Снежный киллер Леонов Николай
– Значит, всего пошли пять человек?
– Да, мы пошли впятером. Дошли до подъемника. Все думали, что он вот-вот попадется нам навстречу, но этого не случилось. Подъемник уже не работал. Тогда я отправился к механику и попросил его включить. Это оказалось непросто. В конце концов я ему попросту заплатил, и мы смогли поехать наверх. Стояла уже глубокая ночь. В этой темноте мы прошли всю трассу, до самого низа, но Игоря так и не нашли. К этому времени я уже понял, что случилось несчастье. И когда мы вернулись в пансионат и выяснили, что Игоря нет и там, я убедил Лидию позвонить в Тырныауз, в полицию. Она так и сделала. Но мы, конечно, не могли просто так лечь спать. Решили пройти по всем гостиницам, пансионатам. Была такая надежда, что он вдруг встретил на трассе кого-то знакомого и тот зазвал его к себе в гости. И мы пошли его искать…
– Так впятером и ходили?
– Да, почти до самого утра. А утром…
– Нет, про сегодняшнее утро вы расскажете потом, – прервал его Гуров. – А сейчас скажите мне вот что: Семенов был богатым человеком?
– Да, очень богатым, – заверил Абуладзе. – Его состояние в настоящий момент оценивается примерно в тридцать-сорок миллионов.
– Ну, это не так много, – заметил Гуров.
– Нет, вы, наверно, меня не поняли, – уточнил ресторатор. – Я имел в виду доллары. В рублях это будет свыше миллиарда.
– И кому достанется это состояние?
– Вообще-то это информация конфиденциальная… – сказал Абуладзе, понизив голос, словно в кресле подъемника кто-то мог его услышать. – Я об этом знаю, потому что Игорь со мной поделился как с ближайшим другом…
– Давайте договоримся так, – строго сказал ему Гуров. – Или я начинаю вести расследование – и тогда вы сообщаете все сведения, которые мне нужны и которые у вас имеются. Или вы сообщаете лишь то, что, по вашему мнению, можно рассказать, что не составляет семейную тайну, что никому не повредит и так далее, – но рассказываете это все кому-то другому. Не мне. Потому что я в таком случае никаким расследованием заниматься не буду. Никаких умолчаний, никакой «конфиденциальной информации» быть не должно. Я должен знать абсолютно все! Так что давайте решайте.
– Нет, вы меня не так поняли! – воскликнул ресторатор. – Конечно, я вам все расскажу. Я просто хотел сказать, что об этом пока никто не знает. Так вот, несколько лет назад у Игоря возникли проблемы с сердцем. Позже эти проблемы усилились, и в позапрошлом году у него случился инфаркт. А тогда, четыре года назад, Игорь, естественно, забеспокоился и решил принять меры. Ксения была тогда совсем еще ребенком, ей было только шестнадцать…
– А сейчас ей сколько? – прервал его Гуров.
– Сейчас двадцать исполнилось.
– Значит, проблемы возникли ровно четыре года назад?
– Совершенно верно. Так вот, поскольку Ксения еще не могла самостоятельно распоряжаться большими деньгами, Игорь решил так: все свое состояние он завещал жене. А на имя Ксении положил в банк некоторую сумму – по-моему, около ста тысяч долларов. Ну, и еще какие-то деньги он положил на имя сына от первого брака и на имя своей бывшей жены – ведь Лидия у него вторая. Делая так, Игорь полагал, что в случае, если с ним что-то случится, Лидия сумеет распорядиться деньгами, сохранит компанию и сможет затем обеспечить Ксюшу. Но в последний год, когда Ксюша выросла, он хотел изменить завещание.
– Он вам об этом говорил?
– Да, мы несколько раз об этом разговаривали. Он говорил, что Ксения очень изменилась за последние годы, вся эта чернуха, которая ее мучила, исчезла, и теперь ей можно доверить распоряжаться значительными средствами. Он хотел составить завещание иначе: чтобы жена и дочь владели равными долями имущества. А еще он хотел значительные средства оставить на нужды благотворительности. Даже фонд специальный собирался учредить для этих целей.
– Лидия, естественно, знала о первом завещании?
– Да, конечно.
– А о планах мужа изменить его?
– Вот этого я не знаю, – признался ресторатор.
– Вы упомянули о каких-то проблемах, которые были у дочери Семенова, – сказал Гуров. – Мне бы хотелось… Впрочем, давайте отложим этот разговор, – прервал он сам себя. – А то, я вижу, мы уже приехали.
Действительно, подъемник доставил их наверх, к началу трассы. Здесь было многолюдно. Горнолыжники в ярких костюмах направлялись к началу спуска. Туда же двинулись и Гуров с Абуладзе.
– Вот отсюда Игорь должен был спускаться вчера вечером, – сказал ресторатор, указывая на склон, обозначенный флажками и яркими ленточками ограждения. – И, видимо, начал спускаться. Подтвердить это никто не может – на горе в тот момент никого не было.
– А где находятся скалы, с которых он упал? – спросил Гуров.
– Там, ниже, – показал Абуладзе. – Отсюда это место не видно. Надо спуститься.
– Что ж, давайте спустимся, – сказал Гуров.
Они вышли за флажки, чтобы не мешать лыжникам, и двинулись вниз. Местами спуск был очень крутой, так что приходилось идти осторожно. И все время, пока они шли, мимо них с легким шорохом скользили вниз горнолыжники.
Наконец спустя двадцать минут они вышли к месту, где трасса делала крутой поворот налево. А справа темнели зубцы скал.
– Вон там находится место, откуда он сорвался, – показал Абуладзе.
– Здесь, наверное, около трехсот метров, – оценил расстояние Гуров.
– Да, примерно так, – согласился с ним ресторатор.
Они свернули к скалам. Сыщик шел медленно, то и дело сворачивая в сторону и вглядываясь в снег. Наконец он совсем остановился и присел на корточки.
– Что вы увидели? – спросил, подходя к нему, Абуладзе.
– Вот, смотрите, – Гуров показал ему на две полоски, которые тянулись по снегу. – Как, по-вашему, что могло оставить такой след?
– Выглядит так, будто по снегу провели палкой, – заметил ресторатор.
– Но кто бы стал идти триста метров, ведя по снегу палкой? – спросил Гуров. – Причем делать это надо с большой силой – снег-то плотный. Не проще ли предположить, что по снегу что-то волочили? Например, вот эту лыжу.
И он показал треснувшую лыжу Семенова, которую держал в руках.
– Впрочем, сейчас мы проверим мое предположение, – сказал он.
Сыщик взял в руки конец лыжи и пошел к пропасти, волоча второй конец по снегу. Пройдя так десяток метров, он остановился и оглянулся. Позади тянулся неровный след – точь-в-точь такой же, какой они обнаружили.
– Значит, он снял лыжи еще там, у поворота! – воскликнул Абуладзе. – Снял – и пошел к пропасти! При этом он не нес лыжи на плече – он так всегда делал. Игорь никогда не волочил лыжи за собой. Да и никто из горнолыжников так не делает. Но почему? Зачем?
– Вот на эти вопросы мы и должны ответить, – заметил Гуров.
Они пошли дальше и вскоре вышли к скалам. Отсюда открывался красивый, но в то же время устрашающий вид – совсем не такой, как от начала спуска. Прямо из-под ног уходила вниз стометровая, почти отвесная стена. На другой стороне ущелья виднелась еще одна пропасть, даже более глубокая.
– Вот там мы его нашли, – сказал Абуладзе, показывая вниз. – Прямо под нами.
– И вы считаете, что кто-то вашего друга столкнул?
– Ну да! Иначе почему он упал?
– А вы тут много раз ходили? Здесь, наверху? – спросил Гуров.
– Нет, не очень, – ответил ресторатор.
– Это хорошо. Тогда стойте здесь, где сейчас стоите. А я похожу, посмотрю.
И он начал обследовать площадку возле скал, внимательно приглядываясь ко всем следам на снегу. Несколько раз он возвращался на прежнее место, сравнивал что-то, потом шел дальше. Так прошло минут двадцать. Затем Гуров вернулся к своему спутнику.
– Нет, вряд ли его толкали, – заметил он. – Нет никаких следов борьбы. Когда кого-то толкают или тащат, следы обязательно остаются.
– Но, допустим, Игорь не ожидал нападения, – стал рассуждать Абуладзе. – Возможно, человек, которого он здесь встретил, вызывал у него доверие. А может быть, он его даже знал. Игорь подошел, заговорил с ним – и тот его внезапно толкнул в пропасть. Тогда следов борьбы может и не быть.
– Да, возможно, – согласился Гуров. – Очень правдоподобное рассуждение. Тем более что кое-какие следы я все же нашел.
– Нашли? Где? – в волнении воскликнул Абуладзе.
– Вон там, немного в стороне, – показал Гуров. – Такое впечатление, что там кто-то стоял. А может, даже сидел на камнях.
– Значит, там остались отпечатки? И по ним можно найти убийцу!
– Вряд ли, – Гуров с сомнением покачал головой. – Должен вас разочаровать: этот ваш предполагаемый убийца носил точно такие же горные ботинки, как и ваш друг Семенов. Следы очень похожие. Впрочем, тут многие ходят в подобной обуви. Но у меня возник другой вопрос. Вы уже второй раз говорите, что у Семенова здесь мог быть кто-то знакомый. Вы такого знакомого случайно не знаете? Может, в поселке отдыхает кто-то, кого он знал еще в Москве?
– Нет, я никаких общих знакомых не встречал, – покачал головой Абуладзе. – И Игорь не говорил. Хотя нет, постойте! Он как-то упомянул, что встретил одного человека, которого знал. Он даже сказал о нем несколько слов… Но что именно? Нет, не могу вспомнить.
– Как я вижу, вам теперь многое придется вспоминать, – заметил Гуров. – Ладно, здесь я тоже увидел все, что хотел. Теперь давайте вернемся в пансионат – мне надо познакомиться со всеми, кто там живет, поговорить с ними. А пока будем спускаться, я задам вам еще несколько вопросов.
Глава 5
Они вернулись к покинутой ими трассе и продолжили путь вниз. Мимо все так же проносились горнолыжники.
– Мы остановились на том, что у дочери Семенова были какие-то проблемы, – сказал Гуров. – Что за проблемы?
– Ну, понимаете… – ресторатор замялся. – В молодости каждый – ну, почти каждый – переживает какие-то увлечения, которых потом стыдится. Вот и у Ксении было что-то подобное.
– А что именно?
– Когда ей было пятнадцать, она часто впадала в депрессию, – начал рассказывать Абуладзе. – Устраивала отцу и матери скандалы. Заявила, что взрослые все врут, все скрывают. Что ведут скучную, тоскливую жизнь, только прикрывают ее красивыми словами. Думают только о деньгах, о богатстве… Ну, много чего говорила. А немного позже она заявила, что не хочет жить. Игорь и Лидия встревожились. Водили дочь к психологу, даже к психиатру… в церковь ходили… Ничего не помогало. Даже хуже стало. Она связалась с компанией очень странных молодых людей. Они называли себя готами.
– Вот как… – медленно произнес Гуров. – Кто такие готы, я знаю. Это и впрямь нехорошее знакомство.
– Да, так и есть. Она стала пропускать уроки в гимназии, иногда приходить после полуночи. А потом вообще не пришла ночевать. Родители обратились в полицию. Там выяснили, что Ксения участвовала в какой-то черной мессе. И что группа, с которой она связалась, практикует человеческие жертвоприношения. Игорь был просто в ужасе. Он решил спасти дочь любой ценой. Бросил все дела и занимался только ей.
– И какой же путь он выбрал, интересно? – спросил Гуров.
– Тот, который был ему ближе всего, – горные лыжи. Он запомнил, что им с Лидией говорила психолог – что у их дочери слишком сильный, неженский характер. Поэтому обычная жизнь со стандартным набором трудностей и удовольствий ей кажется пресной. А спуск, тем более с крутых, опасных трасс, – это достаточно сложное испытание. Адреналина тут хватает. И он решил попробовать. Увез дочь в Альпы, в Больцано, потом в Давос, и стал учить кататься. Как он мне рассказывал, получилось не сразу. Вначале Ксения не хотела. Потом желание появилось, но у нее не получалось, и она злилась.
– А что тут должно особенно получаться? – искренне удивился Гуров. – Я вот всего три дня назад впервые встал на горные лыжи – и ничего, успешно спустился.
– Так вы, наверно, по новичковой трассе спускались? – спросил Абуладзе.
– Ну да, а по какой еще?
– А Ксения захотела сразу ехать только по самой сложной. Уперлась, заявила отцу: или там же, где ты, или нигде. Пришлось ему уступить. Он мне говорил, что ужасно боялся сразу двух вещей: или что Ксения расшибется и все себе переломает, или что разочаруется, бросит все попытки и вернется к своим готам и их черным мессам.
– И что – не расшиблась? И не бросила?
– Представьте себе, нет. Все как-то обошлось. Ксения спустилась раз, другой… Увлеклась, старалась увеличить скорость. Начала интересоваться у отца, есть ли более сложные трассы, захотела поехать туда. Потом услышала про спуск со скал – ну, вы, наверно, видели эти кадры. Вот это чистый экстрим! Фактически люди прыгают на лыжах в пропасть. Ксения и этим позанималась. И в результате в течение года стала совсем другим человеком. Бросила своих готов, выбралась из депрессии, поступила в институт. Только не в юридический, куда ее хотела устроить мать, а совершенно неожиданно в историко-архивный, на отделение дизайна. Заявила родителям, что хочет стать дизайнером. Причем не обычным, который убранство квартир проектирует, а парковым. У нее появились новые друзья, подруги… В общем, как я уже говорил, она стала другим человеком. С сильным, самостоятельным характером.
– Как я понял из вашего рассказа, отец принял гораздо большее участие в судьбе Ксении, чем мать, – сказал Гуров. – Можно предположить, что и контакт у нее был прежде всего с отцом.
– Да, Игорь и Ксения хорошо понимали друг друга, – подтвердил ресторатор. – Понимали – и любили. Ксения очень тяжело переживает смерть отца. Ей очень плохо…
– А еще из нашей беседы с Лидией Евгеньевной в пансионате у меня сложилось впечатление, что она не слишком огорчена смертью мужа, – продолжал Гуров. – Или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаетесь, – отвечал Абуладзе. – Надо признаться: в последние годы отношения между Игорем и его женой были не слишком теплыми. Впрочем, я вам это уже говорил.
– Можно узнать, почему так случилось?
– Ну, опять же я об этом упоминал, – пожал плечами Абуладзе. – Во-первых, у Лидии возникли обычные женские проблемы, связанные с возрастом. Близости между ними уже быть не могло. А потом… наверное, они просто устали друг от друга.
Однако у Гурова сложилось четкое впечатление, что лучший друг погибшего бизнесмена в этом вопросе был не совсем откровенен.
За разговором они – уже пешком, а не на подъемнике – преодолели путь в обратном направлении и вновь оказались возле пансионата «Вершина».
– Значит, вы хотите побеседовать с родственниками и друзьями Игоря? – спросил ресторатор.
– Да, с каждым, – подтвердил Гуров.
– И с кого хотите начать?
– Пожалуй, с дочери. Если она может разговаривать.
– Да, Ксюша вполне может. Я ведь с ней тоже советовался, прежде чем пойти к вам. И она полностью одобрила эту идею… в отличие от Лидии.
– Вот и пойдемте к ней, – предложил Гуров.
Они вошли в здание и поднялись на второй этаж. Пансионат выглядел вымершим, по дороге им никто не встретился. Абуладзе провел Гурова в конец коридора и постучал в дверь.
– Кто там? – послышался в ответ девичий голос, в котором слышались боль и раздражение.
– Это я, Олег, – отвечал Абуладзе. – Я привел гостя.
– Хорошо, входите, – ответили из-за двери.
Ресторатор толкнул дверь, и они вошли в комнату.
Как понял Гуров, комнаты в «Вершине» были обставлены с претензией на роскошь. Дорогая мебель, пушистый ковер на полу, на одной из стен – выполненная маслом картина с видом Чегета. Причем нарисовано это было не тем зализанным стилем, каким рисуют художники, торгующие своими изделиями на Арбате, – это была настоящая живопись, у художника имелась собственная манера.
Кожаное кресло, стоявшее у стола, пустовало, как и два стула. Хозяйка комнаты сидела прямо на кровати, на скомканном покрывале. Видно было, что она только что лежала на нем и поднялась только после стука в дверь.
– Ксюша, это Лев Иванович Гуров, – сказал Абуладзе. – Помнишь, тот оперативник, о котором…
– Да, я знаю, – отвечала девушка. Увидев гостя, она быстрым движением вытерла с лица слезы и встала.
– Здравствуйте, – сказала она, обращаясь к Гурову. – Садитесь сюда, пожалуйста, – она указала на кресло. – Я рада, что вы согласились расследовать гибель папы. Я не могу… не хочу, чтобы все так осталось… словно он сам…
Гуров внимательно взглянул на свою собеседницу. Было заметно, что перед ним человек, переживающий большое горе. Лицо девушки опухло от слез, глаза потускнели. Тем не менее ее лицо не утратило привлекательности, а также твердого, несколько упрямого выражения. Было понятно, что перед ним сидит человек с сильным характером.
– Я тогда пойду? – спросил Абуладзе, обращаясь то ли к сыщику, то ли к хозяйке комнаты. Ксения, впрочем, не сомневалась, что вопрос адресован именно ей.
– Да, дядя Олег, – сказала она. – Спасибо вам.
Ресторатор вышел, они остались вдвоем.
– Мне надо будет задать вам несколько вопросов, – начал Гуров. – Меня будут интересовать самые разные вещи – и то, как прошел вчерашний вечер, и обстоятельства вашей жизни в Москве. Некоторые вопросы могут вам показаться неприятными. Но я должен знать все. Только так я могу начать расследование.
– Да, я понимаю, – кивнула Ксения. – Спрашивайте обо всем. Страшнее смерти папы все равно ничего нет. Какие еще неприятные вопросы могут быть?
– Скажите, у вашего отца были враги? Ему кто-нибудь угрожал?
– Враги… – девушка задумалась. – Конкуренты у него точно были. И есть. Наша компания занимает третье место среди российских перевозчиков, но в последние годы она быстро набирает вес, к нам обращается все больше новых клиентов. Это многим не нравится. Папа говорил, что ему несколько раз предлагали продать бизнес, сулили хорошие отступные. Он отказался. Тогда ему стали угрожать, и после этого он нанял телохранителя. Он и сейчас здесь, его зовут Павел. Но кто ему угрожал… об этом отец не говорил. Впрочем, вы лучше спросите об этом Павла. Может, он знает.
– Ваш знакомый Олег Абуладзе мне сказал, что ваш отец встретил здесь, в поселке, какого-то знакомого – вроде бывшего коллегу. Вы не знаете, о ком идет речь?
– Нет, папа мне ничего об этом не говорил, – покачала головой девушка.
– А он не говорил о том, что встретил здесь кого-то из своих конкурентов?
– Нет, этого он точно не говорил. Если бы такая встреча состоялась, думаю, я бы знала.
– Почему вы так уверенно говорите? Отец с вами много беседовал о делах компании?
– Да, в последний год папа часто говорил со мной о работе, – подтвердила Ксения.
– И вам это было интересно?
– Не скажу, чтобы меня интересовал бизнес. Но ведь это папина фирма, правда? Ему это важно. Всей нашей семье это важно. Поэтому я старалась вникнуть во все.
– Скажите, а вы знали о том, что ваш отец хотел изменить завещание в вашу пользу?
– Да, у нас был такой разговор, – кивнула девушка. – Примерно полгода назад. Папа сказал, что я сильно изменилась… И что он хотел бы, чтобы я больше знала о делах фирмы.
– И после этого он стал с вами чаще беседовать на эти темы?
– Да, мы стали чаще об этом говорить.
– А вашей матери он что, перестал доверять?
– Ну, мне трудно об этом судить… – произнесла Ксения, глядя куда-то в сторону.
– У меня сложилось впечатление, что ваши отец и мать в последнее время были не особенно близки. Это так?
– Да, это верно. Папа… когда-то он очень сильно любил маму. В моем детстве, я помню, они всегда были вместе, много разговаривали. Потом все стало меняться. В последние годы они почти не общались.
– А почему? Отец вам не рассказывал? Ведь, как я понял, у вас с ним было полное взаимопонимание?
– Да, мы с папой говорили обо всем. Он был такой человек… Лучше самой хорошей подруги. Я могла ему все доверить. А что касается мамы… Ну, как вам сказать… Да, папа говорил об этом. Хотя бы для того, чтобы объяснить… некоторые вещи. Как я поняла, у папы были претензии к маме. Они познакомились, когда папа только начинал строить свой бизнес. То есть он был человеком среднего достатка. И потом, когда к нему пришло большое богатство, он не изменил своих вкусов и привычек. У него и круг знакомств остался прежним. Он был равнодушен к одежде, к еде. Не хотел часто менять машины, не любил говорить об этом. А маме это не нравилось. Она рассталась со всеми своими подругами по институту, по прежней работе. И не хотела общаться со знакомыми папы. Называла их «голытьбой», «людьми не нашего круга», «совками». Она даже дядю Олега, хотя он тоже человек состоятельный, считает неподходящим знакомым.
– То есть ваша мать упрекала отца за то, что он не хочет жить по средствам?
– Да, она хотела жить в роскоши. И хочет. Вращаться в высшем свете. Она настаивала на том, чтобы мы купили усадьбу на Рублевке или в другом престижном месте. А папа не хотел что-то менять. Его устраивала наша квартира в Москве. Надо признать, мама его сильно этим изводила.
– У вашего отца была другая женщина?
Гуров заметил, как сверкнули глаза девушки. Видно было, что она собирается ответить что-то резкое. Но потом она сдержалась и, глядя в сторону, сказала:
– Возможно. Но я об этом не знаю. И знать не желаю!
– Пусть, – согласился Гуров. И, резко меняя тему разговора, сказал: – Теперь давайте поговорим о вчерашнем вечере. Абуладзе говорил мне, что вчера, за несколько часов до выхода на трассу, ваш отец полдничал. Что-то ел, пил кофе. Вы при этом не присутствовали?
– Почему же, присутствовала, – отвечала девушка.
– Где проходил полдник?
– Внизу, в гостиной.
– Кто еще присутствовал, кроме вас и вашего отца?
– Да все. Дядя Олег, мама, Настя… Да, еще этот… Молчанов. Он чуть позже подошел.
– Что ел ваш отец?
– Сейчас вспомню…
Девушка чуть опустила голову, стараясь сосредоточиться.
– Значит, так. Папа вначале ел креветки… потом тропический салат… выпил сок… А в конце выпил чашку кофе и съел немного шоколада.
– Кофе у вас откуда – из кофеварки?
– Нет, папа кофеварку не признает. Не признавал… Только натуральный кофе, сваренный на огне, в турке. Он сам любил варить.
– А кто варил кофе вчера? Он сам?
– Нет, вчера я варила.
– Только ему?
– Нет, почему только ему? Еще себе и дяде Олегу. Как раз получилась полная средняя турка. Мама кофе не пьет, Настя тоже отказалась, а Молчанова вначале не было, когда я варила, – ну, я говорила. Он, правда, потом вроде как обиделся, что на него не сварили…
– А где вы варили – на кухне?
– Да, конечно.
– Значит, вы сварили полную турку и принесли ее в гостиную? И уже там разлили по чашкам?
– Ну да. Я накрыла поднос с тремя чашками, поставила на него турку и все это принесла в гостиную. И уже там разлила.
– Ваш отец пил из какой-то особой чашки?
– Нет, какая особая? У всех были одинаковые.
– Значит, если я правильно вас понял, в гостиной, когда вы разливали кофе, были пять человек? Молчанов подошел позже?
– Нет, не так, – покачала головой девушка. – Он вошел почти одновременно со мной. Еще сказал, я помню: «О, да вы кофе пьете! А мне чашечка найдется?» И шагнул к подносу, чтобы взять чашку. Тут оказалось, что я сварила только для троих. И он, как мне показалось, обиделся.
– Что же, заместитель вашего отца так и остался без кофе?
– Нет, почему же? Он позвал Павла – это помощник и телохранитель отца – и попросил сварить ему еще чашку. И тот сварил.
– Значит, вы разлили кофе по чашкам, и все стали пить?
– Да, так и было.
– А ваш отец случайно не отставлял свою чашку в сторону? Ну, знаете, бывает, что человек увлечется разговором или вспомнит, что что-то забыл, и поставит чай или кофе куда-то. А потом допьет.
– Сейчас припомню… – сказала девушка и задумалась. Потом тряхнула головой и уверенно ответила:
– Нет, никаких пауз папа не делал. Как взял чашку, так всю и выпил. Он вообще признавал только горячий кофе и никогда его в сторону не отставлял.
– А этот Молчанов, который с вами приехал, – он что, тоже увлекается горными лыжами? Часто с вами ездит?
– Вовсе нет! Никогда он с нами не был. А в этот раз почему-то увязался.
– Вам, я вижу, этот Молчанов чем-то несимпатичен.
– Да, он мне не нравится, – призналась девушка. – Но папа его ценит. Ценил… Он говорил, что Глеб Николаевич – очень хороший специалист. И что после проведения внеочередного аудита и выявления причин финансовых потерь он даст ему дополнительные полномочия. Хотя какие еще дополнительные полномочия могут быть – ведь он и так первый заместитель директора!
– А что за аудит?
– Папа раз в несколько лет проводит независимый аудит компании. Уже дважды так делал. Он говорил, что хотя это стоит больших денег, но себя оправдывает. Только независимый эксперт может четко сказать, какие слабые места есть в работе фирмы.
– То есть он заказал очередную проверку? И она вскоре должна начаться?
– Да, через месяц, в феврале. Только она не плановая, она внеочередная.
– А почему потребовалась такая внеплановая проверка? – поинтересовался Гуров.
– Папа говорил, что в последние полгода стали исчезать деньги. То какая-то фирма заключит с нами договор, мы им окажем услуги, а она не оплатит. А потом и сама исчезнет. То старый, проверенный заказчик почему-то переведет деньги не на наш счет, а на совершенно другой. Вот Молчанов и обратил папино внимание на эти вещи. И папа заказал внеочередную проверку.
– Очень интересно… – сказал Гуров. – Что ж, спасибо, Ксения Игоревна, вы мне очень помогли. Пока что у меня больше вопросов нет.
– А с кем вы теперь хотите побеседовать? – спросила девушка.
– Пожалуй, сейчас настало время мне связаться с правоохранительными органами, – сказал Гуров. – С тем оперативником, который приезжал сюда сегодня утром. Вот только телефон у господина Абуладзе узнаю – и свяжусь.
– Если вам нужен дядя Олег, – сказала Ксения, – то его комната в другом конце коридора. Или… или вы можете его найти в третьей комнате отсюда.
Гуров заметил, что, произнося эти слова, Ксения Семенова слегка поморщилась.
Глава 6
Следуя указаниям дочери погибшего предпринимателя, Гуров прошел в другой конец коридора и постучал в дверь. Ответом ему было молчание. Он подергал ручку – закрыто. Тогда он вернулся к двери, на которую Ксения указала как на второе возможное место пребывания ресторатора, и повторил свою попытку. Однако и здесь его ожидала неудача – дверь была закрыта и никто на стук не отзывался.
Можно было, конечно, разыскать жену погибшего Семенова, Лидию Евгеньевну, и задать ей пяток неприятных вопросов. Например, про первое и второе завещание или про их охлаждение с мужем. Можно было также побеседовать с первым заместителем Семенова, Глебом Молчановым, и узнать, с чего это он внезапно проникся любовью к горным лыжам. Однако Гуров считал, что у каждого этапа расследования есть свое время. И он терпеть не мог менять этапы местами. Сейчас надо было связаться с коллегами. Поставить их в известность о своем участии, а главное – попросить провести вскрытие и анализ крови погибшего. Даже не попросить, а потребовать. Кроме того, надо было узнать о конкурентах Семенова, о том, как шли дела у его фирмы. «Не буду я пока со вдовой беседовать, – решил Гуров. – Только уж если совсем делать нечего будет, тогда, чтобы время не терять, поговорю».
Что ж, если не удается узнать телефон лейтенанта Касыгова Александра Исрапиловича напрямую, можно это сделать кружным путем – обратившись к имевшемуся в поселке сержанту. Гуров знал, где его искать – опорный пункт полиции находился во встроенном помещении в том самом отеле, где он остановился. Значит, надо направиться туда.
Гуров вышел из пансионата и двинулся вниз, в сторону поселка. Однако не успел он пройти и ста метров, как увидел, что навстречу ему поднимаются двое – мужчина и женщина. Мужчина был не кто иной, как уже знакомый Гурову ресторатор Абуладзе. Девушку он видел впервые. Ее лицо вначале показалось ему похожим на лицо Ксении Семеновой. Но затем он понял свою ошибку. Похожими лица двух девушек делало горе: видимо, оно накладывает на лица всех людей свой отпечаток, стирая различия. Было видно невооруженным глазом, что девушка, шедшая в обществе Абуладзе, переживала смерть Семенова не менее остро, чем его родная дочь. Однако лицо у нее было совсем другим, чем у Ксении: менее твердым и волевым, более женственным и одухотворенным.
Шедшие навстречу люди пока что не видели Гурова. Ресторатор что-то втолковывал девушке – кажется, успокаивал, утешал. А затем сделал совершенно естественный между близкими людьми жест – обнял ее за плечи. Чуть сжал. Однако ее реакция на ласку Гурова удивила. Настя – а это, без сомнения, была именно она – резким движением сбросила руку ресторатора со своего плеча и, повернувшись, сказала ему что-то, несомненно, тоже резкое. Олег Вахтангович в ответ прижал обе руки к груди и забормотал извинения.
В этот самый момент он и заметил идущего навстречу сыщика. Его лицо выразило растерянность, даже испуг. Но в следующее мгновение он совладал с собой и что-то сказал своей спутнице. Та, в свою очередь, подняла голову и посмотрела на Гурова. В этом взгляде была боль, большая боль, но была и надежда.
– А вот и тот, о ком я тебе говорил! – преувеличенно бодрым тоном произнес Абуладзе, обращаясь к своей спутнице. – Познакомься: это Лев Иванович Гуров. Лев Иванович, позвольте вам представить Настю Мельникову.
Гуров пожал протянутую ему руку девушки. Она сжала его пальцы чуть сильнее, чем принято при рукопожатии, – словно надеялась зацепиться за что-то надежное, крепкое.
– Вы ведь разберетесь, правда? – спросила Настя. – Узнаете, что на самом деле случилось с Игорем… Борисовичем?
Отчество погибшего прозвучало после некоторой паузы – было очевидно, что при жизни Настя привыкла обращаться к Семенову исключительно по имени. Голос у нее был под стать лицу: нежный и красивый.
– Постараюсь, – ответил Гуров. – Твердо обещать не могу, но постараюсь.
Он поймал себя на том, что ему не хочется прерывать ненужный в данный момент разговор с девушкой и обращаться к Абуладзе – хотелось еще и еще слышать ее голос. Но он поборол это искушение и повернулся к ресторатору:
– Вы мне обещали дать телефон лейтенанта Касыгова – того, кто осматривал погибшего Семенова. Я за телефоном.
– Да, конечно! – воскликнул ресторатор. – Пойдемте, он у меня в записной книжке, в номере.
Они повернули назад, к пансионату. Вначале шли молча, потом Гуров сказал, обращаясь к Насте:
– Я вижу, вы глубоко переживаете смерть Семенова. Вы хорошо его знали?
– Я? Да, я знала его хорошо, – тихо отвечала Настя.
– И давно, наверно?
– Давно? Нет, не очень. Год… Нет, полтора года.
Прозвучало это как-то странно, но Гуров решил на время оставить дальнейшие расспросы – тем более что они уже подошли к пансионату.
Они только собрались войти, и тут послышался шорох разрезаемого лыжами снега, перед глазами Гурова мелькнул веер поднятых при торможении снежных комьев – и прямо перед ними затормозил и остановился весьма колоритный человек. Это был мужчина ростом с самого Гурова – то есть не меньше ста восьмидесяти пяти сантиметров, отлично сложенный, облаченный в яркий горнолыжный костюм – бирюзового и алого цветов. Картину дополняло мужественное загорелое лицо, на котором выделялись голубые глаза и белозубая улыбка. В целом создавалось впечатление человека, только что сошедшего с рекламного плаката «Лучший отдых – это отдых в горах!».
Гурову показалось, что он уже видел колоритного незнакомца, но только не мог вспомнить где. На Гурова и Абуладзе красавец вовсе не глядел, его внимание было обращено исключительно на Настю.