Гений подземки (сборник) Васильев Владимир
Духи в двадцатом веке? Чушь! Но ведь в остальном блокнот правдив. Все как есть. Коптин даже якута Малчу знал лично. И совершенно не сомневался, что в описанной ситуации повел бы себя именно так: сбросил груз и оперативно смотался от греха подальше.
У подножия гольца возникла проблема: оставить ружье, как поступали Буслаев с Лехой, или с собой захватить? Поколебавшись, решил – до палатки с ружьем, а там – по обстановке.
Растяжки у палатки сильно ослабли, но сама она держалась еще очень браво. «Странно, что за столько лет не рухнула», – подумал Коптин рассеянно. Споткнувшись у входа о котелок, он заглянул внутрь.
Одеяла, пара ружей и мешки – кроме этого в палатке ничего не нашлось.
Сидор Буслаева – это, конечно, вон тот, побольше. Коптин вдруг обрадованно хмыкнул – в мешке вполне могли оказаться разгадка. Записи Буслаева, вещи какие-нибудь. Просто и безопасно, оставалось только порыться в нем. Шура совсем уж было вознамерился, даже руку протянул, но помешал негромкий шорох.
Сердце вновь заколотилось, шумно и часто. Ладони враз взмокли.
Как можно мягче Коптин обернулся – в палатку заглядывал медведь. Лохматый такой, ушастый. На морде у него явственно читалось любопытство и неодобрение. Неприятный звериный запах влип в ноздри.
Мысли завертелись волчком, затеяли сумбурный рваный хоровод и вдруг исчезли, как по команде.
Медведь не двигался, просунув в палатку морду, и Коптин, наконец, вспомнил о ружье. Медленно, плавно… Главное – не дергаться… Еще медленнее и мягче.
Он прицелился, собираясь спустить курок, но неожиданно медведь сердито рыкнул и резво скользнул вбок, исчезнув из поля зрения. Теперь Коптин видел лишь стволы и желтеющую траву.
В любом случае нужно было покинуть палатку. Но где прятался зверь? Кубарем выкатился Шура наружу и сразу же оказался на коленях, быстро поводя стволом в поисках цели.
Медведь стоял на задних лапах за палаткой и сердито сопел. Потом, сопя еще громче, вцепился когтями в плотный выцветший брезент и стал тянуть палатку на себя. Две растяжки лопнули от первого же рывка, медведь был явно сильнее, чем подгнившие веревки. Не обращая внимания на человека, он поволок к обрыву бесформенный ком, в который превратилась палатка вместе со всем содержимым. Для медведя он справлялся довольно неплохо.
Коптин, разинув рот, наблюдал.
Подтащив свою ношу к самому обрыву, медведь спокойно отправился следом за палаткой. Если и имелась в Буслаевском сидоре разгадка, она стала недоступной. Впрочем, можно спуститься, но…
Коптин долго стоял с ружьем наперевес и глядел в сторону обрыва. Ему показалось, что на груди зверя виднелась тонкая светлая полоска, и он лихорадочно соображал: бывает ли такое у бурых медведей? У гималайских – знал, бывает. А у бурых?
Ветер тихонько шевелил траву и шумел в кронах.
Кто-то взял Коптина за затылок, обхватив голову, как человек держит яблоко. Шура вскрикнул, силясь обернуться, но держали его крепко. А за спиной раздались престранные звуки: десятки голосов, шорохи, топот, повизгивание, вой и скулеж, скрипучий хохот, глухой хохот, звонкий хохот, треск, вжиканье, улюлюканье, щелчки…
Позади происходило нечто непостижимое, а Коптин мог только беспомощно дергаться да бестолково махать руками. От напряжения и страха сводило мышцы.
Что надоумило его выстрелить в воздух? Трудно сказать. Звуки позади сразу же смолкли, будто радио выключили; Коптин ощутил сильный толчок, от которого выронил ружье и ушел носом в землю. Всего на миг, потому что тут же судорожно приподнялся и бросил взгляд за спину. Там ничего и никого не было.
Пот катился по испачканному землей лицу, как дождевые капли по стеклу во время ливня; поджилки тряслись, а зубы непроизвольно постукивали, словно в стужу.
Никого вокруг, тихо и спокойно.
Не вставая с колен, Коптин затравленно озирался. Ружье валялось рядом, и он потянулся за ним. Вернее, попытался потянуться, так как с места сдвинуться не удалось.
Через минуту Коптин понял, что некая сила неумолимо подталкивает его к обрыву. В эту сторону он мог двигаться совершенно свободно и беспрепятственно. А вот в противоположную не получалось ни шагнуть, ни наклониться, будто возвел кто-то невидимую кирпичную стену, не позволяющую вернуться. Каждый проигранный шаг сдвигал его к обрыву, ближе и ближе.
Повинуясь внезапному порыву, Коптин испробовал направиться вдоль ущелья. Вышло нечто среднее: идти можно, но с трудом, словно сквозь густой кисель. В тот же миг сопротивление пропало, и Шура замер. Потом медленно обернулся; ружье лежало в пяти шагах на жухлой осенней траве.
«Ну его к черту, это местечко! – искренне решил он. – Уберусь, пока не поздно, покажу блокнот кому надо, они пускай головы и ломают, а мне что-то недосуг…»
Думал Шура зло. Злила в основном собственная беспомощность.
Подцепив ружье за ремень, Коптин нарочито неторопливо направился к гольцу, оставляя ущелье за спиной. Каждую секунду он ждал подвоха, но, похоже, ему позволяли уйти.
Впрочем, скоро он наткнулся на знакомого медведя-труженика. Недоверчиво глядя на него, Коптин постарался разминуться, но тот заворчал и поплелся навстречу. Пришлось отступать, все быстрее и быстрее; спустя минуту Коптин уже удирал во все лопатки. Медведь трусил шагах в тридцати сзади.
Дороги Шура не разбирал, и неудивительно, что с разгону вскочил в речушку, неожиданно возникшую на пути в неширокой ложбине. Зверь приближался. Когда вода достигла пояса, Коптин схватился за ружье, вспомнив, как отпугнул медведя от палатки. Но на этот раз косолапый лишь презрительно оттопырил нижнюю губу и неохотно вошел в холодную уже воду. Коптин попятился, но речушка становилось все глубже; отступать стало некуда.
«Неужели понимает, что разряжено?» – запаниковал Шура. Но это же всего-навсего медведь!
Вдруг его осенило – патрон, тот, что вечно вертел в ладони! За ним не нужно лезть в мешок, болтающийся за спиной. Где же он? В кармане?
Медведь приблизился шагов на семь-восемь.
Ружье мигом оказалось переломленным, рука сама собой скользнула в карман.
Пусто.
«Боже, неужели потерял? А в другом?»
Мысли и руки мелькали быстрее стрижей.
«Только бы не намок!»
Вода лизала низ широкого брючного кармана, Коптин лихорадочно нашаривал в нем спасительный желтый цилиндрик.
«Он! А, ч-черт!»
Что-то мешало вытащить руку из кармана, и Коптин сердито рванул ее так, что затрещала плотная материя. Раздался легкий всплеск, но Шура не обратил на него внимания.
Вогнав патрон, он прицелился, ожидая, что медведь остановится или отступит. Тот и впрямь стал, подрагивая то ли от холода, то ли от неустойчивости. Течение все-таки…
Взгляд Коптина оторвался от мушки и сфокусировался на груди медведя.
Светлая полоска на груди была цепочкой, на которой висел маленький медальон – серебристая змейка с красными глазами-бусинками.
Ружье едва не выпало из рук.
Медведь глядел куда-то в сторону, задумчиво, словно бы с сомнением. Никогда доселе Коптин не встречал задумчивых или сомневающихся медведей. Невольно Шура глянул туда же.
Злополучный блокнот, намокая, неторопливо уплывал прочь. Он быстро тяжелел и скоро скрылся в волнах, гуляющих по реке.
Вот что мешало достать спасительный патрон.
Медведь резко развернулся и отправился восвояси, не взглянув на Коптина. Вода зябко хлюпала при каждом его шаге. Выбравшись на берег, он растворился в лесу.
Коптин решился покинуть реку только минут через пять, когда поутихло сердце и стало невмоготу торчать в холодной воде. Ноги основательно замерзли, но он постарался уйти подальше отсюда.
Наверное, потому что глянул во второй раз на медведя, когда тот поворачивался, и заметил только полоску седой шерсти в виде буквы V у того на груди.
Вечером, отогреваясь меж двух костров, Шура не знал, что и думать. Без Лехиного блокнота ему никто не поверит, ясно. Таежные мужички такие басни сказывали долгими зимними вечерами, что, бывало, и не поймешь – плакать или смеяться. Да и сам себе он верил ли?
И посоветоваться не с кем, поговорить. А самое странное – все сильнее хотелось разобраться – пойти в ущелье и найти ответы на мучающие вопросы.
Один, один, вот что плохо. Сгинешь, никто и не вспомнит о тебе, никто не узнает. Даже блокнота после тебя не останется. А пропадать зря кто же захочет?
Что делать-то?
Коптин думал, блуждая взглядом по россыпи звезд, тусклых в ярком свете костров. Где-то позади осталась непонятная борозда, именуемая почему-то ущельем, Унылый голец, коварная речушка в ложбине… Вдали ухал филин и завывал неутомимый странник-ветер.
И тогда Шура Коптин, покопавшись в своем мешке, извлек потертую ученическую тетрадь, пробормотал: «Надеюсь, это не будет ложью…», решительно вывел на обложке: «Ущелье Горного Духа» и задумчиво склонился над пока еще чистым листом.
© 5–11 января 1991Николаев
Жесты
Роже и сам не понимал, как его занесло на корриду. Ничего привлекательного в том, что несколько человек в ярких костюмах издеваются над бестолковыми быками, он не видел. Но в июльскую жару в крохотном испанском городке Сагаста, что в часе езды от Барселоны, податься было совершенно некуда, и Роже, бросив автомобиль на единственной стоянке, забрел на небольшую пустошь, окруженную неровным кольцом повозок. Оказалось, что в данный момент это никакая не пустошь, а «пласа дель торо». На повозках теснился народ, в большинстве своем – оборванцы со всей округи; впрочем, были и прилично одетые испанцы; в стороне под кричаще-ярким навесом сидели даже какие-то дельцы. Здесь не носили костюмы и галстуки, слишком жарко, но эти вели себя так, словно были облачены именно в костюмы. Они дружно ругали жару и не выпускали из рук банки с кока-колой. Внутри кольца нескладный щуплый паренек размахивал мулетой, пытаясь подостоверней изображать традиционные вероники, полувероники, чикуелины и натуралии. Получалось не шибко. Большой черный бык – торо – вяло его атаковал. Зрители свистели и кричали, подбадривая не то тореро, не то быка.
Роже взял себе колы и устроился рядом с дельцами. В промежутках между проклятиями в адрес погоды они обменивались впечатлениями и тыкали в суетящегося на арене новильеро пальцами.
Роже был туристом. Отпуск он проводил каждый год одинаково: садился за руль и колесил по Европе. Францию успел объехать вдоль и поперек еще в юношеском возрасте. Потом бывал в Бельгии, Голландии, Германии, Дании… В этом году подался на юг, в Испанию. Тяга к перемене мест гнала его вперед, дольше, чем на сутки, Роже нигде не задерживался. Приехав в новый город, он обычно ставил машину где-нибудь в центре, а сам отправлялся бродить пешком. Так произошло и на этот раз.
На арене тем временем сменилось несколько матадоров. Один даже ухитрился заколоть своего быка, и того с большим трудом уволокли за пределы круга несколько дюжих зрителей. Роже откровенно скучал, потягивая колу. Третьесортное зрелище совершенно не впечатляло. Он больше вертел головой и разглядывал зрителей, чем смотрел на поединок. Поэтому вздох толпы и наступившая затем тишина заставили его вздрогнуть и впиться глазами в центр арены.
Видимо, новичок-матадор допустил какую-то роковую ошибку: бык сбил его с ног. Человек лежал на спине и обреченно смотрел на разъяренное животное, готовое броситься на него.
В толпе закричала женщина, пронзительно и громко. Роже уже решил, что лежащему каюк, когда на арену выскочил серенький неприметный человечек и принялся колотить быка кулаками в крутой черный бок. Торо повернулся к новому противнику, глухо хрюкая, – Роже и не подозревал, что быки способны издавать такие забавные звуки.
А человечку, похоже, этого и хотелось. Роже видел все очень здорово – человечек стоял к нему лицом и чуть правым боком, бык – задом и чуть левым. Казалось, еще мгновение – и бык сметет смельчака, он уже подался вперед, начиная атаку, как вдруг человечек сделал быстрое округлое движение рукой, держа ее ладонью вперед. Бык замер, несколько даже удивленно. Новый пасс – и бык расслабился. Опал воинственно вздернутый хвост, обмякли тугие бугры мускулов. Теперь торо просто стоял, глядя на человечка преданно и тупо, это можно было понять, даже видя быка сзади.
Поверженный новильеро приподнялся на локтях, еще не веря в спасение. Человечек тем временем сделал быку «козу», совсем как поклонник хэви-метал на концерте: указательный палец и мизинец вытянуты, остальные сжаты. Бык завороженно уставился на руку. Некоторое время они не двигались; потом человечек начал вращать руку, медленно заваливая «козу» вправо. Голова быка вторила его движению, наклоняясь в ту же сторону. И вдруг бык грузно и беспомощно опрокинулся набок, словно какой-нибудь неживой предмет.
Над площадью царила мертвая тишина. Потом как-то враз все пришло в движение: несколько человек бросились к все еще лежащему тореро; зрители загалдели, подавшись вперед. Кто-то подошел к быку, вскоре его окружила целая толпа. Дельцы, позабыв о кока-коле, возбужденно переговаривались и в конце концов тоже кинулись на арену. В минуту от тишины не осталось и следа, импровизированная пласа дель торо забурлила, как вода в чайнике. Роже, пожалуй, был единственным, кто не сдвинулся с места. В этой суматохе человечку, уложившему быка на желтый песок, нетрудно было скрыться, чем он и воспользовался. Во всяком случае, когда его попытались разыскивать, выяснилось, что никто не успел заметить, куда он делся.
Сумятица на площади затянулась, и Роже она скоро надоела. Он соскочил с повозки, на которой сидел все это время, швырнул пустую банку из-под колы под колеса и зашагал прочь.
Побродив еще часок и поглазев на приземистые местные домишки, Роже решил двигаться дальше, к Барселоне, соображая, что неплохо было бы предварительно перекусить. Спустившись в первый встречный подвальчик-бистро он заказал дородному хозяину чего-нибудь посъедобнее и огляделся в поисках укромного места. Единственный посетитель сидел в углу, вяло ковыряясь двузубой вилкой в тарелке. Роже прошел к нему и сел напротив, потому что обедать в одиночку не хотелось.
Человек вздрогнул и недоверчиво посмотрел на Роже. Это был тот самый неприметный ловкач, который час назад уложил разъяренного бойцового быка на арену, словно котенка. Роже его сразу узнал и обрадованно вскинул брови. Он немного соображал по-испански и забормотал что-то восхищенное. Человечек пристально всмотрелся в Роже и хрипло осведомился:
– Француз?
Он не ошибся. Роже обрадовался возможности поговорить на родном языке. По-французски человек говорил совершенно свободно и без акцента, словно коренной парижанин, но чувствовалось, что это не его родной язык. Вообще, он выглядел как испанец – по одежде, но черты лица выдавали его принадлежность к среднеевропейским народам. Он был не смуглым, как южане, а просто сильно загорелым. Имя «Дьюла» ничего не прояснило, да и вряд ли оно было настоящим.
Пришел хозяин с заказом. Роже, заметив, что обед Дьюлы более чем скромен, заказал еще один для него и вдобавок бутылочку старого «Херес де ла Фронтера». Хозяин понимающе улыбнулся и исчез, вернувшись со всем необходимым буквально через минуту.
Вино скрасило обстановку, и Дьюла перестал казаться таким чужим. Похоже, он ничего не имел против разговора.
Роже, не переставая жевать, заметил:
– Я вообще-то ничего не смыслю в корриде, но быка вы уложили очень здорово!
Незнакомец усмехнулся:
– Честно говоря, я смыслю в корриде не больше вашего.
Роже изумился – он-то был уверен, что Дьюла применил какие-то профессиональные матадорские секреты. Видя его удивление, Дьюла пояснил:
– Я впервые в жизни в Испании. Всего второй день. И впервые в жизни увидел человека с красной тряпицей перед быком.
Он даже не знал слова «мулета».
– Тогда я вообще ничего не понимаю.
Дьюла пристально взглянул Роже в глаза.
– Просто я немного знаю повадки некоторых животных.
– А-а! Вы биолог? – протянул Роже понимающе.
– Отнюдь! – усмехнулся Дьюла. – Образования у меня никакого.
– Тогда вы наверняка охотник. Хотя я не представляю, где в Европе можно поохотиться так, что удастся изучить повадки животных.
Дьюла посмотрел на Роже еще пристальнее.
– Вы правы. В Европе охотиться негде.
Он помолчал.
– Послушайте… У вас есть машина?
Роже кивнул.
– И куда вы… направляетесь?
Роже пожал плечами:
– Скорее всего – на юг.
– А в Барселону? Не отвезете меня в Барселону?
– Могу и в Барселону, – согласился Роже. – Прямо сейчас?
Незнакомец часто-часто закивал.
– Тогда доедаем – и вперед! Идет? – спросил Роже весело.
Дьюла замялся.
– Машина ваша далеко?
– На стоянке. – Роже прикинул. – Минут десять пешком. А что?
Дьюла раздельно произнес:
– Видите ли… Я предпочел бы не показываться на улице. Заедьте сюда, а? Я был бы очень благодарен.
– Хорошо, – пожал плечами Роже. – Тогда я пошел.
Он расплатился и вышел; незнакомец остался допивать херес. Уже на улице Роже сообразил: сидит он так, что снаружи его никак не разглядеть.
Вернулся Роже быстро. Быстрее чем ожидал. Незнакомец все так же сидел за столиком.
– Машина здесь! – сообщил Роже по-прежнему весело.
Дьюла заметно оживился: вскочил, прокрался к выходу. Потом осторожно выглянул. Улица была пустынна. Роже с удивлением воззрился на него.
– Вы кого-нибудь боитесь?
Незнакомец не ответил.
Роже открыл дверцу и сел за руль, кивнув все еще топчущемуся в дверях Дьюле:
– Ну! Никого нет.
Дьюла опрометью нырнул на заднее сидение и улегся так, чтобы его не было видно. Роже рванул с места; шины истошно завизжали. Гнал он быстро и часто сворачивал. «Детектив, так уж тогда по всем правилам!» – подумал он с подъемом. Вообще-то, Роже всегда был немного авантюристом.
Дьюла лежал тихо; Роже, чтобы себя подбодрить, принялся насвистывать что-то вдохновляюще-маршевое.
На самом выезде из города невысокий человек у темно-синего «ситроена» умоляюще замахал рукой.
– Какой-то человек голосует, – предупредил Роже Дьюлу. Тот выглянул и тотчас же спрятался.
– Господи! Это они! Они…
Роже смутился. Человек был совсем не страшный. Наверняка заглох двигатель, а справиться сам не может.
Дьюла зашептал:
– Остановите, но выходить не надо. И дверь не открывайте. Он наверняка просунет голову в окно, ради всего святого, держите тогда его покрепче, а там уж я…
Роже притормозил, с удивлением узнав в ждущем человеке одного из дельцов, виденных на корриде.
Все произошло так, как предвидел Дьюла. Человек просунул голову в окошко; Роже тут же схватил его за уши. Дьюла мгновенно возник из-за спинки кресла; краем глаза Роже узрел, что он сделал ловкое неуловимое движение рукой – и человек сразу обмяк. Дьюла вытолкнул его наружу, Роже несколько ошарашенно отметил, что человек повалился на асфальт в лучших традициях мешков с картошкой, а Дьюла уже шептал: «Жми!»
Роже машинально дал газу – и скоро человек и его «ситроен» остались далеко позади.
Детектив, похоже, получался вполне настоящий. Роже стал опасаться, что зря впутался в эту историю. Дьюла сопел за спиной. Перед глазами по очереди вставали то арена с лежащим быком, то человек, упавший поперек дороги. Роже нервно рулил, поглядывая в зеркальце.
– Кажется, улизнули, – выдохнул Дьюла.
– А кто это был? – осторожно поинтересовался Роже.
Дьюла пожал плечами:
– Черт их знает! Какая-то спецслужба, скорее всего, американская.
Роже тихо выругался. «Влип!»
– Послушайте, – сказал он Дьюле. – Я еще могу понять, что охотник усмиряет быка. Но на людей-то вы, наверное, не охотились?
Дьюла молчал.
– Могу я знать, черт побери, ради чего рискую?
Сопение сзади усилилось. Наконец Дьюла произнес:
– Видите ли… История может показаться странной. Впрочем, судите сами. Дело в том, что я умею жестами воздействовать на психику живых организмов. И из-за этого пустяка на меня устроили настоящую охоту.
– Как это жестами? – не понял Роже.
– Вы же видели, – указал Дьюла назад – и перед глазами вновь возник человек, безжизненно валяющийся поперек дороги, – жестами рук.
– Разве это возможно?
– Вы же видели, – повторил Дьюла.
– А что, больше никто этого не умеет?
– Вообще-то умеет… Это очень сложное искусство. Овладеть им возможно только за десять-пятнадцать лет путем непростых тренировок. Да и то далеко не у каждого получится. Я долгое время провел в Африке. Удивительный край! Вряд ли белые когда-нибудь поймут его хоть немного, – Дьюла усмехнулся. – В центральных странах, в самом сердце джунглей, есть одно племя, почти первобытное. Эти люди очень много знают о животных. Неудивительно – живут ведь бок о бок сотни лет. Они-то и поняли, что на них можно влиять жестами.
Дьюла ненадолго умолк, видимо, погрузившись в воспоминания.
– Помню, как увидел это впервые. Представляете себе рассерженного слона? Громадина, уши растопырены, бивни вперед, а слоны бивнями, между прочим, стальные листы корежат. И скорость километров сорок по бездорожью. А на пути у него – человек. Без ружья, даже без копья или топорика. И вдруг: легкое движение руки, вся эта громадина мигом успокаивается и мирно удаляется. Так-то. А позже я и сам стал этому учиться.
Роже пытливо поглядывал через плечо на спутника.
– Вообще, Африка – воистину загадочный континент. Вы слыхали хоть что-нибудь о суданских чародеях? Они умеют поднимать на ноги мертвых…
– Погодите с чародеями, – пробормотал Роже и дернул головой в сторону Сагасты. – Что знают о вас те молодчики?
– Приблизительно то же. Их это страшно заинтересовало. Впрочем, неудивительно…
– Как они это объясняют?
– Подозреваю, что никак. Назвали – кинетическим гипнозом. А объяснить, наверное, не могут. Потому и ловят, – подытожил Дьюла.
– Кинетический гипноз? Гм, первый раз слышу, – Роже побарабанил пальцами по рулю. Некоторое время они молчали. – Ну, и как будем выпутываться?
Дьюла за это «будем» благодарно сжал плечо своему нежданному помощнику.
– Надо улетать. Чем скорее, тем лучше. Может быть, оторвусь. Денег у меня как раз на авиабилет.
Роже закивал. Потом вздохнул:
– Интересно, как вы это делаете?
Дьюла невесело усмехнулся:
– Руками…
– А почему не ногами или, скажем, головой?
Дьюла усмехнулся шире:
– А вы попробуйте ногами совершить любое достаточно сложное движение. Человек для этого попросту не приспособлен. Не-ет, руки – это единственное, что может двигаться тонко, точно и выразительно. Даже в наручниках. Они ведь уже взяли меня однажды.
– И?
– Удрал. Слава Богу, руки впереди закрыли, а не за спиной. Двоих обработал и ходу… Но теперь они ученые. Второй раз не оплошают.
– А что происходит с людьми, которых вы обработаете?
– От меня зависит. Смотря как глубоко проникать. Можно обездвижить на час, на два. Можно навсегда. Можно усыпить. Ослепить или лишить слуха. Да что угодно – можно даже заставить вообразить себя кем-то иным – зверем, например. Или деревом. Что в голову взбредет, – Дьюла говорил равнодушно, словно о ценах на пирожки где-нибудь в Буэнос-Айресе, а Роже содрогался от каждого слова. Это все наверняка было правдой. От первого до последнего слова.
– Но если этому трудно и долго учиться, какой прок от этого спецслужбам?
Дьюла тускло уставился на Роже.
– Вы телевизор смотрите?
Роже кивнул, ожидая продолжения.
– Неплохо показать меня посреди любой гвоздевой воскресной программы, а? Бац! – и полстраны валяется. Они ко всему относятся как к оружию.
Роже потрясенно уставился на собеседника, на миг потеряв контроль над автомобилем.
– И вы сделаете это?
– А что стоит напичкать меня наркотиками? До невменяемости…
Шоссе стремительно рвалось навстречу.
– Улетать нужно, – глухо сказал Дьюла. – В Африку, в джунгли. К слонам.
Роже с трудом переваривал свалившиеся на его праведную голову новости. Впереди уже виднелась Барселона – первое, что бросилось в глаза, конечно, плотное облако смога, неотъемлемый спутник всех больших городов.
– Я сворачиваю в аэропорт, – сказал Роже, завидев указатель. – Как действуем?
Дьюла ответил сразу, видимо, давно все решив и продумав:
– Если захотите помочь…
– Захочу, – перебил Роже.
– Спасибо. Тогда вот деньги. Билет. Куда угодно. Лучше в Африку. Конго, Заир, Уганда – без разницы. Лучше, чтобы прямо сейчас. Ну, а там уж буду прорываться. Только осторожнее, если что подозрительное – ко мне не возвращайтесь. Ждите.
«Подозрительное, – уныло подумал Роже. – Дураки они, что ли, в этих своих спецслужбах?»
Дьюла остался в машине. Роже, стараясь выглядеть непринужденно, направился ко входу. В холле все было, как и везде на вокзалах: люди, чемоданы, игральные автоматы, эскалаторы и бары. Медленно пересекая зал, Роже шарил вокруг глазами. Сердце отчаянно колотилось, ноги слушались далеко не так охотно, как всегда. Пожалуй, на ниве разведчика Роже не снискал бы лавров…
У касс народу почти не было. Роже наклонился к окошку и почему-то вздрогнул. Возникшее предчувствие было очень нехорошим.
Он обернулся. Крепкие ребята в изысканных костюмах вели Дьюлу от машины с заломленными за спину руками. Ошибок повторять они не собирались. Роже подошел к самому стеклу. На него никто не обращал внимания. Только Дьюла тоскливо и безнадежно посмотрел на него и виновато опустил голову.
Роже маячил у прозрачной стены аэровокзала потерянно и одиноко.
– Как быстро… – пробормотал он шепотом.
Они и правда не дураки в этих своих спецслужбах.
А потом он остервенело жал на акселератор, глядя на мелькающие за окном деревья, судорожно ворочал рулем и упрямо твердил про себя:
«Выброшу телевизор! К чертовой матери!»
© Октябрь 1988Николаев
Средство от одиночества
Море было ласковое и спокойное, на светлый прибрежный песок оно посылало мягкие шуршащие волны, полные разноцветных солнечных бликов. Но Вилька прекрасно знал, что далеко не всегда оно такое. Силу и мощь взбешенных водяных гор он познал давно, и его любовь к морю смешивалась с почтительным уважением.
Вилька прищурился, не пуская в глаза яркое солнце, и направился к своему любимому месту. Холодный после ночи песок приятно щекотал ноги. Наверху, на обрыве, он замер.
Каждый день он видел эту картину и каждый день замирал от восторга на самом краю, там, где берег круто обрывался. Перед ним раскинулось оно – бесконечное и могучее море; высота позволяла видеть далеко, и он никак не мог привыкнуть, что это живое аквамариновое чудо принадлежит и ему тоже. Оно было изменчиво и непостоянно, вчера над волнами стлалась призрачная синеватая дымка, а сегодня воздух стал пронзительно прозрачен и горизонт угадывался где-то неимоверно далеко, а за второй косой играли дельфины.
– Пришли! – улыбнулся Вилька. – Вернулись!
Он часто играл с дельфинами, заплывал очень далеко. Плавал он феноменально. И, кроме того… Но об этом Вилька предпочитал не вспоминать.
Дельфины были знакомые. Они вообще очень игривый народ, и Вильку считали если не совсем своим, то, по крайней мере, больше, чем просто человеком. Иногда он ночевал с ними в море, а утром мать встречала его с отчаянием в глазах. Она молчала, но Вилька угадывал ее боль и еще сильнее замыкался в себе. Боль за него, за Вильку. Но тут он был бессилен.
Зажмурившись, Вилька подумал: «Хорошо бы сигануть прямо отсюда в море!» Но здесь было мелко, а летать Вилька, к сожалению, не умел. Вот дальше на запад, за маяком, – пожалуйста. Вилька не раз бесстрашно прыгал с пятидесятиметровой высоты, знал, что дна все равно не достанет. А здесь – мелко, от силы по пояс. Настоящая глубина начиналась дальше – за второй косой.
Вилька ушел вправо, где вниз змеилась узкая крутая тропинка. Он спустился уже наполовину, когда заметил внизу одиноко лежащую фигуру. Вилька нахмурился – никто не имел права посягнуть на его территорию. Туристы здесь никогда не появлялись, уходили либо на Евпаторию, либо на Донузлав. Курортники тянулись к обширным песчаным пляжам, а не к скалам и обрывам, и за все лето Вилька тут никого не встретил, оставаясь наедине с морем. Он искал одиночества и менял людское общество на море и дельфинов, а боли не чувствовал лишь потому, что давно привык к ней.
Внизу оказалась девушка. Травянисто-зеленый купальник, разбросанные по плечам волосы. И лежит лицом вниз, уткнувшись в сложенные руки. Рядом, под ивой, виднелась пара вьетнамок и бело-голубая динамовская майка.
«Лежит, – неприязненно подумал Вилька. – Как у себя дома…»
Он уже спустился и бесшумно приблизился на десяток шагов. А потом решил: ведь пришел он не к этой непрошеной девчонке, а к морю. Вот и пойдет к морю.
Все так же бесшумно он сбросил рубашку, совсем рядом с динамовской майкой, неслышно вошел в воду и, зайдя по колено, скользнул во встречную волну. Земля стала мерно уходить назад.
Читать бесплатно другие книги:
