Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник) Рыбаков Артем
Вот только после пары часов наблюдений за противником выяснилось несколько не очень приятных моментов. До Городца, где немцы разместили подстраховку в виде моторизованной пехотной роты, ровно три километра, и, хотя выстрелы там могут и не засечь, задачу нашу это нисколько не упрощает – по дороге мотаются туда-сюда минимум два патруля на машинах, а сил, чтобы их перехватить, у нас нет. К тому же были бы тыловики обычные, солдаты охранных дивизий, так нет – элита вермахта, воины «Великой Германии»! Алик даже за голову схватился, а потом вывалил нам столько информации, что Фермеру пришлось его прервать:
– Стоп-стоп-стоп! Ты коротко скажи, чем они от остальных фрицев отличаются?
– Подготовкой, слаженностью и дисциплиной!
– Эсэсманы тоже ими славились, и где они? – Люк презрительно скривил губы.
– Эти – армейцы, и они действительно умеют воевать, а не только стены лбом проламывать! – не сдавался Алик.
– Тотен, ты тут рекламой не занимайся, а то я тебя, немцефила, знаю! – Фермер показал Алику кулак. – Скажи лучше, они служаки правильные или как? – Командира интересовали более конкретные и приземленные вещи.
– Будь уверен, Саша, эти на посту не заснут.
– Получается, орлы, что стрелять нам нельзя ни в коем разе? – Фермер цыкнул зубом. – Иначе всю красоту попортим – «спокойный» отход превратим в гонку со смертью.
– Ну если вы готовы в рэмбов поиграть, я вас в эфире прикрою! – вступил в разговор Бродяга.
– Как?
– Вы выходите на позиции незадолго до их штатного сеанса связи, даете мне сигнал и начинаете резать немчуру со всем молодежным энтузиазмом. Я отбиваю радиограмму в Центр, благо все равно нужно. Короткую, минут на пять. «Наши» фрицы возбуждаются и начинают пеленговать, одновременно вырубая свою рацию. Помехи им не нужны, а благодарность от командования получить хочется. Я на их частоте даю записанный последний сеанс. Вот как-то так…
– То есть вначале мы снимаем внешние посты, а как начнутся радостные пляски по поводу обнаружения нехороших русских диверсантов, режем всех от всей широкой нашей души? – Фермер перестал хмуриться.
– Именно так!
– А давайте я вместо Старого в эфир выйду! – предложил Тотен. – Он в пиф-пафах всяко лучше меня будет, а с рацией я уже освоился.
– Так и сделаем. С тобой пойдут «рофейные» и Док.
Тонкая стрелка часов скользнула с семнадцатого деления на восемнадцатое. «Пора!»
«Мои» немцы народ смирный – службу тащат спокойно, не дергаются. Уже с четверть часа с верхнего этажа амбара доносятся характерные свистяще-шипящие звуки. «Договорились спать по очереди… Верно, чего им опасаться, особенно если принять во внимание, что их пост – ближний к дороге, по которой раз в полтора часа проезжают патрульные машины?»
Осторожно цепляюсь за ошкуренное бревно, приспособленное как откос для поддержания настила, подтягиваюсь и закидываю ноги вверх. Теперь я, словно военно-полевой ленивец, вишу вниз спиной. Можно только порадоваться, что за два «военных» месяца физическая форма серьезно улучшилась. Медленно и печально начинаю движение вверх. «Эх, хорошо бы второй под рулады своего товарища задремал!»
Десять сантиметров, двадцать, полметра… Перед лицом – присыпанные прошлогодним сеном жерди настила. До немцев-дозорных метра три, а мне еще к ним вылезти надо… Автомат пришлось оставить внизу – уж больно неудобная бандура для подобной акробатики, но пистолет при мне, так что в случае накладки выход будет, тем более что стрелять придется накоротке и в помещении. Стены и сено звук приглушат, хотя, конечно, лучше вовсе обойтись без стрельбы…
Уцепившись левой рукой за настил, начинаю выбираться наверх. Хорошо, что сена на «втором этаже» еще много – его кучи скрывают меня до поры до времени. Уперев ноги в откос, делаю несколько качающихся движений, примеряясь. «И раз, и два, и… три!» Сильно толкаюсь ногами и оказываюсь на помосте. Оборот, другой, третий… Тревогу никто не поднимает…
– Кто это? Эй?! – спрашивает один из немцев, привставая со своего места.
«Так и есть, задремал на пару со своим корешем! Ну да поздно уже! – Фриц потянулся за своим «карабином». – Тебе бы хоть на пару секунд раньше чухнуться, а теперь точно не успеешь – ружжо-то твое выставлено наружу, я еще на подходе срисовал. А так быстро ты, мил друг, его теперь не достанешь и тем более не развернешь!» А вот я инерцию использую в своих интересах! Еще пол-оборота, и из положения на спине я бью ганса обеими ногами в грудь. Хруст, сдавленное сипение, и часовой валится на сено. Причем он не отлетел в сторону, а именно мешком осел на землю – значит, удар, как часто говорят рукопашники, весь ушел внутрь.
«Второй шевельнулся, или мне показалось? А! Какая сейчас разница?!»
Наваливаясь на сонного солдата сверху, выдергиваю из ножен клинок, и через пару мгновений нерадивый часовой булькает располосованным горлом.
Торопливо, пока не началась реакция на собственное живодерство, «правлю» первого.
«Черт, никак не могу привыкнуть! В горячке боя – никаких проблем, а как часовых, подкравшись, снимать, так обязательно мутит потом… – Чисто машинально прижимаю умирающего немца к полу, чтобы не так сильно дергался. – Ладно хоть ненадолго это…»
С тошнотой я справился примерно за минуту – похоже, начинаю привыкать… После моих первых, тех, у подбитой «полуторки», отходил почти четверть часа, а тут подышал, подумал – и в норме. Щелкаю тангентой, подавая сигнал товарищам. Три длинных, два коротких: «Все в порядке. Задача выполнена». Было бы наоборот – три коротких и два длинных, то сигнал означал, что у меня проблемы. У командира код из трех «кликов», у Люка – из четырех. И не запутается никто, и случайно последовательность из трех тоновых сигналов набрать сложно. Пока отирался под стенами амбара, оба «коллеги» уже доложили о зачистке «своих» часовых. Теперь на все про все остается… одиннадцать минут! За это время мы должны собраться у машины-пеленгатора и приготовиться резать выходящих на смену караулов фрицев. Вначале хотели отлавливать их на постах, но, прикинув, что втроем семерых успокоить легче, чем в одно лицо троих, решили «танцевать» на центральной «площади» деревушки. Тем более что Бродяга обещал подсобить. А четверо на семерых – это куда как лучше!
«А хорошо, что немчура все невеликое местное население выгнала из домов: и из гражданских никто под горячую руку не попадет, и немцы в окружении знакомых рож хоть немного, но расслабятся… – думал я, осторожно скользя в предутреннем тумане. – А дымка на землю опустилась что надо – видимость снизилась до тридцати метров, а если бугорком каким или поленницей прикинуться, то враг вообще заметит, только наступив на тебя. Э, неплохо бы сбавить скорость, а то свои же ребята могут попробовать головенку открутить или что-нибудь острое под левую лопатку пристроить!»
Смутная тень мелькнула слева в промежутке между едва различимыми домами. Если бы не уже занимавшаяся заря, я бы и не заметил. Я негромко прищелкнул языком, одновременно положив руку на рукоять ножа. «Свои!» – услышав ответное цоканье, я облегченно отпустил оружие.
Опустившись на мокрую от росы траву, вопросительно посмотрел на командира.
– Пять минут! Мы с тобой обходим дом вокруг и нападаем на немцев с тыла! – Сашины жесты были скупы и одновременно красноречивы.
Киваю в ответ.
Командир дотрагивается до плеча сидящего у угла большой избы Люка, показывает большой палец Бродяге, и мы выдвигаемся.
В обычных условиях этот дом за пять минут можно раз двадцать кругом обежать, но сейчас мы еле успели. Стоило нам замереть в готовности у невысокого палисадника, как внутри дома, словно по заказу, раздались голоса. Точнее, вначале раздался глухой стук, как будто уронили что-то тяжелое, затем раздался взрыв смеха, и спустя несколько томительных мгновений дверь распахнулась.
– Гюнтер, в следующий раз я прикажу не полить тебя, а попрошу ребят дотащить до колодца! – всхлипывая от смеха, заявил один из немцев, спускаясь с невысокого, в три ступеньки, крыльца. – Будешь знать, как не выполнять приказы старшего по званию!
Следовавший за ним дородный солдат фыркал и мотал мокрой головой, одновременно застегивая на груди мышастый китель, – очевидно, это и был тот самый Гюнтер, для побудки которого пришлось применять радикальные средства. Еще пятеро спустились вслед за первыми двумя и лениво построились в колонну по двое.
«Хорошо, что мы не прекращали наблюдение за деревней и прибытие подкрепления к гансам не прошло незамеченным. Видимо, кто-то посчитал сообщение о засеченной рации заслуживающим внимания, и ближе к вечеру из Городца на двух телегах подтянулись еще полтора десятка солдат». Я перекатил во рту короткую соломинку, подобранную на сеновале, и отстегнул тренчик на ножнах.
Фермер предостерегающе поднял руку – не шебуршись, мол.
Гефрайтор (туман понемногу рассеивался, и я смог рассмотреть петлицы) негромко скомандовал, и короткая колонна двинулась сменять посты. Чем мне немцы нравятся, так это любовью к порядку. Честно! Положено по уставу винтовку на ремне носить – и несут. Особенно эти – тыловики. Те, которых мы на дорогах видели, уже к войне привыкли и во время своих многокилометровых маршей по нашим пыльным дорогам они уже уставом не сильно заморачиваются, а эти, гляди ты, словно на каком-нибудь Александер-плацу вышагивают!
Легкий толчок в плечо от командира – это значит нам пора.
«Саша ссутулился, отчего стал похож на атакующую горную гориллу… Странно, но почти всегда в боевые моменты в голову лезут всякие необычные ассоциации. Наверное, это психика так защищается от перегрузки…»
Замыкающие уже поравнялись с углом дома, когда я услышал… Нет, скорее еле уловил сдвоенный глухой удар…
Практически одновременно мы догнали идущих последними немцев…
Мой – тот, что справа! Невысокий, сантиметров на десять ниже меня… «Карабин» болтается на щуплом плече, воротник кителя замялся сзади…
Синхронно с его шагом наступаю под колено левой ноги и, резким движением левой руки отклонив голову в ту же сторону, вгоняю зажатый в правой обратным хватом нож в тощую шею! Сверху вниз и немного наискосок, так, что пятнадцатисантиметровый клинок уходит в тело врага почти целиком, по пути рассекая сонную артерию и мышцы. Может, и до сердца достал, кто знает…
«Теперь – снять!» Тело действует «на автомате», словно я не живых людей превращаю тут в неживых, а форму демонстрирую на показательных…
Тяну нож на себя, а левой, уперевшись противнику между лопаток, помогаю, толкая его вперед. Снимая с клинка.
Немец ничком валится вперед.
Переступив через него и перехватив нож на прямой хват, бью следующего в почку.
Чувствую, как тот вздрагивает.
Но в этот момент левая рука, проскользнув по плечу, нащупывает его кадык. Пальцы стискиваются, комкая податливые хрящи гортани, а правая все бьет и бьет…
«Ш-ш-ш!» – резкое и негромкое шипение выдергивает меня в реальный мир.
Отпускаю уже давно мертвого немца и быстро поворачиваюсь на звук.
Сашка!
А вот и Люк со Старым подходят…
«Какой придурок сказал про упоение боем? – медленно выдыхаю, чувствуя, как сходит с лица яростный оскал. – Остервенение? Да! Озверение! Любое слово, но не упоение! А еще тошнота и отвращение. Когда по раздавленному моими пальцами горлу последнего немца пробежала судорога, я чуть сам не… А! Потом страдать будем – работы еще…»
Командир жестами показывает, что нам с Люком надо идти в избу…
- Раз иголка, два иголка – будет елочка,
- Раз дощечка, два дощечка – будет лесенка,
- Раз словечко, два словечко – будет песенка.
«Ничего более идиотского, вам, гражданин Демин, в голову прийти, естественно, не могло? А ну, перестать петь мурню всякую! – строго отчитал я самого себя, заметив, что вот уже пару минут нервно приборматываю детскую песенку, не в силах соскочить с одного куплета. – Того и гляди «трофейные», как мы называем авиационного военврача и танкиста, заинтересуются, что же там такое бормочет себе под нос «очень важная» охраняемая ими персона. А «персона» на самом деле отчаянно трусит и волнуется!»
Хотя и у меня голова варит – именно я предложил Сергеичу, как приспособить достижения электроники будущего к нашей непростой партизанской работе! В моем «наладоннике» весьма удачно оказался установлен неплохой текстовый редактор, а уж всякие отчеты и таблицы составлять мне сам бог велел – экономист, ептыть… Вот и придумал, как использовать функцию автозамены для шифрования сообщений. Главное только – не забывать менять цвет шрифта и начинать шифрование с цифр. А после того как Ваня в дополнение к обычному ключу смастерил цифровую «гребенку», скорость передачи существенно увеличилась. Конечно, мне, привычному к компьютерной мышке, работать на двухстороннем ключе несложно, но с «гребенкой» еще лучше получается и «грязи» меньше. А всего-то пара тонких дощечек, в верхней из которых прорезано десять пазов, а между ними проложена выкроенная хитрым образом медная полоска. Достаточно провести металлическим контактом – я его «стилусом» по привычке называю – по соответствующей прорези, как в эфир выдается комбинация из «точек» и «тире», соответствующая одной из цифр. В «нулевой» прорези, к примеру, пять широких полосок, а в той, над которой цифра 1 написана, – одна узкая и четыре широких. Вот и ерзай туда-сюда, сверяясь с шифровкой и монотонно отсчитывая самому себе: «Раз, два, три… Раз, два, три…» Считать надо обязательно, иначе точки и тире сольются, и в Центре шифровальщики повесятся, разбирая сплошной поток знаков.
Ребятам сейчас куда как труднее… Нет, и на моем счету есть парочка немцев. Но одно дело – дать очередь из пулемета, заметить, как где-то там, вдалеке, упали еле различимые фигуры, и совсем другое – ножом, а то и голыми руками. Командир меня уговаривает, конечно. Утешает, что, мол, моя работа ничуть не менее ценная, чем их, но я-то сам знаю, что они постоянно по лезвию ножа ходят, в то время как я в тылу отсиживаюсь.
Хоть я и стараюсь по мере сил им помогать, лекции о немцах читаю и все такое. Здесь мои навыки «нищего униформиста» очень кстати пришлись. В той, мирной, жизни очень меня коллекционирование военной формы увлекало, но в силу не слишком толстого кошелька коллекционером я был виртуальным – больше книги по истории предмета покупал и на лоты в интернет-аукционах облизывался. Отдать пару месячных зарплат за немецкий солдатский кителек, проходящий по категории «недорого», я себе, естественно, позволить не мог, но когда такие мелочи настоящему фанату были помехой? Кстати, с Артом я в магазине, торгующем униформой, познакомился. Я на годовую премию выкупал привезенную мне на заказ «родную» бундесверовскую каску, а он, только начавший играть в страйк, форменные немецкие же перчатки примерял. Ну и зацепились языками и даже чуть было телефонами не обменялись, но не срослось тогда. А уже через пару месяцев на открытии сезона мы с ним и его ребятами в одном окопе оборону держали. Черт, когда же это было? Семь лет назад? Или восемь?
– Фермер – Тотену! – «Ух, замечтался! Чуть сигнал не проворонил!» – А теперь – дискотека!
– Roger that![1]
Если бы Саша сказал: «А теперь танцы», то мне пришлось бы вначале передавать короткую радиограмму в Центр и только потом выдавать в эфир записанное на телефон немецкое сообщение о том, что у них все в порядке. А тут мне предстояло сделать немного по-другому – сперва выдать запись и тут же, перестроив рацию, начать сеанс с Москвой.
Деревня Дубники, Бобруйский район Могилевской области БССР. 16 августа 1941 года. 5.53
Нам здорово повезло, что немцы разделились – обычная пехтура из обеспечения заняла два дома на окраине, а «безопасники», «белая кость», разместились на постой в третьем, стоящем в самом центре деревушки.
Половину охраны мы, считай, уже вырезали, и теперь Фермер, пользуясь языком жестов, распределял следующие цели.
Люку с Сергеичем выпало идти зачищать остатки охранников, а меня Саша поманил с собой к дому радистов.
– Двое в лимузине – их исполняем вместе. Смотри, не перестарайся! – прижавшись ко мне вплотную, сказал командир.
– Я их по-немецки вызову, дверь сзади глухая, ничего не увидят, – предложил я свой вариант.
– Идет!
Рассвело, туман уже почти совсем рассеялся, но в деревне стояла непривычная тишина – не лаяли собаки, их немцы постреляли еще вчера. Не было слышно петухов – визитеры устроили настоящее сафари, сократив местное птичье поголовье почти до нуля. Две имевшиеся в Дубниках коровы так и стояли в хлевах – хозяева ночевали в амбаре на окраине по приказу все тех же «дорогих гостей» и выпускать скотину пастись не собирались.
В этом безмолвии (нет, птички, конечно же, пели и мухи жужжали, но за последнее время я уже как-то свыкся с реалиями лесной и деревенской жизни, потому и обратил внимание на такую «неправильность») мы быстро дошагали до нужной избы. «Интересно, а если кто-нибудь из фрицев в окно выглянет или до ветру на крыльцо выйдет, обратит внимание на такое палево? – На серебристой от росы траве, в том месте, где мы только что прошли, четко выделялась темная полоса, отмечая весь наш путь. – Будем надеяться, что этого не случится!»
Командир присел у стены дома, осмотрелся по сторонам, бросил взгляд на часы и что-то пробормотал в рацию. Единственное, что я расслышал, было слово «дискотека».
Я пока страховал Сашу, наблюдая за окнами избы, в которой разместились немецкие пеленгаторщики.
Закончив разговор, он постучал указательным пальцем по часам и показал на машину: мол, пора работать!
«Эх, плохо, что я сейчас в «комок» одет! – пришла запоздалая мысль. – Хотя…» Из набедренного кармана я вытащил бундесверовское кепи и, стянув с головы платок-бандану, надел вместо него. Может быть, практически не изменивший свою форму со времен войны головной убор послужит хоть какой-нибудь маскировкой. А бандана может и кляпом поработать, если что…
Спокойно подхожу к лимузину и, вежливо стукнув пару раз по дверце, нарочито невнятным голосом устраиваю побудку:
– Доброе утро! Как спалось? – В конце фразы громко зеваю.
– Вилли, это ты? – «Да уж, бодрым этот голос я бы не назвал!» – Одновременно с вопросом щелкает замок задней дверцы, и она начинает открываться.
Резко дергаю ее на себя.
«Здравствуй, немец, Новый год!» Кемаривший в машине радист, облаченный только в галифе и майку, спросонья не может понять, отчего это боевому товарищу так неймется заступить на пост?
Ждать, пока фриц проморгается и сообразит, что что-то идет не так, я не стал, а просто, схватив его за голову, выволок на мокрую от росы траву и успокоил жестким ударом в солнечное сплетение. Протиснувшись мимо нас, Фермер ныряет в машину. Короткая возня внутри.
– Вязки давай! – негромко доносится из лимузина.
Синхронно мы иногда с командиром мыслим все-таки! Стоило Александру скрыться в недрах «радиомобиля», как я уже отцепил от разгрузки пучок этих самых вязок. Еще месяц назад, несмотря на все удобство кабельных стяжек, мы решили не расходовать понапрасну «секретные артефакты из будущего». И заготовили несколько десятков импровизированных наручников из тонкого шнура. Скользящая петля, а на ней – простейший замочек из проволоки в виде обоймицы. Пользоваться просто – накинул, затянул, сделал несколько дополнительных оборотов и зафиксировал свободный конец проволочной скобкой. Может, и не так надежно, как пластиковая, но тут важнее идея. До готовых одноразовых наручников здесь еще не додумались. Протягиваю пару «шнурков» Фермеру, а сам быстро упаковываю своего немца, не забыв, кстати, использовать бандану вместо кляпа.
– Давай своего! – Саша управился едва ли не быстрее меня, что, учитывая тесноту внутри машины и его немаленький рост, просто удивительно. Вот что значит опыт и сноровка!
Уже через минуту немцы отдыхают в собственном автомобиле в «позе вареной креветки», а мы готовимся на крыльце к последнему штурму.
– Работаем аккуратно и без «мокрого»! – снова напоминает Саша. – Не пехтуру режем, с культурными парнями из разведки дело иметь будем!
Вместо ответа показываю большой палец.
«Раз, два, три!» – командир дает «пальцевой отсчет».
Быстро, но плавно (так меньше вероятность, что петли выдадут нас скрипом) распахиваю дверь и, пригнувшись, проскальзываю в темные сени.
Никого!
В неверном утреннем свете, пробившемся с улицы, замечаю, что дверь, ведущая в горницу, открывается от меня. «Хорошо! Нет ничего глупее боевика, тянущего на себя дверь, которую нужно толкать. Как, впрочем, и наоборот…»
Открываю вторую.
«Вот блин!»
– Schee! – вторит моим мыслям удивленно вылупившийся на меня абсолютно голый немец.
Интересно все-таки, как по-разному реагируют люди на внезапное изменение обстановки. Этот оказался стеснительным – выронил жестяную кружку и зачем-то попытался прикрыть руками причинное место. После чего улетел, всплеснув руками, в глубь комнаты. Прямой в челюсть получился хорошим, аж рука заныла. Плохо, что нашумел я при этом изрядно – и кружка задребезжала, упав на пол, и немец шороху навел, своротив при падении стол, уставленный посудой и заваленный всякими вещами!
– Мочи! – Крик Фермера вывел меня из кратковременного ступора, возникшего в результате всех этих шумовых эффектов. Часто так бывает – крадешься, крадешься… Веточки сухие осторожно обходишь, дышишь через раз, к противнику подкрадываясь, а тут кто-нибудь чихнет или валежину сломает случайно. Негромкий звук чуть ли не орудийным выстрелом в такой момент кажется!
Странно, что, несмотря на временное замешательство, обстановку в комнате я контролирую. Вот застыл в дальнем от входа, «красном», углу, не попав ногой в штанину серых галифе, невысокий и щуплый ганс… Еще один, скорее всего местный начальник, так как лежит он на кровати, а на табурете, стоящем рядом, покоится фуражка с высокой тульей, только оторвал голову от подушки и, явно ничего не понимая, хлопает глазами. Четвертый… А вот четвертый бодр и весел!
«Ух!» – качнув корпусом, я еле увернулся от размашистой плюхи четвертого.
«Как же это я тебя проворонил?!» Единственное, что получилось сделать в ответ на вторую, – это пнуть «резкого» немца по голени. Но удар вышел так себе, несильным и вдобавок смазанным, к тому же противник был обут. А армейский сапог – неплохая защита от подобных «скользнячков».
«Может, плюнуть на него и прорваться в глубь комнаты, пока они не очухались?» Перебор вариантов был прерван потоком холодной воды, окатившей моего оппонента. И тут же в голову ему с глухим стуком прилетела деревянная бадейка.
«Саня!» Не задерживаясь, я бросился вперед, тем более что оторопь у немцев потихоньку начала сходить на нет, а местный начальник даже потянулся к висевшей у него в ногах характерной кобуре «парабеллума».
«Вот уж хрен тебе!» В карате этот удар называется «отоши-гэри» – удар выпрямленной ногой сверху вниз, любят его и адепты тэквондо. Эффективнее удара по барахтающемуся на кровати немцу я не придумал. Да и не надо, как оказалось – влупил я так, что сначала показалось, что колено в обратную сторону выгнулось, а ножки кровати подломились!
Но нет, нога цела, как и кровать.
Разворачиваюсь, а все уже закончилось! Командир вырубил последнего фрица и мне на шайкой ушибленного показывает – заканчивай, мол.
Ну, дело это несложное, немец после близкого знакомства с деревянной посудой еле на ногах стоит, да и то только потому, что за печку держится.
Подсечка, несильный пинок – он и глазки закатил.
– Тоха, пока я их вяжу, ты документы в темпе посмотри!
Бросаю Саше пучок вязок, а сам к кровати, на которой тихо стонет местный начальник.
«Интересно, я ему ничего не поломал? Не, шевелится вроде… Так, «зольдбух». Ого!» – книжка, вытащенная из кармана кителя, ничем не походила на уже хорошо известные мне армейские документы.
– Командир, этот тип не местный, точнее, дважды не местный! – Я помахал документами пленника.
– Поясни? – не понял Саша.
– Для начала: он из гестапо, а им, как ты помнишь, в прифронтовой полосе делать нечего. Причем звание у него даже не эсэсовское, а полицейское – криминаль-ассистант. Во-вторых, если я правильно понял записи, мужчинка к нам приехал из управления гестапо какого-то Лицманштадта{21}. Где это – я ни малейшего понятия не имею!
– А ты расспроси! Время пока есть. Ребятам, судя по тишине, помогать не надо.
Приказ командира – закон для подчиненного! Схватив «помощника криминалиста» за плечо, я попытался развернуть его к себе лицом. Немец глухо застонал и попытался вывернуться. Я потянул сильнее. «Тяжелый, зараза!» Вдруг сопротивление пропало, пленный в мгновение ока развернулся ко мне лицом, но в левой руке эта падла сжимала небольшой вороненый пистолетик.
«Ку-ку! – издевательски сказал за моим плечом ангел-хранитель. – Похоже, что командировка закончилась!»
Но прислушиваться ко всяким потусторонним покровителям у меня времени не было, единственное, что оставалось делать, – уходить с линии огня. Негромкий выстрел раздался практически одновременно с началом моего незамысловатого маневра. Я просто рухнул на пол, не заботясь даже о страховке. И успел! Почти…
Перед лицом вспыхнуло… Потом еще раз…
Письмо командующего
3-й танковой группой
командующему группой армий «Центр»
Господин генерал-фельдмаршал!
Разрешите выразить Вам свою нижайшую благодарность за Ваши поздравления по случаю полученной мной награды – «Дубовых листьев»… Для меня является особой честью получить эту награду, находясь в Вашем, господин генерал-фельдмаршал, подчинении.
«Шаг на месте», характеризующий состояние войск за последние дни, к сожалению, еще не привел к существенному восстановлению сил. Износ боевых машин, естественно, особенно велик при движении по такому бездорожью, как сейчас. Никакой уход за двигателями пока невозможен ввиду непрерывного состояния готовности к отражению попыток противника прорваться или деблокировать свои войска. Но личный состав дивизий теперь имеет время на сон, так что силы постепенно восстанавливаются. Меня беспокоит лишь 14-я моторизованная дивизия: она в данный момент сможет выполнить не всякую поставленную ей задачу.
Потери в танках составляют в настоящее время около 60 %. Если нам дадут десять дней и если пришлют запасные части, то, по-видимому, окажется возможным довести укомплектованность о 60–70 % штата. Общие потери в остальных машинах сравнительно невелики (около 7 %), а в мотоциклах – еще меньше. Пополнение рядового и офицерского состава постепенно прибывает. Будем надеяться, что пехотные дивизии пришлют нужных нам людей. На пополнение запасов горючего также понадобится дней десять…
Подпись Г. Гот
Глава 5
Бленхейм, Вудсток, Оксфордшир. Соединенное Королевство. 16.08.1941. 9.43
– Доброе утро, Джеймс! – сидящий за столом молодой офицер, от которого за милю несло Крайстчерч-колледжем{22}, приветливо улыбнулся вошедшему в комнату молодому, еще и тридцати не исполнилось, человеку с всклокоченными волосами и серым от постоянного недосыпа и отсутствия свежего воздуха лицом. – Что за спешка? Ваш топот я услышал, еще когда вы неслись по лужайке.
– Это из Блетчли! Срочно! – борясь с одышкой, ответил гость. – «Си»{23} должен знать эту новость немедленно!
– Сэр Стюарт просто умирает от нетерпения… – саркастически заметил сидевший за столом. – Чай пить не может, ожидая, что же такое ему принес в клювике Джимми Прайд из Пятого барака{24}!
– Артур, еще немного, и я расскажу всем, что в написании твоего имени допущена серьезная ошибка и тебя следует называть не «Лестерский» а «из Лестера»{25}! – Как однокашник секретаря, Джеймс мог позволить себе некоторые вольности. – Злой джентльмен из комнаты «Кролика Питера»{26} показательно накажет тебя, я обещаю!
– Не раскрывай мои фамильные секреты, Джеймс! Умоляю! – И, сделав знак приятелю помолчать, Артур поднял трубку телефонного аппарата: – Сэр! К вам вестник из Парка! Нет, сэр, не знаю! Из Пятого! Да, срочно! – Он положил трубку. – Прошу вас, мистер Прайд! – От былой веселости не осталось и следа.
…Сэр Стюарт Грэм Мэнзис, полковник, рыцарь-командор ордена Бани{27}, и прочая, прочая, пребывал, несмотря на стоявшую за окном чудесную погоду, в мрачной задумчивости. Буквально вчера за ужином премьер-министр задал ему крайне неудобный вопрос, ответить на который директору Секретной службы Его Величества сразу не удалось. Сэр Уинстон поинтересовался, не выпуская изо рта очередной сигары, когда же наконец специалисты из Блетчли начнут снабжать правительство и Форин-офис{28} по-настоящему ценными данными, а не обрывками переговоров капитанов немецких патрульных катеров?
Командор ответил с прямотой старого солдата, не зря получившего в свое время военный Крест{29} на полях Великой войны:
– Сэр Уинстон, не стоит забывать, что именно благодаря этим ребятам удалось поймать «Бисмарка»! А количество «немецких дойных коров»{30} удалось сократить с восьми до одной всего за три недели!
– Стюарт, – ответил Черчилль, – я это помню, но не зря же вы в прошлом месяце разорили военное министерство на шестьсот фунтов{31}, дабы наградить своих «умников»? Британский народ хочет большего!
– Да, Уинстон, но деньги-то распорядились выделить вы!
В ответ премьер-министр рассмеялся и перевел разговор на другую тему.
Но полковник отлично понимал, что премьер ничего не забывает.
– Как дела в Блетчли? – поинтересовался полковник у как раз вошедшего в комнату посланца, чье лицо было ему безусловно знакомо, но чьего имени «Си» не помнил. – Как поживают «крабы» и «лобстеры»{32}?
– Все прекрасно, сэр! – бодро отрапортовал дешифровальщик. – Улов отличный!
«И все же интересно, с чем примчался этот «гонец из Парка»?» Взяв со стола изящный ножик, Мэнзис взрезал запечатанный сразу тремя сургучными печатями конверт, вытащил сложенный вдвое лист плохой серой бумаги. А кто еще даст другую этим умникам, которые расходуют ее просто в невероятных количествах в стране, задыхающейся в кольце подводной блокады?
Развернул и, путаясь в обрывках не расшифрованных до конца, а потому вставленных в текст непереведенными, корявых аббревиатур, до которых «гунны» большие любители, прочитал послание.
– Вы свободны! – стараясь, чтобы дрожание голоса не выдало волнение, скомандовал сэр Стюарт гонцу.
Последнее, что услышал Джимми, закрывая за собой дверь начальственного кабинета, было: «Сэр Уинстон, возможно, вам будет приятно узнать, что русские убили Гиммлера…»
Москва, ул. Дзержинского, 5-й этаж. 16 августа 1941 года. 11.32
– Товарищ старший майор, разрешите? – Несмотря на многолетнюю дружбу, Эйтингон всегда соблюдал протокол.
– Да, заходи. – Павел оторвался от папки со списками кандидатов в диверсионные группы.
Вслед за майором в кабинет вошел невысокий худощавый мужчина. Узкое изможденное лицо, на котором выделялся большой крючковатый нос. Высокий лоб, переходящий в залысину. Глубоко посаженные внимательно-настороженные глаза.
– Яков! – Судоплатов встал из-за стола и вышел навстречу старшему товарищу и, чего уж там скрывать, наставнику! Ведь именно в Особой группе при наркоме внутренних дел, начальником которой и был вошедший, произошло его становление как разведчика.
– Здравствуй, Павел! – хриплым, чуть срывающимся голосом ответил Серебрянский.
Павел порывисто обнял его, потом отстранился и, словно стесняясь прорвавшихся эмоций, сухим официальным тоном предложил:
– Проходите, располагайтесь, Яков Исаакович.
Вопреки ожиданиям Павла, гость сел не на один из стульев, стоявших у стола для совещаний, а устроился в глубоком кожаном кресле, стоявшем у окна, из которого открывался отличный вид на утреннюю Москву. «Ну да, седьмой этаж, к тому же на холме!» Павел и сам иногда позволял себе выкурить папиросу, любуясь панорамой столицы.
– Ну, товарищи начальники, рассказывайте, зачем я вам понадобился?
– Видишь ли, Яков Исаакович… – Судоплатов поставил стул напротив кресла и сделал знак Эйтингону присоединиться. – Есть у нас одна группа. Хорошая группа, лукавить не буду, а если соотнести достигнутые ими результаты ко времени работы – так и вообще одна из лучших. Но кто они, мы до сих пор понять не можем.
– Как так? – На подвижном лице гостя отразилось удивление.
– А вот так! Либо они даже от нас конспирируются, либо чужаки…
– Либо не пойми кто! – подхватил Серебрянский{33}. – И вы, друзья мои, решили, что это может быть кто-то из известных мне людей, так? Из стариков, так сказать?
– Совершенно верно.
– А с чего такие идеи у вас появились, могу полюбопытствовать?
– Возраст фигурантов, стиль… – начал перечислять Эйтингон.
– От них что-нибудь есть? Как говорится, собственноручное?
– Да. – Павел поднялся, вернулся к своему рабочему столу и, отперев верхний ящик, достал довольно толстую папку. – Здесь почти все, что у нас есть на настоящий момент… – Он протянул документы Серебрянскому.
– Богато! – заменив «г» на «х», сымитировал южнорусский говор «заслуженный террорист». – Пару часов меня не беспокоить. И распорядись, Паша, чтобы чаю принесли.
Полтора часа все занимались своими делами: Судоплатов с Эйтингоном негромко переговаривались, обсуждая текущие дела, а Серебрянский шелестел бумагами в кресле, изредка хмыкая и делая какие-то пометки в принесенном ему блокноте. Наконец он отложил письменные принадлежности, допил залпом остывший чай и громко объявил:
– Все! Давайте сюда, соколы мои! – Дождавшись, пока начальники подойдут и рассядутся вокруг, он продолжил: – Что я вам могу сказать? Серьезные люди, уж поверьте моему слову! Работают, как в аптеке!
– Из чего такие выводы сделал, Яша?
– Ой, Наум! – всплеснул руками Серебрянский. – Если ты не веришь человеку, чьего папу звали так же, как твоего, поверь хотя бы моему опыту. Я, в отличие от тебя, академий не кончал, но неужели вы не обратили внимание хотя бы на то, к а к они свои отчеты пишут?
– Подробно пишут, а что? – Павел недовольно нахмурился, пытаясь вспомнить, что не так с отчетами «Странников».
– Не подробно, а точно! Что совершенно разные вещи, если вы понимаете, о чем я толкую?
– Понимаем, но ты лучше поясни, Яша, – попросил Эйтингон.
– Наум, ты помнишь, как пишут наши отчеты? Все равно кто – чекисты, военные или из парторганов: «рассеяно до батальона пехоты», «уничтожено около роты фашистов», ну и так далее… Редко-редко, когда цифры точные увидишь… Верно?
– Да.
– У этих же ребяток другой коленкор – все тютелька в тютельку. Там-то, тогда-то… Офицеров столько-то, унтеров… солдат… И отдельная графа – «Предположительно»! А почему так, знаете?
– Расскажи, Яков Исаакович, будь так любезен! – Судоплатов иначе как по имени-отчеству к Серебрянскому никогда не обращался. Шестнадцать лет разницы – это вам не шутка!
– У нас ведь отчеты, и доклады в том числе, и для наград пишут. Сами понимаете, «до батальона» – это и рота, и взвод могут быть? Но ориентироваться «наверху» будут на батальон, потому как удобно. А этим, такое ощущение, на награды положить большой и необрезанный. Что честно, но в то же время странно… Словно мнение ваше, граждане начальники, колышет их в самую последнюю очередь.
– Что ж тут странного, Яков? – Эйтингон широко улыбнулся. – Тонкий ход. Цифры говорят сами за себя!
– Как скажешь, Наум. Мне ли с тобой спорить? – Серебрянский посмотрел на Павла: – Сменщик, не сложно тебе карту принести, а то давно я в родных краях не был, многие детали забывать стал.
«Как же, забыл ты! Скорее всего, показать хочешь, что, несмотря на возраст, нам, молодым, фору еще дать можешь, Яков Исаакович», – подумал Судоплатов, но за картой все-таки сходил. Правда, поскольку разворачивать большую, состоящую из шестнадцати листов, «склейку» на коленях было неудобно, он к окну возвращаться не стал, а позвал остальных к столу.
«Еще раз на память пожалуется – внушение сделаю, чтоб не прибеднялся почем зря!» – пришло в голову Павлу, когда он наблюдал, как Серебрянский точными движениями карандаша отмечал на карте места диверсий, проведенных «Странниками».
– Вот, друзья мои, полюбуйтесь на работу настоящих профессионалов! Все четко и, я бы даже сказал, красиво! Здесь, – острие карандаша уперлось в точку чуть севернее Заславля, – они не только провели диверсию, но и проверили реакцию немцев на нее. И заодно заранее заблокировали один из объездных путей. После чего за пару дней переместились на полсотни километров, что само по себе хорошо, и одним ударом перекрыли важную магистраль. Очень красиво, честное слово. Непонятно только, как им удается так быстро менять место дислокации? Хотя как вариант можно предположить, что на проверочную диверсию они могли и отдельный наряд выделить, а сами все время ближе к чащобам сидели.
Затем ребятки вернулись назад, оставив немцев с носом. – Карандаш заскользил в сторону огромного лесного массива северо-западнее столицы Белоруссии. – А зачем, спросите вы? А вот за этим! – На стол легла толстая пачка листов из папки. – Им просто нужно было безопасное место, чтобы передать все эти сведения нам после того, как они вышли на контакт и получили связь! Наум, скажи мне, информация интерес представляла?
– Да. Что ни строчка – то находка. О многом ни мы, ни армейцы даже представления не имели. И последующие донесения – тоже. Кое-что знали от «Отто», но это было первое подтверждение.
– А когда они про немецкую «безпеку» стали сообщать? До вот этого большого сообщения или после?
– После.
– Вот! То есть когда они спецкоманду вырезали. И, стало быть, пленными разжились, которые доступ к подобной информации имели. Возможно, тогда же они и немецкие коды могли получить. Если коротко – то хорошая умная группа эти ваши «Странники». А вот кто они, я сказать не могу, уж простите.
– А если это немцы что-то вроде «Треста»{34} с нами крутят? Рейли-то{35} купился тогда, да и не только он, – спросил Эйтингон.
– А какой им смысл с нами в такие игры сейчас играть? Я, конечно, не очень следил за положением на фронтах, – намекнул на свое заключение Яков Исаакович, – но общее представление о ситуации имею. И если в диверсии я в такой обстановке поверить еще могу, то в операцию по дезинформации – нет. Кому она сейчас в Абвере нужна-то? Немец прет так, что наши и на явное изменение обстановки реагировать, как я понимаю, не всегда успевают. И агентуру, при таких темпах продвижения, имеет смысл забрасывать в Москву или на Урал.
Павел бросил быстрый взгляд на своего зама и, заметив, что тот кивнул, выложил перед старым разведчиком еще одно донесение:
– А на это что скажешь, Яков Исаакович?
Серебрянский схватил листок, пробежал текст глазами…
– Чтоб я так жил, Паша! Если они действительно сделали это, то ты будешь последним шлемазлом, если их не вытянешь к себе в отдел! Я бы обязательно вытащил! Наум, не делай глаза, что ты другого мнения!
– Нет, это ты, Яша, прекрати изображать старого гешефтмахера из местечка! – взорвался Эйтингон. – О том, что они нам нужны, мы и без твоих советов знаем! Или ты нас за последних поцев держишь? Паша, не суйся! – остановил он попытавшегося вмешаться Судоплатова. – Яша, мы вместе с тобой сколько лет? Двадцать? Так чего ж ты нам тут крутишь? Или Паша тебя зазря из могилы вытягивал?
Серебрянский в ответ на эту злую отповедь нахохлился в кресле, скрестив руки на груди, но ничего не отвечал, только переводил взгляд с одного на другого.
– Наум Исаакович, погоди, не горячись, – остановил Эйтингона начальник Особой группы. – Яков Исаакович, анализ твой хорош, но пойми – нам в первую голову нужно понять, кто эти люди.
– Кто-кто, да кто угодно! – огрызнулся Серебрянский. – Что, у нас через спецшколы народу мало прошло? А вы тоже хороши – по дерьму просите определить, кто насрал!
– Прости нас, Яков Исаакович. – Судоплатов вернулся к столу и достал из ящика еще одну папку.
Читать бесплатно другие книги:
