тайну, ничего страшного нет. Ведь сегодня он здесь, а через несколько дней уже будет в другом падишахстве. Никто о нашем разговоре так и не узнает».
Потом сапожник внимательно посмотрел в глаза дервиша, слегка засмеялся и начал рассказывать ему о том, как месяц назад стражники шаха Аббаса схватили его возле леса, связали руки и повели во дворец к самому шаху.
– Представ перед троном, я в первую минуту очень испугался, -продолжал он свой рассказ. – Мне почему-то казалось, что великий шах Аббас прикажет страшному палачу тут же отрубить мне голову. Ведь любому повелителю все равно, кого лишить головы – человека или цыпленка. Но шах Аббас этого не сделал, а, наоборот, подарил мне жизнь и назначил своим личным надзирателем. По его указу мне принесли надзирательские наряды и вложили в руку золотую саблю в серебряных ножнах. «Деньги же за верную службу ты будешь получать из моей казны в конце каждого месяца», – сказал шах Аббас и отправил меня на работу. Сказать-то он, конечно, сказал, а вот как мне содержать семью, не подсказал. Недаром же говорится в народной пословице: «Сытый не ведает о голодном»...
Выслушал его шах Аббас, покачал головой и спросил:
– Сын мой, как же ты выкручиваешься из трудного положения?