The Телки. Повесть о ненастоящей любви Минаев Сергей
— Дай сто баксов.
— Я чего, банк, что ли? — удивляется Антон.
— Ну ладно, на самом деле надо, я с девушкой в кафе иду, — канючит Никита.
— Иди работай лучше, — отрезает Антон.
— Чуваки, дайте сотку взаймы! — обращается к нам Никита.
— Вот еще, глупости! — отворачиваюсь я.
— Могу дать полтинник. — Ваня вопросительно глядит на Антона.
— А ты нам чего? — осведомляется Антон.
— А чего вам надо? — удивляется Никита.
— Телочек подгони, — подначиваю его я, — а то мы от пультов устали. Хочется живого человеческого общения.
— Я чо, сутенер, что ли? — обижается Никита.
— Ладно, на, — Антон вытаскивает кошелек. — И вали отсюда, надоел!
— Спасибо! — Брат берет сотку, сворачивает ее пополам и убирает в карман джинсов.
Перед тем как свинтить, заходит в комнату и возвращается с пачкой сигарет. Подойдя к Антону, достает из пачки косяк и протягивает ему:
— Попустись, брателло!
— Ты еще и наркоман?! - деланно удивляется Антон.
— Ага. Винтовой, поэтому план мне ни к чему. Никита кивает всем, уходит в прихожую и хлопает входной дверью.
— Хорошо иметь брата в деревне, — улыбается Антон и закуривает. — Но в то же время, стоит признать — мы были совсем другими.
— Ой, ладно, прекрати! — Ваня встает, подходит к телевизору и выключает его. — Мы были такими же. И денег у нас так же не было.
— Денег и сейчас не так чтобы много, — констатирую я. — На «Астон Мартин» пока не хватает.
— Да, если честно. — Антон уже сделал пару затяжек, расслабился, и его глаза подернулись дымкой. — В последнее время с заказами хренова-то.
— Ты же в этом году для пары сериалов музыку писал. — Я принимаю косяк из его рук. — Чего тебе жаловаться?
— Ты считаешь, что, написав музыку для двух сериалов, можно безбедно прожить год? — Антон заводит руки за голову и откидывается. — Тут тебе не Голливуд, детка!
— У нас в последнее время тоже какая-то лажа творится. — Ваня жестом показывает, что курить не будет. — Обещали пост финансового директора к маю. На дворе лето, а все разговоры оказались беспонтом. Я, дурак, себе уже планов настроил. Машину поменять, квартирой заняться… блин! — Ваня бьет кулаком в открытую ладонь и замолкает.
— Иногда такой дипер накатывает, — вздыхает Антон. — Уже тридцатка, а перспективы до сих пор туманные. Дрончик, вот скажи, ты от безысходности молчишь или тебе денег хватает? Кстати, косяк верни, чего-то ты увлекся!
— Чего? — переспрашиваю я, погруженный в созерцание сизого дыма.
— Я спрашиваю, тебе денег хватает?
— Ему папа помогает, — предполагает Ваня.
— Шляпа мне помогает, — острю я. — Чего сразу папа-то?
Ну а как тогда тебе удается тусовать всю неделю, жить с двумя телками, еще и на себя тратить? — интересуется Антон.
— Ну… удается. — Я чешу затылок. — У меня своя… финансовая схема.
Антон и Ваня разражаются громким хохотом.
— Ты выводишь мифический WalMart на IPO? — Ваня тычет в меня указательный пальцем и заваливается навзничь, дрыгая ногами.
— Гы-гы-гы, — передразниваю я его. — На самом деле схема простая. Во-первых, я зарабатываю в журнале.
— На завтраки, — подсказывает Антон.
— Во-вторых, папа засылает косарь в месяц. — Я делаю извиняющееся лицо. — Но самое главное — кредитные карточки! Вы думаете, зачем они нужны? Чтобы перед малолетками понтоваться? Ими просто нужно научиться пользоваться.
— Это как же? — Антон весь подобрался и буравит меня глазами.
— Просто. — Я перехватываю у него косяк, добиваю и тушу в пепельнице. — Например, при зарплате в двушку заводишь себе карточку в «Ситибанк» с кредитом в трешку, тратишь с нее, к примеру, еще пару штук.
— И чо? — прищуривается Ванька.
— Потом заводишь себе еще одну, «American Express», на трешку. «AmEx», кстати, еще и для понтов катит. С него снимаешь двушку, гасишь ситибанковский кредит. Потом открываешь еще карту, ну… допустим в «Альфе» или «ВТБ» — там еще трешка…
— И так до бесконечности, да? — Антон закуривает сигарету.
— Почему до бесконечности? — не понимаю я. — Четырех карт вполне хватит. Дальше тусуешь бабки между ними. В одном месяце у одного банка побольше займешь, в другом — у другого. Потом, ты же не только карточки дербанишь, у тебя еще и зарплата есть, так? Из нее отдаешь частично. Короче, такой схемой смело к своему доходу еще пару-трешку прибавляешь. Ну, я не говорю про всякие там мелкие банки, «локо»-«шмоко». У них всегда можно карточку на пятнашку или тридцадку рублей открыть, если припрет. Потом, потребительские кредиты еще никто не отменял. Ну, это если домой что-нибудь покупать. — Я замолкаю и обвожу присутствующих торжествующим взглядом.
— Дрончик, я, конечно, не такой крутой финансист, как ты, — тихо говорит Ваня, — но где-то в глубине души понимаю, что в результате своей хитрожопой схемы ты всегда должен банкам в районе трешки. Ты думаешь, она сама рассосется, или как?
— Ну, я чего, всегда, что ли, буду двушку получать? — недоумеваю я.
— А еще проценты, кстати, — подсказывает Антон.
— Издержки, — развожу я руками, — ничего не поделаешь.
— Отличная схема, — кивает Антон и отворачивается.
Ваня подкладывает себе под голову подушку. Тишина снова погружает всех в депрессию.
— Не самая плохая, кстати, — бурчу я себе под нос. — Когда мы станем миллионерами, я посвящу этой схеме главу в своей автобиографии. Назову ее, типа, «Как закалялся style».
— Любопытно, когда? — интересуется Антон.
— Вообще в Москве люди становятся миллионерами с нуля, — продолжаю я. — Главное — попасть в нужную тему: диск записать. Или начать организовывать вечеринки для олигархов, или подсесть на распил федерального бюджета. Да много чего есть. Сейчас вот все книги пишут. Давайте сядем и напишем реальную жесть. Скажи, Антон, ты писать не пробовал? Или друзья твои? Как писать бестселлеры?
— Я могу тебе дать телефон Литвиновой, у нее спроси, — улыбается Антон. — Она у меня в телефоне на букву «Б» записана.
— Почему на «Б»? — переспрашивает Ваня, лежащий уже с закрытыми глазами.
— Потому что «Богиня». Все дружно смеются.
— Ну чего, если с книгами, бюджетами и вечеринками не получится, можно начать телок провинциальных олигархам продавать. — Мне становится дико смешно — то ли трава взяла, то ли меня забавляет образ Литвиновой, записанной на букву «Б»… В общем, веселюсь по полной.
— Рынок занят, одного Листермана хватает, — откликается Ваня.
— Да мы этого очкарика порвем нах! — Я хлопаю себя ладонями по коленям.
— На «журасик», — говорит Антон, — порвем на «журасик». Листерман называет член «журасиком».
— Почему, кстати? — Ваня отрывается от подушки. — Я тоже это слово слышал.
— Говорит, что после фильма «Jurassic Park».
У меня в голове немедленно всплывает картина из юности, когда мы с другом посмотрели «Jurassic Park», а потом впервые обожрались ЛСД. Я лежал в ванне, и висящая надо мной огромная лейка душа начала снижаться, потом исчезла под потолком, а потом и вовсе оказалась головой плезиозавра, стремящегося откусить мне ухо. Почему-то тогда я был совершенно уверен в том, что плезиозавру нужно именно мое ухо. Все закончилось рвотой, сверлящей головной болью и прочими ништяками.
— Какая гадость! — говорю я, вспомнив свой «jurassic»-трип.
— Какой ранимый мальчик, вы посмотрите! — отвечает Антон. — Почему гадость? Мне кажется, прикольно…
— Ага. Слушайте, давайте начнем корпоративные гимны писать! — предлагаю я. — Говорят, на них сейчас спрос огромный. Гимора мало, а бабла много. Вань, твоей конторе не нужен гимн?
— У нее есть.
— А друзьям твоим? Кстати, Тох, давай Вову-самурая твоего коррумпируем. И напишем для «Марса» нереальный гимн.
— На музыку «Хорста Весселя», — кивает Антон.
— А кто это? — мне становится интересно.
— У национал-социалистов Германии был такой герой.
— А он чего, тоже шоколадом торговал?
— Почти, — Антон встает и включает телевизор. По «Первому» поют «Блестящие».
— Вот он — эталон для губерний, — меняю я тему. — Представляете, вчера захожу в «Кофеманию», так там телки через одну похожи на эту блонду. Как ее зовут, забыл. Кстати, про провинциалок. У меня по поводу Решетниковой начали возникать смутные сомнения. Позавчера она предложила мне поехать к ее подруге во Францию. Под МонОпелье, прикиньте! Реально, так и сказала: МонОпелье!
— Я надеюсь, ты объяснил, что отдыхаешь только в Стереопелье? — улыбается Антон.
— Или в Эйч-Ди-пелье, — поддакивает Ваня.
— Ужас. Сдается мне, что хоть родители у нее, типа, какие-то тузы, приехали они явно издалека.
— Мышка-лохушка, — резюмирует Антон. — Мне она сразу такой показалась. Помнишь, я тебе говорил?
— Слушай, — оживает Ваня, — как в целом твои истории-то? Чего-то давно новостей про телок не было.
— Да так, ничего хорошего. — Я жалею, что начал женскую тему. — Рита хочет ко мне переехать. А Лена… эта вообще жениться предложила…
— Ого! — Антон присвистнул. — А ты чего?
— Да послать хочу… обеих…
— Доигрался в топ-менеджеров и клубных промоутеров, — кивает Ваня. — Я тебе говорил, пора завязывать. Хорошо, что они тебя спалить не успели. Многоженец ты наш!
— Тебе легко говорить, — качаю я головой, — ты счастливый. У тебя получается жить с твоей Викой уже третий год, а я так не могу. Я слишком полигамен, понимаешь? Вон Тоха до сих пор не женат, и ничего.
— Я, в отличие от тебя, «Санта-Барбару» с параллельными сюжетами не разыгрываю, дорогой мой!
— Ой, ладно, тоже мне, моралисты! Мне так жить интереснее. Если телки на это ведутся, чего бы мне не использовать свой дар к перевоплощению?
— Дар у тебя от бога, — говорит Ваня. — И ты запутал их настолько, что они решили, будто ты состоятельный крот. Теперь хотят проверить это совместным проживанием. А ты их сразу списываешь. Нехорошо это, Дрончик. Они к тебе всей душой, а ты… Они ведь теперь рыдать по тебе ночами будут!
Ваня изображает рыдания — мы с Антоном ржем.
— Кстати, залететь ни одна не успела? — Антон потирает кончик носа.
— Тьфу-тьфу, — стучу я по дереву, — нет, слава богу. Рыдать они будут! Как же! Зарыдают, если узнают, что у меня денег и статуса нет. Оплакивать бесцельно потраченное время.
— Думаешь, они настолько меркантильны? — Антон щурится.
— Я тебя умоляю! Они что, с другой планеты? Вчера, опять же, сижу в «Кофемании», жду человека одного. За соседним столом три телки. Пью кофе, грею уши. Они обсуждают своих мужиков. Причем телки такие, лет по двадцать пять, хорошо прикинутые, с дорогими цацками. У всех Vertu. Я такого там наслушался!
Я излагаю одну за другой все истории, подслушанные мной в кафе: про аборты, длину членов, подставные беременности, придуманные венерические заболевания, тему с «Мерседесом». Ребята сидят, раскрыв рты. Антон изредка вставляет: «Нихуя себе!».
— Прикинь, а в конце эта рыжая говорит: «Я к бабке одной хожу, ворожу на него, чтобы не свинтил. Где я себе еще такого сладкого найду?» Это — тренд, заключаю я. — Они теперь только такие. Других рожать не модно.
— Про гадалок — отдельная история, — начинает Ваня. — Сейчас на них все помешались. Короче, рассказываю. Во вторник, в очереди в офисной столовой слышу, как одна девка из соседнего офиса рассказывает про свою подругу, которая ходит к такой вот бабке, и та ее учит ритуалам, чтобы женить на себе какого-то чувака.
— Кофе будем? — Антон подходит к чайнику и нажимает на кнопку. — И что за ритуал? Вуду? Алхимия? Заклятье исчезнувших инков?
— В общем, бабка написала ей что-то на бумажке и велела положить в левый сапог не разворачивая. Потом ехать в Новодевичий монастырь, найти там безымянную могилу и оставить у нее оба сапога. Причем сапоги новые покупать нельзя! — Ваня поднимает вверх указательный палец. — Только свои. Чтобы, типа, телка не съехала на дешевку с Черкизона.
— И чо? — Я сижу и тихо ошалеваю от этой истории. — Неужели, в натуре, поехала?
— Ага. Нашла могилу, положила сапоги, переобулась и пошла. Сапоги, говорит, тут же бомжи утащили, которые там тусят.
— А дальше? — хмыкает Антон.
— Дальше она позвонила бабке, сказала, что исполнила, а бабка говорит: «Ты что, внучка, вчера ж понедельник был! Духи отдыхают. Давай на неделе все по новой!»
— С ума сойти, — не верю я, — и все?
— Ну, типа, подруга расстроилась, сапоги-то «Celin» были, за косарь. Ношеные, правда.
— Бабка, наверное, в доле с «Celin», — предполагаю я.
— Скорее, с бомжами, — говорит Антон.
— Вот такая история. — Ванька снова заваливается на диван. — Самое смешное, вторая телка посочувствовала по поводу сапог и говорит: ты обязательно у подруги своей спроси, сработало или нет. Заодно узнай, можно ли на мужа или на деньги с карьерой ворожить.
— Совсем ебанулись, — Антон разливает кофе.
— Я уверен, что телка про себя рассказывала, — почему-то приходит мне в голову. — А вторая идиотка — туда же. «На бабки, на карьеру». Я думаю, они теперь все этим увлекаются. Интересно, мои уже на меня успели наколдовать? — Мне становится не по себе. — Суки! Кстати, у Риты откуда-то появилась новая Nokia 8800. Говорит, на работе дали.
— А я думаю, наколдовала, — смеется Ваня.
— А я так думаю, что у нее в запасе еще пара таких же промоутеров, как ты. И один реальный топ-менеджер из американской компании, — Антон пристально смотрит на меня. — Дрончик, а чего ты так вылупился? Ты думаешь, только сам можешь исполнять? Тут половина города таких актеров из жопкиного трактира. Чем скорее ты этих двух сольешь, тем лучше тебе будет, поверь!
— Да солью, солью, — раздраженно отвечаю я. — Дело не в меркантильности, не в переезде и даже не в свадьбе. Я, может, влюбился…
— В кого? — хором спрашивают они.
— В студентку. Молодую. Красивую. Моложе Никитоса, — почему-то у меня получается говорить только отрывисто. — Такая сладкая. Катей зовут. Даже не успела испортиться еще.
— Это не для нее Никитос сотку стрелял? — подкалывает Антон.
Даже на полтинник был согласен, — вторит ему Ваня.
— Да пошли вы оба! Завидуйте молча, лузеры. Ничего вам больше не скажу. — Я встаю и иду в туалет.
— Ладно, релакс, — несется мне в спину, — мы же шутим, брат.
Я молча показываю из-за спины «фак». Вернувшись из туалета, нахожу друзей пьющими кофе и продолжающими увлеченно обсуждать тему девок.
— А мне кофе налить западло, Тох? — спрашиваю я.
— На столе стоит, чего ты наезжаешь сразу? Тут тебе не «Кофемания», — отзывается Антон. — Расскажи лучше еще про Катю.
— «Но ничего не отвечу, ничего не отвечу тебе я». — Я беру в руки чашку и мечтательно смотрю в окно. — Чтоб вы окончательно сдохли от зависти, сообщу, что у нее потрясающая задница, как у бразильянки.
Ваня открывает рот, чтобы ответить, но я уже понимаю, о чем пойдет речь, и опережаю его:
— Да-да. Именно. У нее жопа круче, чем у той хостесс в «Мосте».
— Пизде-е-е-еж! Чистый пиздеж, — кривится Антон. — Круче, чем у той хостес, просто не бывает.
— Не бери на понт, мусор! — добавляет Ваня свои три рубля.
— Засим предлагаю прекратить трансляцию подъебок из «Петросян-клаб».
— А из «Комеди» можно? — не унимается Ваня.
— Тох, — взываю я к профессиональным чувствам друга, — мы сегодня писаться будем, или как?
— Ты смотри-ка, мальчик наш созрел, — присвистывает Ваня. — Любовь творит чудеса?
— Ладно, закрыли тему! — Антон садится за пульт. — Чуваки, давайте представим, что мы уже на сцене.
— Плюс один, — откликается Ваня.
— Плюс тысяча. Я с нее и не сходил, — закрываю я тред.
«FOREVER NOT YOURS»
I'll soon be gone now,
Forever not yours,
It won't be long now.
Forever not yours.
A-HA. Forever Not Yours
В «Ми пьяче» я приезжаю на нервяках. Репетиция отняла много сил и времени, Марина вынесла весь мозг с этой чертовой съемкой, метро сожрало остатки хорошего настроения. Вдобавок Катя весь день не включает телефон, а вместо того чтобы лететь к ней, я встречаюсь с Риткой. Наша встреча — своеобразный бонус, выданный мной Рите из-за того, что я всячески подсливал ее два дня после объявления о намерении переехать ко мне. Сливал бы и дальше, но десятка и корпоратив в среду — весомые якорные факторы. В любом случае, утешаю я себя, лучше встретиться с ней, чем продолжать и на выходные выгуливать Лену. Если первая просто хочет переехать, то вторая наверняка поехала кольца выбирать. Вот такой расклад: сейчас я встречаюсь с Ритой не потому, что она мне интересна, а потому, что не хочу встречаться с Леной, тогда как хочу я видеть в данный момент только Катю, но даже не знаю, где она живет. Вся моя жизнь плохо срифмованный каламбур: эту не хочу, ту не хочу, а вот этой не могу дозвониться.
Лучше всего, конечно, в течение недели послать обеих. Только вот дождаться возврата долга, отыграть корпоратив и принять бабки у Даева за статью. А потом послать. Даже не встречаясь. Просто тупо отправить каждой эсэмэс: «Как же ты меня достала, тварь!»
— Как же я соскучился, зайка! — говорю я Рите, плюхаясь на стул напротив. Рита, закрыв глаза, подставляет мне губы для поцелуя. Мне приходится встать, перегнуться через стол и впиться в ее щедро нарисованный рот.
— Я тоже, — говорит она. — Я тебе заказала спагетти «Карбонара», как ты любишь, но это в последний раз. Что-то ты стал много есть мучного. В понедельник перееду к тебе и сразу займусь твоим правильным питанием.
— Ага!
«Господи, образумь эту глупую женщину! Тоже мне, Юля Высоцкая, "Готовим дома"», — думаю я и лихо (как мне кажется) перевожу тему разговора: Слушай, ты «Lexus»-то взяла?
— Ага! Он так гоняет, ты не представляешь! Я от радости на нем чуть не улетела сегодня, когда из спортзала ехала. Рита говорит быстро-быстро, отчаянно жестикулируя и не предоставляя мне возможности вклиниться в ее монолог. — Разгоняется моментально, такой маневренный, а главное, на дороге к тебе по-другому относятся. Понимаешь?
— Ты аккуратнее, смотри, он же… — говорю я с деланным беспокойством в голосе, одновременно накручивая на вилку спагетти, — он же… (Какой? Он же — какой?)… Он же быстрый…
— Ну да, — соглашается Рита, — быстрый. А чего «аккуратнее»-то? Кому суждено быть повешенным, тот не утонет!
— Да ты фаталистка, — говорю я, склонив голову набок. Интересно, зачем она несет подобный бред? Все эти лажовые старперские пословицы? Гены что ли?
— Да, фаталистка. Зато умру молодой и красивой. — Рита долго смеется, откинув голову, затем резко принимает обычное выражение лица и говорит серьезно: — Знаешь, я чего-то в последнее время плохо себя чувствовать стала.
— Это погода, — киваю я, — я тоже на нее реагирую. — Хотя вообще-то ни на что я не реагирую.
— Ты не понял, это не погода, — Рита отрицательно качает головой. — Последний месяц или два какая-то слабость, вялость. Вроде не курю, хожу в зал…
«Интересно, зачем ты мне все это рассказываешь? Я что, доктор Курпатов?»
— Может, пора подвязывать с ночной жизнью? — Я разливаю по бокалам воду. — Знаешь, мы стоим на пороге кризиса тридцатилетних. Здоровье, карьера, дети. Как подумаешь, что скоро тридцать лет, а еще ничего толком не сделал, становится страшно.
— Самое страшное — это родить неполноценного ребенка, — говорит Рита, поежившись.
— Типа дауна, что ли? — переспрашиваю я, тыча вилкой в спагетти.
— Господи, у меня даже руки похолодели. — Рита внимательно оглядывает свои растопыренные пальцы. — Ты такая грубятина!
— Чего сразу грубятина?
— Ничего. Знаешь, в последнее время, как подумаю о будущих детях, просто страшно делается. — Эти слова Рита произносит с колхозной озабоченностью, подобно свахе в «Женитьбе Бальзаминова». — Экология ужасная, иммунитета никакого, с этой чертовой карьерой до тридцати родить не успеешь, а после тридцати риск родить дауна увеличивается. Потом, я читала, что такие дети получаются, если у отца с матерью несовместимые гены или что-то в этом роде.
— А если будущая мать жрет МДМА, такие дети не получаются? — осведомляюсь я.
— Можно подумать, ты не жрешь! — раздражается Рита. — Если хочешь знать, с твоим образом жизни вообще перед тем как рожать, надо год чиститься.
— А с твоим образом жизни чиститься вообще не надо, можно подумать!
— Конечно надо. Я же не отрицаю. Просто я это принимаю нормально, а у тебя подобные разговоры вызывают только раздражение и агрессию.
— Рита, а к чему вообще ты заводишь подобные разговоры? — Я закашливаюсь. — Ты собралась в ближайшее время беременеть?
— Нет, но дело не в этом… то есть, я бы забеременела, если б ты был готов к серьезным поступкам. — Рита поворачивается вполоборота и начинает рассматривать через окно улицу.
Опять начинается!
— Рит, а что ты называешь серьезными поступками? Устроиться на работу министром правительства Москвы, в первый месяц заработать десять миллионов евро и увезти тебя рожать на Ибицу?
— Почему сразу на Ибицу? — обижается Рита, не поворачиваясь ко мне.
— Чтобы без отрыва от производства. — Я бросаю вилку в тарелку. — Родила и опять на танцпол. Пост министра правительства Москвы, вкупе с миллионами, противоречий у тебя не вызывают, как я посмотрю?
— Ты хочешь поругаться? Ты за этим меня сюда вытащил? — наконец-то она соизволила повернуться.
— Я тебя никуда не вытаскивал. По-моему, это ты хотела пасты, зайка!
Парадоксальное сознание. Почему нужно обязательно выворачивать все наизнанку, перевирать, раздувать скандал из-за пустяка? Нет, положительно, пора ее сливать.
— С тобой вообще нельзя серьезно поговорить! — Рита опять отворачивается и промакивает глаза салфеткой. — Ты либо отшучиваешься, либо не врубаешься, либо быкуешь.
Какое там «сливать»! А десятку простить, что ли?
— Нет, не быкую, просто не понимаю, к чему вести разговоры о детях, тут же пенять мне на мою несерьезность, и все такое, если никаких детей в плане нет. Давай с таким же успехом поговорим об имплантантах, которые мы будем использовать в старости.
— ТАК ПОЭТОМУ И НЕТ НИКАКИХ ПЛАНОВ, неужели ты не понимаешь! — истерит Ритка. — Какие могут быть планы, если я говорю: «Я люблю тебя, слышишь? Я хочу жить с тобой», а ты говоришь: «Круто, зайка», как будто речь идет о совместном походе в кино!
— Не передергивай! — завожусь я. — Я просто задумался в тот момент, это… это было слегка неожиданно»
— Это ты передергиваешь. — Рита неловко двигает локтем и опрокидывает бокал с водой. Я смотрю, как пятно растекается по скатерти, и почему-то думаю о нефтяных пятнах, возникающих при крушении танкера. Интересно, нефть так же быстро разливается по поверхности моря, как вода по скатерти? Рита, кажется, не обращает внимания на пятно и продолжает взвизгивать: — Ты за все это время даже не предложил мне познакомиться с твоими родителями! Не говоря уже о том, чтобы познакомиться с моими!
Да нахуй мне твои колхозные родители!
— Послушай, дорогая, ты тоже не горела желанием знакомить меня со своими родителями, разве не так?
— Да, так! Потому что я сама тебя вижу пару раз в неделю, и мне просто обидно тратить это время на родителей. Мы и так каждый раз встречаемся наскоками, как любовники!
Лихо завернула!
— Вот ты сама и ответила на вопрос о родителях. Меня тоже ломает куда-то ехать, в то время как мы можем вдвоем куда-то сходить. — Я посылаю ей очаровательную улыбку. Свою коронную.
— «Ломает»! Именно что тебя «ломает», а мне тебя не хватает! Чувствуешь разницу?
«Девочки, уймите вашу мать! — только это и приходит мне на ум. — Да, я смотрю, ты сегодня решительно настроена поругаться». Тем не менее я молча утыкаюсь в тарелку.
— Кстати о кино, — продолжает Рита на повышенных тонах. — Тебе было необходимо сливать меня в пятницу, да?
Неужели запалила?! Черт, какой же момент для слива! Просто исключительный!
— Ты не представляешь, как я хотела просто сходить с тобой в кино. На любой фильм. Еще лучше на мультик. Потом прогуляться по Тверскому, поесть мороженого. Мне иногда хочется этого, понимаешь?
Нет, не запалила. Жаль… Чего жаль? Слава богу, что не запалила, тогда бы — прощай, бабло…
— Я как дура звонила тебе три раза, сначала: «Андрюш, пригласи меня в кино» — Андрюша не врубается, потом: «Андрюша, пойдем в кино» — Андрюше по фигу, в конце концов: «Андрюша, я тебя приглашаю в кино» — Андрюша не может!
— Я действительно не мог!
— Правда? Я заметила, что когда мне от тебя что-то очень сильно нужно, ты никогда не можешь!
Напомнить тебе про десятку грина, сучка?
— Я боюсь строить планы на будущее, понимаешь? Я боюсь, что сообщу тебе важную новость, а ты просто не сможешь. Или это снова окажется слегка неожиданно. А я буду стоять, глупо хлопать глазами и нести…
— Ты уже несешь, зайка. Ты такую ахинею несешь! Знаешь, вчера в «Кофемании» я слышал разговор за соседним столом…
— Кстати, о «Кофемании»! Моя подруга Сашка видела тебя там в обед с какой-то телкой.
— Это Митрохина, начальник отдела рекламы «Одиозного», мы обедали перед совместной встречей с ее клиентом. Я обещал помочь ей развести на рекламу одного…
— Да? А Митрохиной на вид двадцать два года! — Ритка мечет молнии.
— Послушай, что за дела? — Я набираю обороты, чтобы слить ее, обидевшись на беспочвенную ревность: это как раз то, что надо. — Почему стоит мне появиться где-то в обществе женщины, меня сразу видит твоя «подруга Сашка» или «подруга Машка» и непременно доносит тебе, искажая действительность? За мной следят? Какого черта ты ищешь повод для ревности там, где его нет и быть не может? Тебе хочется высосать проблему из пальца и на основании мнимой измены расстаться? Тогда давай сделаем это прямо сейчас, безо всяких поводов. Потому что я так больше не могу, зайка! Я устал оправдываться по пустякам. Как я могу поддерживать отношения с любимым человеком, если он мне не доверяет? Все разваливается у меня на глазах. Все рушится, а я ничего не могу поделать, понимаешь? Подумай, может быть, нам стоит…
Я поднимаю на нее полные тоски и печали глаза и думаю о том, какая классная получилась прощальная речь. Даже это вот «подумай» — типа того, что решение-то твое, зайка. Хоть я все за нас и решил, но ставить точку тебе, Риточка! В конце концов, Рита просто заебала… Отличный момент — взять и логично все подвести к расставанию, а бабки… бабки мы еще заработаем.
И когда я уже собираюсь пустить фальшивую слезу, откинуться на стуле в позе героев «MTV Base» (скрещенные на груди руки, сдвинутые брови, в глазах — тоска по чему-то несбывшемуся, например по своей машине, которую так и не взяли в «Тачку на прокачку»), и изобразить гримасу отчаянного сожаления, сказав: «нам стоит расстаться», в эту секунду мне в мозг бьет фраза, появившаяся из ниоткуда, как плохой слоган в рекламном пакшоте: ОНА НАМ КОРПОРАТИВ ЗАПОРЕТ!
Я открываю рот, чтобы закончить наш чудный диалог словами про расставание, но выдаю что-то вроде: «нам сто… стоит нам… мэ-э-э… нам…».
Рита смотрит на меня полными слез глазами и жадно ловит конец предложения. С каждой моей фразой она подается вперед, словно пытаясь повторить ее вслед за мной. Затем сглатывает комок в горле, снова подается вперед и затихает, словно не сумев, как и я, закончить предложение. Повисает пауза.
Мы смотрим друг на друга, дрожим губами, и наши голосовые связки исторгают булькающие звуки — ну, чисто ядовитые жабы из лесов Амазонии во время брачных игр! Когда я захожу в тупик, не зная, чем закончить свою речь, имея в виду вновь открывшиеся обстоятельства с корпоративом, когда я смят и подавлен, и единственное, что мне остается для полной потери лица — это промямлить: «Рита, я тебя люблю!», она берет, наконец, ситуацию под контроль. Она через стол бросается мне на шею, сметая тарелки с макаронами и салатом, виснет на мне и разражается рыданиями, повторяя: «Только молчи, я тебя умоляю! Просто молчи, Андрюша, я тебя прошу! Я люблю тебя!» А я и молчу (что мне еще остается?) и думаю о том, какой неплохой финал у нас нарисовался. Чистый «Дом-2». И в подтверждение моих слов в зале раздаются вялые аплодисменты. Наверное, официанты, кто ж еще? Закрыв глаза, я крепко держу в объятиях Ритку и стараюсь отогнать зудящую в голове мысль: «Вот дурак, такой шикарный повод послать ее!»