Видимо-невидимо Гарридо Аше
Генрих: Кем поручено? На кого работаете?
Гость: Работаю на благо российской медицины.
Анна: Про клятву Гиппократа уже забыли…
Гость: Почему забыл? Ещё на первом курсе учили.
Генрих: В старой или в новой редакции?
Гость: Мы же в новом времени живём, значит в новой. А зачем вы это спрашиваете?
Семён: А вы нам тоже очень интересны.
Главврач: Друзья мои, на сколько мне известно, вы были согласны помочь нам в общении. И про видеосъёмку были поставлены в известность. Может быть, что-то изменилось и вы пошли на попятную?
Анна: Нет-нет, всё в порядке. Мои партнёры по картам немного поупражнялись в своём остроумии. Как вы хотите: сначала играем, потом беседует, или сначала беседуем, потом играем?
Гость: А давайте я запущу камеру, и пусть она снимает и нашу беседу, а потом и вашу игру? Хорошо?
Главврач: Ничего страшного в этом нет. Не раз ведь фотографировались. Почти никакой разницы.
Семён: А лишнего эта камера не заснимет?
Гость: Чего именно?
Генрих: Да мало ли чего. Лишнее оно и есть лишнее. Его ни с чем не спутаешь. Посмотришь и сразу видно – лишнее!
Главврач: Нет, я не думаю, можете не переживать, ничего лишнего снимать не будем, только вас и вашу игру в карты. Во что вы сегодня играете?
Анна: В «тысячу».
Главврач: Вот и замечательно. Начнём?
Семён: Да Бог с ними, пусть снимают, время уходит. Давайте уже, Анна.
(Анна раздаёт карты, гость устанавливает камеру).
Гость: Вы только в «тысячу» играете?
Анна: Нет, ну почему же. С субботы на воскресенье мы играем в «преферанс».
Гость: С субботы на воскресенье?
Анна: Да, знаете ли. Иногда часов до трёх-четырёх засиживаемся.
Генрих: Увлекаемся.
Семён: А что тут ещё делать?
Гость: «Преферанс» – вещь знатная. А, Виктор Семёнович? Вы в студенческие годы сами не увлекались?
Главврач: Да нет, как-то всё больше учёбой. У меня с латынью проблемы были, так что не до «преферанса»…
Гость: У кого не было проблем с латынью? А мы вот частенько с однокурсниками засиживались.
Семён: Тоже, значит, картёжник? И много проигрывали?
Гость: Что там со студентами проиграешь? А если даже в трубу вылетишь, так всё равно они же тебя и накормят, и напоят. Студенческое братство.
Главврач: Неужели вы ещё застали?
Гость: Застал. А вы, значит, не играли?
Главврач: Нет. На деньги – как-то мне не нравилось это.
Гость: А у нас говорили, я помню: кто не научился играть в «преферанс», тот обеспечил себе одинокую старость.
Главврач: Ну что же, действительно про меня.
Генрих: Вы не отчаивайтесь, Виктор Семёнович, мы с Анной можем вас научить. Семёна же научили.
Семён: И теперь мне одинокая старость не грозит, – мне повезло.
Гость: Вот, ещё вспомнил: карта не лошадь, к утру повезёт.
Анна: Может быть, вы ещё и про помеху «преферансу» вспомните?
Гость: Конечно. Помеха «преферансу» – скатерть, женщины и шум… (Смутившись). Но к вам, наверное, это не относится.
Семён: Ишь ты!
Генрих: У нас в «преферанс» только одна женщина играет, других нет.
Главврач: Скатерти у нас в обязательном порядке только в столовой. Тишины хоть завались, иногда только дятла и слышно. А на счёт женщин? Женщины, они, уважаемый Анатолий Петрович, не первый год и во флоте служат, и в самолётах летают. Да и вообще, кому помеха, а кому и утеха.
Гость: Это всего лишь присказка, не более.
Анна: А вы женаты?
Гость: Я? Женат, конечно, и дети есть. Вчера дочурку на утреннике снимал, вот, на видеокамеру.
Анна: Не мешает?
Гость: Кто? Кто не мешает?
Семён: Видеокамера?
Гость: Ах, да. Всё готово. Давайте снимать. Вы играйте, играйте.
Генрих: Не все ещё сделали взнос в банк. Ставка прежняя.
Гость: По сколько, если не секрет?
Анна: Не секрет, по сотне.
Гость: Нормально. А деньги у вас имеются?
Генрих: Анна любезно предоставила нам небольшой кредит. Больше нам их взять неоткуда.
Семён: Посетители ходят только к Анне. Ну, та молодая особа, куколка с губками.
Анна: Девушка, как я полагаю, взяла надо мной шефство. Носит мне книги, тёплые вещи, иногда сладости, новые колоды карт. Один раз по моей просьбе дала мне небольшую сумму денег. Но это было давно.
Семён: Это когда нам надоело играть на обёртки от конфет. Сейчас даже смешно.
Генрих: А по мне, так никакой разницы.
Анна: Со временем мы действительно поняли, что принципиальной разницы не существует.
Гость: Как же, деньги и фантики?
Анна: Видите ли, у нас у каждого по полторы тысячи рублей. И, естественно, выше этой суммы ставку мы поднять не можем. Можно, конечно, друг у друга одолжить денег на словах или под расписку. Но дело совсем не в этом.
Гость: А в чём же тогда дело?
Семён: У нас всё время так получается, что одному кому-нибудь выиграть не получается.
Генрих: То один выигрывает, то другой, то третий…
Анна: И так по кругу. В итоге все остаются при своём.
Гость: Значит, вы втроём достигли одинакового уровня мастерства. Вот и всё.
Анна: Вы сказали, что сами играли в карты. И видимо очень увлекались. У нас куда-то подевался элемент случайности. Иногда у нас самих складывается такое впечатление, что мы действительно раскладываем какой-то загадочный пасьянс на троих.
Генрих: Не исключено… Я подозревал…
(Появляется медсестра. Вид озабоченный, нахмуренный. Знаками показывает главврачу, что хочет с ним выйти).
Гость: Запись идёт, а вы не играете.
Семён: Так как мы можем и с вами говорить, и торговаться. Либо-либо.
Анна: Действительно, давайте уже всё обсудим, а потом спокойно поиграем?
Семён: Давайте.
Генрих: Может и доктор к нам присоединится?
Гость: Нет, спасибо. Я, в некотором роде, при исполнении, на работе, на посту.
Медсестра: (Шёпотом за спиной главврача) Мне нужно с вами поговорить.
Семён: Ну, тогда просто смотрите.
Гость: Хорошо.
Главврач: (Медсестре) Хорошо, хорошо… Да, сейчас.
(Раздаётся раскат грома).
Семён: Ого, как шарахнуло!
Генрих: Виктор Семёнович, кажется, вас вызывают.
Гость: А вы шутник.
Семён: Да у нас тут все немного шутники.
Главврач: Мне действительно нужно ненадолго отлучиться. Переговорить кое с кем.
Анна: С нашей главной медсестрой? Идите, не бойтесь, ничего мы с вашим гостем не сделаем.
Главврач: Я на минуту, извините, Анатолий Петрович.
(Медсестра и главврач уходят).
Гость: Непогода что-то разыгралась. Небо вон как затянуло. Если к вечеру ливень пойдёт, придётся мне у вас заночевать.
Семён: В ливень на трассе опасно. Либо тащиться кое-как, либо на обочине мокнуть.
Анна: Моё слово. Сотню возьму.
Семён: Я тоже возьму… возьму сто сорок.
Генрих: Я пасс…
(За спинами игроков появляются три медбрата в белых халатах).
Анна: Посмотрим… Всё таки пиковый марьяж мой.
Семён: Лиха беда начало. Запишите, Генрих Модеувкович.
Гость: Кстати, а откуда такое отчество? Это получается, что ваш отец был Модеувк? Правильно я произнёс? Я не слышал о таком мужском имени.
Семён: Многие говорят, что не слышали до встречи с Генрихом Модеувковичем. Значит вы тоже ничего не знаете о его отце, заметной личности своего времени.
Анна: Да, вы верно произнесли, Модеувк. Но об этом может рассказать только сам Генрих Модеувкович. Все истории, связанные с его семьёй могут не однозначно сказаться на его психологическом состоянии. Вы понимаете, о чём я говорю?
Гость: Конечно. Беря во внимание ваш диагноз, вам противопоказаны резкие эмоциональные перепады.
Семён: Ну, так что, Гера, поведаешь про своего батю, пока у нас игра только в зачаточном состоянии? Один кон только разыграли.
Генрих: Я не знаю, как отнесётся к этому мой сын. И не сболтну ли я чего лишнего. Отец был человеком строгим. В принципе, я давно никому не рассказывал о своём отце. А человек он был хороший. Имя ему дал его отец, мой дед.
Семён: Да ну!?
Генрих: Это я вам точно говорю. Рассказ, вообще-то, нужно начинать именно с него. Нелёгкое было время послереволюционного становления молодого советского государства…
Семён: Анна, сдавайте пока ещё, за Геру.
Сцена девятая
(Медсестра в кабинете главврача. Заходит главврач).
Главврач: Вы видели, как полыхнуло?
Медсестра: Видела, Виктор Семёнович. Большая гроза идёт.
Главврач: Нужно будет проконтролировать, чтобы закрыли все окна и форточки. Со стихией шутки плохи.
Медсестра: Стихия не любит шуток. Это только на первый взгляд природа прекрасна и восхитительна. Но если повнимательней к ней приглядеться, как становится понятно, что она слепа и жестока.
Главврач: Я начал замечать в последнее время, как у вас, Зинаида Аркадьевна, всё ниже и ниже падает настроение. А мыслями вы начинаете понемногу улетать от нашего дома. Я прав?
Медсестра: Да, это так. Несколько дней назад я уже начала чувствовать некое приближение какого-то большого магнита. Меня начинает тянуть всё больше и больше куда-то вверх. А сегодня я услышала явственный голос. Он говорил мне.
Главврач: Может быть, это был кто-то из пациентов? Или сторож дядя Гриша? Как-то раз под пьяную лавочку он проговорился мне, что тоже видит всех моих помощников в этом доме. Может быть, решил подшутить над вами?
Медсестра: Нет, это был совсем другой голос. Я даже узнала его. Его трудно спутать с каким-нибудь другим голосом. Всю свою жизнь мы словно не догадываемся о его существовании, но наступает момент, и мы его сразу же узнаём. Это он. Это его голос.
Главврач: Ну, хорошо, пусть это будет его голос. И что же он вам сказал?
Медсестра: Он сказал мне всего лишь одно слово. Но мне было его достаточно, чтобы всё понять.
Главврач: У всех это происходит по-разному. И некоторые ваши предшественницы попросту уходили. А с вами ещё и говорят. Голос сказал «Аминь»?
Медсестра: Нет. Он просто сказал «Пора!». Сегодня я должна вас покинуть. Всё, что я могла сделать для вас и ваших пациентов, я сделала. Много или мало, полезного или бесполезного, – судить не нам с вами. Значит, это просто кому-то было нужно. И вот ещё что. Мне известно то, о чём вы хотели бы попросить меня перед тем, как я покину вас.
Главврач: Но как это возможно?
Медсестра: Если бы я знала, как вообще это всё возможно… Вы просите этого у всех, таких же, как я, которые появляются рядом с вами и затем исчезают бесследно. У всех, кто отправляется вслед за ней, которая была рядом с вами самой первой.
Главврач: Откуда вы это знаете?
Медсестра: Не плачьте. Я не знаю. Можете сказать мне это, а можете не говорить. Каким-то образом ваши слова уже звучат в моей голове. Я обязательно выполню вашу просьбу, если это окажется в моих силах.
Главврач: Самой первой моей помощницей, моей медсестрой, была моя супруга, которая умерла к тому времени уже как два года. И когда я уехал из города, решив связать свою дальнейшую врачебную практику с новой частной спецлечебницей, через неделю появилась она, моя Рая. Её видел только я и некоторые пациенты, но не все. Я запирался в кабинете, и мы часами разговаривали с ней. Она никак не могла вспомнить свою прошлую жизнь. Впрочем, как и все последующие мои помощницы.
Медсестра: Я тоже не исключение.
Главврач: Это была настоящая пытка вперемешку с чувством огромного счастья от одной только мысли, что любимый человек снова рядом. Что он смог вернуться оттуда, откуда, казалось бы, возвращения нет. Два месяца сладких иллюзий. Пока в один прекрасный день, вернее, ужасный день, примерно такой же, как этот, моя Рая не произнесла мне слова прощания.
Медсестра: Она сказала вам, что её время вышло, ей необходимо вернуться.
Главврач: Да. Просто, необходимо вернуться. Куда? Зачем? Для чего нужен был этот спектакль? Этот фарс? Я чувствовал себя препарированной лягушкой под Божьим микроскопом, только вместо внутренностей он пытался разглядеть мою душу. Что там у него внутри? Ну-ка, как оно работает, то, что я ему вдохнул? Всё ли в порядке с его шестерёнками и звёздочками? А у меня этот весь механизм так гудел, натянутыми тросами, готовыми вот-вот лопнуть… Я целый месяц с дядей Гришей не просыхал. Меня в котельной на носилках от посторонних глаз прятали…
Медсестра: Потом была вторая, третья, четвёртая… Вот и моя очередь подошла.
Главврач: Самое удивительное для меня это то, что никто из вас не помнил своего прошлого.
Медсестра: Очень часто прошлое для человека является непосильной ношей. А так как мы почти или уже не люди, а скорее духи, призраки, нам, видимо, разрешено не таскать за своими плечами этот груз прожитых лет… А к нашей смене вы уже попривыкли?
Главврач: Как тут попривыкнешь? Удивительно, что вы ещё имя своё помните.
Медсестра: Мне это самой удивительно. Не знать, кто я есть на самом деле, но при этом помнить своё имя. Непонятно…
Главврач: Так, значит, вы сможете?
Медсестра: Да-да, конечно, не переживайте. Если мне удастся, если я каким-то образом увижу вашу жену или встречу, – никому не известно, как это может произойти, – я обязательно передам ей о том, что вы её по-прежнему очень любите, и будете помнить всегда. Ну, до самого того момента, пока сами не сможете излить ей все свои чувства. Непосредственно при встрече, лично, в общем…
Главврач: Хорошо…
Медсестра: Что хорошо?
Главврач: Не знаю, мне просто на душе как-то спокойней стало.
Медсестра: Понятно. А вы церковь давно посещали?
Главврач: Я? Церковь? А это так необходимо? Почему вы меня об этом спрашиваете?
Медсестра: Мне видно, как вы страдаете. И всё то время, пока я была рядом с вами, это было заметно.
Главврач: А причём же тут церковь?
Медсестра: Некоторым людям она помогает. Вера может принести утешение, душевный покой, сострадание, в конце концов.
Главврач: Я, знаете ли, не некоторый и чужое сострадание мне ни к чему. Я сам сострадаю всем тем, кто находится под крышей этого здания. Душевный покой? А нужен ли он, этот душевный покой? Покой души равнозначен покою тела. В конечном итоге, и в том и в другом случае, всё закончится банальным погребением. Правда, я слышал, что душа бессмертна. Значит, и покой ей ни к чему. Пусть живёт и трепещет.
Медсестра: Страдает.
Главврач: Ничего, пострадает, пострадает, да перестанет. Когда-нибудь всё равно перестанет.
Медсестра: Вы, Виктор Семёнович, человек образованный, вам виднее.
Главврач: Так, значит, говорите, сегодня смена караула?
Медсестра: Чего смена?
Главврач: Я просто образно выразился. Вы уйдёте, и придёт другая.
Медсестра: Возможно, придёт, а возможно и не другая.
Главврач: Я как-то об этом не подумал. (Гремит гром). Вы слышите, как громыхает? А ведь верно, до этого были только женщины. Почему, кстати?
Медсестра: Вопрос не ко мне, а скорее к вам.
Главврач: Хорошо-хорошо, я всё понял. Никто ничего не знает, никому ничего не понятно.
Медсестра: Вы слишком много задаёте вопросов, при этом не стараетесь сами на них ответить. Ладно, мне пора. Прощайте, Виктор Семёнович.
Главврач: Вот так вот просто возьмёте и уйдёте? А попрощаться с пациентами, с которыми вы беседовали последние полгода, поддерживали их морально и, как вы говорите, выражали сострадание?
Медсестра: Я думаю, это уже ни к чему. Тем более что меня что-то торопит. Словно подталкивают: «быстрее, быстрее!». Я сама чувствую, что что-то случилось. Уже случилось. Где-то на дороге. И это ужасно.
Читать бесплатно другие книги:
