Вечная философия Хаксли Олдос

Полный коммунизм может наступить только при наличии определенных плодов духа и, до некоторой степени, разума, и только тогда, когда мужчины и женщины смогут обладать этими плодами в состоянии отстраненности и самоотречения. Следует заметить, что определенный уровень укрощения страстей является обязательным предварительным условием даже для обычной творческой работы интеллекта и эстетического вкуса, а также для наслаждения плодами этой работы. Человек, выбирающий себе профессию художника, философа или ученого, зачастую, выбирает себе жизнь, полную бедности и неоплачиваемого тяжкого труда. Но это отнюдь не единственное испытание, которому он должен себя подвергнуть. Когда художник смотрит на мир, он должен отказаться от обычной человеческой тенденции смотреть на вещи с корыстной и утилитарной точки зрения. Философ-критик должен укротить свой здравый смысл, а исследователь должен упрямо сопротивляться искушению мыслить стандартно и упрощенно, и научиться покорно следовать за таинственным Фактом. И то, что истинно для творцов, истинно и для потребителей плодов их труда. То, что такого рода укрощение страстей, является делом нешуточным, неоднократно подтверждалось в истории. Например, можно вспомнить об укротившем свой интеллект Сократе и о чаше с ядом, которую, в благодарность за это, ему поднесли не укротившие свои страсти сограждане. Можно вспомнить о тех героических усилиях, которые приложили Галилей и его современники для того, чтобы разрушить аристотелевы штампы; и о не менее героических усилиях, которые в наше время требуются от любого ученого, убежденного, что во вселенной есть еще многое помимо того, что было обнаружено с помощью освященных временем рецептов Декарта. Такого рода укрощение страстей вознаграждается обретением определенного состояния сознания, соответствующего на низшем уровне духовной красоте. Художнику – а философ и ученый тоже являются художниками – знакомо блаженство эстетического созерцания, открытия и отстраненного обладания. Плоды работы интеллекта, эмоций и воображения – истинные плоды; но они не являются абсолютным добром, и если мы воспринимаем их, как самоцель, мы впадаем в идолопоклонство. Укрощение воли, желаний и деятельности – это еще не все; должно также иметь место и укрощение познания, мышления, чувств и фантазии.

Интеллектуальные способности человека в результате его Падения находятся в гораздо более худшем состоянии, чем его животные устремления, и требуют гораздо большего самоотречения. И когда несчастный падший человек удовлетворяет запросы своей воли, своего понимания и своего воображения, и вроде бы обогащает и облагораживает их с помощью драгоценных знаний, почерпнутых из чтения беллетристики, – то они могут помочь ему понять Христа с таким же успехом, с каким искусство приготовления пищи. хорошо изученное знатоком Евангелия, поможет ему понять дух христианского воздержания и применить это воздержание на практике.

Вильям Ло

Поскольку слово "культура" – немецкое и пишется через "К" (Kultur, по-английски – culture), то во время Первой Мировой Войны оно подвергалось насмешливому презрению. Сейчас все переменилось. В России Литература, Изобразительное Искусство и Наука стали новой гуманистической святой Троицей. Но Советский Союз – это не единственная страна, в которой существует культ Культуры. На культуру молится большинство интеллектуалов и в странах капиталистической демократии. Умные, прошедшие огонь и воду журналисты, которые пишут обо всем со снисходительным цинизмом людей, знающих все о Боге, Человеке и Вселенной, и видящих насквозь всю абсурдную тщету мира, буквально заходятся от восторга, когда речь идет о культуре. С энтузиазмом, который в данных условиях представляется просто смехотворным, они призывают нас разделить их чисто религиозное отношение к Высокому Искусству, представленному новейшими образцами стенной росписи. Они уверяют, что пока госпожа Икс пишет свои неподражаемые романы, а господин Игрек – свои критические статьи, мир продолжает оставаться разумно устроенным, несмотря на явные признаки обратного. То же чрезмерно восторженное отношение к Культуре, та же вера, что Изобразительное Искусство и Литература являются самоцелью и могут процветать в изоляции от разумной и реалистичной философии жизни, – проникли даже в школы и высшие учебные заведения. Среди "прогрессивных" преподавателей есть немало таких, которые, похоже, думают, что все будет хорошо до тех пор, пока подросткам будет предоставляться возможность "самовыражения", а маленьких детей будут поощрять к "творчеству" на уроках по искусству. Но, увы, пластилин и самовыражение не решат проблем образования. Как не решат их технология, помощь в определении призвания, классическое искусство и серия "Сто Лучших Книг". Приводящиеся ниже критические замечания по поводу образования были сделаны более чем два с половиной столетия тому назад; но сегодня они актуальны так же, как и в семнадцатом веке.

Тот, кто не знает ничего из того, что ему следовало бы знать, думает, что он знает все, не представляя, как оно соотносится с Богом, ангелами и людьми, со всеми земными, небесными и адскими созданиями, со временем и вечностью.

Томас Трахерн

Тем не менее, некоторые вещи тоже были несовершенными (в Оксфорде времен Английской Революции). Там не было преподавателя, который по-настоящему учил бы Счастью. хотя эта наука является королевой всех прочих наук. И все мы относились к этой науке, как к чему-то "чуждому", хотя должны были относиться к ней с восторгом. Мы приобретали знания, но не знали во имя чего. И не зная точно цели, мы ошибочно выбрали средства

Томас Трахерн

В словаре Трахерна "счастье" означает "красота", которая на практике тождественна освобождению, которое, в свою очередь, тождественно знанию, объединяющему нас с Богом, как на небесах нашей души, так и во всем внешнем мире.

Ниже приводится описание укрощения разума, которое должно практиковаться всеми, кто прежде всего озабочен познанием Божества на небесах своей души.

Счастлив тот, кто постоянно уничтожая все образы, сосредоточиваясь на самом себе, и обращая свой разум к Богу, в конце концов, оставляет за собой и забывает все препятствия. Только так, своими обнаженными, чистыми, простыми эмоциями и разумом, он внутренне воздействует на самый чистый и простой объект – Бога. Поэтому знай, что все воздействие на Бога внутри тебя полностью зависит только от этих обнаженных разума, эмоции и воли. Ибо воистину, это воздействие не может быть оказано никаким телесным органом и никаким внешним чувством. Оно может быть оказано только тем, что составляет суть человека – пониманием и любовью. Стало быть, если ты желаешь короткого и безопасного пути к истинному блаженству, тогда с искренним желанием и сосредоточением постоянно очищай сердце и разум. Добавь к этому полное спокойствие и невозмутимость чувств, а также устремление вверх сердечных порывов. Трудись над смирением своего сердца, и, оставаясь непоколебимым и недоступным любым тщетным фантазиям, ты всегда сможешь крепко держаться за Бога внутри себя, настолько крепко, словно душа уже вошла в вечное "сегодня"' – то есть, в состояние божества. Подняться к Богу – значит войти в самого себя. Ибо тот, кто входит в себя и возвышается над собой – тот восходит к Богу. Стало быть, разум должен возвысить себя над самим собой и сказать: "Тот, кто стоит надо всем, что мне нужно, стоит надо всем. что я знаю". Погружаясь в собственную тьму, в это все достаточное добро, разум учится оставаться дома и удерживаясь со всей страстью за это высшее добро внутри него, навсегда закрепляется в нем. Продолжай в этом духе до тех пор, пока ты не станешь неизменным и действительно не обретешь ту истинную жизнь, которая есть Сам Бог, и будешь постоянно, без всякого чередования времени и пространства, пребывать в скрытых от постороннего взгляда тихих владениях Божества.

Альберт Великий (?)

Некоторые люди превыше всего почитают знание и интуицию. Но смотри, тогда процесс познания ценится выше познаваемого: ибо мнимый естественный свет любит свои знания и возможности, которые для него сами по себе являются чем-то большим, чем то, что познается. И если бы только этот мнимый естественный свет мог понять ту простую истину, что, будучи в Боге и правде, он не теряет своих качеств, то есть, он не может потерять себя и все, принадлежащее ему.

Theologia Germanica

Между нравственным поступком и духовным знанием существует прочная взаимосвязь. Бескорыстное поведение открывает доступ к знанию, а доступ к знанию дает возможность и в дальнейшем совершать еще более бескорыстные поступки, которые. в свою очередь, усиливают способность индивидуума к познанию. И так далее, если все идет хорошо и присутствуют бесконечные покорность и послушание. Итог этого процесса отражают несколько строк из Майтри упанишады. Человек совершает праведный поступок (что, конечно, включает в себя истинную сосредоточенность и истинную медитацию) и это дает ему возможность на какое-то мгновение увидеть то "Я", которое лежит в основе его отдельной индивидуальности. Увидев свое "я" как "Я", он становится бескорыстным (и, стало быть, действует бескорыстно), и в силу его бескорыстия его следует считать абсолютным человеком. Это высшая тайна, предвещающая освобождение; благодаря бескорыстию, он не испытывает ни наслаждения, ни боли (иными словами, входит в состояние отрешенности или святого равнодушия) и достигает абсолюта" (или, как говорит Альберт Великий, "становится неизменным и обретает ту истинную жизнь, которая есть Сам Бог").

Если укрощение страстей достигает совершенства, то его наиболее характерным плодом является простота.

Простое сердце любит все самое ценное на земле – мужа или жену. родителя или ребенка, брата или друга – и при этом не теряет своей простоты: внешние вещи не представляют для него никакого интереса, если только они не ведут души в Нему: бахвальство, неестественность, неискренность и фальшь должны покинуть такого человека, подобно тому, как капли росы исчезают под лучами солнца. Человек желает только одного – доставить удовольствие Богу, и потому ему все равно, что говорят и думают другие, так что его слова и действия абсолютно просты и естественны, хотя и только с его точки зрения. Подобная христианская простота есть не что иное, как само совершенство внутренней жизни, она есть Бог, его воля и удовольствие.

Н.Гру

А вот более пространные рассуждения на эту же тему одного из величайших мастеров психологического анализа.

Когда люди говорят о каком-то человеке, что он – "простой", то они, как правило, имеют ввиду глупую, невежественную. доверчивую личность. Но истинная простота – это далеко не глупость, и является почти вершиной. Все хорошие люди восхищаются ей. стараются не грешить против нее, замечают ее в других и знают, что она собой представляет: и все же они не могут дать ей точного определения. Можно сказать, что простота есть честность души. которая исключает эгоизм. Она не тождественна искренности, которая является добродетелью более низкого порядка. Многие искренние люди не отличаются простотой. Они говорят только то, во что они верят. и не бояться показаться такими, какими они являются на самом деле. Но они вечно следят за собой, взвешивают каждое свое слово и мысль, и опасаются сделать слишком много или слишком мало. Они не чувствуют себя свободно в присутствии других людей, а окружающие не чувствуют себя свободно в их присутствии. В этих людях нет ничего легкого, естественного, откровенного или свободного. Возникает ощущение, что лучше иметь дело с людьми менее достойными, но не такими чопорными. Увлеченность внешним миром и полное пренебрежение миром внутренним есть слепота человека, занятого только тем, что приятно и осязаемо, и которая диаметрально противоположна простоте. Другой крайностью является полная погруженность в свои мысли, чему бы они не были посвящены – Богу или человеку, и в результате человек становится замкнутым, тщеславным, самоуверенным, неприязненно относящимся ко всему, что может нарушить его внутреннее спокойствие. Подобная фальшивая мудрость, несмотря на внешнюю солидность, не менее пуста, чем легкомыслие тех, кто с головой погружается в мирские удовольствия. Одного человека опьяняет окружающая среда, другого – воображаемая внутренняя работа; и тот. и другой – пьяны, но второй находится в худшем положении, поскольку, у него сложилось обманчивое представление о своей мудрости и он не пытается излечиться. Истинная простота одинаково далека и от бездумия, и от фанатизма; душа не зацикливается на внешних обстоятельствах и потому не теряет способности к размышлениям, и в то же время не подвергает себя бесконечным исправлениям, как того требует сосредоточенность исключительно на самом себе. Только та душа, которая смотрит, куда она идет. но не тратит время на обсуждение каждого шага и не оглядывается постоянно назад, обладает истинной простотой. Воистину, подобная простота является великим сокровищем. Как ее можно достичь? Я отдал бы все, что у меня есть, в обмен на нее; она – драгоценная жемчужина Священного Писания. Значит, прежде всего, душа должна отложить все внешние вещи и заглянуть внутрь себя. чтобы узнать свою истинную цель: это вполне правильный и естественный шаг; это всего лишь мудрая любовь к себе самому. которая стремится избежать опьянения внешним миром. Затем, к самосозерцанию, душа должна добавить созерцание Бога, которого она боится. Это – начало пути к истинной мудрости, но душа все еще слишком занята собой: она не удовлетворяется простым страхом перед Богом; она хочет удостовериться, что действительно боится его, и опасается того, что на самом деле она его не боится, то есть. душа бегает по замкнутому кругу сосредоточенности на самой себе. Все эти беспокойные размышления о собственном "я" далеки от покоя и свободы истинной любви: но эта любовь уже видна вдали; душа должна пройти сквозь череду испытаний, ибо если она неожиданно погрузится в состояние покоя, то не будет знать, как им воспользоваться. Третья фаза состоит в том. что душа. прекратив беспокойное самосозерцание, начинает размышлять о Боге и постепенно забывается в Нем. Она переполняется Им и перестает жить самой собой. Такая душа не ослеплена собственными недостатками или безразличием к собственным ошибкам: она осознает их сильнее, чем когда-либо, и усилившийся свет позволяет разглядеть их более отчетливо. но это самопознание исходит от Бога и потому не является ни беспокойным, ни отягощающим.

Фенелон

Какие восхитительно тонкие и точные замечания! И требующие особого внимания, в тщеславном двадцатом веке родилось ничем не обоснованное предположение, что до Фрейда никто ничего не знал о психологии. Но истина состоит в том, что большинство современных психологов понимает человека хуже, чем самые способные из их предшественников. Фенелон и Ларошфуко знали все о таящихся в глубинах подсознания темных силах и прекрасно сознавали, что за вежливой маской слишком часто скрываются похоть и жажда власти. Макиавелли четко разделял "осадок" и "вино", то есть истинные, корыстные мотивы поступков политика, и красивые теории, принципы и идеалы, с помощью которых эти поступки оправдываются и объясняются доверчивой публике. Паскаль, подобно Будде и святому Августину, предельно низко оценивал добродетели и рациональность человека. Но все эти люди, даже Ларошфуко, даже Макиавелли, знали нечто, что психологи двадцатого столетия решили игнорировать – факт тройственной природы человека, состоящей из духа, ума и тела; тот факт, что мы живем на границе двух миров – временного и вечного, физического человеческого мира и божественного; тот факт, что хотя человек сам по себе ничего не представляет, он есть "ничто, окруженное Богом, нуждающееся в Боге, способное обрести Бога и преисполниться Им, если оно того пожелает".

Христианская простота, о которой пишут Гру и Фенелон, тождественна той добродетели, которой так восхищались Лао-цзы и его последователи. По мнению этих китайских мудрецов, все личные грехи и пороки общества объясняются тем фактом, что люди отделили себя от божественного источника и живут в соответствии со своей волей и представлениями, а не в соответствии с Дао (Великим Путем, Логосом, Природой Вещей), который проявляется на каждом плане, начиная с животного мира, и заканчивая духовным. Просветление наступает в том случае, если отказываемся от своеволия и покорно следуем Дао, как во внешнем мире, так и внутри наших тела, ума и духа. Иногда философы-даосы пишут так, словно они верят в "Благородного Дикаря" Руссо и (будучи китайцами и, стало быть, более озабоченными конкретными и практическими вещами, нежели простыми рассуждениями) обожают описывать методы, с помощью которых правители могут упростить сложность цивилизации и уберечь своих подданных от разлагающего воздействия мыслей, чувств и поступков, порожденных человеком и, следовательно, уводящих от Дао. Но правители, на которых возложена задача зашиты народных масс, сами должны быть мудрецами; а чтобы стать мудрецом, человек должен освободиться от всех условностей, сковывающих необновленного духовно взрослого человека, и снова стать ребенком. Ибо истинно живым является только податливое и покорное; всех победит и переживет то, что ко всему приспосабливается, то, что ищет самое незаметное место – не твердую скалу, а воду, которая размывает тысячелетние холмы. Простота и непосредственность идеального мудреца – это плоды укрощения страстей, то есть, укрощения воли и, посредством сосредоточенности и медитации, укрощения ума. Только очень собранный художник может на высшем уровне повторить непосредственный рисунок ребенка, впервые взявшего в руки кисть. Нет ничего сложнее простоты.

– Могу ли я спросить, – сказал Ян Ху, – в чем заключается сердечный пост?

– Развивай единство, – ответил Конфуций. – Ты слушаешь не ушами, но умом: не умом, но душой. Но с помощью ушей прекрати слушать. С помощью ума прекрати его же работу. Тогда душа станет негативным бытием, пассивно реагирующим на внешние обстоятельства. В таком негативном состоянии может пребывать только Дао. И это негативное состояние и есть сердечный пост.

– Тогда, – сказал Ян Ху, – причина, по которой я не могу использовать этот метод, заключается в моей индивидуальности. Если бы я мог применить этот метод, то моя индивидуальность исчезла бы. Ты это понимаешь под негативным состоянием?

– Именно это, – ответил Учитель. – Позволь мне кое-что сказать тебе. Если ты сумеешь войти во дворец этого князя (плохого правителя, которого честолюбивый Ян Ху хотел наставить на путь истинный), не задевая его гордости, если ты будешь радоваться, когда он выслушает тебя. и останешься спокоен, если он не обратит на тебя внимания, если ты не будешь пользоваться научными методами и снадобьями, а будешь просто жить там в состоянии полного равнодушия – ты будешь близок к успеху... Посмотри на это окно. Открывающийся из него вид украшает комнату: но пейзаж остается снаружи. Так и ты, можешь использовать свои глаза и уши для связи со своим внутренним миром, но можешь оставить всю мудрость (расхожую мудрость учебников) за пределами своего ума. Это и есть метод воспроизводства всего творения.

Чжуан-цзы

В этом контексте укрощение страстей может рассматриваться как процесс познания, в ходе которого мы учимся, наконец-то, естественно реагировать на события – реагировать в соответствии с Дао, Этим, Божьей Волей. Заставившие себя покориться божественной Природе Вещей, реагирующие на обстоятельства не с восторгом и отвращением, а с любовью, которая позволяет им непосредственно делать то, что им нравится; имеющие полное основание сказать: "Не я, но Бог во мне" – такие мужчины и женщины сравниваются толкователями Вечной Философии с детьми, дураками, простаками, и даже, как в нижеследующем отрывке, с пьяницами.

Ведь пьяный при падении из повозки, даже очень резком, не разобьется до смерти. Кости и сочленения у него такие же, как и у других людей, а повреждения иные, ибо душа у него целостная. Сел в повозку неосознанно и упал неосознанно. Думы о жизни и смерти, удивление и страх не нашли места в его груди, потому, сталкиваясь с предметом, он не сжимается от страха. Если человек обретает подобную целостность от вина, то какую же целостность должен он обрести от природы. Мудрый человек сливается с природой, поэтому ничто не может ему повредить.

Чжуан-цзы

Только долгим путем послушания и тяжкого труда художник может прийти к непринужденности, непосредственности и мастерству. Зная, что он никогда не сможет ничего создать сам по себе, так сказать, используя только верхние слои своего личного сознания, он покорно подчиняется воздействию "вдохновения", и зная, что материал, с которым он работает, обладает своей собственной природой, которую нельзя игнорировать или насиловать, он превращается в ее терпеливого слугу и, таким образом, обретает полную свободу выражения. Но жизнь – это тоже искусство, и человек, желающий стать хозяином жизни, должен следовать тем же путем, которым живописец, скульптор или любой другой художник приходят к совершенству в своей конкретной сфере.

Повар князя Прекрасномилостливого принялся разделывать тушу быка. Каждый взмах руки и наклон плеча, каждый шаг ноги и сгибания колена сопровождались треском отделяемой от кости кожи, стуком ножа. работа шла в четком ритме, точно танец "В тутовой роще" или "Цзин шоу".

– Ах, как прекрасно! Как совершенно твое мастерство! – воскликнул Прекрасномилостливый. Опустив нож, повар сказал:

– Я, ваш слуга, привержен пути (дао) более, чем своему мастерству! Когда я. ваш слуга, стал впервые разделывать быка, то видел лишь тушу, а через три года перестал замечать животное как единое целое. Теперь же я смотрю на него, а понимаю его разумом, не воспринимаю его органами чувств, а действую лишь разумом. Следуя за естественными волокнами, режу сочленения, прохожу в полости, никогда не рублю то, что слишком твердо, – центральные жилы и связки, а тем более – большие кости.

Хороший повар режет, а поэтому меняет нож раз в год. Посредственный повар рубит, а поэтому меняет нож раз в месяц. Ножу вашего слуги ныне девятнадцать лет, я разделал им много тысяч бычьих туш, а лезвие у него словно только что заострено на точильном камне. Между сочленениями есть щели. а острие ножа не имеет утолщения. Когда вводишь в щель тонкое лезвие, места, где погулять ножу, находятся с избытком. Поэтому и через девятнадцать лет его лезвие словно только что заострено на точильном камне.

Но, несмотря на это, каждый раз, подойдя к сложному сплетению, вижу, как трудно с ним справиться, страшусь и остерегаюсь, не отвожу глаз, веду нож медленно, едва шевеля. И вдруг так быстро заканчиваю разделку, точно рассыпаю ком земли. Подняв нож, я постаю, оглянусь по сторонам, пройдусь в нерешительности и, удовлетворенный, оботру нож и спрячу.

– Отлично! – воскликнул Прекрасномилостливый. – Услышав рассказ повара, я понял, как достичь долголетия.

Чжуан-цзы

Описывая свой Восьмиступенчатый Путь, Будда говорит, что семь ступеней являются обязательными условиями, которые должны быть соблюдены любым человеком, желающим достичь истинного созерцания, которое и является восьмой и последней ступенью. Выполнение этих условий связано со всеобъемлющим укрощением страстей – укрощением воли и интеллекта, желаний и эмоций, мышления, речи, деятельности и, наконец, добычи средств к существованию. Определенные профессии в большей или меньшей степени несовместимы с достижением главной цели человека, а определенные способы получения средств к существованию причиняют столько физического и, прежде всего, нравственного, интеллектуального и духовного вреда, что даже в том случае, если их можно использовать с отстраненным духом (что в принципе невозможно), то и тогда их должен сторониться любой человек, искренне преданный задаче освобождения не только себя, но и других. Толкователи Вечной Философии не довольствуются осуждением преступных занятий, типа содержания публичных домов, фальшивомонетничества, вымогательства и им подобных; они также сторонятся (и советуют это делать другим) и многих способов зарабатывать на жизнь, которые подавляющее большинство людей считает вполне законными. Например, во многих буддистских общинах, производство оружия, спиртных напитков и массовый забой скота (в отличие от современных христианских государств) не вели к богатству, почетным званиям и политическому влиянию; эти виды деятельности вызывали сожаление, поскольку считалось, что люди, которые ими занимаются, затрудняют себе и другим членам своих общин путь к просветлению и освобождению. В средневековой Европе христианам запрещалось зарабатывать себе на жизнь ростовщичеством и спекулятивной торговлей. Тони и другие исследователи указали, что только после Реформации ростовщичество, игра ценными бумагами и товарами и аналогичные способы стрижки купонов превратились в уважаемые виды деятельности и были одобрены церковью.

Для квакеров профессия военного была и остается неправедным образом жизни – ибо война, с их точки зрения, дело антихристианское, и не столько из-за того, что она причиняет страдания, сколько из-за того, что она сеет ненависть, вознаграждает обман и жестокость, заражает целые народы страхом, гневом, гордыней и недоброжелательством. Эти страсти преграждают путь Внутреннему Свету и, стало быть, порождающие их войны, какими бы не были их непосредственные политические результаты, должны считаться крестовыми походами, ведущими мир к полной духовной тьме.

Опыт человечества свидетельствует об опасности составления подробного списка не подлежащих обсуждению наставлений о праведной жизни; опасность этого занятия заключается в том, что большинство людей не видит никаких причин к тому, чтобы быть чрезмерно праведными, и потому реагирует на попытку навязать ему слишком жесткий кодекс поведения лицемерием или открыть неповиновением. Например, христианская традиция разграничивает правила, обязательные для всех и каждого, и советы по достижению совершенства, обязательные к исполнению только теми, кто чувствует себя способным на полный уход из мирской жизни. Правила включают в себя обычный кодекс нравственного поведения и заповеди возлюбить Бога всем сердцем и умом, и возлюбить ближнего своего, как себя самого. Некоторые из тех, кто всерьез пытается выполнять эту последнюю и основную заповедь, обнаруживают, что они не могут искренне выполнять ее, если только не будут следовать советам по достижению совершенства и не разорвут все связи с миром. Тем не менее, мужчинам и женщинам совершенно не обязательно давать обет безбрачия, продавать все свое имущество и раздавать деньги бедным для того, чтобы достигнуть этого "совершенства", которое является освобождающим обретением знания, единящего их с Богом. Фактическая бедность (отсутствие денег) далеко не всегда является эмоциональной бедностью (равнодушием к деньгам). Человек может быть беден, но постоянно думать о вещах, которые можно купить за деньги, может быть полон желаний, зависти и горькой жалости к самому себе. А у другого человека может быть много денег, но он совершенно не будет цепляться ни за сами деньги, ни за вещи, власть и привилегии, которые на эти деньги можно купить. "Евангельская бедность" является сочетанием фактической бедности с бедностью эмоциональной; но люди, которые не являются фактически бедными, вполне способны на бедность эмоциональную. Отсюда можно сделать вывод, что праведная жизнь не укладывается в рамки общепринятого кодекса нравственного поведения и является сугубо личным делом. Встающие перед каждым индивидуумом проблемы и соответствующий способ их разрешения зависят от уровня знаний, нравственности и духовности, достигнутого каждой конкретной личностью. Именно поэтому универсальные правила праведного поведения могут быть сформулированы только в самом общем виде. "Вот три мои сокровища, – говорит Лао-цзы. – Охраняй и береги их! Первое – это жалость, второе – умеренность, третье – нежелание считать себя самым умным". И когда незнакомец просит Иисуса разрешить спор о наследстве между ним и его братом, Иисус отказывается (поскольку ему не известны обстоятельства дела) быть судьей и просто произносит общую фразу о вреде алчности.

Однажды Гадзан поучал своих последователей: "Правы те, кто осуждает убийство и хочет спасти жизнь любого разумного существа. Даже защита животных и насекомых есть доброе дело. Но что можно сказать о тех людях, которые убивают время, уничтожают богатство и разрушают экономику общества? Мы не должны забывать о них. Опять же. что можно сказать о том. кто проповедует без просветления? Он убивает буддизм".

Из книги "Сто одна история Дзэн"

Однажды благородный Ибрагим, сидя на троне,

Услышал грохот, вопли и

Тяжелые шаги на крыше своего дворца.

Он задался вопросом: "Чьи это тяжелые ступни?"

Он крикнул из окна: "Кто это ходит там?"

Охрана, полная смущения, склонила головы, сказав:

"Мы это, – и в поисках мы сбились с ног".

Он вопросил: "Чего вы ищите?"

Они ответили: "Верблюдов наших".

Он вопросил: "Да кто ж верблюдов ищет там. на крыше?"

Они ответили: "Мы следуем примеру того, Кто ищет единства с Богом, но при этом занимает трон".

Джалаладдин Руми

Из всех социальных, нравственных и духовных проблем, самой острой, постоянной и трудно поддающейся разрешению является проблема власти. Жажда власти не является плотским грехом, и потому, в отличие от чревоугодия, невоздержанности и похоти, покидающих усталое или пресыщенное тело, она никуда не исчезает. В данном случае, аппетит действительно приходит во время еды, и жажда власти может проявляться бесконечно, невзирая на болезнь или усталость. Более того, общество устроено так, что, чем выше поднимается человек по лестнице политической, экономической или религиозной иерархии, тем больше ему предоставляется возможностей употреблять свою власть. Но восхождение по иерархической лестнице – это, как правило, медленный процесс, и честолюбцы редко достигают вершины в еще относительно молодом возрасте. Властолюбец, по мере своего старения и по мере появления у него все новых возможностей удовлетворения своей страсти, испытывает все большее количество еще более сильных искушений. В этом смысле он совершенно не похож на неуемного любителя плотских наслаждений. Последний может и не захотеть расставаться со своими грехами, но с возрастом он обнаружит, что его грехи расстаются с ним; а вот первый не расстанется со своим грехом и его грех не расстанется с ним. Старость, вместо того, чтобы принести властолюбцу благословенное избавление от страсти, только обостряет ее, предоставляя возможность удовлетворять свои желания в большем масштабе и чрезвычайно экстравагантным способом. Вот почему, по словам Актона, "все великие – плохие люди". А потому стоит ли нам удивляться, что действия политиков, предпринятые не для общего блага, а исключительно, или, по крайней мере, в значительной степени, ради удовлетворения жажды власти, слишком часто оказываются вредными или даже совершенно катастрофическими?

"L'etat c'est moi",[6] – сказал тиран; и это, конечно же, верно не только для автократа, стоящего на вершине пирамиды, но и для всех членов правящего меньшинства, с чьей помощью он правит, и которые являются истинными повелителями нации. Более того, до тех пор, пока политика удовлетворения жажды власти правящего класса является успешной, и до тех пор, пока цена успеха не слишком велика, даже сами массы подданных могут считать себя государством – огромной и великолепной проекцией изначально ничтожного эго индивидуума. Средний человек, так же. как и великий, может косвенно удовлетворить свою жажду власти посредством действий империалистического государства; разница между средним и великим человеком не принципиальна, и заключается только в масштабе.

Не существует никакого безотказного способа контроля за политическими проявлениями жажды власти. Поскольку власть по своей сути является вещью, способной к бесконечному расширению, обуздать ее может только столкновение с другой властью. Поэтому любое общество, которое ценит свободу, в том смысле, чтобы им управляли по закону, а не в соответствии с классовыми или личными интересами, должно позаботиться о разделении власти. Единство нации означает, что вся нация находится на службе у одного человека и поддерживающей его олигархии. Организованная и сбалансированная разъели ценность является обязательным условием свободы. Оппозиция Ее Величества – это самые верные подданные Ее Величества, поскольку они являются самой полезной частью любого свободолюбивого общества. Более того, поскольку жажда власти есть вещь чисто умственная и, в силу этого, ненасытная и неприступная для болезней или старости, любое свободное общество не должно позволять своим правителям слишком долго находиться у руля. Монашеский картезианский орден, который "не нужно реформировать, потому что его никогда не деформировали", своим долгим иммунитетом от развращения властью обязан тому, что его аббаты избираются всего лишь на один год. В древнем Риме считалось, что количество свободы находится в обратной зависимости от длины срока пребывания магистрата у власти. Правила контроля за жаждой власти очень легко сформулировать, но, как показывает история, очень трудно провести в жизнь. Особенно это трудно сделать в такие времена, как наши, когда освященная временем политическая машина устарела из-за быстрых технологических перемен и превосходный принцип организованной и сбалансированной разъединенное требует воплощения в новых и более подходящих институтах.

Актон, эрудированный католический историк, придерживался того мнения, что все великие – плохие люди; Руми, персидский поэт и мистик, считал, что искать единения с Богом и в то же время сидеть на троне так же бессмысленно, как искать верблюдов на крыше дворца. Несколько более оптимистично высказывался по этому поводу святой Франциск Сальский, взгляды которого донес до нас его друг, молодой епископ Беллийский.

– Отче, – сказал я однажды, – могут ли люди, сидящие в высоких кабинетах, практиковаться в добродетели послушания?

Франциск Сальский ответил: "Они имеют для этого гораздо больше возможностей, чем их подчиненные".

И поскольку я не понял его ответа, он продолжил: "Те, кто обязан слушаться, как правило, слушаются только своего начальника... Но те, кто сами являются начальниками, имеют гораздо больше возможностей для послушания, даже тогда, когда они отдают приказы; ибо, если они помнят, что это Бог возвысил их над другими людьми и дал им ту власть, которую они имеют, то они применяют власть в соответствии с Божьими заветами и в силу этого, даже отдавая приказы, они подчиняются. Более того, нет такого властелина, у которого не было бы наставника по вопросам сознания и души. Но есть еще и высший уровень послушания, на который могут подняться все властелины и наставники, уровень, о котором говорит святой Павел: "Хотя я и не подчиняюсь ни одному человеку, я сделал себя слугой всех людей". Именно посредством такого вселенского послушания всем людям мы и становимся "всем для всех"; и служа всем, во имя Господа Нашего, мы всех считаем своими повелителями".

Я запомнил это правило и часто наблюдал, что Франциск Сальский относился ко всем приходившим к нему людям, даже самым незначительным, так, словно он был их слугой; он никогда никого не отталкивал, никогда не отказывался вступить в беседу, говорить сам или слушать, никогда не проявлял ни малейшего признака усталости, нетерпения или раздражения, каким бы назойливым или незваным не был его гость. Тем, кто спрашивал его, почему он так разбазаривает свое время, он неизменно отвечал: "На то воля Божья; Он от меня того требует; могу ли я просить большего? Когда я занимаюсь этим, от меня не требуется делать ничего другого. Святой Волей Божьей должны светиться все наши деяния; а все остальное просто суета".

Жан Пьер Камю

Что ж, мы видим, что и "великий человек" может быть хорошим – даже настолько хорошим, что оказывается способным овладеть знанием, единящим его с божественной Основой – если, конечно, употребляя власть, он выполняет два условия. Во-первых, он должен отказаться от всех личных преимуществ, которые дает ему власть, и должен упражняться в терпении и сосредоточенности, без которых не может быть любви ни к Богу, ни к человеку. И, во-вторых, он должен понять, что данная ему волею случая власть не дает ему духовного авторитета, которым обладают только те живые или мертвые провидцы, которые достигли прямого погружения в Природу Вещей. Общество, глава которого свихнулся настолько, что вообразил себя пророком, обречено на гибель. Жизнеспособным обществом является то, в котором достойные видеть, указывают необходимые цели, а облеченные властью уважают авторитет провидцев и прислушиваются к их советам. По крайней мере в теории это хорошо понимали в Индии и до начала эпохи Реформации в Европе, где "не было такого властелина, у которого не было бы духовного наставника по вопросам сознания и души". К сожалению, церковь попыталась найти золотую середину – соединить духовный авторитет с бренной властью, осуществляемой либо непосредственно на троне, либо в его тени. Но духовным авторитетом могут обладать только люди абсолютно бескорыстные, намерения которых остаются вне всяких подозрений. Церковная организация могла называть себя Мистическим Телом Христа; но если ее прелаты являются рабовладельцами и повелителями государств, как это было в прошлом, или если церковная организация является крупным капиталистом, как это происходит сейчас, тогда никакие титулы, какими бы почетными они не были. не могут скрыть того факта, что высказывая какое-либо суждение, эта организация выступает, как заинтересованная сторона в определенном политическом или экономическом процессе. Да, в вопросах, не связанных со бренной властью организации, индивидуальные церковники могут быть, и, собственно, являются абсолютно бескорыстными, и, соответственно, обладают подлинным духовным авторитетом. Святой Филипп Нери – хороший тому пример. Не обладая никакой бренной властью, он оказывал глубокое воздействие на Европу шестнадцатого века. Если бы не это влияние, то попытки Тридентского собора реформировать римско-католическую церковь изнутри вряд ли увенчались бы серьезным успехом.

Сколько великих людей, на самом деле, выполнили или готовы выполнить условия, которые делают власть безвредной, как для правителя, так и для подданных? Если не учитывать святых, то эта проблема оказалась неразрешимой. И поскольку истинное самоуправление возможно только в очень малых группах, сообщества национального и сверхнационального масштаба всегда будут управляться олигархическими меньшинствами, члены которых получали власть благодаря своей жажде власти. Это означает, что проблема власти, будет существовать вечно, и поскольку разрешить ее могут только люди типа Франциска Сальского, она всегда будет доставлять неприятности. А это, в свою очередь, значит, что мы не можем надеяться на то, что большие сообщества будущего будут лучше больших сообществ прошлого в краткий период их расцвета.

7.ИСТИНА

Поэтому молчи и не болтай о Боге. Ибо когда ты болтаешь о нем, то ты лжешь, творишь грех.

Экхарт

В религиозной литературе слово "истина" употребляется по крайней мере в трех определенных и очень разных значениях. Так, иногда оно считается синонимом слова "факт" – в тех случаях, когда звучит утверждение, что Бог есть Истина, то есть первичная Реальность. Но в такой фразе, как "поклоняться Богу в духе и в истине", это слово явно приобретает иное значение. Нет ни малейшего сомнения, что в данном случае "истина" означает непосредственное восприятие духовного Факта, противоположное вторичному знанию "о" Реальности, сформулированному в предложениях и принятому потому, что оно либо было сообщено авторитетным лицом, либо убедительно доказано на основе считающихся догмой постулатов. И, наконец, это слово несет в себе более стандартное значение, в предложениях типа: "Это заявление является истиной", то есть, когда мы имеем ввиду, что словесные символы, из которых составлено это заявление, соответствуют фактам, о которых в нем идет речь. Когда Экхарт пишет, что "ибо когда ты болтаешь о нем, то ты лжешь, творишь грех", он не утверждает, что все теологические заявления расходятся с истиной. Так как может существовать некое соответствие между человеческими символами и божественным Фактом, некоторые теологические постулаты являются истинными настолько, насколько мы можем их такими сделать. Будучи сам теологом, Экхарт, конечно же, согласился бы с этим. Но Экхарт был не только теологом, но и мистиком. И как мистик, он хорошо понимал то, что современный семантик так старательно (и так безуспешно) пытается разъяснить современному разуму: слова – это не то же самое, что вещи, и знание слов, которыми излагается какой-либо факт, не является эквивалентом непосредственного восприятия самого факта. Собственно, Экхарт утверждает следующее: что бы не говорилось о Боге, эти слова никогда не станут истиной в первых двух значениях этого загадочного слова, которым столь часто злоупотребляют. Святой Фома Аквинский иными словами высказал ту же мысль, когда, пройдя через углубленное созерцание, он перестал писать теологические труды, заявив, что все написанное им до этого момента было всего лишь пылинкой, по сравнению с полученным им непосредственным знанием. За двести лет до Фомы, в Багдаде, великий магометанский теолог ал-Газали тоже отказался от анализа истин о Боге и обратился к созерцанию и непосредственному восприятию Истины-Факта, отказался от чисто интеллектуальной доктрины философов и обратился к нравственному и духовному учению суфиев.

Мораль вышесказанного ясна. Всякий раз, когда мы слышим или читаем об "истине", мы должны остановиться, чтобы задать себе вопрос, в каком из трех значений применяется это слово в данный момент. Благодаря этой простой предосторожности (а ее соблюдение является истинным проявлением интеллектуальной честности), мы оградим себя от совершенно лишнего беспокойства и смятения ума.

Желая поддразнить слепого, Будда игриво позволил словам вылететь из своего золотого рта, Небо и земля испокон веков заполнены густыми зарослями шиповника.

Дано Кокуши

Нет ничего правдивого нигде,

Истины нигде не отыскать.

А если говоришь ты, что видел Истину,

То это значит, что видел ты не то.

Когда же Истина предоставлена самой себе,

В ней ничего нет лживого, поскольку она есть Ум.

А если Ум сам от фальши не свободен,

То Истины не существует, ее нигде ты не найдешь.

Хуй Нэн

Будда никогда не проповедовал истину, поскольку видел, что каждый должен осознать ее внутри самого себя.

Сутраламкара

Чем дальше он [мудрец] идет, тем меньше познает.

Лао-цзы

– Послушайте! – закричала Обезьяна. – После всех тех неприятностей, которые нам доставлял Китай, и после того, как ты особо приказал, чтобы нам передали священные книги. Ананда и Кашьяпа принесли совсем не то. Они передали нам пустые листы: Я спрашиваю тебя, какая нам от них польза?

– Не нужно кричать, – сказал Будда с улыбкой. – ...Эти пустые свитки и есть настоящие священные книги. Но я ясно вижу, что народ Китая слишком глуп и невежественен, чтобы поверить в это, и потому ничего не остается, как вручить ему листы с написанными на них словами.

By Чень-ен

Философы действительно умны, но хотят обрести мудрость; что же касается остальных, то они либо невежественны, либо незрелы! Они считают, что в сжатом кулаке есть что-то, кроме воздуха, и думают, что указующий перст является объектом, на который он указывает. И поскольку они неотрывно смотрят на этот перст, как на Луну, все их усилия пропадают даром.

Иока Дачши

То. что известно, как учение Будды, учением Будды не является.

Алмазная Сутра

"В чем суть учения Буддизма?" "Ты не поймешь его, пока не овладеешь им".

Ши Чоу

Предметом Вечной Философии является природа извечной, духовной Реальности; но язык ее формулировок был разработан с учетом явлений, существующих во времени. Вот почему во всех ее формулировках имеется элемент парадокса. Природу Истины-Факта нельзя описать посредством словесных символов, которые не соответствуют ей адекватно. В лучшем случае о ней можно говорить аллегорично, категориями нелогичных заключений и противоречий.

К этим неизбежным парадоксам некоторые духовные писатели намеренно добавляли языковые аномалии – крепкие выражения, преувеличения, иронию или юмор, рассчитанные на то, чтобы шокировать читателя и вывести его из самодовольного спокойствия, этого первородного греха интеллекта. Этот второй тип парадоксов был особенно любим учителями даосизма и дзэн-буддизма. Последние, действительно, использовали паралогические и даже бессмысленные утверждения для того, чтобы "силой захватить царство небесное". Желающих обрести совершенную жизнь поощряли к занятиям бессвязной медитацией, построенной на какой-нибудь совершенно нелогичной формуле. Результатом было reductio ad absurdum[7] всей сосредоточенной на личности и на мире системы бессвязного мышления, неожиданный прорыв из "разума" (выражение философов-схоластов) в интуитивный интеллект, способный на подлинное проникновение в божественную Основу всего бытия. Такой метод кажется нам странным и эксцентричным; но факт остается фактом – благодаря ему многие люди достигли окончательной "метанойи" или трансформации сознания и характера.

Использование учителями дзэн почти комических ситуаций для привлечения внимания к философским истинам, которые они считали наиболее важными, хорошо иллюстрирует первый из процитированных выше отрывков. Мы не можем всерьез полагать, что аватара проповедует для того, чтобы разыграть человечество. И, тем не менее, автору удалось встряхнуть нас и тем самым вывести из нашего обычного спокойного восприятия доморощенной словесной вселенной, в котором мы проводим большую часть нашей жизни. Слова – это не факты, и уж никак не первичный Факт. Если мы будем воспринимать их слишком серьезно, то заблудимся в густых зарослях шиповника. Но если мы впадем в другую крайность и не будем воспринимать их достаточно серьезно, то мы так и не узнаем, что существует путь, с которого можно сбиться, и есть цель, которой нужно достичь. Если бы Просветленный не проповедовал, то никто бы не обрел освобождения. Но в силу того, что человеческий ум и язык являются такими, какими они есть, это необходимое и незаменимое проповедование сопряжено с многочисленными опасностями. Истории всех религий имеют одну важную общую черту; некоторые из их приверженцев просветлены и освобождены потому, что они приняли решение реагировать соответствующим образом на слова, вырвавшиеся из уст основателей этих религий; другие достигают частичного освобождения, реагируя лишь отчасти соответствующим образом; но другие вредят себе и своим собратьям, реагируя совершенно неадекватно – либо вообще игнорируя эти слова, либо, что бывает чаще, воспринимая их слишком серьезно и относясь к ним так, словно они тождественны тому Факту, о котором идет речь.

То, что слова являются одновременно и незаменимыми, и во многих случаях фатальными, признается всеми толкователями Вечной Философии. Так, Иисус говорил, что приносит в этот мир кое-что похуже шиповника, а именно меч. Святой Павел проводил черту между буквой, которая убивает, и духом, который дает жизнь. И на протяжении последовавших веков мастера христианской духовности считали необходимым снова и снова высказываться по этой теме, которая никогда не устаревала, поскольку Homo Loquax – говорящее животное – по-прежнему пребывает в наивном восторге от своего главного достижения, все еще остается такой же беспомощной жертвой собственных слов, какой оно было во времена построения Вавилонской Башни. В последние годы появилось немало работ по семантике и хлынул целый поток националистической, расовой и милитаристской пропаганды. Еще никогда раньше столько талантливых писателей не предупреждало человечество об опасности неправильно понятых слов – и еще никогда раньше политики так лихо не пользовались словами, а общественность не воспринимала эти слова настолько серьезно. Несомненно, что проблемы меняют только форму, а по сути остаются такими же, какими были всегда – неотложными, нерешенными и, по всей видимости, неразрешимыми.

В этой жизни все, что воображение может представить, а разум постичь и понять, не является и не может быть средством единения с Богом.

Св. Иоанн Креста

Сухие и бесплодные рассуждения могут приоткрыть складки одеяния Истины, но они не смогут обнажить ее очаровательного лица.

Джон Смит, платоник

Во всех лицах лицо лиц является прикровенно и загадочно, открыто же его не увидеть, пока мы не войдем, поднявшись выше всех лиц, в некое потаенное и заповедное молчание, где ничего не остается от знания и понятия лица. Этот мрак, это облако, этот сумрак, или это незнание, в которое вступает ищущий Твое лицо, вырвавшись за пределы всякого знания и представления, есть предел, ниже которого Твое лицо можно видеть лишь прикровенно. Сам же мрак открывает, что в нем Твое лицо возвышается над всеми покровами.

Николай Кузанский

Поскольку Божество безымянно и любое имя ему чуждо, то и душа – безымянна: ибо она есть подобие Божие.

Экхарт

Бытие Бога, как и Он сам – недоступно, не останавливайся на размышлении об объектах, воспринимаемых чувствами и укладывающимися в понимании. Это значит удовлетвориться тем, что меньше Бога; поступая так. ты уничтожишь энергию души, необходимую для того, чтобы идти с Ним.

Св. Иоанн Креста

Ни сейчас, ни потом, ты не сможешь найти или познать Бога с помощью каких-либо внешних средств или чего-то еще. кроме того. что Бог сам являет тебе. и что не требует доказательств. Ибо Бог, рай, ад, дьявол, плоть могут быть познаны в тебе или тобой только в результате их собственного существования и проявления в тебе. И все кажущееся знание о любой из этих вещей, находящееся за пределами этой самоочевидной разумности их рождения внутри тебя, сродни знанию слепого человека о никогда не виденном им свете.

Вильям Ло

Ниже мы приводим вывод выдающегося исследователя индуистских доктрин об "джняне" – освобождающем знании Брахмана или божественной Основы.

"Джняна" – это вечная, общая, необходимая вещь, которая не является личным знанием какого-то конкретного человека. "Джняна" – это знание, находящееся в самом Атмане, похороненное под слоем "авидьи" (невежества): его нельзя сдвинуть с места, но можно скрыть от взоров, оно недоказуемо. поскольку самоочевидно и не требует никаких доказательств. потому что оно само является доказательством существования возможного. Эти мысли созвучны тому "знанию", о котором говорит Экхарт. и учению Августина о Вечной Истине в душе, которая, будучи абсолютно бесспорной, является основой всей бесспорности, и принадлежит не А или Б, а "душе".

Рудольф Отто

Эстетика – это вовсе не создание произведений искусства и их восприятие. Как можно научиться разбираться в живописи или быть хорошим художником? Уж никак не читая Бенедетто Кроче. Научиться рисовать можно только рисуя, а научиться ценить живопись можно только посещая картинные галереи.

Но это вовсе не значит, что Кроче и ему подобные напрасно тратили свое время. Мы должны быть благодарны им за труды по созданию системы мышления, с помощью которой непосредственно воспринятые смысл и ценность произведения искусства могут быть оценены в свете общего знания, соотнесены с другими фактами и определенным образом и в определенной степени "объяснены".

Это же можно сказать и о теологии. Теологические размышления имеют ценность только в том случае, если они дают возможность тем, кто непосредственно ощутил различные аспекты Бога, сформировать четкие идеи о природе божественной Основы и личном восприятии Основы относительно других их ощущений. И созданная цельная система теологии полезна только в том случае, если она убеждает изучающих ее людей в том, что нет никакого изначального противоречия между постулатом о божественной Основе и тем, что для готовых выполнить определенные условия, постулат станет осознанным Фактом. Однако, ни при каких обстоятельствах, изучение теологии или согласие разума с теологическими предположениями не может заменить то, что Ло называет "рождением Бога внутри". Ибо теория – это не практика, а слова – это не вещи, которые они обозначают.

Теология, в том виде, какой мы ее знаем, была сформирована великими мистиками, в первую очередь святым Августином и святым Фомой. А у многих других великих теологов – у святого Григория, святого Бернара, и даже Суареса – не было бы таких озарений, если бы не было мистического сверхзнания.

Аббат Джон Чепмен

Этой точке зрения мы должны противопоставить взгляды доктора Теннанта, по мнению которого, религиозное ощущение есть вещь реальная и уникальная, но она совершенно не увеличивает познаний о абсолютной Реальности и должно всегда разъясняться в категориях идеи о Боге, почерпнутой из других источников. Изучение фактов позволяет сделать вывод, что обе эти точки зрения, до определенной степени, являются верными. факты мистического озарения (вместе с фактами так называемого исторического откровения) объясняются категориями общего знания и становятся основой теологии. А существующая теология, в свою очередь, пользуясь категориями общего знания, оказывает сильное воздействие на тех, кто вступил на путь духовной жизни, побуждая находящихся на низком уровне, удовлетворяться им, а тех, кто поднялся на высокий уровень, отбрасывать, как неадекватное, восприятие любой формы реальности, отличительные черты которой несовместимы с описанными в книгах чертами Бога. Так мистики создают теологию, а теология создает мистиков.

Личность, которая соглашается с неверной догмой, или сосредоточивает все свое внимание на одной истинной догме всеобъемлющей системы, забывая об остальных (многие христиане сосредоточиваются исключительно на человеческом Втором Лике из Святой Троицы, забывая об Отце и Святом Духе), рискует ограничить себе доступ к непосредственному восприятию Реальности. В религии, как и в естественных науках, ощущение возникает только в результате ощущения. Безнадежно составлять свое мнение заранее, пытаться втиснуть его в теоретическую форму, которая либо не соответствует вообще никаким фактам, либо соответствует только некоторым из них. "Не пытайся искать истину, – пишет учитель дзэн, – просто перестань придерживаться определенной точки зрения". Есть только один способ ликвидировать последствия веры в фальшивую или несовершенную теологию, который в то же время является единственным известным способом перехода от веры даже в истиннейшую теологию к знанию первичного Факта – к бескорыстию, покорности, готовности воспринимать сведения о Вечности. Мнение – это вещь, которую мы создаем, и которую, стало быть, мы можем понять, сформулировать, и о которой мы можем спорить. Но, по словам св. Иоанна Креста, "остановиться на размышлениях о вещах, воспринимаемых чувствами или доступных пониманию, означает удовольствоваться тем, что меньше Бога". Знание, единящее с Богом, доступно только тем, кто "перестал придерживаться определенной точки зрения" – даже той точки зрения, которая является верной настолько, насколько верными могут быть выраженные словами абстракции.

Восстань же, благородная душа! Выйди вон из себя и иди так далеко, чтоб не возвратиться совсем, и войди в Бога так далеко, чтоб никогда из Него не выйти, только там пребывай, чтобы никогда вновь не быть тебе в том положении, в котором ты бы имела дело с творениями.

Экхарт

Вооружившись лампой слов и пристрастия, человек должен выйти за пределы слов и пристрастия и вступить на путь понимания.

Ланкаватара Сутра

Слово "интеллект" Экхарт применяет в его схоластическом значении – непосредственная интуиция. Фома Аквинский пишет: "Интеллект и ум – это не две силы, ибо они отличаются друг от друга, как совершенство отличается от несовершенства... Интеллект подразумевает глубокое проникновение в истину; ум – в исследования и беседы". Именно идя по рациональному и эмоциональному пути "слова и пристрастия", а затем сойдя с него, человек получает возможность вступить на интеллектуальный или интуитивный путь "понимания". И все же, несмотря на предостережения тех, кто тропой бескорыстной любви перешел от буквы к духу, и от теории к непосредственному знанию, организованные христианские церкви упорствуют в губительной привычке путать средства и цель. Выраженные словами более или менее адекватные теологические объяснения ощущения воспринимаются слишком серьезно и пользуются таким уважением, которое положено только Факту, ими толкуемому. Церковники вообразили, что душа спасется соответствием тому, что в данной местности считается правильной формулой, и губится несоответствием этой формуле. Два слова filioque может и не являются единственной причиной раздора между Восточной и Западной церквями; но они, несомненно были casus belli.[8]

Придавание слишком большого значения словам и формулам может рассматриваться как особая форма придавания слишком большого значения вещам, существующим во времени, которое так губительно характерно для исторического христианства. Знать Истину-как-Факт и знать ее в единстве, "в духе и в истине-как-непосредственном-восприятии" – это и есть освобождение, "наша вечная жизнь". Знать облеченные в словесную форму истины, которые символически соответствуют Истине-как-Факту постольку, поскольку она может быть познана в истине-как-непосредственном-восприятии или в истине-как-историческом-откровении – это не освобождение, а просто изучение особой области философии. Даже самое обычное ощущение определенной веши или события, существующих во времени, не может быть полностью или адекватно описано словами. Невозможно описать ощущение, возникающие в нас, когда мы смотрим на небо или страдаем от невралгии; в лучшем случае мы можем сказать "голубое" или "больно", надеясь на то, что слушающие нас люди испытывали аналогичные ощущения и по-своему понимают о чем идет речь. Однако, Бог – это не вещь или событие, существующие во времени, и закованные в кандалы времени слова, бессильные даже в случае с бренными вещами, еще более неадекватны изначальной природе и ощущению, единящему нас с тем, что принадлежит несопоставимо другому порядку. Предположение, что люди могут спастись посредством изучения и принятия формул, равносильно предположению, что человек может попасть в Тимбукту, тщательно изучая карты Африки. Карты – это символы, но даже лучшие из них являются неточными и несовершенными. Но для того, кто действительно хочет достичь цели своего путешествия, карта – незаменима, поскольку указывает направление, в котором следует двигаться, и дорогу, по которой следует идти.

Поздняя буддистская философия считает слова одним из основных определяющих факторов в творческой эволюции человеческих существ. Эта философия признает пять категорий бытия – Название, Видимость, Установление Различий, Истинное Знание, Это. Первые три связаны со злом, два последних – с добром. Органы чувств разделяют видимость на объекты (устанавливают различия), которые они овеществляют, давая им названия, так что слова принимаются за веши, и символы используются, как мера реальности. По этой теории, слова являются главным источником чувства разъединенности и богохульной идеи самодостаточности индивидуума, которые неизбежно приводят к появлению жадности, зависти, жажды власти, гнева и жестокости. А эти пагубные страсти, в свою очередь, порождают необходимость в бесконечно продлеваемом и постоянно обособленном существовании в тех же самых, самовоспроизводящихся, условиях безрассудных желаний. Спастись можно только с помощью творческого акта воли, которой помогает милость Будды, и которая ведет через бескорыстие к истинному Знанию, состоящему, помимо всего прочего, из верной оценки Названий, Видимости и Установления Различий. В Истинном Знании и с его помощью, человек расстается с безумной иллюзией таких понятий, как "Я", "меня", "мое", и, сопротивляясь искушению отречься от мира в состоянии преждевременного и однобокого экстаза, или, наоборот, утвердиться в мире, живя жизнью обычного чувственного человека, он, наконец, обретает преобразующее осознание единства Сансары и Нирваны, обретает понимание, единящее его с чистым Этим – абсолютной Основой, которую можно только обозначить с помощью словесных символов, но нельзя с их помощью описать.

В связи с махаянистской теорией о важной и даже творческой роли слов в эволюции не обновленной духовно человеческой природы, мы можем привести аргументы Юма против реальности причинности. Юм начал с постулата, что все события происходят "обособленно" друг от друга и с безупречной логикой пришел к выводу о полной бессмысленности организованного мышления или целенаправленного действия. Как указал профессор Стаут, его ошибка заключается во вводном постулате. И когда мы зададим себе вопрос, что побудило Юма сделать странное и совершенно нереалистичное предположение об "обособленности" событий, мы увидим, что единственной причиной, по которой он отвернулся от непосредственного ощущения. было то, что вещи и события в нашем мышлении символически представлены существительными, глаголами и прилагательными. и что эти слова, действительно "обособленны" друг от друга, в то время как символизируемые ими вещи и события таковыми, конечно же. не являются. Считая слова мерой вещей, вместо того, чтобы считать веши мерой слов, Юм незаметно втиснул континуум реального ощущения в языковую схему, что дало невероятно парадоксальные результаты, с которыми мы все очень близко знакомы. Большинство людей не являются философами и им наплевать на последовательность в мышлении и действии. Так, при определенных условиях, они считают само собой разумеющимся, что события не происходят "обособленно" друг от друга, а происходят параллельно или последовательно в организованном и организующем поле космического целого. Но в другом случае, когда противоположная точка зрения больше соответствует их страстям или интересам, они подсознательно занимают позицию Юма и воспринимают события так, словно они обособлены друг от друга и от всего остального мира, как и слова, которые их символизируют. Как правило, это происходит в том случае, когда задействованы такие понятия, как "я", "меня", "мое". Овеществляя "обособленные" названия, мы и вещи воспринимаем, как обособленные объекты – не подчиненные закону, не входящие в систему взаимоотношений, которая в действительности и удерживает их в их физической, социальной и духовной окружающей среде. Мы считаем абсурдной идею о том, что в природе не существует никакого причинного процесса и не существует никакой органической связи между вещами и событиями в жизнях других людей; но, в то же время, мы считаем аксиомой утверждение, будто наше собственное священное эго "обособленно" от вселенной и стоит над нравственной дхармой и даже, во многих отношениях, над естественным законом причинности. Как в буддизме, так и в католицизме, монахов и монахинь побуждали избегать личных местоимений и говорить о себе только иносказаниями, которые явственно указывали на их истинную связь с космической реальностью и своими собратьями. Это была мудрая предосторожность. Наши реакции на знакомые слова являются обусловленными рефлексами. Сменив стимул, мы можем кое-что сделать в направлении изменения рефлекса. Никаких колокольчиков Павлова, никакого слюноотделения; никакого разглагольствования о словах типа "меня" или "мое", никакого чисто автоматического и бездумного самомнения. Когда монах говорит о себе, но при этом говорит не "я", а "этот грешник" или "этот бесполезный работник", он перестает воспринимать как должное "обособленность" своего "я" и осознает свою истинную, органическую связь с Богом и своими ближними.

На практике слова используются не для того, чтобы делать заявления о фактах, а для других целей. Очень часто они используются риторически, чтобы разжечь страсти и направить волю в желаемое русло деятельности. Иногда слова используются и поэтически, то есть, помимо того, что они описывают реальные или воображаемые вещи и события, и помимо того, что они взывают к воле и страстям, они еще заставляют читателя осознать их красоту. Красота в искусстве или природе есть вопрос взаимоотношений между вещами, которые не являются изначально красивыми сами по себе. Например, нет ничего красивого в таких словах, как "память" или "слог". Но когда они используются во фразе типа "покуда память сохраняет хоть слог один", связь между звучанием составляющих фразу слов, между нашими представлениями о вещах, которые они символизируют, и между ассоциациями, которые вызывает каждое слово по отдельности и вся фраза в целом, в результате непосредственного ее восприятия представляется красивым явлением.

Нет нужды много говорить о риторическом использовании слов. Есть риторика во благо и риторика во вред – риторика, разжигающая страсти и при этом относительно не расходится с фактами, и риторика, являющая неосознанной или намеренной ложью. Умение распознавать, к какому именно типу относится данная риторика, является важнейшей частью интеллектуальной нравственности; а интеллектуальная нравственность является как необходимым предварительным условием духовной жизни, так и сдерживающим фактором воли, сердца и языка.

А сейчас мы должны рассмотреть более сложную проблему. Как поэтическое использование слов должно соотноситься с жизнью духа? (И, конечно, то, что верно для использования слов поэтом, то верно и для использования красок художником, звуков – композитором, глины или камня – скульптором, короче говоря, верно для всех видов искусства.)

"Красота есть истина, истина есть красота". Но, к сожалению, Ките не потрудился уточнить, в каком именно смысле он использовал слово "истина". Некоторые критики предположили, что он использовал его в третьем из перечисленных в начале этой главы значений и потому отбросили этот афоризм, как бессмысленный. Zn + Н3S04 = ZnSO4+ Н3. Это – истина в третьем значении этого слова, и эта истина явно не тождественна красоте. Но также явно и то, что Ките говорит не о такой "истине". Он использует это слово прежде всего в его первом значении, как синоним слова "факт", и отчасти в том значении, в каком оно было использовано святым Иоанном, когда он говорил о "поклонении Богу в истине". Стало быть его фраза имеет двойной смысл. "Красота есть Первичный Факт, а Первичный Факт есть Красота, принцип любой конкретной красоты"; и "Красота есть непосредственное ощущение, и это непосредственное ощущение тождественно Красоте-как-Принципу, Красоте-как-Первичному Факту". Первое из этих заявлений полностью соответствует доктринам Вечной Философии. Среди триад, в которых проявляется невыразимое Единство, имеется триада Добра, Истины и Красоты. Мы видим красоту в гармоничных интервалах между частями целого. В этом контексте божественная Основа может быть парадоксально определена, как Чистый Интервал, независимый от того, что отделено, и пребывающий в гармоничном единстве с совокупностью.

Нет никакого сомнения, что комментаторы Вечной Философии не согласились бы со вторым значением афоризма Китса. Ощущение красоты в искусстве и в природе в качественном смысле может быть родственно непосредственному ощущению, единящему человека с божественной Основой или Божеством; но оно не тождественному этому ощущению и воспринятый конкретный факт красоты, хотя и является, в определенном смысле, частью божественной природы, стоит на несколько порядков ниже Божества. Поэт, любитель природы и эстет получают возможность воспринимать Реальность примерно так, как ее воспринимает бескорыстный созерцатель; но поскольку они не задали себе труда стать совершенно бескорыстными, они не способны познать божественную Красоту во всей ее полноте, такой, какая она есть. Поэт рожден со способностью выстраивать слова таким образом, что другие люди ощущают часть его божьего дара и вдохновения между строчками стихотворений, так сказать, в белых промежутках. Это великий и драгоценный дар; но если поэт удовлетворяется этим даром самим по себе, если он упорствует в поклонении красоте в искусстве и природе, не собираясь при этом с помощью бескорыстия развить в себе способность воспринимать Красоту такой, какой она есть в божественной Основе, тогда он является всего лишь идолопоклонником. Да, это идолопоклонство высшего уровня; но, тем не менее, это всего лишь идолопоклонство.

Ощущение красоты есть ощущение чистое, самопроявляющееся. в равной степени состоящее из наслаждения и сознания. свободной от примеси какого-либо другого ощущения; оно является истинным братом-близнецом мистического ощущения, а само его существование есть сверхчувственное чудо... Это ощущение приходит к тем. кто понимает красоту. точно так же. как форма Бога доставляет наслаждение тем. кто понимает его.

Вишванатха

Ниже мы приводим последнее произведение дзэнской монахини, которая в юности была известной красавицей и сформировавшейся поэтессой.

Эти глаза шестьдесят шесть раз видели приход Осени. Я достаточно много говорила о лунном свете. Больше не проси меня об этом. Просто прислушайся к голосу сосен и кедров в безветренный день.

Ре-Нен

Тишина леса в безветренный день есть то, что Малларме называл creux want musicien (пустое звуков небытье – пер. М.Галова). Но хотя музыка, которую слушал поэт, существовала только в его эстетическом воображении, она была тем чистым Этим, о котором говорила ушедшая из мира созерцательница. "Стой спокойно и знай, что я есть Бог".

Об этой истине нужно не только говорить, нужно жить в соответствии с ней... Об этом учении нечего спорить: Любой спор противоречит самой его задаче. Доктрины, требующие доказательств, ведут к рождению и смерти.

Хуй Нэн

Долой выдумки и плоды непоследовательного разума, как про-, так и антихристианские! Они – это всего лишь своевольный дух разума, игнорирующего Бога и не понимающего своих собственных природы и состояния. Смерть и жизнь – вот что имеет значение: жизнь есть Бог, живущий и трудящийся внутри души: смерть есть душа, живущая и трудящаяся в соответствии с чувством и разумом звериных плоти и крови. Эти жизнь и смерть растут сами по себе, растут внутри нас каждая из своего зерна, и рост их зависит не от разговоров и указаний суетливого разума, а от того к которой из них обращено наше сердце.

Вильям Ло

Как я могу объяснить, что такое Дружба тому, кто ни с кем не дружит?

Джалаладдин Руми

Когда мать кричит сосущему ее грудь ребенку: "Давай, сынок, я – твоя мать!"

Разве ребенок говорит: "Мама, дай мне доказательство того, что я должен получать удовольствие от приема молока".

Джалаладдин Руми

Великие истины не находят себе пристанища в сердцах народа. И сейчас, когда весь мир пребывает в заблуждении, как даже я, знающий дорогу, могу быть проводником? Если я, зная, что не могу достичь успеха, все же попытаюсь это сделать. то мои действия будут ничем иным, как еще одним источником заблуждения. Получается, что лучше будет воздержаться от каких бы то ни было устремлений: но кто же будет стремиться, если не я?

Чжуан-цзы

Единственным решением дилеммы Чжуан-цзы могут быть только любовь, покой и радость. Только те, кто демонстрирует обладание, пусть даже и в очень незначительной степени, плодами Духа, могут убедить других, что духовная жизнь стоит того, чтобы жить ею. Споры и предъявление доказательств практически бесполезны; а во многих случаях они приносят несомненный вред. Разумеется, с этим положением трудно согласиться людям. способным к силлогизмам и саркастическим умозаключениям. Мильтон, несомненно, искренне верил, что трудится во имя истины, праведности и во славу Господа, когда разражался потоками ученой брани в адрес врагов своего любимого диктатора и своей любимой формы инакомыслия. На деле же, он и другие спорщики шестнадцатого и семнадцатого веков причинили только вред той истинной религии, за которую они сражались по разные стороны баррикад, но с равными знанием и изобретательностью, и с равной безудержной склонностью к брани. Дальнейшие споры продолжались, лишь изредка прерываемые периодами благоразумия, в течение почти двух сотен лет паписты спорили с антипапистами, протестанты – с другими протестантами, иезуиты – с квиетистами и янсенитами. Когда страсти, наконец, улеглись, христианство (которое, как и любая другая религия, может выжить только в том случае, если будет являть плоды Духа) было практически мертво; истинной религией большинства образованных европейцев стало националистическое идолопоклонство. В восемнадцатом столетии этот переход к идолопоклонству казался (после жестокостей, сотворенных во имя христианства Валленштейном и Тилли) переменой к лучшему. Произошло это потому, что правящие классы пришли к выводу, что ужасы религиозных войн не должны повториться, и придали политике силы некоторое благородство. Определенные признаки благородства еще можно было заметить в ходе наполеоновских войн и Крымской войны. Но Молох национализма пожирал идеал восемнадцатого века, ни на мгновение не прекращая своей работы. Во время Первой и Второй мировых войн мы стали свидетелями полного отсутствия старых сдерживающих факторов. Последствия политического идолопоклонства проявились в полной мере, а сдерживающее воздействие человеческой чести, этикета или высшей религии полностью исчезло. Историческое христианство, в результате междоусобной борьбы за формулировки, формы организации, деньги и власть, завершило свое самоуничтожение, на которое оно так трагически обрекло себя своей зацикленностью на бренных вещах.

Продай свой ум и купи непонимание:

Ум – это всего лишь определенное мнение.

Непонимание – это интуиция.

Джалаладдин Руми

Разум – это чиновник в отсутствие Царя:

Стоит Царю появиться, чиновник теряет власть и прячется:

Разум – это тень Бога: Бог – это солнце.

Джалаладдин Руми

Неразумные создания не оглядываются назад и не смотрят в будущее, а живут в вечности своего постоянного настоящего; благодатью и вдохновением животных являются их инстинкты; и животные никогда не испытывают искушения нарушить свою дхарму, или высший закон. Благодаря своему уму и его инструменту – языку, человек (в своем обычном состоянии) живет с ностальгией по прошлому, со страхом перед настоящим, и с надеждой на будущее; у него нет инстинктов, которые говорили бы ему, что ему следует делать; он должен в большей степени опираться на своей ум, чем на вдохновение, ниспосланное ему божественной Природой Вещей; он пребывает в состоянии хронической гражданской войны между страстью и благоразумием, и, на высшем уровне сознания и этической чувствительности, между самовлюбленностью и пробуждающейся духовностью. Но это "утомительное человеческое состояние" является обязательным предварительным условием просветления и освобождения. Человек должен жить во времени, для того, чтобы получить возможность проникнуть в вечность, уже не на животном, а на духовном уровне; он должен сознавать себя как отдельное эго, чтобы получить возможность возвыситься над своим отдельным "я"; он должен по-настоящему сражаться со своим низшим "я", чтобы стать тождественным тому высшему "Я" внутри него, которое родственно божественному Не-Я; и, наконец, он должен использовать свой разум для того, чтобы выйти за его пределы и обрести интеллектуальное видение Истины, непосредственное знание, единящее его с божественной Основой. Разум и его работа "не являются и не могут быть прямой дорогой к единению с Богом". Прямой дорогой является "интеллект", в схоластическом значении этого слова, или дух. По большому счету, задача разума состоит в том, чтобы создать для своего преобразования в дух (посредством духа же) благоприятные внутренние и внешние условия. Разум – это лампа, с помощью которой он же найдет путь, по которому сможет выйти за его же пределы. Значит, можно сделать вывод, что непоследовательное мышление человека является важнейшей дорогой к прямому пути, ведущему к Главной Цели Человека. Но если. в нашей гордыне и нашем безумии, мы относимся к нему, как к прямому пути к божественной Цели (так поступали и по-прежнему поступают многие религиозные люди), или, отрицая само существование вечной Цели, мы считаем его одновременно и путем к Прогрессу, и вечно ускользающей во времени целью, то разум становится нашим врагом, источником духовной слепоты, нравственного зла и социальных катастроф. И еще никогда раньше разум не ценился так высоко и не использовался так активно и эффективно в определенных направлениях, как в нынешний исторический период. И еще никогда раньше интеллектуальное видение и духовность не ценились так низко, а главная Цель, прямым путем к которой они являются, не пребывала в таком забвении. Видя развитие технологии, мы воображаем, что движемся вперед по всем направлениям; в значительной степени подчинив себе неодушевленную природу, мы убедили себя, что являемся абсолютными хозяевами своей судьбы и повелителями своих душ; и поскольку разум дал нам технологию и власть, мы верим, вопреки всем признакам обратного, что нам нужно только становиться еще умнее, и еще больше систематизировать наши знания, чтобы достичь спокойствия в обществе, мира между народами и личного счастья.

В потрясающем шедевре У Чена есть комичный и в то же время подлинно философский эпизод. Обезьяна (аллегорическое воплощение человеческой мудрости) попадает на небеса и устраивает там такой переполох, что для того, чтобы утихомирить ее, приходится пригласить самого Будду. В результате происходит следующая беседа.

– Я хочу заключить с тобой пари, – сказал Будда. – Если ты действительно такая умная, то спрыгни с моей правой ладони. Если ты сумеешь это сделать, я прикажу Нефритовому Императору явиться ко мне и жить со мной в Западном Раю, а ты без лишних хлопот займешь его трон. Но если ты потерпишь неудачу, то вернешься на землю и будешь там искупать свою вину в течение многих кальп[9], прежде чем сможешь вернуться и снова поговорить со мной.

Обезьяна подумала про себя: "Этот Будда – полный дурак. Я могу пропрыгать пятьсот сорок тысяч километров, а его ладонь не превышает и шестнадцати сантиметров в ширину. Конечно же я смогу с нее спрыгнуть".

– Ты уверен, что сможешь выполнить свое обещание? – спросила она Будду.

– Конечно, – ответил Будда.

Он протянул свою правую руку, ладонь которой, на первый взгляд, не превышала размерами лист лотоса. Обезьяна заложила свою дубинку себе за ухо и прыгнула изо всех сил. "Все в порядке, – сказала она себе. – Я уже спрыгнула с ладони". Она мчалась так быстро, что стала почти невидимой, и Будда, наблюдая за ней глазом мудрости, видел только несущийся вихрь.

Наконец, обезьяна добежала до пяти высоко вздымающихся розовых столпов. "Это – край Света, – сказала она себе. – Теперь мне нужно только вернуться к Будде и потребовать свой приз. Трон – мой".

"Погоди-ка, – спохватилась она. – Мне следует оставить здесь следы своего пребывания, на тот случай, если у меня возникнут какие-нибудь проблемы с Буддой". Она выдернула шерстинку, дунула на нее волшебным дыханием и крикнула: "Превратись!" Шерстинка сразу же превратилась в кисточку, пропитанную чернилами. На основании центрального столпа обезьяна написала: "Великая и Мудрая, равная Небесам, была здесь". Затем, чтобы продемонстрировать свое презрение, она помочилась на основание первого столпа и поскакала обратно. Стоя на ладони Будды, она сказала: "Что ж, я спрыгнула и вернулась. Можешь сказать Нефритовому Императору, чтобы он освободил небесный дворец".

– Грязное ты животное, – сказал Будда. – Ты все время была на моей ладони.

– Как же ты не прав, – сказала обезьяна. – Я добралась до самого края Света, где увидела пять вздымающихся в небо столпов телесного цвета. Я кое-что написала на основании одного из них. Если хочешь, можешь туда пойти и посмотреть.

– В том нет нужды, – сказал Будда. – Просто посмотри себе под ноги.

Обезьяна опустила свои яростные глаза и увидела на основании среднего пальца Будды надпись: "Великая и Мудрая, равная Небесам, была здесь". Ложбинка между большим и указательным пальцами пахла обезьяньей мочой.

Из рассказов об обезьяне

Вот так и та обезьяна, что живет внутри нас, торжествующе пописав на протянутую руку Мудрости и преисполнившись наглой уверенности в своем всемогуществе, начинает придавать миру людей и вещей ту форму, какая особо мила ее сердцу. Иногда "обезьяна" руководствуется благими намерениями, а иногда осознанно творит зло. Но, каковыми бы не были намерения, деятельность даже самого блестящего, но не просветленного божественной Природой Вещей и не подчиненного Духу, ума, как правило, приводит к плачевным результатам. Человечество всегда ясно отдавало себе в этом отчет, доказательством чего является его лексика. Слова "хитрый" и "коварный" – эквиваленты словосочетания "слишком много знающий", и любое из этих трех прилагательных представляет собой не очень лестную нравственную оценку того индивидуума, в отношению которого оно применяется. "Тщеславие" – это просто "концепция".[10] Человеческий ум особенно легко соглашается с тем, что высшей ценностью является его собственное эго. Слово shrewd (проницательный) происходит от слов shrew (сварливый, строптивый, злой) и beshrew (ругаться, проклинать). Нынче проницательными называют хороших бизнесменов и юристов, что является сомнительным комплиментом. Слово wizard (колдун, волшебник) происходит от слова wise (умный), вернее, от того значения, которое это слово имеет в американском слэнге – "умник". И наоборот – в старину, в народе дураками величали людей, чистых душой. Ричард Тренч пишет: "Такое отношение к чистым душой людям свидетельствует, что люди используют свои интеллектуальные способности прежде всего для того, чтобы причинять вред и страдания окружающим, что умный человек – это, скорее всего, злой человек". Между тем, никто не сомневается в том, что ум и приобретенные знания являются незаменимыми, но дополнительными, а не основными средствами, не говоря уже о том, чтобы являться целью. Святой Бернар говорит: "Что есть знание без любви? Гордыня. Что есть любовь без знания? Ошибка."

Каков человек, таким он представляет и Бога.

Джон Смит, платоник

Люди способны постичь вторичные причины, но только пророкам дано постичь Первопричину.

Джалаладдин Руми

Количество и тип приобретенных знаний зависят, во-первых, от силы нашей воли, и, во-вторых, от нашей психофизической конституции и ее модификаций, возникших в результате воздействия окружающей среды и наших осознанных усилий. Стало быть, как указал профессор Беркитт, в случае с технологическими открытиями "важным фактором было желание человека. Каждый раз, когда человеку чего-то очень хотелось, он невероятно быстро умудрялся добиться желаемого... И наоборот – никто, например, не смог научить бушменов Южной Африки земледелию и скотоводству. У них не было никакого желания заниматься этим". То же самое можно сказать и об открытиях этического и духовного плана. "Вы святы настолько, насколько сами того хотите" – сказал Рейсбрук пришедшим к нему в гости ученикам. И он вполне бы мог добавить: "Стало быть, вы можете узнать о Реальности столько, сколько сами захотите". Ибо человек овладевает знаниями в соответствии со своим настроем, а определенные важнейшие аспекты настроя человека находятся под его контролем. Освобождающее постижение Бога приходит к тому. кто чист сердцем и смирен духом; и хотя обрести эти чистоту и смирение очень нелегко, это может сделать каждый.

Она сказала, что если бы кто-то обрел чистоту ума, то ему следовало бы воздержаться от высказывания суждении о своем ближнем и от всех пустых разговоров о его поведении. Такой человек должен искать во всех созданиях только волю Божью. С воодушевлением она сказала: "Ни у кого нет никаких оснований давать оценку действиям или мотивам других созданий. Даже, когда мы видим отъявленного грешника. мы должны не судить его, а искреннее и свято посочувствовать ему и смиренно помолиться за него Богу.

Из завещания Святой Екатерины Сиенской, записанного Томмазо ди Пьетра

Полный отказ от попыток судить своих собратьев – это всего лишь одно из условий внутренней чистоты. О других мы уже говорили в главе "Укрощение страстей".

Кто учится, с каждым днем увеличивает (свои знания). Кто служит дао, изо дня в день сокращает (свои желания). В непрерывном уменьшении (человек) доходит до недеяния.

Лао-цзы

Именно в результате недеяния своеволия и эгоцентрического ума создаются условия для деятельности внутри полностью очищенной души вечного "Я". А если полностью познана вечность внутренних высот, то полностью познана и вечность внешнего мира.

Удавалось ли тебе когда-нибудь увидеть вечность в мгновении? Удавалось ли тебе когда-нибудь увидеть бесконечность в точке? Если да. то тогда ты знаешь, что такое дух – остроконечная вершина в неизмеримых глубинах жизни, вершина. на которую дружно взбираются все вещи. место, где они встречаются и удовлетворенно рассаживаются по своим местам.

Питер Стерри

8.РЕЛИГИЯ И ТЕМПЕРАМЕНТ

В этом месте, пожалуй, будет лучше оставить на некоторое время этику и обратиться к психологии, где мы столкнемся с серьезной проблемой, которой комментаторы Вечной Философии уделили очень много внимания. Каково точное соотношение между конституцией и темпераментом индивидуума и количеством и качеством приобретаемого им духовного знания? Мы не можем исчерпывающе ответить на этот вопрос, поскольку не располагаем соответствующими данными. Исключение, пожалуй, составляет лишь та форма непередаваемого знания, которое основано на интуиции и длительной практике и существует в умах опытных "духовных учителей". Тем не менее, мы можем дать, пусть неполный, но глубокий ответ.

Нам уже известно, что знание есть функция бытия. Или, если ту же самую мысль выразить схоластическими категориями, индивидуум познает вещь так, как он на то настроен. Во "Введении" мы упоминали о знании изменений бытия, происходящих на так называемой вертикальной оси бытия, на которой есть только два пути – к святости или в противоположном направлении. Однако, вариации имеются и на горизонтальном плане. Появившись на свет, любой из нас оказывается в определенной точке горизонтального плана и это расположение обусловлено психофизической конституцией индивидуума. Горизонтальный план – это огромный, все еще не полностью исследованный континент, протянувшийся от дебильности до гениальности, от трусливой слабости до агрессивной силы, от жестокости до предельного добродушия, от навязчивой общительности до мизантропии и стремлению к одиночеству, от почти безумного сладострастия до почти непоколебимого воздержания. Начав свой путь в любой точке этого огромного континента, человеческая натура может почти до бесконечности двигаться вверх или вниз, по направлению либо к божественной Основе индивидуума и всех остальных существ, либо к адски крайним проявлениям отчужденности и эгоизма. Но при горизонтальном движении человеческая природа обладает гораздо меньшими возможностями. Один тип физической конституции не может трансформироваться в другой; а свойственный данной физической конституции конкретный темперамент может претерпевать только незначительные изменения Какой бы силой воли не обладал индивидуум и в каких бы благоприятных общественных условиях он не находился, он может надеяться только на то, что ему удастся наилучшим способом использовать свои врожденные психофизические данные: он не в состоянии кардинально изменить конституцию и темперамент.

В течение последних тридцати столетий неоднократно предпринимались попытки создания системы классификации, в соответствии с которой можно было бы измерять и описывать различия между людьми. Например, в древней Индии существовал метод классификации людей по кастам в соответствии с их психофизическо-социальными данными. Существуют два вида медицинской классификации, приписываемые Гиппократу. Согласно первому люди делились по двум типам поведения – спокойному и буйному; по второму – по четырем типам настроения (ярость, спокойствие, черная зависть и белая зависть) и по четырем качествам (тепло, холод, влажность, сухость). Сравнительно недавно – в восемнадцатом и начале девятнадцатого века возникли различные системы физиогномики; примитивное и чисто психологическое деление на экстравертов и интровертов; более сложные, но тоже неадекватные, психофизические системы классификации, предложенные Кречмером, Стокардом, Виолой и другими; и, наконец, более разветвленная, более гибкая, более адекватная, чем все предыдущие, система, разработанная доктором Вильямом Шелдоном и его сподвижниками.

В данной главе мы рассмотрим классификацию различий между людьми в связи с проблемами духовной жизни. Мы опишем и проиллюстрируем примерами традиционные системы, а открытия Вечной Философии сравним с результатами новейших научных исследований.

На Западе традиционная католическая классификация человеческих существ основывается на евангельской истории о Марфе и Марии. Марфа идет к спасению души через действие, Мария – через созерцание. Вслед за Аристотелем, воззрения которого по этому, да и по многим другим вопросам, совпадали с постулатами Вечной Философии, католические мыслители пришли к выводу, что созерцание (высшей категорией которого является знание, единящее индивидуум с божеством) есть главная цель человека и по этой причине всегда утверждали, что Мария шла более верным путем.

Знаменательный факт – по сути теми же категориями пользуется доктор Радин, классифицируя и оценивая примитивные человеческие существа, в соответствии с их философскими и религиозными наклонностями. Он абсолютно убежден в том, что высшие монотеистические формы примитивной религии созданы (или, как говорил Платон, "открыты") людьми, принадлежащими к первому из двух больших психофизических классов человеческих существ – к людям мысли. Те же, кто принадлежат к другом классу, к людям действия, создали или открыли примитивные, нефилософские, политеистические виды религии.

Это простое деление людей на два типа является по-своему верной классификацией людей. Но, как любое деление, будь-то физическое (типа гипократового деления на спокойных и буйных), или психологическое (типа юнговского деления на интровертов и экстравертов), это деление религиозно настроенных индивидуумов на людей мысли и людей действия, на идущих путем Марфы и идущих путем Марии, не соответствует истине. И, конечно, никакой духовный пастырь, никакой глава религиозной организации ни за что не удовольствуется столь простой системой. Признавая, что католики написали самые лучшие молитвы и создали самую лучшую систему определения призвания и распределения обязанностей, мы, тем не менее, ощущаем существование скрытой и несформулированной классификации людей, которая более полна и более соответствует фактам, чем грубое деление на действие и созерцание.

Очертания этой более сложной и более адекватной системы явно прослеживаются в индуизме. К освобождающему единению с Богом ведут не два, а три пути – путь труда, путь знания и путь ревностного исполнения религиозных обрядов. В "Бхагавад Гите" Шри Кришна рассказывает Арджуне о всех трех путях – освобождение посредством добровольных действий; освобождение посредством познания "Я" или Абсолютной Основы бытия, что одно и то же; освобождение посредством поклонения личному Богу или божественному воплощению.

Поэтому всегда совершай должные дела без привязанности, ибо человек, совершающий дела без привязанности, достигает высшего. Ведь действиями достигли совершенства Джанака и другие: таким образом, ты должен действовать, имея в виду целостность мира.

Но есть и путь Марии.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Не одна, а двенадцать жизней, полных странствий и приключений… Тысячи новых ощущений, тысячи умений ...
Красавица Фатима была готова бежать с ним на край света, как оказалось, от неугодного жениха. Обольс...
Эта книга, созданная в соавторстве экспертом по оккультным наукам Лизой Марией Гудвин и специалистом...
Если вы давно мечтали открыть собственный онлайн-магазин, но не решались запустить проект из-за недо...
В своих мемуарах автор, кандидат технических наук, рассказывает о работе в «почтовых ящиках» – как н...
«Среди различных признаков гениальности есть несколько довольно курьезных. Считается, например, что ...