Ганнибал великий Прозоров Александр

Глава шестая

Дорога на Теан

Захват этого городка, прошел быстро и без проблем. Хотя Федору, уже видевшему Карфаген, Рим, Геную, Капую и другие здешние поселения, новый городок показался скорее большой деревней. Однако, он занимал стратегическое положение, имея со временем все шансы превратиться в крупный торговый центр. Но, как подумалось Чайке, въехавшему на коне в захваченный город, это будущее ему гарантировано уже в другой стране, поклоняющейся другим богам.

Между тем, до победы было еще далеко. Просто занять пустые дома – не большой подвиг. Следовало вырвать у змеи жало. Но едва они приблизились к центру городка, где располагалась небольшая цитадель, как с дальней окраины донесся невообразимый шум. Это хилиархии Адгерона и Карталона с ходу пошли на приступ. Звон оружия и крики доносились даже сюда.

– Окружить крепость, расставить дозоры и осмотреться, – приказал Федор, – но не высовываться.

Имея шестьсот с небольшим человек, штурмовать крепость, в которой засела тысяча легионеров с баллистами и стрелометами, было бы чистым безумием. Можно положить всех и не добиться результата. Тогда Атарбал ему сам голову оторвет. И все же Федор не собирался сидеть совсем без дела и рассматривал вариант быстрой атаки в надежде, что Баал-Хаммон надоумит его, как это сделать.

В ожидании знака богов, Чайка отправил своих разведчиков осмотреть крепость повнимательнее, а основной контингент, – шесть спейр, – выстроил друг за другом на главной и двух параллельных улицах между крепостью и дорогой, что вела к развилке за городом. Ведь легионеры могли попытаться прорваться на соединение со своими атакованными товарищами. Неизвестно еще, что за командир управляет гарнизоном крепости, – осторожный или вспыльчивый.

Ответ на этот вопрос он получил очень быстро. Не успел он облюбовать для своего походного штаба просторный дом какого-то торговца неподалеку от форума, как туда явились его разведчики, посланные Урбалом.

– Чайка, в крепости открыли ворота. Из нее выходят римские манипулы. Они направляются сюда, в сторону главной улицы.

– Лучников на крыши окрестных домов! – Приказал он, направляясь к строю солдат. – Двум спейрам, пятой и третьей, перекрыть соседние улицы. Остальным четырем растянуться в глубину по главной улице.

Адъютанты убежали выполнять приказание. А Чайка взобрался на коня и поднял свой круглый щит.

– Приготовиться к отражению атаки, – выкрикнул он так, что его услышали все командиры и солдаты. А когда африканцы закончили маневр, Федор подъехал и остановился во главе седьмой спейры, рядом с Урбалом. Эта спейра стояла третьей по счету от фронта, в глубине, прикрытая еще двумя спереди и одной с тыла. Карфагеняне запрудили всю главную улицу, преградив римлянам самый широкий путь из города. Но на сей раз, Федор решил выполнять свои обязанности командира соединения более четко. Еще неизвестно, как идет бой в лагере, – он должен быть все время на связи, – да и в том, что ему скоро выпадет возможность снова помахать фалькатой, он ни мгновения не сомневался. Дело повернулось круто.

Едва финикийцы приготовились, как раздалась тяжелая поступь подкованных башмаков о камни мостовой, и в конце улицы показались красные щиты римских легионеров. Раздалась короткая команда на латыни, – римляне остановились. Казалось, их центурион, здоровенный детина, шагавший впереди, не ожидал увидеть себя отрезанным о лагеря. Два отряда разделяло сейчас не больше сотни метров.

Перед Федором вдруг вновь пронеслись воспоминания, когда он вот так же шагал с красным щитом и коротким мечом в этих шеренгах, наводя ужас на врагов Рима, до тех пор, пока судьба не вывела его совсем на другую дорогу.

– Мы не будем ждать, – вдруг крикнул он, – солдаты, в атаку! За Карфаген!

Командиры спейр вскинули вверх мечи, повторили приказ, и африканцы, сжав покрепче оружие, рванулись навстречу римским солдатам. Легионеры отреагировали мгновенно.

И в том и в другом войске в первых шеренгах шли копейщики. Пилумы римлян и саунионы[12] карфагенян взметнулись в воздух одновременно и обрушились ураганом на солдат противника. Возникла свалка. Пораженные в грудь и шею воины, выронив оружие, падали на камни мостовой, под ноги своим товарищам, а по их еще теплым телам уже топтались подкованные башмаки врагов.

Противники схватились в узком пространстве улицы, застроенной двухэтажными домами зажиточных горожан. Звон мечей и грохот сталкивающихся щитов заглушил все вокруг. В этот момент сверху на римлян полетели стрелы. Федор не зря приказал разместить лучников на крышах, и они делали свою работу хорошо. Римляне несли больше потерь, чем африканские пехотинцы, а лишенные баллист и «Скорпионов», оставшихся в крепости, ничего не смогли им противопоставить. Однако, разъяренные поражением в начале боя, легионеры поднажали и стали теснить первую спейру, скоро выдавив ее за перекресток улиц.

Часть римлян после этого, повинуясь приказу своего центуриона, бросилась на соседние улицы, пытаясь найти свободный проход и обойти финикийцев, стоявших у них на пути сплошной стеной. Но и там натолкнулась на заграждения из ощетинившихся клинками пехотинцев Карфагена. Звон мечей и крики огласили теперь и соседние улицы. Поле боя быстро расширялось.

Со своего места Федор уже не мог хорошо рассмотреть, как развивается битва, и, спрыгнув с коня, вошел в ближайший дом. Поднявшись на крышу вместе с Терисом и двумя адъютантами, он увидел все как на ладони.

Разъяренные римляне теснили его солдат по всем трем улицам, а одна манипула легионеров прорвалась и зашла в тыл левому флангу. Римляне использовали свое численное преимущество. Судя по их количеству, крепость, видимо, покинул весь гарнизон.

– Что-то быстро они решились на это, – пробормотал Федор, глядя, как легионеры атакуют по всему фронту, прорываясь и растекаясь по нескольким улицам небольшими отрядами, – странно. За стенами было бы легче отсидеться до подхода своих подкреплений. Либо их командир большой трус, либо они нас давно поджидали.

По лестнице застучали торопливые шаги, и на крышу поднялся посыльный.

– Чайка, – доложил посланник Адгерона, – лагерь взят. Мы преследуем отступающего противника.

– Как, – удивился Федор, – уже взят? Быстро вы обернулись. Молодцы. Сколько же там было римлян?

Солдат зажал раненое плечо, доспех уже намок от крови, и лишь потом ответил.

– Не меньше, чем нас. Но едва наши хилиархии пошли на штурм, как римляне покинули лагерь и стали отходить по дороге в сторону гор.

У Федора опять промелькнули смутные подозрения, что он присутствует зрителем на постановке какого-то римского представления. В этот момент снизу раздались крики ярости, и очередная шеренга римлян врубилась в строй карфагенян, оттеснив их почти к тому дому, на крыше которого находился их главнокомандующий. Следовало немедленно менять наблюдательный пункт.

– Кто преследует легионеров? – спросил он, бросив оценивающий взгляд вниз, а потом туда, где находился римский лагерь у развилки дорог, по одной из которых отступали, не теряя строя, солдаты врага.

– Наша хилиархия, – ответил солдат, – Карталон занял лагерь и ждет приказаний.

– Сообщи ему, чтобы немедленно выслал четыре спейры, а также нумидийцев мне навстречу, и блокировал прорывающихся римлян. Мы должны уничтожить весь этот отряд. А потом возвращайся к своим. Передай Адгерону, чтобы прекратил преследование и тоже вернулся в лагерь.

На лице солдата отразилось удивление, но он все же кивнул и сбежал вниз по лестнице, устремившись по одной из улиц, где еще не было римлян. Федор тоже решился сменить дислокацию, но когда он оказался внизу и вскочил на коня, римляне были уже буквально в двадцати метрах. Над головой морпеха просвистел камень из пращи, – его явно заметили. Схватившись за узду, Чайка едва успел пригнуться, как новый камень ударил в стену позади. Прикрывшись щитом, Федор отразил третий камень и, наконец, заметил пращника. Тот стоял рядом с центурионом, почему-то оказавшимся между двумя наступающими римскими манипулами, и выцеливал командира карфагенян.

– Ах, ты сволочь, – пробормотал Федор, нащупывая кинжал, но метнуть не успел. Далековато было. Их разделяли несколько шеренг дерущихся воинов.

Тут брошенный в него другим римским солдатом пилум, вонзился в шею лошади. Боевой конь командира хилиархии покачнулся, упал на колени, а затем завалился на бок, испустив предсмертный хрип. К счастью, расторопный Федор уже стоял на ногах с фалькатой в руке. Рядом был Терис и два адъютанта, прикрывавшие его щитами, по которым тотчас забарабанили камни.

На центральной улице оставалась только одна спейра, что еще не принимала участия в бою. Половина солдат в ее составе были лучники. Позади спейры улица была пуста. Там пока не было видно ни финикийцев, ни римлян. Федор колебался недолго. Он принял командование на себя и, вскинув фалькату, заорал.

– Лучники, пустить стрелы!

Тотчас натянулись луки и несколько десятков стрел, пущенных через голову сражавшихся на мечах солдат Карфагена, накрыли передние шеренги римлян.

– Еще раз! – заорал Федор.

Новая волна стрел поразила дюжину легионеров. Давление в центре ненадолго ослабло, но римлян было втрое больше. Долго тут не продержаться, это было ясно. Федор подумал про отступление, но в этот момент заметил, что со стоны лагеря по улице приближаются спейры Карталона, а рядом, обгоняя их скачут нумидийцы, растекаясь лавой по окрестным улицам.

«Ну тогда еще повоюем», – переменил он решение, и, выбравшись на свободное пространство, закричал.

– За мной солдаты, рубить римлян в куски!

И новая атака обрушилась на шеренги легионеров, уже почти прорвавшихся на свободу. Федор схватился с одним из вражеских солдат. Отбив его удар щитом, он быстрым и точным выпадом сначала поразил того в бедро. А когда римлянин согнулся, то нанес завершающий удар в открытую шею. Обливаясь кровью, солдат рухнул на камни. Федор прыгнул вперед, бросив короткий взгляд по сторонам. Рядом рубились его бойцы, уничтожая остатки той манипулы, что уже праздновала победу минуту назад. Еще мгновение и они были раздавлены. А Чайка оказался на свободном пространстве. До следующей манипулы римлян оставалось метров двадцать, а перед ней в боевой стойке со щитом и мечом стоял центурион.

Федор не раздумывая устремился к нему, и римлянин принял бой. Меч и фальката скрестились над головами, издав громкий звук, который тотчас потонул в воплях легионеров и карфагенян, тоже схватившихся насмерть, вокруг двух военачальников.

Центурион был не робкого десятка и свое дело знал. Он лихо уходил от ударов тяжелой фалькаты, и наносил свои, дважды сумев поразить Чайку в бок. К счастью, кираса у командира хилиархии была отменная. Лишь прогнулась от таких мощных ударов, но выдержала. А вот круглый щит вскоре разлетелся в щепки. Более тяжелый скутум[13] центуриона еще держался, хотя и дал трещину.

Лишившись щита, морпех пошел в атаку, так как защищаться было теперь еще труднее. Центурион же, напротив, использовал выгоду положения и, спрятавшись за скутум, попытался «подловить» Федора на ошибке, чтобы наказать за нее смертью. Вначале Федор Чайка яростно набросился на вражеский скутум, пытаясь развалить его несколькими мощными ударами, чтобы биться на равных, но не преуспел в этом. Щит выдержал все атаки. Зато сам Федор пропустил мощный удар в грудь, на сей раз пробивший металл кирасы, но остановившийся в миллиметре от тела. Спас толстый кожаный нагрудник, что носил командир двадцатой хилиархии под ней.

На секунду Федору показалось, что он ощутил холод смертоносного металла в своем сердце. А центурион решил, что достиг цели и, выдернув меч, даже опустил острие, глядя в глаза Чайки с улыбкой палача, словно желал стать последним видением умирающего.

Но «мертвец» тут же ожил и наказал его, со всей силы рубанув фалькатой по шее. Голова центуриона после такого удара отделилась от тела и скатилась на камни. А вслед за ней рухнуло и обезглавленное туловище, под которым тут же растеклась лужа крови.

«Сильный, но не смертельный удар, убивает того, кто его нанес», как-то отстраненно подумал Федор, проведя ладонью по кирасе, пробитой под сердцем, и бросив взгляд на мертвое тело противника. Но мощный вопль атакующих шеренг Карфагена заставил его снова вскинуть фалькату. Подошли вызванные для подкрепления спейры Карталона. А чернокожих нумидийцев Федор разглядел уже в тылу смешавших свои ряды римлян. Еще один натиск, и с гарнизоном крепости было покончено.

– Почему его здесь нет? – орал Чайка полчаса спустя, стоя на одной из башен захваченного римского лагеря и вглядываясь в то, что творилось на склонах горы, – я же приказал Адгерону прекратить преследование!

– Он ответил, что не может упустить противника, который обратил тыл и велел мне передать, что принесет голову их предводителя, – ответил бледный посыльный, на котором Федор выместил свой гнев.

– О боги, чтобы принести одну римскую голову он решил пожертвовать всеми финикийскими, что отданы ему под команду! – продолжал ругаться Федор, не отрывая взгляда от перевала на который уже почти взобрались солдаты Адгерона.

Посыльный молчал, не зная что ответить командиру. А Федор вдруг поймал себя на мысли, что Адгерон может добиться своего. Этот безбашенный вояка уже загнал римлян почти на перевал и это несмотря на превосходство последних в силе и в лучшей позиции. Последнее обстоятельство немного смущало Чайку. Но не бросать же на произвол судьбы собственное соединение. И он решительно отогнал сомнения прочь.

– Помоги нам Баал-Хаммон, – тихо процедил Федор сквозь зубы и, не веря в то, что делает это, приказал стоявшему рядом Карталону, – половине твоей хилиархии следует немедленно выступить и поддержать Адгерона. Остальные пусть остаются в лагере. Нам нужно захватить и удержать перевал. Я иду с вами. Терис…

Посыльный немедленно взобрался по лестнице, оказавшись рядом.

– Передай Урбалу, что он с остатками моей хилиархии остается в лагере и ждет здесь нашего возвращении и солдат, охраняющих мост через Вультурн, которые скоро должны подойти. Все, выполнять!

А еще через пару часов Федор был уже почти на вершине плоского хребта, где расходились в разные стороны две небольшие дороги, больше похожие на широкие горные тропы. Одна из них наверняка вела в городок Теан, приютившийся где-то там за отрогами на склонах горы Санта-Кроче, возвышавшейся сейчас над финикийцами своей громадой. А вторая вела на седловину, видневшуюся слева между ней и хребтом, уходившим к морю. Судя по всему, там прямо по курсу должна была находиться латинская колония Суесса-Аурунка. Именно туда и отходили легионеры, которых по-прежнему теснил неуемный Адгерон.

Трупы римлян усеяли всю дорогу до перевала, но Федор был вынужден признать, что их было не слишком много. Римляне отступали быстро, но организованно. Их отход до сих пор не превратился в беспорядочное бегство. И сомнения Федора в правильности принятого решения крепли с каждой минутой.

Отличные мощеные тракты – Аппиева и Латинская дороги остались далеко внизу. Солдаты Карфагена были вынуждены скучиться и поднимались теперь по тропе всего лишь по четверо в ряд, растянувшись на несколько километров. А когда они были уже почти под перевалом, оставив развилку далеко позади, сверху донесся яростный шум. Подняв голову, Федор увидел, что римляне контратаковали солдат семнадцатой хилиархии, быстро отбросив их с захваченного уже перевала. Адгерон ответил тем же. Бой разгорелся нешуточный. Судя по всему, легионеры устроили там засаду и теперь не только не уступали числом атакующим, но и превосходили их.

– Вперед! – в ярости крикнул Федор, оборачиваясь к ближайшим бойцам, – живее наверх! Пока еще не все потеряно.

Но тут его взгляд скользнул по склону вниз, привлеченный каким-то блеском. Присмотревшись, Федор заметил кожаные панцири и шлемы римских легионеров. Несколько манипул быстро приближалось к развилке со стороны Теана. Не прошло и десяти минут, как они перекрыли путь к отступлению, выстроившись плотным фронтом по всему склону, как только позволяла его крутизна. И с каждой минутой римлян там все прибывало. Федор с изумлением увидел, что они подтащили и установили чуть выше развилки несколько переносных «Скорпионов», направив их на карфагенян.

– Твою мать, – глядя на все эти приготовления, Федор опять перешел на русский от избытка чувств и сознания собственной глупости, что позволил заманить себя в засаду.

Между тем, он разглядел командира римлян, поджидавших его внизу. Это был невысокий, крепко сбитый мужик, явно в летах. Он прохаживался перед «Скорпионами», покрикивая на своих солдат. Чайке походка римлянина была отчего-то очень знакома. И если военачальник снял бы сейчас свой шлем с гребнем из красных перьев, то Федор дал бы руку на отсечение, что сквозь его короткие седые волосы уже пробивается небольшая лысина.

– Ну, вот и встретились, сенатор, – пробормотал Федор, покрепче сжимая рукоять фалькаты и ощутив при этом даже какое-то удовлетворение, – скоро поговорим по душам.

Глава седьмая

Амазонки в строю

Голова прошла быстро, «кочан» у Лехи был крепкий, а вот глаз болел целую неделю. Распухшие губы тоже ныли долго, – хороший удар в лицо пропустил бравый морпех от хозяйки Еректа, ничего не скажешь.

«Хорошо, что левый заплыл», – почему-то радовался Леха, нахлобучив поглубже высокую скифскую шапку вместо боевого шлема, словно смотрел на мир только правым глазом. Но и этим глазом Леха уже опасался лишний раз взглянуть в ту сторону, где параллельным со скифами курсом двигалась армия амазонок под командой царицы Оритии.

Почти десять тысяч баб, затянутых в доспехи и при полном вооружении смотрелись грозно. На их фоне свита Иллура из трех тысяч бородатых скифов просто терялась. Нет, издалека еще можно было принять их за обычных кочевников мужского пола, но когда амазонки приближались с развевающимися по ветру волосами, да еще солнце делало выпуклыми все скрытые прелести, Лехин подбитый глаз начинал дергаться в судорогах. И ведь не подойти – враз отрежут самое дорогое. Морпех в этом уже убедился. Однако, то и дело косил здоровым глазом в сторону царицы Оритии, ехавшей впереди своего войска.

Позади нее, поотстав на корпус лошади, передвигались ближайшие подруги-воительницы, и среди них та голубоглазая стерва, что научила Леху уважать слабый пол. Ехала себе как ни в чем не бывало. А кровный брат скифского царя, хоть и не был предан всенародному позору, но все равно мучился. Его мужская гордость была задета.

«Как же изменились бабы всего за пару тысяч лет, – кипятился морпех, сидя в седле и поглядывая на колыхавшиеся шеренги воительниц, в доспехах которых отражалось солнце, – этих попробуй, заставь за пивом сгонять. Без зубов останешься. Сразу трезвенником станешь. И как только местные мужики их терпят, да еще собой руководить дают? Вот, блин, проблема. Нет, это хорошо, что меня к скифам занесло, а не к этим».

Чтобы как-то успокоить свое обиженное сердце, Леха даже попытался представить их страшными и кривыми уродинами. Но, словно назло ему, все амазонки были как на подбор: высокие, крепкие, красивые.

Нет, такого ум морпеха еще «недавно» тянувшего срочную службу в двадцатом веке с его культурными законами, не мог быстро принять. Тем более, такой прямой ум, как у Лехи Ларина, который больше привык дремать, разрешая управлять жизнью кулакам, желудку и еще кой чему. В двадцатом веке все было ясно и понятно: бабы-дуры. А если и находилась среди них та, что была с этим не согласна, то общественное мужское мнение было явно не на ее стороне. Теперь же привычный мир встал с ног на голову и Леха нуждался в том, чтобы ему кто-нибудь все это разъяснил. Разложил по полочкам. Вот был бы рядом начитанный сержант, он бы объяснил. Но Федор Чайка сгинул в дальних краях, уплыв за моря, а Иллур ему все что смог, уже объяснил: «Мол, не подходи, хуже будет». И Леха остался один на один со своими противоречиями.

Так они проехали положенное количество дней, прибыв к Ольвии. Иллур отправил вперед гонцов предупредить, что скоро прибудет. И не один. Едва оказавшись в знакомых землях, Леха отпросился у царя на несколько дней съездить в стойбище, проверить, как там идут дела. На самом деле хотел немного забыться в привычной обстановке, переварить последние новости. Как ни крути, а кровному брату царя в походе придется постоянно встречать кого-то из этой десятитысячной армии амазонок. Не Оритию, так Исилею, а не ее, так их вон еще сколько. Надо было подумать, как с этим жить. Поостыть, поутешиться. А лучше беременной наложницы это никто не мог пока сделать.

– Что случилось? – охнула Зарана, увидев любимого хозяина с подбитым глазом, и схватилась за живот от расстройства.

Глядя на нее, Леха уже жалел, что приехал. Только разволновал девушку, а она ведь в положении, да и срок уже подходит. Тем более ему было стыдно признаться себе, что за последнюю неделю он ни разу о Заране не вспомнил. Глубоко же зацепила его эта голубоглазая амазонка, хозяйка Еректа, чтоб ей пусто было.

– Да так, – отмахнулся Леха, заползая в юрту, – повстречал тут… одного. Крепкий воин оказался. Еле победил.

– Какой ты у меня сильный, – приласкала его Зарана, сразу поверив в историю, – сейчас я тебе рану смажу целебным отваром, и все пройдет.

Два дня он предавался любовным утехам с наложницей, которая была на седьмом небе от счастья, пил хмельной отвар, смазывал раны целебным, и расслабился, наконец. Физиономия зажила, мысли просветлели. Но пора было и возвращаться. Иллур велел к военному совету непременно быть. Обмолвился, что приготовил для него специальное задание, но в чем суть не сказал. И теперь, обряжаясь с помощью Зараны в походную амуницию, Леха терялся в догадках, куда же его пошлют.

– Сына мне роди, – на всякий случай повторил Леха свой уже не однократно произнесенный наказ, – с войны вернусь – придумаем как назвать.

Поцеловав Зарану, Лёха ускакал в сторону Ольвии в сопровождении Инисмея и сотни скифских воинов. Остальные бойцы его личной армии дожидались в лагере у захваченной греческой крепости.

Военный совет объединенной армии скифов и сарматов проходил в огромной юрте Иллура на холме неподалеку от Ольвии. Увидев у входа знакомых коней амазонок, все пять были здесь, Леха тихо вздохнул, почесал свой едва заживший глаз и, откинув полог, шагнул внутрь. На полу, вокруг раскрытой карты, нарисованной на выделанном куске кожи, кроме самого царя скифов сидел Арчой, новоиспеченный адмирал Ичей, отличившийся при взятии Ольвии, и пять амазонок во главе с царицей Оритией. Все при оружии, но без шлемов. Мудрого Фарзоя Ларин опять не заметил, видимо, старик уже все обсудил с царем наедине.

– Здравствуй Аллэксей, – поприветствовал его Иллур, и добавил, указав на место рядом с собой, – Садись, говорить о войне будем.

Леха слегка поклонился и, скользнув по лицам амазонок, сел рядом с царем. Затянутые в панцири воительницы с удивлением воззрились на вошедшего воина.

– Это мой кровный брат и отличный воин, Аллэксей, – представил его Иллур амазонкам, а Леха не мог не заметить как, усмехнулась Исилея, – он прибыл к нам с севера, ведает конной разведкой и много знает о войне на море. Аллэксей будет присутствовать на совете.

– Так ты не скиф? – удивилась Орития, обращаясь прямо к Ларину, – Откуда ты родом?

Леха покосился на Иллура, не зная, что ответить. Снова обсуждать давно закрытый вопрос своего происхождения он не хотел. Но пришлось, поскольку «прибыл с севера», вдруг заинтересовало Оритию, так как означало, что Ларин, чтобы оказаться в Скифии должен был сначала миновать степную Сарматию. А это было довольно опасно для незнакомцев.

– Нет, – повел головой Леха, – русский я, русич, короче. Мой народ живет на далеком севере, откуда я прибыл на корабле.

Амазонки переглянулись.

– Русич? – удивилась Орития, – моя степная земля граничит с бескрайними лесами, там живет много племен, но я не знаю такого народа.

– Не мудрено, – осмелел Леха и решил пойти в наезд, приврав немного насчет родословной, – я не в степи родился. На моей земле много лесов и гор. Она граничит с холодным морем. Это так далеко, что даже ваши всадники туда никогда не заезжали, уверен.

– Говорят, там живут дикие и свирепые народы, – заявила вдруг хозяйка Еректа.

– Живут, – не стал отрицать Леха и добавил, ничуть не кривя душой, – Но, до вас им далеко.

Ответ, как ни странно, понравился амазонкам. Даже высокомерная Орития усмехнулась наглости этого бойца с далекого севера.

Леха в напряжении ждал новых расспросов, вспоминая разговор с Фарзоем на ту же тему, но амазонки, о чем-то обмолвившись вполголоса, неожиданно быстро сделали вывод насчет Лехиной национальности, причислив его к какому-то известному только им племени северных дикарей.

– Как ты попал сюда? – спросила напоследок одна из воительниц, такая же русоволосая, как и все, но с округлым лицом, – По реке?

– Это не важно, Тарнара, – оборвала ее Орития, – пора говорить о новой войне.

Морпеха такой поворот устраивал, но он все же ответил.

– Морем, – произнес Леха с достоинством, – я моряк и приплыл на большом военном корабле.

Но это заявление не произвело на амазонок должного впечатления: то ли кораблей они не видели в своих степях, то ли моряков не любили. В любом случае разговор быстро перетек на другую тему и Леха смог вздохнуть с облегчением.

– Наши армии готовы, – наконец произнес Иллур, начиная совет, – мы можем выступать хоть завтра.

– Я жду еще пять тысяч воинов, – заявила вдруг Орития, тряхнув гривой своих густых волос, – их мне обещал прислать Гатар. Поэтому с выступлением придется обождать несколько дней.

– Нет, – отрезал Иллур, немного напрягшись, – выступать мы будем немедленно. Но, ты сможешь подождать своих воинов и двинуться вслед за нами.

– Куда? – уточнила царица.

Иллур указал на карту, где на Лехин взгляд довольно коряво был изображен Крым, черноморское побережье в районе Ольвии и дальше на юг, вплоть до Греции, а также земли, примыкавшие к побережью до каких-то гор. «Кажется, там должны быть Карпаты» – подумал морпех, напрягая свою память. В некотором отдалении от Ольвии, на берегу залива, куда впадала большая река, Леха разглядел черную точку, – еще один греческий город, под которым было написано «Тира».

– Наш главный удар мы нанесем вот здесь, – объявил Иллур, ткнув пальцем в черную точку на карте, – первой целью нашего великого похода на запад станет греческая колония на берегу Тираса[14]. Но у нас достаточно сил, а потому мы должны ошеломить врагов. И удар будет не один.

Царь скифов замолчал, словно хотел потомить публику перед объявлением главного секрета. Амазонки молчали, спокойно ожидая пока царь скифов выговорится. Орития выглядела так, словно собиралась все сделать по-своему, хотя и должна была по условиям договора в этом походе во всем подчиняться Иллуру. Амазонки были здесь на положении наемников, которым заплачено золотом за службу. «Но, кто их знает, – подумал Леха, осторожно поглядывая на лица прекрасных воительниц, – что они там задумали со своим Гатаром. Политика – дело темное».

– Мы разделим армию на три части, – произнес наконец Иллур, оглядев собравшихся, – и ударим по трем направлениям сразу.

Орития и ее верные помощницы не прерывали царя скифов. Ичей, Арчой и Леха Ларин также внимали, не задавая пока вопросов.

– Первая часть армии под моим командованием двинется на греческую Тиру вдоль побережья, – сказал Иллур и, обернувшись к Ичею, добавил, – мы обложим ее со всех сторон, а с моря нас поддержит флот. Но, об этом после.

Он сделал еще паузу и продолжил.

– Второй удар мы нанесем севернее, в среднем течении реки, – палец вождя скифов продвинулся вверх по карте, – настала пора встряхнуть народ бастранов[15]. Этот удар нанесет Арчой со своей конницей.

Бородатый скиф нагнулся вперед, слегка поклонившись.

– А ты, Орития ему поможешь, – добавил Иллур, посмотрев в упор на амазонку, – дашь ему половину своих людей в помощь. Ведь бастарны граничат с твоими владениями, и я слышал, ты не очень то с ними ладишь.

– Это так, – кивнула Орития, посмотрев на одну из своих помощниц, – с Арчоем пойдет армия Исилеи, хозяйки Еректа. У нее почти четыре тысячи воительниц. Это ее земли граничат с бастарнами, и она очень не довольна своими соседями. – Я давно хотела с ними поквитаться, – заявила Исилея, положив ладонь на рукоять меча и прищурив глаза, – они заметно осмелели за последнее время. В прошлом годы эти ублюдки даже напали на Ерект. Я прогнала их со своей земли, но они успели сжечь несколько деревень вместе с жителями, прежде чем убрались к себе за укрепления.

– У бастарнов много крепостей, – кивнул Иллур, нехотя соглашаясь с Исилеей, – и пусть они не такие мощные, как у греков, но зато соединены между собой цепью вдоль реки, что мешает нашему быстрому продвижению на запад. Их надо сжечь, а бастарнов подмять под себя или уничтожить. В наших новых владениях останутся жить только покорные бастарны, которые будут нашими рабами.

– Я сделаю это с удовольствием, – кивнула Исилея, снова с силой сжав рукоять.

А Леха, глядя на это, заранее пожалел неизвестных ему бастарнов. Уж эта девушка слов на ветер не бросает.

– И все же вам нужно будет много сил, – продолжал развивать идею Иллур, – у бастарнов неплохая конница. Поэтому вы отправитесь в поход с корпусом Арчоя. А двадцати пяти тысяч всадников хватит, чтобы сбить спесь даже с бастарнов.

Леха снова взглянул на карту и, проследив за пальцем Иллура, подумал, что укрепрайон этих бастарнов находился севернее побережья, в некогда современной морпеху Молдавии, по которой, похоже, сейчас проходила граница зоны влияния сарматов. Но граница эта, если верить хозяйке Еректа, была довольно условной. И те и другие соседи ее регулярно нарушали, беспокоя друг друга набегами.

– Третий удар, точнее разведывательный рейд, – снова заговорил Иллур, у которого, похоже, еще не закончились идеи, – нанесет наш самый малочисленный отряд, в котором будет не больше пяти тысяч всадников. Это будут те, кого ты ждешь, Орития.

– Что они должны сделать? – наклонила голову царица сарматов.

– Пройти вдоль Тираса до его самых истоков, следуя сначала за Арчоем и стараясь не ввязываться в бои с бастарнами. Обогнуть их укрепленные городища, затем обойти горы, пронестись огненным смерчем по предгорьям и оттуда повернуть еще дальше на юг, сея везде панику и разрушения. Я хочу знать, насколько сильно сопротивление местных племен, на случай если мы решим ударить в обход горных хребтов. К этому времени будет ясно, как быстро мы продвинулись в направлении греческих полисов, и отряд получит новый приказ, – либо зайти в тыл бастарнам, либо вернуться к Тире.

– Хорошо, – кивнула Орития, – я сама возглавлю этот отряд. Но он будет больше. Я присоединю к нему еще шесть тысяч своих всадниц.

– Это будет уже целая армия, – покачал головой Иллур, нахмурившись, словно ему не нравилось решение Оритии, – ее легче заметить.

– Зато с ней легче сеять панику и разрушения, – отмахнулась Орития, повторив слова самого скифского царя, – ведь мы должны будем пройти по землям бастарнов, а затем кельтов. Ни те, ни другие нас особенно не ждут, и будут яростно сопротивляться. Небольшой отряд не сможет пробиться далеко. Поэтому мне понадобится как можно больше людей. И чем дальше я пройду, тем лучше. Ведь, чем сильнее наши удары потрясут границы Скифии и Сарматии, тем легче нам будет продвигаться дальше.

Иллур надолго замолчал, словно взвешивая слова Оритии, а в юрте повисла напряженная тишина.

– Хорошо, – сказал он, наконец, но по его лицу было видно, что это решение далось ему не просто, – отправляйся туда, как только прибудут твои люди.

Орития расправила плечи, улыбнувшись, словно одержала победу. А затем встала, положив руки на пояс.

– Думаю, мы узнали все, что следует, – произнесла царица сарматов, – и можем идти готовить свои войска к походу.

Леха с удивлением посмотрел на Оритию, а потом перевел взгляд на Иллура. Тот еле заметно скрипнул зубами, но простил ей такую наглость. По всему было видно, что присутствие амазонок, которые вели себя с ним на равных, давалось ему нелегко.

– Да, – кивнул он, – можешь идти. И не забудь присылать мне гонца каждый день.

Орития медленно вышла из юрты, придерживая свой меч. Вслед за ней покинули место совета и все ее длинноволосые подружки-воительницы. Леха не смог удержаться, чтобы не взглянуть на хозяйку Еректа. Но та гордо прошествовала мимо, не удостоив его даже ледяным взглядом. «Однако, – пронеслось в голове у морпеха, – если я правильно понял, она будет воевать вместе с моим корпусом. Даже не знаю, что и подумать теперь. Неужели это то самое задание, что хотел сообщить мне кровный брат».

Когда все гордые воительницы покинули юрту, Леха испытал заметное облегчение.

– Теперь о флоте, – Иллур обернулся к Ичею, продолжая совет, как ни в чем не бывало, – здесь, в Ольвии, останутся две квинкеремы и пять триер. Их хватит для защиты города. Хотя уверен, как только мы начнем осаду Тиры с моря, если и не все имеющиеся корабли, то триеры уж точно можно будет отправить к осадному флоту. Сколько у тебя готово кораблей?

– Не считая остающихся в Ольвии, пять квинкеерм и шестандцать триер, – отрапортовал Ичей. А еще целая флотилия бирем.

– Откуда столько взялось? – вставил слово морпех, у которого снова появился дар речи, – было же меньше.

– При штурме Ольвии суда греков не все сгорели, кое-что удалось захватить, – напомнил, ухмыльнувшись, Ичей, – вот теперь они нам послужат. Да еще Гилисподис сдал недавно одну квинкерему, – отличный корабль получился. Я его сам испытывал на днях. А Калпакидис поставил на него новые баллисты.

– Да, помню, – подтвердил Леха, – я видел этот корабль перед отъездом к сарматам.

– Гилисподис еще один обещает сдать скоро. Так что у нас мощный флот получается. Никакие греки не страшны.

– Только выучка моряков страдает, – из зависти покритиковал Леха, которого по старой памяти тянуло во флот. Однако, из-за прихоти кровного брата он был вынужден разрываться между конницей и кораблями, постоянно меняя их друг на друга, а иногда желая иметь двойника, чтобы успевать везде.

Разговаривая о кораблях, морпех вдруг вспомнил о том, что пленный греческий инженер Гилисподис уже смирился с захватом родной Ольвии скифами и проживал теперь в ней же, но уже при новой власти. Иллур подарил ему кроме большого дома еще и часть пристани под мастерские. Гилисподис теперь налаживал там ремонт старых и строительство новых кораблей, поскольку собственные верфи Ольвии при штурме сгорели. Леха как-то видел его пару раз и удивился: пленный инженер был весел и вполне доволен жизнью. От былой депрессии не осталось и следа. То ли он задумал усыпить бдительность скифов, чтобы сбежать в ближайшую греческую колонию, то ли, в самом деле, смирился с судьбой. Как ни крути, его родной город находился теперь под властью скифов, а новое командование относилось к нему хорошо и очень ценило.

«Да и бежать скоро будет некуда, – подумал тогда Леха, – если мы так быстро будем продвигаться по берегу моря, то все греческие колонии скоро станут нашими. Разве что в саму Грецию, да и то, как говорится, дайте срок».

Больше всего на свете инженер любил работать, а Иллур нагрузил его работой так, что Гилисподису было просто некогда задумываться о жизни. Во всяком случае, он больше не производил впечатления несчастного человека. Скорее наоборот, ведь ему дали средства на строительство самого большого и мощного корабля – эннеры, который он обещал завершить к моменту начала осады очередной греческой колонии. И Гилисподис с головой ушел в работу. Скоро над недавно выстроенным пирсом стал расти остов гигантского корабля, поражавшего воображение своими размерами и мощью бортовой артиллерии.

Однако, вождь скифов как-то признался Лехе, что присматривает постоянно за греком, и морпех успокоился. Свобода свободой, а остаться без лучшего инженера-кораблестроителя в тот момент, когда кораблей требовалось все больше и больше, скифы просто не могли. Поймав себя на этой мысли, Ларин вдруг понял, что стал иногда размышлять не как простой морпех, а как настоящий политик. «Тьфу ты, – мысленно сплюнул он, – с кем поведешься. Не зря же я постоянно с Иллуром, да Фарзоем общался, а теперь вон еще и сарматского царя узрел с царицами…Привычка, блин, вторая натура. Видел бы меня Федор, вот удивился бы».

– Спустя два дня после того, как я выступлю в поход, – продолжал Иллур наставлять своего адмирала, – твой флот должен выйти в море, приблизиться к Тире и полностью блокировать бухту. Никого из нее не выпускать, кто бы там ни оказался. Попытки прорыва пресекать. Топить всех: и военные корабли, и купцов.

Ичей с пониманием кивнул.

– Оборона у греков сильная, но не сильнее Ольвии, – сообщил Иллур, – мне доносят, что там сейчас стоят четыре квинкеремы и всего шесть триер. А помощи грекам ждать неоткуда. Разве что томы помогут. Да только пока они доплывут, мы уже возьмем город. Так что смело можешь вступать в бой с флотом.

Иллур усмехнулся. По всему было видно, что масштаб задуманного наступления по всем фронтам его вдохновлял.

– Мы должны прибыть раньше тебя и обложить город со всех стон, – добавил он, – но, если вдруг задержимся в пути, то сил у тебя будет достаточно. Захвати часть побережья и построй лагерь. Держи город в страхе. А когда мы подойдем, им останется только признать мою власть.

– Да, десант – это сила, – поддержал Леха, которому уже не терпелось принять участие в осаде, – Иллур, разреши, я тоже отправлюсь с Ичеем. Как-никак, опыт в таких делах есть.

– Нет, Аллэксей, – отрезал Иллур и обернулся к начальнику двадцатитысячного корпуса, к которому был приписан Леха, – Ты, Арчой, слышал наш разговор с Оритией. Завтра же выступишь в земли бастарнов, взяв с собой воительниц Исилеи. Она хорошо знает те земли и проведет тебя короткой дорогой. Преврати крепости бастарнов и дома их в пыль.

Низкорослый и широкий в плечах Арчой хлопнул себя по коленям так, что затряслась его борода.

– Я все исполню, повелитель. Бастарны будут приведены к покорности.

– Что же, – подвел итог царь Скифии, – тогда вы можете идти. Совет закончен.

– А как же я, – напомнил удивленный Леха, – ты вроде бы обещал мне какое-то задание?

– У тебя будет другой путь. Останься, я расскажу.

Леха с радостью остался, предвкушая секретное задание, но, когда все скифы покинули походную юрту царя, Иллур сказал.

– Еще вчера я собирался тайно отправить тебя в далекие земли на корабле, чтобы передать важное послание, но сегодня передумал.

– Почему? – удивился Леха, хотя и догадывался.

– Время еще не пришло, – туманно пояснил Иллур, посмотрев на своего кровного брата, – Тебя могут перехватить по пути и казнить или заставить выдать тайну под пытками.

– Да ладно, – отмахнулся Леха, – где наша не пропадала.

– Нет, Аллэксей, – настоял на своем Иллур, – завтра ты отправишься вместе с Арчоем и будешь исполнять его приказы. Ты отличный разведчик. Сейчас ты нужен мне там.

И, предвосхищая вопрос морпеха, добавил:

– Только к Исилее не подходи.

Леха невольно кивнул.

– Да уж, – пробормотал он, – с этими бабами надо быть поосторожнее да пожестче. Не понимаю, почему ты этой Оритии все разрешил. Больно уж она себя свободно ведет, не поймешь, кто здесь главный.

Его стрела попала в цель. Иллур вскипел, но быстро взял себя в руки, поцедив сквозь зубы:

– Орития смела и мудра, она сразу поняла, что ее посылают на смерть. Потому и взяла с собой столько людей. Ее враги, бастарны, храбры, имеют много конницы, а те земли, что населены кельтами, пройти труднее всего. Орития может и не вернуться. Во всяком случае, там погибнет много сарматов, а не моих людей. Это мне тоже на руку.

– Вот оно что, – пробормотал Леха, – ну да, на войне все бывает.

– Зато, если она покорит эти земли, – закончил Иллур, снизойдя до объяснения недогадливому брату, – то они отойдут к сарматам. Так мы договорились с Гатаром.

– И ты отдашь им эти земли? – удивился морпех, но, заметив искорку в глазах царя, добавил, – впрочем, это не мое дело.

– Все побережье будет нашим, – нехотя добавил Иллур, – А когда вы разберетесь с крепостями бастарнов и вернетесь к Тире, где, скорее всего, будет стоять мое войско, я расскажу тебе о задании. Оно никуда не уйдет.

– Это хорошо, – решил Леха.

Выходя из юрты, морпех подумал о том, что был бы очень рад уплыть сейчас с флотом Ичея и быть подальше от Исилеи, ведь на предстоящей войне судьба все равно рано или поздно сведет их. И морпех боялся потерять контроль над собой, хотя и поклялся Иллуру избегать частых встреч с хозяйкой Еректа. Ведь она должна была, по словам царя, прежде всего выполнить возложенную на нее задачу – помочь разбить бастарнов.

«Да пусть воюет, воительница хренова, – подумал Леха, потирая ушибленный глаз, который все еще напоминал о себе, – раз этой бабе дома не сидится, мне-то что».

Но в душе он уже знал, что вряд ли сдержит данное Иллуру обещание.

Глава восьмая

Вверх по течению

Пришло утро, но ни сорокатысячная армия скифов, ни корпус Арчоя не сдвинулись с места до тех пор, пока к Оритии не прибыл отряд сарматов. Иллур приказал ждать, – видимо, напряженность в отношениях с сарматами, оставалась. И он решил лично проконтролировать, сколько их еще прибудет в пределы его новых владений.

К удивлению Лехи прибывшие оказались мужиками. Пять тысяч мужчин, подчинявшихся знаменитой воительнице. Впрочем, последнее обстоятельство, уже не так шокировало морпеха. Постепенно он начал привыкать к местным нравам.

«Это что, – успокаивал себя Леха, поглядывая, как командир прибывших сарматов, здоровенный воин свирепого вида, что-то рапортует Оритии, – я ведь еще на востоке не бывал. Там, наверное, жизнь удивительная. Ну ничего, вот дойдем с Иллуром до Греции, а там посмотрим, куда дальше коней направить. Чует мое сердце, он ведь там не остановится».

Проведя еще ночь в пределах Ольвии, на рассвете следующего дня огромный лагерь забурлил, и все армии снялись со своих мест, направившись в разные стороны. Воинство Оритии, еще не расставшееся с амазонками Исилеи, двигались вместе за солдатами Арчоя, среди которых находился и Леха со своими скифами-разведчиками. А ударный корпус Иллура оставался возле Ольвии до тех пор, пока два первых отряда не покинули ее земли полностью. Стало ясно, что царь скифов решил оставить Ольвию последним. Обернувшись в сторону города на одном из холмов, Леха бросил взгляд на море и заметил, что флот все еще в бухте, как и хотел его кровный брат.

Покачиваясь в седле, Ларин припомнил, что на фоне масштабных приготовлений у захваченного греческого города, как-то незаметно прошла отправка еще одной ударной армии в Боспорское царство. Эти силы отправились вдоль степного берега, а в самом Крыму планировалась десантная операция с использованием кораблей захваченных у Херсонеса. Иллур начал войну на два фронта. Даже на три, не считая разведки боем. «Похоже, грекам мало не покажется ни там, ни здесь», – решил Леха.

Весь следующий день они двигались свободно, все это были еще земли Ольвии. Степи плавно переходили в холмы, поросшие редким лесом. К вечеру их догнал отряд всадников во главе с Исилеей. Вслед за предводительницей прискакало человек двадцать мужчин-сарматов.

– Завтра в полдень мы будем у границы, – сообщила Исилея, обратившись к Арчою и скользнув безразличным взглядом по лицу Ларина, – на восток будет моя земля, а на запад начнутся земли бастарнов. Их ближайшая крепость находится почти на самой границе.