Сотня Морган Кэсс
– Где это мы? – спросила она, и эхо подхватило ее голос.
– В одной из старых мастерских. Когда-то здесь чинили сделанное на Земле оборудование, пока его не заменили. Я иногда прихожу сюда позаниматься.
Гласс хотела было спросить, чем это охранник занимается в таком месте, но оборвала себя. Она вечно забывала, что Люк попал в инженерно-техническую службу охраны, уже начав учиться на механика. Он редко говорил об этой стороне своей жизни. Оглянувшись на собственное прошлое, Гласс задним числом устыдилась, что не стремилась побольше узнать о мире, в котором жил Люк. Неудивительно, что он ушел к Камилле.
Стоя у огромного агрегата и сосредоточенно хмуря брови, Люк нажимал какие-то кнопки.
– Что это? – спросила Гласс, когда агрегат зловеще загудел.
– Лазерный резак,– ответил Люк, не поднимая глаз.
Гласс прижала запястье с браслетом к груди.
– Ни за что! – сказала она.
Во взгляде Люка в равных пропорциях смешались удивление и злость.
– Никаких споров. Чем скорее мы снимем с тебя эту штуку, тем выше будут твои шансы спрятаться.
– А нельзя просто выяснить, как он отпирается?
Люк отрицательно покачал головой:
– Его надо распилить.
Гласс не двинулась с места, и он со вздохом протянул руку, маня ее к себе:
– Иди сюда, Гласс.
Но ее ступни словно приросли к полу. Хоть она и провела последние полгода, воображая, как Люк позовет ее к себе, в этих фантазиях никогда не фигурировали травмоопасные механизмы.
Люк приподнял бровь:
– Гласс?
Девушка сделала опасливый шажок вперед. Непохоже, чтобы у нее был выбор. Лучше уж станок Люка, подчистую срезающий ее кисть, чем инъекция смертельного яда в вене.
Люк похлопал по горизонтальной поверхности в центре станка:
– Клади сюда руку.– Он щелкнул переключателем, и агрегат загудел.
Гласс передернуло, когда ее кожа соприкоснулась с холодным металлом.
– Все будет в порядке,– сказал Люк,– я обещаю. Просто стой спокойно.
Слишком напуганная, чтобы говорить, Гласс только кивнула.
Гул продолжался, вскоре к нему присоединился высокий пронзительный скрежет. Люк произвел еще ряд каких-то манипуляций, а потом подошел и встал прямо напротив Гласс:
– Ты готова?
Она нервно сглотнула:
– Да.
Положив левую руку на ее запястье, правой Люк потянул в ее сторону какой-то рычаг. К своему ужасу, Гласс увидела тонюсенькую линию красного света, пульсирующую опасной энергией. Девушку затрясло, но Люк лишь крепче вцепился в ее руку, приговаривая:
– Все нормально, только не дергайся.
Красный свет приближался, и Гласс кожей почувствовала жар. Лицо Люка выражало сосредоточенность; не сводя глаз с запястья девушки, он неуклонно двигал лазер вперед.
Гласс сомкнула веки, собираясь с силами, чтобы терпеть мучительную боль, которая обрушится на нее, когда нервы потеряют контакт с кистью руки.
– Превосходно! – раздался посреди этого ужаса голос Люка.
Открыв глаза, девушка увидела, что ее запястье свободно, а браслет аккуратно распилен на две части.
Она снова могла дышать, и ее дыхание было неровным:
– Спасибо.
– Пожалуйста,– Люк улыбнулся ей. Его рука все еще сжимала ее руку.
Когда они выскользнули из мастерской и пошли обратно к крытому переходу, никто из них не произнес ни слова.
– Что случилось? – шепнул Люк, увлекая Гласс за угол, туда, где начиналась лесенка, более узкая и темная, чем любая лестница на Фениксе.
– Ничего.
Раньше Люк нагнулся бы, взял ее за подбородок и смотрел ей в глаза, пока она не хихикнула бы. «Рапунцель, ты кошмарная врунишка»,– сказал бы он, намекая на сказку про девушку, волосы которой, стоило ей солгать, вырастали до пят. Но на этот раз ложь Гласс просто повисла в воздухе.
– Как тебе жилось? – спросила она наконец, когда у нее больше не осталось сил молчать.
Люк поглядел на нее через плечо и вскинул брови:
– Ну, ты знаешь, если не считать того, что меня бросила любимая девушка, а потом лучшего друга казнили за пустяковый проступок, в общем и целом неплохо.
Слова как обухом ударили по голове Гласс, и она вся сжалась. Никогда раньше в голосе Люка не было столько горечи.
– Но, в конце концов, появилась Камилла…
Гласс кивнула, но, украдкой бросая взгляд на знакомый профиль Люка, она чувствовала, как в ее сознании вспыхивают яркие и опасные огоньки возмущения. Из-за чего ее, по его мнению, арестовали? Что она сделала? Почему он не выразил удивления или любопытства? Неужели он считает, что она настолько испорчена, что совершила преступление?
Люк резко остановился, и Гласс налетела на него.
– Извини,– пробормотала она, стараясь удержаться на ногах.
– Твоя мать знает, что с тобой случилось? – спросил Люк, обращая к ней лицо.
– Нет,– сказала Гласс.– В смысле, она знала, что я в Тюрьме, но ей ничего не известно об экспедиции на Землю.
Канцлер ясно дал им понять, что их миссия совершенно секретна. Родителям путешественников ничего не скажут, пока не станет абсолютно очевидным, что их дети выжили,– или пока Совет не убедится, что они никогда не вернутся.
– Хорошо, что ты собираешься ее повидать.
Гласс ничего не сказала. Она знала, что он думает сейчас о своей собственной матери, которой не стало, когда ему было всего двенадцать. Поэтому он долгое время и жил с соседом Картером, уже-достигшим восемнадцатилетия.
– Да,– дрожащим голосом произнесла она наконец. Она отчаянно хотела повидаться с мамой, но даже теперь, когда она избавилась от браслета, охранникам не потребуется много времени, чтобы найти ее. Что важнее? Попрощаться с мамой или не причинить ей боли, которую она наверняка ощутит, глядя, как дочь уводят на верную смерть? – Нам надо идти.
Они в молчании шагали по галерее, и Гласс упивалась зрелищем сияющих звезд. Она даже не догадывалась, как сильно любит открывающийся отсюда вид, пока не оказалась запертой в крохотной камере без окон. Девушка покосилась на Люка, не понимая, испытывает ли она боль или, наоборот, облегчение от того, что он даже не взглянул на нее.
– Тебе пора возвращаться,– сказала Гласс, когда они добрались до контрольно-пропускного пункта Феникса, где, как и обещал Люк, не было охраны.– Со мной все будет в порядке.
Люк сжал челюсти и горько улыбнулся.
– Хоть ты теперь и беглый зэк, я все еще недостаточно хорош, чтобы познакомиться с твоей мамой.
– Я совсем не это имела в виду,– сказала она, думая о следе, который они уже оставили за собой.– Просто помогать мне опасно. Я не хочу, чтобы ты рисковал из-за меня жизнью. Ты и так уже многое для меня сделал.
Люк набрал полную грудь воздуха, будто собираясь что-то сказать, но потом просто кивнул.
– Тогда ладно.
Еле сдерживая слезы, она постаралась улыбнуться.
– Спасибо тебе за все.
Выражение лица Люка слегка смягчилось.
– Удачи тебе, Гласс.
Он начал склоняться к ее лицу, и Гласс ничего не могла с собой поделать, по привычке потянувшись к нему, но тут он подался назад, с почти физическим усилием разорвав контакт между их взглядами. Не сказав больше ни слова, Люк развернулся и бесшумно двинулся туда, откуда они только что пришли. Гласс смотрела ему вслед, и ее губы жаждали прощального поцелуя, которым они никогда не обменяются.
Гласс добралась до своей квартиры и, вскинув кулак, легонько постучала. Дверь отворилась, и из-за нее выглянула мать Гласс, Соня. За какой-то миг на ее лице промелькнула целая гамма чувств – удивление, радость, замешательство и страх.
– Гласс?! – выдохнула она и потянулась к дочери, словно чтобы убедиться, что та на самом деле здесь. Гласс с благодарностью упала в материнские объятия, упиваясь знакомым запахом ее духов. – Я думала, что никогда больше тебя не увижу,– с этими словами Соня втащила Гласс в квартиру и закрыла дверь. Отступив на шаг, Соня посмотрела на дочь.– Я ведь все время считала дни до твоего восемнадцатилетия.– Ее голос упал до шепота: – Осталось всего три недели.
Схватив мать за холодную влажную руку, Гласс увлекла ее на диван и сказала:
– Нас собирались отправить на Землю. Сто заключенных… – Гласс сделала глубокий вдох.– И я должна была стать одной из них.
– На Землю? – медленно повторила Соня, словно стараясь лучше понять смысл собственных слов.– О, боже мой.
– Но перед запуском произошла стычка. Канцлер… – Голова Гласс пошла кругом, когда девушка вспомнила инцидент на взлетной палубе. Она изо всех сил взмолилась, чтобы с Уэллсом все было в порядке, чтобы там, на Земле, он воссоединился с Кларк, а не страдал от одиночества.– Началась суматоха, и я смогла сбежать,– продолжала Глас: в эту минуту подробности были неважны.– Я пришла просто сказать, что люблю тебя.
Глаза матери расширились.
– Так вот как подстрелили Канцлера! Ох, Гласс,– прошептала она, обнимая дочь.
В коридоре раздались звуки шагов, и Гласс вздрогнула, опасливо посмотрев на дверь. Потом она снова повернулась к маме.
– Я больше не могу тут оставаться,– сказала девушка, с трудом поднимаясь на ноги.
– Подожди! – Соня вскочила, схватила дочь за руку и усадила обратно на диван, вцепившись в ее запястья.– Канцлер в реанимации, а это значит, что главный сейчас Вице-канцлер Родос. Так что пока не уходи,– Она помолчала.– У него совсем другой подход к… правлению. Есть шанс, что он тебя помилует. Его можно убедить,– Соня встала и подарила дочери улыбку, которая мало чего добавила к блеску ее глаз.– Подожди меня тут.
– Тебе надо уйти? – тоненьким голоском спросила Гласс. У нее не было сил прощаться. Только не сейчас, когда каждое расставание могло стать последним.
Мать нагнулась и поцеловала Гласс в лоб.
– Я ненадолго.
Девушка посмотрела, как Соня, спешно накрасив губы, выскользнула в еще пустой коридор, а потом подтянула колени к груди и крепко-крепко обхватила их руками, словно стараясь не дать распирающим ее чувствам выплеснуться наружу.
Гласс точно не знала, сколько времени она спала. Когда она лежала, свернувшись калачиком, на диванных подушках, которые еще помнили форму ее тела, ей казалось возможным, что последние полгода были просто кошмарным сном. Не могла же она, в самом деле, провести их в заключении, в камере, в которой не было ничего, кроме двух металлических коек, молчания, буйной сокамерницы с Аркадии и призрачных рыданий, которые оставались с ней даже тогда, когда все слезы давным-давно высохли.
Открыв глаза, она увидела, что мать сидит рядом на диване, поглаживая ее спутанные волосы.
– Я обо всем позаботилась,– мягко сказала она.– Ты помилована.
Гласс вскинула ресницы.
– Как? – спросила она. Удивление прогнало образ Люка, который все еще маячил под ее опущенными веками первые мгновения после пробуждения.– Почему?
– Народ все больше тревожится,– объяснила мама.– За весь прошлый год никто из осужденных подростков не был помилован, и это заставляет людей сомневаться в эффективности системы правосудия. Ты станешь исключением, подтверждением того, что система по-прежнему работает как положено и что тем, кто может быть полезен людям, дается шанс вернуться в общество. Конечно, пришлось постараться, но в конце концов мне удалось убедить Вице-канцлера принять мою точку зрения.
– Мам… я не могу… я… спасибо,– не зная, что еще сказать, Гласс улыбнулась, приподнялась на диване и положила голову матери на плечо. Неужели она свободна? Она почти не могла понять смысл этого слова.
– Не надо благодарить меня, солнышко. Я на все для тебя готова.– Соня заправила за ухо Гласс прядку выбившихся волос и улыбнулась.– Просто помни, что ты никому не должна рассказывать об экспедиции на Землю. Я пообещала это.
– Да, но что с ребятами? С Уэллсом все в порядке? Ты можешь про него узнать?
Соня тряхнула головой:
– Запомни, никакой миссии не было. Важно лишь то, что ты теперь в безопасности. Тебе дается второй шанс,– тихонько прошептала мать,– пообещай мне, что ты не будешь делать глупостей.
– Обещаю,– сказала Гласс, в сомнениях качая головой.– Я обещаю.
Глава 9
Кларк
Кларк выскользнула из отведенной под лазарет палатки и вышла на поляну. В палатке не было такой роскоши, как окна, но она все равно почувствовала, что занимается рассвет. Небо вдруг наполнилось цветом, а острый аромат воздуха разбередил в ее мозгу какие-то нервные окончания, о существовании которых она раньше даже не подозревала. Ей хотелось бы поделиться впечатлениями с теми двумя людьми, которые когда-то разбудили в ней страстное желание увидеть Землю, но Кларк знала – такого шанса у нее никогда не будет. Ее родители мертвы.
– Доброе утро.
Кларк одеревенела. Почти невероятно, что когда-то голос Уэллса был самым ее любимым звуком во Вселенной. Это Уэллс стал причиной смерти ее родителей, это из-за него их тела дрейфуют в глубинах космоса, все дальше и дальше удаляясь от всего, что они знали и любили при жизни. В момент слабости Кларк доверила Уэллсу тайну, которая ей не принадлежала. И хотя Уэллс поклялся собственной душой сохранить эту тайну, не прошло и суток, как он примчался к своему отцу. Он так отчаянно старался быть идеальным сыном своего отца и сообщества Феникса, что предал девушку, которую якобы любил.
Кларк обернулась и посмотрела ему в лицо. Ничто не удерживало девушку от враждебного выпада, но ей хотелось любой ценой избегать столкновений. Она попыталась, широко шагая, пройти мимо Уэллса, тот схватил ее за руку:
– Подожди секунду, я просто хотел…
Кларк вырвалась и прошипела:
– Не трогай меня.
Уэллс отступил, его глаза расширились.
– Извини,– сказал он ровно, но Кларк увидела боль на его лице.
Она всегда могла сказать, что именно чувствует Уэллс. Он был ужасным лжецом, но обещание сохранить ее тайну в свое время дал совершенно искренне. Просто потом что-то заставило его передумать, и родители Кларк заплатили за это высокую цену.
Уэллс не двигался с места.
– Я просто хотел убедиться, что с тобой все нормально,– тихо сказал он.– Сегодня мы собираемся закончить разбирать обломки. Твоим пациентам что-то нужно?
– Да. Стерильная операционная, капельницы, медицинский сканер, настоящие врачи…
– Ты делаешь гигантскую работу.
– Я делала бы ее гораздо лучше, если бы провела предыдущие полгода на практике в больнице, а не в Тюрьме.
На этот раз Уэллс успел подготовиться к атаке, и его лицо осталось бесстрастным.
Небо становилось все ярче, заливая поляну почти золотым светом, благодаря которому все предметы вокруг выглядели так, будто кто-то всю ночь наводил на них глянец. Трава в блестящих капельках воды казалась еще зеленее. На кустарнике, который еще вчера выглядел совершенно заурядно, распустились пурпурные цветы. Их длинные, заостренные на концах лепестки тянулись к солнцу, волнуясь на ветру, словно танцуя под им одним слышимую музыку.
Казалось, Уэллс прочел ее мысли.
– Если бы тебя не арестовали, ты никогда не оказалась бы здесь,– быстро сказал он.
Кларк вскинула голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
– Я что, по-твоему, должна тебя благодарить за то, что ты сделал? Я видела, как ребята умирали. Ребята, которые никогда не хотели прилететь сюда, но им пришлось, потому что всякие засранцы вроде тебя отправили их на разведку, чтобы почувствовать собственную важность.
– Я совсем не это имел в виду.– Уэллс вздохнул и посмотрел ей прямо в глаза.– Мне очень жаль, Кларк. Я даже сказать тебе не могу, как мне жаль. Но это все не для того, чтоб почувствовать важность.– Он двинулся было к ней, но потом одумался и счел за лучшее вернуться в исходную позицию.– Ты мучилась, а я хотел помочь. Я не мог выносить твоих страданий. Я просто хотел, чтобы твоя боль ушла.
От нежности в его голосе у Кларк внутри все перевернулось.
– Моих родителей убили,– сказала она тихо, в который раз представляя себе эту сцену. Мать, застывшая от укола иглы, ее тело постепенно парализует, пока не настает последний ужасный момент, когда живым остается только ее мозг. Предложили ли ей, по обычаю, последнюю трапезу? У Кларк останавливалось дыхание, когда она представляла себе безжизненное тело отца в похоронной капсуле, его пальцы, покрасневшие от сока съеденных в одиночестве ягод.– Такая боль никогда не пройдет.
Мгновение они просто смотрели друг на друга, и их молчание, казалось, почти обрело форму и вес. Но вдруг Уэллс отвел глаза и повернул голову к деревьям у них за спиной. Где-то в листве слабо звучала музыка.
– Ты это слышишь? – шепотом спросил Уэллс, не глядя на нее.
Песня была одновременно навязчивая и радостная, как первые несколько нот элегии по угасшей звезде. Но как только Кларк почувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется от этого сладко-горького очарования, мелодия воспарила, возвещая наступление дня.
Птицы. Самые настоящие птицы. Кларк не могла их видеть, но знала, что это они. Интересно, слышали ли птиц первые колонисты, садясь в свои корабли, чтобы улететь с планеты? Провожали ли птицы их своими трелями? Или эти создания уже присоединили свои голоса к реквиему по умирающей Земле?
– Это невероятно,– сказал Уэллс, улыбаясь Кларк той самой улыбкой, которую она знала с давних пор.
Кларк вздрогнула. Это было все равно, что увидеть призрака – призрака парня, которому она отдала свое сердце. Да, она оказалась достаточно глупа, чтобы так поступить.
Кларк не могла сдержать улыбку, глядя, как Уэллс мнется перед ее входной дверью. Его всегда нервировали поцелуи на людях, а с тех пор, как он стал посещать курсы офицеров, это его свойство только усилилось. Уэллсу было ужасно неловко нежничать со своей девушкой, когда на нем форма. Какое невезение, думала Кларк, ведь именно в такие моменты ей сильнее, чем обычно, хотелось его поцеловать.
– Завтра увидимся.– Она прижала к сканеру подушечку большого пальца.
– Подожди,– сказал Уэллс и быстро оглянулся через плечо, прежде чем взять ее за руку.
Кларк вздохнула.
– Уэллс,– начала она, пытаясь высвободиться,– мне надо идти.
Усмехнувшись, он сжал ее еще крепче.
– Твои родители дома?
– Да.– Она кивнула в сторону двери.– Я опаздываю к обеду.
Уэллс выжидающе смотрел на нее. Он предпочел бы отобедать с ее семьей, вместо того чтобы в молчании сидеть за столом в обществе своего отца, но Кларк не могла пригласить его. Не сегодня.
Уэллс склонил голову набок.
– На этот раз я не буду морщиться, что бы твой отец ни добавил в протеиновую пасту. Я потренировался.– На его лице появилась утрированно лучезарная улыбка, и он принялся с энтузиазмом кивать головой: – Мм, как вкусно!
Кларк горестно поджала губы, а затем решительно ответила:
– У меня личный разговор к родителям.
Лицо Уэллса стало серьезным.
– Что случилось? – Он выпустил руку Кларк и дотронулся до ее щеки.– Все нормально?
– Все в порядке.
Она увернулась от него и опустила глаза, которые могли выдать ее ложь. Кларк должна была сказать родителям, что думает об их экспериментах, и она больше не могла откладывать этот разговор.
– Ну тогда ладно,– медленно сказал Уэллс,– завтра увидимся?
К удивлению Кларк, вместо обычного поцелуя в щечку Уэллс обвил ее руками и притянул к себе. Когда он коснулся губами ее губ, она на миг забыла обо всем на свете, кроме его тела. Но, закрывая за собой входную дверь, Кларк ощутила, как трепет от прикосновений Уэллса сменился холодком страха.
Родители сидели на диване и одновременно обернулись к вошедшей дочери.
– Кларк,– улыбаясь, мать поднялась ей навстречу,– Уэллс тебя провожал? Может быть, он хотел бы с нами пообе…
– Нет,– ответила Кларк резче, чем хотела,– ты не могла бы присесть? Мне нужно с вами поговорить.
Она прошла через всю комнату и, дрожа, уселась на стул лицом к родителям. В ней боролись два противоположных чувства: испепеляющая ярость и отчаянная надежда. Кларк нуждалась в том, чтобы родители во всем ей признались – это послужило бы оправданием ее гневу,– но при этом отчаянно молилась, чтобы у них нашлось хоть какое-нибудь убедительное объяснение.
– Я подобрала пароль,– честно объявила Кларк.– Я была в лаборатории.
Глаза ее матери широко раскрылись. Она осела обратно на диван, потом глубоко вздохнула, и на миг Кларк показалось, что сейчас мама попробует все объяснить, что у нее найдутся слова, которые все исправят. Но она прошептала слова, от которых Кларк содрогнулась:
– Я сожалею.
Отец взял свою жену за руку, не сводя глаз с дочери.
– И я сожалею, что тебе пришлось это увидеть,– тихо сказал он.– Я знаю, это выглядит… шокирующе. Но им не больно. Мы проверяли и уверены в этом.
– Как вы могли? – Собственные слова показались ей неубедительными, чересчур легковесными, но Кларк не могла придумать, что еще сказать.– Вы экспериментируете на людях. На детях.
Ее замутило от собственных слов, и она почувствовала в горле привкус желчи.
Мать прикрыла глаза.
– У нас не было выбора,– мягко сказала она.– Мы многие годы разными способами исследовали радиацию, и ты это знаешь. Когда мы доложили Вице-канцлеру о невозможности собрать убедительный фактический материал без экспериментов над людьми, мы думали, что он сочтет наше исследование тупиковым. Но вместо этого мы… – Ее голос надломился. Она не закончила предложения, но Кларк и не нуждалась в этом.– У нас не было выбора,– безнадежно повторила она.
– Выбор есть всегда,– дрожа, сказала Кларк.– Вы могли отказаться. Я скорее дала бы убить себя, чем согласилась бы на такое.
– Но он не грозил убить нас,– голос отца звучал раздражающе тихо.
– Тогда какого черта вы за это взялись? – резко спросила Кларк.
– Он грозил убить тебя.
Птичье пение стихло, и на смену ему пришла насыщенная тишина, словно музыка пропитала собой безмолвие, наполняя воздух мелодией.
– Вот это да,– тихонько произнес Уэллс.– Это было потрясающе.
Его лицо все еще было обращено к деревьям, но рука тянулась в сторону Кларк, словно он пытался дотронуться сквозь время до девушки, которая любила его когда-то.
Чары были разрушены. Кларк будто окаменела и без единого слова направилась обратно к лазарету.
В палатке было темно, и Кларк, споткнувшись у входа, чуть не упала. Ее занимали мысли, что вон тому парню нужно сменить повязку на ноге, а вон той девушке с раной на бедре лучше бы наложить швы. Она наконец-то нашла контейнер с настоящими бинтами и хирургической нитью, но от него не будет большой пользы, если не удастся обнаружить аптечку. Под обломками челнока ее не оказалось. Скорее всего, аптечку во время крушения отбросило куда-то далеко.
Талия лежала на одной из коек. Она все еще спала и, кажется, держалась нормально. С тех пор как Кларк нашла подругу истекающей кровью с ужасной раной в боку, она уже трижды сделала той перевязку.
От воспоминания о том, как Кларк зашивала рану, ее желудок взбунтовался. Она надеялась, что Талия ничего не вспомнит об этой процедуре. Ее подруга тогда потеряла сознание от боли и до сих пор то приходила в себя, то снова проваливалась в беспамятство. Кларк опустилась на колени перед ее кроватью, убрала со лба Талии завиток влажных волос и, когда глаза той раскрылись, прошептала:
– Привет. Как ты себя чувствуешь?
Раненая слабо улыбнулась. Казалось, для этого действия ей пришлось собрать все силы, которые еще оставались в ее теле.
– Просто прекрасно,– сказала она, но тут же поморщилась, а в ее глазах заплескалась боль.
– Раньше ты врала гораздо лучше.
– Я никогда не врала.– Ее голос был хриплым, но все еще полнился фальшивым негодованием.– Я просто сказала тому охраннику, что у меня больная шея, и мне нужна еще одна подушка.
– А потом убедила его, что виски с черного рынка поможет тебе перестать петь во сне,– с улыбкой добавила Кларк.
– Ага. Так жаль, что Лиза не захотела больше играть в наши игры.
– И что ты не можешь не фальшивить даже ради спасения собственной жизни.
– Это было очень здорово! – запротестовала Талия.– Ночной сторож был на все готов, лишь бы я заткнулась.
Кларк с улыбкой покачала головой:
– И после этого ты говоришь, что девушки с Феникса чокнутые.– Она указала жестом на тонкое одеяло, которым была укрыта Талия.– Можно?
Талия кивнула. Кларк откинула одеяло и сняла бинты, стараясь удержать на лице нейтральное выражение. Кожа вокруг раны покраснела и припухла, а сама рана загноилась. Кларк знала, что сама по себе рана была наименьшей из их проблем. Она выглядела очень неприятно, но в медицинском центре они лечили подобные на «раз-два-три». Настоящую угрозу таила в себе инфекция.
– Все так плохо? – тихо спросила Талия.
– Нет, все отлично.– В устах Кларк ложь прозвучала привычно и естественно, но глаза, помимо воли, скользнули к соседней койке, где провел последние часы умерший накануне парень.
– Ты в этом не виновата,– тихо сказала Талия.
– Я знаю,– вздохнула Кларк.– Мне просто жаль, что он умер в одиночестве.
– Он был не один. С ним был Уэллс.
– Как? – недоуменно спросила Кларк.
– Уэллс несколько раз приходил его проведать. Думаю, в первый раз Уэллс пришел поискать тебя, но увидел, как страдает этот парень…
– Точно? – Кларк сомневалась, можно ли верить словам Талии. В конце концов, та большую часть времени была без сознания, и ей просто могло померещиться.
– Точно, он,– раздался другой голос. Кларк обернулась и увидела Октавию. Та сидела с игривой улыбкой на лице.– Не каждый день сам Уэллс Яха приходит посидеть у твоей постельки.
Кларк посмотрела на нее с недоверием:
– А ты-то откуда знаешь Уэллса?
– Они с отцом несколько лет назад навещали детский центр, где я жила. Девчонки потом неделями об этом терли. Он же типа суперзвезды.
Кларк мимоходом улыбнулась уолденскому сленгу Октавии, а та продолжала:
– Я спросила, помнит ли он меня, и он сказал, что помнит. Но он слишком большой джентльмен, чтобы сказать, что нет.– Октавия театрально вздохнула и поднесла ко лбу тыльную сторону ладони.– Увы. Единственный, кого я могла бы полюбить.
– Эй, а я как же? – Парнишка, которого Кларк считала спящим, ожег Октавию страстным взглядом, и та послала ему воздушный поцелуй.
Кларк только покачала головой и снова повернулась к Талии, переводя взгляд с лица подруги на ее инфицированную рану и обратно.
– Не очень хороший знак, да? – тихо спросила Талия, и в ее осипшем голосе зазвучали нотки усталости.
– Могло быть и хуже.
– Ты что-то тоже совсем разучилась врать. Что происходит? – Талия подняла брови.– Это ты от любви, что ли, мягчаешь?
Читать бесплатно другие книги:
