Возвращение Иванович Юрий
– Да, да. – Сигвар уже не слушал родича, вновь повернувшись к своему южному внуку. – Так что, поучаствуешь?
– В чем? – буркнул в кружку внук.
– А за свиньей бегать!
Кир немедленно подавился и, выпучив глаза, принялся кашлять и отплевываться.
– ЧЕГО?! – придя в себя, забушевал он. – А может, мне еще и кроликов покормить?
– Ты чего разорался? Не хочешь – не надо, но вопить-то зачем? Так и скажи, что, мол, кишка тонка по-нашему позабавиться.
– Давай, давай! – подзадорила Кира Лила. – Тебе это развлечение сейчас как раз в пору будет.
Здоровенная лужа вязкой грязи, непонятно как сохранившейся при таком холоде, была огорожена деревянным заборчиком, за которым уже заключались многочисленные пари. Пошатываясь и в душе честя себя во все корки, Кир отворил калитку и вышел на середину грязевой арены. Перед глазами все плыло. Он потряс головой, крепко зажмурился, хлопнул себя пару раз по щекам и открыл глаза. Молодой северянин с жиденькими усиками и бородкой стоял перед ним и держал в руках крупного белого с черными пятнами поросенка, который визжал и извивался, пытаясь вырваться и удрать.
– Поймаешь – победил, – просто сказал юнец, широко улыбаясь.
Кир собрал всю волю в кулак и более или менее отчетливо спросил:
– А что мне за это будет?
– Ха, да что и всем: пиво! – засмеялся парнишка и вдруг безо всякого предупреждения выпустил свинушку. Кабанчик юркнул между ног южанина и, истерически взвизгивая, ринулся прочь, не понимая, что бежать, собственно говоря, некуда. Кир на мгновение впал в столбняк, потом, неожиданно для самого себя, заревел, как медведь, развернулся и, выставив руки, бросился за четвероногим толстячком.
Какое-то время поросенок бежал по прямой, и Кир, даже несмотря на то, что сам несколько раз едва не грохнулся, уже начал надеяться, что добыча будет принадлежать ему, но не тут-то было: «добыча» резко повернула в сторону, уходя от незадачливого охотника, и последний, попытавшись последовать ее примеру, не удержался на ногах и рухнул спиной в грязь. Зрители разразились хохотом, подбадривая поросенка и беззлобно насмехаясь над его преследователем.
– Дангар!!!
С яростным ревом Кир вскочил, разбрызгивая грязь во все стороны, и ринулся за поросенком, который с хрюканьем, едва не падая на поворотах, кругами носился по этому своеобразному ристалищу. Завидев несущегося к нему воина, зверек завизжал и, взрывая копытцами коричнево-черное месиво, бросился удирать, только хвостик мелькнул на пятнистой заднице. Южанин, скользя и изрыгая ругательства, затопал к нему, спотыкаясь через каждые два шага. Несколько раз ему даже удавалось догнать вопящее животное, но в последний момент тому всегда удавалось увернуться, и воин снова летел в холодную жижу.
Поднимаясь на ноги в седьмой или восьмой раз, Кир решил сменить тактику и теперь, едва завидев, что поросенок собирается повернуть, он зачерпывал ногой побольше вязкой и тягучей массы, хлюпавшей под ногами, и пинком отправлял ее прямо в жертву преследования, отчего та пугалась и на какое-то мгновение теряла ориентацию. Вопя и швыряясь грязью, Кир наконец-то умудрился загнать поросенка почти в самый угол. Торжествующе закричав, он прыгнул на него, но мелкое копытное внезапно повернулось к преследовавшему его человеку задом, юркнуло в проем в ограде, пролезло меж ног опешивших от удивления северян и с визгом бросилось наутек. Ну а бывший предводитель Черной Армии снова нырнул физиономией в грязь. Через небольшую паузу сами небеса задрожали и едва не обрушились вниз от громогласного хохота, неудержимо рвавшегося наружу из десятков хриплых глоток.
Отплевываясь и посылая поросенку проклятия, Кир с трудом встал. Если бы он видел себя со стороны, то, наверное, тоже не удержался бы от смеха: с головы до ног облепленный грязью, опухший, со злобной гримасой на лице, он совсем не походил на Черного Кира, грозу и проклятие Делаи. Больше всего он смахивал на обычного крестьянина, слегка заблудившегося по пути домой после попойки и упавшего в канаву. Немудрено, что нордмирцы, глядя на такое чудо, заходились от смеха и едва не падали, хватаясь за бока. Зато самому Киру было не до веселья. Сплюнув себе под ноги, он бросил комок грязи в радостных родичей и заковылял в направлении калитки.
– Эй, Кир! – орали ему со всех сторон. – Молодец! Хорошо бегаешь, южная твоя морда!
– Да не серчай ты, парень, – долбанул его по плечу Сигвар. – Было бы удивительно, если бы ты поймал свинушку. Где это видано, чтоб нормальный мужик после шести часов пьянки поймал поросенка, который вовсе и не хочет быть пойманным?
Кир мрачно покосился на деда, толкнул ногой калитку и, оказавшись на более или менее сухой почве, поинтересовался:
– У вас на севере что, только так развлекаются?
– Не-ет, – хохотнул северянин. – Вот сейчас еще выпьем-закусим и посмотрим, кто тут у нас самый меткий.
Нехорошее предчувствие выползло откуда-то из-за угла Кирова разума, но обрушившийся поток пенящегося пива заставил его убраться восвояси.
Спустя три часа, когда стол вместо того, чтобы опустеть, вновь начал ломиться от обилия еды и хмельного, Кир внезапно обнаружил, что уже добрую четверть часа безуспешно пытается оторвать голову от стола, чтобы хоть одним глазком взглянуть, что творится вокруг. Соображал он уже плоховато. Перед глазами уже не то что плыло – все исчезло в мутном мареве, заполонившем взор делайца. Он попытался открыть рот и что-то сказать, но язык упрямо отказывался повиноваться. Кир промычал что-то нечленораздельное и тяжко вздохнул.
Сигвар, сидевший напротив своего новоявленного внука, воспринял звуки, им издаваемые, как предложение выпить за что-нибудь высокое и великое.
– Эй, Кир! Ты пить бу-дешь? – Язык могучего северянина уже порядком заплетался.
Кир отрицательно мотнул головой и тут же сунул дубовую кружку под льющуюся из кувшина струю темного пива. Собрав все уцелевшие силы, он рывком принял сидячее положение и, оставаясь мертвенно спокойным, сделал чудовищный глоток, опустошив больше половины кружки. Посидев так несколько минут, делаец вдруг рыгнул, удрученно покачал головой и перевел тупой и бессмысленный взгляд на мьельтира. Тот расплылся в улыбке.
– Ув-уважаю, – сказал он и попытался похлопать Кира по плечу, но не учел расстояния и угодил рукой в миску с солеными грибами. Богато выругавшись, он стряхнул мокрые шляпки обратно в деревянную посудину и неожиданно заорал: – Эй, там! Давайте сюда девчушек!!!
Стромкильде радостно загудели.
– Начинается, – прошипела Лила, вставая. – Пожалуй, мне действительно не стоило принимать участие в этих посиделках. – Она огляделась в поисках двери.
Кир попробовал изобразить на физиономии удивление, но лицевые мышцы не слушались, поэтому он бросил это безнадежное занятие и ценой неимоверных усилий, обращаясь к своему деду, промямлил:
– А з-защем девчуш-шки?
– Счас будем проверять, у кого глаз вернее, – ответил Сигвар, с трудом поднимаясь из-за стола. – Эй, Маркус! – Он пихнул спящего парня, отчего тот едва не слетел с лавки на пол. – Продирай зенки, развлекаться будем! И так проспал все на свете!
Маркус разлепил чугунные веки, поднял гудящую голову и простонал:
– Здравствуй, здравствуй, похмелье!..
Сигвар заржал и поспешил налить ему пива.
– На, полечись. Ну, чего вы там тянете?! – заревел он. – Где девчонки?!
Кир медленно повернул голову в сторону небольшой дверцы, за которой находилась комната челяди, и увидел, как две белокурые девушки выводят оттуда женщину лет тридцати, одетую в белое платье и коричневый кожаный передник. Хмель мгновенно выветрился из головы южанина, когда он увидел золотистые, почти что рыжие волосы, уложенные в две косы, слегка растрепавшуюся челку над тонкими дугами бровей, сапфировые глаза, смотревшие вперед с невыразимой печалью и обреченностью, мягко очерченные губы, сложившиеся в безразличную полуулыбку, и круглый подбородок. Кир встал из-за стола и подошел ближе. Заметив, как изменилось поведение его друга, Маркус поднялся с лавки, обошел стол и встал рядом со спутником.
Между тем Эйрик и Хрофнир подвели женщину к странной штуковине, больше всего походившей на колодки, только выглядела она иначе: это был большой деревянный диск, в самой середине которого было вырезано отверстие, а по обе стороны от этого отверстия были вбиты два железных кольца. Эйрик откинул верхнюю половину диска, рабыня – а эта женщина, несомненно, была именно рабыней – встала на колени и опустила голову.
Когда ее голова оказалась заперта в колодках, две русоволосые девушка привязали золотистые косы к кольцам и отошли.
– Так! – рявкнул Сигвар, поигрывая топором, насаженным на короткую рукоять. – Я первый!
И прежде чем потрясенный и мигом протрезвевший Кир успел что-нибудь сделать, северянин бросил топор в неподвижную и беззащитную рабыню.
Лила вскрикнула, закрыв лицо руками.
– О боги! – Маркус зажмурился, чтобы не видеть, как сверкающее лезвие развалит золотоволосую голову, залив все вокруг кровью, но топор с характерным звуком врубился в дерево и напрочь отсек правую косу, безжизненно повисшую на железном кольце.
Северяне радостно зашумели, отмечая достоинства и недостатки броска мьельтира, но Киру было плевать на их восторги. Он видел, как изменился взгляд рабыни, когда в нее полетел топор, как эти глубокие синие глаза наполнились ужасом и мольбой, и в его груди закипела ярость.
Он слышал, как тяжело дышит где-то поблизости Лила, которой явно хотелось вмешаться в происходящее. Кир ощущал на своем затылке ее горящий взгляд, но его не надо было подгонять.
Тем временем Сигвара сменил Гуннар с таким же топором в руке. Он едва стоял на ногах, глаза его были мутными, как вода в реке Элоссо, а голова покачивалась из стороны в сторону, что придавало ему сходство с фарфоровым болванчиком, которыми торгуют на рынках шихчины. Только этот болванчик был слишком опасен.
Под одобрительные вопли сородичей северянин отвел руку с топором за правое ухо, громко провопил боевой клич и… получил сильный удар в нижнюю челюсть. Громадный бородач взмыл в воздух и, тяжело рухнув на пол, потерял сознание. В трапезной повисла напряженная тишина. Несколько десятков удивленных и уже почти враждебных глаз обратились к Киру, который, бросив на родичей взгляд, ясно говоривший о том, что лучше бы им ему не мешать, прошел через весь зал, откинул верхнюю половину деревянного диска и помог бледной от страха рабыне встать. Взгляды карих и сапфировых глаз встретились.
– Как тебя зовут? – спросил Кир.
– Ариана, – после минутного молчания тихо ответила та.
Услышав ее голос, Кир вздрогнул. Ариана неожиданно оторвала взгляд от лица своего спасителя и, стиснув дрожащими пальцами уцелевшую косу, посмотрела в сторону пиршественного стола. Северяне молчали, глядя то на бесчувственного Гуннара, то на молодого воина, который уложил этого громилу всего одним ударом. Наконец Сигвар приблизился к делайцу, сделав рабыне знак убираться прочь, и сказал:
– Я чего-то не понял, парень. Ты вроде как решил помешать Гуннару доказать свою меткость?
– Я решил помешать воину из рода Стромкильде спьяну убить беззащитную женщину, – ответил Кир, глядя деду в глаза.
Тот пожал плечами.
– Она же рабыня.
– Больше нет.
Брови мьельтира удивленно поползли вверх.
– Ты что же, думаешь, что тебе вот так дадут ее освободить? Парень, эта девчушка принадлежит Стромкильде, а если быть совсем точным, то мне лично. Я ее приволок из Аэмиля, что в Тальнии, лет этак двадцать назад. И все это время она даже не помышляла о том, чтобы свалить отсюда.
Кир молча смотрел на Сигвара, словно пытаясь отыскать брешь в броне его невозмутимости. Потом покосился на Маркуса, который стоял раскрыв рот и, кажется, все время порывался покрутить пальцем у виска. Но Кир смотрел мимо него на сумку, стоявшую у стены.
– Мьельтир, – произнес делаец, – завтра в Нордмире великий праздник, День Молота Ниальгара. Я приехал сюда не только, чтобы засвидетельствовать свое уважение, но и привез тебе подарок. – Кир выразительно взглянул на Маркуса, тот спохватился, треснул себя ладонью по лбу и бросился к сумке.
– Праздник наступит лишь завтра, – продолжал Кир, – но я хочу преподнести тебе этот дар сейчас. Прими его как знак уважения и в память о твоей дочери Мире Стромкильде, моей матери.
Маркус раскрыл сумку, выудил оттуда нечто, завернутое в кусок грубой ткани, и вручил это Киру. Тот медленно протянул подарок мьельтиру. Сигвар развернул ткань и восхищенно присвистнул. В руках он держал превосходно сработанную серебристую кольчугу, украшенную спереди и на плечах гибкими и очень прочными сольвиновыми пластинами. Северянин провел ладонью по холодному металлу, расправил кольчугу и, держа ее на вытянутых руках, произнес:
– Клянусь клыками Рогмара, в жизни не видел ничего подобного! Если б я не знал заранее, то подумал бы, что ее сработали наши кузнецы!
– Кольчуга сольвиновая, – сказал Кир. – Тот, кто подарил ее мне, сам великий воин, сказал, что кузнец работал над ней четыре года.
– Если я ее прямо сейчас не надену, то всех тут поубиваю! – сообщил Сигвар и немедленно натянул кольчугу через голову. Броня сидела на нем превосходно; если бы не нечесаная и спутавшаяся борода и такие же волосы, его вполне можно было бы принять за могущественного властителя.
– Ну, каково? – громко вопросил мьельтир Стромкильде, поворачиваясь к своим. Те зашумели, удивляясь и расхваливая на все лады отличную работу южного коваля. Сигвар передернул могучими плечами, проверяя, хорошо ли облегает, и обратился к Киру:
– Ну уважил, племяш! То бишь внук! Такие кольчуги и у нас-то – редкость!
Сигвар не мог знать, что подобная кольчуга осталась в мире одна. А может, просто не хотел признать, что где-то их ковали лучше, чем в Нордмире.
Северяне согласным гулом поддержали слова главы рода. Сигвар между тем, прищурив глаз, рассматривал Кира с хитроватым выражением на физиономии.
– Небось ждешь от меня ответного подарка?
– Насколько я знаю, так принято, – пожав плечами, сказал Кир.
Бородач расплылся в улыбке и что есть силы долбанул Кира своей тяжеленной лапищей по спине.
– Хрен с тобой! Забирай белобрысую. Хотя, раздери меня Хафра, никак не возьму в толк, на кой она тебе. Она ж торчит тут уже двадцать зим, а когда я ее сюда приволок, ей едва-едва шестнадцать стукнуло. А тебе счас лет двадцать пять, так? Она ж на десять лет тебя старше! Я понимаю, что нормальному мужику и возраст не помеха… А! Иди ты в задницу, все равно меня не слушаешь, – махнул рукой Сигвар и, перешагнув через бесчувственного Гуннара, вернулся за стол. Пиршество продолжилось с новой силой.
Ариана сидела на краешке скамьи, сложив руки на коленях, и смотрела в пол. Лила, знавшая немного тальнийский, сидела рядом и пыталась втолковать ей что-то ласковое, не оставляя попыток утешить спасенную, как ей казалось, от верной смерти женщину. Несмотря на то что Ариана была намного старше нее, девушка чувствовала, что должна вязть ее под свою опеку. Подумать только, двадцать лет прожить среди этих грубых животных!
Кир стоял перед ней. Его лицо было непроницаемо, как у статуи, а глаза как всегда излучали холодное спокойствие. Он молча смотрел на съежившуюся как котенок рабыню, а она, не смея поднять взгляда, теребила в пальцах передник и мечтала провалиться сквозь землю.
– Посмотри на меня, – неожиданно приказал Кир.
Ариана вздрогнула и робко подняла голову.
– Господин… – прошептала она по-нордмирски.
– Не зови меня господином, – оборвал делаец. – Мое имя Кир, и называй меня только так.
– Как пожелаете… – покорно склонила голову рабыня.
Маркус с нескрываемым любопытством наблюдал за товарищем, расплываясь в довольной ухмылке. Неужели даже такой угрюмый, до равнодушия спокойный и невозмутимый тип, как Кир, может по уши втрескаться в обычную рабыню? Хотя вкус у него есть, мысленно признал молодой человек. Ариана была очень даже ничего, а о разнице в возрасте вполне можно позабыть.
– О, юный сердцем и душой, познавший вкус любви и страсти, шагни вперед, сорви цветы и разорви путы безмолвья… – вполголоса продекламировал Маркус, в душе немного посмеиваясь над своим суровым спутником.
Услышав полузабытую баланийскую речь, Сигвар немедленно повернулся к светловолосому чужестранцу.
– Это песня, что ль? – спросил он.
Маркус почесал нос.
– Это строки из поэмы Матио Эльбо, – ответил он. – Двенадцатая песнь, гимн Элинии.
– Что за Элиния? – полюбопытствовал Эйрик.
– Так зовут в Делае, Балании и Зийге богиню любви. У вас ее, кажется, называют Фионой.
Эйрик и Сигвар понимающе хмыкнули, угостились душистым пивом и углубились в разговор со своими сородичами, оставив Маркуса в покое. А тот продолжил свои наблюдения.
Ариана двадцать лет провела в рабстве и почти ни с кем, кроме таких же рабынь, как и она сама, не разговаривала. Понятное дело, что любой мужчина представлялся ей таким, какими были ее хозяева. Кир же таким не был хотя бы потому, что у него, обычного наемного воина, каковым он был до службы в армии Урдисана, никогда не было рабов. И он не знал, что с ними надо делать. У делайца не было ни дома, где Ариана могла бы прислуживать, ни хозяйства, где она могла бы работать. Все его богатство составляли нехитрые пожитки и трофейный, добытый здесь же, в Нордмире, меч. А теперь он приобрел еще и рабыню, которая ему совсем не нужна.
– Откуда ты? – спросил Кир, не придумав ничего лучше.
– Из Аэмиля, гос… Кир, – поправилась она, потупив взгляд.
Кир взглянул на Лилу, все это время с восхищением и благодарностью наблюдавшую за ним, и поманил ее к себе.
– Обрежь ей волосы, – сказал он, коснувшись кончиками пальцев золотой косы Арианы.
Девушка серьезно кивнула и, взяв Ариану за руку, тихо спросила ее о чем-то, а затем они вместе отправились в каморку для челяди. Кир проводил их взглядом до самой двери. Неожиданно перед ним возникла необычайно серьезная морда Маркуса.
– Друг мой, – глубокомысленно изрек последний, – я хорошо тебя понимаю. Мне отлично известно, каково это, когда воздух полнится сладким ароматом роз, а птицы начинают петь так, что сердце трепещет в груди; когда душа мечется и пытается вырваться из клетки, чтобы взмыть к прекрасным и недостижимым небесам…
– Маркус, – с тревогой перебил Кир, – ты не заболел, часом?
– Я?! – раздраженный тем, что его прервали, отозвался молодой человек. – По-моему, заболел как раз ты!
– С чего ты взял?
– Да ладно тебе! Я же не слепой, клянусь Амирой! Зачем ты вмешался в игрища и разбил харю Гуннару? Почему ты решил забрать Ариану? Что означают эти твои долгие взгляды и нарочито суровые слова?
Терпение Кира иссякло, он сгреб Маркуса за ворот рубахи и притянул к себе.
– Врежу! – процедил он сквозь зубы.
Маркус сразу же заткнулся, потому как знал, что с его друга станется.
Началась пурга. У ворот перед частоколом из крупных, крепких бревен топтались четверо светлобородых воинов. Все они уже отгуляли свое на пиру и отправились в караул, что, ясное дело, не доставляло им никакой радости, особенно при мысли о свежем медовом пиве и сочной жареной баранине, только что снятой с вертела. Плюясь с досады, Стромкильде ругались сквозь зубы и то и дело прикладывались к меху с подогретым вином.
Огромные клубы снежной пыли, поднимаясь к хмурым небесам, застилали взор, и через некоторое время часовые вообще перестали различать что-либо дальше собственного носа.
– Вот на кой хрен мы сюда выперлись? – громко поинтересовался один из бородачей, пихнув локтем своего товарища в бок.
– Сказано стоять, значит, будем стоять! – огрызнулся тот. – Закрой пасть и занимайся делом.
– Каким делом?! – заорал третий караульный. – Метет! Ничего не видно! Как будто кому-то приспичит тащиться сюда в такую погоду!
– Во-во! – поддержал его четвертый. – Хегни верно говорит! Клянусь бородой Талигара, в такой день даже законченный болван будет сидеть у огня и пить вино во славу Хундига, а не ломиться неведомо куда сквозь метель!
– Эймунд, заткнись, а не то я…
Гневную речь северянина неожиданно оборвала длинная тисовая стрела, вонзившаяся точно в глазную прорезь шлема. Покачнувшись, воин рухнул в снег, и в то же мгновение в частокол вгрызлись еще четыре такие же стрелы.
– Тревога!!! – взревел Хегни, выхватывая из-за спины боевой топор со сверкающим лезвием. – Эймунд, предупреди мьельтира! Это Ютлины!
Брошенное с нечеловеческой силой копье пробило прочную кольчугу и с хрустом прошло сквозь грудь Эймунда, намертво пригвоздив его к частоколу. Еще одна стрела впилась в шею Хегни, отбросив его назад.
– Браги! – прохрипел он, ухватившись рукой за плечо уцелевшего товарища. – Предупреди Сигвара… скорее!
Сжав напоследок руку родича, Браги бросился к воротам и, отодвинув засов, потянул на себя тяжелые створки. Его жизнь оборвал страшный удар секиры, расколовший голову северянина вместе со шлемом. Несколько десятков пар ног устремились в селение Стромкильде, оставив на ноздреватом, забрызганном горячей кровью снегу три мертвых тела. Четвертый труп упал ничком, когда чья-то сильная рука выдернула копье из безжизненной груди.
Глава 8
Пришедшему в себя Гуннару даже не пришлось объяснять, почему это он лежит на полу с распухшей нижней челюстью. Последнее, что помнил храбрый отпрыск рода Стромкильде, было появление Кира и поросенка в заполненном грязью загоне, а дальнейшие события представлялись ему весьма смутно. Во избежание ненужных вопросов северянина немедленно посадили за стол, плеснули пива и предложили выпить в честь завтрашнего праздника, Дня Молота.
Маркус героически отказывался от пива, помня предыдущее пробуждение и последовавшие ощущения, и поэтому ограничивался моченой брусникой и солеными грибам, запивая все это небольшими глотками сильно разбавленного легкого вина. Кир сидел рядом с приятелем и мрачно жевал сочную, хорошо прожаренную баранину. Сигвар и Эйрик яростно спорили о чем-то с Гуннаром, который колотил по столу кружкой и размахивал копченым окороком. Лила с Арианой, отправившиеся обрезать бывшей рабыне косы, сидели где-то на женской половине и не показывались.
До рассвета оставалось еще около двух часов.
– Песню! – потребовал вдруг кто-то, и его призыв тут же был подхвачен остальными. – Песню! Песню!
– Кир, послушай-ка! – зашептал Маркус, потирая от предвкушения руки. – Сейчас будет песня!
– Что? – Оторвавшись от раздумий, Кир обнаружил, что определенно что-то пропустил. Оглядев зал, он увидел, что в центре трапезной стоит долговязый молодой парнишка с каким-то странным, похожим одновременно и на лиру, и на лютню музыкальным инструментом. Закрыв глаза, певец сделал глубокий вдох и коснулся пальцами струн. Полилась медленная, завораживающая музыка, исполненная одновременно и величайшей радости, и глубокой скорби, и тихого плача, и воинственных кличей. А потом раздался тихий, но чистый и выразительный голос юного сказителя:
- Наш мир – это холод снегов и стали.
- Над нами – равнодушные небеса,
- За которыми живут наши боги,
- И нашим богам мы отдали души.
- Мечом и секирой в кровавых схватках
- Великую славу снискали воители.
- В снегах безмолвных под звездным небом
- Остались те, кому слава – в смерти.
- Их души покинули мир и в небо,
- В чертоги богов вознеслись навеки,
- Чтобы поведать им о том, что где-то
- Внизу, среди сосен и скал, где волки
- От голода воют, жалуясь на свою судьбу,
- Сражаются во имя своих богов,
- Проливая кровь и рискуя жизнью,
- Отважные мужи Нордмира.
- И боги услышат рассказы павших.
- Проснется солнце нового дня,
- И поприветствуют воины новый рассвет.
- И заиграет заря на клинках мечей
- И лезвиях секир, окрасив сталь алым,
- И снова в бой не на жизнь, но на смерть,
- Во славу богов и в память ушедших,
- Отправятся мужи Нордмира…
Когда певец замолчал, и стихла музыка, северяне, вопреки ожиданиям Кира и Маркуса, не разразились восторженными воплями, а, наоборот, молча переглядываясь, чуть слышно вздыхали и тянулись за кружками. Провожая певца затуманенными взглядами, воины улыбались чему-то в бороды и тихо произносили короткие молитвы своим суровым северным богам.
– Клянусь Дорейном, никогда не думал, что здесь услышу подобную песню, – негромко проговорил Маркус. – Оказывается, даже в такой жизни есть своя романтика…
– А чем это тебе не нравится наша жизнь? – удивился Сигвар, поворачиваясь к молодому человеку.
Маркус немедленно пошел на попятный.
– Я вовсе не хотел никого обидеть, – уверил он. – Я к тому, что у вас тут все так просто и однообразно… Ну попировали, ну подрались, ну снова попировали…
– А чем плохо? – было заметно, что слова Маркуса задели мьельтира за живое. – Или у вас в Балании живут по-другому?
– Конечно! У нас каждый занимается своим ремеслом, тем, что он умеет делать лучше других… Потом, после работы, можно пойти в гости или просто посидеть дома перед камином с кубком подогретого вина со специями…
– Скука смертная! – громыхнул с другого конца стола Гуннар. – То ли дело у нас! Топор из чехла – и в бой! Головы с плеч! Кишки на снег! А потом – добрая жрачка и песни до упа… – Последние слова северянина потонули в оглушительном лязге стали и громовом реве. Двери в трапезную распахнулись от могучего удара, и в круглую залу ворвались около полусотни рыжебородых витязей в кольчугах и рогатых шлемах.
– Ютлины! – взревел Сигвар. – К оружию!!!
Стромкильде повыскакивали из-за стола и рванулись к составленным у стены мечам и топорам. Несколько воинов рухнули замертво, пронзенные метко пущенными стрелами, но уже через пару мгновений в трапезной воцарился настоящий хаос. Сталь звенела о сталь, топоры разрубали броню вместе с плотью, мечи ударялись о щиты, звонко пели луки, выпуская смертоносные стрелы, а над всем носились полные ярости боевые кличи.
Кир едва успел увернуться от длинного вражеского копья; безоружный и не защищенный даже кольчугой, делаец подхватил кувшин с пивом и швырнул его в голову нападавшего. Брызнули во все стороны глиняные черепки, хлынуло пиво, северянин заорал и отпрянул, выставив перед собой копье. Кир схватил руками древко и что есть силы рванул на себя, одновременно уходя в сторону. Ютлин проскочил мимо него и рухнул грудью на стол, выпустив из рук свое оружие. Кир вонзил острие в шею противника, сокрушив позвоночник, выдернул наконечник и бросился к своему трофейному мечу.
– ДАНГАР!!! – прогремел его голос, когда матово-серая сталь пропела свою песнь, рассекая воздух, и столкнулась с лезвием сабира. Отразив натиск боевого топора, Кир пнул его владельца в колено и рубанул сплеча, целя в шею, но бородач-северянин успел вскинуть руку, закованную в броню, и клинок с лязгом отскочил от прочной кольчуги. Ютлин с медвежьим рыком вскочил на ноги и, широко размахнувшись, опустил топор на голову делайца. Кир мгновенно ушел в сторону, перехватил меч так, словно это был обычный нож, и вонзил матово-серое лезвие в открывшееся горло нападавшего. Тот выронил топор и с хрипом рухнул на колени. Кир выдернул клинок из падающего ничком тела и, перемахнув через стол, налетел на дородного воителя с длинными, до груди, усами.
– Так это ты убил Арнгрима, – прорычал Ютлин, увидев знакомый ему меч в руках чужака. – Оргрим будет доволен, когда я принесу ему твою печень!
Кир молча подхватил топор только что убитого им воина и обрушил тяжелое лезвие на край вражеского щита. Проскрежетав о железный обод, топор завяз в дереве, едва не разрубив щит напополам, и в то же мгновение Кир резко дернул оружие на себя и ударил мечом сбоку, метя в руку Ютлина. Тот едва успел парировать, но не удержался на ногах и полетел на пол. На него тут же набросились двое Стромкильде с копьями и в мгновение ока покончили с поверженным врагом.
Делаец поискал глазами Маркуса и обнаружил его забившимся в угол трапезной с тяжеленной секирой в руках. Парень определенно не знал, как управляться с этой громоздкой штуковиной, и поэтому вскоре бросил ее на пол и, прикрываясь табуретом, засеменил к своей сабле, сиротливо лежавшей у стены.
– Сигвар! – крикнул Кир, указывая мечом на своего спутника. – Прикрой его!
Мьельтир кивнул и, покрепче сжав рукоять секиры, с ревом бросился к молодому баланийцу, который уже протянул руку за оружием. В эту минуту от двери раздался вопль:
– Лучники!
Стрела лязгнула о шлем Сигвара и отскочила. Тот цветисто выругался и, наклонившись, подхватил с пола круглый, порядком выщербленный щит.
– Маркус! – заорал он во все горло. – Щит подбери!
Баланиец кивнул, схватил чей-то брошенный щит и, прикрываясь им от гудящих стрел, бросился к Сигвару. Северянин, вращая глазами, как безумный, уже схватился с новым противником, стараясь не поворачиваться спиной к дверям, откуда вражеские стрелки пускали длинные тисовые стрелы. Уложив Ютлина страшным ударом топора в голову, мьельтир прижался к стене. Маркус встал рядом с ним.
– Парень, жми в селение, – прохрипел Сигвар, – веди сюда всех, кого сможешь. Надо окружить здание, тогда хрен они отсюда выйдут!
– Запросто! – Маркуса как ветром сдуло. Сигвар усмехнулся в усы и, ударив топором о щит, ринулся в гущу боя.
Выскочив на улицу, Маркус едва не рухнул под чудовищным ветром. Ослепленный пургой, он остановился и затряс головой, силясь хоть что-нибудь разобрать за снежной пеленой. Холод пронизывал тело молодого человека до самых костей, перехватывая дыхание так, что казалось, легкие сейчас разорвутся из-за нехватки воздуха. Прикрыв глаза ладонью, словно козырьком, Маркус прищурился: ему показалось, что впереди кто-то стоит.
– Эй, там! – крикнул он, стараясь раскрывать рот не слишком широко. – Мьельтиру нужны лучники! Скорее! Ютлины в поселении!
– Да что ты? – раздался чей-то мрачный голос прямо у него над ухом. – А мы-то гадаем, кто мы такие?..
Маркус не успел даже развернуться, чтобы напасть, как сильный удар в ухо сбил его с ног и отправил в глубокое забытье.
Лучники Ютлинов засыпали врагов стрелами, позволяя мечникам беспрепятственно входить в трапезную. Сигвар скрежетал зубами от ярости, но ничего не мог сделать: черные тисовые жала уложили уже пятерых Стромкильде: трое лежали на полу с пробитыми шеями, еще двоих стальные наконечники умертвили, проникнув сквозь глазные щели на шлемах.
– Вот козлы вонючие! – выругался мьельтир. – В жизни столько стрелков у них не видел! И где только этого твоего поэта носит?!
Кир дернул щекой. Действительно, куда подевался Маркус? Уж не угодил ли он в лапы к врагам по своему обыкновению? Прошипев сквозь зубы что-то на делайском, Кир глянул кругом. Человек тридцать Стромкильде схоронились рядом со своим мьельтиром и его внуком за опрокинутым набок столом, посылая противникам проклятия, и готовились дорого продать свои жизни в последнем бою. Ютлины гоготали.
– Ну, парни, пора и нам отправляться к Хафре, – произнес Сигвар, проводя большим пальцем по лезвию сабира. – Сказители еще споют о нас, воины Стромкильде!
– Погоди, – остановил его Кир, в душе обругав себя последними словами за то, что мысль, посетившая его только что, не пришла в голову раньше. – Сколько там Ютлинов с луками?
– Человек двадцать. А тебе не один хрен?
– А ну-ка, родичи, заткните топоры за пояса да беритесь за стол, – шепотом скомандовал Кир, пряча меч в ножны. – Сейчас мы их давить будем…
С яростным ревом воины Стромкильде вскочили на ноги, подхватили стол и, прикрываясь им, как щитом, ринулись на стоявших перед входными дверьми Ютлинов. Вражеские лучники не успели даже рассредоточиться по залу; массивная столешница смяла мускулистые, закованные в броню тела и отшвырнула их назад в дверной проем, посшибав с ног еще и пытавшихся проникнуть в трапезную мечников. Те, кому посчастливилось не только увернуться от удара, но еще и остаться в зале, с воплями накинулись на Сигвара и его родичей, и схватка разгорелась с новой силой. Опрокинутый стол перегородил проход в пиршественный зал, и какое-то время Ютлины не могли помочь оставшимся внутри товарищам, но и этих минут Стромкильде вполне хватило, чтобы разделаться с наседавшими рыжебородыми.
– Сваливаем! – проорал Сигвар, с треском проламывая секирой череп последнего противника. – Снаружи есть где развернуться! Да и парень твой небось сейчас подмогу приведет!
Один за другим воины Стромкильде выскакивали через черный ход на улицу, пока остальные сдерживали рвущихся через баррикаду Ютлинов. Наконец, в трапезной остались только Сигвар и Кир.
– Давай, парень! – крикнул Сигвар.
Они побежали к выходу, сзади раздался грохот и топот – Ютлины ворвались внутрь. Кир захлопнул за собой дверь и заложил ее толстой балкой.
– Быстрей! – позвал его Сигвар. – Давай обойдем их.
Они обежали дом и увидели Стромкильде, сражавшихся с рыжебородыми. Теперь уже последние оказались в ловушке: выйти из трапезной можно было только через одну дверь, и перед ней выстроились мечники Стромкильде.
– Рубите их парни! – крикнул Сигвар. – Всех до единого, чтоб никто из этих поганых тварей не уцелел.
– Дангар! – воскликнул вдруг Кир, бледнея. – Там осталась Лила! И Ариана, – добавил он спустя секунду.
– Кто? – не понял сразу Сигвар, а затем, багровея, крикнул: – Да забудь ты о девках! – Он бросился к двери, размахивая мечом, Кир устремился за ним.
Откуда-то показались еще воины. В руках они несли луки и секиры. Видимо, кто-то из Стромкильде привел их. Запели тетивы, послышались глухие удары. Ютлины, сгрудившиеся у двери, попадали как деревянные болванчики. Кир с Сигваром первыми ворвались в дом. Следом ввалились русобородые воины, размахивавшие огромными секирами. Пол был устлан телами, повсюду темнела кровь. Из Ютлинов остались в живых только трое. Они стояли, прижавшись спинами к противоположной стене, ожидая противников. Стромкильде покончили с ними за минуту – просто навалились и мгновенно зарубили. Кир не видел этого, он метнулся в комнату для челяди, где скрылись Лила с Арианой. Дверь, конечно, не была заперта – к чему рабам засовы?
Девушки сидели на сундуке, обнявшись, у Лилы в руках был меч.
– Очень мило, что ты наконец зашел! – заявила она Киру, когда тот появился на пороге. – Может, заодно объяснишь, что там происходит?
– Ютлины напали, – ответил Кир. – Они вас видели?
– Да, один заглянул сюда, но сразу исчез, – отозвалась Лила. – Ума не приложу почему. Могли бы взять нас в заложники.
Кир перевел вопросительный взгляд на Ариану.
– Рабыни не столь ценны для хозяев, чтобы брать их в заложники, – проговорила та едва слышно, глядя в пол. – Ни одному воину не придет в голову, что ему даруют жизнь в обмен на жизнь рабынь.
– Я не рабыня! – возмутилась Лила.
– Он просто не мог успеть понять это, – поспешно сказала Ариана. – Да и в любом случае, ни один Стромкильде не обменяет жизнь женщины на жизнь Ютлина, своего кровного врага.
– Дикари! – презрительно скривила губы Лила. – Теперь, надеюсь, вы с ними покончили? – добавила она, обращаясь к Киру.
Тот кивнул.
– А где Маркус? – спросила девушка, убирая меч в ножны.
Глава 9
Маркус пришел в себя в темном подземелье. Кажется, это был ледник: с потолка свисали замороженные туши медведей, оленей и других зверей.
Голова страшно гудела, казалось, что в ней гуляет дикий северный ветер и носит снежные вихри, которые бьются изо всей силы в стенки черепа, пытаясь освободиться и вырваться наружу, чтобы помчаться по бескрайним белым просторам Нордмира.
Маркус приподнялся на локте, с удивлением и удовольствием обнаружив, что ни ноги, ни руки у него не связаны. Оружия, конечно, не было. Потянувшись, Маркус попытался встать на ноги, но мышцы и суставы так затекли и закоченели от холода, что он тут же рухнул обратно на промерзший пол.
«Если так пойдет, то я недолго протяну», – подумал Маркус, вглядываясь в темноту в надежде отыскать хоть какую-нибудь лазейку. Но единственный выход был наверху, прямо над головой: там пробивался сквозь щели в крышке люка неверный желтоватый свет. Кажется, в помещении над холодной разговаривали. Прислушавшись, Маркус сумел разобрать несколько фраз:
– На этот раз поганые Стромкильде одолели нас, но мы захватили пленника. Посмотрим, насколько они дорожат жизнью юнца.
При этих словах Маркус с обидой поджал губы – он давно полагал себя опытным воином, достойным спутником Кира, величайшего из убийц.
– Потребуем выкуп или просто прикончим этого маленького засранца? – поинтересовался другой голос, хриплый и тихий.
– Если нам нужна его смерть, стоило ли возиться и переть его сюда?
Маркус вздохнул с облегчением и сделал новую попытку встать на ноги, но и она тоже не увенчалась успехом. Тогда, чтобы не замерзнуть прежде, чем Ютлинам вздумается освободить его, он начал делать упражнения, чтобы размяться и разогнать по жилам кровь. Каждое движение отдавалось болью, но Маркус продолжал, морщась от напряжения, – благо, в погребе было темно и никого рядом.
Через некоторое время, когда ему удалось подняться и даже сделать несколько шагов по холодной, наверху послышались тяжелые шаги и скрежет, а затем люк поднялся, и в подземелье хлынул оранжевый свет факелов. Огромная рыжебородая голова появилась в квадратном проеме и смерила узника долгим пристальным взглядом, а затем властный голос приказал:
– Поднимайся! – вслед за этим конец веревочной лестницы упал к ногам Маркуса.
Ноги едва слушались его, когда он преодолевал раскачивающиеся ступеньки.
– Поживее, щенок, – поторопил его рыжий воин. – Не до конца же света нам тебя ждать.
– О, вы спокойно можете идти, – уверил его Маркус, подтягиваясь на руках и вылезая из люка. – Я отнюдь не горю желанием составить вам компанию.
Он оказался в квадратной комнате, у одной из стен которой пылал камин, а у другой стоял дубовый стол. Вокруг толпились вооруженные воины, в руках они держали в основном большие луки и арбалеты. Их красные лица светились самодовольством.
– Тебе недолго придется терпеть наше общество, южанин, – сообщил рыжебородый, подталкивая Маркуса к двери. – Скоро и тебе, и твоим сородичам придет конец.
– Неужели? А ты хоть знаешь, с кем связался? – Юноша не стал вдаваться в генеалогические подробности и объяснять, что не состоит со Стромкильде ни в близком, ни в дальнем родстве. В конце концов, возможно, он и жив-то только потому, что его приняли за кровного врага.
Воины, собравшиеся в комнате, довольно заржали, подталкивая друг друга локтями. Маркус обвел их подозрительным взглядом и решил выяснить, что их так забавляет, ведь как он понял из разговора, Стромкильде вышли из последней схватки победителями.
– Вы всегда такие храбрые после того, как продуете очередную стычку? – поинтересовался он как можно непринужденнее.
Это было опасно, но Маркус понимал, что рискует в лучшем случае нарваться на жестокий мордобой, и он здраво рассудил, что, пока он в плену, терять ему нечего. О том, что Ютлины захватили его, никому не известно, а это значит, что Кир не придет ему на помощь.
Услышав его слова, воины грозно нахмурились и закричали ругательства и проклятия, двинувшись к нему. У юноши внутри все замерло, ибо кулаки самого «слабого» из них выглядели так, будто могли пробить не очень толстую стену. Не говоря уже о способности сокрушить ребра молодого южанина.
Читать бесплатно другие книги:
