Паутина Амфитеатров Александр
Старик узнал его по голосу, отодвинул тяжелый засов от двери. А только Федор вошел, заорал в полумрак квартиры:
– Скорее ко мне.
Федор закрыл глаза. И падая на пол, слышал топот ног по дощатому полу. Потом почувствовал, как его подняли и понесли в комнату, положили на старый промятый диван, на котором он спал в тот раз.
И тут же незнакомый грубоватый голос произнес:
– Посвети сюда. На рану.
– Мать твою ети, – изумился кто-то рядом. – Да он весь в крови. Куда ж вы его на постель-то? Обмыть бы сначала надо. Перепачкает все.
– А ну, тащите мне ведро с водой, – приказал кому-то Дмитрич.
Федор слышал голоса, но глаза открывать не хотел. Вместе с болью чувствовал адскую усталость. Хотелось забыть про все и заснуть.
Бомжи воспользовались принесенной аптечкой и после того, как смыли кровь с раны, оказали Федору необходимую помощь.
Старик Дмитрич проявил недюжинные способности медработника, и умело наложил Федору повязку, прикрепив ее к телу пластырем.
– Ничего. Дня через четыре подживет, – со знанием дела сказал старик, и никто из присутствующих бомжей не решился с ним спорить. – Рана пустяковая. А он молодой, здоровый, – заключил он.
На этот раз в квартире оказалось двенадцать бомжей и среди них три женщины. В отличие от мужиков, они страдали бессонницей. Сидели в кухне, плотно занавесив окно, чтобы их не обнаружили с улицы, пили водку и о чем-то разговаривали.
Открыв глаза, Федор слышал их негромкие голоса. Но прислушиваться к смыслу разговора не стал. Не его это дело. Своих проблем выше крыши. А женщинам да под водочку, всегда есть, о чем поболтать.
Вошел Дмитрич, сначала наклонился над Федором, посмотрел, убедившись, что тот не спит, сел рядом. Чтобы не будить спящих бомжей, прошептал:
– Не спится?
– Так, сначала вырубился, а теперь проснулся, и заснуть не могу, – ответил также шепотом Федор. Теперь, после оказанной помощи, боли почти не чувствовалось. Лишь незначительное жжение. Скорее всего, от йода. Но его терпеть можно. Да к тому же, в качестве обезболивающего, ему поднесли целый стакан водки. И лекарство помогло.
Старик явно что-то хотел сообщить. Федор догадался и спросил:
– Что-то случилось?
Дмитрич махнул рукой, что, мол, тут может случиться. Не вытерпел и предложил Федору:
– Не хотите послушать, что рассказывает наша Тамарка? Приинтереснейший случай. Уверяю, вас он заинтересует. – Настаивал старик.
Федора за их короткое знакомство удивляла манера Дмитрича культурно выражаться и без мата, что заметно отличало его от остальных бомжей. Казалось, он как и Федор, был среди этого непромытого, рычащего друг на друга и гудящего месива, случайным человеком. Хотя считался у бомжей за главного. И его слово, считалось тут законом.
– Тамарка вчера удрала из больницы. Знаете, что она рассказывает?
Федор покачал головой.
– Откуда же мне знать. Не знаю.
– А вы вот послушайте, – сказал старик уже громче и не стал дожидаться, что ответит Федор, позвал женщину: – Тамара! Иди сюда.
Прихрамывая на левую ногу, в комнату вошла женщина лет сорока, в брюках и темной кофточке, небрежно одетой на голое тело. В широкий, растянутый вырез, были видны ее обвисшие груди. Но это нисколько не смущало женщину. Она сначала поглядела на лежащего, на диване Федора, и взгляд ее сделался кокетливым. Потом глянула на сидящего рядом старика Дмитрича. Уж не стриптиз ли тут задумал старый? Случалось с Дмитричем и такое, когда переберет лишнего. Хочется полюбоваться на обнаженное женское тело. Много старику не надо. Посмотреть, погладить.
– Чего хотел-то, Дмитрич? – спросила женщина, готовая сию минуту сбросить кофту. И блудливый ее взгляд опять уперся в Федора. Понравился ей мужик. Только не похож он на бомжа. Надо будет расспросить у Дмитрича, кто он и откуда взялся.
– Присядь, Тамара, – сказал ласково старик и чуть подвинулся, уступая женщине место поближе к Федору.
«Неужели минет заказал новенький?» – обрадовалась бомжиха и села. Уважит его Тамарка за небольшую плату. Может и за стакан.
– Тамара, расскажи, из-за чего ты удрала из больницы? – попросил Дмитрич, уставившись на свою любовницу.
У Тамары сразу пропало все настроение. Неужели, только за этим звал, старый козел? Вот дурила. Бабы там водку допивают.
– Да чего сто раз повторять одно и тоже? Язык скоро отвалится, – запротивилась женщина. Но Дмитрич настойчиво повторил:
– Расскажи. Человеку интересно знать. А язык твой не отвалится. Не такое выдерживает. Рассказывай, говорю. Не заставляй меня злится, – произнес старик уже без намека на шутку.
– Ладно. Только ты не ори на меня, – огрызнулась женщина на старика и повернулась к Федору. – На Ярославском мне Трошка ножом ударил прямо в ляжку. Пристал, скотина. А я возьми и отошли его куда подальше. Так он ножом …
Федор улыбнулся, а Дмитрич строго заметил:
– Тамара, это можешь пропустить. Расскажи, что в больнице было.
Женщине не понравилось, что старик вздумал ее перебивать, и она осмелилась повысить на него голос:
– Ты лучше не наезжай, старый! А то и вовсе ни слова не услышишь. Понял? Просил рассказать? Так я по порядку все. Чтоб понятней.
Дмитрич хмыкнул и многозначительно поглядел на Федора, как бы говоря, ну, что ты будешь делать с этой бабой. А Тамара и вовсе отвернулась от него. Рассказывала только Федору:
– Ну, отвезли меня в больницу. Положили в хорошую палату. Четыре бабы нас там было. Мне понравилось. Житье неплохое. Зря говорить не буду. Постель чистенькая. И жрачка, что надо. Правда, водки нету. Но это ладно. Без этого я перетопчусь. Главное, ногу мне заштопали хорошо. Быстро так подживает. Только я притворяюсь. Болит, говорю, проклятая. А куда мне торопиться-то? К этому старому обормоту, – чуть покосилась она на Дмитрича и продолжила: – И что ты думаешь? Заходит в палату врач и два санитара. Рожи откормили, аж кожа на щеках лоснится. Берут меня вместе с кроватью и выкатывают в коридор. А на мое место кладут какую-то цацу. Блатная видать. Врачи возле нее так и бегают. Мамаша, мымра, видно денег врачам отвалила. У этой цацы видишь ли ранение. Какой-то мудак ей из пистолета в грудь пальнул. Мы еще с бабами смеялись. Титьки у нее вот такие, – поднесла женщина руки к своей плоской груди, – каждая с трехлитровую банку. Такую сиську и пуля не пробьет. Да и повезло ей. Кулон был на груди. И пуля прямо в него попала. Жалко, – вздохнула женщина, замолчав. Видела с каким вниманием ее слушает новенький.
А Дмитрич не понял и спросил:
– Чего тебе жалко?
– Кулон. Золотой он. А теперь с дыркой носить не будешь. Не красиво. Сама-то она, как картинка. Красавица. А кулон, с дыркой.
Федор чуть приподнялся с дивана. Сердце бешено заколотилось от волнения. «Неужели?…» – он боялся, что ошибается. Поэтому оборвал мысль. Спросил:
– А вы не знаете, как ее зовут?
Женщина фыркнула.
– А чего тут знать. Мать ее Дашуткой называла. Ну и имечко. Тьфу ты! Прости Господи. Какая графиня. Дарья! Мы тоже не хуже, а, Дмитрич? – она обернулась и подмигнула старику. – Тоже умеем угодить мужику не хуже всяких графинь. Правда, Дмитрич?
Старик укоризненно покачал головой.
– Тамарка, накажу, – пригрозил он. – Язык не по делу распускаешь.
Видишь, человек интересуется той девушкой.
– А чего интересоваться-то? – обиделась Тамарка. – Лежит она в хорошей палате, на моем месте. Поправляется. Жопу наедает.
– Подождите. Дашутка. Даша? А фамилию ее вы не знаете? – спросил Федор, плохо веря во все, что рассказывала бомжиха. В голове не укладывалось, как такое может быть. Ведь он ее уже похоронил. А Даша, оказывается, жива. В больнице. А Федор и не знал.
– Я не прокурор, чтобы фамилии спрашивать, – с безразличием ответила бомжиха, утратив все надежды, привлечь к себе внимание этого красавца. Ему видать, сисястые нравятся. Бомжиха томно вздохнула.
– А кулон?
– Что, кулон? – уставилась на него женщина. Чего он спрашивает?
Федор задал вопрос более подробней, чтоб она поняла:
– Какой он из себя? Может, помните? Для меня это очень важно. Пожалуйста. Постарайтесь припомнить? – попросил он.
Женщина опять хмыкнула, изучающе посмотрела на Федора. Чего пристал? Помнит, не помнит. Чудной какой-то. Потом произнесла:
– Чего его не помнить-то? Сердечком он. Эта Дашутка сказала, подарок. Мне бы кто такой подарок сделал, – она засмеялась, показав беззубые десна. – Теперь на том кулоне с краю дырка. Я еще хотела спереть этот кулон у нее. Она, видно, из богатеньких. Уж точно продырявленный носить не будет. А мне бы в самый раз. И цепочка на нем приличная. Тоже золотая. Я бы пофорсила с ним. А, Дмитрич?
– Тамарка! Что ты мелешь? Хотела спереть … – попытался старик пристыдить бомжиху, но она только махнула рукой.
– Иди ты, со своей проповедью. Достал уже. С тобой с голоду сдохнешь. Тоже мне, нашелся святоша. Я колбасу ворую, ты жрешь…
Федор прислушивался к ударам сердца. Казалось, от каждого толчка, кровь бешено приливает в голову.
«Дашенька. Милая моя девочка. Неужели она жива? У нее такой кулон. Это ведь я его подарил ей. В форме сердца. Дашка», – он чуть не выкрикнул ее имя. Поднялся с дивана и сел, свесив ноги на пол.
– Скажите, Тамара, вы ведь видели ее мать? Какая она из себя?
Бомжиха несколько растерянно посмотрела на Федора, потом на Дмитрича, как бы спрашивая у старика, чего это новенький задает ей такие вопросы. Старик сдержанно кивнул головой, дав понять, что ей следует ответить.
– Ну, какая? Человек, как человек. Такая вся из себя видная. Волосы кудрявые и в очках она. Солидная баба.
– Очки в золотой оправе? – не удержался Федор и сказал громче, чем это следовало. С другого дивана на них крикнули:
– Вы спать дадите! Козлы!
– Ты, Шерстяной, дрыхни и не лезь сюда, – огрызнулся старик, потом уже более спокойней добавил: – У нас тут дело. А ты не лезь. Спи.
А бомжиха оживилась.
– Точно. В золотой. Я и отца той милашки видела. Он на диктора похож. Голос такой поставленный. И сам из себя такой представительный. Костюм. Галстук. Что надо мужик. Я б такому сразу отдалась.
– И тоже в очках? Только стекла чуть затемненные?.. – сказал Федор.
– Да, – протянула Тамарка, про себя гадая, откуда этот человек может знать, такие подробности и решила сделать дополнение: – А еще у этой Дашутки родинка вот здесь на шее с правой стороны.
Федор не сдержался.
– Это она. Моя Даша! Она жива! – закричал он, позабыв, что сейчас ночь и рядом спят бомжи. Он схватил Тамарку за плечи и поцеловал в щеку.
Бомжиха удивилась такому странному поведению Федора, потому что не разделяла его восторга. Сразу задалась вопросом, кто ему та девушка? Хотела спросить у Дмитрича, но старик сказал ей:
– Ладно, Тамарка. Иди.
Бомжиха вернулась в кухню, где подруги допивали водку. Ее отставленный стакан стоял нетронутым. Тамарка лихо хлобыстнула его, утерла рукавом кофты влажные губы.
– Это откуда парень? – спросила она у подруг про Федора. Но те о нем ничего путем не знали, кроме того, что он заступился за Дмитрича и спас старика от жестокого избиения.
– А чего это ты о нем спрашиваешь? – прищурив свой единственный глаз, вдруг поинтересовалась кривая Анютка, лучшая Тамаркина подруга.
– Глаз, что ли на новичка положила? – спросила другая женщина, пятидесятилетняя толстушка с вечно красным от перепоив лицом.
Тамарка усмехнулась и посмотрела на них обеих, как на последних дешевок. Куда им обеим до нее. Настоящего мужика они и не видели.
– Я? Глаз? Вот еще, – с пренебрежением хмыкнула она. – Да если хотите знать, он сам на меня положил глаз, – загордилась Тамарка.
Подруги не поверили, разлили по стаканам остатки водки.
– Врешь, Тамарка!
Но Тамарка не сдалась.
– Кто? Я вру? А ну, спросите у Дмитрича. Он свидетелем был, как новенький целоваться ко мне полез. Спасибо Дмитрич встрял, выпроводил из комнаты. А то бы, девки, лежать мне на диване с задранными ногами.
Глава 33
Федор лежал и не спал. Слышал как в соседней комнате ворочался Дмитрич и во сне по-стариковски вздыхал. Как в кухне храпели опьяневшие бомжихи. И Тамарка что-то бурчала во сне, кого-то звала.
А рядом с Федором на топчанах спали мужики. Всех этих людей соединила нужда и загнала в эту четырех комнатную квартиру, дав временный приют. Здесь никто никого не унижал. Каждый чувствовал себя равным с другими, и подчинялся законам, которым учил их Дмитрич, не позволяя превратиться в человекоподобных существ.
Вся бомжацкая община спала. И только Федор не мог заснуть. Из головы не выходило все, что рассказала Тамарка. Все от начала до конца он был готов выслушать еще хоть сто раз. И даже хотелось разбудить ее и попросить, чтобы повторила. Тихонько. Шепотом.
«Моя милая, любимая, Дашенька жива. Какое счастье!» – мысленно повторял он, испытывая необузданную страсть к жизни. Он представлял, как обнимает, целует красивое тело Даши. Вдыхает запах волос.
Подумать только, жизнь любимого человека могла оборваться из-за какой-то дурацкой дискеты, про которую ему говорил Шнырь перед тем, как умереть. Неужели такая ценная она штуковина, чтобы кого-то отправлять на тот свет? Знать бы.
Но Шнырь еще говорил про инвалида … А за последний месяц Федору пришлось только единожды иметь дело с инвалидом и было это не где-нибудь, а на улице Куприянова. Где, какой-то придурок скатился с набережной, намереваясь нырнуть в реку, но на пути оказался гранитный парапет. И бедняга размозжил себе голову.
Но он что-то говорил перед смертью.
Тогда Федор не придал его словам значения. Да и случай-то был обыденным. Подумаешь, инвалид. На вид, бомж бомжом. И документов при себе не имел. Ни фамилии, не имени.
Теперь Федор постарался припомнить, что тогда говорил инвалид. Тогда это было неважно. А теперь … Теперь, просто необходимо восстановить в памяти все до мельчайших подробностей. Ведь, именно с этого инвалида и начались его злоключения. И Дашины тоже.
Федор припомнил его лицо, небритое, перемазанное кровью. Тот бедолага явно горел желанием рассказать, что с ним произошло на самом деле, но не успел. А еще … еще он произнес непонятную фразу:
– Там, у меня в квартире, на двери …
Туманов припомнил слово в слово. Что бы это значило? И что такого могло быть у него на двери, что, даже умирая, он считал это не второстепенным, а очень важным и хотел сообщить Федору. Но ко всему прочему, он скончался, а Федор даже не узнал его адреса. Теперь это обстоятельство озадачило Туманова. Оно произошло месяц с лишним назад, и запросто может получиться так, что на жилплощади инвалида проживает кто-то другой. Совершенно посторонний.
Едва стало рассветать, Федор разбудил Дмитрича, сказав, что ему срочно надо уйти. Хотя старик настоятельно советовал остаться еще на пару дней. Рана затягивалась хорошо, но повязку надо менять. Но для Федора это не представлялось проблемой. В конце концов, можно зайти в любой подъезд и там укрыться от посторонних глаз.
Хуже обстояло дело с одеждой. Пиджак, перепачканный кровью, оказался не пригодным для носки. Вместо него Федор натянул на себя кожаную куртку, которая была ему явно не по размеру. Но ничего другого подходящего не нашлось. А вообще, насчет одежды стоит позаботиться.
И Федор решил съездить во Владимир к родителям. У них был запасной ключ от квартиры, доставшейся ему об бабки, бывшей известной оперной певицы.
Так получилось, что в свою молодость, мать, художник реставратор, уехала на родину к отцу. Его после окончания пединститута послали во Владимир. Там и ей нашлась работа. А вот маленького Федора, бабка не захотела отпускать из Москвы, посчитав, что в провинции ребенку будет плохо. Так и остался он с ней в столице. Тут окончил школу, а потом юрфак. И когда бабка умерла, остался один в четырех комнатной квартире на Тверской. А родители изредка навещали сына, снабжая его знаменитым владимирским медком. И когда его не было дома, пользовались запасным ключом.
Теперь этот ключ понадобился Федору. Хватит ему скитаться. Нужно попасть домой и переодеться в приличную одежду, а то в этой «косухе» он похож на нечто среднее между рокером переростком и бритоголового скинхеда. Что касаемо сбритых волос, надо было благодарить Дмитрича. Его была идея. Проявил старик заботу, чтобы Федор валяясь на диване и топчанах не нахватался вшей.
На поездку к родителям он отводил день. Неудобно было появляться перед ними в таком виде, поэтому пришлось соврать, что он выполняет оперативное задание. Хотя мать с отцом особенно и не приставали с расспросами. Давно привыкли к причудам сына. И не такое видали.
Вечером этого же дня Федор вернулся обратно в Москву.
Он отпер ключом дверь и первое, что сделал, войдя в квартиру, это полил бабушкин фикус, росший в небольшой кадке. Потом пошел в ванну и хорошенько вымылся.
Всю грязную одежду тщательно завернул в бумагу и положил в пакет. Завтра это все полетит в мусорный контейнер. Только не здесь, а где-нибудь за два квартала отсюда. Осторожность не помешает.
После ужина, он лежал на диване с сигаретой и пока не заснул, думал о том, каким образом братки могли узнать, что он, капитан Туманов разговаривал с инвалидом. Странная какая-то история. И непонятная. Инвалид. Дискета. Но инвалид умер. Приехавший врач констатировал смерть. А кроме них двоих был еще …
Докурив одну сигарету, Федор взялся за другую. Душа была не на месте. Неужели оперативный водитель Юранов работает на бандитов? Федор перебрал в голове много вариантов и сошелся на мысли, что дело обстоит именно так. Другого ничего на ум не приходило.
Очень удобно. Юранов сам оперативные дела не ведет, но разъезжая с оперативниками и прислушиваясь к их разговорам, он постоянно в курсе всего происходящего. Ценный для бандюков человек. И вот так сразу не подумаешь на него. Сидит, крутит «баранку» и в то же время нос по ветру держит, за всем следит, все слушает и многое замечает.
И тогда он видел, как инвалид что-то сказал Федору. Короткая фраза, состоящая всего лишь из нескольких слов, но она заключала в себе то, отчего у Туманова начались сплошные неприятности. Ведь тогда Юранов даже поинтересовался, что сказал Федору инвалид. Он хотел знать про дискету. Именно она нужна бандитам, и если они его еще преследуют, значит, дискеты у них нет. И они уверены, что она у капитана Туманова. Самое разумное, теперь постараться, как можно скорей отыскать ее. Вперед их.
Завтра Федор пойдет и позвонит подполковнику Сереброву, своему приятелю. Мог бы позвонить и сейчас, но что, если его домашний аппарат поставлен на прослушку. Тогда не успеешь договорить, как в дверях появится группа захвата в бронежилетах. Для таких бойцов его «ПМ» как хлопушка. Шума много, а толку никакого. Жаль, что его сотовый изъяли при задержании. Сейчас пригодился бы.
Утром в половине десятого он вышел на улицу и направился к кабинам телефона автомата возле входа в метро. Покопавшись в своей памяти, он вспомнил номер сотового подполковника Сереброва.
Карточку для таксофона купил на три минуты, хотя и предполагал, что весь разговор должен занять не больше полторы минуты. Иначе, это уже перебор.
Выбрав, когда соседняя кабина оказалась пустой, Федор быстро набрал нужный номер, прислушиваясь к заунывным гудкам.
Один. Второй. Третий. Как они досаждают, особенно, когда нервы на взводе от ожидания. Наконец, он услышал знакомый голос Сереброва:
– Я слушаю?..
– Это я, – негромко сказал Федор. Раздражало, что возле перехода толпились люди. Федору они казались подозрительными. Немного странновато вели себя. Возможно и торговцы наркотой. Но не исключено, что среди толпы ошивается кто-то и от конторы. На всякий случай, Федор не стал называть Сереброва по имени.
Подполковник узнал его. Не задавая излишнего вопроса по поводу его места нахождения, все же спросил:
– Ты как?
– Да я в порядке.
– Ну и молодец, – похвалил Серебров и добавил: – Так и держи.
Федор пообещал:
– Буду стараться, – и тут же попросил: – У меня к тебе маленькая просьба …
– Все, что хочешь, – с готовностью пообещал подполковник.
– Адресок мне нужен. Юранова? Нашего водителя?
В трубке послышалось короткое молчание. Наверное, Серебров соображал, для чего Федору понадобился водитель. Но отказать приятелю не мог и тут же проговорил:
– Сейчас ты его узнаешь.
Федор услышал шелест страниц и задумчивое хмыканье Сереброва, скорее всего по поводу вдруг возникшего интереса Туманова к водителю. Потом Серебров заговорил:
– Алло. Слушаешь? Запоминай адресок. Никольский переулок. Дом – шесть. Квартира – Четырнадцать.
– Я тебе благодарен, – как можно сдержанней, без лишнего пафоса проговорил Федор. Есть у него еще настоящие друзья.
– Да, ладно тебе, – услышал Федор из трубки чуть басовитый голос. – Только торопись. Он вчера оформил отпуск. Собирается ехать к матери в Рязань. Если еще будет что-то нужно, звони. – Сказал Серебров и отключил связь. Федор услышал, что в кабинет к подполковнику кто-то зашел, потому он и прервал разговор. Толковый мужик Серебров.
Как Федор рассчитывал, так и получилось. Весь разговор с Серебровым занял ровно полторы минуты. И это не было совпадением. Скорее, установкой, которой Туманов придерживался. Быть лаконичным. А сейчас надо было торопиться как никогда. Сразу догадался, Юранов проявил осторожность. Поддерживая связь с бандитами, он узнал, что до сих пор они не отыскали Туманова. А для него лучше, если на какое-то время он исчезнет из Москвы. И предлог хороший есть для этого. Год не видел мать. Никто и не заподозрит старшего сержанта ни в чем крамольном. Уехал отдохнуть он.
Глава 34
Юранов собирался к отъезду. В большую дорожную сумку уложил самое необходимое, и того набралось столько, что сумка оказалась неподъемной.
Звонок в дверь нисколько не насторожил его. Соседка обещала зайти. Хотя ей уже и за тридцать, а бабенка она интересная, не утратила женской привлекательности. Задница классная и титьки такие, что можно подержаться. Юранову такие бабы нравились.
Любвеобильная она самка, ничего не скажешь. А без мужа изголодалась вся вот и подружилась с соседом сержантом.
Сегодня утром, когда она повела сына в садик, Юранов встретил ее на лестнице. Так, перекинулись двумя, тремя словами. Договорились, что сейчас она отведет ребенка и зайдет к нему. И вот этот звонок.
Юранов поторопился. Подошел, открыл дверь. Женщина не должна долго томиться возле двери.
За какую-то секунду, две, перед глазами Юранова промелькнуло все: сначала радость близости с толстозадой соседкой, потом удивление переходящее в откровенное смятение. И тут же все это сменилось ужасом, который пронзил все его тело. Ноги сделались словно каменными, а в животе что-то неприятно зашевелилось, защекотало. И Юранов произнес подавленно:
– Ты?…
– Я, – на губах у Федора появилась легкая, приветливая улыбка. И с ней капитан вошел.
Закрыть бы резко дверь. Так, пожалуй, следовало поступить сразу Юранову. Потом схватить сотовый и быстро набрать номер Ленчика пузатого. Но теперь уже не получится.
Капитан сам закрыл за собой дверь. Даже не спросил, один ли Юранов дома. Только правую руку не вынимал из кармана ветровки.
Юранов смекетил, чего у капитана в том кармане. У него тоже имеется ствол, только водитель уложил его в сумку, прикрыв сверху тряпками. И теперь крупно пожалел. Окажись он в кармане у сержанта, тогда бы можно было поговорить с Тумановым не на его условиях. А так … остается считать, что Юранову крупно не повезло.
Юранов вошел в комнату, сел за стол, на котором лежала пачка сигарет и зажигалка. Закурил. Из-под нависших на глаза черных бровей настороженно глянул на Федора, догадываясь, о чем тот будет его спрашивать. И знал, что ответит капитану.
– Зачем, Толя?.. – спросил Федор, устало, присаживаясь напротив.
Юранов раскрыл рот, как зверек приготовившийся наброситься и куснуть. Показал свои желтые зубки. Наивен этот капитан, как дитя.
Туманов даже не понял, улыбка, что ли это у него такая? Или наоборот, жест пренебрежения, предназначавшийся ему.
– Зачем? А ты сам, капитан, не понимаешь?
Федор не ответил. И Юранов расхохотался. Ну, дает Туманов!
– Скажи, капитан, сколько мне в ментовке платят? Молчишь. А Ленчик мне каждый месяц дает по пятьсот долларов. Соображаешь, опер? Сколько за эти деньги мне у вас надо вкалывать? – Юранов показал четыре пальца, словно они были веским, а главное неоспоримым доказательством к его словам и сказал: – Во. Четыре месяца надо вкалывать. И все эти четыре месяца я должен смотреть на ваши рожи. Развозить вас.
– Чего ж не уйдешь? Раз наши рожи не нравятся, – спокойно заметил на это Федор. Мог бы сейчас сказать тупоголовому водиле кое-что по существенней, но вряд ли до него дойдет.
– А это, капитан, уже не твое дело. Уходить мне, или остаться. Не тебе решать, – со злостью проговорил Юранов, не собираясь каяться перед Тумановым. Да и что он может предъявить ему, кроме этого случая с инвалидом? Но все-таки умный он опер, допетрил. И вот теперь здесь. Все карты спутал Юранову. Еще немного и он уехал бы. Но не успел.
– Нет, Юранов, ошибаешься. Как раз это мое дело. Ты часто выезжал на оперативные дела. Стоял себе в сторонке, а сам слушал, о чем мы говорим. О наших предположениях по розыску того или иного преступника. Все наши планы раскрывал бандитам. И про инвалида ты сообщил бандюкам. А как они еще могли узнать, когда мы были только вдвоем? А, Юранов? Что скажешь? Я был. И ты, продажная шкура!
Поразило немного Федора то, что продажный водитель не собирался ловчить и отпираться. И вообще, смотрел на Федора так, словно хотел немедленно взять его за шкирку и выбросить из своей квартиры.
– Сообщил. За это мне накинули еще триста долларов. Я видел, как эта гнида безногая тебе что-то шепнул. А им очень заинтересовались серьезные люди. Этот козел вместе со своей сестрой сучкой, посчитали себя умнее всех. Ну и получили свое. А как ты думал, капитан? – Юранов рассмеялся над непонятливостью Туманова.
– Адрес инвалида? – потребовал Федор. Он даже не стал спрашивать, знает ли Юранов его. Уверен был, что знает. Видя, что водитель медлит с ответом, достал из кармана пистолет.
– Юранов, не разочаровывай меня.
Сержант уставился в черную дырочку в стволе. Потом перевел взгляд на палец лежащий на курке. Наверное, и в самом деле не стоило разочаровывать капитана Туманова. Юранов знал его, как человека очень решительного. И ему сейчас ничего не мешает нажать посильнее на курок.
– Ты меня убьешь? – голос водителя дрогнул. Он ожидал выстрела.
Федор покачал головой.
– Если ответишь, не убью. Я уважаю честность. Конечно, порядочным тебя не назовешь. Но я думаю, жизнь тебя поправит. Так что решай. Все зависит от тебя. Называешь адрес инвалида, и я ухожу. Нет. Я стреляю тебе вот сюда, – Федор указал стволом Юранову на лоб. И водитель съежился как от удара. Не хотелось умирать.
– Слушай, капитан, а на кой черт тебе его адрес? У него в квартире уже все перевернуто. Ребята там пошарили. Не пойму что-то.
Федор улыбнулся. На правах хозяина положения мог позволить себе улыбку. Да и нудно как-то смотреть в унылую рожу водителя.
– Скажем так. Я хочу временно пожить в квартире инвалида. Деваться-то мне некуда. А? – он подмигнул Юранову. Но тот догадался, что капитан врет. И, не собираясь огорчать его, решил назвать адрес, только еще раз потребовав пообещать перед этим, что Туманов не станет стрелять в него. Федор был польщен таким доверием.
– Обещаю. Я тебя не убью. Искупи свой грех сам, – предложил капитан водителю. А тот не понял, к чему это сказал Туманов.
– Ты даешь мне шанс? – Юранов не знал верить ли ему или нет. Может, разыгрывает его капитан? А сам возьмет и пальнет неожиданно. Но, вроде, собирается уходить. Юранов обрадовался. Только бы выпроводить его, а там он знает, что надо делать. Попомнит его опер.
– Даю, – дружелюбно произнес Туманов и встал, давая понять, что больше его уже ничего не интересует. Но перед тем как выйти из комнаты, достал из кармана диктофон, нажал на клавишу, остановив движение пленки. Нарочно проделал это, чтобы Юранов видел.
Сержант оторопел.
– Ну и сука ты, Туманов! Обманул меня? Взял на эту дешевку. Только твоя запись не является доказательством. Не пройдет номер, капитан.
– В нашем управлении, да. Где тебя, в самом худшем случаи просто постараются уволить. А вообще, я еще не решил, как поступить. Может лучше эту пленку отдать бандитам? Тем, кому ты прислуживал? Как думаешь? – капитан вопросительно глянул в глаза Юранову, показав диктофон. – Тут ведь ты не только раскаиваешься в своих грехах, а еще называешь имя авторитета, на которого работаешь. Ленчик Пузо. Такие вещи мафия не прощает. Особенно таким уродам, как ты.
Юранов вздохнул, понимая свою обреченность.
– Эх, капитан! Волчара ты, а не человек. Одно слово – опер.
Но Федор на это только улыбнулся, принимая все сказанное водителем за искреннюю похвалу. А волк – зверь умный, расчетливый.
– Я тебе капитан, доверился, как хорошему человеку, а ты? – в голосе Юранова слышался нескрываемый укор. Обидно стало сержанту.
– Ладно. Не переживай ты так, – участливо заговорил Федор и размечтался. – Эту пленку я передам в управление собственной безопасности. Там ребята серьезные работают, не хуже наших. И отлично знают, как помочь таким опустившимся хлопчикам как ты.
Все это было сказано так, словно речь шла не о жизни и смерти Юранова, а обсуждалось что-то постороннее, в чем Федор настоятельно рекомендовал водителю принять участие. Причем, отказ, не принимался. Получилось это не столько забавно, сколько издевательски. Ведь Юранов не дурак, и прекрасно понимает, чем теперь все для него кончится. Как же он мог забыть про оперской трюк с диктофоном?
Он покосился на приготовленную к отъезду сумку, в которой лежал пистолет. Федор поймал его взгляд и вдруг, заспешил.
– Ну, не стану тебя задерживать. Счастливого тебе пути, – сказал и быстро вышел, хлопнув дверью. Шаги его застучали по лестнице.
Юранов принял эти слова за приговор. Подловил его капитан.
– Сука ты! – крикнул вослед Туманову. Потом заходил по комнате из угла в угол. Обидно было, как ловко провел его Туманов. Одурачил. Еще обидней было за то, что не пацан желторотый, он в ментовке. Знал ведь, никому верить нельзя и все-таки поддался искушению и попался на слове. Поверил, что Туманов не будет его убивать! А зачем ему, когда за него теперь это сделают другие.
В сердцах Юранов пнул ногой тяжелую сумку, и она завалилась на бок. И вдруг опять звонок в дверь. Резкий, нетерпеливый.
Юранов быстро расстегнул сумку, вывалил ее содержимое на пол, отыскал в тряпках «ТТ».
«Что еще он забыл спросить? Сейчас…» – подумал водитель, предполагая, что капитан вернулся. Ведь минута не прошла, как он вышел.
– Сейчас я тебя встречу! Посмотрим, кто вперед сдохнет.
Юранов передернул пистолет, спрятав правую руку за спину. Теперь как только Туманов переступит порог, он его пристрелит, и труп сразу бросит в ванну. А там решит, как быть дальше.
Звонок повторился.
Юранов пошел к двери. Открыл дверь и увидел толстушку соседку с лыбой до ушей. Развеселилась чему-то дура. А вот ему не до веселья.
И заглянув в его наполненные грустью глаза, соседка перестала улыбаться. Даже одернула свой короткий халатик, едва прикрывавший толстую попу. Специально надела для Юранова. Возбудить его.
– Толя, я не вовремя? – спросила она потускневшим голосом, понимая, что вряд ли он займется с ней сексом. Не под настроение попала. И об этом отчетливо говорил взгляд Юранова. Но он все-таки постарался не обидеть ее, извинился, как подобает в данном случаи мужчине:
– Надюшка, извини. Не могу я сейчас, – он посмотрел на ее накрашенные глаза, наведенные кудри и сокрушенно махнул рукой.
А толстушка покраснела от стыда. До чего докатилась, предлагает себя как торговец товар на базаре. Унизилась. Накрасилась, наштукатурилась, а он ее отвергает.
Вот они, мужики какие! И толстушка убежала.
Юранов закрыл дверь и вернулся в комнату, глянул на пистолет в руке. Пристрелил бы Туманова с удовольствием. Но вместо этого сел за стол и закурил. Потом достал из кармана сотовый, набрал номер Ленчика Пузо. Но вместо авторитета услышал голос незнакомого человека. Даже удивился. Может, Ленчика уже и в живых нет?
– Это кто? – немного раздраженно спросил Юранов. Не понятно было, как сотовый Ленчика мог оказаться в руке у кого-то другого.
– Это Нельсон, – ответил голос и тут же вкрадчиво поинтересовался: – Ты чего хотел? Говори, не молчи. Я тебя слушаю.
– Мне с Ленчиком надо потолковать, – сказал Юранов и прислушался. Показалось, в трубке кроме этого голоса слышались отдаленные еще голоса: девичьи, наигранно визгливые и мужские. И еще плеск воды. Юранов подумал: «Чего это там у них?»