Я вернусь через тысячу лет. Книга 2 Давыдов Исай
Распечатывать тюк в своей палатке и искать в нём вёдра – долго. Тюк завален вещами из вертолёта, как стол. Другой «мебели» пока нет.
Придётся идти в палатку Тора.
Впрочем, Тор – у костра, в палатке темно…
Включив фонарь, я быстро выдернул из стопки вёдер два, прихватил два стаканчика и вынес всё наружу. И выключил фонарь – от костров света хватало.
– Лу-у, – тихо позвал я.
Она мгновенно оказалась передо мной. Будто ждала, что её позовут. Бёдра её были туго обёрнуты утренним сатином. Весь отрез намотала на себя! В несколько слоёв. И сатин был сухой. А на груди поблёскивали капельки воды.
Мыслеприёмник держался на её голове. Умница! Ведь дважды переплыла речной пролив – не потеряла!
– Принеси воды! – попросил я. И хотел добавить: «Пожалуйста!»
Однако осёкся: как переведёт аппарат это неконкретное слово? Может, лучше без него?
Лу-у приняла из моих рук белые лёгкие пластмассовые ведёрки, покачала их и тоже тихо поинтересовалась:
– Что это?
– Ведро. – Я показал на левую её руку. – Ведро. – Я показал на правую. – В них сыны неба носят воду. Одно ведро принеси мне. Второе возьми себе.
– Я отблагодарю тебя! – пообещала она и убежала вприпрыжку с весёлым криком: – Вед-ро! Вед-ро!
Почти автоматически я засёк время.
Теперь надо разыскать в ворохе вещей съёмочную камеру. Весь разговор с пленным я решил записать на плёнку. Для Совета. Получится самая полная и самая объективная информация.
Камера маленькая, с ладонь, с ремешком. Её можно пристегнуть к руке.
И ещё предстояло приготовить матрасик для пленного. Как-то неудобно не на улице, а в палатке класть его на голую землю.
И Лу-у появилась к этому моменту.
Пятнадцать минут она бегала… Туда вприпрыжку, обратно с двумя небольшими вёдрами воды. Значит, до реки никак не больше полукилометра.
Одно ведро она протянула мне, второе осторожно поставила у входа в палатку.
Я зачерпнул воду пластмассовым стаканчиком, понюхал: пахнет свежестью. Попробовал: холодная, чистая, как родниковая. И поймал себя на мысли: первое движение получилось как у купов – понюхать. Может, это приблизит меня к ним?
Вообще-то я почти не пил сырой воды. Дома, в детстве, для питья водилась только кипячёная. Всё-таки мама – врач, семья, значит, «медицинская». В «Малахите» тоже не принято было увлекаться сырой водичкой. За здоровьем нашим там следили в сто медицинских глаз. Разве что в лесных походах?.. И то если наткнёмся на чистый прозрачный уральский родничок… А если не наткнёмся, во фляжках всегда кипячёная…
Собственно, и тут неплохо бы завести самовар. Только где его взять? На всю планету, наверное, один – у Марата в племени ра.
Второй стаканчик я протянул Лу-у.
– Что это? – традиционно спросила она.
– Стакан, – пояснил я.
Она тут же повторило новое слово и, зачерпнув воды, выпила немножко. Как и я – чуть-чуть.
Но моей-то целью было не это. Для питья ещё болталась тайпа во фляжке. Мне бы умыться!
В одном из вертолётных баулов нащупал я кусок мыла, кулёк с полотенцами, выдернул одно и заткнул за пояс. Потом зачерпнул воду стаканчиком и, выйдя из палатки, нарочито неумело плеснул себе на руку с мылом.
Лу-у молча наблюдала за мной.
– Помоги мне, – попросил я. – Слей воду на руки.
Опять полезло на язык слово «пожалуйста». Опять я его задавил.
Лу-у поняла и зачерпнула воду своим стаканчиком из своего ведра. Оно стояло поближе.
С её помощью я помыл руки, лицо и шею. Сразу стало легче. Эх, целиком бы окатиться! Да обстановочка не та.
