Фронтовик. Убить «оборотня» Корчевский Юрий

Глава 4

Медвежатник

Сослуживцы действия Андрея восприняли неоднозначно. Некоторые всецело одобряли:

– Молоток! Кабы не ты, солдатики под пулями полегли бы.

Другие были категорически против:

– У каждого свое дело. Наше – в оцеплении стоять. За медалью полез или выслужиться захотел.

Пусть высказываются. Как говорится, «на каждый роток не накинешь платок». Сам Андрей был уверен, что в той ситуации он принял единственно правильное решение и этим сберег жизни молодых парней. Подрастерялись они немного, так опыта нет, и командир в первые минуты боестолкновения убит был. И не выслуживался он – просто не мог спокойно смотреть, как бандит расстреливал парней. Не война ведь, зачем им гибнуть?

Прошло несколько дней. Андрей стоял на посту. Снег уже таял вовсю, и он жалел, что не смазал на ночь сапоги гуталином. Ежели их пропитать ваксой, воду пропускать не будут.

Вдруг к нему прибежал запыхавшийся оперативник:

– Фролов, ты что натворил?

– Да вроде ничего…

– Ну да, рассказывай сказки! Там начальство в отделение приехало на черной «эмке», тебя требуют.

– Я же не чай пью – на посту.

– Хочешь заставить полковника ждать? Иди быстрее.

Андрей привык подчиняться приказам и потому прибежал в отделение.

Дежурный старшина сделал страшное лицо и ткнул пальцем в потолок:

– Начальство приехало, в кабинете у Васильева сидят.

Андрей направился было к лестнице.

– Стой! Иди сюда! – Старшина протянул сапожную щетку. – Пройдись по сапогам. Начальство – оно любит, когда все надраено.

– Так грязно на улице, лужи.

– Ты это им расскажешь.

Андрей быстро прошелся по сапогам щеткой, осмотрел себя перед зеркалом, поправил шапку. Поднявшись на второй этаж, постучал в знакомую дверь.

– Войдите!

Андрей вошел и встал по стойке «смирно».

– Сержант Фролов по вашему приказанию прибыл, – доложил он по уставу.

– Вольно, сержант, садись.

Андрей снял шапку и сел на краешек стула. В натопленном кабинете после бега ему показалось душно.

Капитан исподтишка показал ему кулак, чему Андрей несказанно про себя удивился – вроде грешков за собой он не знал. Пахал с утра до вечера за 69 рублей новыми, послереформенными.

В кабинете сидел полковник, наверное, из Управления. На груди планки за награды, целая колодка в три ряда. Он смотрел на Андрея требовательно, и тому стало неуютно. К тому же сразу возникло ощущение, что лицо полковника ему знакомо, и они где-то уже встречались, только он не может вспомнить где.

Начал капитан:

– Ты что же молчок, рапорта не написал? Почему я узнаю о происшедшем от начальства?

Андрею стало ясно, что нагоняя ему не избежать, хотя он и не понимал за что. Он встал:

– Виноват, исправлюсь.

Еще по службе в армии он знал, что перед начальством нужно повиниться, не ерепениться, и тогда наказание будет менее строгим.

– Сержант, вас никто ни в чем не обвиняет, – подал голос полковник. – Наоборот. Товарищ капитан немного сгущает краски. Вы же были в оцеплении неделю назад?

– Был, – подтвердил Андрей. Отказываться было бы глупо.

– Когда лейтенанта Вепринцева убили, вы взяли руководство боем на себя. Так?

– Так точно.

– Да сядьте вы!

Андрей снова уселся.

– Вот, командир второго взвода все ваши действия в рапорте описывает, и военнослужащие подтверждают.

– Раз пишет, стало быть – так и было.

– Скромник! Сам-то чего молчал? Политотдел звонит мне, интересуется, как человека отметили, а я даже сути не знаю!

– Виноват! – Андрей снова вскочил.

– Решением управления ты, Фролов, награждаешься Почетной грамотой и премией в тридцать рублей.

– Служу Советскому Союзу! – гаркнул, вытянувшись, Андрей.

Полковник положил на стол грамоту и деньги, пододвинул на край стола:

– Конечно, надо бы в торжественной обстановке вручить, да все на постах. Нехорошо людей срывать со службы.

Андрей снова сел.

– Да сиди уж ты, как ванька-встанька! В глазах рябит. Капитан, оставьте нас…

Васильев, пожав плечами, вышел.

– Ты ведь на фронте в разведке был?

– Так точно, три года.

– Везунчик! В разведке редко кто три года служит.

– Два ранения имею.

– Я смотрел твое личное дело. И о наградах знаю. Зря не носишь.

– Не у всех сотрудников награды есть, не хочу выделяться.

– Хм, похвально. И как служится?

– Нормально.

Начальству жаловаться на службу – только неприятности на свою шею кликать. Не помогут, только накажут за неумение работать.

– Есть мнение на учебу тебя послать.

Андрей хотел спросить – чье мнение? Мнение его самого кого-то интересует?

– Ты же десятилетку закончил, а многие в милиции имеют шесть-семь классов образования. Фронтовик, разведчик, орденоносец. Характеристику тебе капитан хорошую дал. В боестолкновении вел себя правильно, не хуже опытного офицера. Вот как все ладно складывается. Война окончилась, и нам нужны кадры грамотные, с образованием.

Андрей растерялся. К службе своей он привык, агентурой обзавелся. Стукачей завербовать сложно, а без них не обойтись. Про учебу он не помышлял, не мальчик уже снова за парту садиться. Да и стимула не было. Тогда в милиции за звания не платили, только за должность. В зарплате выигрыш небольшой, а ответственности больше. Одно дело – отвечать за себя, и совсем другое – руководить коллективом и получать нагоняи за их работу и недоделки.

Он раздумывал, а полковник продолжал уговаривать:

– Специального образования у тебя нет – даже краткосрочных курсов, стало быть, постовой – твой потолок на сегодня. А придут завтра молодые, да с образованием – могут и подвинуть…

– Не больно-то я держусь за должность постового, на заводе больше зарабатывают.

– Не тот у тебя характер, Фролов, чтобы за станком стоять. Думаешь, я не понимаю, почему ты под пулемет бандитский полез? Скучно тебе жить обыденной жизнью, душа действий просит, активности. Или я не прав?

Андрей был вынужден признать, что полковник угадал. Психолог он тонкий или штампы работы такие? Не попытался заинтересовать его деньгами или положением, давит на другие точки. Много ли их у человека?

– Ну вот и договорились. Пиши рапорт. – Полковник придвинул ему лист бумаги.

– А что писать?

– Я продиктую. Пиши на имя начальника Главка, генерал-лейтенанта Леонтьева А. М.: «Прошу зачислить меня на учебу в Московскую специальную школу милиции». Дата и подпись.

Полковник забрал и прочитал рапорт.

– Ну вот, теперь жди приказа о зачислении.

– Когда на учебу?

– Шустрый какой! Учеба с первого сентября, а до этого приказ должен быть. Кроме того, ты не один, будут группу набирать. Так что запасись терпением и служи. Желаю удачи!

Полковник вышел из-за стола и пожал Андрею руку.

– Послушай, сержант, мы с тобой раньше нигде не встречались? Что-то мне лицо твое знакомо.

– Никак нет, товарищ полковник.

– Значит, обознался.

Андрей вышел.

– Зачем он тебя столько держал? – спросил Васильев.

– На учебу блатовал. Дескать, образования у тебя специального нет, выше старшины не поднимешься – ну и все такое…

– А ты?

– Пока служить буду.

Капитан зашел в свой кабинет, а Андрей направился на пост. Учеба – она когда еще будет, а лямку тянуть надо.

Только он встал у своего перекрестка, подошла информаторша – она же агент, как их называли в органах. Была такая Танька Белошвейка. Воры приносили ей украденные вещи, она их перешивала, и скупщики краденого продавали их на барахолке. Она была вдовой, имела двоих детей на иждивении, и Андрею было ее по-человечески жаль.

– Федька Одноглазый ко мне вчера с Батоном приходил.

Батон был форточником, воровал по мелочи. Но он был удачлив. За всю свою воровскую карьеру он попадался с поличным и сидел всего один раз.

Кто такой Федька Одноглазый, Андрей не знал.

– Что за Федька?

Женщина всплеснула руками:

– Неужели не знаешь? Медвежатник он знатный. Его еще до войны, в сороковом году посадили. Теперь вот вышел. Хвастал – по амнистии, справкой об освобождении в нос тыкал.

Теперь Андрею стало все понятно. Медвежатник – редкая воровская специальность, они открывают сейфы подбором отмычек или вскрывают иным способом. Был как-то умелец, изготавливавший подобие большого консервного ножа. С помощью дрели он высверливал в дверце сейфа отверстие, вводил туда зуб своего приспособления и взрезал сейф, как консервную банку, поскольку силы он был недюжинной.

Медвежатников было не больше двух десятков на весь Союз, и милиция старалась держать их в поле зрения. Если появился в районе такой профессионал, жди серьезной кражи. Поскольку сейфы – принадлежность учреждений, организаций, заводов, то и ущерб от кражи бывал велик – не три червонца в кошельке, украденном в трамвае.

– Где он обосновался?

– Больше не знаю ничего.

– И на том спасибо.

Андрей, узнав такую новость, сразу пошел в отдел, к сотрудникам уголовного розыска.

При его появлении парни в комнате замолчали.

– Тебе чего, Фролов?

– Агент сейчас сообщил, что на свободу вышел некий Федор Одноглазый, медвежатник.

– Да ну! – Оперативники переглянулись. Потом один из них вышел, а другой предложил:

– Присядь. Ты сам-то его видел?

– Не доводилось.

– Здоровенный мужик, руки – что грабли. Черные очки носит, чтобы дефект скрыть. У него на самом деле один глаз в драке выбили – разборка бандитская была. Так он обидчику голыми руками шею сломал и изувечил его так, что опознать невозможно было.

Вошел оперативник с картонными папками в руках, судя по наклейкам – явно из архива. Открыл первую папку:

– Любуйся!

О, господи! С фотографии на Андрея угрюмо смотрел единственным правым глазом громила. Рожа у него была самая что ни на есть бандитская.

– У него два срока было – в тридцать четвертом и сороковом, но в последний раз он семь лет получил. А подельник его два года как вышел – по амнистии. Вот он. – Оперативник открыл вторую папку.

Андрей увидел абсолютно невзрачное, ничем не примечательное лицо. Мимо пройдешь, а через секунду и не вспомнишь. Для милиции это плохо, человек без примет.

– Не встречал?

– Нет.

– Тоже в нашем районе обретается. Наверняка эта парочка уже встречалась. Второй – наводчик и на шухере стоит. Фамилия – Полоскун, Игорь Матвеевич. Погоняло – Нос.

– Вроде на фото нос нормальный.

– Это потому, что он носом неприятности чует. Сам так сказал. Когда они на последнее дело шли, Полоскун сказал Дубовичу – это фамилия одноглазого, что не надо в артельную кассу лезть. А Федька его не послушал. В итоге оба срок получили.

– Похоже, Федька сейчас осматривается, инструмент подбирает. Мы у него набор отмычек изъяли, очень сложной и тонкой работы инструменты. Такой не каждый слесарь, даже высокой квалификации, сделает. Но слесаря мы тогда не нашли. Боюсь, как бы Федька проторенной тропой не пошел – к знакомому слесарю за инструментом.

– Да что там сложного, в отмычке? – удивился Андрей. – Видел я уже их у домушников.

– Э, не скажи.

Оперативник открыл свой сейф, где лежали папки с делами, и достал из глубины связку отмычек:

– Смотри. Железная трубка, на конце несколько колец. Поворачиваешь одно – бородка выдвигается. Медвежатник отмычку в замочную скважину вводит, потом ухом прижимается и бородки на слух подбирает. Дело долгое, иногда полночи уходит.

Андрей таких тонкостей не знал. Ну да, каждая служба имеет свою специфику.

– Ты молодец, Фролов, что важную новость сообщил. Лучше бы этот Федька загнулся в лагере. Он ведь по мелочи не работает, сам понимаешь. Если увидишь – не подходи, документы не проверяй. Проследи издалека – к кому пошел. Нам его берлога нужна.

– Коли он тертый калач, то меня вмиг просечет – на мне же форма.

– М-да, хвост он засечет сразу. Стукачей своих напряги.

– Попробую.

– И еще: если второго – Полоскуна – увидишь, обрати внимание, где он крутится. Он обязательно у какого-нибудь предприятия вертеться будет, узнавать – когда у рабочих зарплата. Ведь деньги из банка привозят. Вторая смена или ночная днем получить не успевает, и они в кассе хранятся. Вот такой момент они и выжидают. На больших производствах куш больше, но там охрана быть может и сейф посерьезней. В артелишке небольшой и охраны нет, как правило, и вместо сейфа ящик металлический. Добыча вроде легкая, а денег – кот наплакал.

– Понял, присмотрюсь.

– А я на разводе других постовых сориентирую.

Оперативники задействовали всех сотрудников – от паспортного стола до постовых. Им показали фото Одноглазого и Носа. Федька приметный, и если кто его встретит – сразу опознает.

После службы Андрей пришел домой, поужинал и позвонил Вале. Когда у него была возможность, он звонил ей по вечерам. Встречались они только по воскресеньям. В обычные дни Андрей приходил со службы поздно, Валентина проверяла тетради своих учеников, и гулять было некогда.

Зато в выходной день они бродили в парке Горького, ходили в кино. Новые фильмы выходили в прокат крайне редко, и каждый был событием в культурной жизни. Обсуждали дома выход на линию первых двадцати новых автобусов – красно-желтых, пахнущих краской. Ведь в войну почти весь автотранспорт, что городской, что колхозный, был мобилизован для нужд армии.

Они решили встретиться завтра, поскольку день был воскресным. Андрей нарядился в костюм, обулся в новые ботинки. Конечно, было немного прохладно, и легкое пальто не помешало бы – но не было. У Исаака Соломоновича, соседа, пальто только зимнее, и в нем жарко.

Немного поразмыслив, Андрей положил в карман брюк «вальтер». Пистолет, если он находится в брючном кармане, прикрыт полой пиджака, и его не видно.

На трамвае он добрался до дома девушки, взбежал на третий этаж и позвонил.

Дверь открыл полковник, который приходил в отделение милиции и склонял Андрея к учебе:

– Тебе что, сержант?

Из глубины квартиры донесся девичий голос:

– Папа, это ко мне пришли, а я еще не готова. Пусть Андрей подождет в гостиной.

– Значит, ты Андрей?

– Так точно.