Иллюзия греха Маринина Александра
Разговор с женщиной из милиции выбил ее из колеи. Дядя Владик и его знакомая давно ушли, а Ира то и дело принималась плакать, хотя в общем-то позволяла себе эту роскошь достаточно редко. До десяти часов она успела съездить в центр, в книжный магазин, купила для Наташи учебник французского языка, как раз такой, как она просила, и, вернувшись домой, прилегла, чтобы дать отдых ногам. Около половины десятого хлопнула дверь – вернулся Георгий Сергеевич.
– Ира, вы дома? – послышался из прихожей его голос.
Она сжалась в комочек и замерла. Если откликнуться, то придется выходить из комнаты и разговаривать с жильцом, а у нее слезы градом катятся. Конечно, Георгий Сергеевич – дядька добрый и славный, но он начнет приставать с расспросами – как, да что, да кто обидел, да отчего она плачет, а она еще больше разревется. Нехорошо перед чужими слабость показывать, довольно и того, что перед дядей Владиком и этой женщиной из милиции не сдержалась, сорвалась. Теперь корит себя, простить не может.
А плакать не хотелось еще по одной причине. Кожа и без того нездоровая, чтобы не сказать хуже, а от соленых едких слез, Ира это знала по опыту, прыщи раздражались еще больше. Все лицо начинало зудеть и чесаться, что само по себе достаточно противно, да и вид при этом делался – глаза б не глядели.
Из кухни донесся шум льющейся воды, мягко хлопнула дверца холодильника – Георгий Сергеевич готовил ужин. Ира зажгла лампу над диваном, посмотрела на часы. Пора собираться на работу в «Глорию». Она покрепче стиснула зубы, чтобы не плакать, и встала.
– Так вы дома? – удивился жилец, услышав ее шаги в коридоре. – Я думал, вас нет. Звал, но вы не откликались.
– Я задремала, – быстро ответила Ира, отворачиваясь, чтобы спрятать лицо. – Устала очень, день был суматошный.
– Поешьте со мной, – предложил он. – У меня как раз все готово.
– Нет, мне идти пора. Да вы не беспокойтесь, я ела недавно.
Накинув на плечи легкую ветровку, Ира отправилась на вечернюю работу. Прямо возле подъезда к ней подлетел какой-то юнец с пачкой бумаг в руках.
– Девушка, можно вас на минутку? Мы проводим социологическое обследование к выборам. За кого вы будете голосовать?
– Отстань, – бросила она на ходу.
Но парнишка не отстал. Напротив, он пристроился рядом и пошел в ногу с ней, размахивая зажатыми в руке бумажками.
– Девушка, ну что вам, трудно ответить? У меня задание опросить сто человек в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, а вы как раз подходите. За кого вы будете голосовать на выборах?
– Отвяжись, я сказала.
– Ну за кого? – заныл паренек. – За Ельцина или за Зюганова?
– А их что, двое всего? – насмешливо спросила Ира.
Она политикой не интересовалась, но была убеждена, что приход к власти коммунистов перекроет ей все возможности зарабатывать деньги. Поэтому к информации о предвыборной борьбе она прислушивалась и знала, что кандидатов не двое, а целых одиннадцать.
– Ну, остальные не в счет, – небрежно ответил юный социолог. – У них рейтинг низкий.
– Чего у них низкое? – переспросила Ира.
– Рейтинг. Они в народе непопулярны. Главные соперники – Ельцин и Зюганов. Вы за кого?
– Ни за кого.
Она быстро шагала, не поворачиваясь к настырному собеседнику.
– Значит, вы будете голосовать против всех?
– Ну что ты привязался? – с досадой сказала Ира. – За кого надо, за того и проголосую. Все, отвали.
Придя в «Глорию», она первым делом бросила взгляд в угол, где обычно сидел Олег. Стол был пуст. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось. Провожальщик… Даже хорошо, что его нет сегодня. Лицо у нее – явно не для провожаний.
Но он все-таки появился, когда до закрытия оставались считанные минуты. Возник у нее за спиной, как и в первый раз.
– Привет, Иришка.
И снова у нее на глаза навернулись слезы. Так называл ее отец, а после его смерти она ни разу не слышала этого слова. Вернее, слышала, но адресовано оно было не ей.
– Здрасьте, – невнято ответила она, смаргивая слезы. – Опять провожать пришел?
– Опять, – с готовностью подтвердил Олег. – Не прогонишь?
Она не ответила, старательно отскребая грязь со дна большой сковороды, на которой подавали рыбу, приготовленную как-то по-особому. Спиной она чувствовала, что Олег молча разглядывает ее.
– Шел бы ты отсюда. Чего смотришь?
– Я тебе мешаю?
– Да нет, смотри, если нравится. Ничего интересного.
– Интересно. Я когда маленьким был, часами стоял и на мать смотрел. Точь-в-точь как сейчас.
– А мать кто была? – вяло поинтересовалась Ира. – Артистка?
– Какая артистка! – рассмеялся Олег. – Посудомойка. Мы в поселке жили, а рядом – санаторий. Правительственный. Мать там работала на кухне. В то время посудомоечных машин и в помине не было, все вручную мыли. Она брала меня с собой на работу, и я смотрел, как она грязные тарелки, кастрюли, баки надраивает.
– Так ты лимита, что ли?
– Ну, вроде того.
– Разбогател, значит, на московских харчах, ужинать в ресторан ходишь. Небось рэкетир?
– Небось, – весело подтвердил Олег.
– Тогда вали отсюда, – неожиданно грубо сказала Ира. – У меня с рэкетом общих дел нету. Не хватало мне еще вляпаться.
– Да не бойся ты, я пошутил. У меня нормальная работа, охранная. Никакого криминала.
Она закончила возиться с посудой и пошла за тряпками и ведром. Олег, как и в прошлый раз, уселся в кресло перед гардеробом и принялся трепаться с дядей Колей. Почему-то мысль о том, что он ее ждет, была Ире приятна, хотя она совершенно не понимала, зачем он это делает. Она уже домывала унитаз в туалете, когда к ней подошла официантка. Странно, Ира была уверена, что все, кроме дяди Коли, уже ушли.
– Ты что будешь, шашлык или котлеты по-киевски?
– Давай чего не жалко, – откликнулась Ира, не разгибаясь.
– Да мне все равно, – как-то странно усмехнулась официантка. – Что скажешь, то и подам.
– Чего?
Ира выпрямилась и недоуменно уставилась на нее. Как это «подам»? Она издевается, что ли?
– Чего ты несешь?
Официантка с любопытством посмотрела на Иру.
– Так ты что, не знаешь? Кавалер твой ужин на двоих заказал. И мне отдельно приплатил, чтобы я вас обслужила. Щедрый он у тебя.
– Да иди ты! – Ира снова склонилась над унитазом. – Шутки у тебя…
– Какие шутки, ты что! Вот как бог свят. Давай домывай в темпе, повара-то все ушли, если блюдо остынет, я ничего сделать не смогу, они плиту выключили.
Ира ничего не ответила. Она всегда терялась, когда ее разыгрывали, не знала, как правильно реагировать, чтобы не оказаться в смешном положении. С чувством юмора у нее было плоховато, да и какой уж тут юмор при такой-то жизни.
– Ладно, я подам и то, и другое, сама решишь. Что не съешь – забирай домой, он все оплатил заранее. Только, Ир… Ты это… В общем, я все накрыла там, приборы поставила, холодные закуски, спиртное. Вы с закусками побыстрее заканчивайте, ладно? Тогда я быстренько горячее подам и домой побегу, а вы уж сидите сколько хотите. Посуду только помой потом, а то до утра засохнет. Дядя Коля тебе ключи оставит, запрешь тут все, а утречком ему занесешь. Договорились?
Ира домыла унитаз и повернулась к официантке, собираясь сказать ей что-нибудь грубое и резкое в ответ на затянувшуюся шутку. Но внезапно поняла, что это не розыгрыш.
– Ты… серьезно? – на всякий случай спросила она.
– Да господи! – всплеснула руками официантка. – Конечно, серьезно. Давай, Ир, не тяни кота за хвост, мне еще домой добираться.
Ира не торопясь вымыла руки и лицо душистым мылом, лежащим здесь же, на умывальнике, и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Ужин в ресторане. Никогда в жизни такого с ней не было. Она не верила в сказки про Золушек, которые одним прикосновением волшебной палочки превращались в принцесс. И в любовь с первого взгляда она тоже не верила. Какая может быть любовь, если первому взгляду предстают жалкие обноски и отвратительные ненавистные прыщи?
Она неуверенно вышла в холл. Олег тут же вскочил ей навстречу, а дядя Коля засобирался домой.
– Вот, – он протянул Ире связку ключей, – закроешь все как следует и сигнализацию включишь. Решетку-то сможешь поставить?
– Не знаю, не пробовала.
– Я поставлю, – вмешался Олег. – Ты не беспокойся, дядя Коля, все будет в лучшем виде.
Они вошли в полутемный пустой зал. Верхний свет был погашен, только на столике в углу, где обычно сидел Олег, горела уютная настольная лампа под кремовым шелковым абажуром. Ира уселась спиной к стене и тут же почувствовала, как заныли ноги. Поколебавшись всего мгновение, она под столом сняла туфли и блаженно вздохнула от облегчения.
– Чего это ты затеял ни с того ни с сего? Думаешь, я совсем нищая, прокормить себя не могу?
– Дурочка ты, вот что я думаю, – улыбнулся Олег. – Девушек в ресторан приглашают не потому, что они от голода умирают. Ешь салат, у них салат вкусный. Ты небось не ела ни разу?
– Не ела, – призналась Ира. – Правда, вкусно. А ты женат?
– Вот те здрасьте! – расхохотался Олег. – Тебе не все равно, с кем ужинать, с женатым или с холостым?
– Все равно. Просто интересно.
– Женат. И что с того?
– Да ничего. Разве тебя жена дома не ждет?
– Может, и ждет. Но теперь это уже не имеет значения. Ей нужно было раньше меня ждать.
– Изменяет, что ли? – с пониманием спросила Ира.
– Что ли.
– Чего ж не разводишься?
– Ребенок будет. Шесть месяцев уже.
– А-а, – протянула она, накладывая себе вторую порцию салата, который действительно был на удивление вкусным, Ира такого и не ела сроду.
Им принесли горячее – три огромных блюда, на одном – шашлыки, на другом – котлеты по-киевски, на третьем – молодой картофель, посыпанный укропом и обложенный по краям красиво нарезанными помидорами, огурцами, красными, желтыми и зелеными дольками сладкого перца. Такого изобилия Ира давно уже не видела.
– Ты почему не пьешь ничего? – спросил Олег, потягивая джин с тоником.
– Мне нельзя. У меня аллергия.
– И что будет, если выпьешь?
– Плохо будет. Задыхаться начну, могу вообще умереть. Меня в интернате как-то раз девчонки напоили, потом пришлось «Скорую» вызывать, еле отходили. У нас это наследственное.
– Что ж это за болезнь такая?
– А черт ее знает. У меня и сестры болеют, и брат. Всем досталось.
– И родители болеют?
– Нет, – коротко ответила Ира.
Говорить о родителях ей не хотелось. Но Олег ей нравился с каждой минутой все больше и больше. Надо же, обыкновенный парень, не столичный, в поселке вырос. И с женой не повезло. Нет, ну какие же бабы дуры и суки, просто слов не хватает! Вот какого рожна еще этой жене надо? Молодой, здоровый, симпатичный, и деньги, видно, есть. И добрый.
– Слушай, ты только не обижайся… А лицо у тебя такое тоже от болезни?
– Наверное. Точно не знаю. Я уже привыкла. А что, очень противно смотреть?
– Что ты.
Он мягко улыбнулся и взял ее за руку, погладил шершавые пальцы с потрескавшейся кожей и некрасивыми, изуродованными работой ногтями.
– Совсем не противно. Но ведь можно, наверное, сделать что-то. Почему ты к врачу не сходишь?
– Потому что это денег стоит, а у меня их нет, – просто ответила Ира.
– Дядя Коля сказал, ты очень много работаешь. Неужели тебе денег не хватает? Или копишь на что-то?
Она снова почувствовала предательское пощипывание в носу. Сегодняшняя истерика совсем подкосила ее, строить из себя гордую и независимую больше сил не было. Был бы этот Олег другим, самоуверенным, насмешливым, демонстративно богатым, она бы тоже постаралась показать себя сильной и ни в чем не нуждающейся. Но он оказался совсем другим. И она начала рассказывать. Впервые за все эти годы она вдруг доверилась абсолютно незнакомому человеку. Ни с кем она не откровенничала, даже ее квартиранты не знали, почему она вынуждена сдавать комнаты. Только Стасов знал, потому что все случилось буквально на его глазах, когда он еще жил в одном с ней доме.
Олег слушал внимательно, не перебивал, даже не ел, пока она рассказывала, только молча курил одну сигарету за другой.
– Хочешь, я попробую договориться с одним врачом? – предложил он, выслушав ее горестный рассказ. – Он тебя посмотрит. А вдруг он сможет тебе помочь?
– Я же сказала, у меня каждая копейка на счету.
– Не думай об этом. Это будет моя забота.
– Зачем тебе это? Деньги некуда тратить?
– Некуда.
– Так не бывает. Врешь ты все, – вздохнула Ира.
– Бывает, Иришка. Очень даже бывает. Ты на мою мать похожа.
Он снова взял ее руку и поднес к губам. Такого с Ирой тоже никогда в жизни не случалось.
– Я как в первый раз тебя увидел, давно еще, месяца два назад, у меня внутри все сжалось. Мама точно такая же была, маленькая, худенькая, с утра до вечера работала, волосы не прибраны, руки красные и потрескавшиеся. Отец нас бросил, мать троих детей тянула на себе. И я всегда мечтал, чтобы нашелся человек, который появился бы и решил все наши проблемы. Вот просто так взял и решил, ничего за это не требуя. Одним махом. Дал бы сразу много-много денег, чтобы мама могла больше не работать, а только сидела бы дома и нас с братьями растила. Мама у меня красивая тогда была, хоть и работала, как вол, а все мужики на нее заглядывались. И из числа отдыхающих начальников тоже. Я хоть и пацан был, а все понимал, от такой жизни дети рано взрослеют. Видел, как она к ним в номера уходила, и каждый раз надеялся, что это окажется прекрасный принц, который женится на ней. А принцы, как водится, оказывались полным говном, совали ей коробочку конфет или жалкий букетик цветочков и отбывали к месту начальственной службы. Все знали, как трудно мы живем, и ни одна сволочь не помогла. Вот я и хочу тебе помочь. Просто так, без ничего, без задних мыслей. Понимаешь?
Она осторожно отняла руку и робко погладила Олега по щеке.
– Насчет задних мыслей… – Она помолчала, помялась. – Это из-за лица, да? Тебе неприятно ко мне прикасаться?
– Ну что ты говоришь, Иришка, – грустно улыбнулся он. – Просто я не хочу, чтобы с тобой было, как с моей мамой.
– Значит, неприятно, – спокойно констатировала она. – Да ты не думай, я не обижаюсь, я свое еще в интернате получила. Теперь я закаленная, меня этим не возьмешь. А твой доктор правда может мне помочь?
– Не знаю, врать не буду, но я спрошу. Говорят, он какой-то кудесник, прямо чудеса творит. Если он возьмется тебя лечить, я дам денег, пусть тебя это не волнует.
– Спасибо. Ну что, пойдем? Мне вставать рано.
Они быстро унесли посуду из зала в кухню, Ира все помыла, оставшиеся продукты привычно сложила в полиэтиленовые пакетики и сунула в сумку.
– Голодаешь? – сочувственно спросил Олег.
– Справляюсь, – коротко ответила она, ощутив болезненный укол неловкости. – Это для бездомных собак, их вокруг нашего дома тьма-тьмущая.
– А, понятно.
Конечно, про собак – чистое вранье, и Олег это прекрасно понял, Ира по его лицу видела, что понял, но оценила его деликатность.
Тщательно заперев все двери, поставив решетку и включив сигнализацию, они отправились в сторону ее дома.
– В котором часу тебе вставать? – спросил Олег, когда они остановились у ее подъезда.
– В пять.
– Сейчас уже два. Тебе поспать всего три часа осталось. Ты прости, что я все это затеял, не подумал, что ты встаешь так рано. Теперь не выспишься из-за меня.
– Ерунда, – она беззаботно махнула рукой. – Я могу вообще не спать. Мне и двух часов за глаза хватит, чтобы отдохнуть. А вот как ты-то будешь домой добираться? Метро уже не ходит.
– Я на машине. Она там, возле «Глории», стоит.
– Чего ж не подвез? – усмехнулась Ира. – Рылом не вышла на лимузинах раскатывать?
– Умом ты не вышла, – засмеялся он. – Я, может, хотел с тобой подольше побыть. На машине мы бы за пять секунд доехали. А так целых пятнадцать минут шли. А тебе правда двух часов хватит, чтобы выспаться? Или так, для красного словца сказала?
– Правда, не вру.
– Повезло тебе. Много в жизни успеешь. Так может, пригласишь на чашку кофе? Или боишься?
– Чего мне бояться? У меня жилец под боком, в обиду не даст в случае чего. Только у меня кофе нет, я его не пью.
– А чай есть?
– Чай есть.
– И сахар есть?
– Есть.
– Тогда приглашай.
Они поднялись на лифте и тихонько вошли в темную прихожую. Из-под двери комнаты Георгия Сергеевича просачивалась тонкая полоска света, жилец не спал.
– Ира, у вас все в порядке? – тут же раздался из-за двери его голос.
Ира замерла и крепко схватила Олега за руку.
– Да, у меня все в порядке, – громко ответила она, стараясь говорить ровным тоном.
– Я беспокоился, не случилось ли чего с вами, уже третий час.
– Все в порядке, – повторила Ира. – У нашей официантки сегодня день рождения, мы там отмечали, потому и задержалась.
– Ну и хорошо, – успокоенно ответил жилец. – Спокойной ночи.
Ира, ступая на цыпочках, провела Олега в свою комнату.
– Посиди здесь, сейчас чайник поставлю.
Он обнял ее за плечи и повернул к себе.
– Заботливый у тебя жилец. Нравственность твою блюдет?
– Да нет, с чего ты взял? Ничего он не блюдет.
– Чего ж ты меня от него прячешь? Разве ты не имеешь права приводить к себе друзей? Что у вас тут за порядки?
– Никаких порядков нет, – сердито ответила Ира. – И ничего я тебя не прячу. Просто неудобно человека беспокоить, он и так из-за меня не спит, а ему утром на работу идти. Он же нормальный, не такой, как я, ему спать нужно.
– А других ты тоже тайком приводила?
– Каких – других? – не поняла Ира.
– Других мужчин.
Она залилась краской и вырвалась из его рук.
– Никого я не приводила. Чего ты несешь-то?
– Совсем никого?
– Совсем. А если ты насчет этого… Так ты не думай, я же интернатская, мы там такую школу жизни проходим – никаких университетов не надо.
– Иришка, – шепотом сказал он, – не обижайся на меня. Только честно скажи: не хочешь? Я тебя не трону, чаю попьем с тобой, и я домой поеду.
Она помолчала, глядя куда-то в сторону, потом перевела глаза на Олега.
– Я боюсь.
– Я же сказал: я тебя не трону, если ты не хочешь. Что я, садист?
– Я не об этом…
Он понял. Осторожно протянул руки, погладил ее по плечам, привлек к себе, обнял.
– Не бойся, – еле слышно шепнул он. – Я тебе обещаю, все будет хорошо.
– Ты ведь понимаешь, мне нельзя этого… – продолжала словно оправдываться Ира. – У меня младшие на руках. И мать тоже.
– Не бойся, – повторил Олег.
Спустя ровно час он ушел. Ира бесшумно вывела его в прихожую и открыла входную дверь. Хорошо, что комната Георгия Сергеевича – самая дальняя, если он спит, то наверняка не слышит.
Перед уходом Олег спросил:
– Я не понимаю, почему ты прячешься. Кому ты чего должна?
– Ничего и никому. Оберегаюсь. Люди – стадные животные. Если можно одному – значит, можно всем. А если никому нельзя – так никому. И в голову не придет попробовать. Мои жильцы кого только не водят сюда. Один Шамиль чего стоил, слава богу, съехал. У него каждый день гости были. Если б он знал, что ко мне мужчины ходят, – все, конец. Не отбилась бы.
– Умно, – согласился он. – Сама додумалась?
– Нет, добрый человек подсказал.
Выйдя из подъезда, Олег быстро направился в сторону «Глории», где стояла его машина – недорогой симпатичный «Фольксваген». Жил он далеко, но по пустынным ночным улицам дорога много времени не займет. Можно даже по сторонам не смотреть, время глухое, машин нет.
Стало быть, компания «казанских» плотно облюбовала квартирку в Сокольниках. Сейчас там живет Ильяс – личность известная. До него был Шамиль, а Шамиля, в свою очередь, привел Муса. Это все «шестерки», а вот главаря бы найти… Он где-то в Москве, по предварительным данным, он сам не из Казани, русский. И имени его никто не знает, только кличку. Ну и промысел себе эта команда придумала! Под видом торговцев-челноков снуют туда-сюда из России в Турцию и в Египет, осуществляют связи между мусульманскими общинами, готовящимися к газавату – священной войне, помогают террористам. Средствам связи не доверяют, считают, что лучше всего передавать информацию лично, на словах. Это верно, так надежнее. Любое сообщение по радио или телефону перехватить можно.
Два месяца назад Олег получил задание и, выполняя его, вышел на квартиру в Сокольниках. Решил присмотреться к хозяйке, Ирине Терехиной, незамужней, двадцати лет. Пришел в «Глорию», где девушка работала по вечерам. И с тех пор уже не мог выбросить ее из головы.
Он рассказал ей чистую правду и про поселок, в котором вырос, и про санаторий для крутых начальников, и про труженицу-мать. Сочувствие к Ире все росло и росло, давило грудь, мешало дышать. Еще ни разу не заговорив с ней, он уже знал всю ее историю, а когда она сама рассказала ему о том, как живет, убедился, что Ира ни в чем не приврала, не преувеличила, одним словом – на жалость не брала. Олег в детстве прочел много сказок, других книг в доме почти не было. Сказки покупались в огромных количествах для старшего брата, когда тот еще был маленьким, а отец жил с ними. Потом отец бросил их, и покупать книжки было не на что. Единственным доступным чтением остались толстые книги с картинками и текстом, набранным крупными буквами. Таджикские сказки, туркменские сказки, русские, украинские, сказки народов Европы… И жизнь он до поры до времени мерил этими сказочными мерками, верил в принцев и счастливый случай, верил в то, что есть на свете добрые и благородные рыцари, которые обязательно рано или поздно найдут их мать и помогут ей.
Рыцари, однако, почему-то не находились. А мать старела и слабела на глазах. И Олег дал себе слово, что обязательно сотворит какое-нибудь маленькое чудо собственными руками. Не для того, чтобы облагодетельствовать кого-нибудь, а просто для того, чтобы убедиться: это возможно. Это бывает. Пусть его семье не повезло, на их долю чуда не пришлось, но должно же оно существовать где-то! Сказки ведь живые люди придумывали, а раз они это придумали – значит, это когда-то где-то случалось. Если правда, что зло порождает зло, то и добро должно порождать добро. Нужен только первый толчок, первое бескорыстное доброе дело, а дальше уже начнется цепная реакция.
Он отнюдь не был сопливым романтиком, напротив, жизнь Олега Жестерова была достаточно суровой и к сантиментам не располагала. По ходу этой жизни ему чаще приходилось творить зло, нежели добро, хотя зло это совершалось во имя добрых целей, но все-таки само по себе было злом, ибо отнимало у людей свободу, имущество, а иногда и жизнь. Мысль о маленьком чуде укоренилась в глубинах сознания и на поверхность вылезала теперь крайне редко, но она никуда не исчезла. А после встречи с Ирой Терехиной, как сказали бы психологи, актуализировалась.
Разумеется, ни о какой любви не могло быть и речи. То, что произошло сегодня ночью, было частью его работы, его задания. Он должен был войти в контакт с хозяйкой квартиры, где живут «казанские», а при возможности и познакомиться с жильцами и их многочисленными гостями, втереться в доверие и постараться нащупать хоть какие-нибудь сведения о главаре по кличке Аякс. Сама кличка наводила на мысль о том, что главарь – большой поклонник футбола, ибо «Аякс» – это название известного футбольного клуба. Но все это было только приблизительно, потому что имя «Аякс» принадлежит мифологическому герою, и о чем думал этот чертов главарь, выбирая себе кликуху, оставалось только догадываться.
Но дело – делом, а чудо – чудом. Надо поговорить с женой насчет того врача, к которому она все время бегает. Уж так она его нахваливает! Прямо маг и волшебник. Хорошо бы он подлечил Иру. Сколько бы это ни стоило.
Глава 5
Внешность таинственного «мужчины средних лет приятной наружности с темными седоватыми волосами» – штука расплывчатая и ненадежная. И устанавливать детали было не просто.
Кто мог описать его достаточно подробно? Во-первых, сестра Марфа. Во-вторых, медсестры в больнице, где лежали Наташа, Ольга и Павлик Терехины. В-третьих, сами дети. Но детей пришлось исключить сразу: «дядя Саша» мог появиться в любую минуту, и непосредственные Павлик, Оля и Наташа тут же сказали бы ему, что им интересуется милиция. Если с семнадцатилетней Наташей еще можно было попытаться договориться, то с остановившейся в развитии Олей и маленьким Павликом этот номер точно не пройдет. Скажут сразу же. Медсестры в этой ситуации тоже не были особо надежными. Кто знает, не приплачивает ли «дядя Саша» кому-нибудь из них за молчание и своевременное информирование.
Зато с жильцами дома, где была убита Екатерина Венедиктовна Анисковец, можно было работать спокойно. Искомый мужчина там вряд ли появится. Даже наверняка не появится. А если появится, значит, он к убийству отношения не имеет. Но беда в том, что видели и запомнили его только два человека. И, что самое главное, в разное время. Старушка с нижнего этажа запомнила его еще с тех времен, когда он достаточно регулярно приходил к Екатерине Венедиктовне, и было это довольно давно. Незадолго до убийства она его не видела. Другая же соседка жила в доме недавно и видела темноволосого мужчину возле квартиры Анисковец за два дня до убийства, но никогда не видела его раньше.
Миша Доценко по опыту знал, что с такими двумя свидетелями каши не сваришь. Под кашей в данном случае подразумевался субъективный портрет разыскиваемого мужчины. Так оно и вышло.
Поскольку всех жильцов дома Доценко уже знал, то решил воспользоваться услугами художника, жившего прямо над квартирой Анисковец. Федор подрабатывал «быстрыми» портретами возле Выставочного центра, много пил, но глаз у него был по-прежнему острым, а рука пока еще не дрожала даже с похмелья.
Начал Доценко с той свидетельницы, которая была постарше. Анисья Лукинична уверенно руководила работой Федора и была страшно довольна, проникнувшись важностью выполняемой задачи.
– Круче, круче бери, – командовала она. – Вот так. Нет, брови не такие, гуще рисуй… Губы-то, губы чего сморщил, они у него такие были красивые, большие…
Федор покорно исправлял рисунок, полагаясь на слова женщины.
– Да чего-то он у тебя старый-то какой получился, – неодобрительно изрекла Анисья Лукинична, окидывая взглядом законченный рисунок. – И не такой он вовсе был.
Начали сначала. Овал лица. Прическа. Нос. Губы. Брови. Глаза. Подбородок. Морщины.
– Ну а теперь как? – с надеждой спросил Доценко.
– Теперь хорошо, – удовлетворенно сказала свидетельница, которой скоро должно было исполниться девяносто четыре года.
С полученным портретом они пришли к другой соседке, той, что видела «дядю Сашу» незадолго до смерти Анисковец.
– Что вы, – удивилась она, едва бросив взгляд на рисунок, – это совершенно не он.
– Так, – устало вздохнул Доценко, – приехали. Давайте все сначала. Что вы вкладываете в понятие «совершенно не он»?
– Ну как что, – растерялась женщина. – Не похож.
– Это не одно и то же, – терпеливо начал объяснять Михаил. – Вы актера Пьера Ришара хорошо себе представляете?
– Это которого? Высокого блондина в ботинке?
– Да, его самого.
– Конечно, – улыбнулась женщина. – У него такая внешность – ни с кем не перепутаешь.
– Теперь посмотрите, – он вытащил из бумажника несколько фотографий и одну из них показал свидетельнице. – Это он?