Не успел я вытереться, как завозился и засопел пленник. Наверняка всё тело у него, бедного, затекло. И тут же из круга воинов у ближнего костра метнулся один, подлетел к пленному, наклонился и перевернул его с бока на спину.
Это был Сар. Возможно, наблюдение за пленными и спящими гостями входило в его обязанности как наиболее «клыкастого» охотника. Клыки и зубы добытых животных ещё болтались на его мощной тёмной груди, да и другие воины не сняли боевые ожерелья.
Момент был подходящий. Пленного предстояло перетащить в палатку. Иначе нормальную видеозапись не сделаешь. Света мало. А там хоть фон белый… Я уж собрался было тащить пленника один…
– Помоги мне, Сар, – попросил я. – Хура надо перенести в белую хижину.
Мыслеприёмника Сар, похоже, не снимал, понял всё, но ни о чём не спросил. Помог молча. И вдвоём мы быстренько отволокли в палатку охотника за чужими женщинами, уложили на надувной матрасик. Пленный протестующе мычал, бросался во сне односложными словами, но глаз не открыл. Ещё часа три ему предстояло спать.
За помощь я наградил Сара ведром и стаканчиком. Он уже видел воду в первых двух вёдрах и не ждал объяснений. Пообещав отблагодарить меня, побежал с ведром в темноту – за водой.
Сейчас же появился передо мной второй «гвардеец». Должно быть, наблюдал за происходящим. И протянул ко мне обе руки ладонями вверх. Первый, кто попросил у меня что-то. Может, на основе давнего знакомства?
Снова сбегал я в палатку Тора и вложил в одну руду «гвардейца» стаканчик, а на другую повесил ведро.
– Тун эм, – отчётливо произнёс он и исчез в темноте вслед за Саром.
Жаль, что так быстро! Я-то собирался мыслеприёмник ему предложить да хоть именем поинтересоваться. Тоже на основе давнего знакомства.
Выражение «тун эм» я уже слышал не раз. Да вот только что его произнёс Сар, когда получил ведро. Кажется, это и есть «я отблагодарю тебя». Запомнить бы!
– Лу-у, – позвал я. – Как зовут этого воина? Который ушёл последним.
– Кыр, – ответила она. И поморщилась. Потом сама спросила:
– Что ты будешь делать с хуром?
– Разговаривать. Когда проснётся.
– О чём можно разговаривать с хуром?
– С каждым человеком есть о чём поговорить.
– Человек – ур, – спокойно объяснила мне местную лексику дочка вождя. – Хур – не человек. Они живут не так, как люди. И ведут себя не так, как люди. Когда-то они ели людей. Их ненавидят все ближние племена.
Это было интересно! Но расспросить Лу-у я успею. Вначале хорошо бы расспросить самого пленного. Он наверняка знает больше.
– Вот я и заставлю его самого об этом рассказать.
– Зачем?
– Сыны неба хотят получше узнать ваших врагов. Чтобы запретить им красть ваших женщин. Они ведь не впервые пришли за женщинами?
– Они приходили пять разливов назад. Я была тогда ребёнком. Они сожгли наши хижины. Кого убили, кого угнали. Я всё видела. Я всё помню.
Вот как!.. Ужас ребёнка вырастает во «взрослую» ненависть. Что посеял, то пожнёшь… не возмущайся, что тебя зовут «нечеловеком»!
А время тут, значит, измеряют разливами? Не с этим ли связана такая громадная пойма у небольшого Кривого ручья?
Что ж, вполне естественно. Зим тут нет, вёсен нет, луны не имеется. А отсчёт времени вести надо.
– Сколько разливов ты живёшь? – задал я один из самых, может, нескромных вопросов в разговоре с женщинами.
– Много! – Лу-у расхохоталась и стала раскрывать передо мной ладонь – словно камешки в меня бросала. Четыре раза раскрыла. Двадцать разливов, значит, живёт. А на вид ей никак не больше шестнадцати. Значит, разливы тут – по земному календарю – примерно через каждые три квартала? Ну, чуть больше, чуть меньше… Точный возраст женщины – всегда загадка!
– Могу я послушать, что расскажет хур? – спросила Лу-у, отсчитав свой возраст.
– Можешь.
– Как я узнаю, что ты начал разговор?
– Зажгу свет. – Я включил и выключил фонарь на голове. – Сейчас лягу спать. Когда хур проснётся, зажгу свет.
– Свет, свет! – Она попрыгала на месте. Видно, ей нравилось узнавать новые слова вместе с новыми понятиями. – Спи! – разрешила она. – Я пока пойду в свою хижину.
Она подхватила ведро с водой, прижала к груди стаканчик и хотела убежать вприпрыжку, но вода плеснула ей на ноги, и Лу-у ушла в темноту спокойно, плавно, слегка покачивая бёдрами.
Невольно смотрел я ей вслед. По всем земным понятиям, прекрасная фигура у этой девчонки. Ничего общего с коренастыми приземистыми, будто «прямоугольными» женщинами племени ра или даже с грациозно-тяжеловесными лерами. И как угораздило меня залететь в такое любопытное племя?
8. «Всех убить?»
Пленный дал мне поспать два часа. Потом завозился, засопел, начал плеваться и, видимо, ругаться. На своём, понятно, хурском языке.
Пришлось включить фонарь, натянуть его на голову, а затем – и мыслеприёмник на голову пленного.
Он, понятно, сопротивлялся, как мог, мотал головой, корчился, извивался, но руки и ноги его были связаны, и я довёл дело до конца. И тут же предупредил:
– Не снимай эту дугу с головы. Перестанешь меня понимать.
– А зачем мне понимать тебя? – нагло спросил он.
– Чтобы жить. Не будешь понимать – умрёшь.
– Всё равно вы меня сожрёте, – вполне философски заметил пленник.
– Будешь послушным – не сожрём, – пообещал я. – Отпустим. Но сначала поговорим.
– Даже мои предки так не издевались, – признался он. – Жарили пленников сразу.
– Почему ты решил, что мы тебя съедим? – спросил я.
– А зачем ещё брать в плен мужчин?
Мне показалось, что ответ его не лишён логики. Он шёл сюда за женщинами, и это ему понятно. И, значит, мужчин уводить в плен не собирался. А, следовательно, не собирался их есть. Уже хорошо!
О том, что мужчин уводят в плен ради рабства, он, видимо, не знал. Тоже прекрасно!
Я посадил пленника спиной к стенке палатки и, прежде, чем развязать руки, решил дать воды. Положено дать воды после слипа. И по медицинским соображениям и по гуманным.
Уже когда я зачерпнул воду стаканчиком и поднёс к его рту, в палатку вбежала Лу-у.
– У тебя свет, – сказала она. – Я пришла.
Увидав, что я делаю, она ужаснулась.
– Это же хур! – закричала она. – Зачем ты даёшь ему ста-кан?
Видимо, стакан казался ей величайшей ценностью.
– Чтобы он заговорил, – объяснил я. – Ему надо промочить горло.
– Ему надо проткнуть горло! – жёстко уточнила Лу-у. – Копьём!
В глазах пленника промелькнул ужас. Он же теперь всё понимал! Мыслеприёмники работали.
– Не бойся! – успокоил его я. – Если будешь слушаться, тебя не убьют.
От воды он, однако, отвернулся, демонстративно.
Я поставил стаканчик рядом с ним на землю и снова предупредил:
– Сейчас развяжу тебе руки. Захочешь пить – пей! – И показал на стакан. – Но не вставай. Встанешь – убью!
Он обвёл воспалёнными маленькими глазками палатку, как бы отыскивая оружие. Чем, мол, тут можно убить? Ни палицы, ни копья, ни камня порядочного… Лишь на поблёскивающем тёмно-зелёном куске слюдита задержался его взгляд. И презрительная усмешка перекосила скуластое, нездорового землистого цвета лицо. Видимо, он подумал, что этим камешком с детский кулачок его не убить. А больше ничего подходящего не видно.
Лиану на его руках я легко перерезал охотничьим ножом. И вот нож явно заинтересовал пленника. Он внимательно проследил, как опустил я его в ножны на поясе. Это был первый отчётливо заинтересованный взгляд моего невольного гостя.
Я включил камеру, и на плёнку пошла запись того, как разминал он затёкшие руки, как оглаживал сильные плечи, как устраивался поудобнее спиной к стенке палатки. В конце концов так и прилип к ней, поставив руки позади и вытянув вперёд, прямо под объектив, связанные мускулистые и грязные ноги.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Вук, – неохотно ответил он.
– Что означает твоё имя?
– Мохнатый зверь.
– У тебя есть жена, дети?
– Наверно, есть дети. – Он усмехнулся. – Жёны у нас общие. И дети – тоже.
«Групповой брак! – подумал я. – По Моргану – низшая стадия дикости. Может, это ещё и не племя, а стая?»
– Зачем вы шли к купам?
– Они знают. За женщинами.
– Вам не хватает женщин?
– Они умирают раньше мужчин. Вот и не хватает.
– А почему они умирают раньше?
– Не знаем! – Вук усмехнулся. – Боги знают. Колдун говорит: раньше умирает тот, кто достоин смерти.
Последние слова пленника полоснули меня как ножом. Они почти дословно повторили вошедшее в историю изречение одного из российских политиков самого конца двадцатого века. «Что ж, – сказал он публично и спокойно, – погибает тот, кто достоин смерти».
Он имел в виду, правда, не людей, а заводы и фабрики, которые, по его мнению, делали что-то не то или не так. Но за ними стояли люди, которых обрёк он на великую безработицу.
Он был внуком сразу двух прекрасных, безупречных писателей, но в историю вошёл как великий разоритель российской экономики и виновник гибели бесчисленного количества людей. Прежде всего – стариков, у которых отнял необходимые лекарства, достойную пенсию и возможность заработать на жизнь. Миллионы детей он сделал беспризорниками, тысячи жуликов – миллионерами.
Так вот, оказывается, кто товарищ тому давнему политику по уровню мышления – колдун бывших людоедов!
Позже, в двадцать первом веке, эти зловещие слова потомка двух писателей периодически возникали в самом различном исполнении на его роскошном кладбищенском надгробии. Единственный в российской истории случай долгого народного злопамятства…
…– Почему вы живёте в пещерах? – спросил я Вука. – А не в хижинах, как купы?
– В наших пещерах тепло, – ответил пленник. – А в хижинах у нас замёрзнешь.
Лицо его становилось напряжённым. Что-то он там, похоже, нащупывал за спиной. Но что там, у голой стены, нащупаешь? Может, какое-то насекомое его кусало?
Он заметил мои интерес не к словам, а к движениям, сейчас же вынул одну руку из-за спины, протянул к стаканчику и очень грамотно, неторопливо, отпил из него воды. Будто всю жизнь пил из стаканов.
И долго потом держал стаканчик в руке, отхлёбывая по глоточку. Явно получал удовольствие. Я и не заметил, как поставил он пустой стакан на место и убрал руку за спину.
– Скажи, Вук, – продолжал я, – хуров больше, чем купов, или меньше?
– Мы не хуры, – мрачно возразил он. – Это купы называют нас «хуры» – «нелюди». А мы называем себя урумту – люди пещер. Когда-то мы были урумку – люди лесов. И жили в этих местах.
– Сколько вас?
– Много! – гордо ответил он. – Сколько купов, и ещё столько, и ещё больше. В пещерах свободно. Нас будет ещё больше. Мы тут сильнее всех.
– Почему вы ушли из лесов в пещеры?
– Нас прогнали. – Вук опустил голову.
– Кто?
– Злые боги.
– У них есть имена?
– Нур-Нур главный. Он бросался огнями с неба. Его слушались громы и молнии. Он был страшен и не знал жалости.
«Прямо Зевс-громовержец, – подумал я. – Так вот отчего они кричали «Нур-Нур!»… Только почему всё в прошедшем времени?»
– Где он живёт? – спросил я.
Пренебрежительная усмешка пробежала по лицу Вука. Немного, в его мнении, стоил человек, не знавший Нур-Нура. Однако пленник решил снизойти до ответа:
– Когда-то он жил за рекой купов. Где сейчас айкупы. Потом ушёл на небо.
– За что он прогнал вас?
Вук помрачнел, опустил взгляд, задумался. Похоже, не хотел отвечать.
– Отвечай! – потребовал я. – Хочешь жить – отвечай!
Он поднял на меня маленькие глубоко посаженные тёмные глазки. Ничего, кроме лютой ненависти, не увидел я в них.
– Это давно было, – тихо, как бы выдавливая из себя слова, произнёс он. – Столько разливов прошло – сосчитать невозможно. Но урумту всё помнят. Получилось, как сказал Нур-Нур… Он пришёл в наше племя после неудачной охоты. У нас не было тогда луков и стрел. Много было неудачных охот. Голодное племя ело двух своих стариков.
Вук слегка подвигался, поудобнее упёрся руками в основание палатки. Искоса я взглянул на Лу-у. Она напряжённо, зло смотрела на пленного. Остренький подбородок её выдался вперёд. Надбровные дуги чуть опустились. Маленькая тёмная рука её лежала на тюке с подарками как раз возле тёмно-зелёного куска слюдита.
– …Нур-Нур разозлился, – продолжал пленник. – Когда Нур-Нур злился, из ног у него вырастали огненные деревья. Он обрушил на урумту все громы и молнии, бросил на хижины все огни неба. Урумту бежали от своих хижин в холод. Нур-Нур гнал их ночью и днём. Он прогнал наше племя за большие озёра и сказал: «Живите здесь, в пещерах. У вас не будет стариков. Вы не будете есть людей. Вернётесь в тёплые леса – убью всех!»
Вук остановился, глубоко вздохнул, поглядел прямо в зрачок тихо щебечущей съёмочной камеры, потом перевёл взгляд на опустевший стаканчик возле себя. Подумалось, что хорошо бы снова наполнить его. Но не сейчас, когда у пленника развязаны руки. Попозже.
– Продолжай! – снова потребовал я. – Что было потом?
– Всё как сказал Нур-Нур, – спокойно повторил Вук. – В пещерах текла горячая вода, и было тепло. Люди стали там жить. Старики умерли. Больше стариков не стало. Урумту не едят людей и умирают молодыми. Женщины умирают раньше мужчин. Забираем женщин в других…
Он не договорил. Чем-то тяжёлым метнула в меня его рука, и я едва успел отклонить голову. Продолговатый предмет просвистел возле виска. Сзади раздался глухой удар в стенку палатки, затем металлический звон, металл ударил по металлу.
Вук тем временем мгновенно передвинул свой зад и снова опёрся руками в основание стенки. Глазки его метались из стороны в сторону.
И тут же в лоб ему врезался кусок слюдита, упал к его ногам, а на лбу отчётливо проступила и стала наливаться, набухать капелька крови.
Это Лу-у вступилась за меня.
Первая мысль была: «Кровь! Быстрей надо взять анализ. Пока кровь не запеклась!»
Вторая мысль была: «Что же он метнул? Дюралевый колышек от палатки? Здесь забивали их Тор и Сар. Значит, не вогнали по шляпку?»
Третья мысль была: «Сейчас он выдёргивает второй колышек. Вдруг не увернусь? ЭМЗ не включён… И анализ крови при его развязанных руках не взять…»
Левая моя ладонь ещё держала щебечущую съёмочную камеру.
А правая уже нащупала за поясом гладкий уголок слипа. Мысли и действия отмерялись, наверное, даже не секундами, а их долями.
Похоже, не миновать!
Я направил на бедного Вука слип, нажал курок и увидел предсмертный ужас в его глазах. Он успел понять: что-то страшное и неумолимое наваливается на него по моей воле. И тут же съехал по стенке палатки на матрасик, руки его непроизвольно выползли из-за спины. В правой был зажат выдернутый из земли второй колышек палатки.
Не до конца забили…
Ещё бы секунда – и сознание мог потерять я. А за ним – не исключено! – и жизнь.
Где-то тут блестящий холодильничек среди набросанных в баулы вещей?
Минута ушла на поиски. Кровь не успела остановиться, и анализ па стёклышки я снял дважды – на всякий случай. Тут же запечатал стёклышки обратно в холодильник. А потом залепил ранку на лбу пленника стептимиоловым пластырем. Пока проспится, ранка затянется.
Лу-у следила за мной быстрыми испуганными глазами. Зрачки её метались из стороны в сторону. Того, что я делал – да ещё так стремительно! – она, естественно, не понимала. Может, это казалось ей колдовством. А может, она думала, что я стану пить его кровь?
Затем, уже неторопливо, я разжал пальцы спящего, вынул колышек, показал его Лу-у и вбил каблуком обратно в гнездо. Потом нашёл второй колышек, упавший точно на шляпку своего собрата по другую сторону палатки, и его тоже вернул на место.
И, разумеется, пришлось снова связать руки пленника. Уже, правда, не лианой, а шнуром от парашютных строп.
Теперь хорошо бы сбегать в соседнюю – уже Торову! – палатку, взять геологический молоток да пройтись по всему кругу, забивая колышки по шляпку. Чтоб уже никто не выдернул… Но ведь звону будет!.. А купы давно спят…
Ладно! До утра потерпит.
– Ты, наконец, убьёшь его? – спросила Лу-у. – Он заслужил.
– Не убью! – ответил я. – Проснётся – закончим разговор. Потом отпущу.
– Я бы убила, – призналась Лу-у.
– Надо, чтоб он унёс в своё племя приказ: не приходить больше сюда!
– Они тебя не послушаются.
– Заставлю!
– Ты можешь наказать всё племя?
Милая Лу-у! Не видела она, как драпали по лесу ненавистные ей хуры!.. Не успели, видимо, поведать ей об этом ни отец, ни другие воины. Разговоры у них ещё впереди. Да, по сути, и не видели они этого панического бегства. Увидели только результаты.
– Сыны неба могут всё! – ответил я. – Для нас нет невозможного. Но мы не любим наказывать.
– Ты их жалеешь?
– Они несчастны.
– Не мы виноваты в их несчастьях, – резонно заметила Лу-у.
– Они этого не понимают.
– Зачем жалеть таких глупых? Их надо убить! Всех!
– Всех? – удивился я. – Там же есть женщины из вашего племени,
– Не только из нашего… – Лу-у явно растерялась. – Там есть женщины из племени айкупов, из племени ту-пу…
– И всех их убить? – повторил я. Лу-у молчала. Думала…
9. Разрядка для племени
Опять сверхсрочное дело – сообщить, что взят первый анализ. И вовсе не у тех, кто ближе. Как раз у дальних, агрессивных, труднодоступных. Самый неожиданный и нелёгкий анализ.
Ночь вообще-то. Спят они там? Не спят?
Впрочем, в Совете обещали, что поначалу ждут моих сообщений в любое время. И если что…
Придётся, похоже, разговаривать при Лу-у. Не выгонять же. Ничего – пусть привыкает!
Нажимаю кнопку на груди. Густой баритон Омара Кемаля звучит приглушённо:
– Город слушает.
– Это Тарасов.
– Здоров? – Явно обрадованный тон. – Как там твой Аустерлиц?
– Взят один пленный. А у него взят анализ крови. Это племя называет себя урумту, люди пещер. Живёт, похоже, под северным плато. Бывшие каннибалы. Другой такой анализ может попасться очень нескоро.
– В холодильник упрятал?
– Само собой.
– Значит, двое суток терпит. – Омар вздыхает с облегчением. – Не хочется никого будить. К девяти сообщу Марии Челидзе. В полдесятого вызовешь нас? Розита будет дежурить.
– Вызову. Спокойной ночи!
Тихий щелчок. И тут же вопрос Лу-у:
– С кем ты сейчас говорил?
– С другим сыном неба.
Читать бесплатно другие книги:
