Зачарованные Ноэль Алисон
Я свернулась в тугой клубок. Манглер подпрыгивал на дороге смерти, и каждый толчок отдавался в моем теле. Я спряталась от дождя, но все равно ощущала, как вода заливает меня.
Все изменилось с тех пор, как я покинула свою нору. Даже твердые стены Путаницы как будто растаяли и затуманились в путанице моих мыслей. Мама, папа, бабушка…
Все эти ночи я искала их, а они уже ушли в необъятное неведомое молчание. Меня охватила печаль, и я зарыдала по своим родным, издавая мягкие переливчатые звуки глубиной горла, как какая-нибудь новорожденная…
Сиффрин все знал, он сам видел их жестокую смерть. Но позволил мне верить в то, что они по-прежнему живы.
А постыдная правда состояла в том, что я позволила себе поверить в это.
Мои чувства метались внутри манглера, искаженные и запутанные. Клочки лисьего запаха; сумеречные тени… Не осталось ничего надежного или устойчивого, ничего безопасного в этом ущербном мире.
Морда Пайри показалась в дыре для наблюдения моих мыслей. Рыжая с сероватым, она была так близко, что до нее почти можно было дотронуться. Черные кончики его ушей слегка подергивались. Золотистые глаза задумчиво смотрели на меня, кремовая манишка шевелилась от дыхания.
Я лишь смутно замечала некий звук, доносившийся сквозь землю и воздух. Он был таким тихим, что щекотал мне уши. Ка-тамп, ка-тамп… Кто-то добрался до каменной бесшерстной с большими крыльями. Ка-тамп, ка-тамп… Кто-то пересек дорогу смерти там, где она поднималась на холм. Ка-тамп, ка-тамп… У меня защекотало усы. Глаза резко открылись, когда манглер остановился. Неужели это мой брат тянется ко мне, неужели это биение его сердца повторяет биение моего?
Я с силой моргнула и сосредоточилась на пересекающихся проволочных прутьях. Как только мой разум очнулся, расплывчатые линии стали четче, словно сквозь туман прорвался лучик света. Пайри действительно жив! Он старается дотянуться до меня мыслями! И когда солнце поднялось над Большой Путаницей, то же самое сияние коснулось и моего брата.
Меня подхватило волна облегчения, такая мощная, что я взвыла. Если мы способны связываться с помощью джерра-шарм, если мы способны мысленно одолеть разделяющее нас пространство, то мы наверняка снова окажемся вместе. Я смогу позвать его; я смогу найти его. Надежда оживила мое внутреннее тепло. Хвост застучал по полу, и я подпрыгнула, на мгновение забыв, где нахожусь. Дорога смерти блестела под утренним солнцем. Дождь наконец прекратился, свет отражался в лужах вдоль края дороги смерти. Я мельком видела бесшерстных, голубей, белок и ворон. Я огляделась, будто в первый раз заметив окружающую меня проволочную сетку.
Только теперь до меня вдруг дошло, где я нахожусь. В манглере, рядом с похитителями, увозившими меня туда, куда увозили лисиц, которых потом никто уже не видел.
Манглер снова ехал по дороге смерти, пыхтя и рыча. Время от времени он поворачивал, и я падала на бок. Мне казалось, что все мои внутренности перемешались, и я была даже рада тому, что давно не ела. У меня было такое ощущение, что манглер куда-то поднимается, что его странные вертящиеся лапы одолевают крутизну. Я попыталась выглянуть в дыру для наблюдения, но манглер вдруг резко остановился, и я ударилась носом о проволоку. Отпрыгнув назад и облизывая нос, я стала искать путь к бегству.
По другую сторону пространства, в котором я очутилась, видна была только спина бесшерстного. Его лицо было повернуто к дороге смерти, и он даже не оглянулся, хотя я наблюдала за ним. Внутри манглер был гладким и твердым, с острыми углами, как и все в землях бесшерстных. Выхода я не видела.
Я сосредоточилась на воспоминаниях о Пайри, обжигающих мое внутреннее зрение. Его пятнистая шкура, взмахи его хвоста… Я глубоко вздохнула и начала мыть лапы. Манглер был всего лишь средством, с помощью которого бесшерстные перемещали лисиц. Я постаралась не думать о том, куда именно. Рано или поздно ему понадобится отдохнуть. Бесшерстный должен будет вернуться ко мне. И тогда я найду способ сбежать.
Манглер поднимался все выше, то и дело круто поворачивая. Я почувствовала, как он замедлил ход, ползя по дороге смерти, в тесном окружении других манглеров. Через некоторое время он вырвался на свободу и прыгнув вперед со злобным уханьем. Я прижала уши и постаралась крепче держаться на лапах. Ощутила, как манглер сделал очередной поворот. Потом замер, продолжая рычать, пополз задом вперед в нечто похожее на огромную темную нору. Наконец резко остановился и умолк.
Бесшерстный пошел к задней части манглера, сжимая огромные передние лапы. Я прижалась спиной к решетке. Все мои мышцы напряглись, готовясь к прыжку. Как только бесшерстный откроет заднюю сторону манглера, я должна проскочить мимо него. Я думала о крысе, за которой гонялась в том дворе, где жила собака. Она казалась такой спокойной… она заставляла меня думать, что я могу ее поймать. Я глубоко вздохнула и направила уши вперед. Как и крыса, я должна выглядеть спокойной. Бесшерстный не должен догадаться, что я собираюсь сбежать.
Я услышала звяканье и присела на задние лапы. Но когда дверь манглера открылась, ряды проволоки остались на прежнем месте. Бесшерстный наклонился внутрь манглера и потянул за сетку. Он поднял меня прямо в проволочной коробке. Бежать было невозможно. Сквозь сетку под лапами я видела серые камни и чувствовала, как воздух шевелит мою шерсть. До меня долетели странные запахи, шерсть на загривке встала дыбом. Я забыла о своем решении быть похожей на крысу и попятилась, тихо рыча.
Бесшерстный понес меня к какому-то зданию. Его приветствовала другая бесшерстная – я слышала, как они повизгивают. Вторая бесшерстная просунула сквозь проволоку резиновую лапу, и я зашипела, прыгнув на нее и изо всех сил вонзив в нее зубы. Но лапа оказалась слишком прочной, и я не смогла ее прокусить. Бесшерстная отдернула лапу и весело закудахтала.
Пока меня несли внутрь здания, проволочный ящик покачивался в воздухе. Внутри запахи были еще сильнее. Сначала меня ударило резкой, ядовитой вонью, тянувшейся вдоль белого прохода. Сквозь него я почуяла запах лисиц, но я и вообразить не могла, что их собралось так много в таком маленьком месте. Вонь была невыносимой, как будто десятки живых существ сплавились тут вместе, без воздуха, без дыхания.
Грязь, гниение и что-то еще.
Запах страха.
Он кусал мои ноздри. Он настойчиво проникал мне в горло, когда бесшерстная несла меня вдоль прохода. Я сжала зубы, борясь с паникой, затопившей мои мысли. Все мое тело начало дрожать, я с трудом сдерживала крик. Мы повернули в другой проход, я услышала визг и поскуливание пленных лисиц и окаменела от запаха их ужаса.
Что это за место?
Я слышала, как царапают лапы, как время от времени раздается геканье, но большинство существ были до странности тихими. Я зарычала и царапнула пол коробки, крича бесшерстным, чтобы они выпустили меня, но они не обратили на мой крик внимания. Волны горечи поднимались к моему горлу. Я не могла поверить, что все это происходит со мной: меня ведь с самого рождения предостерегали насчет похитителей. От горя я растерялась, печаль ослабила мои инстинкты и внимание.
Я просто позволила поймать себя.
Мы повернули в какую-то комнату, и я вскрикнула от ужаса. Здесь по обе стороны были целые стены клеток, и многие куда меньше размером, чем в логовах тварей на холме. Некоторые, кажется, были пустыми. Остальные набиты перепуганными лисицами, трусливо пятившимися при приближении бесшерстных. Многие покорно опускали взгляд. Серый самец взвизгнул и прижался к дальней стене своей клетки. В следующей клетке сидел явно больной лис, настолько больной, что на его тощем теле почти не осталось шерсти. Он даже не посмотрел на бесшерстных, когда они проносили меня мимо него.
Несколько следующих клеток были свободны. А дальше я увидела коричневатую лисицу, которая вдруг посмотрела на меня. Ее золотистые глаза были полны ужаса.
– Ты видела моих детенышей? – Она прижалась к проволоке, не обращая внимания на бесшерстных. И смотрела только на меня. – Похитители украли моих детей… Они сначала забрали самых маленьких…
Из какой-то клетки послышался заунывный вой, и лисица понизила голос:
– Он тоже потерял своих малышей… – Она крепче прижалась носом к проволоке. – И моих они забрали, тех, что родились только вчера. Четыре самца, они еще слепые… Ты их видела?
Я облизнула нос и ответила одними губами:
– Нет.
– Четыре самца, – повторила она. – И они еще ничего не видят! Они только что пришли в этот мир. У них темные шкурки, не яркие, как у тебя.
Бесшерстные понесли меня дальше, и лисица вытянула шею мне вслед, царапая когтями проволоку.
– Ты можешь мне помочь? – настойчиво прошептала она.
Я больше не видела ее и просто опустилась на дно коробки, окруженная несчастными мордами за проволокой. Голос лисицы поднялся до панического воя:
– Ты их видела, моих детенышей? Их четверо. Похитители забрали их!
Горестный вой раздался и из другой клетки, и тут же вся комната взорвалась воем и геканьем.
Бесшерстная сердито рявкнула, и лисы утихли, прижимаясь к сеткам. Лишь изредка скуля или повизгивая, они смотрели, как меня несут к желтой двери напротив той, в которую мы вошли. Бесшерстные помедлили перед ней, переговариваясь. Я заметила в ближайшей клетке старую облезлую лисицу, которая всматривалась в меня воспаленными глазами. От нее расходилась вонь, как от кислого молока… И вдруг я ее узнала: это была лисица, с которой я встретилась в ту ночь, когда пропали мои родные.
«Ты приходишь. Ты спрашиваешь про Пайри. Ты уходишь. Ты приходишь. Когда ты оставишь меня в покое?»
– Почему ты здесь? – хрипло выдохнула она.
Я не поняла, что она имела в виду. Почему здесь вообще все лисы?
– Меня поймали похитители, – пробормотала я. – И сунули в свой манглер.
Лисица поморщилась от жалости и презрения. Помнила ли она меня? Не знаю.
– Это понятно, – резко произнесла она. – Но почему ты позволила себя поймать? Ты молода. Ты должна была убежать.
Один из бесшерстных что-то делал с верхней частью проволочной коробки, и я с тревогой следила за его неуклюжими резиновыми лапами. Я не знала, что ответить старой лисице, да и ожидала ли она вообще ответа? Она была права: я должна была убежать. Мне не следовало находиться здесь. Я окинула взглядом клетки. Ни одной лисице не следовало здесь находиться.
– И что тут происходит? – спросила я.
Старая лисица прижала голову к проволоке своей клетки:
– А ты как думаешь? Они загоняют нас сюда, потому что мы для них паразиты. Вчера все клетки в этой комнате были полны. А сегодня…
Меня пробрало холодом, когда я посмотрела на пустые клетки.
– Крыс они убивают на месте. Кошек и собак держат где-то в другом месте. Бесшерстные иногда берут молодых к себе домой… но старые заканчивают как мы. – Лисица кивнула в сторону желтой двери. – Бесшерстные опустошают клетки одну за другой, уносят лис вон туда. Бесшерстные возвращаются, а лисы – нет. – Ее голос стал тише. – Они забрали новорожденных той лисицы. Я видела. Я надеялась, что они и ее заберут, чтобы она не горевала. От потери она сходит с ума.
Я стала задыхаться. Кислая вонь оглушала меня. Паника давила. Я начала вертеться в проволочной коробке, оглядывая комнату.
– Бороться нет смысла, – сказала старая лисица. – Ты можешь только набраться терпения. Они начинают с тех лис, что появились здесь первыми, уносят их в ту комнату. – Ее прижатые уши дрожали, взгляд устремился через мое плечо. – Клетки уже наполовину пусты. Ждать недолго…
Я повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из бесшерстных открыл дверцу клетки напротив старой лисицы. Ядовитый запах ударил мне в нос, когда другой бесшерстный открыл мою клетку сверху и сунул внутрь огромные резиновые лапы. Я отчаянно сопротивлялась, припадая к полу и отскакивая в стороны, но лапы сжали мою шею – и я затихла.
17
Я должна была бежать, бороться. Но лапы на моей шее парализовали меня. Тело ослабело, когда бесшерстный вынул меня из клетки и сунул в другую. Освободившись от его лап, я вскочила, но проволочная дверца уже захлопнулась.
Завывавшая от горя лисица еще сильнее повысила голос. Большинство других тихо скулили, погрузившись в собственные беды. Преодолевая панический страх, разрывавший меня, я нажала лапами на дверцу. Когти скользнули по проволоке, и бесшерстный самец фыркнул, отворачиваясь. Вместе с другой бесшерстной они подошли к клетке, стоящей на другой стороне комнаты, в двух клетках от старой лисицы. До этого я не замечала, что внутри ее кто-то есть, но теперь вдруг увидела длинную серую лапу. Я перестала бросаться на проволоку и подошла к решетке вплотную, стараясь рассмотреть что-то за спинами бесшерстных.
Я разглядела худощавый бок лисы, коричневатый с серыми пятнами. А на верхней части передней лапы была рана, как будто уже зажившая, даже довольно давно: несколько красновато-коричневых вмятин, похожих на розу…
У меня упало сердце, я сильнее прижалась к проволоке.
«Ты принадлежишь ему… Мы видели метку».
Но это был не Сиффрин. Лапы были совсем тощие, с выступающими костями. Когда бесшерстные передвинулись, я увидела темно-серую морду с длинным острым носом.
– Тарр! – в изумлении взвизгнула я, и он повернулся и посмотрел на меня.
Он не мог достать меня из своей клетки, даже и не пытался. Он просто смотрел, замерев. При ярком свете его глаза казались еще более красными. Даже с такого расстояния я видела множество прожилок на их блестящей поверхности. На ресницах Тарра налипла грязь. Желтоватая пена выступала в углах рта, и он даже не слизывал ее. Лисицы вокруг скулили и взвизгивали, но Тарр как будто никого не замечал. Я нахмурилась, еще сильнее прижавшись к проволоке. Усы Тарра не шевелились, как это бывает при работе ума. Им бы дергаться и сдвигаться, выдавая быстрое движение мыслей, но они были странно неподвижными.
Зачарованный…
Из того, что рассказывал мне Сиффрин, по крайней мере это было правдой – я отчетливо это видела, изучая морду Тарра. Его воля была подавлена, похищена. Он пристально смотрел на меня, и его черные зрачки расширились и запульсировали красным. По моему телу пробежала дрожь. Я отскочила от проволоки, как будто он мог дотянуться до меня своим леденящим взглядом. Сиффрин был совсем другим; он выглядел более настороженным… более живым, хотя я и видела метку на его передней лапе.
Мои мысли внезапно обратились к Мэйгу, странному лису, что поселился в Темных землях, подчиняя лисье искусство каким-то своим целям, но я тут же заставила себя вернуться в эту ярко освещенную комнату. Я должна была сосредоточиться на собственном выживании, если собиралась покинуть это место. Мои усы дрогнули, я увидела Пайри, играющего на зеленой полосе, и это было теплое видение в холоде норы бесшерстных.
Тарр все еще смотрел на меня налитыми кровью глазами. Я пыталась понять, что он думает… если он еще способен думать. Кем он был до того, как его нашел Мэйг? Невозможно было представить.
– Что нужно Карке от Пайри? – вдруг выкрикнула я.
Мой крик обеспокоил остальных лисиц. Они завыли и завизжали, и бесшерстный самец повернулся, замахнувшись на меня резиновой лапой. Но на морде Тарра не отразилось никакого ответа на мой вопрос. Его рот медленно приоткрылся.
– Пайри? – повторил он.
Я попятилась от проволоки, смущенная его пустым взглядом. И стала смотреть, как двое бесшерстных что-то делают возле его клетки. Потом они открыли дверцу и подвели к шее Тарра стальной крюк. Тарр не сопротивлялся. Они затолкали его в проволочную переносную сетку, в которой заперли меня в манглере. Тарр не сводил с меня глаз, когда бесшерстные несли его мимо меня к желтой двери.
Как только дверь захлопнулась за ними, ярко освещенная комната взорвалась криками. Новая волна паники прокатилась по плененным лисицам, они скулили от жалости и ужаса.
Старая лисица прижалась к стене.
– Еще одного унесли, чтобы убить! – печально произнесла она.
Разве я могла ей сказать, что он уже мертв?
Я окинула взглядом клетку. Пока дверца заперта, сбежать невозможно. Я должна вырваться наружу в тот момент, когда бесшерстные подойдут, чтобы открыть клетку, – это был мой единственный шанс. Я вспомнила, что они подходят по двое, со странными веревками и палками. И прижалась носом к проволоке. Дыр для наблюдения здесь не было. Открыта ли дверь в комнату с клетками, или она заперта? Если заперта, я наверняка окажусь в ловушке. Но я все равно должна найти выход из клетки.
Я вспомнила мышь в темном ответвлении дороги смерти и тех бесшерстных, что шли вдоль края дороги, ничего не замечая.
Желтая дверь распахнулась, вышел бесшерстный самец. Он прошел мимо клеток, не посмотрев ни на одну из лисиц, но я слышала, как испуганно задвигались их лапы по решетчатым полам, когда лисицы шарахались от него. Бесшерстный исчез из виду, и я прижалась ухом к проволоке, прислушиваясь изо всех сил. Я не услышала хлопанья двери – похоже, она оставалась открытой. Во мне проклюнулось зернышко надежды. В моей клетке стояла миска с водой и небольшая посудина с сушеным мясом. Несмотря на постоянную тошноту и дурной запах окружающей меня грязи, я заставила себя поесть и попить. Мне нужны были силы, чтобы выполнить задуманное.
Я уселась у стенки клетки и стала молча наблюдать за всем. Время шло, еще двух лисиц принесли в комнату. Других, сидевших здесь давно, по очереди уносили в переносной клетке за желтую дверь. Ни одна из них не вернулась.
С протяжным грустным вздохом я опустила голову на лапы. Хвост я подвернула к боку и все пыталась угадать, прошло ли уже утро. Пайри всегда дразнил меня за то, что я слишком нетерпелива. И Сиффрин тоже. При воспоминании о рыжем лисе мои зубы сжались. Что было ему известно?
Наблюдай! Выжидай! Прислушивайся!
В комнату вошли двое бесшерстных, вызвав новую волну визга и воя. Я не была уверена, те же ли это бесшерстные, что и прежде, или другие. Они пошли к клеткам, и мое сердце заколотилось, но вместо меня они повернули к старой лисице. Они вытащили ее из клетки и унесли за дверь, даже не потрудившись сунуть лису в переносную клетку. А она лишь горестно бурчала что-то, не сопротивляясь, и я накрыла голову лапами.
Желтая дверь снова закрылась.
День все тянулся и тянулся, и я стала думать о Старейшинах, мудрейших и загадочных хранителях лисьего знания, которые встречаются у высокого острого камня в Диких землях.
Я помнила, что сказал Сиффрин перед тем, как я убежала от него под дождь, – что моя бабушка владела кое-какими лисьими искусствами. Возможно, эти искусства всегда были знакомы городским лисам, – ими пользовались, хотя никогда и не называли так. Интересно, а бабушка слышала о Старейшинах?
Если бы я могла ее спросить…
Из моего горла вырвалось жалобное поскуливание, и я плотнее прижала хвост к боку. Закрыв глаза, я увидела темные очертания Путаницы, длинные полосы дороги смерти, вдоль которых я брела в поисках моих родных. Мой хвост бессильно упал при мысли о Сиффрине. Боль его предательства прокусывала мне шкуру. Этот недостойный доверия надменный лис… Он преследовал меня, пользуясь искусством ва-аккира, сначала как собака, потом в моем собственном облике… И все равно я завидовала его умениям. Мне страстно хотелось принять вид кого-нибудь другого… какого-то более сильного существа, со смертельно опасными зубами. Никто бы не посмел коснуться меня, если бы я была более крупной и злобной, как черная собака во дворе из красного камня.
Мои уши дернулись назад, я открыла глаза. Какое-то воспоминание мельтешило в глубине сознания. Что-то насчет потерявшейся лисы… Я уставилась невидящим взглядом на проволочную дверцу, представляя рыжую морду и бронзовые глаза, сверкнувшие, когда Сиффрин повторял то, что говорила ему Джана:
«Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты».
Меня снова охватило волнение и нелепое подозрение, что этот лис – Пайри. Но кого можно считать величайшим из детей Канисты? И что значит «величайший»? Самый злобный, или самый умный, или просто самый крупный? С чего мне начинать поиски?
Я вдруг заметила, что в комнате стало тихо. Я насторожила уши, сосредоточенно изучая пространство вокруг себя. Осторожно втянула застоявшийся воздух, ища признаки тепла и дыхания. В клетках остались только две лисицы – те, которых принесли сюда после меня. А остальных одну за другой унесли за желтую дверь. Я вскочила на лапы. Каждая шерстинка на моем теле очнулась и ожила. Я услышала шаги бесшерстных снаружи комнаты. Две пары лап приближались. Я проглотила ком, застрявший в горле, и сосредоточилась.
Ка-тамп, ка-тамп… Мое сердце отчаянно забилось.
«Спокойнее», – умоляла я его, дотягиваясь мыслью до того глубокого молчания, что таилось во всех вещах, – в самой дали неба, в утробе земли… ка-тамп, ка-тамп…
Чувствуя, что владею собой, я глубоко вздохнула и стала подбираться к краю клетки, сосредоточившись на ритмичном напеве.
«Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, стало неощутимым…»
Я присела на задние лапы, сдержав дыхание.
«Что было костью, теперь сгибается; что было мехом, стало воздухом…»
Бесшерстные приблизились к моей клетке. Сквозь проволочную дверцу до меня донесся их молочный запах. Слабый свет сиял там, где они стояли, но вокруг них мир был окутан тьмой. Они остановились как будто в неуверенности, поставили на пол переносную клетку и огляделись. Сквозь липкую тьму моего истаивания я расслышала, как они тявкают, и ощутила их растерянность, когда они снова заглянули в клетку и убедились, что она пуста. Потом я уловила другой звук – металлический скрежет; дверца клетки распахнулась.
Как только она открылась, я увидела слабый свет и изо всех сил прыгнула вперед. Мои задние лапы задели лапу бесшерстного, и я услышала над головой негромкий вскрик удивления. Но не стала оглядываться.
«Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, стало неощутимым…»
Я побежала между клетками как можно медленнее, сдерживая себя, чтобы не рвануть со всех лап, пока не очутилась вне этой комнаты. Я не стала смотреть на двух лисиц, оставшихся в клетках… я не смела даже думать о них, ожидавших последнего путешествия сквозь желтую дверь.
Миновав проход между клетками, я наконец вздохнула, и стены вокруг меня снова стали прежними, крепкими. Я рискнула бросить взгляд через плечо и увидела, что бесшерстные показывают на меня. Один побежал за мной, громко топая.
Одно мгновение я смотрела на него с такой острой ненавистью, что она чуть не проткнула меня саму. А потом отвернулась и побежала.
Я знала, что он не сумеет меня поймать: без манглера бесшерстные далеко отставали от лисиц в скорости, и этот бесшерстный тоже был неуклюжим, спотыкающимся существом. Я помчалась вперед, жадно хватая воздух. Я уже чуяла свежий ветер; я уже уловила рев дороги смерти… Входом в эту нору служили две огромные двери, которые вращались в обе стороны. Я проскочила сквозь них, слыша за спиной топот бесшерстного, и скользнула между дремлющими белыми манглерами. Я знала, что бесшерстный доберется до выхода лишь к тому времени, когда я уже достигну дороги смерти, и побежала в тени стен, направляясь к зеленой полосе.
В первый раз бесшерстные поймали меня в тот миг, когда мной овладела тьма. И я поклялась себе, что такого больше не случится.
Солнце висело очень низко над Большой Путаницей, когда я наконец остановилась, чтобы перевести дыхание. И огляделась по сторонам. Дорога смерти здесь поворачивала вниз, уходя в полумрак. Обернувшись, я увидела зеленый откос, возвышающийся над Путаницей, и какую-то башенку, торчащую над улицами. Я прошла немного вверх, шевеля усами. Зеленый откос казался знакомым…
Я поворачивала уши в разные стороны, мои усы непрестанно шевелились. Мне послышался тишайший шорох чьих-то лап, и я подпрыгнула, внимательно оглядывая стены из красного камня. Надо мной по верху стены неторопливо шла кошка. Она печально мяукнула и спрыгнула на другую сторону. Еще я слышала, как бесшерстные перекликались где-то внизу, на дороге смерти.
Немного успокоившись, я снова повернулась к идущему вверх зеленому склону. Я уже была здесь… Это был угол большого, аккуратного зеленого пространства над Путаницей, того самого, куда я добралась в свою первую одинокую ночь. Я насторожила уши и замерла, впитывая окружающие запахи. Я помнила ряды зеленых изгородей и решеток, помнила живых существ в их логовах, со своими запахами…
«Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты…»
Мой хвост метнулся из стороны в сторону. Кто-то захватил в плен моего брата. Это должно быть именно так… а что еще могли означать слова Джаны? Я представила себе морду Пайри, ярко и живо. Белый кончик его пятнистого хвоста был как будто совсем рядом…
Его похитила не Карка, иначе она бы не искала его. Ключом к исчезновению моего брата были слова «величайший из детей Канисты».
Я вспомнила существо с желтыми глазами и мех, торчащий, как спутанная грива. Неужели Пайри спрятан за решетками того логова? Или это какая-то хитрость, которой я не понимаю?
«Величайший из детей Канисты».
А кто более великий, чем волк?
18
Ветер стих. Даже на холме, высоко над Большой Путаницей, воздух был мягким и спокойным. Облака куда-то уплыли, в небе висело прохладное желтое солнце. Далеко внизу носились бесчисленные обитатели дороги смерти, кружа по землям бесшерстных. Мне казалось, что я пересекла все до единого потоки реки смерти с тех пор, как покинула нору родителей, – и лишь для того, чтобы вернуться в это место странных запахов. Я нахмурилась, пытаясь вспомнить каждый поворот, каждый участок серых камней. По правде говоря, на самом деле я пробежала лишь вдоль малой части тех дорог, да и мог ли кто-нибудь вообще, хоть лисица, хоть бесшерстный, пройти их все?
Я двинулась по краю зеленого пространства, что раскинулось на холме. За короткой травой и аккуратными площадками с цветами, за высокими деревьями и цветущими кустами находились логова зверей, окруженные решетками. Мое сердце подскочило при мысли о Пайри, хвост застучал по земле. Но я должна была выждать. Перед зданием с башенкой толпилось много бесшерстных.
Я скользнула за дерево и стала следить за тем, как они топали к плоскому серому двору, где аккуратными рядами отдыхали манглеры. Бесшерстные просачивались во двор и забирались внутрь манглеров, а те сразу с рычанием оживали, ползли по серым камням и пропадали из виду.
Я внимательно осмотрела норы бесшерстных. Внешняя изгородь отражала вечернее солнце, поблескивая серебром. Одна из больших дверей под аркой была открыта настежь. Оттуда выходили все новые бесшерстные, в основном детеныши, и тоже устремлялись к манглерам. Молодые самец и самка кудахтали и вприпрыжку бежали за двумя взрослыми.
Я протяжно вздохнула и улеглась на живот. Наблюдая из-за дерева за происходящим, я наводила лоск на лапы. Бесшерстных выходило все меньше. Вскоре почти все манглеры удалились. Наконец все как будто затихло, и тогда я поднялась и пошла через зеленое пространство к первому ряду решеток.
Приблизившись к арочному проходу, я услышала чьи-то шаги. Я попятилась и нырнула под куст. Появилась бесшерстная, выглянула в открытую дверь. А потом закрыла эту дверь, и я услышала звон металла. Шерсть на моей спине встала дыбом. Клетки внутри клеток!
Я еще немного подождала, затем выбралась из-под куста и побежала к решеткам. Сунув нос между прутьями, я увидела еще одну бесшерстную, которая шагала по круговой дорожке вдоль нор.
Я пошла следом за ней.
Внутреннее пространство оглушило меня запахами и шумом живых существ: они скулили, рычали, трещали, топали… Я замерла на месте, мои усы бешено дергались, уши поворачивались то вперед, то назад. Я уже и забыла, какое это испытание – ощущать близость множества незнакомых существ, запертых бок о бок друг с другом.
Мягкие волоски в моих ушах дрожали, как трава на ветру. В прошлый раз здесь было гораздо тише, здесь царило почти зловещее молчание… но это ведь было ночью, когда многие существа спят.
Я несколько раз неглубоко вздохнула. Немного успокоившись, я снова пошла вдоль железных прутьев, следуя за бесшерстной на безопасном расстоянии. На ходу я всматривалась сквозь другую изгородь – низкие, широко расставленные прутья, что окружали логова. Потом заметила блеск яркого оперения. И чуть не споткнулась на ровных серых камнях. Я вдруг подумала: а что, если волка больше нет в том самом логове? Сморщившись от тревоги, я сообразила, что его вполне могли куда-то переселить. Как долго эти существа сидят в таких логовах? Я вспомнила желтую дверь: похитители держали у себя лисиц не дольше одного дня…
Печаль скользнула по моему хвосту, поднялась по спине, угрожая захватить меня целиком. Я прогнала ее, резко встряхнувшись. Я не могла позволить себе горевать по тем лисицам. Я не могла горевать по кому бы то ни было.
Я облизнула усы, всматриваясь в ближайшее логово. И заметила большую лужу, почуяла маслянистую кожу. Я не могла рассмотреть, кто сидит внутри, но, похоже, это существо находилось здесь уже довольно давно. Я подумала о бесшерстных, что толпились у входа в ограду. И представила, как они топают вдоль решеток, показывая на клетки, таращась на них. Неужели им доставляет удовольствие вид пленных существ?
Бесшерстная, шедшая впереди, остановилась. Позвякивая какой-то металлической палочкой, она открыла дверь в низкой изгороди и прошла в нее, тут же снова заперев. Сбоку от изгороди она взяла пучки травы и листья, потом направилась к ближайшему логову.
Я подобралась еще на несколько шагов. И увидела, как бесшерстная ткнула задней лапой в решетку перед логовом. Прутья поднялись вверх, образовав новую дверь. Бесшерстная вошла и бросила траву и листья на землю, визгливо призывая существо внутри. Логово пересекла длинная тень. Невероятно высокое существо, с шеей длинной, как тело целой лисицы, посмотрело на меня из-за бесшерстной. Шкура у него была бежевой, с пятнами цвета земли. Оно смотрело на меня большими коричневыми глазами. Через мгновение существо опустило странную узкую голову и стало спокойно, безмятежно жевать зелень.
Бесшерстная попятилась из логова и опустила дверь, толкнув ее задней лапой. Дверь звякнула и закрылась. Бесшерстная пошла к следующему логову, точно так же открыла вход задней лапой. Она опять положила на землю какую-то еду – на этот раз я не смогла рассмотреть, какую именно, – и тут же появилось громоздкое существо в черно-белую полоску и осторожно направилось к еде, а бесшерстная вышла из логова.
Я оглянулась по сторонам. Сквозь прутья изгороди вдали виднелось красное закатное солнце. Мой интерес к бесшерстной растаял – для меня имело значение только то, что она была занята и что она меня не заметила. Мне нужно было найти волка.
Я пошла в другую сторону, обходя логова по кругу на безопасном расстоянии, пригибаясь к земле за низкой решеткой. Между логовами ходил еще один бесшерстный, но вместо того, чтобы поднимать прутья и входить внутрь, он бросал куски мяса сквозь откидные загородки в стене.
Значит, там были такие существа, которых боялись даже бесшерстные. От этой мысли меня пробрало дрожью.
Я вспомнила вонь и размеры волка. Представила себе его зубы, способные раздробить кость. Бесшерстные были правы, испытывая страх.
Как же я найду Пайри? Если он заперт в логове волка или если он зачарован, могу ли я надеяться освободить его?
«Лис-ка! Хитрая, ловкая мошенница!»
Так сказал волк при нашей первой встрече. Я вдруг поняла, что нужно делать. Я не стану подкрадываться, не стану пытаться обмануть его. Я должна напрямую столкнуться с этим волком – потребовать, чтобы он дал мне увидеть моего брата.
Но пока я шла мимо низкой ограды, подбираясь к клетке волка, моя уверенность пошатнулась. Я уже чуяла это огромное существо, ощущала тяжелый острый запах его лохматой шкуры. От страха мои усы задрожали, но страх смешивался с обрывками надежды. Я помнила свет, что горел во мне, странное тепло, которое я ощущала после маа-шарм.
Я глубоко вздохнула.
И вот я подошла к логову, вдыхая острый волчий запах. Вонь мяса ударила мне в нос, а взгляд остановился на куске окровавленной плоти на земле внутри клетки. Я отошла подальше от входа в клетку. Опустив голову и прижав уши, я всматривалась в темноту логова. Я узнала этот кусок травянистой земли, кусты и маленький пруд.
– Лис-ка…
Шерсть встала дыбом у меня на спине.
Я уловила свет желтых глаз волка. Несмотря на высокие прутья, разделявшие нас, я невольно отпрянула.
Я почти не видела его – волк казался темным силуэтом в тени, под покровом чего-то вроде веток. Красное небо отбрасывало слабый свет на логово, окрашивая в кровавый оттенок лохматую шкуру волка.
– Что ты тут делаешь? – скрипучим голосом спросил он. – Крыс ищешь?
– Я… – Мой голос сорвался. Я откашлялась и повторила попытку: – Я здесь из-за своего брата, Пайри. Я хочу, чтобы ты мне сказал, где он.
Волк шагнул вперед. Из тени показалась лохматая голова, острые уши шевельнулись.
Я инстинктивно напряглась, выгнув спину.
Волк навис надо мной.
– Почему это я должен знать, где твой брат? – презрительно рыкнул он. – Маленькая воровка, неужели ты ничему не научилась? Мне до твоих родичей не больше дела, чем до какой-нибудь блохи.
Я ощетинилась, мой хвост вытянулся.
– Я пришла сюда не ради твоих оскорблений, волк.
– А ты становишься храбрее, лис-ка… по крайней мере, пока нас разделяют эти прутья. Может, зайдешь внутрь и мы тут поболтаем, а?
Я мельком глянула на дорожку из серого камня вокруг ограды, два ряда изгороди за ней и что-то красное вдали.
– Мне и здесь хорошо.
Сделав еще шаг тяжелыми лапами, волк окончательно выбрался из тени. Его мех горел в лучах заходящего солнца. Желтые глаза выглядели впалыми, как светящиеся шары, окруженные штормовым небом. Он похудел еще сильнее, и это только подчеркивало его рост. Под клочковатой шкурой проступали изгибы и выпуклости его костей.
Я прижала уши, воздух с трудом проникал в мою грудь, но я твердо встретила взгляд желтых глаз волка.
– Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты.
Нос волка напрягся.
– Что это значит, лис-ка?
Его веселый тон охладил меня. Уши волка нетерпеливо двигались. Я искала какие-то намеки в выражении его морды, но ничего не нашла.
Я сглотнула, но продолжала смотреть ему в глаза, припоминая историю Сиффрина о собаке, волке и лисице.
– Разве не ты величайший из детей Канисты? Ты же самый крупный.
Волк взглянул сквозь решетку куда-то мимо меня, на красный закат. Я на мгновение обернулась, пытаясь понять, на что он уставился. Существа в логовах затихли. Бесшерстных нигде не было слышно, вокруг царила тишина сумерек, и еще снизу доносился тихий гул Путаницы. Красный закат был похож на рыжий хвост. Вместе с ним к горизонту опускались облака, как белые кончики лисьих хвостов. А над этим угасающим светом в темно-синее небо поднималась полная луна.
Я снова посмотрела на волка:
– Если поможешь мне, я выпущу тебя отсюда. Я знаю, как открывается эта дверь.
Взгляд волка на мгновение остановился на мне.
– Я тебе не верю, лис-ка. Если бы это было так просто, мы бы все были на свободе в Путанице. Вот только не все здесь жаждут свободы. Кому-то не нужно ничего, кроме хорошей еды каждый день и теплой постели.
Он вздрогнул, его глаза снова устремились к луне.
– Я знаю, как это сделать! – настойчиво повторила я. – Я наблюдала за бесшерстными.
– Хитрая лиса. Но это неважно. Я не договариваюсь с пожирателями крыс.
Мой хвост застыл. Невежественное, высокомерное существо… Мой нос стал горячим.
– Так ты не хочешь освободиться?
Он поднял длинную морду, наклонил голову набок. Его встрепанная шкура выглядела грязной, под подбородком повисли комья бежевого пуха, но голос волка прозвучал сильно и горделиво:
– Что такое свобода без чести?
Я едва поверила собственным ушам:
– Свобода – это солнце на твоих усах, это поиск собственной еды, это сон там, где тебе захочется, и ты никому ничем не обязан!
«Свобода, – подумала я, – это значит, что тебя не будут преследовать горестные крики других существ; ты не будешь заперт в клетке; ты не будешь трястись от ужаса, глядя на желтую дверь…»
– Существо, не знающее преданности, никогда этого не поймет. Ты даже не охотница!
Я тут же издала охотничье геканье.
– Да я две ночи назад поймала несколько мышей! – прорычала я, но волк все так же смотрел мимо меня, на луну.
– Мчаться как бишар – вот что такое настоящая охота, – прорычал он. – Нестись через замерзший мир, и чтобы сотня лап одновременно стучала по снегу, и метель била тебе в нос, и мороз кусал твое горло, и дух твоих предков подгонял тебя вперед… – Его огромные лапы сжимались и разжимались в неведомом мне ритме. – Как единое существо, как единое сердце, а копыта твоей жертвы колотят по тропе, словно гром… Риск безудержного движения; самопожертвование, чтобы всегда жил бишар… Никогда не умирающий. Никогда не забытый. Всегда живой в вое живых существ.
У основания моих ушей зашевелился мех, хотя воздух был совершенно спокоен.
Свет упал в глаза волка, последний отблеск горящего золота, когда солнце опустилось за горизонт.
– Сначала я звал их каждую ночь, надеясь, что услышу их голоса или почувствую на своей шкуре дыхание льда. Но больше я не вою.
Он опустил голову, повернулся и снова направился в темноту своего логова. Он даже не прикоснулся к мясу, оставленному ему бесшерстными.
– Погоди! – умоляюще вскрикнула я. – Пожалуйста, скажи, что тебе известно о Пайри? Он мой брат. Он все, что у меня есть!
Волк некоторое время молчал, чуть повернув голову, и я видела его длинную морду сбоку.
– Ты говорила и о других. Твой отец, твоя мать?
– Они мертвы, – ответила я надтреснутым голосом.
Какое-то время волк молчал. Его опущенный хвост чуть-чуть вздрагивал, как лист на слабом ветерке.
– Повтори-ка еще раз насчет того лиса…
Я откашлялась:
– Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты.
Хвост волка вздрогнул.
– Не могу понять, что это означает. Чьи это слова? Откуда ты знаешь, что они имеют отношение к твоему брату?
– Просто я так чувствую, – тихо ответила я. – Инстинктивно. – Я говорила едва слышно. Я понимала, как глупо все это звучит. – А слова эти сказала одна из лисьих Старейшин. Ты, наверное, не слышал о Старейшинах, но…
Волк снова двинулся в темноту, прочь с моих глаз.
– Ты пришла не туда, куда тебе нужно, – пробормотал он.
Читать бесплатно другие книги:
